RePainted

      Жизнь… Люди в различные времена возносили её, считая величайшим даром всевышних Богов. Однако человеческое существование нельзя назвать идеальным. Тела наши никогда не щадили ни старость, ни сама смерть. Только душам чужда бренность всего мира, ведь цикл перерождения нерушим. Таковы пугающие законы столь драгоценной жизни. Но… Но что если кем-то заложенные в прошлом правила изменятся? Вдруг всему человечеству или только лишь его крохотной части удастся вырваться и разорвать порочный круг? Именно тогда у любой души появится прекрасная возможность проживать в одном теле не меньше, чем длится вечность. В таком случае привычные нам устои рухнут, обращая в пыль теории о царстве покоя, а бессмертные люди вознесут мир к неизведанным ранее вершинам…        – … Это было бы прекрасно. Ты так не считаешь, друг мой? – воодушевлённый мужской голос летел по пустынному пляжу, вторя мягким волнам солёного моря и крикам лёгких чаек, которые грациозно парили по полотну бездонного неба. Молодой человек лет двадцати пяти с белыми короткими волосами, прикрывающими тонкую шею, и с ясными глазами лазурного оттенка даже не думал выходить из воды, которая приятно щекотала его щиколотки. Он, всё ещё ожидая ответа, всем корпусом развернулся к своему молчаливому собеседнику.       Расположившийся на гладких камнях в паре шагов от берега мужчина тридцати трёх лет с необычайными пепельно-голубыми взъерошенными волосами скучающе взирал карамельными глазами на энергичного товарища.        – Сколько бы раз мы ни приходили сюда посмотреть на закат, кое-кто не устаёт разговаривать о вечности… – тихое и ленивое недовольство перетекло в усталое зевание. – Молодой хозяин, Вы красиво рассуждаете, но бессмертие для таких рабов, как я, больше напоминает жестокое проклятие.       Названный молодым хозяином недовольно фыркнул и скрестил руки на груди, чуть подаваясь вперёд:        – А ещё я просил тебя постараться общаться со мной на равных. Разве не так должны беседовать между собой друзья? – парень покачал головой. – К тому же, если рабам будет даровано вечное существование, то они переживут собственных хозяев. Значит, они сумеют стать по-настоящему свободными, – преданный мечте Гиа продолжал настаивать на своей точке зрения. Нет никаких сомнений в том, что ему просто хотелось, чтобы в эту идею о вечности кто-нибудь верил также сильно, как и он сам. Безымянный раб медленно выдохнул ртом воздух и потёр глаза, под которым виднелись практические чёрные мешки от постоянного недосыпа.        – Никто не даст им свободу, Гиа. Вечные слуги – это самое превосходное приобретение для знати. И мне кажется, что… – невольный замолчал, давая себе немного времени на поиск нужных слов, которые не обидят друга, – … даже выпив море амброзии, человек не приобретёт бессмертие.       Гиа от недовольства сузил глаза, горделиво чуть подняв подбородок, и сжал губы. Да как смеет его соратник сомневаться в экспериментах? Да, тело и душа молодого человека никак не изменились за месяц приёма собственноручно изготавливаемого божественного напитка, но это ещё не доказывает провальность поставленного опыта!        – Солнце скоро скроется. Нам пора возвращаться, иначе старый хозяин будет не в лучшем расположении духа, – мужчина поднялся с тёплых камней и поправил хитон, сделанный из потрёпанной простыни.       Грезящий о бессмертии глубоко вдохнул морского воздуха. У него не было никакого желания покидать атмосферу вечернего спокойствия, обитающего на пустынном берегу. В последний раз на сегодня юный философ бросил взгляд через плечо на медленно исчезающую дорожку света на воде.        – Друг мой, запомни: бессмертие не открывается всем подряд, оно удел избранных! Однажды я докажу тебе это, – парень резко сорвался с места и, налету подхватив руками сандалии, поравнялся с товарищем. – Ты, к слову, кое-что забыл. Дед всегда и всем недоволен. Это его постоянное состояние.       Дедушку Гиа жители городка знали как искусного врачевателя, который с лёгкостью мог поставить на здравые ноги тяжелобольных. Его жена отправилась в мир иной около десяти лет назад. Как раз в тот же год многие юноши страстно возжелали учиться у старика с золотыми руками. Однако никто, кроме единственного внука, не выдержал тяжёлого нрава лекаря.       У старика также имелся нерушимый принцип: он не привык оказывать людям помощь бесплатно. Каждый нуждающийся, вне зависимости от статуса и положения, был обязан заплатить. Поэтому в доме водились деньги, еда, вода и различные инструменты, полезные в быту. Помимо обычных вещей, врачевателю вручали совсем уникальные. Безымянный как раз и стал таким исключением, ведь он был единственной вещью, которой мог расплатиться совершенно непонимающий греческого языка пухленький турок знатного происхождения. Как бы пожилой мужчина не злился на раба, но для Гиа новый человек в доме казался лучом света, поблёскивающим во мраке среди лекарственных травяных настоек, коим не было конца. Поэтому неудивительно, что юноша желал завязать с ним дружбу. Дедушку такая позиция внука не устраивала, но тот всегда стоял на своём и шёл наперекор.        – … даже наши козы полезнее в хозяйстве, чем вы двое! – старик ударил по деревянному столу кулаком и тот только чудом не развалился. От применения такой силы казалось, что даже каменные стены двухэтажного дома затряслись. – Раб, я кормлю твой наглый рот не для того, чтобы ты прохлаждался невесть где! Я поручил тебе кормление коз в отведённые часы и к закату нагреть воду, но ничего из этого так и не увидел! Ах, некогда мне сейчас с тобой разбираться. Если завтра всё повториться, запомни: я не стану закрывать на твои произволы глаза! Иди, – когда невольный скрылся из комнаты, Гиа перевёл дыхание и благодарил Небеса за то, что сегодня друг избежал наказания, на которые врачеватель порой не скупился. Он отлично орудовал кнутом и метко кидал пустые стеклянные пузырьки. После таких испытаний приходилось с осторожностью вытаскивать с открытых участков тела мелкие осколки или пользоваться заживляющей мазью, без которой синеющие побои не сходили.        – Гиа! – парень от страха старался не пересекаться взглядом с грозным родственником. – Скажи, зачем мне нужен подмастерье, если его никогда нет на месте?! Ты прекрасно знаешь, что я уже не так молод и мне не хватает сил обслужить каждого нашего посетителя.        – Я понимаю, – мечтатель постарался придать тихому голосу ноту серьёзности.        – Если понимал, то не сбегал бы от ответственности! – дедушка сильнее рассвирепел. Молодой человек успел пожалеть, что решился ответить. – Надеюсь, ты не забыл о моей утренней просьбе, – не вопрос – утверждение приказа в памяти непослушного внука.        – Я помню. Мне нужно завтра пополнить наши запасы и купить на базаре несколько веточек тысячелетника, – старик одобрительно закивал и жестом указал, что ученик пока может быть свободен.       Смерть любимой бабушки, быстрое взросление и вечные недовольства со стороны деда сделали пребывание в родном доме крайне невыносимым. Поэтому Гиа всем сердцем любил каждые вылазки в город. Их поселение казалось слишком маленьким для огромного острова, зато его главным преимуществом являлась мирная и уютная атмосфера. Люди, живущие здесь, милые и добродушные, если кому-то нужна срочная поддержка – незамедлительно будет протянута рука помощи. Любитель философии медленно вышагивал по узкой улочке, греясь в лучах тёплого солнца и вдыхая аромат купленных ранее трав, которые он нёс в руках. Пока была возможность парень наслаждался приятными минутами жизни.       Доносившиеся из ближайшего переулка жалобное мяуканье, что практически тонуло в грозном рыке и лае, вывело Гиа из мира грёз. Его душа сжалась. Молодой человек хотел мгновенно нырнуть между домами, но неподдельный ужас сковывал ноги. Что мог сделать хилый внук врачевателя против своры голодных и свирепых собак? Однако игнорировать истошные кошачьи писки больше нельзя. Отбросив покупки в сторону и крича, что есть сил, мечтатель о вечности молнией промелькнул между расступившимися псами. Подхватив на руки замученного чёрного котёнка, парень нервно вертел головой и оглядывал собак, кружащих рядом и готовых в любой момент прыгнуть и растерзать в клочья нерадивого глупца. Тем не менее Гиа всеми силами боролся с животным страхом и старался не впускать его в разум. Он аккуратно тряс и гладил пушистого зверька, но тот не издавал звуков и не открывал глазки.       Без сомнений, жизнь успела покинуть хрупкое тельце, а сердце внука врачевателя наполнилось неприятной горестью. На коротком веку молодой человек видел слишком много смертей. В такие моменты философ не понимал причину жестокости судьбы. На глаза накатила волна предательских обидных слёз, а на языке вертелся единственный вопрос: «Почему же жизнь несправедлива по отношению к собственным созданиям?». Однако озвучен он не был, так как всё тело парня пробило пугающей дрожью. На ногах ему удержаться не удалось и поэтому рухнул на колени, чудом не сбивая их в кровь. Виски сдавило от ноющей боли, голова переполнилась от гомона чужих голосов, шепчущих на незнакомом языке различные слова. Борясь с агонией в сознании, Гиа мычал, кусая губы, и срывался в рваных криках, что пугали собак. Они, прижав уши, в животном испуге не двигались с мест.       Внук врачевателя старался глубоко дышать, но это не усмиряло боль. Парень внезапно застыл, а воздух вокруг похолодел. Искусанные до крови губы приоткрылись и зашептали сами, как зачарованные:        – Земля к земле, пепел к пеплу, прах к праху, – с отвратительной резью в глазах мечтатель наблюдал, как с каждым словом тела псов расщеплялись в пыль, а их кровь рекой лилась на землю, окрашивая её в алый цвет. Свирепые звери исчезли, и только лишь омерзительный металлический запах, витающий вокруг, и отчаянный предсмертный вой, эхом бьющий по ушам, не давали забыть о их существовании.       Три маленьких светлых огонька подлетели к напуганному молодому человеку и мирно покачивались из стороны в сторону, прибывая в ожидании чуда. Гиа не успел собраться с мыслями, как чужие слова вновь потекли из его уст:        – О, души хрустальные, станьте джиннами да исполните волю мою. Пусть сила ваша разольётся по телу кровью. Вспять повернётся жизнь и время остановит для него свой бег. Такова воля моя, и желание сие отныне будет являться нерушимым законом.       Духи закружились в озорном танце и скрылись в кошачьей грудке. Парень страшился не только двигаться, но и дышать. Через пару мгновений черныш зашевелился, открыл красного оттенка глаза и довольно замурчал в тёплых руках спасителя. Зверёк привстал на задние лапки и шершавым язычком лизнул молодого человека в нос, пока тот заливался громким смехом. Гиа всё прокручивал и прокручивал недавние события в памяти, не веря в то, что Небеса услышали его мольбы, узрели старания парня и исполнили его мечту.       Когда пушистый тёмный комочек спрыгнул вниз, внук врачевателя поспешил подняться с колен и отряхнуть от песка одежду. Кажется, его спасательная операция немного затянулась. Подобрав у входа в переулок травы, перемотанные плотным и слегка помятым пергаментом, философ услышал позади недовольное и агрессивное шипение. Он резко развернулся на пятках и поспешил убрать бедного котёнка подальше от солнечных лучей. На макушке малыша виднелся отвратительный ожог, который привёл молодого человека в недоумение. Несколько минут назад его не было! Так откуда же он мог появиться?       Однако не успел спаситель моргнуть всё ещё испытывающими боль глазами, как поражённые участки заросли сами собой. Парень никогда в жизни не сталкивался с чем-то подобным. Но, если предположить, что эта аномалия как-то связана с открывшимся в молодом философе силе, то это необходимо срочно исследовать. Возможно теперь Гиа – это ключ к тайне вечной жизни, о которой тот так мечтал. Оглядевшись по сторонам, мечтатель постарался как можно осторожнее спрятать сопротивляющегося чёрного котёнка в слоях одежды. Посмотрев на небо, парень прищурился. Нужно возвращаться домой пока внезапно не полил дождь.        – О, так земля не разверзла свою пасть и не поглотила тебя вместе с посылкой, – услышал Гиа вместо дружелюбного приветствия, когда зашёл в дом. Он без лишних слов и пререканий оставил ношу на рабочем столе, за которым сидел старик, мешая новое лекарство и периодически почёсывая седую густую бороду. Внук молча развернулся к выходу. – Куда это ты заторопился? Ты будешь нужен мне здесь. Нечего слоняться по городу с этим оборванцем без рода и имени!       Парень до боли сжал ладони в кулаки. Если бы руками не поддерживал кота под изношенной тёмной туникой, он что-нибудь опрокинул бы со злости. В свой адрес молодой человек мог выслушать любые оскорбления со стороны родственника, только пусть тот и не думает трогать его дражайшего и единственного друга:        – Если попытаешься меня остановить, я подожгу дом, – входная дверь резко хлопнула, а философ, едва не упавший на пороге, поспешил в соседнее деревянное строение, которое было прозвано в семье врачевателя хлевом. Там обитало несколько коз, дававших вкусное молоко, вместе с безымянным товарищем Гиа, так как дедушка с самого его появления стоял на мнении, что нечего рабам спать в хозяйском доме.       Прибыв в нужное место, парень освободил питомца и, перед тем как войти, привёл дыхание в порядок. Заветные двери противно скрипнули, но с лёгкостью поддались хилому подмастерью.        – Друг мой, ты не поверишь, что произошло со мной, – на лице говорившего промелькнула тень улыбки, когда он чуть вытянул котёнка вперёд. Только вот ему никто не ответил. Молодой человек с непонимание опустил зверька возле ног и взглянул на соломенную лежанку.       Под блеяние козочек, которыми заинтересовался новый член семьи, юный философ подошёл к невольному и опустился на колени рядом с ним. Глаза парня расширились. Вся спина Безымянного синела от побоев кнутом, а кое-где виднелись омерзительные порезы с засохшей кровью. Сам мужчина не подавал никаких признаков жизни даже тогда, когда Гиа аккуратно перевернул его холодное тело.       Факт избиения до смерти лучшего друга стал для мечтателя последней каплей. Ему как воздух необходимо совершить решительный шаг, даже если придётся сделать его через собственного деда. Находясь в состоянии беспамятства, молодой человек вернулся в дом. Тиран всей его жизни сидел на кухне, через которую можно легко попасть во внутренний дворик, где располагался любимый бабушкой сад.        – Да как… ты посмел! – Гиа взревел, набросившись на последнего родственника и повалив того на пол. Старик захрипел, бросая остаток сил, чтобы сбросить с себя внука, чьи руки стиснулись на его шее. Однако одарённый Богами не давал ни единого шанса, сильнее наседая на старшего.       Когда философ очнулся, крупные дождевые капли уже барабанили по окну, а враг спокойствия не дышал. Парень совершенно не испытывал чувства угрызения совести. Ему казалось, что он сделал правильный выбор по отношению к убийце дорогого человека. Гиа противно было даже прикасаться к существу, которого раньше он называл своим дедушкой. Однако не будет же тело гнить на полу кухни, поэтому вершителю справедливости пришлось выволочь его в сад.        – Такую гнилую душу даже использовать нельзя, так что подожди здесь. Скоро я найду тебе лучшее применение, – бросил мечтатель напоследок, прожигая усмирённого взглядом. Играть и дальше в гляделки он не мог. Ему нужно спешить, иначе… Кто знает, может одарённый уже не успеет спасти друга из подземного мира. Нет, этого исхода нельзя допускать. Паника вместе с мурашками пронеслась по коже.       Гиа со всех сил спешил в город, не разбирая дороги. Его разум разрывался от обилия разнообразных вопросов. Сработают ли заклинания снова? Сколько душ потребуется, дабы провести заветный ритуал? Три? Нет, он знает, что этого будет мало. Так сколько тогда? Пять, десять или же сто?       Погрузившись в потоки мыслей, молодой философ добрался до центральной площади. Никто из жителей, гуляющих в ненастную погоду, не думал и не предполагал, что ниточка их мирской жизни оборвётся так странно и быстро. Многие даже бросались бежать, но и их слуха касались несущие смерть заклинания внука почившего врачевателя.       Все крики, молитвы и мольбы о помощи стихли в шуме нарастающего ливня. Парень, истратив большую часть сил на повторение одних и тех же слов, рухнул на колени и возвёл очи к серому небу. Крупные капли омывали бледное юношеское лицо, смешиваясь со слезами. Гиа, без сомнения, любил этот маленький уютный городок, расположенный на острове, и питал слабость к его жителям, которые никогда не оставляли в беде. И он разрушил прекрасную утопию. Им убито столько невинных людей. Но… Но, если бы он этого не сделал, его друг!.. От душащих эмоций молодой человек закричал, вторя громыхающему небу и пытаясь вырвать волосы на голове запятнанными чужой кровью руками.       «Долго рассуждая, я пришёл к выводу о том, что только бумаге и перу можно доверить свои мысли. Нужно записывать все наблюдения, ведь ничего не должно быть забыто…       Думаю, стоит начать повествование с самого начала. В тот судьбоносный и переломный день в моей жизни было собрано более восьмидесяти джиннов. Как я могу предполагать, заклинания распространялись дальше одной лишь площади. Внедрение душ прошло гладко, тем не менее мой дорогой друг до сих пор – а ведь прошло уже несколько лет! – пребывает в оковах глубокого сна. На уровне разума будет тяжело пережить его утрату. Да, именно разума. Вряд ли теперь мне страшна физическая смерть. Мной было обнаружено, что я некоторое время прибывал без еды, воды и сна. Помимо этого, раны стали заживать предельно быстро. Возможно, меня больше нельзя назвать человеком.       Кроме описанного, изменения коснулись и внешнего вида. Некогда голубые глаза стали ядовито-зелёного оттенка. Белые волосы взяли на себя всю темноту моих грехов. Осознавая прошлое, было трудно смотреть на собственное отражение в осколке, что остался от зеркала. Поэтому позволяю себе ощущать зависть к коту, который после всего остался в доме. В отличие от меня, это паразитирующее существо нуждалось во сне, пище и, что удивительно, в человеческой крови. Вероятно, это неразрывно связано с моей потусторонней силой.       В доме непривычно тихо. Больше никто не посещал нас – все помнили и все боялись. Ни один человек не жаждал погибнуть. Нет вечных возмущений деда, которые всегда были лишены всякого смысла. Надеюсь, хоть бабушка довольна: дедушка послужит добрую службу её любимым лилиям.       Надеюсь, что друг мой скоро очнётся. Все старания не должны пропасть зря!»       Потолок, выстеленный давно понурой соломой, паутина и её ткачи, смиренно приютившиеся по углам обветшалого дома, непривычная и звенящая в ушах тишина – всё это встретило Безымянного, когда тот вырвался из оков протяжного сна. Яркий оранжевый свет заходящего за горизонт солнца стучался в окна и приносил дискомфорт глазам, которые долгое время смотрели лишь в кромешный мрак. Тонкое одеяло сброшено на каменный пол. Старая хозяйская кровать сильно заскрипела, когда бывший раб медленно поднялся и присел на её край. В голове мужчины отрывками проносились жуткие события последнего сознательного дня, ноющей болью отзывающиеся в шрамах на сутулой спине.       С нижнего этажа глухо доносилось недовольное ворчание, и этот голос был слишком знакомым:        – Знаешь только, как кровь у меня выпрашивать. Сколько раз мне повторять, неразумный, чтобы ты шёл в город и питался там? Ты же такой милый, поэтому доверчивые люди без разговоров возьмут тебя к себе, – громкое шарканье прекратилось также резко, как и началось. Дверь, ведущая в комнату старого врачевателя, отварилась. Только вот вошёл в помещение отнюдь не Гиа. Стоило незнакомцу заметить пробудившегося, его демонические глаза наполнились влагой, и чужак, бесшумно ступая, подошёл к Безымянному ближе.        – О, ты очнулся… Очнулся. Хорошо ли себя чувствуешь? Испытываешь боль? – этот некто сделал ещё один шаг и хотел уже было взять бывшего раба за руку, но тот её отдёрнул, чуть наклонив голову. – Ты не помнишь меня?.. Это я, Гиа, – парень грустно улыбнулся уголками губ. – Хотя теперь меня трудно узнать, верно?        – Гиа… – собеседник хрипло прошептал столь знакомое имя. Он убрал назад чёлку, мешающую полноценно наблюдать окружающий мир алыми глазами. – Что произошло?        – Это, хм… – внук врачевателя скрестил руки на груди и отвёл взгляд в сторону. – Это долгая история, но полагаю, что у нас с тобой есть много времени. Мне нужно приготовить чай.       В течение двух часов философ старался как можно понятнее объяснить и пересказать события дня, изменившего его обыденную жизнь и старые взгляды на мир. Ещё столько же потребовалось, чтобы ответить на вопросы, которые задавал бывший невольный после рассказа. Многие детали пришлось умолчать. Гиа считал, что товарищу не стоило знать, как в мир иной ушёл дедушка и о том, какой ценой обошлось воскрешение из мёртвых.       Мир окутала ночь, чай давным-давно выпит и молодые люди, сидящие за кухонным столом, хранили молчание.        – Знаешь, – начал одарённый Богами, крутя в руках пустую чашку, – раз ты теперь свободен от служения моему деду, то ты в праве выбрать себе любое имя и продолжать жить, как пожелаешь, – но друг удручённо покачал головой.        – Мне проще принять имя, которое можешь дать ты, – а Гиа словно только ждал этого момента.        – Тогда, отныне твоим именем будет Первый, – гордо произнёс вечный мечтатель, на что мужчина с удивлением взирал на собеседника. – Всё просто, ты ведь мой самый первый и единственный друг. Друг, которому сейчас стоит пойти отдыхать. Ты только очнулся, а нагрузки могут оказать плохое влияние на тело.       Утром Первый обнаружил юного подмастерья копошащимся в саду и срезавшего стебли расцветших белых лилий. Бывший раб, прислонившись плечом к дверному косяку, сморщил нос – ему никогда не нравился запах этих цветов.        – Мне помочь тебе?.. – мужчина посчитал, что лёгкая поддержка другу отвлечёт его хоть немного. Однако Гиа только отмахнулся, тыльной стороной ладони смахивая пот со лба:        – Уж цветы я и сам могу отнести в дом, – Первый лениво огляделся. Весь внутренний дворик был залит неясным светом, под которым блестела молодая весенняя трава. Этот вид так и манил к себе. – Только не выходи на солнце!       Но было слишком поздно. Стоило бывшему невольному выйти под солнечные лучи, как садик заволокло дымкой. Когда она рассеялась философ закашлялся, от неожиданности подавившись слюной: на выходе из кухни стоял чёрный лев. Парень открывал и закрывал рот, его мысли путались, и он понятия не имел, как нужно реагировать в данной ситуации. Ведомый чувством любопытства, внук врачевателя медленно подполз ближе к диковинному животному и обхватил того за морду холодными пальцами.        – Гиа? – лев скорее прорычал свой вопрос, чем задал его по-человечески. Тем не менее это помогло Гиа выйти из состояния исследовательского транса.        – Зайди обратно в дом, – голос одарённого звучал спокойно, поэтому он внушал уверенность Первому. В личине дикого зверя, мужчина постарался аккуратно попятиться назад. Стоило ему зайти в тень дома, как из новой вспышки дыма вновь появился бывший раб, который в непонимании глядел на своего товарища. – Только не задавай вопросов. Многие побочные эффекты моей силы всё ещё неизвестны и не изучены. Поэтому я не понимаю, как найти на них ответы.       Мечтатель, что когда-то давно рассуждал о бессмертии, пристально всматривался в каждую деталь задумчивого лица собеседника.        – Первый, – тихо позвал друга Гиа. – Давай уплывём из это города.        – Если на солнце мне суждено теперь становиться львом, то как мы совершим это путешествие? – сколько лет Первый жил в доме врачевателя, он прекрасно знал, что философ редко позволял себе смеяться:        – Ты меня плохо знаешь, – эти слова положили начало сложных сборов, из-за которых бывший подмастерье даже забыл про срезанные цветы. Ему просто стало не до них, ведь предстояло придумать грандиозный план, который мог позволить бывшему невольному без труда передвигаться по улицам. К вечеру вся чёрная ткань, которая только могла найтись в доме, находилась на теле Первого, окутав его с ног до головы. Одни глаза поблёскивали в мрачных тенях.       Они не взяли с собой в далёкий и неизвестный путь большинство вещей. Гиа полагал, что этот прошлый груз не стоило вести в новую жизнь. Выйдя из дома, парень последний раз взглянул на него. Прикрыв глаза, он наслаждался шумом прибоя и прощальным криком чаек, по которым однажды соскучится. Ему хотелось запомнить всё это таким, каким оно было, ведь сюда философ никогда больше не вернётся. Улицы некогда любимого городка выглядели опустевшими. Прогуливающиеся по улицам люди сторонились новоиспечённых путешественников. Это ни могло не удивить Первого, ведь его друг всегда находил общий язык со всеми жителями. Неужели что-то изменилось?        – Не обращай внимания, – может, парень и не подавал вида, но ему самому по душе не пришёлся такой расклад. Что-то менять было поздно.       В порту правили ароматы солёного моря и свежей рыбы, которую моряки каждый день вылавливали огромными сетями. Многие суда стояли у берегов без дела, и бывший раб старого лекаря с детским удивлением рассматривал их. Однако помимо больших кораблей внимание Первого привлекли шутки моряков, которые те стали отпускать, как только Гиа подошёл к их небольшому пиршеству. Капитаны судов гортанно смеялись над просьбой внука врачевателя.        – Не злись, жнец. Так и быть, довезём вас до большой земли, – бородатый мужчина средних лет встал напротив отмеченного Небесами. – Кто знает, что ты можешь с нами сделать за наш отказ.       Уже в пути, наслаждаясь морским ветром и гудением транспорта, бывший невольный подошёл к своему единственному другу, стоящему на мостике и глядящему в туманную даль.        – Что нас ждёт впереди? – Первый внимательно следил за взглядом молодого философа, стараясь разглядеть размытую линию горизонта.        – О, друг мой, нас ждёт другая жизнь, которую мы будем писать сами, пока судьба вновь не решит разложить для нас карты.