Дьявол, что внутри меня

Мне сразу захотелось поскорее убежать отсюда подальше и в лес, кричать от чувств, что так сильно вспыхнули в сердце,и неважно, как-бы это нелепо выглядело. Коммунист уже начал обрабатывать царапины на ногах перекисью. Она даже не жгла мне раны, а может мне просто так казалось. Во время всего процесса одолевало безумное ощущение:страх смешивался с любовью к Коммунисту, и образовывалось смущение. Кровь моментом прильнула к моим щекам, бросило в жар. Тяжело поддерживать равномерное дыхание, было трудно глубоко втягивать в свои лёгкие воздух. Буд-то что-то такое горячее, обжигающее разлилось в груди. Как диковинную птицу отпустили на волю, хочется летать, рассекать крыльями воздух и любоваться лазурно-голубым небом, разглядывать каждое облачко на нём. И вот ты уже свободен, взлетаешь, но тут чувствуешь небольшую тяжесть, смотришь вниз, а в когтях твоих клетка, в которой ты был так долго заточён, лишён свободы. Золотая, красивая, блестит на солнце, заманивая обратно в серый и мрачный плен, совсем не похож на то, в чём ты проводил дни своего заточения. Отказываясь от манящего своим видом заключения, ни смотря ни на что летишь, пархаешь и чувствуешь вкус ранее неизведанной свободы. Да! Ты вырвался на свободу, но в когтях твоих по прежнему клетка, которая утяжеляет твоё дыхание, от чего так хочется наполнить свои лёгкие воздухом, но пытаешься вдохнуть и ничего не выходит. Клетка в миг начинает весить гораздо больше, что ещё больше усложняет задачу–летать. Голову вскружил будто дурман, от которого так хочется избавиться. Так и приходится наслаждаться этой птице свободой дальше. С тяжестью в дыхании, тяжёлой ношей, в голове звенят колокольчики. Но птица по прежнему поёт, летает и как может наслаждается свободой. Имя той птице–Любовь. Так и поселилась эта птица у меня где-то там, между рёбер и бывает кажется, что не сердце, а она стучит своим клювом в стенки моего нутра,пытаясь заполучить ещё большую свободу. –Давай другую. –Союз разогнал все мысли, которые скопились у меня в голове на данный момент. Я встряхнул головой, чтобы опомниться ото всего, что я сейчас думал. Взяв себя в руки, я сменил ноги, одну из них согнув перед собой и немного обнимая её. Я прижался к своей ноге щекой, отчаянно пытался скрыть этим румянец, который без сомнений выступил на лице. Может меньше буду выдавать себя, если закрою глаза и притворюсь, что начинаю засыпать? Как раз не буду видеть русского, от одного его вида такой эффект. Я последовал своей инструкции, но разум сам рисовал мне силуэт Союза перед собой. А из-за этого смущение ещё больше отражалась на моих щеках. Ну отлично вообще, теперь наверное заметнее в раз десять! Я старался подумать о чём-нибудь другом кроме СССР, но всё тщетно. Всё-таки решившись открыть глаза, мой взгляд сразу пал на... Советы конечно. Он нежно, с заботой и улыбаясь уже начал заматывать мне бинтами ногу. Хотелось прикрыть рот рукой, ведь я был в шаге от того, чтобы заплыть в своей дурацкой улыбке. Но я сдерживал её, и если-бы я расслабился хоть на одну секунду, то непонимающего взгляда со стороны СССР мне не избежать. Будто стою на краю обрыва, сделаешь неаккуратное движение, и земля под ногами рассыпается, и вот ты летишь вниз с бешеной скоростью. Сам Союз улыбаться совсем не избегал, скорее наоборот. Такая-же нежная, как и все его движения, грела моё сердце, растапливая толстую ледяную корку–вот какова его улыбка. Не то, что у меня... совсем не то, что у меня. –Всё, закончено! А ну-ка оцени работу! –Коммунист прямо за ноги потянул меня к себе. Мы начали кататься по моей огромной двухместной кровати, сцепившись друг с другом. И я и Совет залились задорным смехом. Давно я так не смеялся от простого смешного случая, игры. –Russisch! Russisch, да хватит, блин! –я начал брыкаться ведь он часто дотрагивался до моих пяток, и боков непонятно с какой целью. Было видно, что мои брыкания мешали ему сделать что-то, но что до меня сначала не доходило. Но потом меня сразу-же осенило то, что он хочет меня... ну, как бы мне это так сказать... пощекотать. Ну я уже был втянут в эту игру, так что отрицать было нечего–мне приятно, когда он хотя-бы докасается до меня,а тут. Но уже поздно было это осозновать. Союз резким движением крепко схватил мои ноги. Выглядело это наверное так, как буд-то он сейчас меня насиловать будет. Лицо опять стало красным, и это начинало бесить. Заботливую и нежную улыбку Союз сменил на "коварную" и азартную. Сопротивляться его действиям я не мог, тело обмякло и я стал намного уязвимей. Этим-то Коммунист и воспользовался. Между коленей он сильно зажал одну из моих ног своими, а вторую взял обеими руками. Хитро посмотрев на меня, СССР сказал: –Ну сейчас ты за всё поплатишься, псинка... –он ещё шире стал ухмыляться. В голову стали лезть не очень приличные мысли, что раньше мне вообще не было свойственно. Эх, что-же со мной делает эта чёртова любовь? Ненавижу, но так хочу попробовать на себе все эти ощущения, которые достовляет эта глупая влюблённость... надеюсь. Я не смог выдержать напора всех впечатлений и отвернулся, лишь-бы не видеть Союза, смотреть ему в лицо–не очень хороший вариант. Стыдно, как стыдно, позор... –Ну всё... Ща будет мясо!–я зажмурился как мог, в предвестии своей участи. Всё-же моя догадка оказалась верной. Коммунист начал щекотать мою пятку. Я не сдержался и начал громко хохотать,а СССР смотрел на это зрелище и подхватил мой заразительный смех. Я весь изгинался, ворочался и пытался отбиться ногами,но к несчастью они были крепко зафиксированны. Я чувствовал как к лицу приливает кровь,даже не знаю от смущения или от смеха,от которого я уже начинал плакать. –Hör auf! Hör auf zu reden!(Перестань! Перестань говорю!)–единственное,что я мог говорить сквозь смех. Совет резко остановил "пытки". Он посмотрел на меня с каменным лицом и похлопал глазами. Взгляд его был направлен куда-то сквозь меня. Три...два... один! И наш "уверенный в себе" коммуняка начинает дико краснеть. Ещё с секунду он смотрит на меня выпученными,видимо от своих-же действий удивлёнными очами. –Ну хорошо,без проблем.–он медленно и нерешительно отпускает мои ноги. Всё кончилось? Я только заметил,что жар от лица до сих пор не отступил,а смеяться я давно уж перестал. Неудачник года просто! А хотя чего мелочиться-то? Десятилетия,а то и больше! Хах,да всей жизни... Та самая дурацкая улыбка предательски растянулась на моём лице, позже она медленно была прикрыта левой рукой. Улыбка счастливая, а брови я жалостно сдвинул, из-за всей нелепости своего положения. СССР отпустил мои ноги, но сдвинуть их я как-бы не могу... он до сих пор стоит между ними на коленях! Ах, бля-...Я-Я-Я! Коммунист с бешеной скоростью свалился прямо на меня и начал с той-же наглой улыбой щекотать меня по бокам. Ну всё, он нашёл моё слабое место. Я не сдержусь. По квартире снова раздался мой хохот, только ещё громче, перемешанный со словами "прекрати, умоляю!", которые я произносил то на русском, то на немецком. Но Союза это разве остановит? К щекам ещё сильнее прильнул румянец. Я всё время пытался закрыть руками бока,но Совет в свою очередь бесцеремонно их убирал и продолжал свои "пытки". В один момент я раскрыл глаза и посмотрел на моё положение:между моих немного согнутых в коленях ногах лежит Союз,голова его на уровне моей груди, руки СССР скользят по...к сожалению моей ТАЛИИ. Как-же это неприятно осознавать то,что у тебя вместо нормального мужского торса женская талия. Гадость какая,ужас-то какой. Вспомнив про бёдра,хорошие мысли в голову тоже не лезли,их просто нет. Бёдра.как.у.девушек. Ненавижу своё тело! Сразу после мыслей о своих бёдрах,как назло появилась резкая боль именно в этом месте. Ну вспомнил называется! И главное сразу начало болеть! Но я не подал виду,что мне больно–лишь-бы касания Союза продолжали меня обжигать. Я представил свой образ в зеркале:буквально всё напоминает мне о том,что я как девушка. Нет! Это больше чем ужас! Лишь моя военная форма напоминает о том,что я вообще мужского пола,но всё равно подчёркивает все эти женские черты. Нет уж,форму я буду носить,она мне нравится! Так, подождите-ка... А где я посеял свои перчатки? Где они,мать твою?! Ещё вчера они были на мне! Плаща нет,а вот с перчатками мне расставаться тоже не очень-то и хочется. Единственное,что меня утешает на данный момент–то,что я вспомнил,что у ФИ есть дубликат моего плаща,да и вообще формы в целом. Да вот только перчатки в этот комплект не входят. Чёрт... Остаётся только надеяться,что я как всегда найду эти дурацкие перчатки у себя дома. Квартиру я хоть и держу всё время в порядке,но по своей рассеянности всё время что-то да потеряю,но до таких важных вещей никогда не доходило. Эх,вот почаще-бы мне так задумываться,в моменты,когда Союз тебя сейчас буд-то изнасилует... Эм,серьёзно?! Нет-нет-нет! Блин,ну только отвлёкся от мыслей о нём! Кровь моментом поспешила на вызов и мигом подъехала к месту назначения–моим щекам. Не смотря на то,что Союз щекотал меня по бокам,я перестал закрывать их руками–безуспешно,а вот на щёки я положил обе свои ладони. Жжёт,жжёт,жжёт и жжёт всё тело. Буд-то оно сейчас полностью сгорит. Как прекратить это всё? Как? Я ведь знаю,что мы с Советским лишь друзья,и дружба наша только-только началась заново. Мне просто... НЕЛЬЗЯ любить. Мне НЕЛЬЗЯ любить. Тот,к кому Я прикоснусь почувствует только боль,я не могу,мне нельзя...НЕЛЬЗЯ касаться. Ещё когда-то давным-давно отец говорил мне эти слова:"К чему ты только не прикоснёшься–всё рушится! Все беды из-за тебя! Ты никчёмен! Ты–НИЧТОЖЕСТВО..." Последние слова он сказал не с яростью. Он пустил их стрелой в моё сердце. Холодный железный наконечник впился в моё тёплое сердце и в момент образовал толстую ледяную корку. Было много таких разговоров,но именно после ЭТОЙ фразы я стал ТАКИМ. Перестал доверять людям,ведь знал,что если в меня пустил стрелу мой отец,то и тот с кем я сдружусь,тоже пустит её в меня. Может такую-же,а может ещё холодней. Да, до четырёх лет у меня было настоящее детство,но потом ГИ увидел,каким слабым я у него расту. И начались дни настоящих пыток. Мне нельзя было свободно ходить по дому,когда у нас гости. Разве что один раз он сделал мне исключение–когда к нам пришёл СССР с его отцом. Вот тогда-то я и познакомился с ним. Но если я выйду из своей комнаты на глазах у других гостей,и это увидит отец... Я уже испытывал это наказание на себе очень много раз,и каждый я запомнил в подробностях,но сосчитать эти разы невозможно–их слишком много. На моём теле до сих пор красуются шрамы от ножа. Я помню,что он использовал один и тот-же нож. С красивой резьбой на ручке из дерева и всегда так хорошо заточен. ГИ любил резать мне руки,рядом с шеей,иногда задевал её саму,вся грудь и спина в шрамах. Мелкие,но такие глубокие. От них так-же больно,как и от слов–маленькие,но так глубоко ранящие. Каждый день он приходил после работы в плохом настроении,и если его посетило хорошее,то это редкость. Сначала он кричал на меня, унижал всеми словами,которые знал. Чаще всего ад начинался прямо с порога. После своих криков он бросал меня об стенку и так-же орал. Потом он тащил меня за шкирку в подвал,тем самым чуть не удушая. Он был очень маленький,и тёмный. Единственное,что я мог понять–это то,что там был деревянный пол. Как я это понял? Даже когда он открывал туда дверь,свет в подвал не проникал,ведь чтобы пройти к нему,нужно было сначала пройти через длинный,тёмный коридор. Я просто лежал на полу и чувствовал под собой доски,которые всё время оставляли на моём теле глубокие занозы. Я помню,как он резко наносил порезы,но чаще всего они были одинаковые. Но один раз Германская Империя переборщил. Тогда он уже вошёл во вкус,начал делать порезы всё глубже и глубже и в один момент... Нож рассекает моё плечо. В тот момент отец даже немного начал за меня беспокоиться. А хотя...он просто прекратил это испытание,просто ушёл,закрыв за собой дверь. Это не волнение,ГИ просто понял,что на этом стоит закончить,этим порезом он выпустил весь свой гнев за этот день. Я и не думал,что он вообще,когда нибудь остановится,но оказывается и его тиранства на тот день был конец. С тех пор на моём плече красуется глубокий шрам. Даже если гостей не было в доме,ГИ избивал меня. Я держал всё в себе и до сих пор держу. Сразу признаюсь–нелёгкая ноша,но загрузить своими проблемами даже некого,да и зачем всем знать про моё прошлое? Зачем делать так,чтобы ко мне проявляли состарадание,меня учил быть сильным...отец. Я буду держать всё в себе до конца своей жизни,и умру со своими горькими воспоминаниями о ней. Щекотка резко прекратилась. Всё удовольствие кончилось? Эх...а жалко. Хотя я ещё сначала хотел держаться подальше от этого русского,иначе чувства разгорятся ещё больше. Нужно как-то отдалиться от Союза,но как? Даже не знаю... Ладонями я пытался укрывать свои румяные до беспредела щёки, взгляд я всё время отводил,казалось,что сердце сейчас проломит дырку своими ударами и выскочит оттуда со словами:"Надоели мне все твои эти чувства!" Хотелось лыбиться от такого положения,но почему-то я не мог. Наполовину чувствовалась пустота,пустыня по которой разлеталось эхом "Нельзя",наполовину всё ликовало,и хотелось больше касаний,хотелось больше. Но надежды на взаимность и не было,какая там взаимность? Как были мы в детстве друзьями,так и останемся. От этого стало горько и неприятно на душе,но я наслаждался моментом на полную. СССР начал приближаться ко мне. Мы были друг напротив друга,лицом к лицу. –Вот всё время ты взгляд отводишь,смотри мне в глаза!– сказал он с ноткой детской обиды. Хах,играется как ребёнок,не знает границ контакту. Но как? Как мне не отводить взгляд от его? Если посмотрю на него,то не сдержусь,и вся наша только начатая дружба упадёт,как хрупкая башенка. Эх,СССР... Ты слишком резко всё начинаешь,слишком... Ты строишь эту башенку слишком быстро. Она красиво выглядит,разнообразие красок поражает и заставляет раскрыть глаза ещё шире,сделать глубокий вдох,чтобы успокоиться от увиденного. Но стоит чуть дунуть,и башня рухнет,как буд-то ничего и не было на её месте. Из этой ситуации меня спас звонок в дверь(Ну по классике, я вам всё обломала :D). Союз одним быстрым движением слез с кровати и сел не её край. Я после этого сразу побежал к двери,но когда уже хотел начать открывать дверь, вспомнил одну деталь. –Эй, кошак недоделанный! –Совет подошёл ко мне с угрожающим взглядом. –Ещё раз ты меня так назовёшь и... –он рывком бросился ко мне и начал безжалостно щекотать меня. –Всё! Всё, прости, я понял! Hör auf!–сразу после этих слов славянин перестал меня мучать. –Ну что, понял? –он победоносно ухмыльнулся –Теперь-то я знаю, что у тебя за слабость. –твоя слабость–вот самое ценное знание твоего врага. Стоп! Какого ещё врага? Он друг! Почему я задумался об этом? Сразу вспомнилась война и время после неё. Но сейчас не время стоять и сверлить стену глазами,окунувшись в свои мысли. Эх, моя слабость–это ТЫ, Союз... –Понял-понял, да ещё как! Знаешь почему я тебя так назвал? –вопросительный взгляд в ответ–Шапку надень. –теперь настало моё время улыбаться. –Ой, точно! А вот про это как раз забыл. Спасибо.–он надел на себя шапку, а после этого сразу снял с гвоздика и протянул мне мою фуражку–Хах, и про себя не забудь! –точно, у меня-же теперь рога. Я принял головной убор и надел как можно аккуратнее. М-да-а-а, про то, что ещё чуть-чуть и из-за рогов я свою фуражку больше не увижу на своей голове, я погорячился. Они выросли совсем на чуть-чуть, но мне это почему-то очень заметно. Мысль о том, что всегда прийдётся укрывать рога от чужих глазах обычным капюшоном, как тогда, когда мы пошли в магазин явно не грела душу. Готово, фуражка надета! Первый щелчок, второй щелчок и дверь открыта. –Войдите! –сказал я погромче,чем все остальные слова. Дверь отворяется и в комнату заходит Фашистская Италия. –Привет! К тебе... –он посмотрел назад меня–вам можно? Слушай, теперь мне с тобой точно нужно срочно поговорить–ты просто обязан мне объяснить что произошло! –он влетел в комнату и решительно закрыл за собой дверь на два щелчка, потому что уже много раз бывал у меня в гостях. –Ну привет-привет. –с трудом ответил я. Бывает просто не находится объяснение тому, как он раскрепощённо себя всё время ведёт. –Ладно, ты раздевайся, пойдём на кухню, чаю попьём. –ФИ потратил немного времени на то, чтобы снять с себя куртку, шапку и перчатки. Союз во время этого оживлённо о чём-то болтал с Фашистской Италией, а я пошёл на кухню заваривать чай. Я поставил чайник на плиту и включил огонь. Потом я услышал звуки воды и пошёл в ванную–там ФИ стоял и мыл руки. –Извини, а каким полотнцем можно руки вытереть? –я показал ему на синее полотенце, которое висело на крючке возле зеркала, которое было над раковиной. Он кивнул мне головой, улыбнулся и вытер руки, после чего снова пошёл к Совету, который уже успел перебраться на кухню и сидел там. Я помыл руки, тоже вытер их об полотнце и направился на кухню к этим двоим. Как раз в этот момент закипел чайник, странно–быстро как-то слишком, но не суть. Я достал три кружки из шкафчика. Несколько незамысловатых действий, и чай готов. Мы сидели за столом и спокойно пили чай. Но тишину прервал Италия. –Так блин! Рейх, что такое произошло, что ты не пришёл сегодня на собрание? –он поставил кружку на стол и впился в мою плоть взглядом, разъедающим не хуже уксуса.