***
В обычные дни утренняя почта радовала Люциуса, но не этот раз. — Письмо от Драко, — радостно сообщил мужчина своей жене, открывая конверт. — И что пишет? Какие новости? — спросила Нарцисса, делая глоток яблочного сока. Глаза Люциуса бегали по чернильным строчкам письма, написанного его сыном. Радость от полученного письма сменилась злостью. Мужчина резко встал и ударил по столу руками. — С ума сошла наша любимая дочь! — воскликнул Люциус. Мужчина столь грозно воскликнул, зло посмотрев на жену, что у той, право же, сжалось все внутри. В голосе супруга явно слышался упрёк в стороны Нарциссы, будто это она позволяла Дени слишком многое. — Что случилось, дорогой? — осторожно спросила Нарцисса, смотря на мужа округлившимися глазами. — Это ты виновата, Нарцисса. Ты позволяла ей слишком много, — начал причитать Люциус, повышая интонацию. — Да и в чём же моя вина, позволь спросить? — женщина уже начинала злиться на мужа за то, что тот скандалит, не объяснив причины своего гнева. — Дейенерис, твоя любимая дочка, сдружилась с Уизли и какой-то грязнокровкой! — Люциус был вне себя от злости, он был готов немедля отправиться в Хогвартс и забрать оттуда Дени. — Может, это не так страшно? — тихо спросила Нарцисса. — Что, прости? — белокурый мужчина в чёрной мантии обернулся к сидящей за столом жене. — Что ты сказала? «Не так страшно»? Нарцисса, Уизли и грязнокровка! Грязнокровка, Нарцисса! Уизли хотя бы чистокровный! Более того, из-за влияния её новой компании она отвернулась от своих давних друзей, включая Паркинсон! — Люциус всё никак не мог успокоиться. Новости так и щиплили ему глаза, выедая их своим ядом. Он швырнул письмо в камин с глаз долой, и то загорелось алым пламенем. Нарцисса встала из-за стола и подошла к любимому мужчине. Она осторожно положила руки ему на плечи и, пытаясь усмирить его гнев, нежно произнесла: — Люциус, я уверена, она сможет объяснить своё поведение, — не успела Нарцисса закончить свою фразу, как Малфой прервал её. — Не сможет, Нарцисса. И не надо защищать её, — говорил муж, убирая руки жены со своих плеч. — Моя ошибка, что ей позволялось слишком многое. Я должен был строже воспитывать её, — говорил он, веря в то, что его методы были слишком «мягкие». — Она будет сурово наказана. Видимо, не понимает, что значит быть волшебницей в её положении. Придётся напомнить. Люциус направился в свой кабинет с твёрдым намерением написать ответ сыну и сию же секунду отправить сову. Нарцисса осталась стоять у камина, смотря, как догорает письмо. Внутри копилось липкое чувство тревоги за дочь. Оно медленно обволакивало собой материнское сердце, лишний раз напоминая, что помочь она никак не сможет. Уж таков был Люциус. Если дети провинились хоть как-то, наказания, по мнению его жены, были слишком суровы. — Дени, что же ты творишь? — спросила Нарцисса у самой себя, зная, что ей никто не ответит.***
Дени всю ночь ворочалась в своей постели, не в силах найти удобное для сна положение. Мысли не давали ей уснуть. «Даже страшно подумать о том, какие бредни Драко мог сообщить отцу», — думала она, смотря в потолок. «Хорошо ей. У неё с Малфоем хотя бы адекватные отношения», — пришло в голову Дени, когда та перевела взгляд на спящую Пэнси Паркинсон. — «А я? Какие отношения связывают нас с Драко? Родственные? Смешно. Эту связь невозможно описать каким-то адекватным словом. Это похоже на тюрьму из которой и выхода то нет. Или же я просто остаюсь в заточении по собственной воле. Уж сама не знаю», — не могла успокоиться Дейенерис, воспоминая серые глаза брата. Было в них все же нечто, чего у других никогда не было. Ни у Гарри, Ни у Рональда, ни даже у Гермионы. Быть может виной тому то, что Дени росла вместе с Драко. Свой первый шаг сделала вместе с ним. С ним же училась говорить, одеваться… Да и вообще он просто был рядом сколько волшебница себя помнила. Быть может поэтому это незримая связь между ним и Дейенерис столь сильна? Под утро волшебница все же забылась хоть и глубоким, но не долгим сном. В Большом Зале завтракали студенты. За столом слизеринцев снова было неспокойно. — Что значит — ещё спит?! — злился Малфой. — Да спит она, — отвечала Пэнси, уплетая яблочный пирог с чаем, — когда я уходила, она ещё слюни в подушку пускала. — Почему не разбудила? — возмущался Драко. — А должна? Пусть спит. На уроки она, конечно, в субботу не опоздает, но останется без завтрака. Разве не идеальное утро для Дейенерис? — злорадствовала Пэнси. — Верно, не должна, — сказал Малфой, вставая из-за стола и намереваясь пойти в женскую часть общежития. Слизеринец покинул Большой Зал, так и не доев свой завтрак, чем, конечно же, расстроил подругу. Ведь она не разбудила Дейенерис специально, дабы насолить ей хоть немного в угоду Драко. А что в итоге? Он с недовольным лицом ушел куда-то, будто Пэнси провинилась в чем-то перед ним. Это слегка задевало чувства волшебницы. Паркинсон все никак не могла взять в толк чего же хочет Драко. То издевается, то вступается за свою сестру. Тем временем за столом Гриффиндора Гарри, Рон и Гермиона обсуждали скандальную статью «Ежедневного пророка». — Ребята, — начал Гарри, — банк «Гринготтс» ограбили, — студент смотрел на движущуюся фотографию в газете и не мог поверить своим глазам. Ему сразу же вспомнилась слова Хагрида о том, что то был самый надежный банк в их волшебном мире. — И что? — спросил Рон, жуя кусок яблочного пирога. — Это странно, — сказал Поттер, нахмурив брови. — Что же в этом странного, Гарри? — спросила Гермиона, посмотрев на друга с непониманием. — А то, что это то самое хранилище, куда мы ходили с Хагридом перед отъездом в Хогвартс. Он взял что-то из этого хранилища, сказав, что это принадлежит Хогвартсу и отдали ему эту вещь совершенно добровольно. — И правда, странно, — нахмурила брови Гермиона, — что же находилось в том хранилище? — Вам не всё равно? Взрослые разберутся, — говорил Рон, смотря в ту сторону, где находился стол слизеринцев. — Где это Дени пропадает? Гарри и Гермиона тоже посмотрели в сторону слизеринцев. — И правда, где она? — взволнованно спросил Гарри. — Вчера вечером она, видимо, снова ссорилась с Малфоем, — предположил волшебник, уж не зная как и уберечь подругу от нападок этого её недобрата. — Как же он меня бесит. Невыносимый человек. Они хоть и вышли из одной матери, но такие разные. Пойдёмте, не стоит оставлять её там, — предложила Гермиона друзьям.***
Драко открыл дверь в комнату Пэнси и Дени и застыл на пороге. Она спала. Спала крепко. Её грудь почти не вздымалась от тихого дыхания. Дени лежала на животе, раскинув руки и ноги в разные стороны. Её лицо закрывали запутавшиеся за ночь волосы. Драко закрыл за собой дверь как можно тише, пытаясь не разбудить, и приблизился к кровати Дейенерис. Лёгким движением руки он убрал волосы с её лица. Голубые глаза были закрыты. Ресницы защищают почивающие очи цвета неба от проникающих в спальню солнечных лучей. Драко провёл указательным пальцем по губам спящей Дейенерис, отчего та поморщилась и уткнулась лицом в подушку. — Ну, конечно, — прошептал Драко. Он вдруг осознал, что пришёл не для того, чтобы любоваться, а для того, чтобы разбудить. — Вставай, мать твою! — заорал он на всю комнату, хватая сестру за ногу, и стаскивая ту с кровати. Дени подняла голову с подушки, не понимая, что происходит. Волосы спадали ей на лицо, из-за чего сориентироваться в пространстве было ещё сложнее. — Что происходит? — в недоумении спросила она, очутившись на полу. Драко всё же стянул её за ноги с постели, чувствуя себя при этом победителем. Вот она сидит на полу перед ним униженная в одной ночной сорочке. «В одной ночной сорочке» — эхом проносилось в мыслях Драко, пока его щеки почему-то розовели. — Утро, Дейенерис. Утро происходит, — съязвил Драко, надеясь понять зачем он сюда пришел и зачем все это затеял. Завтрак. Точно. Виноват же был завтрак. Она должна есть, чтобы слизеринец мог и дальше донимать её. — Как? Опять? — спросила ещё не проснувшаяся Дени, убирая волосы с лица. Её вовсе не смущало сие неподобающее положение. Она спокойно поднялась на ноги, давая братцу понять, что ничуть не унижена. — Господи, — начал Драко, неодобрительно смотря на сестру, — какое убогое зрелище. Ты себя в зеркало видела? А, Дени? Дрыхнешь хрен знает сколько времени, — Драко перевел взгляд на грудь сестры, отчего покраснел ещё сильнее, — и вообще, вали завтракать! — выпалил он и быстро вышел из комнаты, словно его метлой оттуда вытолкнули. Да что с ним не так сегодня? Когда они были детьми, то он часто видел её в ночной сорочке, ведь они сидели до поздна вместе и даже спали вместе. Сколько же им тогда было? Года четыре? Или может три? Но что же изменилось сейчас?***
Дени так и сидела на полу, не понимая, что же сейчас произошло. — И это я умалишённая? — задала риторический вопрос девушка, поднимаясь с пола. Надев свой зелёный, такой же, как и ночная сорочка, халат, она направилась в ванную умываться. «Драко ничего не сказал о письме от отца. Оно ещё не пришло? Если бы пришло, он бы уже махал им у меня перед носом», — думала она, надевая коралловое платье на пуговицах, с длинными рукавами и манжетами, напоминающими некий старинный вампирский стиль. Дени подошла к зеркалу, чтобы посмотреть на то, как на её ногах смотрятся чёрные туфельки на маленьком каблучке. Глядя на свое отражение, она прикоснулась к длинной юбке платья. Малфой вспомнила о матери, вернее сказать, о письме, которое юная волшебница так и не прочла. Дени бросила расчёску на стул, после чего подошла к прикроватной тумбочке, где и находилось оставленное ей вчера письмо.«Свет очей моих, Дейенерис, как твои дела? Должно быть, школьная жизнь полна волнений и переживаний? Однако вместе с тем не забывай, что это лучшие годы твоей жизни. Уже нашла новых друзей? Драко писал мне о том, что у тебя появились новые друзья, но не называл их имён. Кто же они? Поделись со мной сокровенным, дорогая. Мы с отцом сильно скучаем по вам с Драко. Кажется, только вчера топот ваших маленьких ножек и звонкий смех наполняли наше поместье, согревая его холодные стены, согревая наши души. Вы растёте слишком быстро. Сегодня вы первокурсники, а уже завтра — выпускники. И что же дальше? Наша жизнь слишком коротка. Мне кажется, я не успеваю насладиться моментами рядом с вами. Отец может и кажется вам строгим, но он каждый день смотрит на календарь в ожидании рождественских каникул. Все мечтает снова увидеть вас. Если бы я могла, то остановила бы беспощадное время и наслаждалась вашей компанией вечно. Бесконечно любящая тебя и твоего брата мама.»
— Я тоже скучаю по вам, — тихо произнесла Дейенерис, сидя на кровати в своей комнате. Волшебница провалилась в пучину воспоминаний о доме. Большое поместье, голоса отца и матери и потрескивающие поленья в камине. Они с Драко сидят у Люциуса на коленях. Оба пьют горячий шоколад холодным зимним вечером. Мама расположилась где-то на соседнем кресле и что-то вяжет, а голос отца со всей артистичностью, на которую только был способен Люциус, погружает детей в паутину старой сказки о дарах смерти. Дени скучала по тем временам все сильнее и сильнее. Взросление — ужасная шутка. Сначала отец начал становиться строже, а потом Драко узнал… «во всяком случае, когда отец посадит меня под домашний арест, не придётся скучать по дому», — мысленно пыталась ободрить себя Дейенерис. Спрятав письмо в тумбочку, она вернулась к зеркалу, дабы наконец что-то уже сделать с этими волосами. — Можно? — в комнату вошёл Блейз, и его взору предстала нарядная Дени. Коралловое платье, подвязанное тоненьким коричневым пояском, распущенные белоснежные волосы (уж не придумала Дени, что же с ними делать), удерживаемые ободком такого же коричневого, как и пояс, обруча. — Вау, — начал Блейз, — ты чего сегодня такая красивая? — Мама всегда наряжала меня, как только могла, а отец поддерживал, говоря, что так и должна выглядеть волшебница из семьи Малфоев. У меня нет маггловской одежды, только бесконечное количество платьев, юбок, блузок и украшений, — задумчиво говорила Дейенерис, — но я бы очень хотела примерить так всеми хвалёные маггловские джинсы и эту вещицу, известную, как футболка. — Вот как, — задумчиво произнес парень, представляя подойдет ли упомянутая одежда Дени. — Не хочу сообщать об этом, но я не Драко, — уже недовольным голосом продолжил парень. — Тебя ждут твои гриффиндорцы возле входа в гостиную. — Спасибо, — обрадовалась волшебница, пулей выскочив из своей комнаты, ни на секунду не задержав взгляд на своём собеседнике. Блейз ощутил пьянящий аромат, который пронёсся мимо него. Нет, это не духи, а дурман какой-то. Мистер Малфой достоин восхищения, раз смог сотворить нечто подобное для дочери.***
— Почему не была на завтраке? — спросил Гарри, переживая за подругу. Внешний вид Дени не удивил гриффиндорцев. За время, проведённое с ней, они уже привыкли к её, такому не маггловскому, гардеробу. — Проспала, — виновато отчиталась Дейенерис. — Уже не успеешь, но не волнуйся, — заговорила Гермиона, — у нас полно сладостей, и пусть это не самый полезный завтрак, но всё же лучше, чем ничего, — ободрила подругу Грейнджер. — К сожалению, — начал Гарри, — я не смогу сегодня долго сидеть с вами. У меня ещё тренировка перед матчем по квиддичу. — Тогда чего мы тут стоим? Скорее к нам в башню, — сказал Рон. Друзья, весело шагая, направились в башню Гриффиндора, где они часто проводили время вместе. Дейенерис стала частым гостем там, и гриффиндорцы, которые не очень любили слизеринцев, уже привыкли к ней, сделав исключение. Да и проще так было. На Гриффиндорцев в общежитии слизеринцев смотрели мягко говоря, как на нежеланных гостей, а вот гриффиндорцы были куда более гостеприимны, хоть поначалу и изъявляли недовольство. — О, привет, Невилл, — поздоровалась Дени с мальчиком, сидящим в кресле и крутящим в руках напоминалку, — что, опять что-то забыл? — спросила Малфой и по-хозяйски уселась на диван, напрочь позабыв обо всех манерах, которым её обучали годами. — В том-то и дело, что я не помню, что именно забыл, — задумчиво ответил волшебник. — Может, ты снова забыл про домашнее задание? — предположила Грейнджер. — Может, — отвечал Невилл, надеясь, что Гермиона ошибается. Уж не хотелось ему тратить выходные на такие глупости, как домашнее задание. — Я бы на твоём месте проверила, — вмешалась Малфой. — Видишь ли, крестный, — волшебница тут же поймала себя на лишнем слове, — то есть профессор Снейп, — она искренне надеялась, что никто и не заметил её оговорки, но не тут то было. — Крестный? — на лице Рона отпечаталось удивление. Люди вроде профессора Снейпа всегда остаются одни. Уж больно он похож на занудного, ворчащего без продыху сыча. Но крестный? И столь строг к своей же крестнице. Ужас. — Ты не говорила раньше, что профессор твой крестный отец, — Гермиона удивилась не меньше остальных. Она тоже слабо представляла, чтобы у Северуса Снейпа были крестники. На такое как минимум нужно было его согласие, а согласие дают в основном по желанию. Видимо, профессор не так уж и бесчувственен, как может показаться на первый взгляд. Или же обстоятельства сиего инцидента куда более запутанные, ведь речь все-таки идет о чистокровных волшебниках. — Да как-то не думала, что это так важно, — оправдывалась волшебница. На самом деле девушка лишь пыталась соответствовать ожиданиям крёстного. Дени казалось, что профессор не желает, чтобы подробности его личной жизни были общеизвестны. — Просто удивительно. Оказывается у профессора тоже есть семья, — возрадовалась Гермиона. Как бы там ни было Грейнджер считала Снейпа профессионалом своего дела. Да он был строг даже к, как оказалось, своим крестникам, но знания, которыми он награждал своих учеников бесценны. Более того, разве то, что он даже крестников своих не выделяет, не означает ли, что ему, как преподавателю, равных нет? С этого момента Грейнджер начала уважать профессора ещё больше, хоть и характер у него был специфичным. То с каким тоном и выражением лица он обычно отчитывал студентов могло тех в некое подобие депрессии загнать, но что уж поделать, таковы его методы воспитания. В гостиной Гриффиндора Дени чувствовала себя спокойнее, чем в гостиной Слизерина. Здесь, в этом помещении в красно-золотых тонах, обставленном множеством кресел, царила атмосфера умиротворения, в то время как гостиная её факультета вызывала чувство тревоги. Дени заметила возле окна фортепиано, которого раньше здесь не было. Она подошла к нему и положила руку на белые клавиши. — Давно оно здесь? — спросила Дени. — Нет, — ответил Рон, кладя в рот очередной кусочек шоколада, — Макгонагалл недавно притащила. Сказала, что одна старшекурсница будет заниматься по вечерам. — Красивое, — Дени вспомнила, как отец нанимал для девочки учителя музыки, говоря, что его дочь должна уметь очаровывать без слов. Правда эти воспоминания отдавали острой болью в пальцах, но девушке захотелось сыграть. — Можно я сыграю? — Ты умеешь играть? — спросили в один голос Гарри, Рон и Гермиона, а вместе с ними и Невилл, который уже бросил свои попытки вспомнить, что же он забыл. — Да, — удивлённо ответила Дени, — я вам не говорила об этом? — Нет. Скрываешь многое от нас, — смешливо Гарри, но Дени лишь отвела взгляд в сторону. Гарри не знает и никогда не узнает, что ещё скрывает от него Малфой. И не только он него, но и от всего мира. — Я давно не играла. Занималась какое-то время, а потом сделала, так сказать, паузу. — Сыграй, — сказала Гермиона, усаживаясь поудобней на диване. Дени села на стул, положив обе руки на клавиши. Руки задрожали в боли воспоминаний тех «уроков», но затем девушка взяла себя в руки и в её мыслях тотчас всплыл образ матери: голос Нарциссы и колыбельной, которую она всегда пела им с Драко по вечерам, нежно заключая их в свои объятия. Под её песню дети засыпали на руках у женщины, а потом отец всегда относил их в кроватки. Эти воспоминания наполняли грудь теплом и волшебница принялась делится теплыми воспоминаниями через музыку. Она начала играть, перенося пальцы с клавиши на клавишу. Её нежный голосок произносил слова песни, которая, казалось, была пропитана родным домом:High in the halls of the kings who are gone (Высоко, в замках королей, которых уж нет,) Jenny would dance with her ghosts (Дженни танцевала со своими призраками:) The ones she had lost and the ones she had found (С теми, кого потеряла и кого обрела,) And the ones who had loved her the most (И с теми, кто любил её больше всего.) The ones who'd been gone for so very long (С теми, кого не было уже так давно,) She couldn't remember their names (Что она не помнила их имён.) They spun her around on the damp old stones (Они кружили её вокруг сырых развалин,) Spun away all her sorrow and pain (Унося прочь её печаль и боль.) And she never wanted to leave, never wanted to leave (Но она не желала уйти, никогда не желала уйти.) Never wanted to leave, never wanted to leave (Никогда не желала уйти, не хотела уходить…) They danced through the day and into the night (Они танцевали и днём, и в ночи,) Through the snow that swept through the hall (В заснеженном зале,) From winter to summer then winter again (От зимы к лету, и снова к зиме,) Til the walls did crumble and fall (Пока стены те не рухнули вовсе.) And she never wanted to leave, never wanted to leave (Но она не желала уйти, никогда не желала уйти.) Never wanted to leave, never wanted to leave (Никогда не желала уйти, не хотела уходить.) And she never wanted to leave, never wanted to leave (И она не желала уйти, никогда не желала уйти.) Never wanted to leave, never wanted to leave. (Никогда не желала уйти… не хотела уходить…) High in the halls of the kings who are gone (Там, в замках королей, которых уж нет,) Jenny would dance with her ghosts (Дженни танцевала со своими призраками:) The ones she had lost and the ones she had found (С теми, кого потеряла и которых обрела…) And the ones she had loved her the most. (И с теми, кто любил её больше всего.)
Гриффиндорцы слушали завораживающий голос слизеринки и погружались в свои сокровенные мысли. Дейнерис словно прикасалась к их душам посредством слов песни-сказки. Гарри видел лица так горячо им любимых родителей. Они улыбались ему, говоря, что не хотели уходить. Гермиона будто бы погрузилась в мир, где семьи чистокровных волшебников, таких как Малфои, не притесняют магглорождённых. Рон вообразил себя директором Хогвартса. Сидя с важным лицом, он погрузился в чары голоса Дейенерис. Слизеринка плавно убрала руки с клавиш и дрожащим от воспоминаний голосом спела последний куплет песни акапельно. Волшебники до последнего слова, спетого аристократкой, не замечали вошедшего после первой пары слов Драко Малфоя. Блондин стоял, смотря на сестру затуманенным взглядом. Тонкие пальцы, недавно танцевавшие на клавишах под сказку их детства. Голос, пропитанный каждым словом текста песни, будоражил воображение, и Драко на мгновение увидел ту самую Дженни, танцующую с призраком, который любил её больше всего. Только вот, в его голове, Дженни выглядела в точности, как Дейенерис, а призрак, измученный своей любовью, призрак в оковах. Призрак, на чьих щеках заледенели капли слез. Призрак, который любил… был он сам. На развалинах старого замка они кружились в танце, и целый мир терял всю свою значимость, но они не могли быть вместе. Это являлось самым печальным в этой сказке. Они не могли быть вместе. Драко ещё в детстве говорил матери, что это очень грустная история. Он — призрак. А разве может призрак остаться с человеком? Поющий голос словно выносил ему приговор — эти чувства, иногда будоражащие кровь в венах, как тот призрак, что любил Дженни больше всего. Придет время, и их стены рухнут, прекращая волшебный танец, и призрак этих чувств пеплом рассеется в воздухе, а по щекам Дженни потекут кровавые слезы. Боль и грусть, которую уносил её призрак танцуя, снова наполнит легкие, вызывая бесконечные рыдания в пучине одиночества. Драко похлопал, как только Дени закончила петь. — Прекрасно, сестрёнка, — начал он, пока остальные недоумевали, как Полная Дама могла его впустить, — а теперь давай закончим это представление и пойдем в Большой Зал обедать. Кто знает, может, сейчас мы получим письмо от отца, — говорил Драко, подходя к сестре и грубо хватая ту за руку. Дени не могла отойти от чувств, вызванных песней. Казалось, она испытала тоже самое, что и её брат, который умело надел маску безразличия и сарказма, скрывающую его лицо. То самое, что полно таких красноречивых чувств. — Как ты вошел, Малфой? — вмешался Поттер. — Видишь ли, Поттер, — начал хвастаться Драко, — я сам по себе весьма обаятельный и, видимо, привлекательный, а Полная Дама всё-таки женщина, — Драко поправил свои зачесанные назад волосы, — не смогла устоять перед моим шармом и впустила меня. Рон скривился от слов Малфоя. — А ты чё кривишься, рыжий? Тебя-то она, может быть, даже с паролем не пускает, — язвил белокурый. — Драко, — вмешалась Дейенерис, — ты не в том положении сейчас, чтобы грубить. Где друзей своих потерял? — напомнила она брату, что тот находится не в гостиной Слизерина. — В Большом Зале ждут. — Так почему же ты не с ними? Долго будешь меня доставать?! — уже переходила на крик Дени. Осадок, оставшийся от слов песни, делал ей больно. Лучше прогнать его до того, как закончится их танец лжи. А он закончится рано или поздно, ведь ещё ни одна ложь не существовала вечно. — Спасибо, конечно, что вступаешься за нас, но не надо кричать, — вмешался Рон. — Не вмешивайся, Рональд, — глаза Дени излучали ярость, она сжала кулаки до белых костяшек. «Верно, эти странные чувства… они, как призрак, — неживые, а значит скоро пройдут. Сгниют, как и все существа, которых покинула жизнь», — думала Дейенерис. — Ты даже не завтракала, вот я и пришел тебе напомнить, что уже обед, а то, заноза в заднице, могла бы и его пропустить, пиликая тут на фортепиано, — Драко тоже начал переходить на крик. — А тебе какое дело? — не уступала Дени. — Мне пофиг, а вот мама и папа очень заботятся о тебе. Ради них ты должна хотя бы есть вовремя, если уж не можешь соответствовать своему социальному статусу, то хоть ешь, как положено! — сказал Драко, уже ругая себя за то, что пришел и услышал эту чертову песню, которая напомнила ему о существовании реальности, где они с Дени лишь брат и сестра. — Вы посмотрите, какой хороший сын у семьи Малфоев, — язвила Дени, положив руки себе на талию. — Где же раньше была твоя братская забота? Затерялась в письме, которое ты отправил отцу? Или может где-то в моих испорченных конспектах? А может на затворках сознание Пэнси, которой ты позволяешь издеваться надо мной, зная, что она ради тебя сделает что угодно? Находящиеся в гостиной люди лишь успевали переводить свой взгляд с Дени на Драко и обратно, наблюдая за скандалом. — Упрямая, как ослица! Нет, таковой и являешься! Пошли сказал! — Драко схватил сестру за руку, но та лишь выдернула её из хватки брата и осталась стоять на месте. — Я пойду с друзьями! С ними, не с тобой! — голос Дени никогда не был столь решительным. Впервые Драко задумался, что она способна отдалиться, но почему? — Вот как. С ними, — Драко посмотрел на Гарри, Рона и Гермиону, как на скот, — не со мной, значит. Прекрасно, — блондин развернулся и ушёл, давая сестре в очередной раз понять, что за каждое свое действие, а уж тем более за такой скандал, она точно ответит. «Не с тобой», — эти слова змеиным ядом въелись в сердце юного волшебника, словно убивая его. Он даже не обратил внимания на кокетливо прощающуюся с ним Полную Даму. Когда Драко ушёл, Дени тяжело выдохнула и упала обратно на стул возле фортепиано. Она закрыла лицо руками, опершись локтями об коленки. — Дени? — Гермиона осторожно подошла к подруге, кладя свои руки на белоснежные волосы волшебницы. — Всё нормально, Гермиона, — она подняла свой взгляд на подругу. — Пойдёмте обедать. И правда засиделись мы, — Грейнджер не поверила подруге. Все было далеко не нормально. Больше всего подругу понял Гарри. Уж кому как не ему знать какого это, когда твоя семья главный твой враг. Он всю жизнь прожил так и Дейенерис, видимо, тоже. В тот момент симпатия в сердце гриффиндорца выросла, словно он только что встретил по-настоящему родственную душу. Рон и Гермиона конечно же были близки парню, но вряд ли они понимали, что такое жить в семье, как в аду. Но Дени… Она другая. Казалось, она знает все и даже больше. Способна понять, как другие не смогут. Она так же, как и он, лишь играла в семью, но ей наверное даже больнее, ведь её родной брат был куда хуже кузена Гарри. Парень лишь сжал кулаки в надежде, что её родители отличаются от Драко. Там в Косом Переулке Гарри запомнил их весьма элегантными людьми и, возможно, любящими родителями, коими своих представлял Гарри. Но судя по довольной роже Драко, когда только тот отправил письмо их с Дени отцу, это видимо тоже обман.***
Во время обеда в Большом Зале Дени и Драко даже не смотрели друг на друга, пока не прилетела сова, принесшая письмо для Дейенерис, но сбросила она его Драко. — Эй, заноза, тебе письмо, — Драко протянул сестре письмо от отца, даже не смотря в её сторону. — Смотрите-ка, — воскликнула Пэнси, заметив зиму между братом и сестрой, — Дени получила кричалку от мистера Малфоя, — услышав это, Драко сразу же взглянул на сестру, убирая руку, которой недавно подпирал подбородок. Во взгляде парня читалось злорадство. Наконец справедливость восторжествует. — Ну же, открывай, — ехидно промолвил он. «Ну вот, час расплаты», — подумала Дейенерис и открыла письмо-кричалку. — Малфой Дейенерис, — раздался грозный голос отца, и девшука зажмурила глаза, — я крайне зол и разочарован! Как ты могла обидеть Пэнси?! Она твоя самая близкая подруга! — при этих словах Паркинсон скорчила своё «ангельское» личико, которое и было виной тому, что родители и вправду считали, что Паркинсон подруга для Дейенерис, — Променяла её на грязнокровку?! Грязнокровку! Это слово даже звучит унизительно! Вы будете наказаны дома и в школе, юная леди! Отныне, — кричала на Дени бумага, — за каждым твоим шагом будет следить Драко и он будет отчитываться мне каждый день! Будешь делать все, что он посчитает нужным, а если он сообщит мне что-то ещё более страшное, чем-то, что я уже узнал, сам лично приеду и заберу тебя домой, а затем переведу в другую школу, где будут лишь чистокровные волшебники, Дейенерис! Это ваша мать виной тому, что вы попали в Хогвартс, куда принимают грязнокровок. К дому, видите ли, ближе. Драко, — письмо обратилось к блондину, который наслаждался речью отца, — надеюсь, ты ответственно отнесешься к моей просьбе и будешь помнить, что издевательства над сестрой по-прежнему недопустимы, а иначе и ты будешь наказан. Сам знаешь, кто может мне обо всем сообщить, поэтому пожалуйста не разочаровуй и ты меня, — закончило свою речь письмо и самоуничтожилось, оставляя Дени в предвкушении приближающегося «армагеддона». — Я жду извинений, — с наигранной обиженностью в голосе сказала Паркинсон. Гарри, Рон и Гермиона были в шоке от услышанного со стороны слизеринского стола. — Да, Дейенерис, извинись, — начал свою месть Драко, — сейчас же, и тогда я позволю тебе провести остаток дня с твоими драгоценными друзьями. Последний день с ними. Только извиняйся искренне. Особенно передо мной. Я ведь ранимый, — наслаждался Малфой. — Давай же, Дейенерис, — настаивала Паркинсон. Гарри хотел встать из-за стола, взять подругу за руку и увести подальше от этого змеиного кубла, но Гермиона схватила и остановила его, давая взглядом понять, что так он сделает только хуже. — Сейчас не усложняй. Ты сделаешь хуже, если Драко решит что-то ещё сообщить их отцу, — пояснила волшебница, видя, что её друг уже губы кусал от злости. Вдохнув глубже, собрав остатки сдержанности Дени все-таки произнесла: — Прости меня, Пэнси. «Да мне плевать на гордость. Плевать. Если так смогу ещё день провести с друзьями, я сделаю это», — думала она. — Что-то я тебе не верю, — сказал Драко. — Ещё раз. Сама Пэнси испугалась злобы в глазах Драко. Она раньше не видела его таким. Меняется посекундно. Утром защищал, сейчас ровняет гордость сестры с землей прилюдно. — Прости меня, пожалуйста, Пэнси, за то, что я не ценила твоей дружбы, — взгляд Дени был пуст. В глазах не читалось ни единой живой эмоции. Казалось, её сердце окаменело на секунду или даже две. — Прощаю, — гордо произнесла Пэнси, радуясь, что Драко наконец определился со своим отношением к Дени. Ведь если бы вдруг оказалось, что он снова на её стороне, то Паркинсон никогда бы не смогла заслужить прощения Дейенерис. — Теперь мои извинения, — напомнил сестре брат. — Прости, Драко, за то, что чем-то обидела тебя, — ухмылка в уголках губ блондина говорила о его «превосходстве над сестрой». — И чем же ты меня обидела? — ожидаемый вопрос для Дейенерис. Ну а чего ещё ждать от Драко? — Не знаю, — волшебница даже не смотрела на брата пока извинялась. — Подумай об этом, — с почти невидимой ноткой нежности говорил Драко, — через некоторое время я хочу услышать правильный ответ, иначе усложню твою жизнь до невозможности. Дени сидела за столом, как не живая. Вот и закончилась её счастливая школьная жизнь, так и не успев начаться. Зря мама писала, что это будут её лучшие годы. Соврала получается. — Ешь! — приказал ей брат. — Или не хочешь к своим любимцам? Дени покорно взяла в руки вилку и начала ковырять овощное рагу. «Так не пойдёт. Где то пламя её голубых глаз?» — думал Драко. Он смотрел на сестру, подперев голову рукой. Так легко сдалась? Да быть не может. Драко конечно помнил сколь строг бывает Люциус, но ему казалось, что отец забросил свои самые жесткие методы воспитания, а посему парню не понятно было отчего сестра так переживает. Ну посидит дома или будет делать нечто унизительное, но это же не так страшно. И лишь Дейенерис понимала, что за такое Люциус снова вспомнит как он раньше пытался сделать из дочери настоящую аристократку. — Ладно, иди уже. Не хочу видеть твоё каменное лицо, — велел парень и продолжил свою трапезу уже без сестры, зная, что та связанная обстоятельствами вернется ему как только он позовет.***
Дени вышла из Большого Зала и прижалась спиной к холодной стене, глубоко вдыхая воздух, которого, как ей казалось в тот момент, было так мало. Волшебнице хотелось кричать от пережитого унижения. — Дени, — Гарри положил руку подруге на плечо, — ты как? — А, Гарри, — она не заметила, как друзья подошли к ней, — я в порядке. Всё хорошо. Чем займёмся? — Дени не желала показывать свои слабости. Даже намёка на слезы не проскользнуло возле её голубых глаз. Хоть она и понимала, что дома ей точно конец. — Мальчики, нам с Дени нужно побыть вдвоём, — сказала Гермиона, уводя подругу. — Гермиона, что ты делаешь? Я их больше не увижу! — возражала Дейенерис, собираясь вернуться к Гарри и Рону. — Разве? Ты так просто опустишь руки? — непонимающе спросила подруга. — Ты не понимаешь, — тихо промолвила Дейенерис, — не понимаешь ничего. Всё слишком сложно. — Так объясни мне. Я слышала кричалку твоего отца, Дени. Из любой ситуации можно найти выход. Мы что-нибудь придумаем! — ободряла Грейнджер слизеринку. — Что? Скажи мне, что? — спрашивала Дени с надеждой в глазах. — Будем видеться втайне от твоего недалекого братца. — Ты такая наивная, Гермиона. Думаешь, Драко совсем идиот? Здесь только один выход. Компромисс. Я должна пойти на компромисс и просто делать всё, что он скажет. Другого выхода нет, — говорила Дейенерис, смотря пустым взглядом в окно, возле которого они с Грейнджер остановились. Гермиона стояла рядом с подругой и понимала, что та абсолютно права. Кареглазая обняла Дени, крепко прижимая её к себе и тихо сказала: — Поплачь, полегчает. — Не хочу. Гермиона знала, что люди, которые в таких ситуациях не проявляют своих чувств, страдают внутри. Они замыкаются в себе, покрываются толстым слоем льда. Если этот лёд вовремя не растопить, он превратится в камень. Всё, что могла сделать магглорождённая волшебница — просто подарить Дени свои тёплые объятия. — Хочешь ещё поиграть на фортепиано? — Нет, я хочу провести время с вами. Так долго, как только могу. Ведь вряд ли найдется что-то такое из-за чего Драко закрыл бы глаза на наше общение, — слизеринка словно приговор себе читала. — У Гарри тренировка, а Рон будет просто болтаться там без дела и наблюдать, — сказала Гермиона. — Я тоже хочу, — Дени на секунду замолчала, — болтаться там без дела. — Тогда, — Гермиона вздохнула, — пойдём.***
До самого вечера Дейенерис, Рон и Гермиона наблюдали за тренировками Гарри. Игра в квиддич была не за горами. После ужина квартет волшебников отправился в последний раз проводить свою белокурую подругу. Ребята спускались вниз по лестнице. Когда та начала менять свое направление, все четверо пошатнулись, но всё же удержались на ногах. — Что происходит? — перепугано спросил Рональд. — Лестница меняет направление, уже забыл? — напомнила своему другу Грейнджер. — Вот чёрт, — произнёс Гарри. Вскоре лестница остановилась возле выбранного ею этажа. Юные волшебники вошли в тёмный мрачный коридор, где даже фонари не горели. — Где это мы? — спросил Рон. — Это третий этаж, — говорила Дени. — Дамблдор говорил, что сюда нельзя ходить тем, кто не хочет умереть самой страшной смертью. В воспоминаниях волшебников пронеслось предостережение, сказанное директором в первый день на церемонии распределения. — Почему он запретный? — в глазах Дени засверкали искры, излучающие интерес, и она сделала несколько шагов вперед. — Какая разница? Пошли отсюда, Дени, — в голосе Рона отчётливо слышались нотки страха. — Да ладно тебе, Рон, интересно же, — волшебница направилась в глубь тёмного коридора. Почему бы не повеселиться напоследок? Уж вряд ли там что-то такое, что убить может. Это же Хогвартс — самое безопасное место на земле. Держать в школе нечто способное убить глупо.