Пламенный Тигр

– Говорят Мизуки-сан просто невероятная юдзё, даже за пределами квартала ходят слухи об её умениях… – Ты думаешь, ты окажешься достойным её внимания? Она же таю, да тебя максимум позволят сесть у порога её покоев и даже двери не откроют… – Хахаха… Это точно. Хайзаки, закатай губу. – А мне кажется Момои-сан намного лучше Мизуки-сан… – Химуро, ну ты и загнул, Момои-сан уж точно птичка не нашего полёта, тебе нужно, вероятно, за лет десять постараться дослужиться до звания после которого она, по крайней мере, одним глазком удостоила тебя вниманием. Но знаешь… десять лет долгий срок, сомневаюсь, что тогда Момои-сан будет уже… – И даже тогда она будет выглядеть прекраснее всех прочих! Она словно цветущая сакура в первый месяц весны, а ее движения – словно ива склонилась над рекой! – Да, да, мы поняли! – Эй, Аомине, а ты чего притих?       Аомине оторвался от созерцания квартала, оставляя свои раздумья на потом, но что-то ответить так и не решился.       С недавних пор Аомине вступил в один из лучших отрядов в Киото при главнокомандующем Акаши. Сам он из провинции Муцу, его отец даймё, посвятил много времени развитию сына как истинного война. Его наставником был Имаеши Шоичи – лучший самурай в провинции Муцу, отец относился к нему с почтением. Он был своеобразным человеком, однако это не мешало ему освещать путь меча наилучшим образом – это покорило Аомине. Он учил его не только пути бусидо, но и любви и смирению. Он прошел с ним немало сражений, и в конце он должен был обзавестись женой, но скрытые чувства и отправивший его в Киото отец, помешали ему это сделать. Так он оказался здесь. Его самурайская жизнь только начинала цвести, он словно раскрывающийся бутон, ему предстояло расцвести в своей первой весне. Он надеялся, нет, он обязан, проявить себя на службе у господина Акаши. У Аомине уже было несколько сражений за плечами при господине Имаёши, он уже не сопливый юнец и четко знает, как идти к своей цели, для него нет преград.       Прошло уже некоторое время с момента вступления в армию, недели усиленных тренировок, каждодневных отрабатываний ударов и спарринги с другими членами отряда – ни один день не проходил впустую. Тут Аомине познакомился ближе с парочкой ребят – Хайзаки, Ханамия, Касамацу и Химуро, с ними он чаще всего участвовала в спаррингах, и хоть как-то удостаивал их разговорами не о тренировках.       Сейчас, после нескольких недель отрабатываний ударов и получения боккэном по бокам за свою несостоятельность в качестве война от старших товарищей, они решили позволить себе день отдыха и отправились в квартал красных фонарей – Симабара. Аомине, попав сюда, не мог отвести взгляд от ярких огней красных фонариков, мерцающих среди приглушенных темной атмосферой кварталов. Улицы были заполнены людьми разных сортов, но больше всего внимание Аомине привлекли множество женщин, пестрых, словно фениксы в клетках, но не красота манила Аомине, а надломленное отчаяние, которое сочилось сквозь трещины их белых безупречно улыбчивых масок. – А его не интересуют наши юдзё, – Ханамия сделал акцент на слове «наши» следя за реакцией Аомине с мерзким вызывающим лицом.       Аомине весь напрягся, инстинктивно сжимая кулаки, на лбу стала пульсировать вена. Он не хотел, чтобы тема, на которую так яро намекает Ханамия, хоть как-то продолжалась. – О, да брось, Аомине, мы все понимаем, после сюдо некоторые так и не смогли влиться в обычную жизнь. У каждого свои предпочтения, – встрял Хайзаки, вовремя предотвращая ненужное столкновение. – Я слышал, – между делом встрял Химуро, – в этом квартале есть особая улица, там только особые юдзё – кагэма, и среди них есть… Его называют «Пламенный Тигр квартала красных фонарей», и он считается лучшим среди своих. Это так, наводка. – Сомневаюсь, что его допустят к Тигру, – встрял Хайзаки, – так же как и тебя к Момои-сан, Химуро, – он засмеялся.       Остальные засмеялись вместе с ним. Аомине виду не подал, что это его хоть как-то интересует, но он слушал и улавливал каждое слово, поэтому, когда все, отсеявшись, оставили этот разговор, Аомине хотел незаметно поинтересоваться о месте упомянутым Химуро. Химуро сделал это первым, он вплотную подошел к нему, и почти у самого уха сказал: – Я скажу куда тебе идти, не беспокойся, – и двинулся дальше, за ребятами. Аомине зашагал следом.       По наводке Химуро Аомине завернул за угол в том месте, где на стене висел фонарь с иероглифом пламени. Выйдя на улицу, он очутился в странном месте, эта улица даже более освещена, чем предыдущая, повсюду горели фонарики разных оттенков красного, на некоторых из них также были иероглифы пламени.       Идя вдоль домов Аомине заметил одну вещь – здесь было в разы меньше людей, чем на всех других улицах, но все так же мужчины и женщины разных мастей, с более обеспокоенным взглядом, чем гуляки в остальной части квартала. Они не искали здесь временного веселья, а шли за конкретной целью, одной из которых была – не отсвечивать. Здесь за деревянными прутьями сидели, по большей части, мужчины, и мужчины невероятной красоты, их было почти не отличить от женщин, не считая более скромных коротких стрижек и мужского стержня, который все-таки прослеживался в них.       Аомине дошел до самого большого здания с массивным балконом, прежде чем зайти, он краем глаза заметил чьё-то промелькнувшее цветастое кимоно на балконе. Аомине неторопливо отодвинул седзи и прошел внутрь, и сразу ощутил как по коже пробежал холодок – на весь этаж не было ни единой души. Аомине прошел в середину оглядываясь: внутри дом был такой же массивный и темный как и снаружи, стены были из массивного темного дерева, скорее всего дуба, внутреннее убранство здесь было редкостью, одна две невзрачные картины, да одинокие горящие свечи, из светлого здесь было только татами под ногами. Аомине хотел было уже позвать кого-нибудь, и только открыл рот, как его опередили. – Здравствуйте, господин… – было сказано почти у самого плеча самурая. – Аомине, – на автомате выпалил Аомине, но это не отменяло того факта что он чуть душу шинигами не отдал от неожиданности. Его передернуло, хоть виду он и не подал, – Ты, что сзади ко мне подкрался? – Аомине стал разглядывать настигшего его призрака – это был очень молодо выглядевший паренёк, небольшого роста, со светло-голубыми волосами и до костей пронизывающим взглядом. Он стоял в полуметре от него. – Нет, я был здесь все время, меня зовут Куроко, – ответил парень, слегка наклоняя голову. Аомине не стал спорить с этим, кто его знает вообще, но от мысли, что это все-таки призрак пока отказываться не спешил, – Что привело господина Аомине, самурая, в нашу обитель? – он понизил голос на слове «самурай» и Аомине дважды за вечер выбило из строя.       Действительно, что он тут делает, он самурай самого лорда! Аомине дернулся, уже чтобы просто молча отсюда уйти от греха подальше, как в его голове пронеслись слова Химуро.       Ах, да, точно. Ну, рас начал – отказываться уже поздно. – Я слышал, – с заминкой начал Аомине, – про пламенного тигра квартала красных фонарей, – это, наверное, так по-дурацки прозвучало. – Ох, вы к Кагами-сану, – лицо Куроко стало снисходительным. Аомине наконец расслабился, значит еще не совсем свихнулся, – но спешу предостеречь, Кагами-сан важная личность в нашем районе, он не подпускает к себе кого попало, максимум, что вы можете себе позволить – это испить с господином чаю. Но и это вопрос немалых денег. – Я думаю, мне повезет, а за деньги не беспокойтесь, – ответил Аомине, совершенно осмелев, он приоткрыл взор на внушительный мешок и для пущей уверенности потрепал Куроко по голове       Куроко снял руку со своей головы и Аомине почувствовал, что в этом мелком мальчишке есть сила. Он сжал пальцы Аомине мертвой хваткой и убрал прочь. – Удачи.       Куроко указал на лестницу и Аомине прошел по направлению его руки. Поднявшись он оказался у закрытых седзи, прежде чем войти, Аомине еще раз набрал в легкие воздуха для уверенности и выдохнул, отодвигая одну из седзи.       Внутри почти не было света кроме двух тусклых свечей на длинных подставках у противоположных стен и света луны с настежь раскрытого балкона, в остальном это была абсолютно темная и пустая комната. На татами уже стоял столик для чайной церемонии и пара плоских подушек. Посреди комнаты, у столика стоял человек в нескольких слоях кимоно – поверх какого-то красного, на нем было черное иромудзи, и сверху накинуто бархатное авазе приглушенного оранжевого цвета, руки его были сложены спереди в замок. Голова была опущена, волосы алые, словно пылающий костер были собраны на макушке в небольшой пучок и заколоты четырьмя шпильками на двух из которых висели тонкие деревянные таблички с иероглифами «пламя». «Ойран значит», – подумал Аомине, – «но кандзаси отсутствуют, значит при всем своем статусе ему все равно не положено. Интересно».       Аомине хотел уже сказать что-нибудь, чтобы не стоять как дурак в тишине, разглядывая незнакомца, как тот поднял голову – Аомине встретил до невозможности обворожительный прищуренный взгляд двух карминовых искр, которые незнакомец метнул в него. – Прошу, – его голос звучал словно самый мягкий бархат с небольшими нотками хрипотцы. Он указал на подушки, и с его соскользнуло несколько слоев кимоно, и незнакомец остался лишь в одном тонком, сплошь усеянном бутонами малиновых камелий. А затем, он словно грациозная кошка, опустился вниз на подушку.       У Аомине от такого зрелища по всему телу прошла приятная дрожь предвкушения, а в горле предательски пересохло, так что от чая он сейчас бы не отказался.       Аомине сел на подушку, кладя катану рядом с собой, за это время незнакомец успел разлить чай по плошкам и бесшумно отпивал из своей, сверля Аомине взглядом карминовых глаз. Аомине отпил из своей плошки и вспомнил, что надо бы начать разговор и поинтересоваться как зовут «юдзё». – Меня зовут Аомине Дайки, а … – Кагами, – опередил его Кагами. – А имя у тебя есть? – Для тебя просто Кагами, – он сверкнул глазами как бы говоря, что для Аомине этот разговор окончен.       Аомине это ни разу не смутило, и он продолжил наступать. – Твое прозвище – Пламенный Тигр квартала красных фонарей, звучит громко, не спорю, но так ли монументален твой статут как мне сказал Куроко? Часть я уже разгадал, твоя пламенная внешность – все говорит за тебя, чего стоят только твои глаза, – Кагами на это лишь сдержанно хмыкнул, – а Тигр? Что значит эта часть? Может… – Ты самурай при лорде Ниджимура, что в бакуфу занимает не самое последнее место, – вновь перебил его тираду Кагами, – а если точнее, при лорде Акаши, что числится заместителем Ниджимуро в этих землях. Вы готовитесь к наступлению на земли Тёсю, с предотвращением волнений против сёгуна, и он вас знатно гоняет. Ваши люди частенько ходят в этот квартал, несмотря на свои заповеди, и очень любят поговорить по душам. Но чтобы самурай лорда зашел на нашу улицу – это что-то новенькое. Вам же положено, после вылета из под заботливого крыла наставника, по возможности, обзавестись нормальной семьей, начать проявлять интерес к женщинам. Оказывается и среди вас есть дефектные, – Кагами отодвигает плошку от лица и надменно улыбается, так что видно как сверкают в свете свечи небольшие клыки. Аомине чертовски сильно нравится этот вид, он раздается в улыбке словно кицунэ. Теперь он видит накрашенные алой тушью пухлые губы Кагами, и как те оставляют следы на плошке. О, и он, наконец, замечает эту симпатичную маленькую родинку под правым глазом. Тирада, конечно же, задела его, кто-то назвал его дефектным, да после такого не живут, но Аомине настолько впечатлен, что оставляет этот раунд за Кагами.       Аомине поднимает руки, признавая поражение, и делает свою самую обворожительную мину. – Уел.       Кагами хмыкает, грациозно вздергивая подбородок. Аомине хочется продолжить, он только вошел во вкус, но тут Кагами звучно ставит плошку на столик и встает, подходя к седзи расположенным сбоку. – Прием окончен, – Кагами скрывается, плотно закрывая за собой одну из створок седзи не давая Аомине даже возможности на ответ.       Такого самодовольства Аомине еще не видел, но тем острее ощущения неудовлетворенности, его словно оборвали в самом начале полового акта. Этому Кагами удалось разжечь в нем желание.       Через минуту Аомине уже спускается с лестницы на первый этаж и видит Куроко на том же самом месте, на его лице написано что-то вроде «я же говорил», и он даже не старается его скрыть, он знает, что Аомине это понимает, и не произносит это вслух, все, что он говорит это: – Ждем вас снова, господин Аомине.       Аомине даже не оборачивается, чувствуя на себе пронизывающий взгляд. Ответом он его не удостоит, но про себя думает: «это уж точно, даже не сомневайся», и выходит прочь.