***
В Аду существовало одно негласное правило. Строго говоря, там все правила были негласными и понимались интуитивно спустя пару веков работы и тройку столкновений с начальством в дурном настроении, но именно это было самым известным, чуть ли не одним из главных. Поздоровался в коридоре первым — проиграл. Кроули не считал себя подчинённым Ада. Больше нет. У него была своя сторона, и на этой стороне было только два оккультно-эфирных существа: он и Азирафаэль, никаких обиженных демонов и повёрнутых на порядке ангелов. У него не было абсолютно никаких причин и дальше следовать этому глупому, нелепому и антисоциальному правилу. Он был однозначно выше этого — и в прямом, и в переносном смысле. Они с Терезой молчали уже минуты две. Наконец Тереза мило улыбнулась, и Кроули уже грешным делом подумал, что победил, но девочка только прислонилась к дверному косяку плечом и продолжила внимательно на него смотреть. Что-то подсказывало Кроули, что Люциферу сейчас очень весело. И правда. — Привет, — позорно сдался Кроули. — Привет, — невинно ответила Тереза. — Как доехали? — Да нормально, нас Асмодей довёз. Слушай, а можно водички? Жарко на улице. Кроули протянул ей графин и небрежно махнул рукой, когда она потянулась за стаканом. Азирафаэль ушёл на поиски яблок, которые он по каким-то причинам очень полюбил в последнее время, поэтому некоторые людские приличия — совершенно лишние, на его змеиный взгляд — можно было и опустить. Встречи с бывшим начальством он не боялся: отдел Асмодея всегда действовал довольно свободно, потому что их руководитель был слишком занят собственными кознями, чтобы проверять их отчёты или лично мучить провинившихся. Кроули он отсылал то к Вельзевул, то к Мефистофелю, когда последний возвращался в Ад, — на Земле к нему подходить с рабочими делами сильно не рекомендовалось. Можно было попробовать, конечно, в Аду никто ничего не запрещал, да очередь на новое тело была больно длинная, а Кроули, во-первых, его обличье очень нравилось, во-вторых, не хотелось пугать ангела и пропадать надолго. Поэтому сейчас Кроули пребывал скорее в состоянии лёгкой неуверенности. Он догадывался, что никто не пустит детей к двум изгнанникам, которых ни огнём, ни водой не возьмёшь, без должного сопровождения, но как-то не подумал, как они все будут уживаться в одном небольшом Тадфилде. Как отреагирует на внезапных туристов Адам, отрекшийся от собственного отца, он даже представлять не хотел. Дверь скрипнула, приоткрывшись, и все мысли успешно вылетели у него из головы. — Тереза, пойдём, успеешь ещё наболтаться, — Асмодей, по плечи сунувшийся в их коттедж, смерил его разноцветным взглядом, подмигнул тем глазом, что посветлее: — А, Кроули, привет. Ангелу своему передай, что девчонки к вечеру заглянут, вещи надо разложить. — Будто у вас их много, милорд, — не удержался Кроули. Тот только брови вскинул, как всегда небрежно прекрасный: — А ты-то откуда знаешь, как мы в отпуск в этом сезоне собирались? Дверь за ним и вельзевуловой дочкой закрылась бесшумно. Кроули — слегка задетый, между прочим, но он скорее ещё раз в Рай зайцем съездит в чужом теле, чем в этом признается, — краем уха услышал слегка приглушённое возмущённое «дядя!» Пить посреди дня — моветон, сказал себе Кроули. После чего встал, зачем-то подвинул вежливо поставленный на место графин с водой и пошёл за бутылкой любимого красного. Лето обещало быть интересным.***
Мисс Миллер — «просто Джулия, Тереза, не чужие ведь люди!» — выдала им в дорогу домашние печенья. Это был неплохой пиар-приём, учитывая, что только за неё одну Тереза могла поручиться: приготовленную Джулией еду можно было есть, не боясь отравиться и сгинуть в муках. Они с Эмили, конечно, парочку съели по дороге, потому что семье Миллер прекрасно удавалась выпечка, но большая часть доехала до ангельского дома без повреждений. — Слушай, а твои кого-то выселили или просто дом создали? Какого ещё вопроса можно ожидать от ребёнка, который на тайну происхождения родственников лучшей подруги отреагировал вежливым, но абсолютно спокойным «а, теперь понятно»? — Выселили. Но, к чести главного офиса Ада, выселили весьма изящно. Семейная пара, обычно проживавшая в небольшом двухэтажном домике, вдруг выиграла лотерейную поездку куда-то на южное побережье Италии. Счастливые и разве что немножко удивлённые — потому что никаких лотерейных билетов они в жизни не покупали, — супруги отбыли первым самолётом, а дом, по совету старого школьного знакомого, которого они снова забыли, как только с ним попрощались, сдали в аренду. Дальше — исключительно ловкость рук. — Ну ладно, — Эмили заправила волосы за уши. — Прилично я выгляжу? — Ты сейчас серьёзно? — Тереза разлохматила её обратно. — Вот теперь — да. — Вредина. — Не спорю. Они постучались в аккуратную дверь. Сам домик тоже хотелось назвать аккуратным и почему-то уютным: было что-то милое и тёплое в его округлых окнах, в небольшом саду, явно пользовавшимся вниманием кого-то из хозяев, и в крохотных фонариках над крыльцом. Место это любили. Даже Тереза, вопреки своей признанной вредной натуре, и та еле заметно, но улыбалась. Дверь открыл Азирафаэль, сияющий и как всегда добродушный, запустил внутрь, отказавшись обниматься через порог. С Терезой они вежливо и слегка смущённо похлопали друг друга по предплечьям, потому что одна чуть не вспыхнула спичкой, а другой сморщил нос, когда обжёгся об чужую спину. Эмили же, более безопасную, заключили в объятия и руками, и белыми, точно парное молоко, крыльями. Та привычно среди них устроилась: на Гавриила тоже иногда нападало желание понежничать. Печенья были встречены всеобщим восторгом. Эмили, которая замешивала тесто, и Тереза, которая мешалась на кухне, важно приняли благодарности и пообещали передать их по адресу. — Ну, какими байками из школьного образования вы нас сегодня порадуете? — Кроули уселся на подлокотник ангельского кресла. Очки покоились на журнальном столике, и он смотрел на детей спокойными змеиными глазами. — Мы поставили Потерянный Рай, — гордо сообщила Эмили. — В театральном кружке. Азирафаэль покачал головой, улыбаясь: — Даже не знаю, чего я ещё ожидал. — Ну, в слегка сокращённой версии, — нехотя признала Тереза. Полную они бы за полгода не выучили. — И кого же вы играли? Сатану и Вельзевул? Часть ангелов мужественно предпочитала называть дядюшку не по первому имени, а по какому-то из титулов, благо, выбор был приличный. Как прокомментировал это Гавриил, опасались, что если его позвать, он может и прийти, а что в таких случаях делать, в офисном уставе не написано. Тереза, как могла, попыталась объяснить, что дядю так часто поминают во всех краях света, что он уже только на внутренний круг реагирует, от остальных просто отмахивается. «Попробуй убеди в этом всё небесное воинство, рискнёшь?» — устало спросил Гавриил, и тут ей крыть было нечем, к целой аудитории ангелов она пока была не готова, она их и по-одному иногда с трудом понимала. — А вот и нет, — довольно показала язык Эмили. — Я была Михаил. — Я маму играла. Дядей был Алекс. Кулаком в потолок юноша грозил правдоподобно, а в профиль был даже немного похож. Я остался доволен. О Вельзевул и говорить нечего. — Тоже неплохо, — миролюбиво ответил Азирафаэль. — Чем заниматься планируете? — Честно? — спросила Тереза. Очень неудобный вопрос. Собеседник вынужден сказать «да» — слушать враньё никому не хочется. После этого можно просить о чём угодно, потому что собеседник уже сам захотел, чтобы с ним поделились, и отказываться ему будет слишком неловко. Ангел шагнул в ловушку, сам того не осознав: — Если можно. — Мы хотели попросить вас свозить нас на авиабазу, где провалился план по концу света. Мама с дядей отказались, даже не дослушав, а Асмодей не хочет везти туда Ламборджини. К чести обоих, виновники этого самого провала отреагировали довольно спокойно, Кроули только слегка поперхнулся. — Будто мне охота гнать туда Бентли, — буркнул он. — Что вы там смотреть собрались? А вот здесь лимит доверия кончился. — Да так, — предельно нейтрально ответила Эмили. И дураку было понятно, что после этой фразы можно больше ни на что не рассчитывать. Кроули пожал плечами: — Ну, давайте съездим. Но ничего интересного вы там не найдёте. — Спасибо! — Эмили просияла солнечной улыбкой. Тереза, которая лучше всех присутствующих знала собственную подругу, невольно подумала про красивые цветы, которые прикидывались мирными и вкусно пахнущими, а потом пожирали тех, кто наклонился слишком близко. Сходство, если честно, получалось поразительное.***
— Не понимаю, почему ты так переживаешь, дорогой, — сообщил Азирафаэль, вернувшись от двери. — Они очень милые дети. За разговором с детёнышами день пролетел незаметно. Кроули картинно раскинулся на диване, уложив голову на ангеловы колени. Пошипел довольно, когда тёплые пальцы приятно зарылись в волосы и стали их перебирать. — У Терезы в рюкзаке серп Вельзевул, а Эмили может на латыни пересказать первую треть Божественной комедии. В тринадцать лет. — Это не мешает им вести себя, как абсолютно обычные подростки. — Много ты в подростках понимаешь, — фыркнул Кроули. — У меня же она где-то завалялась, — вдруг вдохновенно продолжил Азирафаэль, словно не заметив его комментария, — Божественная комедия. Один из первых экземпляров. Надо будет показать Эмили, там есть пара чудесных моментов, которые, увы, потерялись в поздних редакциях… Вот только двух книгочеев ему не хватало. Даже трёх, потому что Терезу никогда нельзя сбрасывать со счетов. Кроули попытался изобразить лицом максимально скептичное выражение, но получилось только по-дурацки тепло улыбнуться. Ещё и зрачки небось на пол-лица расширились. Ужас какой-то. — Я вот только не понимаю, зачем им эта база, — поделился ангел. — Исследовательский интерес? — Там случилась кульминация нашего конфликта, — тихо сказал Кроули. Желание понять что-то любыми силами, даже если никто ничего не рассказывал, он понимал очень хорошо. — Она хочет разобраться. Ведь один раз уже поняла, что раскол преодолим, когда мы все помогли Эмили. Видимо, что-то она такое услышала от… — он замялся, глаза обожгло застарелой болью, — ты понял, от кого. Вот и раскапывает потихоньку. Усилием воли он смахнул с себя ненужную меланхолию. — Ну и исследовательский интерес, конечно, тоже. Придётся за ними присматривать, а то ты только отвернёшься на бабочку полюбоваться, а они с Эмили уже самолёт угонят. Тепло в голосе Азирафаэля окутало его пушистым облаком, отогнав усталый холод, всегда охватывавший его, когда он вспоминал про небесно-подземную вражду: — Ты бессовестным образом драматизируешь, дорогой. — Разве что чуть-чуть! — возразил Кроули. — Веришь ты мне или нет, это две неконтролируемые силы природы, а не человеческие дети. Да я готов с самой Вельзевул враждовать, лишь бы не с её отпрыском.***
На входе в дом их встретил Люцифер. Он приветливо кивнул Эмили — та вежливо и немного робко помахала рукой в ответ — а Терезе вручил поводок и невероятно довольную Пустошь в придачу: — Иди гуляй со своей собакой, пока она дом не разрушила. Были в почти бесконечной энергии адской гончей свои минусы. Тереза беспрекословно взяла поводок и отсалютовала дяде, прежде чем спрыгнуть с крыльца. Собака с довольным ворчанием побежала справа от неё. Гулять они обе любили, особенно вечером, в более приятном глазу полумраке. На небе лениво загорались первые звёзды, и Тереза щёлкнула смартфоном местные созвездия, потом сфотографировала себя на фронтальную камеру, породив кошмарное чудовище, и радостно отправила это Гавриилу. У них с Эмили это было любимым хобби — фотографировать небо в самых разных местах, куда их занесёт судьба, и просить пояснительный комментарий: кто, когда и какие светила сделал. Какой бы ужасный ракурс они ни выбирали, Гавриил не ошибся ни разу. Кажется, попытки сбить его с толку занятого архангела даже немного веселили, поэтому Тереза с Эмили старались делать это регулярно. А то что он там сидит безвылазно в офисе, пока они отдыхают, пусть тоже отвлечётся.Не быть тебе фотографом-портретистом, Тереза. Сейчас планёрка, ближе к ночи напишу.
Это современный взгляд на фотографию! — напечатала Тереза, улыбаясь. Пустошь, отпущенная с поводка на волю, вдруг с диким лаем, опасно отдавшемся дрожью под ногами, помчалась обратно к ней, как чёрно-рыжий метеор. Тереза схватилась одной рукой за шарф, другую сунула в полураскрытый рюкзак и нащупала в нём мамин серп, выдохнув, когда рукоять древнего оружия легла в руку, как влитая. В следующее мгновение, однако, она слегка озадаченно отпустила оружие и сунула руки в карман толстовки. Им навстречу бежал небольшой чёрно-белый пёсик, которого вела точно такая же жертва обстоятельств, как и сама Тереза, только противоположного пола. Разумеется, поняла девочка, Пустошь не могла пропустить такое счастье и радостно бросилась знакомиться с сородичем. Вот только Пустошь не стала пугать маленькую собачку своим энтузиазмом, а прижалась к хозяйке и зарычала. Оскаленные клыки почернели, а обычно спокойные карие глаза разгорелись пламенем. Так, а вот это уже не очень хорошо. Ещё не хватало память местным стирать. — Извини, она немножко социофоб, — обратилась Тереза к незнакомому мальчику примерно своего возраста и твёрдо схватила беснующуюся адскую гончую за ошейник. — Пустошь, место! Пустошь послушно остановилась, даже хвостом по земле бить перестала. Чёрно-белый пёс даже не попытался сделать вид, что ему страшно. Восхитительная собака, подивилась Тереза, обычно перед её красавицей все в ужасе разбегались, стоило той хоть тявкнуть. — А точно социофоб, а не адская гончая? — Тереза вскинула голову, жалея, что выпустила из руки серп. Мальчик невозмутимо продолжил: — Барбос тоже не отсюда, вот она, наверное, и среагировала. Я Адам Янг. Неудавшийся Антихрист. А. Тот самый. Который дядин сын. Кхм. Тереза заправила за ухо волосы и протянула руку, чудом вспомнив, что нормальные люди здороваются за правую: — Тереза Велл, дочь Вельзевул. — Ого, — ладонь у Адама была тёплая, хватка — вежливо крепкая, но не более. — Вельзевул — это которая с мухой на голове? Тереза прыснула: не всем же знать, что из себя представляла любимая мамина шапка. — Да, она. Рада знакомству. — И я тоже. Собаки принюхивались друг к другу. Барбос словно вспомнил свою неземную природу и приветливо завилял хвостом, привстав на задние лапы, чтобы ткнуться носом в чужую морду. Пустошь величаво ему это позволила. Их хозяева слегка озадаченно смотрели на любимцев, не совсем понимая, что друг другу говорить. Тишина грозила стать неловкой. — Мы на отдыхе. Никаких Армагеддонов, всё цивильно и мирно, — доверительно поделилась Тереза. — Летние каникулы, как никак, не в Лондоне же сидеть. — Я знаю, — с готовностью подхватил тему Адам. — Азирафаэль с Кроули говорили. — Да, они же тут живут… Точно. Тишина приготовилась стать неловкой. — Как тебе Тадфилд? — чуть поспешнее обычного спросил Адам. Собаки побежали вперёд, радостно завывая совершенно не собачьими голосами, и хозяевам ничего не оставалось, кроме как пойти за ними. — Да мы ещё не видели ничего, только сегодня приехали. — Могу устроить экскурсию, — предложил Адам. Судя по голосу, он сам удивился, что это пришло ему в голову. — Мы с ребятами тут каждое лето, найдём, чем заняться. Мама предупреждала, что Антихрист — потенциально непредсказуемая, опасная единица, обладающая невиданной властью над реальностью, логика которой не поддаётся осмыслению. С другой стороны, мама до прошлого лета всех людей примерно так же описывала, за исключением фрагмента про реальность, поэтому Тереза восприняла родительское предупреждение с изрядной долей скептицизма. Если что-то пойдёт не так, подумала она, с лёгкостью удерживая на лице приветливое выражение с толикой задумчивости, у неё есть серп и уличное воспитание, а дед Эмили, к которому она иногда ездила, был морпехом. Как-нибудь справятся. — Почему бы и нет. Завтра в восемь на главном перекрёстке? — Смилуйся! — простонал Адам. — Лето же. Давай хотя бы в девять. Тереза фыркнула, но согласилась. Непонятно, чего мама так переживала. Абсолютно обычный парень.***
Адам не думал, что они подружатся. А потом сам не заметил, как они подружились. Теперь улицы рассекало шесть велосипедов — среди них два подозрительно новых — в сопровождении двух адских гончих. Правда, первые несколько дней Пеппер с деловитой целеустремлённостью учила Терезу ездить на велосипеде, поэтому строй у них получался немного неровный, но уже к концу недели нужда в уроках отпала. Поразительно, думал Адам, Тереза умела вскрывать замки, перемахивать через заборы и умещать десять яблок в трёх карманах, два из которых были карманами штанов. При этом она не умела ездить на велосипеде, шарахалась от чуть ли не пышущих дружелюбием соседей и на безобидное озеро смотрела с выражением сдержанного недоверия. Как-то раз, краем уха слушая спор Эмили и Уэнслидейла о социальных предпосылках к образованию Звёздного флота, Адам рискнул: — Можно завтра искупаться сходить, вода тёплая. У нас где-то валяются ворота для ватерполо. — Идите, — ответила Тереза слегка отсутствующе, почёсывая под челюстью Пустошь. Овчарка иногда косилась на Адама, но желание извернуться поудобнее, чтобы почесали ещё и брюхо, явно перевешивало её недовольство. — А я позагораю. — Ты ненавидишь загорать. — Откуда ты знаешь? — покосилась на него девочка. Он почти не помнил прошлогоднее столкновение с неземными тварями, потому что некоторые вещи вообще лучше забывать, как можно скорее. Но какое-то неуловимое сходство с демоном в чёрном сюртуке скользило в чертах Терезы, в её серьёзном внимательном взгляде. Иногда ему казалось, что они с Вельзевул в самом деле кровные родственники. Как он сам с… Неважно. — Просто предположил. Ты не выглядишь, как человек, который любит загорать. Вообще. — Ладно, твоя взяла. Я плавать умею только по-собачьи. Учить было некому. О семьях они не разговаривали. То есть, конечно, Адам звал друзей в гости, а мистер и миссис Янг радовались, что у сына появились новые приятели, и поражались образованию Эмили в любой области человеческих знаний. И, конечно, мисс Миллер иногда помогала им расширить тайную лесную базу, пока Эмили стояла рядом, гордо задрав нос. Но демонов Адам не видел ни разу, а в рассказах Терезы они проскальзывали только как «мама» или многочисленные «дядя» и «тётя». Про своё прошлое до встречи с подземными она вообще старалась не распространяться, и любые вопросы о нём просто пропускала мимо ушей. Самого Адама учил плавать отец. От чужих резких слов мерзко заныло сердце. — Извини меня. — Да что там. И тут ему пришла идея. Как всегда в таких случаях, окружающий мир легонько вздрогнул. — Хочешь, научим? — выпалил Адам. — Чего? — Ну, плавать научим. На велике же кататься научили, чем плавание сложнее? Тереза криво усмехнулась. Как всегда, когда хотела улыбнуться по-настоящему, но что-то словно не давало ей это сделать. Она зарылась пальцами в шарф, который никогда не снимала, даже в самую сильную полуденную жару. — Понятия не имею, как ты это собираешься делать, авантюрист, — она помолчала, думая о чём-то своем, потом вдруг пожала плечами. — Давай.***
Левиафан лежал на дне не совсем морском, но озёрном и сосредоточенно наблюдал. — Активнее греби! — Твою ж мать и отца в придачу, Адам, если я из-за тебя утону… — Да ты не тонешь, успокойся! — Пеппер, тебя вот сейчас вообще не спрашивали! — Брайан, отплыви-ка подальше, пока тебе челюсть не выбили. — Отлично держишься, прекрати хвататься за камыши, и будет вообще чудесно! — И про ноги не забывай! — Да подите вы все…***
Бентли зашуршала колёсами, остановившись там, где кончался асфальт. Всюду, докуда хватало взгляда, тянулись заборы, сплошь и рядом увешанные колючей проволокой, где-то неподалёку переговаривались два полусонных охранника. Тереза вежливо дослушала «The show must go on» до последней ноты и только потом вылезла из машины. До открытой площадки они добирались правдами и неправдами. Впереди трусила Пустошь, потом дети — с напросившимся за компанию Адамом — и наконец ангел с демоном, отводившие глаза немногочисленным солдатам. Ничего необычного Тереза не видела и не чувствовала, хотя обычно при столкновении с демонической энергией у неё как минимум нагревалось кольцо. Таран тихонько кружился над ухом, два слепня исследовали площадь по квадратам и иногда возвращались к ней, низко гудели, мол, опасности нет, иди спокойно. Тишина, покой, будто и не случилось тут ничего. Технически, ничего и в самом деле не случилось. Конца света-то в итоге не было. — А вот тут Пеппер победила Войну, — Адам указал на неровные следы сажи на бетонной плите. — Да, она нам хвасталась, — кивнула Эмили, с интересом первоиспытателя поглядывая на старые боевые самолёты. — Раз двести, — поддакнула Тереза. Эмили дёрнула её за рукав, вынудив затормозить, другой рукой подтащила поближе Адама: — Значит, так, вы оба сейчас идёте вперёд, будто герои не совсем типичной подростковой драмы, а я иду смотреть, какой движок вон у того красавца. Чудо, что просто смотреть, а не проверять, каков он в воздухе. Тереза остановилась перед какой-то из взлётно-посадочных полос. В этом месте её семья должна была попытаться друг друга уничтожить, заодно прихватив с собой Землю. Всё было до безумия спокойное. Под ветерком шелестела сухая трава. Тереза по привычке напряглась, услышав за спиной тихие шаги, сжала кулаки, но это оказался всего лишь Адам. — Жутко было. Он огромный такой был, рога чернющие, крылья рваные… — Я знаю. Это ещё так. Не страшно. Голова одна была? — …Да? — Ну вот. А бывает три. Адам впечатлённо присвистнул. Шумно втянул носом воздух, расправил плечи. Терезе очень не понравилось это движение. Оно предвещало разговор. — Слушай. А как ты вообще с Вельзевул познакомилась? Он просто задал обычный вопрос. В нём нет никакой претензии. Тереза дважды повторила это про себя, прежде чем ответить. — Не поверишь, на улице встретились. А что? — прозвучало недовольно. Ну и пусть. Ухо успокаивающе защекотал Таран, из-за ворота футболки выполз слепень, вдруг встревожившаяся овчарка вернулась тоже, ткнулась горячим влажным носом во всё ещё сомкнутый кулак. Тереза отстранённо её почесала. — Просто они тогда не выглядели так, будто часто бывают на Земле. За людей их было не принять. Да и… — Договаривай, раз уж начал. — Да и наплевать им было на людей. Конечно, Адам не знал, как дядя, которого он так недолюбливал, искал больницу, где согласятся оперировать сложнейший случай почти без шансов на положительный исход, не видел, как они с Хастуром сидели на полу квартиры и древний бесчеловечный герцог скорбел по оказавшейся на волоске жизни вместе с ней. Откуда, если она никогда об этом не рассказывала. Конечно, у его слов было абсолютно рациональное объяснение. Конечно, ей было наплевать. Это была её семья, в конце концов, кто ему дал право… Тереза сжала зубы так, что заболели дёсны. — Нет. Им наплевать на тех, до кого им нет дела, — как и любому среднестатистическому человеку. Адам, какая разница? Где-то у виска мелко-мелко застучало. — Тоже пытаюсь понять, — напряжённо отозвался Антихрист. Вдвоём они смотрели туда, откуда из-под земли появился Люцифер и где сейчас клевали землю пичуги. — Как получилось, что демоны, которые недавно хотели разнести Землю в клочья, вдруг сейчас стали примерными семьянинами. Не совсем примерными, конечно. — И как так получилось, что вы уживаетесь. Остатки здравого смысла потребовали немедленно свернуть разговор, пока не случилось что-то непоправимое. Уличная память, ударявшая всегда исподтишка и в самое больное место, услужливо напомнила, что всегда надо бить в ответ. Больнее, чем тебя. — Это здесь причём? Уживаемся, потому что они моя семья. Как Янги — твоя. — Я про это же. Как демоны могут быть семьёй? — Тереза дёрнулась, будто он ей пощёчину отвесил. Но дальше было хуже. — Они же… монстры. Судя по тому, как Адам поморщился сразу после этого слова, он тоже понял, что оно было лишним, но было уже поздно. Перед глазами всё словно почернело. — Нет, Адам. Дело немножко не в этом, но ладно, давай пойдём издалека. До встречи с Вельзевул я жила не в родной семье, которая трагически погибла, а на улице, потому что родаки меня бросили. Первым существом на планете, которому оказалось на меня не наплевать, оказался демон, а не человек. Первым, кто заметил, что тринадцатилетний ребёнок и улицы — так себе сочетание. Первым, кто не шарахнул меня по лицу со всей дури, когда я сделала что-то, что ей не понравилось. — Тереза… — Адам неловко протянул к ней руку. — Я не знал, прости… Нормальный человек здесь бы остановился и принял извинения. Тереза чувствовала, что её несёт дальше. Бей, шептало что-то горячее за рёбрами, бей сильнее, пока он этого не ожидает. И она ударила. — А дело знаешь, в чём? Ты не меня не понимаешь. Ты не понимаешь, в чём между нами разница. Как же так получилось, что Вельзевул обратила внимание на меня, а Люциферу оказалось наплевать на тебя. Завистью это назови, обидой, просто подростковым кризисом — но дело исключительно в этом. Вот к чему был весь этот трёп про чудовищ. И знаешь, что? Если так горит, поговори об этом лично с дядей, а не швыряйся направо-налево ярлыками. Тебе приятно было бы, если бы я, когда-то не поладив с твоим кузеном, назвала твою мать тварью? Глаза жгло. Тереза сжала пальцами шарф, прошла мимо Адама, с силой толкнув его плечом, и рванула прочь.***
Тереза промчалась мимо с такой скоростью, что её мини-рой, пока не заслуживавший большой буквы, за ней даже не поспевал. Кроули непонимающе нахмурился ей вслед. Потом взглянул на Адама, лицо которого выражало что-то среднее между отчаянием, отрицанием, болью и ещё чем-то неуловимо человеческим, им неподвластным. Всё тут же прояснилось. — Я поговорю? — тихо вызвался Азирафаэль. — Нет. Не ты и не я. Многие тысячи лет Кроули не осмеливался это делать. Ещё полгода назад ему бы это вообще в голову не пришло. Но сейчас его страх не имел значения — Адаму было больно, Терезе — тоже, и непонятно, кто из них кого обидел сильнее. Зато было абсолютно понятно, из-за чего. Они могут сколько угодно ранить и мучить друг друга, но дети здесь не при чём. Кроули закрыл глаза и позвал. Не владыку и не подземного царя — он позвал своего старшего брата.***
Лицо горело, как от стыда, а глаза щипало, как от обиды. Конечно, Тереза ошибалась, несла какой-то бред, закатила истерику из-за ерунды и вообще повела себя по-дурацки. Конечно, Тереза была неотвратимо права. Ему было тошно от её правоты. И от того, что по-дурацки повели себя оба, но он начал первым. Опомнившись, он побежал за быстро удаляющейся фигурой в развевающемся красном шарфе — словно красная лента поперёк чёрного сюртука Вельзевул, они и правда были страшно похожи. Адам сам не знал, что он собирался говорить, кроме очередного смазанного «извини» и кроме очередного нелепого «нет, это всё неправда», но что-то сказать придётся, потому что… Потому что они были друзьями. Друзья ссорились. Это бывало, хоть это ему и не нравилось. Но он не хотел, чтобы всё остальное, что они успели построить до этой ссоры, — дискуссии, какая трилогия Звёздных войн лучше, кто для мира важнее: гуманитарии или технари, какой собачий корм лучше, можно ли Барбосу чернослив — прекращалось. Адам ускорил шаг, споткнулся об ветку, чуть не полетел носом в землю. Сильная, но мягкая рука перехватила его поперёк груди. — Стой, Адам. Адам помнил этот голос другим: хриплым, отдающимся жутким потусторонним эхом. Он рванулся, объятый гневом, как пламенем, и Сатана отпустил его. С секунду он боялся — то есть, конечно, не боялся, а просто не хотел, вот и всё — поднять на него взгляд и смотрел только на ту часть человеческой оболочки, которую краем глаза видел: на тёмное летнее пальто, на трость с набалдашником в виде собачьей головы, на скрещенные на ней шестипалые ладони. А потом решился: вскинул голову и посмотрел в чёрные, древние глаза без радужки и белка. И озадаченно отступил. Он не был похож на… Пеппер назвала Сатану его «биологическим родителем», вот на него он и не был похож. Вообще. Словно два разных… не совсем человека. — Разве не таково было твоё желание? Реальность приняла его. — Не лезьте мне в голову, а? — У тебя на лице всё написано, — демон пожал плечами. — Ну, Адам Янг, что случилось? — Не делайте вид, будто вам не всё равно! — крикнул Адам и тут же осёкся: сейчас дерзить и задирать нос стало страшновато. Когда перед ним возвышался красный монстр родом будто бы из первой попавшейся фэнтези-книжки среднего качества, обвинять его в пренебрежении родительскими обязанностями было как-то проще. — Ничего ты мне не разрешаешь, — до безумия мягко ответил Сатана, беззлобно подначивая. Голос его превратился в низкий успокаивающий рокот. — Тогда спрашивай. Я задолжал тебе то, чего когда-то яростно требовал сам. Ответы. — Я не хотел обижать Терезу, — Адам пнул камешек, втайне желая, чтобы тот задел хотя бы край идеальных туфель, и уселся под первое попавшееся дерево, вдруг совсем обессилевший. — Да и на остальных демонов я не злюсь. — Конечно. Ты злишься только на меня. — Почему? — наконец вырвалось у него. Узел, сдавивший грудь с того дня, когда Тереза впервые назвала Сатану дядей, сжался вокруг сердца с новой силой. — Как у вас так отношение разительно поменялось? В чём тогда вообще был смысл называть меня своим сыном и, знаете, забивать на это? Вы ведь не просто бессердечная тварь, Тереза бы тогда вас не любила. С тихим шелестом одежды — наверняка жутко дорогой — Сатана опустился на землю по соседству с ним, величественно оставив одну ладонь покоиться на высокой трости. Даже сидя под полузасохшим деревом где-то на краю мира, он казался королём, восседающим на троне. А ещё он был тёплый. А летними вечерами в Тадфилде было прохладно. Сама идея прижаться к нему была страшным оскорблением для его гордости, но мама запретит ему мороженое, если он простынет. Адам максимально незаметно придвинулся поближе. — Любят не из-за чего-то, а вопреки чему-то, Адам, — Сатана вздохнул, потом перевёл взгляд на него: — Мы все жили предвкушением этой войны. Я, сброшенный первым, сгоревший первым, — всего на секунду Адам разглядел за широкой спиной обожженную плоть крыльев, но этого хватило, чтобы он вздрогнул, — ждал её сильнее остальных. Армагеддон казался нам ответом на все вопросы, он обещал спасение, потому что после конца всего сам конфликт перестал бы существовать. Это было новое начало. Я не мог думать ни о чём, кроме этого, я жил этим и болел этим. Антихрист был всего лишь катализатором. Спусковым крючком с красивым именем и громким происхождением, потому что иначе он бы не смог запустить этот громадный механизм. — Могли бы просто будильник поставить. Сатана прервался, вскинул идеальные брови в изумлении. — Что? — неприязненно буркнул Адам. — Мы по нему в семь утра в школу встаём, всадники Апокалипсиса бы тоже подтянулись. Всё ещё удивлённо глядя на него, Сатана покачал головой. Адам в ответ на это только закутался в свою излюбленную джинсовку посильнее — солнце скрылось, стало совсем холодно. Вытянув громадную руку, Сатана всё-таки подгрёб его к себе поближе, а сверху опустил крыло. Адам спиной почувствовал, что те мышцы, которые в нормальном виде отвечали бы за полёт, не работали, как надо. Он пожелал, чтобы они сейчас же начали работать. Ничего не произошло. Сатана покачал головой: — Нет, мальчик. Это ты не поправишь, — Адам категорически отказывался испытывать сочувствие, но постарался опереться на распростёртое над ним крыло так, чтобы не прижать больное место головой. — План, как ты знаешь, застрял на начальной стадии. Когда стало понятно, что он и вовсе не начнётся, рухнуло как будто всё. Я не понимал, как это могло случиться, как самая простая деталь могла всё разрушить. Человека — тебя, Адам, — я в этой «детали» не видел, ослеплённый собственной яростью. Мне… — Сатана вздохнул, потёр средними пальцами переносицу. — Мне потребовалось какое-то время, чтобы признать, что такой подход не работает. Тогда же — стечение обстоятельств, или как вы это называете — Вельзевул встретила Терезу. Голос его окрасился неподдельным теплом, жёсткие черты лица немного смягчились. — Упрямую, подчас совершенно непонятную Терезу, которая победила шпиона Мамоны яблоками. — А, — тихо сказал Адам, пришибленный этой совершенно неожиданной для него откровенностью. — Так вот, почему она их всегда десятками таскает. — Нет, те были монастырские. Здесь, осмелюсь предположить, она таскает их, чтобы позлить вашего соседа. — Вы хотели мир уничтожить, так что давайте без лекций о хорошем поведении. И вообще, это я придумал. — Она их домой приносит, — фыркнул Сатана. — Отчитать вас за это — лишить себя бесплатных яблок, да ещё и украденных, я на дурака, по-твоему, похож? Адама так и подмывало сказать, что тогда, на авиабазе, какое-то сходство действительно было. Что-то более рациональное, чем его вездесущее чувство юмора, голосом Терезы подсказывало, что у чужого добродушия есть свои пределы и не надо их испытывать. — Итак, Тереза. Через неё я наконец-то увидел мир, который доселе воспринимал только как будущее поле боя. Мир был абсолютно нелепый, но в нём жили, чувствовали и чем-то занимались существа, которые думали не о великом Плане, отдавая этому жизни, а о чём-то своём, ежедневном, гораздо более важном для них конкретно. Это могло стать для нас исходом, долгожданной свободой. Никто толком не ожидал, что сработает, но сработало ведь, пожалуйста… И правда сработало, раз всё высшее командование Ада, чудовищные многолетние твари, приехали отдыхать в одно и то же место, как типичная лондонская семья громадных масштабов. Адам подумал, что если собрать в одном месте всю его родню по маме и папе одновременно, то толпа получится ещё более приличная, поэтому острить над этим не стал. Ладно, пришла его очередь откровенничать. — Спасибо, что пришли, — Сатана кивнул, махнул рукой, зная, что он ещё не закончил. Адам набрался храбрости и продолжил: — Если что, я по-прежнему не считаю вас отцом. И не хочу, чтобы вы им были. Но я хотел… — Ответов, — чёрные глаза, обычно не выражавшие ничего, смеялись: в их глубине мерцали золотистые искорки. — Очень знакомая формулировка. Дело никогда не было в тебе, никаких различий между тобой и Терезой нет. Кроме, кажется, какой-то мелкой разницы в возрасте. Дело было в нас и нависавшем над нами Плане. У тебя сложилась чудесная жизнь, Адам. Твои родители справились с твоим воспитанием гораздо лучше, чем кто-либо из нас. Вопреки всему, что случилось в прошлом году, я этому очень рад. Он ведь даже не врал. Адам, обычно внимательно оценивавший слова взрослых в поисках хоть бледнейшей тени неправды, не мог уловить ни крупицы лжи. Конечно, Сатана был в этом деле настоящим экспертом, но сейчас разомлевшему под тяжёлым крылом Адаму хотелось верить, что он говорил просто правду. Аккуратно поправив чёрное перо перед глазами и отвернув голову, Адам произнёс: — Можно я зайду к вам и извинюсь? — Ещё успеешь. Вам обоим надо остыть, — Сатана поднялся. — Пойдём. Провожу тебя до дома. Адам смерил его последним тяжёлым взглядом и всё-таки взялся за протянутую руку.***
— …было даже в родительских стойлах. Никогда бы не подумала, что это из-за Асмодея. — Он профессионально портит жизнь всем, кроме себя, — Вельзевул выдохнула густой красный дым. — Его-то кони вообще проблем не знают. Больше чем уверена, у него где-то стадо единорогов припрятано. — Шутишь! — Джулия засмеялась, опираясь локтями на забор. — Я? Нисколько. Где-то внутри дома неспешно томилось в духовке мясо, отправленное туда полчаса назад, и Вельзевул с Джулией, весь день просидевшие каждая со своими дедлайнами, выбрались наружу немного отдохнуть. В гостиной возлежала обернувшаяся крокодилом Дагон, которая должна была всё потушить, если пожар всё-таки начнётся, так что у них было ещё пятнадцать спокойных минут — потом надо возвращаться и резать салат. Еда, приготовленная не с помощью чуда, а своими не привыкшими к труду руками, была гораздо вкуснее. Очередная особенность надземья, которую Вельзевул не понимала, но, как большой любитель поесть, была готова исследовать. — Кстати, а если… — вокруг шеи вдруг словно сжалась удавка. Вельзевул вскинула руку, прося о тишине. Джулия замолчала. А потом вдруг перевела тревожный взгляд в сторону, ей за спину. Дочь проигнорировала приоткрытую калитку и с размаху через неё перемахнула, отчаянно шмыгая носом. В груди мигом взвилось адское пламя: какая дрянь посмела, с кого снять три шкуры и оставить помирать на раскалённых углях? Вельзевул привычно сомкнула ладони на дрожащей спине, окружила ребёнка густым Роем, проверяя здоровье. При всей своей уникальности люди были на редкость хрупкими существами, поэтому первым делом приходилось исключать физические повреждения. Когда слепни дважды повторили ей, что ребёнок цел и совершенно невредим, только никак не может перестать всхлипывать, Вельзевул отвела их обеих к крыльцу и осторожно опустилась на верхнюю ступеньку. Тереза уткнулась ей в плечо и бухнулась на среднюю, упрямо не поднимая лица. Пустошь улеглась им на ноги на нижней и гулко завыла. Съездили на авиабазу, называется. Люцифер, конечно, принял царское решение оставить изгоев в покое, но сейчас желание хорошенько прожарить сладкую парочку адским пламенем напомнило о себе со страшной силой. Для чего она им, спрашивается, ребёнка оставила?! — Что случилось? Где Эмили потеряла? — Приедет на машине, — Тереза утёрла нос рукой и снова уткнулась в неё. От ответа на первый вопрос она изящно ушла. — Что случилось, Тереза? — Адам — дурак, — последовал сдержанно-раздражённый ответ. — Неудивительно. Как корабль назовёшь, так он и поплывёт. — А вы — не монстры. Это утверждение было уже более спорное, но Тереза произнесла это с такой интонацией, с какой Люцифер обычно оглашал приговоры грешникам: нравится тебе решение суда по твоему вопросу или не нравится, закрой рот и отправляйся в котёл по назначению. Вельзевул не видела смысла спорить, потому что ничем не прикрытая, искренняя любовь приятно грела изуродованные остатки души и потому что с Терезой в таком упёртом состоянии мог спорить только Люцифер, у которого за спиной было три высших гуманитарных образования и опыт участия в выборах губернатора Айдахо. Что он тогда забыл в Айдахо, Люцифер не мог объяснить по сей день. В этом совершенно точно виноват Мефистофель. Других подробностей я в самом деле не помню. — В каком месте вы вообще похожи на монстров? Клацая по полу чешуёй, на порог выползла Дагон и озадаченно заскрежетала, покосившись на Вельзевул. Та пожала плечами и под нечеловеческим углом вывернула левую руку, чтобы почесать чёрными зазубренными когтями чешуйчатый нос. Тереза помолчала немного, играясь со шнурками толстовки. — Мам. — М? — Вельзевул слышала это обращение по сотне раз на дню, но что-то внутри её истинного обличья каждый раз болезненно-тепло сжималось, когда Тереза называла её матерью. — Я тебя люблю, — и, слава Сатане, Тереза спасла её от мучительных попыток ответить что-то вразумительное, продолжив: — И ещё я наговорила Адаму много лишнего. Того факта, что он дурак, это, увы, не отменяет, но всё-таки. — Если сама чувствуешь необходимость просить прощения, то попросишь при встрече. Вы каждый день видитесь. — Кстати, об этом, — оживилась девочка, будто и не было этого приступа печали. Она потрепала по голове Дагон, будто это была излишне чешуйчатая Пустошь, и спросила: — Асмодей не съездит со мной завтра за углём?***
— Вчера был дождь, дорогу размыло, поэтому мы свернём в сторону вашего коттеджа, — Брайан провёл длинную и самую малость кривоватую линию по карте Тадфилда, которую мама набросала им на уцелевшем ватмане. — Здесь Уэнслидейл должен сказать, что в воздухе чем-то вкусно пахнет. — Уэнслидейл как правило не обращает внимания на окружающую среду, так что пусть будет Пеппер, это достовернее, — отрезала Эмили, не обратив внимания на возмущённое «Эй!» — Вы последуете за запахом к нам, дальше остаётся рассчитывать на Терезу, потому что меня там ещё не будет. — А куда ты денешься? — нахмурится Брайан. — Да так, — отрезала Эмили ещё суровее. Это была её любимая фраза. — Надо будет как-то разжиться едой, — заметила Пеппер, осматривая карту. — На барбекю не приходят без еды. — Надо, — согласилась Эмили. Тут у неё зазвонил будильник, и она оторвалась от изучения чертежа, передала карандаш Брайану и вскочила со стула. Опаздывать было нельзя. — Всё, я побежала, удачи! Уже на выходе из убежища, для пущей незаметности заваленного ветками, она столкнулась непосредственно с объектом плана: Адам несколько озадаченно посмотрел на неё, наклонившуюся, чтобы почесать довольного жизнью Барбоса, но не успел ничего спросить, потому что Эмили вскочила на велосипед и лихо крутанула педали. Ей надо было преодолеть приличное расстояние до того, как старик Биг-Бен пробьёт четыре вечера и Азирафаэль усядется с книжкой в своё любимое кресло и откажется передвигаться до конца суток. Серьёзно, по нему часы можно было настраивать.***
Когда Эмили, невинно улыбаясь, предложила прогуляться под предлогом хорошей погоды, Кроули моментально почуял неладное. Этим они с Терезой друг от друга отличались: с первой Кроули чувствовал что-то неладное постоянно, Эмили же иногда демонстрировала потрясающее спокойствие и склонность к тихим, миролюбивым занятиям. Иногда — но явно не сегодня и не прямо сейчас. Прежде чем он успел озвучить свои абсолютно рациональные опасения, Азирафаэль обернулся к нему, на редкость воодушевлённый: — Замечательная идея, Кроули, не помнишь, где я оставил шляпу? Надо было отдать девочке должное, момент для удара она выбрала с хирургической точностью: после обеденной неги, но до сеанса дневного чтения, который мог длиться хоть до полуночи. Её предложение прозвучало ровно в тот момент, когда ангел сам подумывал, чем бы ему сейчас заняться, — разумеется, он на него и среагировал. Подростки были страшной угрозой. Трогательной, конечно, этого у них не отнять, но страшной. — Что ты задумала? — спросил он у Эмили напрямик, попытавшись грозно зыркнуть на неё из-под очков, пока они неторопливо шли по дороге. Увы, его попытка напугать ребёнка, который регулярно глядел в глаза Люциферу, ожидаемо не увенчалась успехом: девочка только плечами пожала: — Проветриться. А почему у тебя в машине постоянно Queen играет? — Специально для того, чтобы все об этом спрашивали, — подмигнул Кроули, тем не менее не спеша расслабляться. В какой-то момент они свернули к нехорошему коттеджу, как его — крайне остроумно, как ему казалось, — окрестил Кроули. Ноздри ему защекотал восхитительный запах готовящегося на открытом огне мяса, и он невольно подался вперёд, первым выкатившись из-за угла. Зрелище, открывшееся ему, было достойно запечатления в анналах мировой истории — если бы нашёлся историк, способный передать эту смесь сюрреализма и обычной летней повседневности. Люцифер в свободной белой рубашке с закатанными рукавами жарил барбекю, пока Асмодей расхаживал вокруг этой художественной композиции и совершенно очевидно мешал ему это делать своими советами. Неподалёку от них Вельзевул и мисс Миллер, чудесная женщина с настоящим талантом к выпечке, активно накрывали на стол, иногда по очереди толкая вооружённого газетой Бельфегора, чтобы тот подал им очередную упаковку салфеток. Дагон, принявшая обличье крокодила, в котором он её уже лет триста не видел, лежала головой на каком-то из колец сравнительно небольшого Левиафана — вдвоём они грелись под тёплым летним солнцем. У Кроули чешуя зачесалась от желания поваляться там вместе с ними. По участку носились друг за другом адские гончие. Адам и Тереза, скрестив руки на груди каждый в своей манере, стояли под яблоней — ох уж это Люциферово чувство юмора, наверняка же её тут неделю назад не было… — и о чём-то тихо переговаривались, одинаково смущённо друг другу улыбаясь. Пеппер доказывала князю Асмодею, что маршмеллоу можно пожарить над барбекю, и заодно рассказывала, почему нельзя было просто назвать это зефиром. Брайан и Уэнслидейл с интересом расспрашивали Хастура о его многочисленных лягушках, и тот — Кроули чуть воздухом не подавился! — в самом деле им отвечал, и даже не исходил гнилью от недовольства. Это было похоже на какой-то слишком идеальный сон, чтобы быть реальностью. Эмили помахала рукой матери и обернулась, чтобы позвать их за собой, в этот дивный и совершенно точно не настоящий мир, но её опередил невесть откуда взявшийся Мефистофель — Кроули даже не узнал его сначала с новой причёской: — Кроули! — по дороге взъерошив Эмили волосы, Мефисто прислонился бедром к калитке: — И, я так понимаю, Азирафаэль. — Именно, — ангел вежливо улыбнулся. — Я вам персонально обязан. У Гёте очень красивая поэзия. Старый обманщик усмехнулся: — Да будет вам, не льстите. Хотя вы же ангел, вы по идее не умеете… Зайдёте? Тарелки мы вам найдём. — Ох, мы же даже ничего не принесли… — начал сокрушаться ангел, будто — серьёзно? — собрался в самом деле принимать в этом участие. Пока Мефистофель уверял Азирафаэля, что в этом нет абсолютно ничего страшного, — попутно увлекая ангела за собой, как он умел, — Кроули поднял голову и посмотрел на Люцифера. Старший встретил его полный непонимания и, признаться, лёгкой паники взгляд своим собственным, как всегда непоколебимо уверенным. Слегка закатил глаза. Проходите уже. Дагон подвинется. Азирафаэль уже успел пожать руку Бельфегору и отвлечь его от газеты обсуждением каких-то очередных древних изданий. Солнце выглядело чудесно, а Дагон, заметив его колебания, и правда выразительно подвинула хвост, оставив ему большой — и наверняка восхитительно нагретый — камень. Дети постепенно собирались вокруг стола, и демоны разрешали им таскать со стола сладкое. На участке царила полная вакханалия. Кроули глубоко вздохнул и шагнул вперёд.