Post mortem

– Не спишь. Беспокоишься. Почему? – Куда мне. Думаю. Как был беспокойным при жизни, так и остался – видно, судьба такая. – И это тоже пройдёт. У тебя в запасе целая вечность. У меня – меньше, но я помогу тебе. Помнишь, как это было т о г д а – падаешь, сбиваешь колени в кровь, поднимаешься так, будто ноги не твои, да и ты сам – словно не ты, а кто-то иной? Что-то вроде тряпичной куклы или манекена. Вроде и всё на месте, а что-то всё равно не то. А потом эти ссадины проходят, порезы и царапины зарастают, и спустя время ты и не помнишь уже, что случилось. – Разве с душой тоже так? Она ведь – совсем не то, что тело. Тело тленно и бренно, оно подобно зданию, которое со временем ветшает, рассыпается, а затем и вовсе перестаёт быть. А душа и разум – совсем иное. Они слабо зависят от тела. Вот я уже и не существую почти – разве что кости ещё не истлели, а я всё ещё здесь. Говорю вот с тобой, слушаю и понимаю. – Вот ты и ответил на свой вопрос. И душа зарастает, и боль проходит. И день пройдёт, и ночь пройдёт, и смерть…тоже… наверное… – Смерть – нет. Она начинается, но никогда не заканчивается, вот в чём парадокс. Здесь, в общем-то, и неплохо даже. И совсем не страшно. – А умирать? Умирать страшно? – Так, как выпало мне? С точки зрения телесности – ничуть. Разве что в тот момент, когда нож входит под рёбра, понимаешь: что-то не так. Но почувствовать страх попросту было некогда. Умирать от руки умелого, расчётливого убийцы всегда легко. Это тебе не Брагины бритвенники, только вчера нож увидевшие. Это человек, способный рассчитать любой параметр наперёд так, как даже Юлии не снилось. Это был не только и не столько разумный расчёт, это движение души. И вот от этого осознания слегка… досадно, что ли. Но не страшно. – Так кто же это был? Старший? – О нет! – Ты смеёшься? Ты правда способен смеяться т а м? – Кому, как не тебе, знать, что по эту сторону бытия всё куда как проще? Это у вас, живых, всё сложно настолько, что вы поневоле начинаете следить за собственной тенью – как бы она не натворила чего. А здесь уже не страшно, и уже не больно, и даже посмеяться можно: сколько всего, оказывается, было, и насколько это всё неважно. Уже неважно. – Неужели Младший? – Ты невероятно проницательна, Ласка. – Но как он?.. – Он способен рассчитывать всё наперёд, но рассчитывает он не разумом, а душой. Ей так было угодно, чтобы я в расчёты не входил? Знаешь, что бывает, если разобрать механизм? – Что же? – Иногда одна деталь может оказаться лишней, и без неё механизм не работает. А в этом случае я, оказавшись такой деталью, помог ему сделать так, что механизм заработал. – Многогранник? – Да. Вечного двигателя не существует, это знают все. Вернее, все, кроме него. Я показывал ему, где в его расчёты вкралась ошибка, объяснял, почему это строение не будет отличаться от Лестниц в Небо и Собора, но… – Так и не смог убедить. – Вернее будет сказать, своей смертью доказал, что он был прав. – Фархад? – Да? – Почему на твоём памятнике написано, что он стоит на прекрасном фундаменте? – Потому что скоро ты увидишь, что я не ошибся. В конце концов, самым упрямым из зодчих был именно я. Совсем скоро город увидит то, что я знал всегда. – Что же? – Что чудес не бывает.