Сознание в осколках

      «Ненавижу».       Это была единственная мысль, что на данный момент переполняла собой всю сущность безумца, грозясь вот-вот вылиться за край.       «Ненавижу!»       Он не знал, кого именно ненавидит — проклятого доктора, чьи эксперименты давались Джокеру всё тяжелее и тяжелее, подонков охранников, позволявших себе слишком много, или же себя самого. Себя — за то, что, вопреки собственным убеждениям, с которыми он существовал уже на протяжении многих лет, он всё-таки был зависим. Слишком сильно, слишком тяжело зависим.       А ещё он боялся. Несмотря на всю свою гибкость к обстоятельствам, несмотря на уникальную способность к адаптации, он всё-таки обладал этим глубинным, засевшим где-то в самом основании души страхом. Страхом к переменам.       Должно быть, именно это во многом заставляло Джокера продолжать делать то, что он делает. Не потому что это ход игры и не потому что их с Бэтменом танец — замкнутый круг, выходом из которого может быть только смерть. Нет. Сейчас безумец как никогда ясно осознавал, что выход есть, и Бэтси сам не раз предлагал его — вот только Джокер просто-напросто боится разорвать этот круг. Боится того, что может произойти дальше.       Всё то, что было у них с Бэтменом сейчас, являлось основной его существования, но что произойдёт, если эту основу перекроить? Останется ли что-то от него самого? Останется ли что-то от Джокера? Мысли о подобном исходе носили мрачный, неприятный характер. Безумец много раз задавал себе вопрос: что помешало ему согласиться в тот день, когда Бэтс предложил помощь? Почему он не захотел хотя бы попробовать измениться, построить что-то новое? Всю жизнь Джокер убеждал себя в том, что ответ на эти вопросы крайне прост — потому что тогда ему перестанет быть весело. Теперь же, после ряда удушающих сознание видений, он смотрел на ситуацию несколько иначе. Что если на самом деле он просто боится потерять себя, свою сущность?       Всё это казалось просто жалким. Любой человек, который по-настоящему существует, по-настоящему представляет из себя что-то осмысленное, не потеряет своё «я» в условиях разрыва порочного круга. Бэтмен не сломался, когда жизнь пыталась сломать его. Даже Гордон не сломался. А он, Джокер... Он уже позволил однажды одному плохому дню перевернуть свою некогда ничтожную жизнь с ног на голову и, возможно, теперь он просто опасается, что это произойдёт снова — только в иной, более завуалированной и менее очевидной форме. Даже если это случится по вине хорошего дня.       Круг разорвётся, игра остановится — и Джокер просто потеряет свой смысл. Совсем как там, в той жизни, которую он увидел во время своего последнего погружения в мир иллюзий. Тот мир не нуждался в Джокере, и ничто не мешает и этой реальности точно так же стереть его, словно мерзкое чёрное пятно.       Больше всего клоун ненавидел себя за то, что в принципе позволяет себе все эти мысли. Но их было уже не остановить. С момента первой беседы с доктором подобные размышления не желали отпускать сознание психа, но если раньше в нём оставались душевные силы для отрицания и уверенности в своих принципах, то с каждым новым днём, проведённым здесь, эти силы неумолимо расползались. Джокер уже ни в чём не был уверен. Он даже не знал, осталось ли что-то там, за пределами лаборатории. Ждут ли его любимый город, любимый враг — или же всё действительно утекает прямо у него из рук, словно вода, пока он, беспомощный, торчит в этой высокотехнологичной дыре?       Джокер горько вздохнул, обхватив голову руками и пытаясь закрыться от света, чтобы никто больше его не трогал, не пытался лезть в его разум и тормошить и без того слишком глубокие и болезненные душевные раны.       Чёртов Оллфорд был прав.       Никто не может разрушить Джокера сильнее, чем он сам. И прямо сейчас, чувствуя, как что-то выгрызает душу по кусочкам изнутри, безумец в очередной раз понимал это.       Саморазрушение. Джокер терпеть не мог это слово, это понятие — должно быть, потому что слишком хорошо был с ним знаком.              Желудок отчаянно нуждался в еде, напоминая о себе болью и непрекращающимся урчанием; голова болела так, словно бы череп раскололся на части прямо изнутри и острые края кости теперь врезались в незащищённый мозг.       Его оставили наедине со своими мыслями как минимум на несколько дней, лишь заходя порой поставить капельницу или дать жалкий стакан воды.       Потом его снова потащили к аппарату подключения сознания. Джокер не сопротивлялся, не смеялся, не пытался разговаривать с охранниками и не вслушивался в их комментарии. Он просто позволил всему этому происходить, стараясь отключить мышление, представить, что всё это — не по-настоящему и даже не с ним. Конечно, до конца абстрагироваться не получилось — новая доза удушающих видений заставила зарытые в глубину сознания опасения всколыхнуться и выйти на поверхность, добавив к вороху переживаний дополнительные пункты.       На почве происходящего становилось всё труднее и труднее ощущать себя чем-то целостным, чем-то настоящим. Джокер стал замечать за собой, что иногда садился на пол, облокотившись спиной о стену и притянув к себе ноги, обхватывал их руками и подолгу смотрел в одну точку перед собой, пытаясь справиться с внутренними демонами и с криком голосов. В такие моменты он, должно быть, выглядел как истинный сумасшедший в дурдоме: пугающийся как окружающей действительности, так и себя самого, и потому пробующий спрятаться где-то на промежуточной грани.       Ему было искренне интересно, как долго всё это ещё может продолжаться. Сколько ещё недель или месяцев должно пройти, чтобы Бэтмен наконец заподозрил неладное и пришёл его вытащить? Он точно знал, что герой придёт. Вопрос был лишь в том, как надолго это может затянуться.       А, может быть, и не знал. Может быть, как и говорил доктор, всё это было лишь попытками убеждения, непроизвольным самовнушением, дарящим психу мнимое ощущение собственной нужности.       Нет. Он не должен позволять себе подобных предположений! Джокер с силой встряхнул головой, стиснув зубы и беззвучно зарычав.              К счастью, безумец пока не собирался ставить крест на себе и своём существовании. Желание как можно скорее вернуться в город и увидеть Бэтмена придавало ему сил для того, чтобы удерживать в голове достаточно простой, но на данный момент единственный представляющийся возможным план побега. Всё, что ему понадобится — отключённые камеры слежения и открытая дверь. Нехитрая комбинация, которую, однако, было практически невозможно застать: когда уроды-охранники приходили воспользоваться его телом, они отключали видеонаблюдение, но непременно закрывали дверь в комнату во избежание возможности быть пойманными с поличным, или же, может быть, просто по привычке.       Они были более стойкими к манипуляциям, чем охрана в Аркхэме, однако, не существовало таких людей, к которым Джокер был бы неспособен найти подход.       Конечно, вкалываемые охранниками наркотики, доза которых зачастую превышала возможную допустимую для человека, затуманивали мозг и мешали концентрации, и поэтому единственное время, когда лучше всего стоило попробовать действовать — до момента инъекции.              Сильно долго ждать не пришлось. Прошли примерно сутки после «сеанса страха», когда компания здоровяков в очередной раз ввалилась к Джокеру в камеру. Они с предвкушением улыбались и о чём-то болтали между собой, пока Фрэд, даже не глядя на пленника, доставал из сумки набор шприцов. Джокер с выжидающим видом сидел на столе, сложив ногу на ногу.       — Не хотелось бы прерывать вашу интеллектуальную беседу, мальчики, но мне стало слишком интересно — вам правда нравятся все эти... грязные делишки?       Троица уставилась на него, Фрэд предупреждающе потянулся к дубинке, но Джокер хихикнул и жестами ладоней показал, что не собирается делать ничего плохого.       — Не кипятись, мачо. Я лишь хочу напомнить, что тело человека имеет свойство пачкаться, если его не мыть. И это касается даже такого красавчика, как я.       Он широко улыбнулся, глядя прямо в глаза мужчине.       — Вам как вечно желающим с моей помощью удовлетворять свои животные потребности можно было бы хоть раз озаботиться таким насущным вопросом, не находите?       Те переглянулись между собой, а затем Фрэд, явно не выглядя довольным, быстро подошёл к Джокеру и, схватив его за горло, резким движением стащил со стола.       — Во-первых, с тобой не перестанут обращаться как с животным, если ты продолжишь разговаривать в подобной манере, — он крепче сжал пальцы на чужой шее, прежде чем разжать их и позволить пленнику повалиться на пол. — А, во-вторых, ты проводишь в отключке достаточное количество времени, чтобы мы успевали следить за твоей гигиеной. Неужели ты правда думаешь, что за всё это время тебя ни разу не чистили?       «Чистили». Они использовали это слово, словно речь действительно шла о каком-то звере из клетки или вообще о машине. Разумеется, безумцу было не привыкать к подобным попыткам унизить себя, не говоря уже о том, что его вообще не должны были волновать фразы, вырывающиеся из грязных ртов этих придурков — однако, это было не слишком приятно. В основном потому что охранники всё ещё не демонстрировали явных намерений задеть его, вывести на эмоции. Они просто вели себя так, как вели: вальяжно, расслабленно, словно совсем не понимая, с кем имеют дело. Словно им было плевать, Джокер ли перед ними или кто-либо другой.       Будь сейчас у психа чуть больше сил и внутреннего запала, он бы не поленился показать им, за что обычно люди боятся Джокера. Почему не смеют недооценивать опасность, которую он из себя представляет. Но сейчас клоуну было важнее сосредоточиться на другом.       — Тем не менее, сладенький, не могу сказать, что эффект от вашей «чистки» длится бесконечно. Никто ещё не отменял того факта, что принимать душ, вообще-то, рекомендуется регулярно, — он поднялся на ноги, стараясь выглядеть настолько дружелюбно, насколько позволяла ситуация, хотя удержаться от саркастического тона было трудно. — Пара лишних телодвижений в обмен на свежевымытого и готового к вашим приключениям меня. Разве это плохая идея?       Охранник хмыкнул, раздумывая. Джокер был уверен, что тот не против, просто пытается мысленно расставить приоритеты: рискнуть ради того, чтобы затем от души поиметь пленника, или же плюнуть и вколоть ему транквилизатор. И безумец искренне надеялся, что выбор будет сделан в пользу первого варианта.       Один из тех охранников, что стояли позади, отозвался первым.       — Мы можем притащить сюда тот длинный шланг, — предложил он. — И устроить ему душ, который он так хочет.       — Это не займёт много времени, — поддержал второй.       То, как улыбнулся в ответ на это Фрэд, не обещало Джокеру ничего приятного. Безумец и на собственном опыте знал, что такое мытьё из шланга, когда тебя обдают холодной водой, словно грязную собаку. Однако, выбора у него не было. Если бы охрана решила отвести его к душевым кабинам — если таковые, конечно, здесь вообще имелись — они бы точно не оставили его в сознании, а ему всего лишь нужна была открытая дверь.       — Что ж, думаю, мы можем это устроить, — заключил наконец Фрэд. — Полагаю, будет весело. Займётесь этим, Билли?       — Не вопрос.       Двое мужчин ушли из комнаты, пока Фрэд встал ближе к приоткрытой двери и положил руки на бока. Джокер готов был мысленно ликовать. Такой удачи он и не ожидал. Пошатываясь от слабости, псих уселся на стул и придвинулся ближе к столу, с обратной стороны которого была приклеена гирлянда. Он прекрасно помнил, что нельзя совершать резкие движения, даже несмотря на отключённые видеокамеры. Безумец совершенно не был уверен в успехе предстоящих манипуляций, но думать об этом не собирался: он просто будет действовать, воспользовавшись достаточно удачно сложившейся ситуацией.       Фрэд смерил пленника взглядом, негромко хмыкнув.       — Планируешь принимать душ сидя? — усмехнулся он.       — Извини, сладкий, — Джокер намеренно сделал особый акцент на последнем слове. — Попробуй интереса ради провести разок месяц-другой без грамма еды в желудке, а потом проверь, насколько удобно тебе будет стоять на своих двоих. О, ты определённо должен попробовать такую практику! Столько новых ощущений!       Он хрипло засмеялся, на мгновение опустив голову, после чего вновь посмотрел на мужчину. Тот лишь приподнял одну бровь.       — Мне плевать, что у тебя за проблемы, но ты должен встать.       Джокер расплылся в провокационной улыбке.       — Может быть, поможешь мне с этим, хм? — он наклонился чуть вперёд. — Я знаю, тебе нравится меня трогать. Можешь даже сам намылить меня, если очень хочется. О, только не оправдывайся — все тут прекрасно знают, что у тебя чешутся руки.       Охранник нахмурился и сделал несколько шагов вперёд.       — Чего ты пытаешься добиться? Тебе правда так нравится всё это? — он произнёс это с долей пренебрежения, словно не был зачинщиком происходящего. — Так любишь насилие? Даже в отношении себя самого. Доктор прав, когда рассказывает о твоей склонной к саморазрушению натуре. Ты просто не умеешь по-другому.       Джокеру были неприятны эти слова; он едва не закашлялся от приступа тошноты, вместо этого выдавив очередной смешок. Возникающие в воображении картины того, как он разными возможными способами убивает этого кретина, немного согревали душу.       — Ох, психолог из тебя не очень, — постаравшись натянуть самую сладкую улыбку, ответил клоун. — Но давай проведём время с пользой, хм? Пока твои друзья ничего не видят. Только ты и я.       Джокер провёл языком по нижней губе, не прерывая зрительного контакта с мужчиной, а затем чуть вытянул руки вперёд, призывая его подойти. Тот, пожав плечами, принял безмолвное предложение и подошёл к столу, выжидающе сложив руки на груди. Джокеру не прельщала перспектива ублажать самоуверенность придурка, но беспечность, с которой тот сейчас доверился ему, показалась психу слишком забавной, чтобы на этом останавливаться. Сглотнув подкативший к горлу ком отвращения, безумец скользнул ладонью к чужому поясу.       — Знаешь, — продолжил он обольстительным тоном. — Ваши визиты для меня как отдушина после бесконечно нудных лекций этого вашего доктора. Неужели ты правда думал, что мне это не понравится? Я же сумасшедший, парень! И ещё я мазохист, если ты не знал. Да, ты прав, мне нравится насилие в любом его проявлении, поэтому ваши игры для меня как маленький интересный аттракцион.       Для убедительности Джокер коротко рассмеялся, после чего принялся расстегивать ремень мужчины.       — На самом деле, мне по барабану, нравится тебе это или нет, — хмыкнул тот, в то же время инстинктивно подавшись тазом чуть навстречу.       — Оу, да ты у нас настоящий ковбой, да? Берёшь всё, что захочешь, независимо от чужих желаний, — одной ладонью псих забрался под его рубашку, стараясь не задумываться над своими действиями и по-максимуму отключить любые ощущения. — Я могу это понять. Я поступаю так же. Делаю только то, что мне нравится. То, что нахожу весёлым. Понимаешь?       Рука клоуна соблазнительным движением пробежалась по торсу выше; Джокер приподнялся с места и наклонился к шее мужчины, тихо выдыхая.       — Такая простая философия, и док не может её понять.       Сопротивления всё ещё не было — охранник не без интереса наблюдал за происходящим — поэтому Джокер опустил руки на его плечи, начав ненавязчиво их разминать.       — Но такие, как ты... Такие люди мыслят шире. Масштабнее, — его губы были совсем близко к шее Фрэда, почти касаясь её.       — Думаешь, я поведусь на твои красивые разговоры? — фыркнул здоровяк, тем не менее, явно наслаждаясь действиями пленника. В этом было больше простого изучающего любопытства, чем физической реакции на заигрывания, но для психа это не имело ни малейшего значения. — Я знаю, как ты умеешь заговаривать зубы, и со мной подобное не прокатит.       — Ну перестань, — Джокер игриво пихнул его в плечо, а затем осторожно, шаг за шагом, начал обходить охранника со спины. — Я всего лишь хочу, чтобы мы с тобой сейчас неплохо развлеклись. Я устал от однообразия, ты устал безвылазно торчать здесь и следить за мной. Так почему бы не помочь друг другу снять напряжение?       Безумец уже находился позади зависшего во временной потере внимания мужчины; он обвил торс Фрэда, прижимаясь к нему и продолжая шептать куда-то в шею.       — Просто позволь себе немного расслабиться, красавчик.       Мужчина, снова хмыкнув, уже собирался на ощупь потянуться к волосам клоуна, чтобы запустить в них пальцы, когда ему на шею что-то легло. Что-то, чего у пленника явно не могло быть.       Стиснув зубы и зарычав, Джокер со всей силы потянул за концы гирлянды, и провод сдавил широкую шею громилы так крепко, что тот в мгновение издал крик неожиданности, который закончился задушенным хрипом.       Доступ кислороду был начисто перекрыт, и Джокер, запрыгнув мужчине на спину, повалил его на пол, пока тот всё ещё пытался понять, что происходит и как нужно действовать. Шея и лицо Фрэда приобрели бледный оттенок, и мужчина в ужасе задёргался, пытаясь сбросить психа с себя.       — Знаешь, что самое важное в удушении, Фредди? — не уменьшая силы ни на секунду, прошипел Джокер. — Самое главное — не совершать резких действий. Здесь важнее всего техника и крепость сжатия. Как обидно, что ваши операторы безопасности не могут сейчас видеть тебя, правда? Оу, наверное, они начнут задаваться вопросами, когда найдут твою бездыханную тушу и проверят время записей.       Здоровяк беспомощно хрипел, пытаясь дотянуться до дубинки, но Джокер придавил его конечности коленями, не переставая душить. Ему нужно было всего несколько дополнительных секунд. Чужое тело уже начинало ослабевать и обмякать под ним. Всего несколько секунд, чтобы довести дело до конца.       Но в коридоре начали доноситься громкие голоса двух оставшихся охранников, и Джокеру пришлось торопливо выпустить Фрэда. Глаза того закатились, и через пару секунд он отрубился. Безумец отлично знал, что потраченного времени было недостаточно для того, чтобы задушить охранника до смерти. Крепкое телосложение, широкая накачанная шея и собственный упадок сил — шансов убить здоровяка практически не было, но даже временная отключка давала надежду. Клоун спешно метнулся к приоткрытой двери, выскакивая наружу и, не глядя, побежал по белому коридору в противоположную сторону от тащивших шланг мужчин. В ушах шумело, перед глазами то и дело возникала тёмная пелена, но подобные мелочи никогда не останавливали Джокера, и он, не оборачиваясь, быстро двигался вперёд, надеясь рано или поздно наткнуться на дверь.       Где-то на подсознании мелькали мысли о том, что впервые за всю криминальную жизнь он осуществлял побег откуда бы то ни было с таким неприятным волнением, и это чувство, непозволительно близкое к запуганности, заставляло Джокера ощущать себя по-идиотски жалким. Обычно побег был для него ещё одним шоу, поводом повеселиться, и сопровождался смехом, кровью, а зачастую и убийствами. Эти короткие моменты виделись психу торжеством его гениального безумия, апогеем веселья — когда, вдыхая ночной воздух Готэма, он пересекал территорию лечебницы, полный планов и желания к действию. Сейчас же он руководствовался лишь сухими инстинктами, пытаясь спасти себя, не зная, куда бежит и где находится.       Это место было чужим. Всё здесь было чужим. Начищенные до блеска полы, светлая плитка, яркое холодное освещение. Обстановка напоминала собой дорогое медицинское учреждение — стерильное, идеально чистое. Джокер мысленно усмехнулся тому, как внешняя атмосфера безупречности не соответствовала всей той мерзости, что происходила в здешних стенах. Он бы даже рассмеялся, если бы не тяжёлое, напрочь сбитое дыхание и гулко стучащий в голове пульс, рождающий ощущение потерянности в пространстве.       Собственное тело ощущалось каменным грузом, пока он из последних сил бежал к единственной видневшейся в конце коридора двери со светящимся указателем пожарного выхода над ней. Это казалось спасением. Светом в конце тоннеля. И неважно, что находится там, по ту сторону этой двери — он должен был выбраться любыми способами.       — Придурок! Ты правда думаешь, что сможешь так просто отсюда уйти? — послышалось где-то сзади.       Голоса, смех и топот ног мужчин приближались с каждой секундой, но всё ещё находились на достаточном расстоянии — должно быть, охранники и не сильно торопились. Оглушительно громкая сирена била по барабанным перепонкам, ухудшая и без того яркое чувство тошноты. Всё происходящее смешивалось в единую неприятную массу волнения, непонимания и безысходности, но Джокер всё же сумел достигнуть двери и яростно дёрнуть ручку. Та поддалась, выпуская безумца на металлическую лестничную клетку. Он выскочил, быстро окидывая местность взглядом, и почти сразу бросился наверх — пока не поднял голову и не остановился от растерянности. Винтовая лестница уходила вверх в непроглядную темноту и не имела видимого конца. Клоун словно попал в длинную лифтовую шахту, в которой не было ни единого окна или признака выхода. Вдоль стен проходили вентиляционная система и множество других труб. Осознавая, что выбора нет, Джокер продолжил подниматься — так быстро, как только мог — и даже когда после нескольких пролётов силы окончательно покинули его тело, он, злостно рыча и цепляясь за перила, не останавливался. Чёрта с два он собирался позволить взять себя так легко.       — Знаешь, это даже смешно, — хмыкнули парой пролётов ниже, и безумец, тихо выругавшись сквозь зубы, остановился.       Это было бесполезно. Безнадёжно, глупо и бесполезно. Грудная клетка разрывалась рваными ударами сердца, череп вопил от боли; Джокер тяжело втягивал ртом воздух, хрипя и всматриваясь в беспросветную высоту. За ним поднимались двое громил, и шансов уйти от них в таком состоянии просто не было. А самое главное — некуда.       — Убедился, что твои попытки сбежать не принесут ровным счётом никаких плодов? — хмыкнул Билл, неспешно поднимаясь за пленником. — На самом деле, нам всего лишь было интересно проверить, как высоко ты сможешь забраться, прежде чем поймёшь, что это не имеет смысла. Ты ведь не думаешь, что мы не могли остановить тебя раньше?       Джокер молчал, упрямо стиснув зубы и практически всем весом опираясь на перила. Ему было всё равно, что эти двое сейчас скажут. Ему было плевать на всё. Он до сих пор не знал ничего о месте, в котором оказался, и собственная беспомощность давила на сознание сильнее, чем любые возможные издёвки этих кретинов.       Оба мужчины уже достали из-за пояса дубинки, недобро улыбаясь.       — Ты будешь наказан за то, что сделал.       Медленно повернувшись к ним, Джокер расплылся в оскале.       — Если вы правда считаете, что лёгкий массаж этой палкой-убивалкой — наказание, то у меня для вас плохие новости. Впрочем, можете попробовать. Давайте, вперёд! — он выдавил это из последних сил, чувствуя, как дрожащие колени сами собой подгибаются, вынуждая безвольно осесть на ступеньки.       Он успел лишь зажмуриться, когда на него обрушился град безжалостных ударов.