Горе

По тихому лесу плывёт мягкая, но слегка отдающая грустью мелодия сяо. Человек в белоснежных одеяниях еле касается губами холодного нефрита, но и этого хватало чтобы влить все чувства в эти ноты. Песнь окутывала лес делая его более сказочным и прекрасным. Человек на чьих одеяниях не было не единой складки сидел на большом валуне полностью отдавшись игре, он будто слившись с инструментом в руках направлял его, давал настроение и темп, но так лишь казалось, на самом деле это белоснежная сяо руководила им. Лань Сичэнь часто приходил на это место и позволял эмоциям и чувствам выйти из-под этой маски благочестивости и сдержанности. Со смерти Цзинь Гуанъяо прошло уже пол десятка лет, но чувство вины всё ещё не покидало первого Нефрита, с каждой мыслью о погибших братьях она лишь давила сильнее. Единственным выходом было не думать. Хотя-бы думать меньше и он нашёл как это сделать. Когда он играл все его мысли что так душили покидали его даруя на краткий миг свободу и самое незабываемое чувство, чувство того что ты жив. Конечно он мог играть на гуцине, но каждый раз смотря на свои руки он вспоминал, что ими он убил Гуанъяо. Казалось что на них всё ещё блестит свежая кровь. Мелодия прерывается и по светлому лицу текут слёзы, горло сжимает до боли, а глаза жжёт. Прекрасное лицо искажается болью, сожалением и горем. Все эти чувства будто змеи обвивают его, душат и ломают кости, но не убивают, не позволяют уйти, не дают освободиться. — А-Яо, Дагэ… — мужчина падает на колени, сжимает белые одеяния на груди, будто задыхаясь. Слёзы падают на зелёную траву и стекают на землю что навеки её впитает. Хочется кричать, рыдать так чтобы эта боль наконец ушла, так чтобы потерять сознание, забыться и не очнуться. Но он не может. Ему нельзя. Слишком большая ответственность лежит на его плечах. Слишком…