***
Проснулся Юра в той же позе, с затекшей шеей, но уже без желания сдохнуть на месте. Встал, потянулся, размял плечи, погнулся в разные стороны, присел несколько раз — ничего, жить можно. Сейчас даже, пожалуй, он бы и на татами продержался достойно. Ну, явно дольше пятнадцати минут... — Только не на голодный желудок, — задумчиво сказал он сам себе, когда в животе требовательно заурчало. Юра быстро сменил футболку на свежую, стянул волосы в хвост и едва коснулся замка на двери, как с той стороны вдруг постучали. На пороге снова стоял Отабек, но узнать его получилось не сразу: весь при параде, с ног до горла затянутый в тёмно-зелёную отутюженную форму, с зачёсанными назад волосами, с настоящей военной выправкой, он казался даже выше ростом. Медалей только на груди не хватало — золотых, блестящих, как его глаза, так чтоб до полного образа. Герой-рейнджер, каких раньше в книжках рисовали... Юра отступил на шаг, не в силах оторвать глаз от неожиданного и, что скрывать, крутого прикида, когда Отабек вручил ему белый пакет: — Ты пропустил ужин. Я подумал, что третьи сутки тебе не стоит голодать. Не менее удивлённо Юра уставился на увесистый пакет с контейнерами. — Спасибо. Зайдёшь? — Да нет, я... — Чё нет-то, под дверью будешь стоять, пока я ем? Заходи давай. Который час? — Начало одиннадцатого. Контейнеры были ещё тёплые, но под пристальным взглядом сидевшего на койке Отабека, который Юра чувствовал даже спиной, жевалось через силу и глоталось с трудом. — По какому случаю маскарад? — попытался пошутить он. — Официальное мероприятие? — Наоборот, почти нелегальное. Но очень важное, — серьёзно ответил Отабек, и Юра принялся жевать дальше, не придумав ничего путного в ответ. Это одновременно интриговало и сбивало с толку: что такого нелегального мог устроить законопослушный Отабек? — Чуть не забыл. — За спиной скрипнули петли койки, а через секунду на столе рядом с Юрой лежала до боли знакомая чёрная батарейка на шнурке. С наушниками. И проводом зарядки к ней. — Я его зарядил, но вдруг снова сядет. Показать, как включается? — Да не надо, — торопливо замотал головой Юра, с трудом проглотив непрожёванную курицу. — В смысле, может, позже? Ты вроде куда-то собирался. — Тогда доедай и пошли. — Куда? — Увидишь. Мне проще показать, чем объяснить. — А мне тоже надо, ну... — Юра дёрнул ткань футболки на груди, — переодеться? Ты же, вон... — Не обязательно. Просто мне так спокойнее. Юра отложил вилку. В таком тайно-похоронном настроении кусок в горло не лез. А если ожидается что-то такое, отчего Отабеку должно быть «спокойнее» в форме, то наедаться до отвала тем более не стоило — мало ли что. — Ладно, типа, спасибо, было вкусно. Пошли. Шаттердом никогда не спал, только жизнь в нём перемещалась из столовых в спальни, из жилых коридоров в служебные, из тренировочных залов в дежурные помещения. Отабек уверенно шагал по решётчатым полам платформы, как будто вместе с одеждой вдруг сменил и манеру держаться. Юра не отставал, но с каждым новым поворотом он всё больше сомневался в их маршруте. — Мы что, идём к ангарам? — спросил он наконец, когда они поднялись на технологический этаж. — Нет, в лабораторию. — Но это же в той стороне, — озадаченно ткнул пальцем себе за спину Юра. — Верно. — Ты объяснишь наконец, что происходит?! — недовольный Юра загородил Отабеку дорогу и сложил руки на груди, всем видом давая понять, что не сдвинется с места, пока не получит ответы. — Мне нужно показать тебе одну вещь, — терпеливо, без тени раздражения сказал Отабек. — После этого мы пойдём к Юри, и он всё тебе расскажет, хорошо? — А не поздновато для визитов в научный отдел? — с сомнением протянул Юра. — Как я уже говорил, мероприятие не совсем легальное. Немного терпения, Юра, пожалуйста. Юра подумал, что это какой-то хитрый и явно запрещённый приём — так называть его по имени, когда нужно уговорить. Чёртовы мурашки по спине от этого взгляда и голоса заставили сдаться и снова пропустить Отабека вперёд. В конце концов, он и сам знает, где именно маршал запретил Юре появляться, что может пойти не так? Сквозь лязг металла и жужжание кранов доносились гулкие редкие перекрикивания механиков на обслуживающих лесах. Они и правда вышли к шумным искрящим ангарам. И остановились примерно там же, откуда Юра не так давно шпионил за техниками, латавшими его егеря — у груды ящиков с инструментами и строительным хламом. Берсерк и сейчас был на месте, но выглядел совсем иначе, чем Юра запомнил: как новенький блестел под холодными лампами стальным литым корпусом, гордо смотрел перед собой переливающимся новыми панелями визором. А главное — твёрдо стоял на ногах и излучал такую готовность по первому же приказу броситься в бой, что у Юры зудели пальцы при мысли, что этот красавец может вскоре уйти в чужие руки... — Завтра вечером мы сворачиваем ремонтные работы над Берсерком, — сказал Отабек, не глядя на егеря. — Ты понимаешь, что это значит? — Нужен напарник, — вздохнул Юра, и его наконец осенило, куда и зачем они идут. — Тест! Ты чё сразу не сказал-то?! — Ты и сам догадался. — С кем хоть? — буркнул Юра, опустив плечи. Перспектива впустить к себе в мозг левого человека вот так, с бухты-барахты, когда сам только-только успокоил бурю внутри, мало радовала. — Ты всё узнаешь, обещаю. Я просто хотел показать тебе его перед испытанием. Они оглянулись на Берсерка в последний раз и направились к служебным лифтам. — Значит, вы решили не ставить на него новый прототип? — опять спросил Юра, чтобы как-то отвлечься от мыслей о том, что и кто его ждёт. — А это зависит от исхода твоего теста. Да не волнуйся так, все автоматические проверки пройдены успешно. — Да я не за себя волнуюсь, — фыркнул Плисецкий, разглядывая потёртые кнопки лифта. — Меня волнует, что мой результат зависит не только от меня, но и от какого-то левого пацана. — Ты же помнишь, что для успешного дрифта между пилотами должна быть связь, доверие? — напомнил Отабек. — Если ты не заметил, то с доверием и с людьми у меня некоторые... траблы. Отабек промолчал и не сказал больше ни слова до тех пор, пока за ними не закрылась дверь лаборатории. В научном отделе горел весь свет, какой только был доступен. Проморгавшись после полумрака коридора, Юра первым делом увидел чуть не в обнимку стоявших у доски Никифорова с Кацуки. Чуть только заметив вошедших Юру с Отабеком, они разняли руки и засуетились, заметались по залу, как две спугнутые с крыши кошки, принялись включать какую-то аппаратуру, собирать документы, распихивать по местам техническую мелочовку. Следом в глаза бросились два медицинских кресла в окружении тонны проводов разной толщины. Если бы Юра не знал, что это за штука, то решил бы, что на этом электрическом стуле его сейчас казнят за все грехи перед человечеством. — Здравствуй, Юрий! Хорошо, что ты пришёл. Юри крепко пожал ему руку и потянул за собой в дальний конец лаборатории, мимо гудящих вычислительных серверов, исписанных длиннохвостыми формулами досок и огромных колб с останками кайдзю, за металлическую ширму. Там в углу, печально прислонённый к стене, стоял тот самый костюм. Даже кровь от шлема оттёрли, надо же. — А второй где? Опаздывает? — спросил Юра и поморщился от того, что не смог сдержать откровенной досады в голосе. Кацуки уставился на него удивлённо распахнутыми чистейшими карими глазами. — А разве Отабек тебе ничего не сказал? — Ни хуя он мне не сказал, конспиратор хренов. Давай, ты рассказывай. — В общем... — Юри зачем-то огляделся по сторонам и принялся упаковывать Плисецкого в костюм по частям. — Ты, наверное, помнишь, что маршал поручил нам разработать новый прототип нейромоста для оснащения егерей. — Ну, — поторопил его Юра. — На днях мы его закончили, и вчера успешно выполнился последний автотест. Но маршал Фельцман прав: до монтажа на реальную машину кто-то из пилотов должен его опробовать сам. И так как система двухпилотная, соответственно, тебе нужен напарник. Юра пошевелил рукой, согнул в локте, потряс коленом, проверяя, что панцирь сидит достаточно плотно. — Отабек говорил, что он кого-то нашёл, но я даже в спарринг ни с кем не вставал, кроме него. — Ты всегда можешь отказаться от испытания, если не уверен, — добавил Кацуки. — Просто Отабек... — Да щас! — возмутился Юра. — Единственное полезное дело поручили за целый месяц, и вдруг — отказаться? Не дождётесь. Пусть посмотрят, как я не гожусь в пилоты... пусть. Из-за ширмы они вместе с Юри вышли к центру зала, к жутким креслам в проводах. Юра держал шлем под мышкой, занятый больше ощущениями брони на себе, чем подготовкой сознания к дрифту: стальные и пластиковые пластины на груди и боках немного давили, контактный позвоночник позвякивал при ходьбе, но жаловаться не хотелось. В конце концов, Кацуки учёный, а не биомеханик, чтобы подгонять костюм до миллиметра. Оставалось надеяться, что и в таком виде подключение пройдёт гладко. — Так а второй-то где? — повторил Юра. — Или мне одному... И замолчал на полуслове, подняв глаза к противоположному концу лаборатории. Из-за другой ширмы появился как всегда сияющий Виктор, а следом за ним, так же позвякивая бронёй, вышел Отабек. Перехватил обеими руками шлем и настороженно покосился на Юру: — Готов? — Ах ты ж, партизан хренов, — зашипел Юра, шагнув мимо кресел к внезапному напарнику. В грудь бы толкнул, если бы не собственный шлем в руках. — Что ж ты мне пиздел: «не хочу служебным положением пользоваться», «перспективные новички», «связь и доверие»? А, курсант? — Скажем так, я тоже не хочу отдавать Берсерка канадцам, — спокойно парировал Отабек. — Мне казалось, ты понял, что нас поджимает время. Кто-то должен протестировать прототип, чтобы егерь стал полностью функционален. А потом, если захочешь, устроим просмотр кандидатов по всем правилам. — А форма на хрена? — Ну, — Отабек бросил взгляд на ожидающих Виктора с Юри, — этот эксперимент полностью под моей ответственностью. Если что-то пойдёт не так, под трибунал отдадут уже меня. Лучше быть заранее готовым. К горлу подкатило мутным и горьким. С этой стороны Юра ещё никогда не смотрел на дрифт: собственный пунктик на то, что кто-то другой напортачит в синхронизации, теперь казался мелким, глупым и пустым — самому бы тест не завалить... А может, отговорить, пока не поздно? — Погоди, а как же приказ маршала? Что разработчик не должен обкатывать свою же систему. — Я говорил, что мероприятие нелегальное. — Да ёб твою... Почему раньше не сказал?! — А ты бы отказался? — сощурился Отабек. — Вот ещё! — Потому и не сказал — конспирация. До поры секрет лучше держать в секрете, на всякий случай. Я обещал, что твой тест состоится в любом случае, я тебе доверяю. А ты? Юра хмыкнул и покачал головой. Доверять ему, как же. Если так и дальше пойдёт, то либо он всё-таки научится читать мысли без нейромоста, либо его ждёт бурное и полное сюрпризов будущее пилота. В любом случае получалось увлекательно, Юра был бы не прочь попробовать. — А говорил, не разбрасываться сознанием на каждого встречного, — ворчал он для порядка, пока Юри с Виктором усаживали их в кресла, затягивали кожаные ремни, подключали к костюмам провода. — Разве тебе есть что скрывать? — улыбнулся Отабек, прежде чем надеть шлем. — Да иди ты! — вспыхнул Юра и тоже спрятал лицо за непрозрачным визором. — Теперь запоминайте, — взял слово Виктор. — Цель теста: продержаться до конца синхронизации. Когда дрифт полностью запустится, управление им перехватит симулятор. Соединение не продлится долго, ваша задача — пропустить нейромост через себя и позволить ему подключиться к мозгу второго пилота. Если вдруг обнаружите сбой на любом этапе или почувствуете физическую перегрузку, тут же сигнализируйте, мы с Юри вас отключим. Всё понятно? — Врубай уже свою тарахтелку! Плисецкий едва сдерживался, чтобы не ёрзать от нетерпения. Сколько он ждал этого момента! Может, не совсем в таком формате и уж точно не тайком среди ночи, рискуя не столько своей головой, сколько мундиром дурного, но единственного и крутого друга... Но кого это вообще волнует. Приятный женский голос в шлеме подсказал: — Активирован протокол межпилотной связи. Десять секунд до начала. Девять. Восемь... Больше ничего снаружи Юра не видел и не слышал. Закрыв глаза и сосредоточившись на голосе, он ждал и гадал, каким будет этот пресловутый дрифт, который каждый пилот описывал по-своему. И каким покажется присутствие Отабека в его голове. — Ноль. Запуск нейросинхронизации. Юра рефлекторно вцепился в подлокотники кресла и ощутил, как в позвоночник и нервные окончания по всему телу впились тысячи тонких иголок — ни одна не причиняла боли, но каждая при касании словно била током. И в этот момент реальность вокруг схлопнулась до размера материальной точки. Потеряла все свои свойства и значение. Просто перестала существовать.***
Мимо плыли картинки. Много картинок — сотни тысяч, миллионы сцен и образов, запомненных за почти двадцать лет жизни. Какие-то были легко узнаваемы, какие-то Юра основательно подзабыл, какие-то казались впервые увиденными. Он словно попал в ментальную петлю без пространства и времени, где перед глазами, как перед смертью, подёрнутая неверной дымкой прошлого, текла вся жизнь, только не всегда в хронологическом порядке. Вот он идёт в первый класс с ужасно неудобным шуршащим букетом астр в руке. Вот ему три, и он торопливо собирает с ковра осколки разбитой вазы. Вот ему шестнадцать, и он впервые заваливает тест по теории боя в академии. Вот ему тринадцать, и он лежит в больнице со сломанной рукой после прогулки на какой-то заброшке. А вот ему десять, и они за руку с дедушкой идут на занятия в детский центр, и... почему-то Юра смотрит на себя совсем с другой, какой-то новой стороны. Как будто чужими глазами. Прошло несколько бесконечно долгих мгновений, прежде чем Юра осознал, что это не его воспоминание. В поток знакомых кадров вдруг пробрались сцены из совсем другой памяти, но Юра только отмахнулся от ярких картинок с шумными клубами, изнуряющими тренировками и полуразобранными мотоциклами и рванулся за той, что увидел первой — с ещё живым дедушкой и собственной дурацкой стрижкой под горшок. Деда по-другому не умел. Как? Откуда? Юра и не подозревал, что до встречи в Шаттердоме они с Отабеком когда-то пересекались, а тот, оказывается, даже видел его деда! Наверняка это противоречило всем существующим инструкциям и даже здравому смыслу, но в тот момент Юра не мог бы вспомнить ни одного правила, которое бы порицало желание увидеть умершего любимого человека ещё раз. Хотя бы так. Он плыл вслед за подвижными воспоминаниями — своими и чужими вперемешку, — прорывался сквозь вязкое, как желе, течение, отталкивался от узлов огромной и запутанной сети, но догнать то самое видение не получалось. Его, как в ночном кошмаре, тормозило, отбрасывало назад, одёргивало: «Смотреть, но не трогать». Нейромост, понял Юра. Это он пытался навести порядок и связать два мозга в единое целое. — Пятнадцать процентов, — услышал он краем уха взволнованный голос Кацуки в динамике шлема. Если дрифт сшивает их мысли воспоминаниями, как нитками, то, может, он увидит ещё что-нибудь похожее, если просто даст системе закончить процесс? Ничего общего с первым подключением в одиночку эта синхронизация не имела. Наоборот, теперь Юра ощущал, что он здесь не один. И хотя слышать у себя голове чужой голос было непривычно, но и самому отдаваться эхом в голове второго пилота казалось не менее странным. Юра притих, сосредоточился и стал выискивать среди бурного потока отдельные образы. И нашёл. Первый особенно яркий фрагмент показал десятилетнего Юру, который выбежал из балетного класса и налетел на троих мальчишек из секции лёгкой атлетики. Что-то такое Юра отдалённо припоминал: он тогда накостылял обступившим его хулиганам и отхватил выговор от Лилии за неподобающие манеры. Ну а что ему оставалось делать? Не позволять же себя избивать, в самом деле. Да и мало ли драк было в его жизни — подумаешь, невидаль. Но с точки зрения Отабека всё выглядело несколько иначе. Оказывается, сначала хулиганы пристали к нему: неудивительно, навряд ли когда-то легкоатлеты считали шахматный клуб настоящим спортом. И тут вдруг им в спины врезался лёгкий и светлый мальчишка в трико. Ребята, конечно, не стерпели такого нахальства и намекнули, что старших надо уважать. Юра же не стал разбираться, даже не потрудился дослушать, просто раскидал всех троих по углам и побежал дальше. Откуда же им было знать, что с балета Плисецкий опаздывал на занятие по дзюдо? А вот спасённого Отабека, прижимавшего к груди складную шахматную доску, он тогда даже не заметил, хотя тот ещё долго смотрел ему вслед. — Тридцать восемь процентов, — глухо раздалось в динамике над ухом, будто из другой жизни. Картинку размыло новым потоком чужих воспоминаний, но Юра уже приноровился выискивать среди них самые чёткие и яркие. Второе такое он выхватил совсем скоро и узнал себя в тринадцать лет, отважно лупящего старое сухое дерево во дворе мечом, сделанным из ветки того же дерева. Тогда он готовился к доблестным боям с только-только появившимися в мире монстрами кайдзю. А шедший мимо Отабек, судя по учебникам в руках, готовился к экзаменам в техническом училище. Видимо, в биомеханиках он тоже оказался по призванию... Наконец третий эпизод выплыл на поверхность, почти вспыхнул цветной сигнальной ракетой над остальными. Этот день Юра помнил прекрасно, к нему он столько готовился, ради него так усердно трудился — день, когда он пришёл на пункт регистрации добровольцев. Огромные экраны с агитирующими и мотивационными роликами, новостные ленты, шум, толчея, куча техники и столов с длинными списками новобранцев самых разных профессий и навыков. Всё это осталось неизменным в воспоминании Отабека, который стоял в стороне от пилотов вместе с остальными техниками и общался с кем-то из научного отдела, когда мимо него прошли двое. Конечно, деда не отпустил Юру на сборы одного. Всё шёл рядом и причитал: — Где это видано, ещё ведь даже шестнадцати нет! Ты понимаешь, что тебя просто не возьмут? — Возьмут, — уверенно отбивал Юра, без устали вертя головой по сторонам. — У них есть учебки и тренировочные базы. И вообще, две недели всего до шестнадцати. — Доучился бы сначала, а, Юрочка? — не отставал деда. — Ну как без профессии-то в чужой стране... — После войны доучусь. Кому на хрен сейчас сдались все эти юристы-экономисты? Выжить бы. А кто вас всех защищать будет? Кто этих грёбаных монстров по стенке размажет? — Шестьдесят два процента. Реальный Юра не сразу осознал, что Отабек из воспоминания пристально следил за ними, так что они оба могли расслышать каждое слово. А изнутри снова раздирало надвое, прямо как тогда: ведь Юра же был прав и сейчас не поступил бы иначе, но почему тогда так кроет сожалением и предчувствиями? Исполнил же, что хотел, уехал к океану, стал пилотом. Только родных защитить так и не смог. А теперь остался ещё и без егеря. — Ну зачем тебе эти гигантские игрушки? — снова послышался почти умоляющий голос деда. — Игрушки?! — тот, другой Юра чуть не подпрыгнул на месте от возмущения. — Это же новейшие технологии! Прорыв человечества и наш шанс наконец покончить с инопланетной заразой! — Вот именно, ты ведь столько о них знаешь, зачем же самому лезть в эти жуткие машины для убийств? Смотри, сколько тут людей, вон, биомеханики, например. Может, хотя бы к ним попросишься? Реальный Плисецкий почти почувствовал, как подобрался Отабек, когда дедушка указал на него, и они с Юрой встретились взглядами. Будто бы даже дышать перестал в ожидании. Но чуда не случилось — не могло случиться, ведь тот Юра для себя уже всё давно решил. — Деда, — упрямо сказал он, отвернувшись от столов технического персонала, — я должен быть там, в бою, понимаешь? Должен. Ни в каком в другом деле я не буду на своём месте. Ты же сам всегда меня учил искать то, что спорится в руках, что мне самому близко. — А от меня будет так далеко, — вздохнул деда и поник головой. Юра тоже устало вздохнул — уж сколько они об этом спорили, и сейчас ни к чему бы не пришли, — шагнул к дедушке и крепко обнял, не обращая внимания на толпу вокруг. На экранах по стенам снова появилось изображение российского егеря первого поколения и фото Виктора Никифорова рядом, а из громкоговорителей по залу разнеслась очередная бравая история о его подвигах. — Вот, слышишь? — сказал Юра, кивнув деду на один из портретов. — У нас тоже есть свои герои, сколько людей он уже спас. Не волнуйся, вот попаду к нему в отряд и тоже таким стану. И буду защищать тебя, и наш город, и весь континент! Всё будет хорошо. Слышишь? — Восемьдесят пять процентов... Юра бы и хотел продлить момент, наглядеться на деда, дослушать до конца, убедиться, что помнит всё так, как было на самом деле, но Отабек отвернулся и решительно зашагал к выходу из зала, к подножию лестницы, у которой стояла группа людей в такой же тёмно-зелёной форме, что и он сам. Один из них — приземистый и широкоплечий капитан с густыми усами — учтиво кивнул ему, как только увидел: — Что там, Отабек? Без происшествий? — Командир, — сказал Отабек так твёрдо, что у Юры по позвоночнику прокатились хорошо знакомые мурашки. — Разрешите обратиться. — Обращайся. — Определите меня на курс молодого бойца в корпус рейнджеров. В свободное от основной смены время. Наверное, на лице капитана отразилось такое же удивление, какое Юра мог бы увидеть в собственном отражении в визоре шлема. Что это было, с чего вдруг? Просто взял и психанул? И кто — самый монументальный чувак, которого Юра встречал в своей жизни! Но опять ни досмотреть, ни дослушать разговор ему не удалось — в следующую секунду его будто за шиворот выдернуло из прошлого и довольно грубо раскатало в настоящем. Осознал он себя по частям: отдельно руки, ноги, туловище. В голове с непривычки гудело, а может, это отдавались фантомными отголосками подслушанные голоса людей из чужого прошлого. — Юрочка! — взволнованно позвали издалека. — Ты меня слышишь? — Жизненные показатели в норме, он выбрался, — приглушённо доложил второй голос. — Юра, — словно в душу прокрался третий, тихий и глубокий, но такой близкий голос, что теперь Юра, кажется, никогда не смог бы его не узнать или забыть, даже если бы захотел. — Вытащите меня из этой консервной банки... — попросил Плисецкий, удивляясь навалившейся слабости в теле. Вроде бы ничего не делал, лежал и видел сны, а ощущения такие, словно три часа на симуляторах провёл — руки не поднять. Кто-то стащил с него шлем, зацепив краем чёлку, которая тут же рассыпалась по лицу. Всё ещё не шевелясь, Юра почувствовал, как аккуратно ему со лба и щёк убрали в сторону непослушные пряди холодной неповоротливой перчаткой. Наверное, Отабека отцепили от проводов первым. Юра осторожно открыл глаза и встретил его тёмный взгляд, совсем другой, не как раньше — мягкий, тёплый, сверкающий то ли бликами лабораторных ламп, то ли каким-то своим внутренним ровным огнём. — Как самочувствие? — спросил Кацуки сразу обоих. — Мне надо... выйти, — сказал Юра, по-прежнему не в силах отвести глаз. Неужели и Отабек увидел в дрифте что-то, до такой же степени смущающее и откровенное? Наверняка увидел, Юра же только о нём и думал всё время, ну, ещё немного — о дедушке. Уйти просто так им не дали. Сначала Отабек с Виктором в четыре руки открутили от Юры все провода, расцепили ремни, подняли его, поставили на ноги. Отабек перекинул его руку себе через шею и повёл потихоньку к столу, где Юри уже разливал по гранёным стаканам какое-то мутное кипящее варево. Заставили выпить — на вкус оказалось так же мерзко, как и на вид, Юра ещё и язык обжёг. Но стоять вроде стало легче, к земле больше не тянуло и мозги перестали растекаться лужей. Только на Викторовы комментарии огрызаться забывал, всё цеплялся за Отабека — руками, глазами, мыслями. А тот глядел в ответ, так странно, нетерпеливо, как будто знает какой-то секрет, но рассказать при всех не решается. Когда разошлись по разным ширмам и Юри взялся развинчивать болты костюма, Юра наконец смог глубоко вдохнуть-выдохнуть и спросил: — Сколько мы провели в дрифте? — Это был испытательный запуск, поэтому дольше обычного: почти две минуты. — Чего-о?! — А ты думал, сколько? — улыбнулся Кацуки, складывая соединительные скобы в специальную плошку. — Ну я... не знаю, я столько всего видел. Нарезка из ютуба на полчаса, не меньше. — Во снах время течёт иначе, — объяснил Юри. — Особенность дрифта. Но отчасти это и заслуга нашего прототипа. Предыдущие версии не давали такой детализации. Юра поёжился. О да, детализация тут что надо. Как будто две жизни заново прожил — свою и чужую. Освобождённые от брони руки плетьми болтались вдоль тела, мешали думать. Юра сначала сцепил их в замок, потом скрестил на груди, затем начал грызть ноготь на большом пальце. Но думать от этого легче не стало. — Ну а что в итоге-то? Мы прошли тест? — Анализ результатов потребует времени, может, несколько часов, — сказал Юри, отставил в сторону последнюю пластину с ноги и поднялся с колен. Посмотрел в глаза долго и до жути понимающе. — Не волнуйся, ничего ему не будет. Я вообще не очень себе представляю, как можно доносить на Отабека, даже если что-то идёт не так. — Вот делать больше нечего, как волноваться! — фыркнул Юра и обхватил себя за плечи. — Я просто... не понял, ждать этот прототип на Берсерке или нет. — Ну конечно, — кивнул Юри с такой таинственной улыбкой Моны Лизы, что Юра так и не уловил, что конкретно «конечно». Потребность уйти из лаборатории и поговорить росла с каждой секундой: Юра увидел и узнал слишком много, чтобы переварить это всё в одиночку. Но слова так и оставались его слабым местом. А вот кулаками он махал хорошо. — Отабек, — позвал он, когда Алтын вышел из-за ширмы в этой своей тёмно-зелёной форме. Точно такой же, какую носил в тот день на пункте регистрации добровольцев. — Я сейчас вряд ли усну. Ты не устал для ещё одного спарринга?