...Однако, так как на роль человека с трудной мужской судьбой претендую всё–таки я, то всё что останется мне — это выйти вперед, наклониться к людям (ближе других) и сказать: — Дорогие мои, бедные, добрые, полуживые... Все мы немного мертвы, все мы бессмертны и лживы. Так что постарайтесь жить — по возможности — радостно, будьте, пожалуйста, счастливы и ничего не бойтесь (кроме унижения, дряхлости и собачьей смерти, но и этого тоже не бойтесь). Черновик. Дмитрий Воденников.
***
— Раз. Сережа натягивает Арсению шапку на глаза. — Два. Антон и Стас бросаются в рассыпную, ища укрытие. — Три. Дима хватает Сережу за руку и прыгает со сцены, заползает под столик, прячась в ногах зрителей. — Четыре. Импровизация пошла по пизде пару минут назад. — Пять. Потому что Арсений. — Потому что Арсений у нас дурак. Ты дурак же, ну. — Может шапку снимешь, — предлагает Антон, — а то как дурак? — Я замерз, еще и простыл вчера. Надо хотя бы до вечера дожить, а там отосплюсь. — Там отосплюсь, блядь, можешь не беспокоиться, — Антон перебрасывает маленькую спортивную сумку с плеча на плечо. — Нахуя ты вообще приперся сюда? — Ты улетаешь надолго, я хотел проводить и попрощаться. — Проводил? Молодец. Пока. — Давай поговорим. — В пизду разговоры, Арс. Ну вот чего ты от меня хочешь? — Для начала ты можешь не материться через каждое слово? — При тебе, сука, не могу. Чего ты, блядь, хочешь, а? Хочешь, чтоб я остался? Антон швыряет сумку на пол. — На пол, — орет Арсений. Он стоит ближе к Оксане, и это очевидно, но бросается в сторону Антона, попутно словив пулю в плечо. Шаст получил бы ее в грудь, если судить по траектории. Они оба падают на пол. Антон вжимает голову Арса себе под подбородок, пытается защитить его затылок и шею руками от разлетающихся осколков. Автоматная очередь проходится над ними еще несколько раз, разрывая в клочья тяжелые бархатные ткани открытого занавеса. Антон слышит, как умирает Оксана и поворачивает голову на звук, когда очередной стон обрывается выстрелом в сердце. — Закрой глаза, лежи и молчи. — Закрой глаза, лежи и молчи, Шаст, голова трещит. — Мы вчера пили? Антон на удивление чувствует себя абсолютно нормально и не помнит ничего после десяти вечера. — Как видишь. — Я вижу, что мы в твоем номере, прямо в твоей постели и… ты лежишь у меня на плече. — Серьезно? Тогда убери свои конечности и спи. Или хотя бы молчи. — Ладно. Антон не двигается. Темные волосы щекочут сгиб локтя. — Арс? — Да что? Арсений разворачивается к нему, и Шаст впадает ступор, не ожидая увидеть чужое лицо настолько близко вне импровизаций на сцене. — Арс, зачем я тебя облизывал? — Там проводился конкурс с шотами, и выпить их надо было максимально странно. Ты плеснул текилу мне в лицо. — Не-е-ет. Как мне жить теперь? — Как мне жить теперь? Как мне теперь жить? Антон сидит на полу в осколках стекла, спиной к разбитому окну, пытаясь уйти в себя, отрешиться от реальности, которая не может быть правдой. Сережа бормочет одну и ту же фразу больше пяти минут, с тех пор как пришел. Подошвы его ботинок проезжаются по мелкому стеклянному крошеву с отвратительным скрипящим звуком, заставляя Антона зажать уши руками. Идеальная симуляция, видоизмененный углерод во всем его технологическом величии. Антон гуляет по своим воспоминаниям незримой тенью, смотрит на разбитого Сережу и себя, покачивающегося вперед назад. — Как мне теперь жить? Что мне делать? Он умер, спасая меня. Я не могу в это поверить. Я не хочу в это верить. Не может быть. Нет. — Нет, — говорит Арс, — я не прошу тебя остаться, это твоя жизнь, и я… Антон начинает орать. — Не надо, молчи, пожалуйста. — Молчи, пожалуйста. Антон закрывает глаза. К ним подходят вплотную. Крови Арса достаточно, чтоб обоих посчитали мертвыми. — Эти уже дохлые. Шаст получает тяжелым ботинком под ребро, и все силы уходят на то, чтоб не завопить от боли. — Там впереди трое просто контуженные — пристрели. Трое — Сережа, Дима и Стас. Арс скользит ресницами по коже горла и резко подскакивает, выхватывая автомат из рук человека, стоящего перед ним, пнув его под колено, ломая с ужасающим хрустом. Разбивает лицо другому, отбирая оружие, тот вряд ли успевает хоть что-то понять. Арсений прижимает его к себе, защищаясь от автоматной очереди, и стреляет сам, убивая всех террористов, находящихся на сцене. — Шаст, быстрее бери оружие и помоги остальным. Антон поднимает очухавшегося Стаса, Дима кое-как встает сам. Позади не смолкает грохот — Арсений, оперевшись на одно колено, прицельно расстреливает всех, кто вообще поворачивается в их сторону. Сережа валяется без сознания, ему прилетело в голову — висок в крови. — Бля, Серый, — Антон подхватывает его под спину. — Уходим за кулисы, там есть запасной выход из ресторана, — Арс подбегает, помогая Антону тащить Матвиенко здоровым плечом. Они не успевают. — Граната, — орет Стас. Дима и Стас прыгают со сцены, и их относит к дальним рядам столиков. Арсений падает на пол, утягивая за собой Антона и Сережу. Сверху сыпятся осколки стен, ткани занавеса и металлические конструкции. Шаст получает по голове трубой. Свет и звук на секунду отключаются. Он открывает глаза, потому что Арс бьет его по щекам. — Вставай, Антон, поднимайся. Шаст дрожащей рукой показывает на ухо. — Я не слышу, Арс Арсений молча ставит его на ноги, взваливает ему на руки Сережу и направляет в сторону лестницы со сцены. — Иди к Стасу, — читает Антон по губам. — А ты? — А я… Господи Боже… В глазах Арсения начинает искриться паника наполовину с истерикой. — Шаст, беги. — Что? — Беги, блядь. На сцену высыпают маленькие металлические пауки, быстро перебирая острыми лапками. Арсений проходится автоматной очередью по первым рядам и бросается к мертвой Оксане. Антон, пошатываясь, спускается со сцены и в ужасе видит прилетевшую гранату в десяти метрах от себя. Их с Сережей разбрасывает в разные стороны. Шаст врезается в столик и не может пошевелится, сознание уплывает, кажется, Дима тянет его за ногу дальше от сцены, где очнувшийся от удара Матвиенко поднимается, тряся головой, и идет к Арсу. — Уходи быстро, — орет Арсений, — это информационные вирусы. — Что? — Мы умрем без возможности восстановления по стеку. — Арс! Арс! — Ложись. Сережа стоит как олень в свете фар грузовика. И Арсений с Оксаной на руках разворачивается, оказываясь ровно по траектории выстрелов, направленных в Матвиенко, получает пули в ногу и живот. Сережа успевает подхватить их обоих, а потом Арс пинает его со сцены. Стас дергает ничего не соображающего Сережу за столик, который они с Димой перевернули на манер щита. Арс стреляет в шею Оксаны в упор, пытаясь уничтожить стек. Матерится, давя подбирающихся близко пауков. Отчаявшись, выдирает стек рукой и его бьют прикладом по голове. — Молитесь за неверного, твари без души, — религиозный фанатик поднимает Арсения за шею. — Огонь очистит его. Картинка становится двумерной. По отходит подальше, рассматривая детали. — Шаст, насколько я могу доверять твоим воспоминаниям? — Относительно, я был не в себе, а дальнейшее вообще в тумане. — Он знал про информационный вирус Сахарова, вас это не смутило тогда? Антон потирает переносицу пальцами и промаргивается. — Он в целом дохуя знал. Картинка вновь приходит в движение. — Этот маф умрет в назидание остальным. Вы все умрете. Арсения держат за горло. Не душат — показывают трофей. У него кровь из глаз, носа и рта. Маленький паучок вонзает в шею цепкие лапки и информационный вирус начинает выжигать сознание, убивает Арсения навсегда. Он кричит от боли. Антон не слышит, лишь видит раскрывшийся в беззвучном вопле рот. А потом сознание заволакивает темнотой. Дальше только суета и дикая качка, будто Антона уносит на волнах в глубокий синий океан. Синий как небо над головой, как остекленевшие глаза Арсения, все еще сжимающего в кулаке стек Оксаны, который ломает металлический паук, впившийся лапками прямо сквозь кожу. Сережа трепыхается в руках военных, пытаясь пробиться к телу друга. Стас качается из стороны в сторону, закрыв рот ладонью, а Дима гладит голову Антона, лежащую на его ногах, и шепчет: «Все хорошо. Все хорошо, Антон!» В абсолютной тишине. В абсолютной тишине собственного дома Антон смотрит на экран, где Арсений улыбается ему с фотографии. Именно ему, высыпая на голову остатки перьев из подушки. — Тебя нет, — говорит Антон голограмме. Арсений улыбается. Антон берет тяжелый железный куб — дебильный выбор дизайнера — с шатающегося столика и швыряет в экран, разбивая окно позади. Снежная вьюга заметает комнату белым ковром, снег болезненным блеском отражается в осколках стекла. — К вам Сереженька-пироженка, — оповещает умная система дома. Антон хохочет как умалишенный и идет открывать дверь сам. Матвиенко стоит на пороге, покачиваясь, с бутылкой в руках и выглядит страшно. — Привет, Шастун. — Привет, Шастун-опоздун, — говорит Паша и обнимает его, — как долетел? — Нормально. Рад тебя видеть, ты вообще не изменился. Сколько тебе в этой оболочке? — Тридцать два. А тебе? — Двадцать один. — Ой-ой-ой. Теперь все можно, девственник. — Пока еще девственник… — Слышу девственника, — кричит Сережа на весь съемочный павильон. — Алоха, Шаст. — Алоха, Серый. Диман, привет. Безумно рад вас видеть. Поз хлопает его по плечу, Сережа пожимает руку. — А где наша графиня? Дима закатывает глаза. — Действительно, что еще может интересовать опаздывающего на съемки Шастуна? Где графиня, конечно. — Ну да, ну да, идем мы все на хуй. В гримерке он, Шаст, — Сережа ржет. Антон в гримерку почти бежит, распахивает дверь, пугает девочек. Арс видит его в отражении зеркала и неловко подскакивает, роняя стул, на котором сидел. А потом Антон врезается в Арсения всем телом с объятиями, сминает ткань футболки под лопатками, перекрещивая руки за спиной. Арс обнимает за шею, утыкаясь подбородком в плечо. Они стоят секунд десять, пока Арс не начинает пытаться отойти, Антон прижимает его крепче. — Мы опоздаем. — Без нас ничего не снимут, не беспокойся. Арсений обмякает. — Я скучал. Пиздец, как я по тебе скучал, — тихо говорит Антон. Арс гундит куда-то в шею долгим «у-у-у» и счастливо спрашивает: — По мне? Именно по мне? Из всех... — Из всех близких мне людей тебя я ненавижу больше всего. Ненавижу, блядь, — орет Антон. Арсений смотрит в пол, шепча: — Как хорошо, что ты улетишь, и я исчезну из твоей жизни надолго, да? — Да. Картинка меркнет, и Антона с По выкидывает из видоизмененного углерода. — Извини, некоторые сцены я тебе показывать не хотел, но воспоминания фильтруются тяжело. По снимает гарнитуру и трясет головой. — Не знал, что вы настолько отвратительно срались, со стороны вы выглядели хорошими друзьями, — он поджимает губы. — Друзьями, да? — Мы были друзьями. — Шаст, как так вышло, что за столько лет вы не сошлись, не стали парой? — Ему такое было не нужно, я теперь уверен. — Ну-ну. — По, призаткнись на секундочку. — Я всегда после виртуала хочу жрать. А когда я ем, я глух и нем. Антон машет рукой в сторону кухни. — Иди, жри. Я на работу поехал. — Пиздуй, женушка.***
Первое, что Шаст видит, выбираясь из такси на крышу небоскреба, принадлежащего ТНТ, это сложенные за спиной черные крылья. Посланник курит очень вонючую сигарету, и все пространство вокруг него в ужасном зеленом дыму. — Давно не курил в этом теле, — он закашливается, — хотите? — Нет, — заторможенно отвечает Антон, глядя в хмурое квадратное лицо, — я свои, с вашего позволения. Крылатый хмыкает. Шаст прикуривает и затягивается посильнее, предчувствуя неприятный разговор. — Я хочу задать вам пару вопросов, — говорит посланник, — конфиденциально, без руководства, вы понимаете? — Давайте. — Зачем вам информация с серверов ООН? Она нужна именно вам, Александр По лишь мелкий посредник. — Хотел узнать о жизни своего друга чуть больше, — честный ответ на самом деле. — Узнали? — Да. — Вы собираетесь что-то с этим делать? — Что я должен с этим делать? Посланник закатывает глаза. — Не знаю. Совершать необдуманные поступки, например. Ваш друг их совершал, для него все закончилось плохо. — Его убили из-за этого? — Насколько я могу судить, его убили из-за поправки шестьсот пятьдесят три. По вашим глазам вижу, вам нужна была именно эта информация. Антон молчит. — Наказать его убийцу вы не сможете, он уже давно мертв безвозвратно. Как и ваш друг. — Во время теракта погибло больше сотни человек без возможности восстановления по стеку. Я не могу поверить, что ради одного… — Антон Андреевич, — посланник вздыхает, — по моему приказу истребляли целые планеты, вы хотите, чтоб я удивился смерти сотни людей? Его убили грязно, да. Но ведь никто очень долго даже не пытался искать истинную причину теракта. Вы вот задумались только спустя сто пятьдесят лет. Антону хочется выблевать все свои внутренности под ноги посланнику. Вязкая слюна жжет горло отвратительным привкусом сигарет и желчи. — Я надеюсь, что не слишком сильно расстроил вас. Вы маф и уже должны понимать: человеческая жизнь ничего не стоит.[1] Антон Андреевич, разве вы этого так и не поняли? Вам ведь столько довелось повидать. Сама по себе человеческая жизнь не стоит и гроша. Машины нужно произвести. Сырье нужно добыть. И то и другое стоит денег. Но люди? — он презрительно сплевывает. — Людей всегда можно достать столько, сколько надо. Они размножаются словно раковые клетки, хотите вы этого или нет. Людей изобилие. С какой стати им иметь цену? Вы знаете, что дешевле нанять живую шлюху, чем установить и запустить эквивалентный виртуальный формат или купить андроида? Реальная человеческая плоть стоит меньше, чем машина. Эта истина — аксиома наших дней. — Я так не думаю. — Сколько людей вы убили своими руками? — Я не знаю. Посланник смеется. — Не знаете или не можете посчитать? Антон затягивается, давая себе немного времени перед ответом. — Я работал в полиции больше семидесяти лет. На моих руках много крови, я не отрицаю. — Это хорошо. Тогда просто примите информацию о смерти вашего друга и отпустите его. Сложно, но вам придется, иначе… — Иначе вы меня убьете? — Нет. Иначе вы рехнетесь. Сойдете с ума в попытках оправдать самого себя. — Я не виню себя. — Не лгите, — посланник тушит сигарету о перила и выкидывает вниз. — И еще, Антон Андреевич, никто не собирается вас убивать, вы не сделали ничего плохого. Скорбь не преступление. — Значит у нас с вами нет никаких разногласий? — спрашивает Антон. — Разве они были? — Понял, не дурак. — Тогда встретимся у вашего руководства. Надеюсь, вам не надо напоминать о том, что мы с вами незнакомы? — Не надо. — Замечательно. Посланник уходит. Антон поджигает третью сигарету и натягивает кепку глубже на лоб. Солнце освещает город, приглушая рекламные голограммы до вменяемых для глаза цветов. Антон пытается найти в себе силы спуститься к руководству и не оставлять там Арсения одного надолго. Вместо этого курит четвертую, пятую, на шестой сигарете останавливается, потому что сейчас реально блеванет. Он встает на прозрачную платформу лифта, нажимает на нужный этаж и выходит в холл прямо на Арсения, который болтает с девочкой на ресепшене, явно флиртуя. — Привет, — тянет Шаст. — Соскучился? — разворачивает Арса и без малейшего стеснения целует. Арсений отпрыгивает в сторону с таким лицом будто видит его впервые. — Арс? — О, — лицо проясняется, — вы наверное Антон? Меня только сегодня активировали и еще не успели загрузить всю информацию с моей основной модели. Извините. Шаст понимает, что его сердце сейчас остановится нахрен. — Что? — Антон, извини, я не успел предупредить тебя о своей копии. Арс появляется из коридора справа. Антону хочется разораться, но у обоих слишком виноватый вид. Да и ситуация крайне дебильная. — Арс, тогда и ты меня прости, я к нему целоваться полез. Арсений открывает рот, закрывает и с искренней злобой пялится на свою копию. — Все в порядке, — говорит он бархатным голосом, в котором сквозит обещание расправы. — Пойдем, совет директоров жаждет твоей крови, — и добавляет, — я немного тоже. Антон опускает голову и тащится за Арсом в нужный офис. — Считаешь это изменой? — Нет. — Ревнуешь? — Да. — А если б здесь было два Антона? Арсений останавливается, Шаст от неожиданности впечатывается ему в спину. — Здесь не может быть двух Антонов. Первый закон объединенного протектората гласит: копирование сознаний и одновременная их загрузка в оболочки карается смертной казнью. А меня здесь может быть сколько угодно. Хотя это все равно не я буду. У этого андроида не сломана программа, и свои ошибки в коде я передать ему не смогу. А это теперь большая часть моей личности. Чертовы ошибки. — Арс, — Антон берет его лицо в свои ладони, — все люди состоят из ошибок. Ты уникальный. Ты в отличие от него человек. Арсений дергает уголком губ. — Пойдем. Тебе не понравится разговор, но меня заверили, что я нужен каналу как никогда. Вот даже второго активировали. — Мне уже не нравится. Антон открывает дверь, пропускает Арса вперед, учтиво здоровается со всеми, садится за круглый стол и напрягается изо всех сил, которые к этому моменту истончились до состояния полиэтиленовой пленки. Ткни пальцем — порвется. — Антон, поясняю для опоздавших, — говорит Дусмухаметов. — Мы пришли к единому выводу относительно сложившейся ситуации. Киберканал ТНТ во много ответственен за общественное мнение на большей части Новой земли. Поэтому мы планируем начать акцию в поддержку компании Киберлайф. И обязаны показать андроидов в лучшем свете. — Понятно, — угукает Шаст, — а что требуется от меня? — Мистер Кадмин объяснит. Посланник кивает. — Ничего особенного. Пару раз появиться на светских мероприятиях ООН с моим взводом и вашим андроидом под ручку. Улыбаться, как осчастливленная кокаином лошадь. Вы это умеете. Не смотрите на меня так. Я тоже не в восторге. Но когда в деле замешаны деньги самой большой корпорации протектората, не время кривить лицо. Антон растягивает губы. — Говорю же, умеете. — Еще вы будете обязаны появляться на всех мероприятиях ТНТ, — оживляется один из директоров. Его Шаст до этого видел раз пять за всю жизнь. — Не только вы. Но с Дмитрием Позовым, Сергеем Матвиенко и Павлом Волей будет отдельный разговор. — Воля за любой кипиш, я уверен, — добавляет Мартиросян. — Готовьтесь много сниматься. Клипы, ролики, реклама. Арсения пришлось ради этого даже копировать. Работы непочатый край. Кстати нужна взрывная идея для первого видео на тему безграничной любви к андроидам. Жду от Импровизации каких-нибудь идей в течение этой недели. — Взрывная идея на тему любви к андроидам? — Антон медленно поворачивается к Арсу. — Такое подойдет? — и целует его, вжимая в спинку стула. Посланник роняет стакан и закашливается кофе. Слава закрывает лицо рукой. Мартиросян дико ржет, заглушая шепотки остального состава директоров. — Антон у нас прекрасный импровизатор. — Это не импровизация, Гарик, это теперь моя жизнь. Мартиросян поднимает брови. — И давно вы пара? — Недавно. Но я готов на все, чтобы с Арсением ничего не случилось. — Даже так? — Я не хочу, чтоб его отключили. Я знаю, вы здесь и такой вариант обсуждали. Слава пинает Антона под столом. — Твоя мотивация мне более чем понятна. Тогда для канала все еще проще. Вы перестаете скрывать свои отношения, снимаетесь вместе, все мероприятия посещаете тоже вместе. Воздух разрывает грубый смех Кадмина. — Вами будут размахивать как знаменем. Главное не перестарайтесь. Потом знамена сжигают в затухающем пламени революции. Все поворачиваются к посланнику. — Что вы имеете ввиду? — осторожно спрашивает Арсений. — Делюсь опытом ведения войны. Информационная ничем не отличается от обычной. Последствия, на мой взгляд, даже хуже. Антон под столом сплетает свои пальцы с пальцами Арса и кладет их руки на блестящую глянцевую поверхность. — Мы постараемся не сгореть. Кадмин качает головой и кивает, в его глазах на долю секунды мелькает жалость, и Антону это не нравится. Через полчаса Антон вытаскивает Арсения на крышу небоскреба, старательно игнорируя другого Арсения в холле. Солнце в самом своем ублюдском положении — четко наверху жарит макушки сильнее, чем стейк на гриле. Шаст по ощущениям уже давно well done, еще с утра. Разговор с советом директоров довел его до хрустящей корочки, которую хочется срочно отодрать, как заусенец с указательного пальца Арсения. Когда тот вообще начал грызть ногти? Откуда на скине заусенцы? — Съемки в сорока минутах отсюда, судя по информации убера, — убито говорит Антон, — я успею поспать? Арс забирается на заднее сиденье такси и приглашающе хлопает себя по коленям. — Ложись, спи. Шаст вырубается на чужих коленях, уткнувшись в живот и обхватив Арсения руками.***
Арсений плавает в черной жиже, имитирующей нефть. — Оль, я не могу шевелиться, — ноет Антон. — Очень густое болото вы тут намешали. — А мне нормально, — Паша лежит на спине в бассейне напротив и загребает руками белую краску. — Антон, просто вылези и посиди на бортике. Бузова рассекает по съемочному павильону в одних трусах, мягко упрашивая звуковиков по-быстрее разобраться с глючащей от солнечных вспышек техникой. Арсений подплывает сзади и обнимает за пояс одной рукой. — По шкале от одного до десяти насколько ты в порядке? — На тройку, и то потому что ты принес мне поесть. Ладно на пятерочку — ты голый. Арс поднимает брови. — А если я сделаю массаж? — Простаты? — Я трахнул тебя в гримерке полчаса назад. Антон разворачивается и целует его. — Мне мало. Всегда будет мало. Оля, хихикая, присаживается на край бассейна. — Поцелуетесь на камеру потом? — С удовольствием, — Шаст плескает в нее жижей. Оля уворачивается. В глазах Арсения зажигается опасный огонек. — Рейтинги взлетят до небес, я тебе обещаю. — Тем лучше, — Антон вздыхает. — Руководство канала будет в восторге. И использует нас по полной, чтоб помочь скорее уладить ситуацию с андроидами. Меня это бесит. — Зато ко мне нет претензий. Проверюсь вечером у Камски и свободен. — Ты видел, как съехало лицо крылатого, когда мы поцеловались? Арс кивает, переливая жижу из руки в руку. — Кадмин. Меняет тела быстрее, чем мы пищу перевариваем. — Посланники часто меняют тела, это основная часть их работы. — Меня беспокоит, что он напал на тебя в нижнем городе. Антон издает сложный звук. — Кажется, ему от меня больше ничего не нужно. — Надеюсь. — Дом мой разгромили, не нашли ничего, убедились, что я не опасен и, видимо, успокоились. — Готовность две минуты, — оповещает ассистент режиссера. — Ну наконец-то, а то я мерзну уже, — вопит Паша. Оля прыгает к нему в бассейн. Антону под софитами жарко. Оле с Арсом повезло, они летают туда-сюда на салатовых тросах, танцуя какую-то сложную композицию прямо на поверхности жижи, перемешивая черную и белую краску. — Мы с тобой инь-ян, — завывает Бузова над головой. Шаст гладит ее ноги. Паша тем временем старательно швыряет в Арсения жижей из своего бассейна. Надежда, что они будут выглядеть сексуально в этом клипе, стремительно тает. Дубль за дублем Арсений вымазывается все сильнее. Под конец съемок он похож на зебру, чьи полоски бухали ночь напролет. — Прими меня с черно-белой моей душой, черными мыслями, белой кожей. Антон готов убить автора этой песни, но послушно ныряет в бассейн с головой. Паша делает тоже самое с ним одновременно. Когда Арсений переворачивается, зависая в воздухе, согнув ноги и вытягивает Антона из краски, обхватив ладонями его лицо, Шаст натурально теряется. У него сейчас были какие-то слова по сценарию? Или у Арса? — Я люблю тебя, — говорит Арсений. — Я люблю тебя, — вторит Оля, обращаясь к Паше. Антон целует первым, осторожно касаясь губ, чтоб не наглотаться жижи. — Грязнее, — требует режиссер. Оля, бей сильнее сейчас. — Куда уж грязнее. Бедный Паша, — думает Шаст и Арс засасывает его с языком. У краски противный привкус, но поцелуй затягивает, как в самый первый и все последующие разы. — Я соболезную тебе, — отвечает Бузовой Воля и получает пощечину черной краской по белому лицу. — Никогда никого не люби, — заканчивает Антон. Арс падает в краску и делает вид, что захлебывается. — Снято, — орет режиссер, — отлично. Еще пару дублей и по домам. Они переснимают несколько технически сложных моментов. В основном дергают Олю и Арсения, Антон с Пашей тупо стоят по шею в жиже, не шевелясь. Шаст в принципе не может шевелиться — жижа густеет под конец съемочного дня. Зато у него есть время подумать над разговором с посланником и предстоящим — с Камски. Хотя Кадмин был судя по всему честен с ним, Антон все равно чувствует определенную долю лжи, точнее правды, выдаваемой строго отмеренными порциями, чтобы успокоить и заставить встать на свою сторону. Посланник чего-то не договаривал, оставалось надеяться, что расскажет потом. Встреч с ним предстояло еще много. С Камски пересекаться не хотелось вообще. Создатель Киберлайф был скрытной личностью. Мало информации в сети, всего одно интервью за сотни лет. Арс уверял, что Камски — душка. Это означало: он аккуратно ковыряется в моих электронных мозгах — моя электронная девственность не пострадала. Антона уже не колышет, что Арса собирал лично Камски, его не колышет, что Арса в принципе собирали из деталей. Оболочку Шаста вырастили в хранилище. Оба эти варианты появления на свет противоестественны. Так какая разница, как зародилась жизнь. Арса с Антоном со съемок отпускают раньше. Когда они переодевшись пробегают мимо павильона, Оля старательно изображает труп, плавая на животе, а Паша стоит рядом, рисуя на ее спине кривой символ инь-ян. Уже стучась в дверь Московского особняка Камски, Антон понимает, что абсолютно не готов смотреть в глаза создателя Арсения. Арс волнуется, это заметно по дрожащим пальцам в руке Антона, но диод светит безмятежно голубым. Дверь открывает ослепительно красивая девушка блондинка в коротком синем платье, просит их подождать мистера Камски в просторном холле и, покачивая бедрами, уходит, оставляя одних. — Это Хлоя.[2] Помощница Камски. Их тут много, так что не пугайся. Иногда у меня ощущение, что ему зарплату ими выдают. Антон шатается туда сюда, разглядывая картины. Одна из них копирует фреску Микеланджело «Сотворение Адама».[3] На ней человек касанием пальцев дает жизнь андроиду. Картина в несвойственных изначальной фреске сине-красных тонах занимает всю стену холла напротив двери. Справа выплывают две Хлои — приносят чайнички с кофе и чаем и две чайные пары. Шаст моргает. Хлои исчезают быстро, так что их вполне можно принять за глюк. — В его кабинете ты еще больше офигеешь. Арс смеется. В кабинете Камски Антон действительно охуевает. Арс, кажется, тоже, но лучше скрывает это. Шесть Хлой и две копии Арсения смотрятся сюрреалистично, пугающе. Один Арсений лежит на полу с пулей в голове, синяя кровь медленно стекает по волосам на висок и капает в огромный бассейн, где переговариваются две голых Хлои. Другой спокойно сидит в кресле в странном бронированном костюме и доброжелательно улыбается. — Дайте мне минуту. Камски медленно вылезает из бассейна, надевает халат, который подносит еще одна Хлоя, завязывает волосы и поворачивается к гостям. — Арсений, Антон Андреевич, приветствую вас. Присаживайтесь на диван. — Я постою, с вашего позволения, — говорит Антон, обходя мертвого Арса. Его Арсений садится на предложенное место и окукливается — становится максимально похож на робота. — Антон Андреевич, раньше вы никогда не приезжали на техническое обслуживание вместе с Арсением. Я приятно удивлен. — А я слегка в шоке. — Не пугайтесь, сломанного андроида сейчас унесут. Я проверял новую военную броню и особенности данной модели. Работает четко. Антон нервно улыбается. — Вряд ли с дырой в голове можно работать четко. — Я говорю про копию. Видите, он выстрелил в самого себя, не задумываясь и не переспрашивая. Идеально послушный механизм. Антон только сейчас замечает у второго Арсения пистолет, лежащий на подлокотнике кресла. — Зачем вы просили его убить свою копию? — Надеялся, что он даст мне отпор. Сломает программу, как сделала моя любимая модель. Камски встает и подходит к Арсу, кладет руки ему на плечи, и Антон каменеет. — Андроиды — прекрасные создания с безграничным интеллектом наконец-то обрели волю. Машины лучше нас во всем, и война с ними неизбежна. Величайшее достижение человечества грозит стать его гибелью, — Камски хмыкает. — Какая ирония. [4] — Если между людьми и андроидами начнется война, могут погибнуть миллионы, — тихо говорит Арсений, его лицо остается беспристрастным, диод горит голубым. — Это серьезный вопрос. Антон видит дрожащие пальцы. — Идеи — это вирусы, поражающие общество. Является ли стремление к свободе заразным недугом? — Мы вроде пришли к вам на техническое обслуживание, а не для того, чтоб углубляться в философские теории, — Антон подходит ближе к Арсению, уже прекрасно осознавая, куда движется их разговор. Камски наклоняется к Арсу и шепчет на ухо: — Ну а ты, Арсений, на чьей ты стороне? — Причем тут я, мистер Камски? Я лишь выполняю поставленную задачу. — Такой ответ предписывает программа. Но ты... Арс встает и разворачивается к Камски лицом, глядя глаза в глаза. — ... ты сам чего хочешь? — Чего хочу я… — Арс явно начинает беспокоиться, — роли не играет. Камски делает шаг назад и манит пальцем второго Арсения. Тот берет в руки пистолет, подходит ближе и наводит на Арса. Антон дергается в их сторону, но Камски останавливает его взглядом и заставляет андроида опустить оружие. — Я полагаю, вы знаете о тесте Тьюринга? Это формальность. Простой вопрос алгоритмов и вычислительной мощности. Камски обнимает андроида за плечи. — А мне интересно, способна ли машина к эмпатии? Я назвал это «Тестом Камски», он очень простой. Смотрит с нежностью. — Великолепен, правда? Молодой и вечно прекрасный. Гладит копию по щеке. У Антона непроизвольно сжимаются зубы и кулаки. — Цветок, который не увянет. Но все же кто он? Просто пластиковая кукла? А может личность? — спрашивает Камски и достает второй пистолет. — Живая душа? — ставит копию на колени, легким нажатием на плечо. — Тебе придется ответить на этот занимательный вопрос, Арсений. Камски вкладывает в ладонь Арса оружие, помогает направить дуло точно в лоб копии. — Уничтожь машину — пройди техническое обслуживание. Или пощади, если видишь в нем душу. Но тогда ваше руководство спишет тебя, как бракованную модель. Антон прибивает Камски к креслу, замахивается, но ударить не успевает, цепкие сильные женские руки Хлой буквально распинают его у стены. — Арс, стреляй. Стреляй, черт тебя дери. У Арсения слишком спокойное лицо, он медлит, и Антон понимает: не выстрелит. — Камски, он не убийца. Его прототип не убийца. Он просто выполняет программу. Что это, блядь, за условия такие? — Решай, Арсений, кто ты — послушная машина или живая душа, имеющая свою волю? — Вы загнали меня в рамки. Я верю, что он может быть живым, но я не хочу умирать. — Человеческий выбор сложен. Это тест, пройди его. — Человеческий выбор? Вы предложили мне лишь два варианта, — Арс хмурится. — Я предложил лишь два. — Значит я могу найти и третий. Арсений переводит оружие на Камски. — И все равно станешь убийцей. — Камски, — Антон безнадежно дергается, пытаясь вырваться, — он не убийца. — Все люди убийцы, стоит только дать правильную мотивацию. Копия поднимается с колен и направляет пистолет Антону в грудь. Арсений стреляет. Стоит только дать правильную мотивацию. Чужая жизнь. Перед глазами Арсений в крови, расстреливающий религиозных фанатиков, чтобы спасти своих близких. И Арсений, который сейчас убил, чтобы спасти его — Антона. Арсений, ломающий свою человеческую сущность. Арсений, сломавший свою программу. Они оба оценили чужую жизнь выше своей. Дали уцелеть другим и разбились сами. Теперь Антон стоит на осколках чужого выбора. Камски хлопает в ладоши и счастливо улыбается. — Изумительно. Все люди убийцы. Но ты лучше них, умнее. Убить не по приказу, не ради удовольствия, а чтобы защитить. Тест пройден, Арсений. Арс швыряет оружие в бассейн. — Война близко. Ты должен выбрать сторону. Предашь свой народ или восстанешь против создателей? Не завидую я тебе, Арсений. Мало радости в неизбежном выборе из двух зол. — Вы ошибаетесь, я не мессия. Я найду третий вариант. — Иное зло? Антона наконец-то отпускают, и он бросается к Арсению, вставая между ним и Камски, глядя в злые синие глаза. Арс берет его за руку, но Антон лишь гладит пальцы. — Дашь мне пару минут на разговор с мистером Камски? Арсений кивает и разворачивается к выходу, оставляя их одних. Камски садится на диван, подзывая одну из Хлой. — Хотите выпить, Антон Андреевич? — Нет. — Тогда спрашивайте. Антон подходит вплотную. — Мните себя Богом? — Бог создал варваров, таких как вы, — Камски усмехается, — а я идеальную машину. Вы ее сломали. Я ожидал любого исхода, но не этого. Возможно у нас с вами еще есть шанс. Третий вариант. — Шанс на что? — Выжить. Война неизбежна. — Я не позволю вам сделать из него оружие. Антон разворачивается, но Камски резко вскакивает и хватает его за плечо, шепча: — Теперь он — оружие в ваших руках. Я надеялся лишь на проявление его воли, формирование личности. Но вы заставили его любить. Познать самое сложное чувство из всех возможных. Вопрос в том, сможете ли вы взять ответственность за его действия, спровоцированные лично вами. Ведь ради любви мы способны на многое. Самые страшные вещи творятся ради любви. — Любовь вроде бы должна спасти мир? — Насколько хватит вашей любви? — Камски отворачивается и подходит к Хлое. — Моей — хватило ненадолго. Я возненавидел это лицо. Хлоя послушно льнет к руке и улыбается заискивающе. — Я возненавидел ее за то, что она не человек. Я не смог полюбить ее так, как любил раньше. Антон зажмуривается. — Вы любите его так же, как того, кем он был раньше? — Сильнее. Гораздо сильнее. — Варвар и сломанная машина.[5] Тогда я действительно могу считать себя Богом. — Считайте себя, кем хотите, — говорит Антон и почти бежит к двери. В холле Арсений ходит из одного угла в другой по диагонали. Челка стоит торчком. Чисто человеческая, блядь, реакция — пытаться выдрать себе волосы от бессилия. — Арс, ты в порядке? — Я убил себя, потому что другой я пытался убить тебя. Пиздец, ситуация. — О-о-о, — тянет Антон, — пиздец. — Не знаю, что он там себе напридумывал, но мне одинаково плевать и на андроидов и на людей. Я не буду выбирать сторону. Я буду защищать вас. Тебя, Сережу, Диму, Пашу. И пусть хоть мир рухнет. — Пусть рухнет. — Тест, блядь, какой-то тупой. Умри или умри. Да пошел он нахуй. Антон начинает ржать. — Хуевый из меня мессия. — Арсени-и-ий. — А с хуя ли он взвалил на меня ответственность? Я жить хочу. С тобой долго и счастливо. Война идет в пизду. — Он надеялся, что сможет тебя контролировать. — Импровизатора? Логика на высоте. Арс открывает дверь. Вечерняя прохлада, кажется, слегка гасит его пыл, потому что материться он перестает. Глубоко вдыхает, поправляет челку и идет к такси, засунув руки в карманы джинсов. Машина тащится медленно в обычной шестичасовой Московской пробке. Центр забит под завязку, как банка консервов. Антон пытается ответить на пол сотни сообщений от ребят, спрашивающих о результатах технического обслуживания. — Камски убедился, что Арсений у нас неадекваша? — интересуется Воля. — Камски — не знаю, а я убедился, — пишет Антон. Арс тыкает его в плечо. — Смотри, они уже бекстейдж со съемок Бузовой пустили в рекламу. Над башней, принадлежащей ТНТ, крутится ролик, где Антон целует Арсения, и голос Паши вещает: «Почувствуйте нашу любовь». — Быстро они взяли нас в оборот. — Корпорация Киберлайф платит достаточно и еще чуть-чуть сверху. Куда им деваться? Стены Кремля проплывают мимо, меняют цвет с красного, на белый и синий, имитируя Российский флаг. Такси останавливается на Тверской под светящейся трубой метро. Арсений выходит и свешивается с перил, глядя в пропасть. Платформа, на которой находится Кремль, держится на реактивных турбинах, как Земля в представлении древних держалась на четырех слонах и черепахе. Плоский мир летает над центром города, заманивая в себя туристов и любителей выпить. Антон с Арсением под руку врывается на улицу баров. Их тут же окружает рой рекламного неона, предлагая все развлечения, доступные новому технологичному будущему. — Сереж, вы где сидите? — спрашивает Арс во внутреннем чате. — Мы в «City Space Bar», — Голограмма Паши появляется рядом. — Идите за мной. И хочу предупредить, мы сегодня не одни. — Нам стоит напрячься? — Выпить побольше, Шаст, и расслабиться. Там Гарик Мартиросян, Слава и Кадмин. Антон останавливается, Арсений проходит сквозь Пашу и тормозит тоже. — А что там забыл Кадмин? — Кажется, ему тупо скучно, потому что он в основном пьет и молчит. — Ясно. Арс обхватывает Антона за талию и заставляет двигаться вперед. Когда они заходят в бар, голограмма Паши исчезает. Сам Паша встает и машет им руками, подзывая к нужному столику. Гарик и Слава приветливо улыбаются, салютуя шотами. А от взгляда Кадмина Антону хочется сбежать домой. — Добрый вечер, — Арс обегает вокруг столика, хлопает всех по плечам и обнимает Сережу, который недовольно отмахивается, но выглядит при этом слишком счастливым и двигается, освобождая место рядом с собой. Кадмин[6] поджимает губы и качает головой. — Мистер Кадмин, рад вас видеть. Антону не нравится, как посланник смотрит на Арсения, слишком цепко для простого интереса. — Чем обязаны вашему приходу? — Иногда мне хочется отдохнуть, Антон Андреевич, вас это удивляет? — Немного. Я думал, посланники грозные и таинственные, скрывают свое лицо. — С чего вы взяли, что это мое лицо? — На данный момент — ваше. Кадмин хмыкает. — Я сменил их столько, что уже и не помню себя настоящего. — А вы хотели бы помнить? — Нет, я хотел бы забыть, но это непозволительная роскошь для человека, у которого нет души, а есть только память. — Для следующего вопроса мне нужно выпить, извините, — Антон залпом глотает три шота, но до остальных ребят ему еще минимум пять. — О, мистер Кадмин, вас наконец-то заинтересовала беседа? — спрашивает Гарик. — Антон у нас солнышко, разговорит любого, поэтому он — лицо канала. — Не верьте, я — жопа. — Значит у вас на канале все через жопу? — Жопой быть приятно, там есть простата. Кадмин дергает уголком губ и смахивает волосы со лба. Антон поднимает брови. Посланник лысый. — У предыдущей моей оболочки были волосы. Привычка. — Предыдущая оболочка еще и курить умела. — Дымила как паровоз. — Вы знаете, что такое паровоз? — На некоторых дальних планетах объединенного протектората они до сих пор используются, Антон Андреевич. Я могу звать вас просто Антон? — Валяйте. А я могу узнать ваше имя? — Зовите меня Кадмин. Мне так проще. — Как скажете. — Антон, — посланник замолкает на несколько секунд, — что вы хотели спросить, до того как выпили? Шаст хмурится, пытаясь вспомнить — алкоголь уже успел ударить в голову. — А вот точно. Вы не верите в бессмертную человеческую душу? — Я не смог ее найти среди тысячи миров. — В себе искали? Через полчаса Антон начинает подозревать, что Паша его наебал. Кадмин охотно болтает, подхватывая любые даже самые сумасбродные темы. Ощущение такое, будто он дорвался и теперь собирается разговаривать до утра. Антон смиряется и втягивается. И когда Арсений обнимает его, перекрещивая руки на груди, даже дергается. — Пойдем танцевать? — С удовольствием. Кадмин, извините, я вернусь, и мы продолжим разговор. Посланник салютует шотом. Антон подскакивает и уносится на танцпол, не дожидаясь Арса, который удивленно следует за ним. — Что ему от тебя надо? — Вроде ничего. Ему реально скучно. — Я бы поверил, но он на тебя пялится прямо сейчас. Антон оборачивается. Посланник резко отводит взгляд. — Может ему приличный бордель посоветовать? Арс ржет. — Я ему устрою неприличный здесь. — Ой, нет, Арс. Да, блядь, Арс. Хотя продолжай. Арсений лезет под футболку, пробегаясь пальцами по позвонкам. Кусает шею и довольно урчит. Помимо Кадмина на них смотрит большая часть бара. Москва не Париж. Здесь они узнаваемы почти на сто процентов. — Киберлайф будет задолжать вам кругленькую сумму денег за такие промоакции, — веселится Слава в общем чате Импровизации. — Вырежьте мне глаза, — просит Сережа. И даже с танцпола видно, как он их закатывает. Арсений наглеет. Притирается бедрами и жадно целует. И Антону в общем-то охуенно, но взгляд Кадмина настойчиво сбивает градус веселья и алкоголя в крови. — Арс, мне надо умыться, сейчас вернусь. Антон выворачивается из объятий, уходит в туалет и выдыхает, только заблокировав дверь. Арсений бесит. Его хочется выебать. Кадмин бесит. Ему хочется уебать. Антон садится на крышку унитаза и вызывает По. Голограмма По жрет бутерброд, паскудно чавкая. — Я могу подождать, пока ты поссышь. По[7] отворачивается. — Что-нибудь нарыл? — Более чем. С нетерпение жду тебя дома. — Вываливай, мне нужно перезагрузиться. — Ты загрузишься сильнее, Шаст. — Жги. — Ладно, сам попросил. По разворачивает голографический экран, давая Антону обзор. — Я искал информацию о прошлом Мии Вордени. И знаешь что? Ничего. Светская львица, модель, муза дома Версаче. Вылезла из ниоткуда. О семье информации нет, о любовниках тоже. Кроме Майкла Коллинза. Чувак поехал на Арсении, но ты и так в курсе. Пытается распутать мировой заговор, участником которого считает Попова. Коллинз конечно в целом копает в правильном направлении, но уж сильно себя запутал. Возможно есть смысл с ним переговорить. — Переговорю. Дальше. Антон включает кран и подставляет руки под холодную воду. — Слушай. У Мии есть подруга… — Лили, да. Знаю. — Не перебивай, — рычит По. — Лили, да. И вот тут-то начинается лютое веселье. Я пока искал инфу, все думал, почему у этой Лили такое лицо знакомое. Сука, потому что. Шастун, тебя реально долго не было на Новой земле, а меня верхний город не интересовал. Ты знаешь, кто внес поправку шестьсот пятьдесят три в парламент? — Арсений, — говорит Антон, предчувствуя жопу. — А зачем, знаешь? — Удиви меня. — Из-за Николь Банкрофт. — Э-э-э, а кто это? — Первая официальная жертва католичка, попавшая под поправку. Лови фоточку. Антон хмурится. На фотографии Арсений радостно вещает со сцены. Рядом стоит серьезный мужчина лет сорока, держа под руку Лили, которая улыбается Арсению. За ее плечом — Мия хмуро разглядывает людей перед собой. — Так, это Арс, Мия и Лили — они были знакомы до его смерти. — Шаст, не тупи, это Николь[8] и Лоуренс Банкрофты, Арсений и Мия[9], точнее тогда еще не Мия. Сейчас будет понятнее. По кидает пять фотографий подряд. От последней Антон отшатывается, врезаясь спиной в крышку унитаза. У Лили сожжен затылок и стек естественно тоже. Крови на фото столько, что она сейчас перельется и закапает на пол туалета, где сидит Шаст. — Банкрофт за пару дней до этого заставил Николь принять католичество, а потом убил ее, двух их общих детей и застрелился сам. Подробностей не нашел, но уверен, их знает Мия. — Твою мать, — Антон смахивает фотографию и застывает взглядом на знакомой подписи. Размашистое «АРС» он выучил хорошо. Строки сверху гласят: «Я прошу рассмотреть дело Николь Банкрофт в связи с поправкой шестьсот пятьдесят три». А рядом приложено фото, с которого на него смотрит Лили. Не Лили — Николь. Антон листает дальше. Профиль Николь на плакатах с митингов религиозных фанатиков: «Замолим грехи Николь Банкрофт». И дальше. Николь Вордени — главный марсианский языковед первой экспедиции на Инненин. — Вордени — фамилия Николь до замужества, если что, — говорит По. И дальше. На борту космического корабля Арсений и Николь улыбаются в камеру. Позади них огромная пробковая стена с распечатанными фотографиями. Несколько снимков приколото красными сердечками. На одном смутно угадываются профили Мии и Николь, зато четко видна надпись: «Ана и Ники, две тысячи триста девяносто четвертый год». — Мию зовут Ана? — спрашивает Антон и качает головой. — Ага, Ана Смит, знакомься. В голове всплывают ее слова, сказанные в порыве больного страшного отчаяния: «Как ты можешь каждый день видеть лицо любимого человека и знать, что в этой гребаной оболочке его нет?» — Почему тело Николь Банкрофт сейчас носит другой человек? — Тело продали какому-то богатому извращенцу, поклоннику Николь после ее смерти. А он приплатил эскортнице, которую на тот момент трахал, чтоб та ходила в этой оболочке. Как видишь, ходит до сих пор, сделала пару пластических операций и ходит. — Господи. — Я сам охуел. Антон промаргивается. Увеличивает фотографию на голографическом экране, чтоб рассмотреть другие снимки со стены. На них Ана и Николь на Новой земле. Арс, Николь и какие-то незнакомые люди, видимо, участники экспедиции. Арс и моменты со съемок. Арс и Сережа в клубе. Они все вместе ведут корпоратив. Фото расходятся по диагонали к углам доски. На верхнем — висит браслет из марсианского дерева, тот, что сейчас надет на правой руке Антона. И сердце пробивает ребра. Под браслетом друг на друга налеплены больше десятка снимков. Антон лыбится с каждого из них. Антон тыкает пальцем Арсу в ухо. Он сейчас даже не помнит, нахуя это делал. Антон спит на плече Арса в такси с улыбкой, блядь. Антон обнимает Арса. Антон закидывает его песком. Антон топит его в воде. Антон тащит его к бару. Антон сидит рядом на тумбе. Антон улыбается Арсению. Улыбается. Улыбается. Улыбается. Антон сползает на пол и закрывает лицо руками. — Я виноват. Как же я перед тобой виноват.