Петляя по пустым коридорам Шаттердома, Юра пытался хоть как-то упорядочить хаос в голове, унять жжение в груди и подавить совсем уж детское желание схватить Отабека за руку — чтоб никуда не делся по дороге, мало ли. Почему-то он никак не мог отделаться от мысли о Никифорове. И хотел бы злиться на него дальше, плеваться огнём праведного гнева и обвинять в бесчестии, но больше не получалось. Глубоко внутри что-то сдвинулось с привычного места, изменилось и теперь засыпа́ло песком каждый тлеющий уголёк раздражения в его сторону.
Он долго удивлялся тому, как Виктор, плюнув на многолетнюю карьеру, перспективы и людей вокруг, просто взял и ушёл из пилотов, променял всё на одного мямлю-учёного и его банки-склянки в комнате с белым потолком. А сегодня оказалось, что и Отабек фактически поступил точно так же. Не с таким размахом, конечно, без пафосного сжигания мостов и ультиматумов всему свету, и всё-таки...
Ни с того ни с сего, на ровном месте взял и пошёл учиться из механиков в рейнджеры. Или не совсем на ровном? Его твёрдый взгляд и решительный голос всё ещё преследовали по пятам, и убежать от них, прибавляя шагу, не удавалось. Глупо сравнивать, Кацуки ведь совсем не боец, да и Отабек не бросил биомеханику, наоборот, совмещает, ещё и другим курсантам успевает помогать, но кто знает, когда и с какой силой там у Юри с Виктором полыхнуло. Может, у Юры сейчас горит ничуть не меньше. Значит, ему тоже надо какой-нибудь фортель выкинуть — это ведь так работает, судя по всему?
У зала с татами они с Отабеком переглянулись и не сговариваясь прошли мимо раздевалки. Разулись при входе и вышли сразу в центр воображаемого круга для спаррингов, где они столько раз тренировались по вечерам. Примерно в это же время, почти никакой разницы, только сейчас почему-то внутри всё переворачивалось, стоило взглянуть на серьёзное, выжидающее, но такое вдохновенное лицо Отабека, как будто они с Кацуки посещали одни курсы по нетрадиционной мимике.
Юра атаковал первым. Бездумно, грубо, почти не таясь, выбросил несколько ударов Отабеку в лицо и в корпус. Конечно, промахнулся, он и не рассчитывал на меткость или внезапность, но надо было с чего-то начать. Отабек увернулся от каждого из них ещё до того, как Юрина рука полностью выпрямилась, отбил в сторону последний выпад, толкнул обеими ладонями в грудь так, что они по инерции одновременно сделали по два шага назад.
Застыли, помолчали, не отводя глаз. Юра даже дыхание затаил, стараясь расслышать мысли Отабека, просто так, по инерции: только что он пустил его в свою голову, сам погрузился в чужое сознание, всё видел, всё знал — и вдруг снова тишина. Непривычно. Неприятно. Хотелось обратно в кресло, нацепить этот давящий костюм, пристегнуться, запутаться в километре проводов и дёрнуться всем телом от тысячи электрических разрядов, лишь бы только снова это испытать.
— Ну, скажешь что-нибудь? — просипел Юра на вдохе.
— Ты сюда говорить пришёл или драться? — сверкнул тёмными глазами Отабек.
— Одно другому не мешает.
— Не согласен.
Отабек всё ещё был одет в строгий мундир, и, по идее, не предусмотренный для активных тренировок, он должен был сковывать движения, но сам Отабек об этом, кажется, не знал, даже не обращал внимания. Он кинулся вперёд в ответном выпаде, и Юра отшатнулся ещё на шаг — чужая ладонь просвистела в каком-то миллиметре от уха, почти оглушив плотной волной воздуха. И тут же потерял равновесие, споткнувшись о подставленную босую ступню Отабека. Сгруппировался, перекатился, с кувырком назад вскочил на ноги, огляделся по сторонам, на секунду потеряв ориентацию в пространстве. И едва успел заблокировать сначала прямой удар в лоб, сразу следом — скрытый хук снизу.
С руками справился, а вот про ноги забыл, за что и поплатился — коленом ему чувствительно прилетело в солнечное сплетение. Юра с размаху налетел лопатками на стену, и тут же из лёгких выбило последний воздух, когда его настойчиво вдавило в стену другим телом, а в лицо ударило жарким тяжёлым дыханием. Отабек прижался к нему весь, от груди до щиколоток, втиснул колено между ног, подпёр предплечьем Юрин подбородок, едва надавливая на кадык, но надёжно фиксируя его голову. Глянул лукаво, как будто даже с удовольствием:
— Ты совсем не думаешь о бое.
— Бинго, чувак, — не удержался от ухмылки Юра. — А без дрифта теперь угадаешь, о чём я думаю?
Он ожидал чего угодно: что Отабек начнёт отчитывать его за невнимательность, что отпустит и велит начинать поединок заново, что станет гадать, о чём же он там на самом деле думает. Но меньше всего Юра ждал, что Отабек и впрямь без дрифта прочитает его, как один из своих чертежей, которые знает наизусть. Не ждал, что он продолжит смотреть — прямо, решительно и отчаянно. И поцелует так горячо, что внутри всё вспыхнет подожжённой бензиновой лужей от единственной искры. Сразу — глубоко, влажно и беспощадно, как только что нападал в кругу. Не спрашивая, не извиняясь, не сомневаясь. И Юра, так же не сомневаясь, вцепился ему в плотную ткань формы на спине, выгнулся навстречу, закинул ногу на бедро, словно хотел обхватить его целиком и больше никуда не отпускать.
Чувство времени после дрифта ещё не восстановилось: может, две минуты прошло, а может — все тридцать. На секунду оторвавшись от жаркого безумия на чужих губах, Юра откинулся затылком на стену, открыл глаза и выдохнул:
— Я выпросил у Лилии твою фотку из карты.
— Видел.
Отабек поднял глаза, и Юра понял, что его реальность тоже понемногу начала расплываться. Почему-то было ужасно приятно сознавать, что именно ему удалось расплавить до состояния кипящего стекла этот знаменитый железобетонный взгляд. Конечно, он видел. Из Юры получился бы препаршивый злодей, который совершенно не умеет избавляться от улик.
— Я слышал твои записи в плеере.
— Знаю.
Спасибо нейромосту. Сколько Юра мучился над тем, говорить или молчать, а если сказать, то что будет дальше... И как легко и просто за него всё это сделал дрифт. Но Отабек, кажется, не сердился, выходит, зря переживал? Юра замолк, облизнулся. Посмотрел пристально, пошевелил плечами, как тигр перед прыжком, и сказал:
— Я знаю,
что ты обо мне думаешь.
— Надеюсь. Я не очень-то хорош в признаниях.
В тот момент Юре показалось, что всё это расплавленное стекло хлынуло на него самого, накрыло с головой, утопило и задушило в собственном жару. Последние слова ушли, стёрлись из головы, как будто он забыл родной алфавит. Юра потянулся к Отабеку, больше вжимаясь в него телом и губами, чем целуя. Вздрогнул, когда тот забрался широкой горячей ладонью ему под футболку, размашисто провёл по спине сверху вниз, обжёг касанием от лопаток до крестца. И чуть не застонал, когда в рот ему опять толкнулся горячий влажный язык. С
этим не сравнится даже дрифт!
Весь навалившийся жар постепенно стёк к низу живота, запульсировал, затребовал внимания. Юра не был уверен, что способен сейчас отлепиться от Алтына в каком бы то ни было виде, но в паху ныло так, что он, не расцепляя рук, ёрзал, дрожал, прижимался ещё сильнее, лишь бы не отпускало. Потёрся о чужую ширинку, проглотил с новым поцелуем вырвавшийся изо рта Отабека полувздох-полустон, и, не выдержав, полез расстёгивать молнию.
Отабек вдруг очнулся, распахнул глаза, отстранился. Но рук с Юриной талии не убрал.
— Это слишком... внезапно, — будто через силу выговорил он. — Я не хочу... повредить тебя.
Юра только усмехнулся, нарочно качнув навстречу бёдрами медленно и тягуче.
— Да я сам об тебя повредился, ещё когда в первый раз увидел тут, на татами.
— Это был не первый раз.
— Теперь знаю, — зашептал Юра ему в самые губы. — Так тупо, что я тебя забыл, не заметил тогда. Хочу загладить.
Тёмные блестящие глаза Отабека подёрнулись такой пьяной пеленой, что Юра возликовал: он вроде бы ещё держался, но каналы ввода-вывода информации уже порядочно сбоили, лоб и виски влажно блестели, набухшая капля пота скатилась по челюсти и нырнула под строгий воротник мундира. Юра расцепил на нём два крючка, освободив кадык, наклонился ниже и припал к солёной смуглой коже сначала языком, потом губами. Шнурка на шее не оказалось. Юра запоздало вспомнил, что плеер теперь лежит в его каюте. Ну и правильно, нечего тут подслушивать.
Отабек бессильно закатил глаза и запрокинул голову, задышал тяжело и хрипло, всё ещё пытаясь протестовать, хоть и не слишком убедительно:
— Юр, тебе нужно быть в форме. Скоро новые тесты, общий смотр...
— На хуй. Не хочу.
— Но ты же говорил...
— Ты тоже много чего говорил. Не нужны мне левые спарринги, у меня уже есть напарник. А сейчас я не в настроении болтать.
Юра опустился на колени и дёрнул молнию на Отабековых брюках. Мелькнула мысль о том, как ему идёт военная форма, даже снимать не хочется — сидит как влитая. И Юра не стал, только отшвырнул в сторону ремень, чтоб не звенел над ухом, и отогнул края молнии, чтоб не царапались.
Под серой тканью белья откровенно просматривался рельефный бугор и влажное пятно над ним. Юра оттянул резинку и аккуратно вытащил наружу налитый свинцом, не иначе, тёмный член. Чёрт его знает, что с ним дальше делать, но делать что-то надо обязательно, поэтому он осторожно, стараясь не задеть чёрных завитков волос, ухватился пальцами у корня, прошелся по всей длине к головке, перепачкался в смазке и двинул ладонь обратно вниз.
Отабека ощутимо качнуло. Он переступил на месте, расставил ноги шире, чтобы не упасть, облокотился на стену, укутав Юру в собственную тень, но глаз так и не открыл. А зря, так бы оно хоть немного смущало и сдерживало. Но, поощрённый такой яркой и открытой реакцией, Плисецкий решился и в первый раз дотронулся до горячего ствола губами. Всего только раз, а Отабек над ним зашипел так, словно его укусили, а не поцеловали. Потом ещё и ещё раз, Юра азартно поглядывал то вверх, то перед собой, так и эдак выворачивая шею и касаясь пульсирующего члена то языком, то щекой. И чем больше дразнил, тем сильнее ныло в собственном паху. Заигравшись, он ещё раз облизнулся и обхватил губами тёмную и влажную головку целиком.
И в тот же миг его оттолкнули, дёрнули с колен, опять припёрли к стенке. Юра хотел было возмутиться, мол, он ещё только начал. Но рот вдруг снова оказался занят: Отабек целовал так жадно и глубоко, прижимался к нему так тесно и жарко, что ничего вокруг Юра больше не воспринимал. Просто в какой-то момент вдруг осознал, что собственная ширинка тоже расстёгнута, трусы спущены, а чужая горячая ладонь заставляет его мычать и стонать в поцелуй.
Этот их поединок был абсолютно хаотичным и безумным — ни темпа, ни оценок, ни стратегии, ни тактики. Только шарящие друг по другу руки, сплетающиеся между собой языки и рваная дрожь в теле от переполняющих эмоций и ощущений. Единственное, что у них осталось, — это их дрифт-совместимость, которая теперь вылилась в молчаливое понимание желаний друг друга. Отабеку не надо было объяснять, почему не стоит форсировать; Юре не приходилось настаивать на своём.
Они нашли решение, когда, всё так же молча и тяжело дыша, Юра повернулся к Отабеку спиной, упёрся ладонями в стену и прогнулся в пояснице, а тот осторожно толкнулся членом ему между бёдер. Проехался вперёд-назад, задевая понизу чужую мошонку, сначала медленно, так что чувствовалась каждая вспухшая венка на стволе, затем быстрее. Одной рукой Отабек забрался Юре под футболку, огладил покрытые гусиной кожей живот и рёбра, оттянул ворот изнутри и легко обхватил пальцами дрожащее горло, другой рукой задвигал по его члену в такт.
А Плисецкий старательно этот такт сбивал, тщетно пытаясь успеть за всеми ощущениями сразу. Запрокинул голову, откинулся Отабеку на плечо и в очередной раз убедил себя не умирать от переизбытка кайфа прямо сейчас. В звенящую блаженной пустотой голову не вовремя пришла мысль:
— А что, если сюда кто-то зайдёт?
— Тогда мы с тобой покойники, — жарким шёпотом ответил Отабек ему на ухо.
— Ну и заебись.
Одежда страшно мешалась, в просторном зале вдруг стало душно и жарко, но остановиться сейчас было бы равносильно прыжку под несущийся навстречу поезд. И Юра терпел, одновременно растворяясь в ощущениях и предвкушая подбирающуюся плотную волну, только сильнее напрягал бёдра и сжимал волосы Отабека на макушке. Алтын двигался всё быстрее и резче, пока с протяжным стоном наконец не кончил прямо на стену, сжав в кулаке Юрин член особенно сильно. Тогда Юра схватился ладонью поверх Отабековых пальцев, снова сбил такт, и совсем скоро его самого накрыло долгожданной волной и унесло куда-то в другую вселенную.
Как и после дрифта, реальность возвращалась неохотно, по частям. Они сидели обнявшись на полу и лениво размышляли вслух:
— Прибраться бы надо, а то завтра кто-то очень удивится, — кивнул Юра на поблёскивающее белёсое пятно на стене рядом.
— В раздевалке должны быть полотенца, — отозвался Отабек. — Принесёшь?
— У нас, кажется, проблемы с субординацией, — делано возмутился Юра. — Я вообще-то твой командир.
— Во-первых, не командир, а напарник, — бесстрастно ответил Алтын. — А во-вторых, ещё только будущий. Мы с тобой оба пока курсанты.
— Не обольщайся, спуску всё равно не дам.
— Посмотрим.
Паузы становились всё длиннее, мысли с каждой минутой текли всё медленнее и бессвязнее. Хотелось закрыть глаза, уложить голову Отабеку на плечо и остаться прямо тут, и плевать, что будет завтра или через неделю. Война в разгаре, может, завтра вообще не наступит. Но даже тогда Юре жалеть будет не о чем, кроме разве что возможности провести ещё одну такую же ночь. Записать бы её куда-нибудь и перематывать, ставить с начала, когда вздумается. Кстати...
— Слушай, а зачем ты меня записывал? — всё-таки поднял голову Юра.
Когда ещё задавать смущающие вопросы, как не перед потенциальным концом света? Но смутить Отабека оказалось не так-то легко. Он просто открыл глаза и ответил в своей обычной манере:
— Думал, ты со мной больше не заговоришь. И тогда, в столовой. И потом, в лаборатории... Позже уже по инерции писал, на всякий случай, мало ли. Хотел оставить хоть что-то на память.
— Дурак, что ли?
— Наверное, — кивнул Отабек и сжал ладонь у Юры на плече. — Но ты зря думал, что я скрываю. Я ничего с него не удалял.
— Кто из нас ещё больший маньяк.
— Хочешь помериться?
Плисецкий хохотнул и ткнул Отабека локтем в бок. Тот охнул и опрокинул его на себя, тоже легко, но чувствительно пройдясь пальцами по тонким рёбрам. Юра повозился немного и остался лежать затылком у него на коленях.
— Я так и не понял, что там с нашим тестом? — спросил он после ещё одной паузы. — Я вроде не по инструкции подключался, застрял вообще... Значит, не прошёл?
— Не знаю, я и сам плохо соображал после дрифта, — признался Отабек. — Завтра зайду к Виктору, а сейчас — спать. Трудный был день?
— Да нет, хороший. Самый лучший день.
И пока не разошлись по каютам, Юра поспешил подтвердить слова делом: потянул Отабека на себя, заставив того сложиться почти пополам. Целовались они так долго и сладко, что чуть не забыли привести в порядок стену.
***
Юра в очередной раз прервал тренировку, чтобы размять поскрипывающую шею и каменеющие плечи. Он изо всех сил старался сосредоточиться, заставлял себя думать о приёмах, о технике, представлял себя за пультом егеря, чётко рассчитывал его и свои траектории. И всё равно каждые несколько минут отвлекался, оборачивался в другой конец зала, где в кругу для спаррингов как обычно занимались курсанты и пилоты. Так активно озирался, что ему даже пару раз предложили присоединиться к общей тренировке. Но куда больше его интересовал тот кусок стены, к которому мелкий приставучий Минами вряд ли стал бы так беспечно прислоняться, если бы знал, что там вчера произошло.
Отабек сегодня весь день был занят в ангарах, и в зале с татами его точно ждать не стоило. Наверняка он решал кучу вопросов с ремонтом Берсерка, с новым прототипом, с отчётами о ночном испытании. Но не ждать Юра не мог, не получалось не думать, не вспоминать. В груди не унималась непривычная и странная жажда деятельности, хотелось сию же минуту украсть у всех своего напарника, вместе с ним угнать из ангара егеря и отправиться рубить монстров на колбасу. Казалось, море по колено, небо по плечо!
А приходилось сидеть и ждать новостей — невыносимо. Кацуки обещал, что они не будут доносить на Отабека, но лично Юре до сих пор ничего не удавалось скрыть от маршала. Они же все на закрытой территории — рано или поздно всё становится известно. И Юра снова зависал, отвлекался, мучился мыслью, что лучше б он сам под дамокловым мечом ходил за какую-нибудь очередную хрень. Надеялся на чудо и продолжал тренировать подсечки до самого вечера.
Кто бы мог подумать, что это пресловутое чудо грянет оглушающей сиреной боевой тревоги по Шаттердому всего за полчаса до ужина. Под чёткие команды тренера, заменявшего Отабека, курсанты и пилоты выстроились в две шеренги и как были — в тренировочных майках, штанах и без обуви — бегом отправились в командный центр для сбора. В коридорах было не протолкнуться: поднятые по тревоге служащие и гражданские спешили занять свои посты, медики и биомеханики торопились к ангарам, охрана и рейнджеры бежали наверх, к мостику.
Влажный бетонный пол неприятно холодил босые ступни, в пятки больно врезались ребристые головки болтов и фурнитуры на металлических вставках, люди толкались плечами со всех сторон, в разноголосом гуле нереально было расслышать ни слова. В командном центре они выстроились вокруг длинного операторского пульта с множеством экранов по стенам с электронными таблицами и диаграммами. И только когда вперёд выступил маршал Фельцман, шум наконец утих.
Юра несколько раз обежал глазами тускло освещённый зал, ближе к выходу увидел сначала светлого Виктора в белом халате — вот уж кто от рождения умел выделяться из любой толпы, — рядом с ним разглядел Юри. Поддавшись интуиции, скользнул взглядом на несколько рядов ближе, и в груди вдруг потеплело, когда Отабек тихонько качнул ему головой: «Я здесь». Яков Карлович хмуро поздоровался и призвал всех к вниманию:
— У меня для вас две новости. Хорошая — егерь третьего поколения Берсерк наконец снова в строю, благодаря усилиям наших биомехаников, — маршал почтительно кивнул группе техников, стоявших у Отабека за спиной. — А плохая — шесть минут назад система безопасности зафиксировала новую сигнатуру у разлома. Кайдзю четвёртой категории. С такими мы ещё не сталкивались. Приказ всем действующим экипажам: немедленно готовиться к высадке.
Добрая треть пилотов и их механиков тотчас же направилась к выходу на технические платформы, толпа заметно поредела. Маршал продолжил:
— Теперь что касается Берсерка: экипаж ещё не утверждён. Кураторы тренировочных групп, предоставьте отчёты о сформированных позициях для...
Конец фразы заглох в заложившем уши грохоте крови. Сердце стукнулось где-то в горле и будто замерло в ожидании: всё, пан или пропал. Сегодняшний тренер Юриной группы сделал шаг вперёд и развернул планшет к маршалу:
— Данные о подобранных парах — с девятой по одиннадцатую страницы.
— Мар-ршал, у нас есть свободный экипаж! — донеслось с другого конца зала. — Поручите высадку пр-рофессионалам.
Не обязательно было всматриваться в группу пилотов в красной канадской форме, чтобы понять, как сильно Леруа хотел бы увести русского егеря. Ну конечно, свои-то машины ему походу не доверяют.
Юра невольно обернулся. Отабек стоял с таким лицом, словно его сейчас поведут на эшафот. Уже даже открыл рот, как вдруг с задних рядов вверх взметнулась рука.
— Одну минуту, маршал! — окликнул Виктор и двинулся прямиком к операторскому пульту.
Как ни странно, ему это удавалось куда легче, чем остальным, словно толпа перед ним расступалась сама. Поравнявшись с Отабеком, Виктор ободряюще дотронулся до его плеча и с самым серьёзным видом вышел к командирам — никогда раньше Юра его таким не видел.
— Разрешите обратиться.
— Если только по делу, — нахмурился Яков Карлович. Что-что, а интуиция на неприятности его ещё никогда не подводила. — И быстро.
— Сегодня днём на Берсерк был успешно монтирован наш прототип новой системы межпилотной связи. Вот заключение биомехаников и отчёты автотестов. — Виктор легко вытащил из пластиковой папки лист и поднял его на уровень лица, чтобы все могли увидеть. Юра как завороженный уставился на это нелепое белое пятно. Монтирован. На Берсерка. Это что же, значит, успех? Они смогли?
— Без одобрения командного центра? — И без того низкий голос маршала упал до тона раската грома перед грозой. — Вот уж от тебя, Витя, не ожидал. Я же предупреждал, что без испытаний ни одного рейнджера не пущу за пульт. Нам сейчас жизненно необходимы все доступные ресурсы, а ты...
— Все предварительные испытания завершены согласно техническим требованиям. Экипаж присутствует здесь и готов к выполнению боевого задания, — отрапортовал Виктор, махнув в воздухе вторым листом.
Юра в один момент разучился дышать и только беспомощно бегал глазами с медленно багровеющего лица маршала Фельцмана на отвратительно довольную физиономию Никифорова и обратно. В зале повисла ненормальная тишина, напряжение в воздухе сгустилось до почти осязаемого состояния. Наконец Яков Карлович поднял раскрытую ладонь. Виктор сделал два шага навстречу и вручил ему бумаги с отчётами.
Драгоценные секунды утекали сквозь пальцы, нервы внутри дрожали перетянутыми струнами, а маршал всё изучал документы. Люди вокруг начали переглядываться, перешёптываться, снова загудели пчелиным роем, кто-то из канадской группы пилотов попытался протолкаться к маршалу, очевидно, со своими аргументами. И без того взвинченный Юра готов был взорваться, кинуться на них с кулаками, когда вдруг чужие горячие пальцы коснулись и крепко сжали его ладонь. Отабек встал с ним плечом к плечу, всего раз заглянул в глаза и что-то такое сделал своим лицом, что вулкан у Юры внутри задохнулся собственным дымом и потух.
— Значит, Плисецкий и Алтын, — задумчиво сказал маршал.
Юра с Отабеком синхронно вздрогнули и отозвались:
— Здесь!
— Да вижу, что здесь, — проворчал Яков Карлович, по очереди сверля их обоих взглядом. — Нарочно всё это устроили, да?
— Да что вы, маршал! — наигранно воскликнул Виктор. — Разве такие инопланетные аномалии поддаются прогнозированию?
— Ну не знаю, — саркастично сощурился маршал Фельцман. — Например, один неглупый выскочка из научного отдела не так давно хвастался красотой и точностью цифр, которые никогда не врут.
Юра подозрительно покосился на Отабека, но тот смотрел на командира исподлобья, молча, стиснув челюсти — ждал решения. Был ли это их план, который не так давно сорвал Юра, или это новая импровизация расчётливого Никифорова? В любом случае, цель у них одна — вывести обновлённого Берсерка в бой, так не всё ли равно?
— Чёрт с вами, — наконец махнул рукой Яков Карлович и всучил бумаги обратно Виктору. — Алтын, Плисецкий!
Отабек, не отпуская Юриной руки, нырнул в толпу, и через секунду они оба вытянулись перед маршалом по стойке смирно, так и не разжав ладоней. Краем глаза Юра заметил на себе ядовитый взгляд Жан-Жака из-за спин своей группы, а с другого конца зала мелкий Минами бодро подпрыгивал и показывал пальцами «викторию».
Яков Карлович же тем временем сурово инструктировал:
— Пять минут на сборы, биомеханики встретят у входа в ангар. Слушать и беспрекословно выполнять
все указания командного центра. Это понятно?
— Так точно! — выпалили хором Юра с Отабеком.
— Да, и ещё, — добавил маршал мягче. — Отабек, когда вернёшься, получишь боевой допуск. Сам понимаешь, сейчас недосуг с бумажками возиться. А ты, Плисецкий, помни про голову на плечах. У вас пять минут. Всё, по местам!
— Есть!
Командный центр снова загудел, толпа зашевелилась, как рисунки на электронной диаграмме, двинулась к выходу. Времени оставалось мало, чего доброго ещё от задания отстранят за опоздание, но без ещё одного вопроса Юра просто не мог спокойно выйти в дрифт и в море. Он дал Отабеку знак, чтобы ждал его внизу, у ангаров, а сам бегом бросился к коридору у технических лифтов, где только что мелькнул знакомый белый халат.
— Эй, старик! — крикнул он. — А ну, стой!
Никифоров оглянулся, притормозил перед поворотом, что-то коротко шепнул Юри на ухо, и тот так же оперативно скрылся за углом.
— Юрочка! — приветственно раскинул руки Виктор. — Поздравляю с восстановлением.
— Это чё такое щас было? — Юра очень старался не психовать, говорить спокойно и размеренно, как Отабек, но чувство где-то пропущенного подвоха ещё дёргало по нервам, его до сих пор потряхивало внезапно свалившейся новостью: он был готов каким угодно способом вернуться в егеря, даже снова его угнать, если понадобится, но только не обманывать маршала ради места за пультом. — Ты зачем ему фальшивый отчёт подсунул?
— С чего ты взял? — искренне удивился Виктор.
— Хватит прикидываться! В любой инструкции написано, что в дрифте нельзя цепляться за воспоминания — ни за свои, ни за чужие. Если даже я знаю, что не справился, вы-то уж и подавно.
— Юрочка, ты как всегда всё не так...
— Думаешь, мы с ним угробимся в этом егере? — Голос всё-таки предательски зазвенел. — Так вот ни хуя подобного, понял?!
— Да послушай ты, ненормальный, — Никифоров придержал его за плечи и тихонько встряхнул. Символически, чтобы только в себя пришёл. — Запомни, а лучше запиши себе куда-нибудь для верности: первый дрифт
никогда не идёт по плану. На то он и испытательный, потому и длится дольше обычного.
Плисецкий слушал, но почему-то слабо понимал. Каждое слово в отдельности было предельно ясно, а вот складываться в общий смысл все вместе они почему-то отказывались.
— Я же говорил, вашей целью было продержаться под нагрузкой нейромоста до полной интеграции. И продержались. Вы оба застряли в памяти друг друга, Отабек очнулся всего за несколько секунд до тебя. Но калибровка завершилась, а значит, тест пройден успешно.
В кои-то веки Виктор смотрел на него без своей обычной театральности, без напускного драматизма, серьёзно и понимающе. А Юра упрямо смотрел ему в живот и пытался поверить. Злиться на Виктора всё ещё не получалось: чем дальше, тем более разумные вещи он говорил. Видимо, и в этот раз Юра снова оказался неправ — ну, одним больше, одним меньше...
— Я вижу, что сейчас только вам с ним под силу сдвинуть с места эту махину-Берсерка, — подытожил Виктор, пряча руки в карманы халата. — А ещё я вижу, что, кроме Отабека, ты вряд ли сможешь кому-то вот так довериться. И он тоже здорово постарался для тебя: мог бы вообще не браться за ремонт, уж механиков у нас хватает. Всё-таки хорошо, что наш с тобой тест не состоялся.
— Хм, а кто тебе сказал, что он не состоялся? — фыркнул Юра на автомате. Понял, что сказал, только когда Никифоров рассмеялся на весь коридор:
— Кажется, маршалу наконец удалось посеять в тебе крупицу здравого смысла. Ну что ж, удачи вам! И возвращайтесь живыми.
— Спасибо, — сказал Юра и протянул ему ладонь. Виктор с готовностью её пожал. — За всё.
***
Вокруг мигали цветные индикаторы и лампочки, ярко-голубая полоска общего прогресса подготовки заполнялась неравномерно, рывками, но прыгала довольно быстро. Под ногами, где-то в глубине, среди сложных механизмов, движков, процессоров и реакторов нутром гудел Берсерк, нетерпеливо дрожали стенки кабины, словно сам егерь их поторапливал: «Ну хорош уже тормозить, и так застоялся».
Юра прекрасно его понимал. Сам чувствовал себя примерно так же после изолятора Лилии. Он снова погнул туда-сюда суставы, проверил локти, запястья, колени и щиколотки — на этот раз ничего нигде не давило и не брякало, биомеханики подогнали броню точно под размер.
— Тебе идёт чёрное.
Отабек подошёл к левой платформе, держа в руках шлем. Но смотрел он почему-то не на панели управления, не на провода и контакты, не на сверкающий новым покрытием главный визор — словом, на всё то, что было бы интересно любому нормальному пилоту, тем более новичку. Он смотрел на Юру, едва заметно улыбался, и глаза его блестели гематитовыми бликами от стали костюма. От его расправленных плеч, прямой спины и гордо поднятой головы так и веяло уверенностью в себе, в миссии, в егере, в напарнике... Нет, Отабеку эта броня шла гораздо больше.
— Классно выглядишь, — отзеркалил улыбку Юра и поднял большой палец. — Ну что, зададим им жару?
— А иначе зачем было уходить в рейнджеры?
Они стукнулись сжатыми кулаками и надели шлемы. По очереди шагнули каждый на свою двигательную платформу, фиксаторы с громким щелчком захлопнули пасть вокруг стальных подошв.
— Стыковка периферийных устройств завершена, — сообщил в динамик всё тот же женский голос. — Активирован протокол межпилотной связи. Запуск калибровки полушарий.
— Я это сделал, деда, — одними губами проговорил Юра, глядя на то, как снаружи разъезжаются в стороны тяжёлые ворота ангара. — Обещал и сделал. Всё будет хорошо.
Он скосил глаза влево, но увидел только серебристый внутренний край шлема. Надо будет сказать механикам, что обзор у этих моделей сильно ограничен. Пришлось развернуться корпусом, чтобы взглянуть на Отабека. Дрифт ещё не начался, а он будто снова подслушал его мысли, понял без слов: поднял большой палец, кивнул в сторону ворот, куда им предстояло шагнуть вместе. Сказал:
— Давай!
Больше ничего и не нужно. Меньше чем через минуту они снова будут делить одно сознание на двоих, вести вперёд две половины их огромного железного монстра, чтобы его руками уничтожить других монстров — живых инопланетных тварей, которые осмелились появиться на их планете и уничтожить всё, что когда-то Юре было дорого. И, чёрт возьми, они об этом пожалеют!
— Запуск нейросинхронизации. Переход в дрифт-интерфейс.
— Давай!
