***
Ариран — название фестиваля проходящего в Северной Корее время от времени. Это один из самых огромных фестивалей мира. И КНДР этим гордится, надевая новую гладко выглаженную парадную форму. Её взгляд тусклый и направлен в одну точку. Комната скудная. Но в ней нет лишнех деталей. Всех этих ненужных папок, которые небрежно разбросаны на столе или мусорного ведра, переполненного бумагами. Да даже простую пыль в комнате и за вечность не найти! Точно также и в голове. В голове Кореи нет лишних деталей. И никогда не было. Будь страна младше — пожалуйста, маленькая Корея ещё не была, по словам других держав, закрытым государством, страдающим социопатией. Она счастлива управлять только своим народом. Ей не нужен никто. Есть цель — придёт к ней без посторонней помощи. Она привыкла полагаться только на себя. Хотя, иногда всё же нужно было искать помощь у ближайших соседей (во времена Корейской войны или Массового голода). Точнее у одного соседа. И не сложно догадаться, кто это. Фестиваль начался вновь. Люди выступали. Гимнасты, певцы, все. Они выглядят счастливо. Но их радость не вызывает улыбку на лице КНДР, как раньше. Сказать честно, КНДР и до этого почти не выражала эмоций. Какой смысл в этом? Корея по сути была как каменная стена. Одинокая, безэмоциональная. Даже немного… Грустная? Далее пел хор. Патриотические песни у Кореи уже не вызывали должного восторга. Однотипно. Словно бегущие в колесе строки, повторяющие одну за другой. Ноты, тембр голоса, ритм. Одно и то же. Казалось, ничто не может обрадовать Корею в этом круге однотипности.***
Китай прибыла в Пхеньян внезапно. По крайней мере, для КНДР. Аэропорт, а позже и фестиваль. Китай не видела большее сборище людей чем здесь. Она была удивлена огромному количеству людей, поющих в хоре. Человек двести, не меньше. Китай была в слегка шокированном состоянии, но виду не подала, сохраняя всё такое же невозмутимое лицо. Огромный флаг страны возвышался над сценой. На удивление, флаг Китая тоже развивался. Но по сравнению с предыдущим, это был просто флажочек. КНР обиженной не была. Она знала, что Корею здесь восхваляют больше. Китай любила проводить время в тишине, но сегодня, похоже, придётся абстагироваться.***
— Я уж думала, не придёшь… — сказала кореянка, чуть подвинувшись на диване. Кажется, это её первая фраза за день. — Красивый фестиваль, — Корея нелепо похлопала глазами, казалось, хотела что-то ответить, но просто промолчала. Китай села рядом с кореянкой. Та отвела взгляд. Медленно она подсела чуть ближе к Корее. Та, казалось, не обратила никакого внимания. Она продолжала сверлить взглядом сцену с выступлением, задумавшись о чём-то своём. Из мыслей её вывел вопрос КНР: — Так и будешь молчать? — Не хочу нарушать гармонию. Здесь особая атмосфера, — всё также не отводила взгляд. Ложь. Корея не сильно-то была увлечена фестивалем. Ей было интереснее увидеть реакцию Китая на этот фестиваль. Повисло молчание, взгляд обеих был направлен на сцену, где выступали люди. Корея перевела взгляд на китаянку. Та в ответ медленно развернула голову и встретилась взглядом с КНДР. — И всё же мне интересно… Почему ты решила прилететь в Пхеньян? Просто посмотреть фестиваль? Или сегодня какая-то особая дата? — Год дружбы. Мы друзья уже шестьдесят лет. КНДР поперхнулась невидимым напитком. Шестьдесят лет? Так много. Могла ли она назвать Китай другом за столь продолжительное время? Корея не знала. Их отношения больше смахивали на родственные, нежели на дружеские. Китай действительно была как старшая, мудрая сестра для КНДР. Помогала ей при необходимости, но всегда с помощью не лезла. Что, конечно, нравилось Северной Корее. — Ты, похоже, единственная, с кем я ещё не разорвала контакты. — И то верно, — сказала она и вновь замолчала. Далее были гимнасты. Было ужасно громко. Уши Китая, казалось, заложило от такого шума. На лице оставалась невозмутимая маска. И выступление продолжалось вновь. Молчание заполонило всё пространство. Но никому сейчас не хотелось тратить силы на пустые разговоры. Китай была увлечена фестивалем. Хотя, глядя на неё, заметить это сразу сложно. КНДР прожигала взглядом китаянку, наблюдая за её реакцией. В какой-то момент Китай перевела взгляд на Корею, снова встретившись с ней взглядом и поставив последнюю в неловкое положение. — Фальшиво, не думаешь? — сказала КНР. — По мне так всё как и должно быть. Выступления идеальные, люди радостные. Улыбчивые… — Не могу согласиться с тобой. На людях будто лиц нет, все такие одинаковые. Это фальшиво, неестественно, — сказала та с какой-то тоской в голосе. — Зато меня всё устраивает. — То ли ты слишком юна, что не замечаешь своих же ошибок, то ли слишком упряма и…тоже не замечаешь своих ошибок. — А ты слишком слишком любишь философию, полагаю. Конфуций твой, как говорит Япония, сенпай? На слова о Конфуции КНР только слегка нахмурилась. Тогда Корея поняла, что взболтнула лишнего. — Слово «сенпай» с японского вроде переводится как «старший», а не как «предмет воздыхания». — Буду знать, — с сарказмом сказала она. После этих слов Корея затихла. Разговор зашёл в тупик.***
— Мне пора идти, — сказала Китай, заметив, что звуки на фестивале затихали. — Не хочешь остаться на банкет? — Тогда придётся пропустить самолёт, — она как-то нежно улыбнулась Корее. — Что ж, было приятно тебя увидеть, — в голосе КНДР читались нотки грусти. Сама она никогда не признается себе, что ей бы хотелось побольше поболтать с Китаем. Узнать её лучше, чем знала сейчас. Даже за эти года она не смогла толком-то разузнать о Китае как личности. И ей грустно, когда та прощается. Если бы Китай прочла мысли КНДР, точно сказала бы, что Северная Корея словно маленький ребёнок, который не может нормально идти на контакт. Корея отвела взгляд, смотря куда-то в пол. Китай увидела лёгкую грусть на её, казалось, неизменном лице. Не упустив шанс, она подошла ближе, мысленно хихикая, на прощание сказав: — Мне тоже. До встречи, КНДР, — сказав это, она хотела было уже уйти, как аккуратно взяла руку Кореи и нежно прошлась губами по пальцам кореянки, оставляя крохотный поцелуй. Заставляя ту недоумевая хлопать ресницами и краснеть. Дыхание участилось. Китай заметила это и отстранилась, с облегчением смотря на всё такой же забитый людьми фестиваль, отойдя, она громкогласно выкрикнула на прощание: — С Годом Дружбы. Но дружбы ли? — До встречи, — кое-как сказала Корея, пытаясь отойти от собственных ощущений. Она до сих пор чувствовала прикосновение губ к костлявым пальцам правой руки. Что это было? Какой-то особый китайский жест? Она не знает, её мысли спутались в ком. Она могла видеть лишь силуэт уходящей девушки, которая загадочно улыбнулась напоследок. В голове Кореи нет лишних деталей. Кажется, теперь есть.