Расскажи, как тебя любить

      «Тебе не стоило сюда приходить, Берр»       Языки пламени танцевали в неторопливом темпе. Красиво. Все в этой комнате красиво. И тусклый свет луны, что пробрался сквозь окно, и поблескивающие от этого света позолоченные украшения сией гостиной. И глаза Александра, два темных изумруда, пред которыми даже самые драгоценные камни становятся серыми и неприметными. Подушечки пальцев поочередно бьют о деревянный подлокотник, и Аарон узнает в этом жесте нечто до смешного знакомое.       Решимость и бушующая храбрость рассыпались перед тем, кто в эту минуту с холодом в глазах и на сердце смотрел в темноту, куда не мог дотянуться свет потухающего огня.

———Почему?———

      Это карма? Где последовательность стоит плечом к плечу с Богом. Ты не увернешься от стрелы, если он захочет попасть в цель.       Сидеть словно каменная статуя, и нельзя взглянуть на того, кто рядом, хоть боком, хоть на несколько мгновений — нельзя. Или же невозможно. Эта немая игра должна продолжаться долго, и такая раздражающая, и так необходима им обоим. Дети, честное слово.       — Мистер Берр.       Словно гром раздался голос Александра, словно гром прозвучали пропитанные холодом и ненавистью слова. Словно гром, ожидаемый и неожиданный, и лёгкая дрожь охватывает тело, ведь оно больше не принадлежит господину Аарону.       Мужчина молчит, уступая речь Гамильтону. И как не хотелось перевести взгляд, разглядеть наконец среди пляшущих теней вечно хмурое лицо, чуть прищуриться, увидев мелькающие языки пламени в потухших глазах — нельзя.       Или невозможно.       А секунды летят слишком быстро, чтобы ухватиться за это мгновение. Перед глазами начинают мелькать маленькие искорки. И хочется кричать, и хочется закрыть рот ладонью, чтобы не издать звука. Хочется уйти и хочется остаться.       Но секунды летят слишком быстро.       — Это так забавно, — вновь подаёт голос Александр, — я вспоминаю ту ночь.       И Берр сходит с ума, ведь он более не может ждать. Действительно забавно, любые принципы растворяются вместе с табачным дымом по одной лишь чужой прихоти.       Пусть и не время, Аарон намеревается вступить в диалог.       — Так Вы не забыли?       — Такое трудно забыть. — Незамедлительно звучит ответ, и нечто странное ощущает Аарон. Словно эти слова готовились заранее.       Неужели не один он нервничает?       Глупости.       Слишком все сюрреалистично складывается, слишком мягок тон Гамильтона. Слишком разнится это со взглядом, который Берр чувствовал на себе, стоило преодолеть порог массивных дверей гостиной. Тогда ведь был ещё закат.       А огонь все тускнеет и тускнеет, думается, хватит лёгкого дуновения, чтобы комната погрузилась во тьму, и даже отблески луны не смогут ничего исправить.       Медленно поднимается Александр, и Аарон замирает, сумев наконец глянуть на него. Медленно подходит первый к камину и окидывает взглядом всю гостиную, в упор не замечая, как вглядывается в него мужчина, точно прикованный к креслу.       Он должен заметить.       Хотя бы сейчас.       — Осмелюсь предположить, для Вас это что-то, да значило. — Словно крик. Словно молящий шепот.       — О чем Вы?       Берра передёргивает от такой наивности Александра.       Это искупление и перерождение, у которого было имя. И какое бы счастье не получил он, не сможет во веки прикоснуться к нему этими руками.       Что едва не погубили такое крошечное сердце. Что умеют только воровать.       Хозяин дома щурит глаза, и взгляд его падает на озадаченное лицо господина Аарона. Голова Александра наклоняется в бок, глаза перескакивают на пугающую темноту позади гостя особняка, а после и вовсе в противоположную сторону.       Держа все в себе, Александр понял, что не было причины, чтобы они встретились.       Аарон весь в крови, и, заливая кровью свет, понял, что стал ничем.       Возможно, только и осталось, что притвориться крыльями, побежденными этой искривленной судьбой.       — Почему же вы молчали?. — Смотрит прямо в душу, здесь нельзя солгать. — Тогда. У меня много вопросов, поблагодарите мой нрав, я оставлю их при себе.       Александр сводит брови к глазам, выдав вид напуганный, точно зажатая в угол жертва смотрит на охотника в надежде вымолить пощаду. На секунду. И вновь обретает обычное выражение лица. Усмехается.       — Думается, дорого писать богам.       Неужели он ищет спасения? Тот, из-за кого приходилось его вымаливать.       Дубль два.       — Увы, для этого не хватит наших душ.       «Выдержка рассеялась подобно туману. Мужчина смотрит на выгибающееся под ним тело, тяжело выдыхая, и в эту секунду в покоях раздается приглушённый крик.       Почему же он ушел тогда? Ведь прекрасно знает правила этой игры.       Где любовь отдается лишь эхом.       Где они не имеют масок.       Где их личности никогда не раскроют. Если они сами не пойдут на эшафот.»       — Мне часто твердили, чтобы я не смел возвращаться в прошлое и что-то менять.       Аарон встаёт. Слышится тяжёлый выдох, и глаза щурятся, норовя прожечь дыру в собеседнике. Подходит ближе, и каблуки глухо стучат по полу.       — Но я бы осмелился, чтобы донести кое-что до Вас.