Песнь Льда и Огня

«Черная Бэта» уверенно шла, рассекая носом зеленые волны, с каждой морской милей все приближаясь и приближаясь к Солнечному Копью. Открытое море давно осталось позади, корабль Давоса Сиворта на протяжении нескольких дней проходил воды островов Ступени. Здесь паруса часто бывали наполовину сложены, а капитан прибегал к помощи весел. Эртур и Освелл, невзирая на протесты и ворчания Давоса и Кэтти с Мелисентой, всегда спускались на весельную палубу и помогали грести — кораблю как раз не хватало нескольких гребцов, которых капитан, по его словам, «лишился» в прошлом плавании. Это, если переводить его слова на общедоступные фразы, означало что их убили при рейде или же они утонули, пока команда «Черной Бэты» кого-то грабила. Ричард, терзаемый совестью, пару раз попробовал спуститься вместе с остальными, но будучи легче и не обладая такой же силой, он вынужден был признать, что на верхней палубе от него гораздо больше толку: он мог хотя бы не мешаться и отвлекать дам беседами. Впрочем, с последним неплохо справлялся и сам капитан, поэтому Лонмаут большей частью проводил время в каюте, в своем гамаке, и если не читал одну из книг, которые были в вещах Мелисенты, то спал. Эртур в душе поражался, как взрослый мужчина может столько спать, но Ричард, казалось, обладал особенным даром — погружаться в сон в любом месте, при любых обстоятельствах. Бывали дни, когда «Черная Бэта» шла медленнее, чем обычно, как было в водах между тремя островами Перца, Соли и Пурпура. Как рассказал Давос, эти названия они обрели еще до Завоеваний Эйгона Дракона, когда дорнийцы торговали с колониями Валирии. Ближайшей из них был Тирош, и, видимо, особенной краске из местных моллюсков, которыми этот Вольный город торговал до сих пор, и был обязан один из островов своим именем. Какое отношение соль и перец имели к двум другим, не знал даже Давос, а Эртур жалел, что в детстве слушал мейстеров в полуха, наверняка же они что-то рассказывали об этом. У Освелла спрашивать смысла не было: он сам говорил, что махать мечом научился раньше, чем читать, и к книгам питал глубокое уважение, но на расстоянии. Ричард и Мелисента, гадая, предположили, что название идет от берегов островов: у Перца пляжи, видневшиеся в дали, были темно-серые, почти черные, в то время как у Соли — настолько светлые, что казались белыми. Погода на протяжении всего плавания держалась хорошей; Давос говорил, что это не иначе как боги им благоволят — чтобы за столько дней небо нахмурилось лишь раз и то ненадолго. Зайдя в широкий пролив между Перебитой Рукой и последними Островами Ступени, капитан принял решение не грести: был риск нарваться на мели, поэтому он сам стоял у штурвала, и то и дело перекрикивался с матросами на носу и в «вороньем гнезде». Если все в этот день пройдет удачно, и после опасной местности они поймают попутный ветер, то вечером, еще до заката, «Черная Бэта» причалит к длинным и широким пристаням Солнечного Копья. Стоял ясный полдень и дул легкий бриз; Освелл, усевшись на пустые ящики, играл в кости вместе с несколькими матросами; Лонмаут сидел где-то на корме и либо читал, либо же рассматривал берега крохотных необитаемых островов, мимо которых они проплывали, а Кэтти и Мелисента, взявшись под руки, прогуливались вдоль борта. Эртур, который стоял под одной из мачт, наблюдал за ними. Несмотря на разницу в происхождении и возрасте они подружились, и Дэйн подозревал, что многими теми выходками, которые ему устраивала северянка, он был обязан именно леди Блэквуд. Явлений по утрам с чаем и завтраком больше не было, но зато были уроки чтения, которые Дэйн на свою голову пообещал Кэтти. Девушка не снимала с себя те бусы, которые он подарил и ей, и Мелисенте в Морне, и откуда-то раздобыла духи, хотя тут и гадать особенно не стоило, кто ей их дал. Свои светлые волосы она теперь причесывала на северный манер, а не просто заплетала в косу, и опять кто-то дал ей красивый, хоть и простой гребень для волос в виде белого цветка терновника. Откуда-то у нее появилось серое льняное платье с наполовину открытыми плечами. В таком виде Кэтти с самого Морна являлась на уроки чтения, для которых капитан любезно уступил свою трапезную. Уроки начинались строго сразу после дневной трапезы, северянка, нарядившись, всегда приходила с небольшим опозданием, заставляя Эртура ждать. К слову сказать, она умела не только читать по слогам, но и писать — коряво, с ошибками, но кое-как умела, и Дэйн, верный своему обещанию, учил ее и грамоте. Кэтти же, уверенная в своей победе, садилась к нему так близко, как могла, и словно бы невольно опускала плечи платья еще ниже. Эртур старался смотреть ей в глаза и никогда не опускать взора ниже ее подбородка, иначе от нее было бы уже никогда не избавиться. Попытки Кэтти завлечь его были настолько наивны и прямы, что Дэйн не знал, что ему делать: сердиться на нее или же посмеиваться в душе. Его младшая сестра Аллирия и то пускала свои чары куда как искуснее, если надо было добиться чего-то от своих обожателей-оруженосцев в Звездопаде, а ведь она была младше Кэтти года на два. Невольно Эртур вспоминал и Лианну Старк — она тоже была очень пряма во всем, что делала и что говорила. Хотя он и старался всегда делать вид, что не слышит ни слова и не видит ни одного поцелуя, если девушка была одна с Рейгаром, но стать глухим и слепым он не мог. Видимо, таковы были все девушки на Севере. Но да, может, оно и правильно было: когда Зима близко, и Лето, каким бы долгим оно ни было, всегда кончалось внезапно, стоило использовать каждый день своей жизни, пока было можно, не тратя время на пустые разговоры и манеры. Будь Кэтти дорнийкой, одним платьем и духами она бы не ограничилась, и Эртуру пришлось бы проверять себя на всю стойкость, какая у него была. Но северянки, кроме прямоты, еще были и очень застенчивы во многих вещах, и это спасало тех мужчин, которые становились предметами их страсти. Одно дело опустить ворот платья так, чтобы видна была ложбинка на груди, а другое — дожидаться мужчину в его постели совершенно раздетой. Кэтти на второе никогда бы не пошла… во всяком случае, сейчас. Один из матросов, не занятый игрой в кости, наигрывал мелодию на небольшой простой лютне. Голос у него был неплохой, но он временами фальшивил с мелодией и путал слова так, что Эртур даже не сразу узнал песню, которую пару раз слышал в исполнении принца Рейгара. Зови, зови мороз, ищи себе зимы Ищи себе пути, стирай с ладоней соль Послушная ладья, да правим ей не мы На первом корабле твоя алеет боль Я список кораблей не раз перечитал По верфям и портам не раз меня влекло Ведь вся моя любовь — расплавленный металл Она в воде морской застыла, как стекло Зови того, кто ждал, через туман ищи Волною и мечом, за правду и добро Пока есть силы звать, и голос различить На корабле втором чернеет серебро Веди меня чрез лимб, мой преданный секстант Средь ржавых остовов держи стрелу ровней Галеи, паруса, сокровище и сталь Лежат на дне морском, лежат на звездном дне. Иди, иди, корабль, по Дымному Пути Над бурей, над водой, открытый всей земле И паруса в ветрах, как кудри, распусти Погубит та, что ждёт на третьем корабле, Ведь губит та, что ждёт на третьем корабле, Ведь гибнет та, что ждёт на третьем корабле. Освелл, видать, тоже узнал эту песню. Бросая кости и чуть покривившись, когда у матроса вышел особенно неудачный пассаж, он поморщился. — Седьмое пекло, — проговорил он. — Моряк, я знаю одного человека, который бы за такое исполнение песни засунул бы тебе эту лютню… — он осекся и бросил взор на Кэтти и Мелисенту, которые теперь возвращались в обратную сторону. — В общем, глубоко. Эртур невольно ухмыльнулся, понимая, о ком идет речь. — Боюсь, Освелл, этот человек не стал бы так грубо поступать с музыкальным инструментом, — заметил он. Уэнт хохотнул и бросил кости одним резким движением. Среди играющих с ним матросов раздались разочарованные возгласы. — Это точно. Он всегда любит говорить, что «инструмент не виноват в том, что им не умеют пользоваться», — заметил он, придвигая к себе пару серебряных монет. — Я вот думаю, он только о музыкальных говорил или что-то еще имел в виду? К играющим подошли Кэтти и Мелисента. — Вы опять тут сквернословите, сир Освелл? — спросила леди Блэквуд с улыбкой. — И как же вам не стыдно. Уэнт улыбнулся и покачал головой. — Простите, миледи, само вырывается, — сказал он. — А при кронпринце вы тоже так выражаетесь? — Кронпринц — мужчина и не краснеет от крепких слов. — А сам он любит выражаться фразами, похожими на ваши? — Признаться, никогда не слышал от него грязной брани, миледи. Мелисента хмыкнула. Она бросила взор своих черных глаз на Эртура, потом на матроса, терзающего лютню. Отпустив руку Кэтти, она подошла к нему и, хлопнув а ладоши, заявила: — Милый мой, дай-ка ее сюда. Раз не умеешь, не берись. Матрос согласился молча, отдавая лютню и уступая девушке место на ящике. Мелисента пару раз провела по струнам рукой, заиграла красивую мелодию, а потом запела. Слушать ее Эртуру доводилось не раз: им с Хайтауэром часто приходилось дежурить вместе у королевы Рейлы. Интересно, когда эти бледные и нежные цветы терновника смогли пробить сталь брони Белого Быка? Видимо, Гэрольд очень сильно любил ее — сильнее, чем показывал кому-либо, иначе стал бы он рисковать всем на свете ради нескольких ночей с ней? Эйрис — не Рейгар, он никогда бы не простил, а враги бы с радостью использовали все это против лорда-командующего и всего его Дома: Хайтауэры бы вне сомнений поддержали Принца-Дракона как регента на Великом Совете. Стоящая рядом с Мелисентой Кэтти в такт мелодии отбивала ножкой и то и дело поглядывала на Эртура. Освелл был слишком занят игрой, чтобы это заметить, зато сама Мелисента следила за ними, как сокол. Доиграв и допев, она принялась тут же наигрывать другую мелодию, более танцевальную и веселую, на этот раз без слов. — Сир Эртур, пригласите девушку на танец, — заметила она, словно бы сосредоточившись на своих струнах. — Сир Ричард считает в море рыбу, а сир Освелл слишком занят игрой. На этих словах Уэнт поднял голову и обернулся — посмотреть на Дэйна и на краснеющую Кэтти. Впрочем, пару раз девушка бросила на Эртура такой взгляд, что напомнила ему лисицу, которая прознала, где прячутся куропатки. Освелл не мог упустить такого случая. — Да, действительно, Эртур, из нас троих ты танцуешь лучше всех, — сказал он, ухмыляясь. — Впрочем, Кэтти, будь осторожна, вдруг он в тебя влюбится, потом же не отделаешься. Эти дорнийцы ровно репей — прилипнут, не отвертишься. Кэтти фыркнула и поправила волосы. — А вам откуда знать? В вас дорнийцы не влюблялись, — заметила она. — И хвала Семерым, мне только дорнийцев не хватало! — картинно ужаснувшись, заметил Освелл. — Я предпочитаю дорниек. Матросы рассмеялись: шутки Уэнта всегда приходились морякам по душе, а особенным их ценителем стал капитан. Кэтти уставилась на него, но потом, когда до нее дошло, что он имел в виду, она по обыкновению побагровела и смутилась. — Ступени кончились! — раздался голос из вороньего гнезда. — Капитан, дальше воды снова синие! — Отлично, Оксай! — донесся голос Давоса. — Как там ветер?! — Свежий, северо-западный! — Да хранят нас силы приливов! Эй, там, игроки! Что расселись, задницы плоскими не стали еще?! А, ну, живо встали, сучьи дети, пора раскрывать паруса! — закричал Сиворт. — Ну, что, Меч Зари! Удача благоволит вам! Если этот ветер не прекратится, моя красавица донесет вас всех сегодня до вашего проклятого Солнечного Копья! Матросы, услышав приказание капитана, побросали свою игру и разошлись: кто полез на мачты, кто стал распускать веревки, привязанные к большим деревянным болтам внизу. Освелл, оставшись без компании, собрал свой выигрыш и спрятал его в карман. Он подмигнул смотрящей на него Кэтти, но та только фыркнула и отвернулась, деловито перекинув волосы через плечо. Мелисента, вздохнув, оперлась на одолженную лютню и взглянула на Дэйна, который наблюдал за тем, как разворачивался подхваченный ветром черный парус. — Волнуетесь, сир Эртур? — спросила леди Блэквуд. — Нет, отчего бы миледи? — отозвался он с улыбкой. — Ну, как же… когда вы в последний раз были дома? — Мой дом — Звездопад, а это всего лишь Солнечное Копье, миледи. — Но ведь это все равно Дорн, а вы — дорниец. Эртур покачал головой. — Я дорниец, верно, но в нас нет крови Нимерии и ройнаров, так что мы в первую очередь Дэйны из Звездопада, а не дорнийцы, — ответил он. — Мы даже не похожи на остальных. Мелисента хмыкнула и, выпрямившись, отложила лютню. — Ну, хорошо, допустим, чувством родины вас не пронять, — сказала она. — Но что-то же вас должно волновать? Как бы вы там ни отнекивались, вы все же дорниец, а про вашу горячую кровь ходят легенды. Что заставляет ваше сердце биться чаще? При этом вопросе она переглянулась с Кэтти, и та, бросив на Эртура взгляд из под опущенных ресниц, порозовела. Хвала Семерым, Освелл направился к Ричарду и не слышал и не видел всего этого. Отвечать на это Дэйн не хотел: что бы он ни сказал, Мелисента бы все равно вывернула его слова, и потом ему снова пришлось бы защищаться — в словесных поединках леди Блэквуд не знала себе равных. Видя, что он молчит, девушка улыбнулась и, склонив голову на бок, снова произнесла: — У вас же оно есть? — Что именно, миледи? — Эртур сделал вид, что не понял, о чем речь. — Сердце. — Раз я живу и дышу, значит, есть, — ответил он с улыбкой. — Но оно заковано в броню, как и вы сами? Или оно пытается вырваться на свободу хотя бы временами? — Оно и так свободно, миледи. — Знаете, где говорят так? В Пентосе. Когда два Вольных Города Браавос и Пентос вели войны, и последний проиграл и подписал мирный договор на условиях победителя, все рабы, которые были там, стали свободными. Но всего лишь на словах. Было сказано, что каждый слуга свободен, если только он не должен своему господину. И что вы думаете? В Пентосе так мало платят слугам, а хозяин так много тратит на их содержание, что они всегда ему должны. — И что вы хотите этим сказать? Мелисента вздохнула и покачала головой. — То, что ваше сердце так же вольно делать то, что оно пожелает, как слуги в Пентосе, — сказала она. — Мне очень жаль, что вы так считаете, миледи, — снова с улыбкой ответил Дэйн. Леди Блэквуд собиралась что-то сказать ему, но Кэтти, видать, уставшая слушать разговор, в котором она и половины не понимала, осторожно коснулась его локтя. — Сир Эртур, — произнесла северянка. — А что теперь будет с нашими уроками? — Я не знаю, Кэтти, посмотрим, — ответил он мягко. — Поглядим, как все сложится. Девушка нахмурилась. — Но у меня уже так хорошо получается, — проговорила она. — Вы очень хороший учитель. — О да, учитель он что надо! — раздался голос Уэнта. Он с Лонмаутом, который держал книгу под мышкой, направлялись от кормы корабля к ним. — Но, боюсь, тех знаний, которых ты так жаждешь, о дева Севера, он тебе не даст. Кэтти снова покраснела, а Мелисента хихикнула, спрятав лицо в ладонях. — Сир Освелл, вы просто...! — начала было северянка, но Уэнт ее перебил. — Да-да, я просто невыносим, не заслуживаю быть гвардейцем короля и так далее, я знаю, — ответил он. — И ты сегодня обязательно донесешь все принцессе, чтобы она поведала об этих ужасах принцу. Кэтти, ты это повторяешь каждый день. — Именно так я и сделаю, сегодня же! — выпалила девушка. — Я все скажу миледи… то есть принцессе Лианне, и она узнает… — …Что ты строишь глазки Дэйну? — поинтересовался Уэнт. — Или как это там у вас, девиц, называется? — Освелл… — тихо проговорил Эртур. Он с трудом сдерживал смех, но и Кэтти ему было очень жалко, тем более, при взгляде на то, как плечи Мелисенты ходят ходуном от беззвучного смеха, и даже Ричард улыбается. — Вы ужасный человек! — бросила ему северянка. — Ага, хуже некуда, — Уэнт хмыкнул. — Принц, конечно же, уступит своей молодой жене, но и тебе достанется. Помнишь, что было с леди Бракен, когда она соблазнила Тойна? Голову тебе, конечно, не отрубят, Принц-Дракон все же милосерден, но… Кэтти, не выдержав, толкнула Уэнта обеими руками, но сил у нее не хватило даже на то, чтобы сдвинуть его с места: он только покачнулся и рассмеялся. Совсем расстроившись, она выпалила «Негодяй!» и поспешила прочь, в сторону кают. — На вашем месте, сир Освелл, я бы все же была осторожнее, — заметила Мелисента, поднимаясь и все еще улыбаясь. — Она ведь правда нажалуется Лианне Старк… ах, простите, Таргариен уже. — Да, я думаю, она точно попытается, — ответил Уэнт, — но во всем будет виноват Дэйн. — Это еще почему? — Ну, это же из-за него она с ума сходит, — заметил он, взглянув на Эртура. — А он делает вид, что ничего не замечает. Видите? Стоит тут, как устрица в раковине, пока не расколешь, не поймешь, что внутри. — Кстати, об устрицах, — встрял Лонмаут. — Может, стоит перекусить? А то вечером будет не до того. — Неплохая мысль, — поддержала его Мелисента. — Я пойду, позову Кэтти. — А я — капитана, — Ричард протянул девушке ее книгу. — Благодарю, миледи. Она скрасила мои дни. Леди Блэквуд сделала безупречный реверанс и, рассмеявшись, удалилась. Все трое некоторое время смотрели ей вслед. — Эртур, что мы будем делать, когда причалим? — спросил неожиданно Уэнт. Он, конечно же, уже успел подумать об этом. — Вы пока останетесь на корабле, а я пойду к Харвеллу, — ответил Дэйн. — Принц-Дракон наверняка у него, либо же он знает, где его найти. Нам нужно поговорить наедине прежде, чем подпускать Кэтти и леди Блэквуд к принцессе Лианне. Принц Рейгар сам должен решить, когда и как сказать своей молодой жене о гибели северян и вообще обо всем, что произошло за время их отсутствия. — Разумно, — хмыкнул Уэнт. — Она, конечно, не из слабых и не трепетная девица, но все же, зная Кэтти, там столько слез будет и столько причитаний, что они кого угодно доведут. Пусть лучше он ей сам скажет. — А если принц Рейгар решит, что ей вообще этого лучше не знать? — заметил Ричард. — Что делать тогда? — Приказать Кэтти молчать и попросить об этом леди Блэквуд, — отозвался Эртур. — И молчать самим. — Но это будет не совсем честно. Эти северяне не были ей чужими, — возразил Лонмаут. — Я знаю. Но это не нам решать, Ричард. Тот промолчал. — Леди Блэквуд не станет болтать, если ее попросить, но вот насчет этой маленькой северянки я не уверен, — произнес он наконец. — Она очень несдержанная и чувствительная. Может ляпнуть что-нибудь. — Не ляпнет, — хмыкнул Освелл. — Дэйн ее попросит, и она будет молчать. В этот раз правоту Уэнта не признать было нельзя. — Ладно, пойду за Давосом… — Лонмаут оправил свой пояс. — Эти моллюски и треска мне уже поперек горла, но есть мне хочется больше. — Утешься, Ричард, сегодня вечером мы наконец поедим мясо, — Уэнт похлопал его по плечу. — Настоящее, сочное, жаренное до хрустящей корочки. Эртур, надеюсь, твой Харвелл не отпустит нас ночевать на постоялом дворе голодными? — Я сомневаюсь, что он вообще нас куда-нибудь отпустит, — хмыкнул Дэйн. — Кстати, от сна на кровати я бы тоже не отказался, — заметил Лонмаут. — И от хорошего дорнийского вина. — А дорнийку тебе под бок не подложить? — осведомился Освелл. — Ты, кажется, шел за капитаном, Ричард? — как бы между прочим спросил Эртур. Лонмаут ухмыльнулся. — Бессердечные, — проговорил он. — Так многие говорят, — отозвался Уэнт. — Скажете, они не правы? Гвардейцы ему ничего не ответили: Лонмаут хмыкнул, оглядел их и направился за капитаном на мостик. Освелл, глядя ему вслед, покачал головой. — Если я скажу, что у нашего принца все друзья слегка с приветом как на подбор, тебя это заденет? — спросил он. — Ты в зеркало давно смотрелся, Освелл? — ухмыльнулся Эртур. Уэнт потер подбородок. — Хочешь сказать, что мне не идет борода? — заметил он. — Хотя да, у меня же нет таких скул, как у некоторых, — он рассмеялся и поднял руки. — Все, все, я молчу. Седьмое пекло, как Лонмаут за кровать, я бы все отдал за ванную, а не за это корыто с морской водой раз в неделю. После нее я весь чешусь и чувствую себя соленым огурцом из бочки, — он невольно почесал шею. — Ладно, я пойду, припрячу выигрыш и вернусь. — Боишься, что тебя обкрадут? Освелл улыбнулся: — Разве что я себя сам. Чтобы не было соблазна все это пустить в порту на сам знаешь что, — ответил он. — Как там говорит Сивос? То есть Давос: медяк на шлюху, дракона на мейстера. Эртур только вздохнул, но не сдержался и усмехнулся. Уэнт, что-то напевая себе под нос, поспешил прочь и вскоре скрылся на лестнице, ведущей на нижнюю палубу. Некоторое время Дэйн был один; он прошелся вдоль правого борта, а потом и вовсе остановился, облокотившись о него и смотря на горизонт. Если только то не было игрой воображения, то где-то далеко виднелась коричневая полоса земли. Дорн. Последний раз он был в Солнечном Копье и Тенистом городе около двух лет назад, когда сопровождал Рейгара Таргариена, пока тот гостил по приглашению принцессы Обеллы во дворце Мартеллов. А как давно он был дома? Кажется, с тех пор прошло около пяти лет. Отец умер и отправился к богам, а его брат стал править Звездопадом. Мать, должно быть, уже седеет, хотя как знать, у нее волосы были точно лунное серебро, пусть она и не была родней Таргариенам. Его сестры подросли, у брата должен был вот-вот появиться на свет первый ребенок… Интересно, заросли ли тропки их детства над замком и проторят ли их заново дети Эндроу? Над «Черной Бетой», печально крича, пролетала одинокая белая чайка. Сделав круг над кораблем, она снова полетела обратно и вскоре исчезла вдали. Значит, ему не показалось — коричневая полоса на грани видимости действительно берег. Чей-то всхлип привлек его внимание. Эртур обернулся и увидел Кэтти в отдалении от себя: она стояла, облокотившись обеими руками о борт, смотрела на воду и то и дело хлюпала носом и утирала глаза. На ней было ее обычное темное платье, правда, бусы она не сняла, хотя и спрятала их под ворот, а волосы снова заплела в обычную косу. Понаблюдав за ней некоторое время и видя, что она никак не успокоится, Эртур, вздохнув, направился к девушке. Конечно, он мог и сделать вид, что не увидел ее, и уйти, но честь не позволила бы ему бросить ее в таком состоянии. Своих сестер он бы обязательно расспросил о том, что у них приключилось, и попытался бы помочь или утешить. — Вода в море и так соленая, Кэтти, не стоит ее солить еще больше, — заметил он, подходя к северянке и улыбаясь ей. Девушка взглянула на него и, громко всхлипнув, снова утерла глаза. — Простите, я больше не буду, — проговорила она. — Что у тебя приключилось? — спросил Эртур. — Сир Освелл, — пробормотала она, — он меня постоянно задевает. А сегодня он сказал вам — и всем! — что я вам глазки строю! Как он мог такое сказать… еще и сравнил меня с этой леди Бракен… а вы знаете, кем она была? Шлюхой короля Эйгона! Мне леди Блэквуд сказала… — Кэтти сдержала судорожный всхлип. — Я все скажу принцессе. Сегодня же и скажу. Она меня защитит. А если сир Освелл и ее не послушается, она скажет кронпринцу, и он вступится за меня… Если бы только здесь был Харвин… или Лайм… или Крейвелл, или Джон, или… он бы не посмел меня обижать! Эртур даже сразу не нашел, что сказать на это. В ее словах было столько горечи, что ему даже стало стыдно за то, как он посмеивался над ней со всеми остальными. Уэнт, само собой, никакого злого умысла не имел: всех забавляли ее выпады и их перепалки, и его самого в первую очередь, иначе он бы даже не обращал на Кэтти никакого внимания. — Не обижайся на сира Освелла, — сказал Эртур. — Он так над всеми шутит. И надо мной тоже. Думаешь, мне меньше достается, чем тебе? — Но вы друзья и вы мужчины, — возразила Кэтти. — А я ему не друг и я девица. — Справедливо, — согласился Эртур. — Я скажу ему, чтобы не шутил над тобой. Кэтти покраснела, но все же взглянула на него. — Нет, не вступайтесь за меня, — сказала она. — Иначе он будет шутить над вами одним, и это будет нечестно… — умолкнув на миг, она шмыгнула носом и спросила. — Сир Эртур… А вы когда-нибудь любили? Дэйн вздрогнул от этого вопроса, надеясь, что незаметно. Вот только этого не хватало: чтобы девушка ему в любви признавалась. Впрочем, он тоже хорош — видать, все же стоило отбросить свою галантность и быть с ней погрубее… но с другой стороны, как он мог обидеть ее? Она была ровесницей его сестер. — Конечно, — ответил Эртур. — Любил. И сейчас люблю. Своих брата и сестер, свою мать. Своих братьев по оружию, своих друзей… — Я спрашивала про женщину, — пробормотала девушка. Эртур ответил не сразу. — Я не думаю, что стоит об этом говорить, Кэтти, — заметил он. Почему-то все были уверены, что у него обязательно должна быть какая-то несчастная любовь, иначе как бы он согласился стать королевским гвардейцем? А он устал уже объяснять, что никогда не искал ничего, кроме славы и чести. Она вздохнула и посмотрела на воду. — Я любила, — произнесла северянка. — Я очень глупая, сир Эртур, думаете, я этого не знаю? Я была влюблена в жениха леди Лианны — в лорда Роберта. Но он оказался ужасным, права миледи, что убежала с принцем Рейгаром… В Харренхолле лорд Роберт был так пьян, что поймал меня в коридоре и поцеловал. А потом ущипнул за зад. Я сказала ему, что все скажу леди Лианне, но он пригрозил, что поймает меня и выпорет, а леди Лианна не поверит вранью. Я думала, он настоящий рыцарь… а он… еще хуже, чем сир Освелл — тот хотя бы руки не распускает. А потом я была влюблена в Уилласа Харта — оруженосца принца Рейгара. Он был таким милым… приносил мне цветы каждый день. Харвин… и Лайм... они все посмеивались, но предупреждали, чтобы я ему не верила — он из благородных, а я кто? А он взял и уехал в Харренхолл. Эртур, слушая эти девичьи излияния, снова не знал, что сказать. Его сестры такими переживаниями с ним не делились. — Посмотри на это с другой стороны, — заметил он наконец, осторожно подбирая слова. — Роберт Баратеон негодяй каких еще поискать, и ты это знаешь. К чему переживать из-за такого? А Уиллас… он очень молод, Кэтти. У него в голове сейчас кроме жажды славы и чести ничего нет. Все может измениться, когда он вернется от лорда Уэнта. Я тоже был в его возрасте и знаю, каково это. В семнадцать между девушкой и мечом я бы выбрал меч. — А сейчас? — спросила Кэтти. — А сейчас я гвардеец короля, — ответил Эртур. Она снова отвернулась. — Леди Лианна очень счастливая, — произнесла девушка наконец. — Принц Рейгар так любит ее… это всем было видно, еще в Харренхолле. И она в него влюблена. Я рада, что они поженились… он не станет щипать служанок и грозиться их выпороть, и между славой и девушкой он выбрал ее… — Кэтти снова посмотрела на Эртура. — Он любил кого-нибудь до миледи? — Я не думаю, что это можно было назвать любовью, — ответил Дэйн, улыбнувшись. — Так что нет. Он любит и будет любить только ее высочество принцессу Лианну. — Моя матушка всегда говорит, что все мужчины одинаковые, — заметила Кэтти. — Мой лорд-отец говорил нам с братом, что все женщины одинаковые, — отозвался Эртур. Северянка улыбнулась. — Но это же неправда, — сказала она. — Конечно же, нет. Все люди — и мужчины, и женщины — разные. Мужчины так же могут любить, как и женщины: верно, страстно, до конца жизни — и всем жертвовать ради этой любви. На палубе раздались шаги, и Эртур с Кэтти обернулись: к ним шел Освелл. — Надеюсь, я не помешал пламенным признаниям в любви? — нарочито вежливо поинтересовался он. Кэтти, как всегда, покраснела — и от злости, и от смущения. — А если помешали, то что — извинитесь и уйдете? — фыркнула она. — Нет, конечно. Постою и послушаю, может, чему-нибудь и научусь, — хмыкнул Освелл. — Впрочем, шутки в сторону, кухарь обещал суп из какой-то многоногой гадости, но он клялся, что вкуснее него мы еще не ели. Я не макнул его головой в эту мерзость только потому, что мы последний раз едим на этом корабле. — Ты в этом так уверен? — осведомился Эртур. — Да, — Уэнт улыбнулся. — Потому что в следующий раз я поднимусь на этот борт только с мешком еды, где будет побольше солонины и хлеба. Надо сказать, что припасы от Мирии закончились еще в первую неделю: старая знакомая Эртура не могла учесть, что с ними будет еще и Лонмаут, и леди Блэквуд, а Освелл не мог так заснуть, чтобы не поесть. — Я пойду, позову леди Мелисенту, — сказала Кэтти, понимая, что разговора с глазу на глаз с Эртуром у нее больше не выйдет. — После обеда мы можем позаниматься, если ты хочешь, — предложил Дэйн. — Я очень хочу, — ответила северянка, обернувшись на ходу. Уэнт молча проводил ее взглядом. — Твоя галантность знаешь, куда тебя заведет? — поинтересовался он, глядя на Дэйна. — О чем вы тут так увлеченно беседовали? — Кэтти поведала мне все горести своей жизни, — ответил Эртур. — А потом спрашивала про Принца-Дракона. — Надеюсь, не он будет ее следующей жертвой? — усмехнулся Освелл. — Я, конечно, не знаю ее высочество так близко, но, мне кажется, она ее в бараний рог свернет и выбросит в море. — Нет, ее интересовало любил ли он кого-нибудь до ее «миледи» и будет ли он верным мужем. Я сказал ей, как есть: что он очень ее любит и будет ей верен до конца. Уэнт хмыкнул. — Да, тут уж даже я не сомневаюсь, — отозвался он. — На него один раз стоило взглянуть в Харренхолле, чтобы понять, что из-за этой девушки у него совсем все завертелось в голове. Сколько лет его знаю, а никогда не видел, чтобы он так вел себя, точно рассудка лишился от любви… Хотя, помнишь, была одна… как же ее звали? Из Лиса… Красавица была, я когда ее увидел, думал, что онемею. — М-да, — как-то неопределенно отозвался Эртур. — Только не вздумай об этом при принцессе ляпнуть, а еще лучше вообще забудь. А то в бараний рог скрутят тебя. Тем более, кронпринц не любил ту женщину, а страсть иногда можно попутать с любовью. Лианна была ревнива, Дэйн заметил это сразу, достаточно было того, как она смотрела на Элию Мартелл, и с какой готовностью Мелисента, не любившая дорниек, подливала масло в огонь. Рейгар не ходил по шлюхам и борделям, как это делал Роберт, и, в отличие от многих своих венценосных предков, до шестнадцати лет не знал женщины. Эртур помнил, как Эйрис ярился из-за этого и посылал к нему девицу за девицей, но принц всех их отправлял обратно нетронутыми. При дворе стали ходить всякие мерзкие слухи, начиная от того, что он просто не может делить ложе с женщиной, до того, что эти женщины его вообще не интересуют. Впрочем, Дэйн и Уэнт, будучи его близкими друзьями, знали, что Рейгар желал, чтобы его первый раз был по любви, чтобы та, что разделит с ним ложе, хотя бы испытывала к нему симпатию. К нему самому, а не к его титулу и его золоту, купить же он мог любую самую дорогую куртизанку с улицы Шелка в Королевской Гавани. Первой его женщиной была девица из Росби. Эртур до сих пор не знал, как и где он ее нашел: в те дни Рейгара сопровождал Гэрольд — но принц был очень привязан к ней и некоторое время ездил к этой девице едва ли не раз в неделю, а порой и вовсе пропадал у нее. Она была мила — пухлая и розовенькая, темноволосая дочка фермера, выросшая без матери и готовая принимать у себя своего молодого любовника всегда, когда ее отец уезжал на мельницы в Стокворт. Она, конечно же, знала, с кем делила постель, и ей хватало ума не понести. Вся их связь прекратилась, когда ее отец умер и ей пришлось искать мужа. Рейгар был очень щедр к ней и дал ей столько золота, что девица нашла себе не какого-то крестьянина, а богатого мельника, которому золотые драконы были важнее невинности своей жены. После девицы из Росби была лиссенийка из дома подушек в Королевской Гавани. Ее звали Виллара. Назвать ее шлюхой не поворачивался язык — девица была не просто красива, она была прекрасна: сереброволосая, синеглазая, высокая, с полной грудью и бедрами, тонкой, как тростинка, талией. Она была начитана и умела вести беседы, нечего было удивляться, что Рейгару она приглянулась. В дом подушек она попала за какие-то долги; в чем там было дело, Эртур не знал, а принц не распространялся, но он заплатил за нее хозяйке, буквально выкупив ее свободу, поселил ее за городом в небольшом доме, утопающем в зелени и скрытым от глаз, и навещал ее каждый день. Кто-то из гвардейцев всегда сопровождал его, иногда их бывало и двое, так как Хайтауэр не доверял этой девице и не хотел, чтобы принца убили в постели. Но Рейгар не слушал предупреждений: пожалуй, именно к ней он испытывал то, что больше всего было близко к любви. О своих чувствах он не говорил, но в один прекрасный день распрощался с ней, дав ей золото и посадив ее на корабль в Сумеречном Доле, чтобы она вернулась домой. То, что Принц-Дракон оторвал ее от сердца, Эртур видел и знал: он надолго погрузился в мрачное одиночество и замкнутость, в свою меланхолию и тишину. Но иначе было нельзя: Рейгар не мог жениться на куртизанке, и она это тоже понимала. Третьей его женщиной была молодая вдова из Оленьих Рогов. У нее была небольшая ферма и маленький сын. Эртур иногда думал: помимо того, что Рейгар был привязан к ней, в ее доме он находил то, чего всегда был лишен — тепло и уют. С ней он был почти год и расстался тогда, когда его отец принял решение о помолвке с Элией Мартелл. К ней, как и ко всем, он был более чем щедр. Были у него и короткие, ничего не значащие связи, но все это прекратилось, едва в жизни Рейгара появилась Лианна Старк. Эртур был с ним, когда они первый раз встретились — мимолетно, молчаливо, точно во сне. Дэйн пытался вразумить его, но больше из чувства долга, чем из желания, ибо не был уверен, что думает сама девушка. Она была очень молода и очень отчаянна и могла путать желание свободы с любовью. Но Рейгар принял решение; он был уверен, что она его судьба, и добивался ее настойчиво и горячо, пока в конце концов не получил желаемое. Лианна оказалась достойной его; глупая, взбалмошная девчонка не стала бы рисковать всем, чем можно, ради друга и сына вассала ее отца. Рыцарь Смеющегося Древа — вот кем она была, с сердцем смелым и большим, чем у своих братьев и многих других мужчин. Теперь она была его женой, и, думая о том, каким, должно быть, сейчас был счастливым Рейгар, Эртур не мог не порадоваться за него. Принц-Дракон заслужил свое счастье, пусть даже платить за него приходилось многим и пусть за него уже пролилась кровь. Но много ли достойных королей и королев было у Семи Королевств от Завоевания Эйгона? Раз, два и обчелся. И за все приходилось платить. Освелл, молчавший некоторое время и смотревший вдаль, видать, тоже гадая, кажется ему та полоса или нет, вдруг произнес: — Интересно, что нас ждет… Рейгар взял свою северянку в жены. Предположим, он найдет этого пентошийца и вытрясет из него эти яйца драконов. А дальше что? Что помешает этому Мопатису попробовать надуть его? Вряд ли он таскает столь ценную вещь за собой. На севере зреет восстание, если только Рикард Старк не утихомирит своих приятелей Речного и Долинного Лордов и своих сынков. По всем Семи Королевствам уже ползут слухи, наш долбанутый король захочет получить обоих наших влюбленных в руки и бес его знает, что он там еще сотворит с ними. А если девочка уже беременна? — Он не посмеет тронуть своего сына и его беременную жену, — ответил Эртур. — Все же, это не купцов жечь, за которых и вступиться некому. Уэнт усмехнулся. — А я вот в этом не уверен, — заметил он. — Ты видел Гэрольда? Если даже он пошел на то, чтобы пользоваться помощью поганого евнуха, то дело совсем к заднице идет. Он свою красотку Блэквуд из-под стражи освободил — думаешь, сделал бы он это, знай он, что девчонка посидит у себя в комнате, и ничего ей не будет? Нет, Эртур… Дело идет к войне. И большой войне. Только как знать, чем она закончится? Я еще могу понять, что Рейгар влюбился, потерял голову и весь его разум в другое ушел, но… скажи мне честно, эти камни, гордо именуемые яйцами дракона, того стоят? Умыкнул бы девочку Старков к ее отцу, женился бы на ней, и мы бы уже были на подступах к Королевской Гавани. — Рейгар думает, что они того стоят, — ответил Эртур. — Его прадед тоже так думал, но чем все закончилось? Я, конечно, и минуты не поверю, что он хотел принести в жертву всю свою кровь ради драконов, и уверен, что принц прав, когда говорит, это был заговор грандлордов, Цитадели и Святой Веры, но… Думаешь, он знает, что с ними делать? Или так, надеется на удачу? — Ты так спрашиваешь, точно он мне все так выкладывает, что там у него на душе. Сегодня сможешь спросить у него сам, если тебе это так интересно. Но ведь он прав, Освелл. Если хотя бы одно из трех проклюнется, то в мире впервые за двести лет появится живой дракон. Тебе ведь хорошо известно, что сделал один Балерион с Харренхоллом? Оплавил его, точно свечи. Камень, что не горит. Даже само наличие этих трех «камней» у принца Таргариена уже перевесит многое. А если хотя бы одно вылупится? Какой дурак пойдет против того, кто может обрушить огонь? — Прежде этому дракону придется вырасти, — хмыкнул Освелл. — Я не знаю, сколько они там растут? Год? Два? Я помню, мейстер мучал нас септоном Бартом, но я же не слушал его. Враги конечно же попробуют его убить. А заодно и нашего драконокровного принца. Визерис всем больше нужен — маленький глупый мальчишка. Впрочем, кому-то вроде Аррена не нужен и он. Я слышал от брата, пока возил мальчишку Харта в Харренхолл, что у лорда Джона мечта, чтобы королевствами правил совет и Десница, а короли… ну, пусть будут — для пиров и турниров. Знаешь, про кого шепчутся в Долине? Про Роберта Баратеона. Ты себе представляешь, что это будет? Король, который корону у себя на хрене вертел, вместе со шлюхами, заливаясь вином. Ко всему прочему, у этого рогатого Оленя есть причина — мужская гордость. Уолтер сказал, что когда королевский кортеж уехал из Харренхолла, этот потомок ублюдка Ориса напился и разнес своим боевым молотом покои, где спал принц и где жили Старки. Корона Робу Королю Борделей не нужна, но вот девица, чисто из мести — да. Эртур некоторое время молчал. — Чтобы убить Рейгара, им вначале придется убить нас. Конечно, нас всего двое, но мы кое-как справимся, я думаю, — сказал он наконец. — Защищать его и его жену и детей — наш долг. Да и о каком к бесам долге идет речь? Он наш друг, а мы — его. Баратеону и Аррену придется попотеть прежде, чем они смогут добраться до нас всех. Или посадить задницу Роберта на Железный Трон. — Это не ответ на мои вопросы, — отозвался Освелл. — Я знаю. Но мне нечего сказать особенно… Что нас ждет — я не знаю. Может, Эссос. Может, надолго. Но я особо и не думаю, я доверяю Рейгару. Ты же сам знаешь, что он видит Зеленые Сны и не обо всем он может говорить. Но ты также знаешь, что он не сумасшедший и не одержимый. Он делает то, что должен. Как и мы. — Если бы я думал, что он потерял рассудок, меня бы тут не было. Но хотелось бы знать, что будет впереди, хоть буду видеть, откуда идет опасность. — Она отовсюду идет, — ответил Эртур. — И смотреть надо во все стороны. — Жаль, с нами нет Гэрольда. — У него своя роль в этой игре. Никто не защитит Эйриса лучше, чем он. Если не ради самого короля и клятвы, то ради Принца-Дракона. И всю столицу, если только его подозрения о Диком Огне окажутся правдой. Освелл хмыкнул и, облокотившись о борт, вполоборота посмотрел в сторону лестницы. На ней появились Мелисента и Кэтти, держащиеся под руки. Они о чем-то болтали и тихо смеялись и то и дело поглядывали в сторону Дэйна и Уэнта. — Знаешь, мне кажется, тебя решили осадить со всех сторон, — заметил Освелл. — Если бы меня так настойчиво домогались уже почти месяц, я бы не утерпел. — Сегодня все изменится, — ответил Эртур. — При принце и принцессе наши «дамы», как любит их называть капитан, не посмеют так открыто охотиться на меня. Тем более, Кэтти не моя постель нужна, а кое что побольше. Думаю, предложи я ей лечь со мной, остался бы без глаза. В лучшем случае. — А она не знает, что гвардейцы не могут жениться? — Знает. Это все знают, даже малые дети. Но мало ли что там ей могла сказать леди Блэквуд? — Гордая северянка хочет быть любовницей? — Освелл усмехнулся. — Дожили. Хотя, если честно, я этих девиц с Севера раньше и не встречал. Если они все там такие напористые, то, может, и хорошо, что Винтерфелл так далеко. — Однажды, может быть, тебе придется туда поехать, — улыбнулся Эртур. — Если принцесса пожелает повидать свой дом. — Я закую себя в латы вместо подштанников, — отозвался Уэнт. — Думаешь, поможет? — Надежда умирает последней, — Освелл выпрямился, так как «дамы» направились к ним. — Тем более, если ты будешь защищать мою честь, как от девушек Мирии, я могу спать спокойно. Дэйн на это ничего не ответил: к ним подошли Мелисента и Кэтти, и разговор сменился на другую тему. «Многоногой гадостью» в супе оказались мелкие, величиной с большой палец, кальмары, выловленные прямо в море. Кроме них были и гребешки, рыба и креветки, и полно перца — он был таким острым, что даже Эртур, с детства привыкший к подобной еде, пустил слезу. Мелисента и Кэтти то и дело кашляли, а Освелл чуть ли не побагровел, и только Лонмаут и капитан, казалось, и бровью не повели. Кроме супа кухарь подал и жареную в масле треску под красным соусом, и кольца кальмаров с луком и перцем. Запивали все это белым вином — иного на море и не было. После обеда, как любил называть дневную трапезу Давос Сиворт, все разошлись: капитан снова отправился на мостик, девушки ушли к себе — собираться и готовиться к сошествию на берег, а Эртур, Освелл и Ричард ненадолго задержались — пропустить еще по одной чаше вина. После этого Лонмаут и Уэнт ушли на палубу — подышать свежим воздухом и поиграть в кайвассу, а Дэйн заступил за свои обязанности учителя, Кэтти в этот раз явилась вовремя и даже слушала его внимательно и не пыталась подсесть поближе. Такое внезапное изменение он мог объяснить лишь тем, что девушка хотела, чтобы их занятия продолжились. Что-то подсказывало Эртуру, что она обязательно будет просить об этом Лианну, и та, конечно же, будет просить Дэйна. А так как ей он отказать не сможет, то получался замкнутый круг. Одна надежда была на Рейгара, но скажет ли он «нет» той, кого любит всем сердцем? Не жаловаться же ему на то, что Кэтти вовсе не знаний жаждет? Громкий голос матроса в вороньем гнезде заставил Эртура и северянку прервать занятия. — Земля! По правому борту! Переглянувшись, они молча поднялись и вышли на палубу; Освелл и Ричард, а вместе с ними и Мелисента, тоже смотрели в сторону высокого золотого берега Дорна. Пока все были заняты, «Черная Бета» подошла к нему и теперь, на расстоянии, чтобы избежать рифов и мелководья, следовала его линии. Издалека можно было разглядеть песчаные пустынные пляжи, крохотные рыбацкие лодочки и белеющие на грани видимости домишки. — Смотрите! — вдруг воскликнула Кэтти, срываясь и чуть не бегом направляясь к носу корабля. — Что это там вдалеке? Золотое?! — Это башни и стены Солнечного Копья, — сказал Эртур, следуя вместе с остальными за ней. — Мы почти прибыли. — А Тенистый Город? Его не видно? — снова спросила девушка. — Нет, его скрывают утесы. Но вскоре появится и он, — Дэйн осторожно взял ее под локоть, чтобы вернуть с носа на палубу. Она, удивленно взглянув на него, покраснела и тут же подчинилась. — Пользуясь тем, что мы наконец собрались все вместе, я сразу хочу сказать, что мы будем делать дальше. Едва «Черная Бэта» причалит, к Харвеллу пойду я один, вам же всем лучше остаться на борту. — Почему? — спросила Мелисента. — Я думала, мы все вместе пойдем к его высочеству и Лианне. То есть, к принцессе. — Мы обязательно их сегодня увидим, — ответил Эртур, — но для начала я хочу повидать его сам и без ее высочества. Я должен рассказать ему все, что случилось, пока они отсутствовали, и о погибших северянах. Пусть принц сам решает, когда принцессе стоит узнать об этом и стоит ли вообще… — Как это, сир Эртур? — удивленно протянула Кэтти. — Миледи должна знать, это ведь люди ее лорда-отца! Она выросла у них на глазах и знала каждого с детства… — Кэтти, — оборвал ее Дэйн. — Думаешь, я этого не понимаю? Ты, несомненно, права… — Лианне не понравится, если от нее такое скроют, — заметила Мелисента. Она тоже хмурилась и стояла, сложив руки на груди. – Вас тоже можно понять, сир Эртур, и вы правы, что лучше пусть ей скажет сам принц Рейгар, но если он захочет это скрыть, отговорите его. — Она его жена, и решать будет он, — заметил Освелл. — Напомнить, что от тех, кто хотел решать за нее, она сбежала? — фыркнула Мелисента. Эртур устало потер лоб. — Миледи, — обратился он к Мелисенте. — Вам напомнить, что сир Гэрольд Хайтауэр велел мне заботиться о вас? А что это означает? Что вы должны прислушиваться к тому, что я скажу. И, Кэтти, ты дала мне клятвенное обещание, что ты будешь делать, как я велю. Так? Так. Поэтому я настоятельно прошу вас обеих, мои дорогие, прекрасные леди: вы будете молчать о том, что было на Мельницах. Принц-Дракон сам решит, как и когда сказать принцессе обо всем. Обещайте мне. Обе. Девушки переглянулись. — Хорошо, — сказала Мелисента. — Я буду молчать. Но если они потом поссорятся, мирить их будете вы, Меч Зари. — И я буду молчать, — ответила Кэтти, краснея. — Но если миледи спросит, что я скажу ей? Врать ей… — Ты скажешь, что они вернулись к своим, — сказал Дэйн. — Это, по сути, не совсем ложь. Они теперь с богами. Девушка смотрела на него некоторое время, а потом, вздохнув, опустила глаза. — Я не знаю, где они сейчас… — прошептала она. — У нас не было времени даже на то, чтобы похоронить их. А куда ушли их души? В реку? В деревья? В траву или землю? Я не знаю, сир Эртур. — Никто не знает, куда уходят наши души, Кэтти, — ответил ей Эртур, и девушка взглянула на него. – Думаешь, септоны знают? Ничего они не знают. Никто оттуда не возвращался, чтобы сказать нам. Мой отец всегда говорил, что там всяко лучше, чем здесь, поэтому никто и не рвется обратно. Утешь себя мыслью об этом и о том, что они погибли, исполняя свой долг. Ни один мужчина не мог бы желать лучшей участи. Лучше умереть с честью, чем жить в бесчестии. — Лучше и сказать нельзя, — хмыкнул Освелл. — Меч Зари прав, Кэтти. Когда кто-то берется за меч и дает клятву, то он должен ожидать всего. Принцесса как никто другой поймет это, когда узнает правду: она знает цену клятвам и верности. Эртур же в этом не сомневался. Рыцарь Смеющегося Древа встал на защиту слабого — вассала своего отца. А лорды не только принимают клятву верности, но дают ее так же: защищать своих подданных в час нужды. Когда Рейгар рассказал ему, почему девушка вступилась за Хоуленда Рида, Дэйн был изумлен. Он готов был услышать все от шестнадцатилетней девушки, но не слова, которые сделали бы честь ее братьям. Мелисента привлекла Кэтти к себе и обняла ее, поглаживая по спине. Северянка не плакала, только супилась и временами шмыгала носом. — А вас долго не будет, сир Эртур? — спросила леди Блэквуд. — Я не могу сказать, — ответил Дэйн. — Где живет Харвелл я знаю, но у него ли Принц-Дракон и как долго я буду его искать — мне неизвестно. — Тогда почему нам надо оставаться на борту? — она снова задала вопрос. — В Тенистом Гроде лучший шелковый рынок во всех Семи Королевствах, Кэтти бы отвлеклась немного и развеяла дурные мысли, а сопровождать нас могут сир Освелл и сир Ричард. Судя по лицам последних, они бы предпочли остаться на «Черной Бэте». — При всем уважении, миледи, но это не очень хорошая мысль, — ответил Эртур. — Вас могут узнать. — Кто? Мартеллы? Они сидят у себя во дворце, — возразила девушка. — Не все. Принц Оберин любит бывать в городе, а он вас знает в лицо. — Хотите сказать, что мы будем в Дорне и уедем отсюда без шелка? Мужчинам легче скоротать время, у них есть кости и кайвасса. А что делать нам с Кэтти? У нас даже рукоделья с собой нет. — Помнится, вы неплохо играли в кости, миледи, — хмыкнул Лонмаут. — Вы сами знаете, что Мутон смотрел на мою грудь, а не на доску, и бессовестно мне подыгрывал, чтобы я была к нему благосклонна. А вы просто были жертвой его произвола. Ричард даже не нашелся, как на это ответить, а Эртур подумал, что легче командовать войском дорнийских горцев, чем двумя женщинами. — Вы остаетесь на корабле, миледи, — сказал он твердо. — Это приказ. Мелисента сощурилась и уже собралась возразить, но на помощь пришел Освелл. — Миледи, лорд-командующий сказал бы вам то же самое, — заметил он. — Ему бы вы не перечили. Сиру Эртуру потом за вас перед ним отвечать. Девушка нахмурилась, но промолчала — на этом все прения прекратились. Мелисента и Кэтти удалились к себе в каюту, а Эртур присоединился к Освеллу и Ричарду в игре в кости, чтобы как-то скоротать время. В отличие от кайвассы, где предпочтительнее было молчать и думать о ходах противника, тут можно было хотя бы говорить. Беседа шла о разном: Освелл большей частью рассказывал Лонмауту всякие истории, которые приключались с ним и с другими гвардейцами, Эртур, будучи участником почти всех этих рассказов, иногда дополнял их, Лонмаут в свою очередь рассказывал о своей семье и о лордах Штормового Предела, о Баратеоне и о его братьях. Ричард не любил Роберта, считая его пьяницей и ходоком по шлюхам и предрекая ему смерть от какой-нибудь срамной болезни; к Станнису он относился лучше, хотя и полагал, что тому больше бы пошло быть каким-нибудь мейстером в Цитадели, чем наместником Штормового Предела. Младший был совсем еще мальчишкой и, судя по всему, обещал быть вторым Робертом. Дорнийский берег меж тем не отдалялся и не приближался, но солнце медленно клонилось к западу, и море в какой-то момент стало точно подернуто золотом. «Черная Бэта» ушла под наклон направо, и матрос в вороньем гнезде прокричал: — Солнечное Копье прямо по курсу, капитан! Гвардейцы и Лонмаут поднялись от своей игры и подошли к правому борту — корабль точно сделал дугу вокруг выступающих скал, и теперь и город, и возвышающийся над ним золотой дворец с уступом похожим на галлею видели и они. — Ну, что, наше путешествие подходит к концу, — заметил Освелл. — Я как-то все пытался себе представить встречу с Принцем-Драконом, но так и не смог. Интересно, что мы будем делать при нем? Не двери же его охранять? — То, что делали всегда, — ответил Эртур. — Следить, чтобы ему и принцессе ничего не угрожало. То, что они добрались без особых неприятностей до Тенистого Города — чистой воды случайность, их никто тут не искал, даже не думал искать. В одиночестве даже Дракон не выстоит против стаи псов. — Кто-то из вас точно будет подле его жены, — заметил Лонмаут; когда оба гвардейца посмотрели на него, он пожал плечами. — Что? Разве не так положено? Королеву Рейлу вечно кто-то в белом плаще сопровождал. — А чем ты собираешься заниматься, Ричард? — осведомился Уэнт. — Ты же вообще тут случайно оказался. — Охранять девицу сира Эртура и леди Блэквуд. Кто-то же должен. — Кэтти не моя девица, — отозвался Дэйн. — Имей в виду, Лонмаут: то, что я прощаю брату по оружию, тебе я точно не позволю. — Прошу простить меня, сир Эртур, я не хотел вас оскорбить, — ответил ему Ричард. — Просто я даже не знаю, как ее назвать. — По имени. И вообще, хватит тут болтать, пора собираться. Освелл, пойди проверь, как там «дамы», и сделайте оба одолжение, чтобы они никуда с корабля за мое отсутствие не делись. Уэнт усмехнулся, видать, сказав про себя все, что он мог, о командном тоне Дэйна, но ушел. Лонмаут тоже отправился за ним — видать, проверить, все ли он успел собрать. Впрочем, в одиночестве, наедине со своими мыслями, Эртур пробыл недолго: к нему подошел капитан. — Мы, скорее всего войдем в сам порт, Меч Зари, — сказал Давос. — Хвала богам, «Черная Бэта» не столь велика, и у нас есть драконья грамота, но чтобы вы знали, Мартеллы запрещают кораблям швартоваться дольше, чем пять дней, если они ничего особенно не продают. Тут уже я ничего поделать не могу, в бумаженции Селтигара ничего про это не сказано. — Почему «скорее всего», капитан? — спросил Эртур. — Поглядим, не полны ли пристани, — отозвался тот. — Сейчас грядет праздник лимонов, а на него многие привозят всякое на продажу и из Вольных Городов, и из больших прибрежных. А кто и закупается наоборот. Шелка и перец, Меч Зари, вот что делает Мартеллов принцами этой проклятущей мертвой и соленой земли… — он тут же осекся. — Впрочем, прошу простить меня. Я забыл, что вы дорниец. — У королевского гвардейца нет родины или семьи, — ответил Эртур. — Разве вам это не известно? Давос усмехнулся, как обычно, в своей манере, прищурив один глаз. — А так же сердца, головы и всего прочего, — заметил он. — Плавали, слыхали, знаем. Эртур не удержался от улыбки: — Голова, пожалуй, имеется. Без нее много не сделаешь. — Как и без сердца, — хмыкнул Давос. — Я к вам в душу лезть не буду, не мое это дело. Но я тут наблюдаю за всеми вами некоторое время и вот что я подумал: вы бы предпочли быть где-нибудь в гуще сражения или ехать один через Лунные Горы, чем пытаться удержать в узде двух молодых девиц, которые так и рвутся самовольничать. Вид у вас уж больно уставший. — Это так заметно? — Женатому человеку все заметно, Меч Зари. Третья вас ждет вон там, — капитан кивнул на приближавшееся Солнечное Копье, — и это она будет вами командовать. — У нее есть муж, на него я всегда могу положиться, — снова с улыбкой ответил Эртур, думая, что капитан читал его мысли: либо все будет гладко и чинно, либо же Мелисента и Кэтти, почувствовав покровительство Лианны, совсем распоясаются. Одна надежда была на Рейгара, но только если он сам что-то заметит: жаловаться на женщин ни один рыцарь не стал бы. Давос дружески похлопал его по плечу. — Если нам придется встать на ближнем рейде, я дам вам лодку, она доставит вас до берега, — сказал он. — И пару гребцов, конечно же. — Если будем на рейде, то я возьму только лодку и Уэнта с Лонмаутом, — ответил Эртур. — Леди Блэквуд и госпожа Флетчер точно никуда не сбегут с «Черной Бэты». — Я пригляжу за ними, даже если мы встанем у пристани, — ответил Давос. — Вас они слушаются более или менее, но вот вашего брата по оружию и второго молодого рыцаря они и в грош не поставят. Заходящее солнце тем временем вызолотило море еще раз, пробившись через жемчужные облака на западе, и Эртур, все еще стоявший на палубе, смотрел на то, как «Черная Бета» рассекает волны, точно жидкое золото. Легкий ветер со стремительно приближающегося берега доносил ароматы лимонов и специй, раскаленных камней и песка; Солнечное Копье и Тенистый Город, виднеющиеся уже как на ладони, погружались в такие же золотые, густые сумерки. Прохлада моря уходила, сменяясь теплом, а вскоре и жаром от песочно-белых стен, окружающих город. Пристань Солнечного Копья по размеру была, пожалуй, такой же огромной, как и в Королевской Гавани, но из-за того, что она была растянута и располагалась вдоль берега в открытом море, казалась еще больше. Около десятка больших четырех- и пятимачтовых галлей стояли на якоре чуть поодаль: среди них Эртур узнал и корабли из Браавоса с их пурпурными парусами, и один из Пентоса, и два из Тироша. Пристани были заняты более мелкими судами; среди них было место и для «Черной Бэты», аккурат напротив городских ворот. Давос приказал матросам сворачивать паруса и взяться за весла — в этот раз они обошлись без помощи Эртура и Освелла — и корабль медленно, точно скользя по зеркальной глади, стал подходить к широкому причалу. На нем их уже ждали: портовые грузчики и матросы, чтобы помочь кораблю пришвартоваться, стражники в легких кожаных дорнийских доспехах, с длинными тонкими копьями и кинжалами, и один одетый в белое писарь, держащий складной пюпитр и целую стопку пергамента в кожаном переплете. На нем был передник наподобие поварского, только из кармана торчали перья и длинный флакон с чернилами. Вся компания Эртура собралась вокруг него как раз тогда, когда «Бэта» мягко стукнулась носом о причал, а потом, развернувшись, встала боком. Матросы Давоса скинули веревки, чтобы другие, с пристани, привязали корабль, и стали спускать снасти. Давос, проверив свою «грамоту» за пазухой, вместе со своим первым помощником первым поспешил вниз, позвенькивая монетами в поясном кошеле. — Надеюсь, драки с какими-нибудь летнийцами наш бравый капитан не устроит, — заметил стоящий рядом с Эртуром Освелл. — Вот будет весело, если нас отведут к принцессе Обелле… интересно, что мы ей скажем, если она спросит о причинах нашего пребывания здесь? Дэйн промолчал, напряженно следя за капитаном и писарем со стражниками. Они обменялись приветствиями, писарь раскрыл пюпитр и разложил свои листы, обмакнув перо во флакон. Давос показал ему грамоту, писарь долго вчитывался в нее, разглядывал печати, потом кивнул, вернул грамоту капитану, что-то записал в свою книгу. Давос заплатил обычную для торговых судов пошлину, после чего писарь и стражники ушли, направляясь обратно к крепостным воротам, а капитан поспешил обратно на корабль. — Итак, мы прибыли, — сказал он, подходя к Дэйну и его спутникам. — Меч Зари, мне вам вашего коня велеть вывести, или вы пешком пойдете? — Пешком, — ответил Эртур, — но коней подготовьте, они могут понадобиться, чтобы проводить дам. — Хорошо, — капитан оглядел его. — Я вам напомню, что во всех воротах Тенистого Города стоят стражники и писари, они записывают каждого входящего и уходящего, и лица и головы покрывать в городе нельзя. Придумайте себе вымышленные имена, если еще не успели, и помните про пять дней. Писарь этот сказал, что все очень строго. — А если через пять дней нам все еще придется быть здесь? — спросил Освелл. — Мне придется увести ее величество на дальний рейд. Я оставлю вам лодку, но как вы с конями до корабля доберетесь, я не знаю… — Наймем бриг, у нас есть серебро Хайтауэра, — ответил Дэйн. — Или же приведем лошадей, и они останутся на корабле. Благодарю за все, капитан. Я очень надеюсь, что нам не придется так долго ждать. Может, все уже свершилось и без нас — тогда мы сможем отплыть и завтра. Давос кивнул, прищурившись. — Тогда идите с богами, Меч Зари, — сказал он. — За вашими дамами я пригляжу, в помощь вашим бравым воинам. — Не надо за нами приглядывать, — фыркнула Мелисента, оправляя легкий плащ на плечах. — Меч Зари нам приказал сидеть на месте, — ее черноокий взор обратился на него, исполненный негодования, — и мы будем. Как послушницы до принятия в септы. — До септ вам обеим далеко, миледи, — Эртур поправил пояс и перевязь с Рассветом, а потом пряжку плаща. — Итак, насчет имен: нашу сказку все помнят? Мы наемники: я — Робин Пламтри, Освелл — Джон Эплтон, Ричард…. — можешь оставить свое имя, но будешь у нас… — Догвудом (3), — ухмыльнулся Лонмаут. — Ну, а что — компания Сливы, Яблока и Кизила. — Выходит, мы эти олухи с Простора? — как бы между прочим заметил Уэнт. — Миледи… — Эртур обратился к Мелисенте, — вы и Кэтти можете оставить ваши имена. Но только зваться Блэквуд я бы не советовал. — Хорошо, я буду Рейвенвуд, — ответила девушка. Дэйн согласно кивнул. — Стражники обычно еще спрашивают, к кому и куда мы направляемся. Я пойду первый, как вы знаете, и скажу, что ищу трактир для миледи, а когда вернусь, назову какой-нибудь по пути… — он посмотрел на девушек. — Миледи, Кэтти… прошу вас, без неприятностей. Если не ради себя, то хотя бы ради принца Рейгара и принцессы. Они смогли добраться сюда незамеченными, давайте не сделаем так, чтобы все их старания пошли прахом. — И старания лорда-командующего, — хмыкнул Освелл, многозначительно глядя на Мелисенту. Леди Блэквуд поджала губы, но промолчала. Кэтти смотрела на Эртура так, словно он уходил на заведомо проигранную битву: ее глаза были мокрыми, а губы, хоть и плотно сжатые, дрожали. На «помощь» ему, как всегда, пришел Освелл. — Дева севера, утешься, — сказал он, обращаясь к Кэтти. — Меч Зари идет в логово дракона, но он сейчас смирный и спокойный, так как гнездится со своей волчицей. Эртура вернут обратно целым и даже не пожеванным. Лонмаут хрюкнул, сдерживая смех, Мелисента закатила глаза, правда, тоже заулыбалась. Кэтти покраснела и нахмурилась. — Очень остроумно, сир Освелл, — заметила она. — Я… — Дай угадаю: передашь, что я тут говорил, принцессе? — осведомился Уэнт. Эртур покачал головой. — Дальше без меня, — сказал он перед тем как ступить на сходни. — Надеюсь на ваше благоразумие. Кэтти, не убей сира Освелла, он еще может пригодиться. Уэнт от души хохотнул, а северянка, поджав губы, посмотрела на Эртура. На том и распрощались, Дэйн легко сбежал по сходням и направился в сторону городских ворот. Королевская Гавань была огромной, но Тенистый Город был шумнее, ярче, и казался более многолюдным из-за узких улочек и переулков. На входе в него у Эртура не было неприятностей, он назвал корабль, на котором прибыл, назвал свое имя и куда направлялся. Писарь и стражники его особенно не допрашивали: перед Дэйном была небольшая очередь, и за ним тоже выстроилась целая цепь, солнце к тому времени уже село, и небо начинало темнеть, и всем хотелось поскорее избавиться друг от друга. В Тенистом Городе была всего одна прямая улица и вела она от главных городских ворот до Солнечного Копья; от ворот в порту же не было единого пути. Найти Улицу Солнца не составило труда: Эртур неплохо помнил город, да и прохожие были добры, подсказав, как пройти, когда он путался среди переулков. Казалось, с прошлого визита ничего не изменилось: мужчины все так же играли в кости и кайвассу, сидя в узких двориках или же на крохотных площадях, перед своими домами или же тавернами, попивая вино или чай; детишки также бегали и играли друг с другом, а хозяйки если не сплетничали, высунувшись из окон, то были заняты делом — выбивали ковры, вешали белье, журили своих мужей или же бранили детей, пытаясь загнать их домой. Счастливцы… они не знали, что скоро на всех обрушится буря. Ее тучи уже сгущались по всем Семи Королевствам, и как знать, что происходило сейчас в Солнечном Копье — принцесса наверняка получила послание Велариона. Невольно Эртур взглянул на дворец: он теперь нависал над гвардейцем огромной темно-золотой скалой. Знай Обелла, что Принц-Дракон сейчас тут, прямо у нее под носом, она бы приказала прочесать весь город и запереть все ворота, но нашла бы его и Лианну. И что было бы потом? Рейгара она считала чуть ли не собственностью Элии, своей дочери, от души желая поквитаться с Тайвином Ланнистером за отказ отдать Оберину Серсею, а Элии — Джейме. Ягер Харвелл жил со своей второй семьей в квартале Гранатов — выйдя на Улицу Солнца найти его было несложно. В этой стороне Тенистого Города жили зажиточные и богатые горожане: улицы тут были пусть порой и узкими, но чистыми, а в воздухе пахло цветущими лимонами и мускатным орехом. Здесь никогда не бывало темно: по приказу принцессы Обеллы в таких кварталах зажигали масляные фонари, и по улицам ходила стража. Красную дверь дома Ягера Эртур узнал сразу. Встав перед ней, Дэйн невольно прислушался к звукам, идущим из сада и из дома: как всегда, шумели дети и доносились голоса, но столь приглушенные, что узнать их было невозможно. Взявшись за медную ручку, Эртур постучался. Голоса детей стихли, но лишь на миг. Кто-то из них закричал: — Отец! Стучат! — Я вам, что, стражник во дворце? — раздался голос Ягера. – Робин откроет! — Робин ушел по порочению матушки, отец! — А Марея чем занята? — Она помогает готовить ужин! — Боги, хозяин! — чей-то молодой голос раздался с другого конца дома. — Да иду я, иду… сами же послали меня за вином! — Я еще пока не маразматик, не забыл. Пойди, узнай, кого там принесло и какого дьявола ему надо. Раздались легкие шаги, замок щелкнул, отворилась дверь, и перед Эртуром встала Марея, ее он знал, она была помощницей второй жены Харвелла. Она, впрочем, Дэйна не узнала. — Чего вам? — спросила она, сложив руки на груди. — Ты не узнаешь меня? — спросил Дэйн. — Нет, с чего бы мне знать какого-то бродягу, — ее взор упал на рукоять его меча. — Вы к хозяину? — Именно к нему, — отозвался Эртур. — Он один? — Нет, у нас гости, — девушка фыркнула. — Важные гости. В такой одежде я вас внутрь не пущу. — И не надо. Позови Ягера сюда. Только так, чтобы никто не знал. — Что еще за тайны такие? Как вас назвать? — Вестником из Звездопада. Марея хмыкнула и, еще раз оглядев Эртура, шмыгнула внутрь, закрыв за собой дверь. Дэйн не стал ждать на пороге и отошел в тень: перед домом Харвелла была пекарня, но сейчас, с наступлением вечера, она была наглухо закрыта, хотя сам пекарь и жил на втором этаже своего дома. Там же росло два гранатовых куста, щедро усыпанных алыми цветами, и одна большая слива. Среди них Эртур и дожидался своего друга. Алая дверь наконец раскрылась, и на пороге появился Ягер, причем в одних штанах, рубашке и босой, с домотканым полотенцем на плечах. Непосредственностью обладали все дорнийцы, но Харвелл всегда превосходил остальных; на миг Дэйн даже подумал, что ему стало любопытно, как Принц-Дракон, всегда очень сдержанный с чужими, воспринял весь дорнийский быт. То, что он был тут, сомнений не оставалось: «важными гостями» были Рейгар и Лианна. — Ну, и в какое седьмое пекло провалился этот «вестник из Звездопада»? — громко поинтересовался Ягер. Приметив кого-то в тенях, он пригляделся и кивнул. — Ты, что ли, умник? И что тебе надо? Эртур вышел из-за дерева. — Надеюсь, в седьмое пекло я еще не скоро отправлюсь, — заметил он. — Марея меня не узнала, но если и ты не узнаешь, я даже не знаю… Черные глаза Ягера расширились от удивления. Замерев, он некоторое время смотрел на Дэйна, потом, закрыв за собой дверь, прямо так, босой, спустился, подошел к нему и заключил друга в объятия. Эртур ответил ему тем же, оба, не удержавшись, тихо рассмеялись и похлопали друг друга по плечам. — Проклятье, Эртур! Это ты! — произнес Харвелл. — На кого ты похож, неудивительно, что Марея тебя не узнала! Бороду отпустил что ли?! Какого дьявола, она тебе не идет! И что на тебе надето? Где твой белый плащ, доспехи и все остальное? — Часть доспеха на мне, — Эртур постучал себя по стальному нагруднику, который прятался под кафтаном, — другая на корабле. Я только прибыл и сразу же сюда направился. — Тогда к чему ты в тенях стоишь? Дорея и дети так обрадуются тебе! Пойдем, пойдем, у меня еще кое-кто гостит, кому ты будешь рад… — Ягер приобнял Дэйна за плечи и хотел было потянуть его за собой. — Пойдем. Что вообще ты тут делаешь, да еще в таком виде?! — Нет, погоди, — Эртур становился, вынуждая друга сделать то же самое. — Во-первых, я не один. Со мной еще четверо, и я пришел пока так, чтобы повидать тебя. Во-вторых, я должен видеть Принца-Дракона. Я знаю, что он у тебя, он сам сообщил об этом лорду-командующему. Ягер медленно убрал руку. Приглядевшись, он произнес: — Я должен понимать, это не просто визит друга, так? Что, в столице запахло жареным? — Да, более чем запахло, и не только в столице, — ответил Эртур. — Я потом тебе все расскажу. Но вначале я должен повидать принца. — Так пойдем, он как раз сейчас не особенно занят: его красавицу-жену терзают Дорея и ее портниха, — усмехнулся Харвелл. — Я бы не хотел, чтобы ее высочество пока меня видела. Ягер, — Дэйн устало вздохнул, — я теряю время. Меня еще ждут на корабле: я должен поговорить с принцем и вернуться к своим. Нам надо будет поискать постоялый двор и, если ты пригласишь, мы перед этим заглянем. Со мной две леди, которые очень хотят повидать принцессу. — Ты рассудка лишился? — как можно более вежливо осведомился Харвелл. — Какой, к дьяволу, постоялый двор? Поговори с принцем и потом дуй за своими — мы всех вас приютим. Дом у меня большой, правда, может, придется по двое спать, но ничего. Леди твоих мы поселим вместе, двух твоих спутников тоже, а тебе отдельную комнату… — Лучше уж меня и моего брата по оружию вместе. Но это все потом. Я пройдусь к конюшням и буду ждать его высочество там. — Хорошо, иди. Я сейчас его приведу. На том временно расстались: Ягер исчез за дверью, а Эртур прошел в сторону конюшен. В Тенистом городе было тяжело иметь их прямо в доме, поэтому они обычно строились отдельно, или же можно было снять денники у хозяина. Они находились в соседнем строении, где-то в пяти минутах ходьбы. Дэйн некоторое время постоял снаружи, вдыхая аромат чужого ужина, — кто-то по соседству готовил тушеных кроликов в овощах и с луком, боги как же оказывается можно соскучиться по мясу! — а потом, открыв широкую дверь с большим черным кольцом вместо ручки, зашел внутрь. В конюшне было темно, но лошади тут же подняли головы, чтобы посмотреть на вошедшего. Кроме лошадей Харвелла тут было еще три. Валонкара, черного, как сгусток ночи, Эртур узнал сразу, как и еще одного, бурого коня с белой отметиной на морде — он принадлежал Харвину. Северянин одолжил его в день отъезда своей молодой леди. Третий конь был ему не знаком — отменный вороной пустынный дорниец со слегка загнутыми ушами и лебединой шеей. Валонкар, признав Дэйна, потянулся к нему мордой, и тот его погладил. Скрипнула дверь, и стальное кольцо звякнуло о каменную стену. Эртур обернулся и увидел Рейгара, одетого, как обычно, во все темное, с подвязанными на затылке узлом волосами подобными кованному золоту. Не говоря и слова Принц-Дракон подошел к нему, и они оба крепко обнялись. — Я ожидал увидеть кого угодно, но только не вас, Меч Зари, — сказал Рейгар, отстраняясь. Даже в темноте было видно, как его почти черные от мрака глаза светились тревогой. — К чему такие тайны? И почему вы здесь? Что-то случилось? — Мой принц, простите меня, — ответил Дэйн. — Я бы не стал так красться в тенях, как вор, но вы правы. Случилось — и очень многое. Иначе бы меня здесь не было. Я решил прийти один, чтобы повидать вас для начала и все рассказать. Не следует тревожить принцессу. — Один? — переспросил Рейгар. — Кто еще с вами? — Уэнт, Лонмаут, леди Блэвуд и Кэтти… служанка ее высочества. Принц-Дракон некоторое время молчал и смотрел на него. — Рассказывайте, что произошло, — велел он. — Все, без утайки. Эртур постарался поведать все как можно более подробно. Начал он с того дня, когда из Харренхолла вернулся Уэнт, рассказал о том, как они получили послание от Хайтауэра, но было поздно, о том, как они прятались в Королевской Гавани и как потом смогли связаться с Гэрольдом, о Варисе, что был теперь на их стороне, и о Веларионе и Стонтоне, которые, точно охотничьи псы, рыли землю носами в поисках Принца-Дракона и леди Старк, о письмах, разосланных всем грандлордам Вестероса, о встрече с лордом Тартом и о том, что было в Штормовом Пределе с Ричардом, о приказе короля лишить королеву ее фрейлин и об аресте леди Блэквуд и последующем ее побеге, о корабле Давоса Сиворта и о грамоте, раздобытой Селтигаром, и об их отплытии из Королевской Гавани. — Лорд-Командующий также велел передать вам приказ, подписанный мастером над монетой с королевской печатью, — сказал Эртур, заканчивая свой рассказ. — Он у меня, в вещах на корабле, я принесу его сегодня же. Приказ на разрешение займа в любом количестве сроком на год в Железном Банке Браавоса. Еще у леди Мелисенты какие-то вещи для вас, и у меня тоже: я забрал с Мельниц все, что вы оставили. И письма — они были получены уже после вашего отбытия. Рейгар слушал молча, не перебивая, облокотившись одной рукой о дверь пустого денника. — Вы правильно сделали, сир Эртур, что вначале рассказали мне, — сказал он наконец. — Все, что я сейчас услышал… хм… Я недооценил Люцериса, я вынужден признать. Я всегда считал, что он обычный лизоблюд и доносчик, но чтобы он, как оказалось, вынашивал такие планы… — Принц-Дракон постучал пальцами о дверь денника. — Впрочем, он недооценил меня и он не знает, где я и зачем. А это уже преимущество. Тем более, что мы с Лианной отправили ворона из Поднебесья ее отцу, сообщая, что мы поженились. Так что все наветы о якобы похищении обернутся прахом. Об этом сейчас стоит тревожиться меньше всего. — Я подумал, что будет лучше, если о гибели людей ее отца ее высочество узнает от вас, мой принц, — сказал Эртур. — Вы лучше найдете слова и время, чем я или Уэнт или кто-либо. Рейгар кивнул, но как-то задумчиво и неуверенно. — Харвин и остальные были не просто людьми ее отца, но теми, с кем и на чьих глазах она выросла, — произнес он. — Они принесли клятву защищать ее и хранить ее тайну. Они за это умерли. Впрочем, Харвин еще жив, судя по всему, но в руках моего отца — надолго ли? Лианна будет винить себя в их смерти, а ей сейчас никак нельзя переживать, наоборот, нужно как можно больше беречь себя. Эртур, удивленный, молчал несколько мгновений. Нет, конечно, тон Рейгара не мог его обмануть, как и его слова. — Мой принц… — произнес он. — Это… то, что я думаю? Тот улыбнулся, хотя его радость явно была омрачена услышанными вестями, и кивнул. — Да. Пару дней назад Лианну осмотрел мейстер, которому Харвелл доверяет свою жену, и он подтвердил, что Лианна ждет ребенка, — сказал Рейгар. Эртур коснулся его плеча и пожал ему руку. — Это воистину благословенная новость, ваше высочество! — сказал он. — Простите, что я, точно буревестник, принес вам столько черных вестей. — Эту радость ничто не омрачит, — ответил Принц-Дракон, стиснув его руку в ответ. — А про остальное — даже не думайте себя винить, вы поступили так, как должны. Вы не представляете, как я рад вас видеть, мой друг! И буду рад увидеть и сира Освелла, и Лонмаута, а Лианна порадуется Кэтти и леди Блэквуд…. Лишь бы только они не проболтались. — Они будут молчать, я уже взял с них обещание. Рейгар улыбнулся и коснулся свободной рукой его плеча. — Скажите, где вы остановились, и мы с Лианной переедем к вам завтра же утром, — сказал он. — В этом нет нужды, Ягер позвал нас всех к себе, — отозвался Дэйн. — Так что, если вы позволите, я вернусь на корабль и приведу всех сюда. — Конечно, и поскорее, — Принц-Дракон отпустил его. — И скажите капитану, что я бы хотел с ним повидаться, если он не против. Завтра. Но прежде, с утра, я бы хотел, чтобы вы сопроводили нас с Лианной в септу. Вы знаете, как я отношусь к Святой Вере и ее служителям, но вера в богов не имеет с этим ничего общего. Я хочу, чтобы септон прочитал молитву и благословил мою жену и наше еще нерождённое дитя. Будь мы в Королевской Гавани, ту же церемонию провел бы Верховный септон в Великой Септе Бейлора. Но какая разница? Малых боги слышат порой лучше, чем великих. — Я почту за честь пойти с вами, мой принц, — ответил Эртур. Чуть помедлив, он все же спросил: — А вы… нашли того, кого искали? — Да, он здесь, во дворе принцессы Обеллы. И носа оттуда не кажет, — ответил Рейгар. — Но скоро Праздник Лимонов, и ворота Солнечного Копья откроются всем. Мы с Ягером собирались пойти туда, но раз уж вы тут, то тем лучше. Втроем мы управимся быстрее. А сир Освелл и сир Ричард останутся с Лианной. — Это не опасно? В Солнечном Копье вы пробыли почти три месяца, вас там каждый слуга может узнать в лицо. — Я никому не могу доверить это дело, — отозвался Принц-Дракон. — В конце концов, речь идет о моем наследии. Пройден такой большой путь, и столько людей погибло — ради чего? Чтобы я позволил в решающий момент другим, пусть и доверенным друзьям, нанести последний удар? Нет. Я должен быть там сам. Эртур знал, что с ним спорить не имеет смысла. Как когда-то в Харренхолле он решил участвовать в турнире с первого дня, и сколько Дэйн его ни предупреждал, он и слушать не желал. — Когда мы подходили к берегу, я видел пентошийский корабль, — сказал Эртур. Они с Рейгаром вышли из конюшни и направились в сторону дома. — Судя по размеру и парусам, это, скорее всего, галлея Иллирио. — Да, мы с Ягером тоже видели ее, — ответил Принц-Дракон. — Харвелл дал какому-то своему доверенному стражнику в порту серебра и велел следить за этим кораблем и тем, кто на его борт плывет и кто сходит. Но мы точно знаем, что этот магистр тут, во дворце. И я точно знаю, что у него есть то, что я искал, — он остановился. — По дороге сюда, в Призрачных Стенах, я встретил одного пентошийского купца. После… скажем так, небольшого происшествия, в следствие которого он был нам с Лианной обязан, этот купец кое-что рассказал. Но все это потом, сир Эртур. Идите за остальными, и я уже всем вместе все расскажу. Лонмаут, конечно же, не знает ничего про мои поиски, как не знают Мутон и Коннингтон, но раз уж Ричард здесь, было бы нечестно скрывать это от него. Впрочем, как и от леди Блэквуд, — он умолк, а потом вдруг сказал задумчиво: — Интересно, кто из них двоих первый подумает, что я лишился рассудка? — Думаю, что никто, — ответил Эртур, невольно улыбнувшись. — Не Лонмаут, это точно. Иначе бы его тут не было. Ну а леди Мелисента... Можно будет просто сказать ей правду: что Хайтауэр все знает и доверяет вам. В нем она сомневаться не станет. Рейгар улыбнулся ему в ответ. — Любовь — странное чувство, не правда ли? Она делает логичным то, что обычно считаешь сумасшествием, — произнес он и коснулся бронзовой ручки красной двери. — Мы будем ждать вас всех. А пока я осторожно расскажу Лианне все, что вы мне поведали. Все, кроме как о людях лорда Старка. — Тогда до встречи, — ответил ему Эртур. — Ждите нас к ужину. Принц-Дракон тихо рассмеялся. — Эртур, — позвал Рейгар, когда Дэйн уже направлялся в сторону широкой улицы. Он обернулся. — Я рад, что ты здесь. Ты даже не представляешь, насколько. Больше, чем могу показать — надеюсь, ты не в обиде. Дэйн покачал головой и улыбнулся. — Я далек от обиды на того, кого когда-то назвал своим братом, мой принц, — ответил он. — Ты же знаешь, от нас так легко не избавиться. Рейгар усмехнулся и, открыв дверь, ступил за порог, а Эртур поспешил обратно, к пристани. По дороге он невольно думал о том, насколько был рад увидеть своего друга и названного брата — Принца-Дракона. Он был жив и невредим, и был счастлив, а это самое главное; пусть его радость сегодня была омрачена, но счастье от обладания любимой женщиной, счастье сознания, что он будет отцом, очень скоро вытеснит все дурное. А сегодня вечером о том, что было, они больше говорить не будут, все уже сказано, и пусть горечь хоть ненадолго вытиснится радостью от встречи. На выходе из ворот из книги его выписывать не стали: Эртур назвал постоялый двор, который встретился ему по пути, и на том и закончили. На «Черной Бэте» в его отсутствие все обошлось без приключений: леди Блэквуд и Кэтти вели себя смирно и никуда не рвались, а Освелл и Лонмаут поджидали его внизу, у сходней. Оба были заняты тем, что грызли вареную сладкую кукурузу. — Из всего того, что нам предлагали купить, это было самое безопасное, — объявил Уэнт, бросая початок в воду. — Я не был уверен, будешь ли ты, иначе прихватил бы еще один. — Нет, благодарю, — ответил Эртур. — Как себя вели наши «дамы»? — Получили по кукурузе и были довольны, — усмехнулся Уэнт. — Правда, Кэтти чуть этой кукурузой мне в глаза не дала, но обошлось. — А нечего было сопровождать это твоими обычными шутками, — заметил Лонмаут. Взглянув на Эртура, он хмыкнул. — Я даже пересказывать не стану то, что он ей сказал. — И не надо, — быстро ответил Дэйн. — Пойдемте, заберем наши вещи и вперед, Принц-Дракон нас ждет. Ягер, как я и предполагал, и думать запретил о постоялом дворе, так что будете спать сегодня в постелях. Ричард, тебе даже отдельную комнату дадут. — А ты, выходит, со мной расставаться не хочешь? — хмыкнул Освелл. — Я даже знаю, почему. Эртур на это ничего не ответил, в душе ловя себя на мысли, что Кэтти была не последней из причин такого решения. На палубе их встретили северянка и леди Блэквуд. — Вы выдели принца, сир Эртур? — спросила Мелисента. — А принцессу? — эхом отозвалась Кэтти. — Я видел его высочество, да, — ответил Дэйн, — и все ему рассказал. Он решил, что о северянах пока стоит не упоминать… — он умолк, думая, говорить или нет, но потом все же произнес: — Принцесса ждет ребенка, и он считает, что ей нельзя так волноваться. Все четверо молча на него смотрели. — Уже? — произнесла Мелисента тихо. — Так быстро? — Драконья кровь, — хмыкнул Лонмаут. — Ну, и в дорнийских горах, видать, нечем было заняться, — усмехнулся Уэнт. Одна Кэтти молчала и хлопала глазами. — Ой, — только и произнесла она наконец. Эртур бросил на нее короткий взгляд. — Так что, теперь вы понимаете, почему ей нельзя ничего говорить? — спросил он у северянки и Мелисенты. — Я очень надеюсь на ваше благоразумие. В свое время Принц-Дракон сам ей все скажет. А сейчас позвольте им обоим немного побыть счастливыми; может, такой случай представится еще не скоро. — Меч Зари, можете не сомневаться в том, что мы обе будем молчать, — твердо, в этот раз совершенно искренне сказала леди Блэквуд. — Здоровье Лианны и ребенка сейчас самое главное. — Я рад слышать это, миледи, — ответил Дэйн. — Если у вас больше нет ко мне вопросов, то давайте брать вещи и лошадей и поедем наконец. Спорить никто не стал; пока остальные ходили в свои каюты забрать вещи, Эртур разыскал Давоса и передал ему слова Рейгара. Глаза капитана сверкнули, и он, потерев свою короткую бороду, произнес: — Я почту за честь встретиться с его высочеством. Передайте ему, что он может во всем на меня рассчитывать. Я пират, но пират честный и знаю цену слову. Матросы тем временем вывели на пристань коней: Гроза и конь Освелла по имени Трискель, застоявшись на нижних палубах корабля, прядали ушами и встревоженно ржали, пока их спускали по снастям на пристань. Дэйн и Уэнт поспешили к ним; Эртур, успокоив своего серого в яблоках, перекинул через его спину и прикрепил к упряжи седельные сумки. Одна их них принадлежала ему самому, другая — Рейгару; Освелл же приторачивал к своему седлу вещи Мелисенты и тихо ругался на то, сколько иногда женщины тащат с собой, словно она весь Красный Замок собрала. Вещей Кэтти было не много, их нес через плечо вместе со своими Ричард. Эртур решил — и все согласились — что дамы поедут верхом, а мужчины пешком, ведя коней в поводу. — Боги, неужели я наконец приму ванну? — пробормотала леди Блэквуд, расправляя юбки в седле Трискеля. Эртур почему-то думал, что она сядет на Грозу, но девушка даже не смотрела в его сторону, просто подошла к Освеллу, и он посадил ее на своего гнедого. — О да… горячую, такую, чтобы кожу обжигала, — проговорила в тон ей Кэтти. Эртур помог ей сесть на Грозу, и она с улыбкой произнесла: — Спасибо, сир Эртур, вы очень добры. — От ванны я бы тоже не отказался, — хмыкнул Уэнт, невольно снова почесав подбородок. — Она бы вам точно не помешала бы, сир Освелл, — фыркнула Кэтти. Он бросил на нее взгляд и усмехнулся. — Как и всем нам, — отозвался Уэнт. — Особенно твоему сиру Эртуру. — Он и так хорош, — заметила Кэтти. — Даже с бородой? А как же его скулы? Дэйн устало вздохнул и, взяв под уздцы Грозу, повел его в сторону ворот. Остальные последовали за ним: Освелл с Трискелем и замыкавший все шествие Лонмаут. — Надеюсь, эти разговоры о моей бороде и скулах закончатся при принце и принцессе? — осведомился Дэйн. — Конечно, сир Эртур, — ответила ему Кэтти. — Я все расскажу миледи о сире Освелле, и принц Рейгар его прогонит. — А я все расскажу принцу, о дева Севера, — тут же отозвался Уэнт. — Помни о леди Бракен. Девушка уже собралась возмутиться, но Эртур одернул ее: — Просто не отвечай ему, Кэтти. Девушка насупилась и промолчала, а Освелл довольно усмехнулся. Стражники в воротах, подуставшие за день, расспрашивали их всех только для вида. Приняв плату за въезд, записав имена и напомнив, что в городе нельзя закрывать лица и покрывать головы, писарь их отпустил с миром. Тенистый Город шумел после заката солнца так же, как и при свете дня, причем, казалось, что народа на улицах стало больше. Большинство лавок все еще были открыты, а в тавернах, как внутри так и снаружи, не было ни единого свободного места. Пожелай Эртур и его спутники найти место на постоялом дворе, то вряд ли бы смогли: в город и правда прибыло много людей, видать, к празднику Лимонов. Среди них можно было видеть не только местных дорнийцев, как бедных, так и богатых, но и чужеземцев. Кэтти и Мелисента не удержались и засмотрелись на двух лиссенийцев: те торговались о покупке точильных камней для бритв. Один из них был светловолосым, почти серебряным, и даже в тусклом свете масляных фонарей было видно, какой он загорелый. Заметив, что две леди смотрят на них, он и его приятель переглянулись и улыбнулись дамам в ответ. Кэтти и Мелисента, посмотрев друг на друга, хихикнули, как две глупые девчонки, но на этом все и закончилось. Появились и продажные женщины, здесь их называли весьма поэтично «ночными мотыльками». Вели они себя весьма вызывающе, соперничая в пошлости и вульгарности со шлюхами из Блошиного Конца. К Эртуру и Освеллу они не прикасались, только предлагали себя и отпускали непристойные комментарии об их мечах. Лонмаут казался им более легкой добычей: на очередном углу какая-то девица так вцепилась в него, что он еле от нее удрал. Уэнт, глядя на него и на то, как он хмурился, с трудом удерживался от комментариев, но все же он был рыцарем и при дамах старался не выражаться. Выехав на Улицу Солнца, Кэтти и Мелисента восторженно вздохнули, увидев небольшой указатель, гласящий: «Улица Шелка». — Сир Эртур, — позвала его леди Блэквуд. — Неужели нам и завтра нельзя будет пойти туда? Нас может сопровождать сир Ричард, если вы будете заняты. — Ваша подруга наверняка захочет пойти с вами, а Дракон ее не отпустит, — ответил Дэйн. — Она расстроится, и вы будете чувствовать себя виноватой. — Миледи, простите конечно, но вам что, одежды не хватает? — поинтересовался Уэнт. — Судя по весу ваших седельных сумок, у вас половина Твердыни Мейгора туда засунута. — Дорнийский шелк, сир Освелл, совершенно особенный, — ответила девушка. — Его не вышивают, а расписывают, это очень трудоемкая работа и дорого стоит. Вы видели леди в дорнийских платьях? — Доводилось в Солнечном Копье, когда нашего Дракона туда гнали как племенного жеребца, — отозвался Уэнт. — И вам не понравилось? — Сложно сказать, миледи. В платьях и шелках я не разбираюсь. — А в женщинах? — В них чуть получше. — И вам ни одна не понравилась? — Я предпочитаю смотреть на дам с белой кожей, миледи. Загорелые мне не сильно по душе, в шелках они, в шерсти, или вовсе без одежды. — Истинный сын Речных Земель, — заметила Мелисента. — Но я с вами согласна: в загорелой коже мало красивого. Она прибавляет годы и быстро стареет. Взгляните на принцессу Элию Мартелл, она выглядит старше своего возраста. Сир Эртур, вам повезло, что вы из Звездопада. — Погромче, миледи, еще не весь Дорн вас услышал, — заметил из-за ее спины Ричард. Мелисента фыркнула и умолкла. — Сир Ричард набрался грубостей от сира Освелла, — заметила Кэтти. — Как вам не стыдно, милорд… Лонмаут только глаза закатил. Квартал, в котором жил Ягер, вызвал у обеих девушек настоящее восхищение: они разглядывали дорожную кладку, смотрели на стены и на двери, на балконы, увитые виноградными лозами и вьющимися розами, вдыхали ароматы цветущих лимонов и апельсинов и гадали, как назывались большие белые цветы, которые порой свисали с кадок, прикрепленных к верхнему краю стен. — У нас в Винтерфелле цветы только в теплицах, — заметила Кэтти. — И улицы в Винтертоне не выложены, а так, просто утоптаны. Весной обычно грязищи… по колено перепачканными, бывало, приходили домой. Миледи любила скакать по улицам впереди своих братьев и обрызгивать их из луж. Лорд Брандон всегда так сердился, пытался догнать ее, но куда там! Она мчалась, как ветер. Сколько ее лорд-отец ни ругал ее за это, она кивала, а потом все равно делала как хотела. — В этом вся Лианна, — хмыкнула Мелисента. — Никогда не забуду, как она своему братцу на голову вино вылила! Впрочем, как и все Семь Королевств, что там были. — Эртур, нам долго еще топать? — спросил Уэнт. — Нет, пришли уже, — ответил Дэйн. — Видите, дом с красной дверью и лимонными деревьями? — Наконец-то, — пробормотал Лонмаут. У дома Харвелла Освелл и Эртур помогли девушкам спешиться, а потом Дэйн громко постучался в дверь медной ручкой. Как обычно, из сада доносились голоса, но в этот раз обошлось без заминки: их ждали. Открыла им Марея. — Боги, сир Эртур! — воскликнула она, в этот раз признав его, видать, после слов своего хозяина. — Как же так, что же вы мне сразу не сказали, что это вы! А я вас еще бродягой назвала! — обернувшись, она громко позвала: — Робин! Бен! Идите скорее, тут за лошадьми надо присмотреть! — и, открывая дверь настежь, она затараторила: — Проходите скорее, проходите! Хозяин и хозяйка и наши гости уже вас заждались! И ужин уже готов, и ванна, все к вашим услугам, Меч Зари. Боги, какая же я слепая дура, надо же было вас не признать? Но эта ваша борода! Она вам не идет, скрывает ваше лицо, а это не дело, — она сделала паузу, пока Дэйн и все его спутники зашли в передний двор. — А как вы загорели! Это в море что ли? И долго вы были в плаванье? — Так долго, что забыли, каково это — ходить по земле, — ответил ей с улыбкой Эртур. Из сада раздался детский визг: девочка и мальчик, и за ними еще один, помладше, перегоняя друг друга, бросились к Дэйну, по очереди повисая у него на шее и едва ли не вопя ему в ухо. — Дядя Эртур! Дядя Эртур! — кричал старший — Айгон. — Как здорово, что ты приехал! — А у нас гостит принцесса! — вторила ему Ларра. — И принц! Представляешь! Младший, Эдрик, только пытался ухватить его за ноги. — Тише, тише, вы меня задушите, — улыбаясь, отвечал им Эртур. — Миледи! — раздался писк Кэтти за его спиной. Отцепив от себя Ларру и поставив ее на землю, он увидел спешащую к ним навстречу Лианну. За ней, точно тень, следовал Рейгар и Ягер с Дореей. Эртур, Освелл и Ричард поклонились ей и Принцу-Дракону, а Мелисента и Кэтти присели в реверансе. Лианна, чуть смущенно заулыбавшись, видать, по привычке, и забывая, что ей не нужно было этого делать, сделала ответный реверанс. Почему-то Дэйн ожидал, что она как-то изменится, но нет — это все еще была пышущая здоровьем прекрасная молодая женщина-дитя — иначе он никогда не мог назвать ее — в струящемся черном шелковом платье дорнийского покроя. — Ричард, рот закрой и не пялься так на нее! — услышал он отчаянный шепот Освелла. — Моя принцесса, — произнес Дэйн. — Мой принц, госпожа Дорея… Договорить он не успел, так как Лианна, буквально промчавшись мимо него, бросилась обнимать Мелисенту и Кэтти. Причем, обе, и леди Блэквуд, и северянка, плакали так, что едва ли не причитали, а Лианна обнимала их обеих и пыталась успокоить. Рейгар, глядя на них с улыбкой, покачал головой и, дотронувшись до плеча Эртура, по очереди обнял и Освелла, и Ричарда. — Леди Мелисента Блэквуд из Древорона, госпожа Кэйтилин Флетчер, сир Освелл Уэнт и сир Ричард Лонмаут, — представил своих спутников Эртур Ягеру и Дорее. — Госпожа Харвелл, — Уэнт поклонился ей, но она только рассмеялась и махнула рукой. — Я — Сэнд, — ответила хозяйка, — но не смущайтесь так, сир, не вы первый меня называете так. Да сохранят меня Семеро, Эртур! Что ты с собой сделал? Откуда эта ужасная борода! — Я ее сбрею как только так сразу, — пообещал Эртур. — Мы и вправду не в лучшем виде, простите нас, но мы были в море… — В этот дом обычно в ином виде и не приходят, похоже, — заметил Рейгар. — Это верно, мой принц, — отозвался Ягер, улыбаясь. — Но и правда, Дэйн, твой вид оскорбляет даже меня. Сейчас я вас провожу в купальню, а Дорея займется дамами… — он бросил взгляд на Мелисенту, Кэтти и Лианну, — когда они выпустят из объятий принцессу. — Лиа, — позвал ее Рейгар, — я знаю, что вы рады друг другу, но позволь своим подругам немного отдохнуть перед ужином. — Как вы суровы, ваше высочество! — заметила Мелисента, утирая глаза и снова беря принцессу за руки. — Боги, я думала, что не доживу до этого дня! Но ты все же обманщица, ты же обещала вернуться! Знала бы ты, что было в Красном Замке с тех пор, как ты уехала! Рейгар бросил встревоженный взгляд на Эртура, но тот только головой покачал, успокаивая его; Принц-Дракон, казалось, незаметно перевел дух. Дорея, видать, понимая, что так может продолжаться долго, подошла к Лианне и двум девушкам и, потянув принцессу за собой, сказала: — Пойдемте. Поговорить можно и в доме, и в купальне. Надо же отпустить и мужчин, они, небось, голодны и только и думают, что об ужине… — О да… — невольно вырвалось у Ричарда. Ягер, рассмеявшись и положив руки на плечи Лонмауту и Уэнту, чуть подтолкнул их вперед. — Действительно. Быстрее отмоетесь, быстрее поедите. Зря что ли мой кухарь старался?! Первыми из переднего двора убежали дети: Харвелл отправил их проверить, подготовила ли Марея достаточно полотенец. Потом ушли и все остальные, задержались только Рейгар и Эртур. — Я и забыл, каково это — быть среди своих, — произнес тихо Принц-Дракон. — Ну, зато хоть отдохнул от нас, и то хлеб, — отозвался с улыбкой Дэйн. — Через три дня ты будешь желать отрубить Освеллу язык, если не всю голову целиком. Рейгар бросил на него взгляд своих сине-фиолетовых глаз и тихо рассмеялся. — Все так плохо? — спросил он. — Ну, как сказать… служанка принцессы возомнила себя влюбленной в меня и, подначиваемая леди Блэквуд, творит всякие глупости. Уэнт, само собой, не может удержаться и подтрунивает над ней, и так длится с самой Королевской Гавани. Рейгар удивленно вскинул брови. — А как же бедняга Уиллас? — произнес он. — Признан предателем и предан забвению. Принц-Дракон усмехнулся и покачал головой. — Я полагаю, ты несказанно счастлив, — заметил он. — Безмерно, — ухмыльнулся Эртур. — Наконец меня настигла трагичная любовь моей жизни, как раз та, что все так упорно ищут. — Меч Зари, а вы, оказывается, циничны и черствы. Пожалейте девушку, она искренне к вам, видать, привязалась, — сказал Рейгар. — Мой принц, хоть вы сжальтесь надо мной, — улыбнулся Дэйн. — Ну уж нет, — он коснулся плеча Эртура, увлекая его за собой в сторону дома, через сад. — Мне ты не сможешь пожелать отрубить ни язык, ни голову, это ведь измена Железному Трону, я пока все еще наследник, если только мой отец не решит меня лишить всего, так что терпи. Эртуру оставалось только церемонно поклониться, произнести «как прикажет мой принц» и последовать за ним в дом. Теперь Дэйн мог себе признаться в том, что все это время, начиная со дня отъезда Рейгара с мельниц, он не мог найти себе покоя, хотя и гнал все дурные мысли так далеко, как мог. Дракон — он всегда Дракон, но сделан он всего лишь из плоти и крови и каким бы опытным и умелым воином он ни был, холодная сталь могла пронзить и его, и его Лютоволчицу, а Эртура — его названного брата и друга — не было бы рядом, чтобы помочь и защитить. Но теперь он был здесь, и что бы ни случилось, больше не покинет ни Принца-Дракона, ни его Принцессу-Волчицу.

***

Горячая вода была восхитительной. Мелисенте казалось, что она век бы в ней просидела и отмокала бы, пока кожа ее не сморщилась бы и не начала слезать, как с водяных змей. Кэтти сидела напротив нее, блаженно закрыв глаза. Лианна тоже была рядом — на невысокой треноге, подобрав осторожно юбки, чтобы не намочить прекрасное платье из черного, как смоль, шелка, расшитого алыми чешуйками на груди и на поясе. Платье, к слову сказать, было с высокой талией. Она была молчалива, точно переняла манеру своего драгоценного Дракона внезапно погружаться в тишину и печаль, но Мелисента напомнила себе пословицу, которую частенько любил повторять ее отец: привяжи волка к дракону, волк обрастет чешуей, а дракон станет выть на луну. Откуда была такая поговорка, она не знала, но отец вообще был мудрым и начитанным человеком, и разговоры с ним были истинным удовольствием. К тому же, Лианна ждала ребенка, и Мелисента хорошо помнила свою матушку, когда та носила младшего под сердцем. Настроение у нее менялось десять раз за день, а уж про пристрастия в еде и говорить было нечего. В купальне девушки были втроем: Дорея, будучи очень щепетильной, оставила троих подруг наедине, выгнав всех служанок и обещая заглядывать каждые полчаса. Перед тем, как уйти, она напомнила Лианне, чтобы та не опускала ноги в горячую воду. Дабы внутри не собирался пар, дверь оставили приоткрытой, как ту, что вела в коридор, так и ту, что выходила в сад. Кэтти то и дело смотрела то в одну дверь, то в другую, невольно прикрывая руками грудь. — Боги, девочка, не ерзай столько, — заметила Мелисента. Северянка взглянула на нее и, покраснев, произнесла: — А если кто-то войдет? — Никто не войдет — кроме хозяйки и ее служанок, — Мелисента чуть подалась вперед. — Если только ты не ждешь кого-то особенного. Но только тогда нечего прикрываться — наоборот, в твоем случае все надо вперед подавать. — Миледи! — возмущенно воскликнула Кэтти. — Как вы можете! Вы же не этот ужасный сир Освелл Уэнт! Лианна, до того только наблюдавшая за ними, удивленно улыбнулась. — А почему это сир Освелл ужасный? — спросила она. — У него, конечно, вырываются порой такие фразы, от которых хочется сквозь землю провалиться, но ведь это он не намеренно. Девушка что-то пробормотала, совершенно невнятное, а Мелисента рассмеялась. — Кэтти, ты же все это время, начиная с Королевской Гавани, грозилась, что расскажешь принцессе все-все, чтобы она потом рассказала Принцу-Дракону, и он выгнал бедного сира Освелла из королевской гвардии? При этом она взглянула на Лианну и подмигнула ей и та, понимающе кивнув, встала и перенесла свой табурет поближе к своей служанке. — Кэтти, — принцесса склонилась над ней. — Я тебя слушаю. — Миледи… то есть ваше высочество… мне так неловко, — пролепетала она. — Я тут сижу в воде, а вы нет, я ведь должна вам прислуживать… — Кэтти, это совсем не то, что я хочу слышать, — заметила Лианна. — Расскажешь сама? Или мне спросить у леди Блэквуд? Чем тебя обидел сир Освелл? — Ничем миледи, — совсем тихо пропищала Кэтти. — Просто он… дурак, и шутки у него дурацкие. Лианна деланно нахмурилась. — Ты говоришь о рыцаре королевской гвардии и близком друге принца Рейгара, — строго сказала она. — Нельзя так просто взять и назвать его дураком. Кэтти совсем побагровела и едва ли не спряталась в воде по самый нос: ее длинные светлые волосы расплылись по поверхности, как диковинные золотые водоросли. — Леди Блэквуд, я вынуждена прибегнуть к вашей помощи, — торжественно заявила Лианна. — Моя принцесса, я к вашим услугам, — Мелисента села повыше и, глядя на то, как Кэтти отчаянно хлопает глазами, улыбнулась и начала: — Дело в том, что ваша милая служанка влюбилась в сира Эртура Дэйна, Меча Зари. Скрывать свои чувства она не умеет, поэтому вскоре это стало заметно всем, включая и его самого. Сир Освелл, а вы знаете его острый язык и склонность к шуткам, подшучивает над ней каждый день, и Кэтти сердится. В этот раз Лианна удивилась очень искренне. — Что? Кэтти, а как же Уиллас? — спросила она. — Сир Эртур сказал, что он предпочел мне меч и славу, — пробормотала Кэтти. — А Кэтти предпочла ему Меч и Зарю, — эхом отозвалась Мелисента. На миг в купальне повисла тишина, которая взорвалась смехом Лианны и ее подруги, в то время как несчастная Кэтти явно пыталась себя утопить в чаше купальни, не зная, куда деться от стыда. — А что же сир Эртур? — спросила Лианна, все еще смеясь. — Он делает вид, что ему все равно, он галантен, неприступен и вежлив, как всегда, — ответила Мелисента. — Но, на самом деле, его давно пора немного встряхнуть, иначе он правда превратится со временем в сухаря вроде сира Барристана, тот даже при виде Эшары Дэйн вел себя как истукан, а мы с леди Этерли все гадали, как долго все это продлится... Немного волнений никому не помешает, даже если это королевский гвардеец со всеми их клятвами и прочим, — она умолкла, разглядывая Кэтти. — Знала бы я, взяла бы с собой свое дорнийское белое платье: поглядела бы я на то, как долго он бы ему сопротивлялся. — Я могу одолжить свое, — заметила Лианна, закусывая губу и пытаясь не улыбаться. — Ты ведь то самое имеешь в виду, которое скорее хочется снять, чем надеть? — Боги, миледи! — пискнула Кэтти. — Не надо, я за стол с вами не сяду все равно, я же ваша служанка, и вообще мне положено вам прислуживать, а не платья ваши носить и… — А ну, цыц! — шикнула на нее Мелисента. — Ты только что грубо оборвала ее высочество принцессу Семи Королевств! Ты будешь ей перечить? Кэтти едва ли не ударилась в слезы. На помощь ей явилась Дорея, пришедшая напомнить про ужин и сообщить, что мужчины уже давно закончили с купальней, привели себя в порядок и ждали дам в саду. — Я их сразу и не узнала, — заметила жена Харвелла, подавая полотенца Мелисенте и Кэтти. — Эртур, конечно, всегда был хорош собой, но и его спутники, скажу я вам… Наши служанки там все обомлели… — Они заходили к мужчинам?! — охнула Кэтти. — Нет, — немного удивлённо ответила Дорея. — Они на стол накрывали. Пусть девочки хоть немного отвлекутся, а то на Принца-Дракона они так откровенно глазеть побаиваются, — она взглянула на Лианну и улыбнулась, а та опустила глаза и поджала губы. Кэтти, впрочем, тоже нахмурилась и помрачнела. — Дорнийское платье, — прошептала ей Мелисента. — Против него разве что слепой устоит. Лианна со знанием дела хмыкнула, и подруги под несчастные всхлипы Кэтти снова тихо рассмеялись. Сопротивляться им обеим было невозможно: если Мелисенте Кэтти еще пыталась бы возражать, то только не Лианне. Обретя союзницу в подруге, Мелисента легко настояла на платье, тем более, у принцессы оно было еще более прозрачное, и она невольно гадала, обряжая Кэтти в исподнюю юбку и лиф, как долго это шелковое великолепие задерживалось на Лианне. Мелисента успела уловить всего пару касаний и пару взглядов, которыми Лютоволчица и Принц-Дракон обменялись прежде, чем расстались, но даже этого хватило, чтобы понять, какая безумная страсть была между ними. Ее так и подмывало расспросить подругу при случае о том, как они поженились и где, и нравилось ли ей быть замужем, быть женщиной, которую любят и желают столь огненно, но для этого им нужно было остаться наедине: такие беседы были не для посторонних ушей, особенно учитывая, что Лианна была более замкнута и стеснительна, чем Мелисента. Комнату леди Блэквуд и Кэтти отвели одну, но большую, и хозяйка предупредительно поделила ее пополам двумя красивыми расписными ширмами. Каждой принесли свои принадлежности для умывания и у каждой были свои полки для одежды. У Мелисенты был даже небольшой комод, на котором стояли бронзовые подсвечники для широких свечей. Пока северянка ворчала и расчесывала волосы на своей половине комнаты, Мелисента, нарядившись в бледно-сиреневое шелковое платье с открытыми плечами, усадила Лианну на кровать. — У меня кое-что есть для тебя, — сказала она, склоняясь над своими вещами, которые, видать, принесли слуги, пока они были в купальне. — Я прихватила это как раз вовремя, перед тем, как меня взяли под стражу. Я подумала, что если… в общем, я поняла из слов сира Гэрольда, что ты не скоро вернешься, и решила это для тебя припрятать, — она бережно извлекла что-то завернутое в шелк. — Надеюсь, он не осыпался. Я обложила его своей одеждой и сверху прикрыла платьем, чтобы получилось что-то вроде мягкого ящика… Я знаю, как он тебе дорог. Лианна взглянула на нее, а потом раскрыла сверток: на ее коленях лежал венок Королевы Любви и Красоты, уже сухой и потемневший. Розы теперь были скорее фиолетовыми, почти под цвет глаз Рейгара, но ленты все еще оставались столь же алыми и голубыми, как в первый день. Мелисента видела, как ее подруга обрадовалась: она заулыбалась и нежно провела по лепесткам, а потом поднесла венок к лицу и коснулась его губами. — Спасибо, — сказала она, глядя на девушку. — Спасибо тебе. Это самая дорогая вещь, которая у меня есть. Этот венок значит для меня больше, чем все золото на свете. — Я так и подумала. У меня еще есть кое-что для принца, лорд-командующий сказал, чтобы я передала ему это лично в руки. Надо бы успеть перед ужином… — Рейгар сейчас внизу, с остальными, — ответила Лианна. — Хочешь, пойдем к ним, пока Кэтти собирается. — А она не сбежит? — с сомнением заметила Мелисента. — Или, еще чего доброго, переоденется… — Нет, — Лианна хитро улыбнулась. — Смотри. Сев ровно, она нахмурилась и громко и строго сказала: — Кэтти, мы с леди Блэквуд идем вниз, в сад, к его высочеству и остальным. Я очень надеюсь, что ты меня не разочаруешь и не станешь снимать мое платье. За ширмой некоторое время стояла тишина. — Мне вас дождаться, миледи? То есть, простите, ваше высочество? — наконец произнесла она. — Нет, спускайся, как только будешь готова, — ответила Лианна. — И не копайся там! Нас ведь ждут. — А мне правда можно с вами сидеть, ми… ваше высочество? — снова спросила Кэтти. — Мне очень неловко… — Мы сейчас тут все гости, и правила устанавливает хозяин, — Лианна поднялась, кивая Мелисенте. Обе они с трудом сдерживались, чтобы не рассмеяться. — Кэтти, мы ушли! — Не заставляй сира Эртура голодать, Кэтти! — напоследок не удержалась Мелисента. Она как раз успела прихватить запечатанный сверток с кровати, и они, держась за руки, едва ли не выбежали в коридор и чуть ли не покатились со смеху, точно две глупые деревенские кумушки. — Боги, я сейчас лопну, — прошептала Лианна, все еще смеясь и невольно касаясь живота. — Ой… — Осторожнее, — Мелисента поддержала ее за талию. — Тебе больно? — Нет, иногда бывает, что тянет внизу живота, если я много смеюсь, но Дорея говорит, это нормально, — ответила Лианна. Она улыбалась, и на ее щеках, как обычно, появлялись милые небольшие ямочки. — Все хорошо. Но тебе придется держать меня за руку, когда мы будем спускаться по лестнице, иначе, если Рейгар увидит, меня потом ждет часовое назидание о том, что я обещала по ним одна не ходить, и что это опасно, и что он переживает… Ума не приложу, с чего это он взял, но я стараюсь с ним не спорить. — Дракон приручил Волчицу? — спросила Мелисента, позволяя подруге взять ее под руку. — Просто Волчица знает, когда с Драконом спорить бесполезно, — фыркнула Лианна. — Мы очень много времени пробыли вдвоем, и я успела его немного изучить. Знала бы ты, где мы только ни побывали, Мел! — О да, я с нетерпением жду твоего рассказа, но боюсь, его до завтра не получить, — ответила девушка. — Мне ведь тоже есть, что тебе рассказать, ты от души повеселишься. Утром, после трапезы, сядем где-нибудь и поболтаем с глазу на глаз. Его высочество ведь не держит тебя за руку весь день напролет? — Нет, он был бы рад, но знает, что я буду ворчать и дуться; он ведь тоже меня успел изучить и научился порой немного мне уступать. Мелисента улыбнулась и погладила Лианну по руке. — Вы созданы друг для друга, — сказала она. Принцесса покачала головой. — Я слышала мнение, что лучше Элии Мартелл ему никого не найти, — проговорила она. — От кого это? — удивилась Мелисента. — От людей. От дорнийцев, по дороге сюда. — Боги! — девушка закатила глаза. — Возьмись за меня покрепче, пока мы спускаемся по лестнице, и потом я тебе быстро кое-что расскажу. Это тебе поднимет настроение. Пока они спускались, обе молчали, но едва последняя ступенька была оставлена позади, Мелисента тут же быстро заговорила, чтобы успеть все закончить до двери в сад. — Когда Люцерис явился читать указ короля, королева и минуты не испугалась, кроме того мига, когда подумала, что с ее старшим сыном что-то случилось. Но потом она при Элии же во всеуслышание заявила, что это она помогла вам с принцем уехать. Ты бы видела лицо этой замарашки! Я слышала, она потом несколько дней не ела, я вот думаю, она там с горя себя голодом уморить пыталась что ли… Лианна покачала головой, она не улыбнулась, но судя по ее лицу и глазам, осталась довольной рассказом. — Мне ее жаль, не знаю, что бы я сделала на ее месте, — сказала она. — Но пора было понять, что Рейгар не будет ее. Если честно, я все боялась, что она пустит в ход какую-нибудь уловку, чтобы соблазнить его… Я успокоилась, только когда мы уехали. А про ее величество я даже думать не могу от стыда, она мне говорила, чтобы я хранила невинность, которая будет мне щитом, случись что, а я что сделала? Лишилась ее при первом же случае. — Ты вышла замуж, — ответила Мелисента. — И ты носишь под сердцем дитя ее любимого сына. Думаешь, когда вы встретитесь, она тебе не обрадуется? Конечно, она добродетельна и всегда следует своему долгу, но, как видишь, Рейгара она в конечном итоге поставила выше. Она, может, пожурит тебя немного, как всякая мать, но потом обязательно приласкает. И тебя, и ваше дитя. Лианна покачала головой. — Я, если честно, боюсь ее немного теперь, — произнесла она. — Боюсь, что она будет зла на меня и будет настраивать против меня Рейгара. Она его мать, и он… — Боги, Лианна! — Мелисента остановилась и взяла ее за руки — осторожно, так как та держала в руках свой драгоценный венок. — Рейла Таргариен одна из самых лучших людей в Семи Королевствах. Стала бы она помогать ему увезти тебя, если бы не думала, что вы можете совсем голову потерять и пожениться? Да я была на тебя больше зла, чем она! На твоем месте я бы лучше о своей матушке переживала, она мне показалась очень строгой. Из сада донеслись голоса и смех, и Лианна, слегка дернувшись, сделала шаг к двери. Мелисента вздохнула и улыбнулась: ее подругу так и тянуло к ее мужу-Дракону, и сложно было ее винить. Сама она была этого лишена, и только боги знали, как сильно она скучала по своему возлюбленному, оставшемуся среди безумия Красного Замка, на милость сумасшедшего короля и его алчных советников. Лишь одно утешало ее: Гэрольду сейчас не нужно было думать о ее безопасности, и он мог действовать вдумчиво, не оглядываясь. — Ладно, обойдемся без нравоучений, с этим и твой Дракон неплохо справляется, я гляжу, — сказала она. — Пойдем, я же вижу, ты без него и минуты не можешь. — Прости, — проговорила Лианна, улыбаясь и краснея. — Мы больше месяца были почти всегда наедине, и я… не могу без него. Он уходит на час, я не вижу его, и у меня внутри все обрывается… — О, нет-нет, не надо таких страданий, — Мелисента взяла ее под руку. — Пошли. Я верну тебя твоему мужу, а ты помоги мне расшевелить сира Эртура. Договорились? Сир Освелл его отпугивает от Кэтти, но я не дам какому-то Уэнту переспорить Блэквуда. — Договорились. Но он мне никогда этого не простит… — Пустяки! Еще, чтобы ты знала, он учил Кэтти читать все то время, что мы были на корабле, и, мне кажется, он надеется, что сможет избавиться от этого занятия. Но мы не должны позволить этому случиться. — Мел… зачем тебе это? — Затем, что белый плащ не означает, будто надо хоронить себя заживо. — Но он гвардеец, и у него клятва, и Кэтти… он все же Дэйн из Звездопада, а она всего лишь Флетчер из Винтертона. Ее отец каменщик, а мать служит у моей леди-матери… — И что? Гвардейцы — такие же мужчины, как и все остальные. Только лучшие представители своего рода. Думаешь, он будет первым, кто полюбит женщину? Вспомни сира Барристана. Да и другие тоже… Ко всему прочему, его Дом не имеет никакого значения — они отказываются от семьи и рода, когда становятся гвардейцами. Лианна вздохнула и, закатив глаза, покачала головой. Вдвоем они вышли в сад: там, под раскидистыми деревьями, которые днем, должно быть, образовывали тень надо всем внутренним двором, был накрыт стол. Мужчины, впрочем, без дам не начинали, лишь потягивали холодное вино, но чуть поодаль, вблизи цветущих какими-то белыми крупными соцветиями кустов, стояла столь хорошо знакомая белая арфа Рейгара с драконом с рубиновыми глазами, и рядом с ней — лютня. Едва Лианна и Мелисента появились в саду, все поднялись. Лютоволчица поспешила к своему Дракону: встав рядом с ним, она взяла его за руку, и они улыбнулись друг другу. Рейгар так склонил голову к своей молодой жене, что девушка была уверена, он поцелует ее, но он только что-то тихо сказал ей, от чего Лианна заулыбалась. Чтобы как-то отвлечь от них всех остальных, тем более, что Дореи тут пока не было, как и детей, Мелисента оценивающе оглядела Дэйна, Уэнта и Лонмаута. — Боги, я вас всех сразу и не признала, — рассмеялась она, подходя. — Сир Эртур, вы стали похожим на самого себя без этой жуткой бороды. Сир Освелл, вам ваша, кстати, шла, но и без нее вы тоже хороши. Сир Ричард… Впрочем, вас я хвалить не буду, вы пролили чай на одну из моих книг… — Тише, миледи, если принц услышит, он мне этого не простит, — заметил с улыбкой Лонмаут. Улыбались и остальные. — Ему сейчас не до вас, на ваше счастье, — Мелисента улыбнулась и посмотрела на Ягера. — Господин Харвелл, я бы хотела поблагодарить вас за кров и приют. Вы и ваша супруга очень добры, что приютили нас всех. — Миледи, — Ягер поклонился ей. — Друзья Эртура — мои друзья. — А где ваша прекрасная жена? — спросила Мелисента. — Скоро придет, миледи. Она следит за тем, чтобы дети переоделись к вечерней трапезе. Манеры, знаете ли, надо прививать с детства. Могу я предложить вам вина? — Благодарю, не откажусь. Ягер махнул рукой стоящей в тени девушке, и она, едва все сели, обошла гостей с кувшином вина. Первой она наполнила кубок Рейгара, а потом пошла по кругу, разлив сладкое дорнийское всем гостям и лишь потом своему хозяину. Мелисента заметила, что Лианна вина не пила, ее стеклянный кубок наполнил сам Принц-Дракон, причем какой-то холодной полупрозрачной розовой жидкостью, похожей на сок. Они снова сидели рядом, прижавшись к друг другу настолько тесно, насколько позволяли подлокотники их кресел. — Ваше высочество, — обратилась к Рейгару Мелисента, извлекая из складок платья сверток. — У меня кое-что для вас есть. Это просил вам передать сир Гэрольд Хайтауэр. Лично в руки, при встрече. Я исполняю его просьбу. Судя по его взгляду, он знал что в нем. — Благодарю, леди Блэквуд, — сказал он, поднимаясь и забирая у нее сверток. — Сир Гэрольд не мог передать это в более подходящее время чем сейчас. Принц-Дракон вытащил из ножен свой кинжал и разрезал бечевку, потом развернул шелк: перед взорами собравшихся предстали золотые украшения. Два браслета в виде драконов, кусающих свои хвосты, тонкое золотое колье — тоже дракон, который обвивался вокруг шеи, кольцо — огнедышащий змей, обвивающийся вокруг пальца, серьги — два ящера, расправившие свои крылья, и брошь — Трехглавое чудище Дома Таргариен. — Золотые Драконы, — проговорил сир Освелл очень удивленно. — Надо же! А я думал, они были утеряны, после того как шайка Тойна напала на… — он осекся, быстро взглянув на Лианну, — … на королевский кортеж, — закончил Уэнт. Мелисента тоже взглянула на Лианну, но она сидела тихо, даже немного угрюмо, вцепившись в подлокотники своего кресла. Интересно, знала ли она, как пропали эти украшения и с кого их сняли разбойники? — Все верно, — ответил ему Рейгар. — Золотые Дракона принцессы Драконьего Камня. Сир Гэрольд нашел их среди вещей Тойна и отдал мне. А я в свою очередь оставил их потом ему на хранение, так как не хотел, чтобы кто-то знал, что они нашлись. Ну, кроме нас еще знал сир Эртур. Надеюсь, вы не в обиде, сир Освелл, это не от недоверия. Просто порой вещи стоит хранить в строжайшей тайне ради других же. Мелисента невольно бросила взор на Дэйна: он, впрочем, сидел спокойно, ничем не выдавая своих мыслей или чувств. Уэнт, тоже посмотрев на него, покачал головой и хмыкнул. — Мой брат любит говорить, что если тайну знают больше трех, это уже не тайна, а сведения, — заметил он, — а вы, мой принц, всегда были скрытным. — Лианна, — Рейгар посмотрел на свою жену, — сними-ка кулон и шнурок с кольцом. Ты — принцесса и должна носить то, что твое по праву. Она взглянула на него, и Мелисенте показалось, что ее подруга не горела желанием все это надевать на себя. Видимо, она знала всю предысторию: эти золотые украшения носила принцесса Драконьего Камня — жена наследного принца. Мелисента помнила, что Эйрис настаивал, чтобы его сын подарил их Элии Мартелл, но тот отказывался. Тогда король отдал их дорнийке сам, якобы от имени кронпринца. Элия ходила в них, не снимая; в один день, когда она возвращалась с визита к какой-то благородной даме из Штормовых Земель, на ее кортеж напали разбойники из шайки Братства Королевского Леса. Они обокрали Элию и ее дам, включая сопровождающую ее леди Джейни Суонн, а один из разбойников поцеловал ее. Мелисента и леди Этерли потом еще посмеивались, что это был единственный мужчина, который добровольно ее тронул. Драконы пропали, и с тех пор их никто не видел; сир Эртур и лорд-командующий сказали, что не нашли их среди награбленного… Но, выходит, нашли и вернули тому, у кого одного было право распоряжаться ими. Только вот что было такого в этой истории и почему Лианна так хмурилась, Мелисента никак не могла понять: Драконы эти были сделаны в Валирии задолго до Рока и были реликвией Таргариенов. Носить их было большой честью и ее правом. Как раз Элия не имела никакого права носить их: даже если бы Рейгар хотел жениться на ней, до свадьбы она не была принцессой Драконьего Камня. Лианна, впрочем, медлила. Рейгар, чуть подождав и вздохнув, нежно откинул ее волосы со спины на грудь, расстегнул замочки и снял то, что было на ней. Коснувшись мочек ее ушей, он довольно хмыкнул, увидев там дырочки для серег, и надел на шею Лианне дракона, а после облачил ее в оба браслета на каждую руку, серьги — в уши, и кольцо — на палец: оно было ей немного велико, поэтому пришлось перенадеть его на указательный с безымянного. Последним он прикрепил к ее плечу брошь, а потом склонился и поцеловал ее руку. — Надеюсь, мой принц, вы теперь довольны, — проговорила она. Видать, от поцелуя, ее недовольство смягчилось, и она даже улыбнулась. — Теперь я похожа на канделябр лорда Мандерли, впрочем, вы мечтали об этом с самой нашей Башни. Интересно, что за Башня, подумала мимолетно Мелисента, наблюдая за Рейгаром. Он улыбнулся Лианне и, снова поцеловав руку своей жены, произнес: — Все верно, моя радость. Теперь я более чем доволен. Носи их каждый день. — Моя принцесса, вы прекрасны, — сказал сир Эртур, тоже улыбнувшись. — Не могу не согласиться, — добавил сир Освелл. — Вот-вот, — тут же добавил сир Ричард. — Не могу понять, причем там канделябры. Ягер так усмехнулся, что стало ясно: история с подсвечниками лорда Мандерли ему была хорошо известна. Мелисента улыбнулась, про них она тоже слышала и не раз: подруга любила их упоминать, когда видела дорниек при дворе. Наконец, пришла Дорея вместе с детьми. Им было разрешено сидеть за столом со взрослыми, и если девушка боялась, что они будут шуметь и вообще вести себя как-то дико, то она ошибалась. Даже самый младший, которому на стул подложили подушки, сидел чинно и был тих и серьезен. Жена Харвелла, увидев золотые украшения на Лианне, охнула и рассыпалась в комплиментах принцессе, а Мелисента гадала, насколько это было искренне. Дорниек она не любила и не доверяла им, считая их всех гадюками в человеческом обличии. Но Лианне Дорея явно нравилась, и поэтому девушка держала пока свое мнение при себе. Один стул все еще пустовал, и все ждали Кэтти. Она наконец явилась, одетая в белое шелковое платье Лианны, с распущенными волосами и с нитью жемчуга, подаренного Эртуром. Мелисента тут же бросила взгляд на сидящих рядом Дэйна, Уэнта и Лонмаута. Первому, казалось, было все равно: он выглядел совершенно невозмутимым, как обычно; второй так провел пальцем по губам и взглянул на Эртура, что явно сдерживался от комментария. Зато сир Ричард уставился на Кэтти с отвисшей челюстью: он даже поднялся, чтобы помочь ей сесть. — Сохрани меня Дева! Вот что ванна и красивая одежда делают с женщиной, — проговорила Дорея, глядя на северянку не менее восхищенно, чем Лонмаут. — Я хотела, чтобы Кэтти сидела с нами, — сказала Лианна, обращаясь к Рейгару. — Еще я бы хотела, если ты не против, сделать ее своей компаньонкой. Для служанки Кэтти слишком близка мне. Принц-Дракон оглядел девушку, так же спокойно как и сир Эртур, но потом, когда он посмотрел на свою Принцессу-Волчицу, взгляд его потеплел, и он кивнул: — Как ты пожелаешь, моя любимая. Я не имею ничего против, я тоже считаю, что она это заслужила. При этом он едва заметно переглянулся с Эртуром и Освеллом. Конечно же — он знал правду о том, что бедняжке пришлось перенести, и хотел быть справедливым к ней. Еще Мелисента заметила, как Рейгар и Лианна постоянно держались за руки под столом, и это было так трогательно, что она с трудом сдерживала улыбку. Будь тут рядом с ней Гэрольд, она бы тоже от него не отцеплялась, и пусть бы кто что хотел, то и думал. Может, держать его за руку вот так она бы не смогла, но никто бы не остановил ее от мимолетных нежных касаний, взглядов и улыбок. Кэтти все это время хлопала глазами, точно не могла понять, о чем вообще говорят принц и принцесса, но когда Лианна мягко погладила ее по руке и улыбнулась, едва не ударилась в слезы. Она была так мила в своей открытости, что единственного, чего ей не доставало — это ума. Впрочем, девушка не была глупа, а начитанность это то, что приобретается со временем. Мелисента думала, что учиться читать Кэтти хотела только ради того, чтобы побольше времени проводить с сиром Эртуром, и была удивлена тем, что девушка правда хотела научиться: перед сном она допоздна читала книги, которые были у леди Блэквуд, причем делала это вслух. Под конец плавания она могла читать уже почти без запинки, но все жаловалась, что ей трудно запомнить правила правописания. Мелисента была далека от мысли, что умным мужчинам нравятся глупые женщины: она сама была тому примером, не говоря уже у Лианне. Сир Эртур, к сожалению для Кэтти, был умным, и надежда, что ей удастся переспорить сира Освелла понемногу начала таять. Впрочем, Мелисента была Блэквуд, а никто из них так просто не сдавался. Ягер отпустил слуг и сам разливал гостям вино, а Дорея предлагала попробовать то одно блюдо, то другое. Уж что-что а готовить дорнийцы умели — Мелисента не могла оторваться от мяса, завернутого в тончайшие виноградные и капустные листья, не говоря уже о черных и зеленых малосольных оливках. Жареное мясо, нарезанное тончайшими ломтиками и присыпанное гранатовыми зернами, было наивкуснейшим, впрочем, как и несколько остальных блюд. Дорн славился своими винами и то, что стояло на столе Ягера, было самым лучшим — тяжелым, густым, красным и сладким. Не пила его только Лианна — ей наливали холодный компот или сок. После короткого расспроса Мелисента выяснила, что ее подруга с некоторых пор не переносила вкуса вина, а Дорея, которая слушала их разговор, заметила, что для женщины, которая ожидает дитя, такое вполне обычно. За Лианной за столом ухаживал сам Рейгар: он внимательно следил за тем, чтобы ни ее кубок, ни ее тарелка не были пустыми; вокруг Кэтти вился Лонмаут, в то время как сир Эртур и сир Освелл поочередно уделяли внимание Мелисенте. Девушка ловила на себе хмурые и обиженные взгляды Кэтти, и сама в душе сердилась: белое платье, как турнирное копье, ударило в цель, но не в ту, так как Дэйн едва ли обращал на Кэтти внимание. После пары неудачных попыток Мелисента поймала взгляд Лианны и сделала «большие глаза», незаметно кивнув в сторону сира Эртура. Лютоволчица посмотрела на нее, потом на него и, закусив губу, кивнула — тоже едва заметно. — Мой принц, — обратилась Мелисента к Рейгару. — А вам уже рассказали, что сир Эртур был так добр и учтив, что учил Кэтти читать, пока мы добирались до вас? — Вот как? — Принц-Дракон улыбнулся и посмотрел на Дэйна. — Сир Эртур, это было очень благородно с вашей стороны. И каковы успехи? — Они недурны, ваше высочество, — ответил тот. — Госпожа Флетчер способная ученица. — К сожалению, уроки придется прервать, я полагаю, — заметила Мелисента. — Теперь у сира Эртура будут другие обязанности — при вас. При этом она взглянула на Лианну, давая ей знак, что пора вмешаться, пока Рейгар не успел что-то сказать. — Я думаю, этого никак нельзя допустить, — сказала Принцесса-Волчица, глядя на своего мужа. — Мейстер Валис всегда говорил, что успех нужно закреплять долгой тренировкой. Я бы могла ей помогать, конечно же, но ты ведь знаешь, что мне часто бывает не по себе в самое неподходящее время, — при этом она явно то ли коснулась своего живота, то ли вовсе положила на него руку Рейгара. Если Принц-Дракон и разгадал цель этой невинной уловки, то ничем этого не показал. Сир Освелл, чтобы как-то удержаться от очередной реплики пил вино, а Эртур оставался таким же спокойным, лишь немного напряженно постукивал пальцами по серебряной ножке своего кубка. — Я бы мог заменить сира Эртура, — встрял Лонмаут, и Мелисенте захотелось его придушить. — Я не менее терпелив, чем он. Рейгар коротко усмехнулся и отпил вина. — Я слышал, что мейстеры, знающие толк в обучении, советуют не менять учителя, если он хороший, — сказал он наконец, глядя на Дэйна, и Мелисента заметила, как его темные в неверном свете масляных светильников глаза блеснули. — Я думаю, что час в день вполне можно посвятить этому благородному занятию, сир Эртур. Вы же не против? Тем более, я знаю, это порадует принцессу. Дэйн вздохнул и, кажется, печально улыбнулся. — Как прикажете, ваше высочество, — ответил он. — Мне совсем не сложно. Мелисента довольно хмыкнула, и они с Лианной обменялись взглядами. Кэтти сидела молча и краснела, Лонмаут хмурился, а Освелл буравил леди Блэквуд взором. Девушку так и подмывало показать ему язык, но это было совсем запредельной грубостью, и вряд ли бы даже Уэнт оценил такую шутку. Поэтому она ограничилась лишь тем, что как можно более мило ему улыбнулась, отпила вина и вернулась к своей еде. После этого за столом весь ужин текла неторопливая беседа: Эртур, по просьбе Рейгара, рассказывал, как они встретились в Королевской Гавани с Лонмаутом и как бежала Мелисента, о долгом плавании, о встрече с лордом Тартом и том, что вообще произошло на острове. Закончив свой рассказ, он, в свою очередь, попросил Принца-Дракона рассказать о том, где они с Лианной были и что видели. Рейгар был отменным рассказчиком, и слушать его было одним удовольствием, тем более, он был в хорошем настроении и часто улыбался, особенно когда смотрел на Лианну и когда она вступала в беседу. Мелисента с удивлением поняла, что решение направиться в Дорн они приняли внезапно, будучи в Летнем Замке. Причину ни он, ни она не называли, но так или иначе они пересекли все Дорнийские Марки. Видать, тогда им и повстречался конный разъезд Дондаррионов, которые, верные приказу короля, а точнее Люцериса, донесли, что видели принца и северянку по дороге в Летний Замок. Но боги были к ним милосердны: больше на их пути никто не попадался, а искать их в Дорне никому бы и в голову не пришло. Они преодолели весь Принцев Перевал и на одну ночь остались в какой-то древней башне в Красных Горах. Там была давно забытая богороща, где из срубленного чардрева проросло сердце-древо — огромный дуб. Посчитав это за знак, Рейгар и Лианна принесли там клятвы и стали мужем и женой по старому обычаю, а уже потом, через несколько дней, их поженил септон в Каменном Приюте. Дальше они чередовали рассказы, то и дело чем-то дополняя друг друга и смеясь, если кто-то что-то забывал или неправильно понял. В Призрачных Стенах Рейгар подарил Лианне лошадь, и у них состоялся очень интересный путь через степи с пентошийским купцом. Судя по обмолвкам, что-то в этих степях произошло: Лианна побледнела, а Рейгар стиснул ее руку и, поднеся к губам, поцеловал ее пальцы. — На вас напали, мой принц? — тихо спросил сир Освелл. Они с Дэйном несомненно догадались обо всем без труда. — Да, — ответил Рейгар. — Шайка разбойников. К сожалению, охранники у купца были дурными: сражаться умел только один, двое, правда, очень старались, а четвертый и вовсе сбежал, воспользовавшись неразберихой, — он взглянул на Лианну. — Если бы не моя принцесса, как знать, чем бы это все закончилось. Эртур бросил странный взгляд на Лианну. — Вы убили кого-то, моя принцесса? — спросил он тихо и как-то очень осторожно; при этом он снова бросил на девушку странный взгляд, и Мелисента тут же подобралась, понимая, что между этими двумя есть какая-то тайна. — Если бы она этого не сделала, убили бы меня, — отозвался за молодую жену Принц-Дракон. — Рейгар был один против троих, и у одного было копье, — сказала Лианна. — А Мирио — этот купец, он спрятался за камни и отказался выходить, — она взглянула на Рейгара, а потом снова посмотрела на Эртура. — Я сама не знаю, как все это вышло. — Копейщиков было двое, — продолжил Принц-Дракон. — Один успел пустить копье, но промахнулся — именно им он и был убит. Лианна выдернула копье из дерева и сразила его, — он взял девушку за руку и, поднеся ее ладонь к губам, поцеловал. — У тебя были хорошие учителя в Винтерфелле. Она промолчала, опустив глаза. Мелисента заметила, что вспоминать об этом Лианне было не очень приятно, но она не могла не дивиться услышанному. — Вот уж не подумала бы, что принцесса и такое может, — заметила девушка, скорее размышляя вслух. — Я же рассказывала, что меня учили наравне с братьями, — ответила Лианна. — Отец никогда бы не дозволил мне носить меч, но запрещать мне ходить за ними и Касселем хвостом было бессмысленно, он это знал. — Я была уверенна, он это делал лишь для того, чтобы дочь не плакала и не расстраивалась. Лианна взглянула на Рейгара — похоже, эти двое уже успели научиться понимать друг друга без слов, так как он кивнул ей едва заметно, и она, отпив свой компот из кубка, к великому изумлению Мелисенты, впрочем, не только ее, произнесла: — Сир Родрик знает свое дело лучше многих на Севере. Лучше него никто бы ни научил меня управляться с конем и копьем и бить по кольцам и китане. Его наставления помогли мне в Харренхолле, когда пришлось вступиться за Хоуленда Рида. Помогли и в дорнийских степях. Теперь все взоры, кроме Эртура и Рейгара, были устремлены на Лианну. — Миледи? — пролепетала Кэтти. — Как это — в Харренхолле? О чем это вы? — О том самом, — ответила Лианна. — Неужели ты поверила моим россказням о том, что те ужасные синяки были от падения с лошади? Когда ты видела, чтобы кто-то так падал с коня? Любой мейстер, который осмотрел бы меня в тот день, подтвердил бы, что удары были нанесены от ношения тяжелых доспехов и турнирных копий. Мне повезло, что матушка была слишком напугана визитом к королеве и сплетнями вокруг меня и Принца-Дракона, иначе она бы настояла. Повисло молчание. — Так, — произнес сир Освелл наконец. — Не сочтите за дерзость, ваше высочество, но я правильно сейчас понял, что вы… — Рыцарь Смеющегося Древа, — закончила за него Лианна. — Вы все правильно поняли, сир. Мелисента охнула и невольно закрыла губы рукой; Дорея была не менее удивлена, как и Кэтти, которая пискнула и смотрела на принцессу во все глаза; впрочем, как и Ягер, и Лонмаут. — И вы знали, мой принц? — сир Освелл теперь посмотрел на Рейгара. — Узнал, — ответил он, взглянув на Лианну. — Потом узнал. Если бы я знал изначально, то не позволил бы этому случиться. Но тогда еще леди Лианна Старк, наслушавшись меня, сделала не совсем правильные выводы и решила все сделать самостоятельно. Иначе за этого Юношу с Болот вступился бы я сам или кто-нибудь из вас. — И навлекли бы на себя гнев короля, — тут же возразила ему Лианна. — А вы, моя принцесса, считаете, что вас бы король не тронул? — как можно более мягко и учтиво спросил сир Освелл. — Неужели вы настолько наивны? — Лианна не могла знать, как далеко зашло безумие моего отца, — возразил Рейгар. — А мне стоило вести себя как-то иначе и не разводить речи перед впечатлительной, совсем юной и смелой девушкой… Лианна фыркнула, и он, взглянув на нее, улыбнулся. Уэнт, глядя на них, только вздохнул и покачал головой. — Это было очень смело с вашей стороны, моя принцесса, — сказал Лонмаут. — Я, конечно, так и хочу спросить о том, почему этого не сделали ваши братья, но… и… простите меня, но вы вообще знаете, что за вами была послана целая охота? И что было бы, если бы вас нашел кто-то из… да хотя бы тот же Роберт Баратеон?! Или я?.. я же знать не знал, что там происходит между Волками и Драконами? — Я не думала об этом, — тихо ответила Лианна. — Я верила, что так надо. За Рида должен был вступиться Старк, это дела Старых Богов и старых клятв, сир Ричард. Мои братья отказались. Но можете быть спокойны, когда принц нашел меня на берегу Божьего Ока, мне достаточно влетело. Хотя, признаться, я до сих пор думаю о том, как он догадался искать меня или вообще кого угодно там, — она бросила взгляд на Рейгара. — Боюсь, это был я, — заметил сир Эртур, невольно улыбнувшись. — Я узнал вас раньше всех и, хвала богам, был единственным, кто заметил вашу косу, что выбилась из-под шлема. Об остальном же догадаться было не сложно. Но боги, уж не знаю, Старые или Новые, правда хранили вас, моя принцесса: все думали про Джейме Ланнистера и скакали в другом направлении. — Пожалуй, нам надо еще вина, — заметил Ягер, поднимаясь. — Этого точно не хватит. Сир Освелл, вам долить? — Если можно, — отозвался тот. — Потому что, если у кого-то еще есть какие-то тайны, то лучше рассказать все сейчас. Я так думаю, нам еще некоторое время придется куковать вместе, хотелось бы знать, откуда и что может прилететь. — Вот именно! — не удержалась Мелисента. Она снова обрела дар речи и теперь слова полились из нее, как река. — Что я вообще тут делаю? И мы все? В Дорне? Не поймите меня неправильно, у вас очень мило, госпожа Дорея, господин Ягер, но… почему здесь, мой принц? Вы могли бежать куда угодно, хоть в Эссос! И что заставило вас так резко принять решение ехать на Юг? Что такого произошло в Летнем Замке? Она тут же заметила, как явно оба гвардейца и Лонмаут посмотрели на Рейгара. Лианна предпочитала рассматривать компот в своем кубке, но тут и гадать было нечего — уж она-то все знала. Похоже, в неведении были только Мелисента и Кэтти. Даже Ягер, который стоял чуть поодаль, у небольшого столика, и наливал вино из небольшого бочонка в кувшин, так обернулся, что стало понятно — знал и он. — Дети, — сказал Харвелл, обращаясь ко всем троим своим чадам. — Идите, проверьте, как там со сладким. Марея, небось, зазевалась, как обычно. Те, хмуро переглянувшись, встали из-за стола и ушли исполнять его повеление; правда, Ларра очень обиженно посмотрела на отца. Рейгар задумчиво постучал пальцами по столу. — В том, что вы хотите все знать, миледи, есть справедливость, — заметил он, обращаясь к Мелисенте. — Но прежде, да будет вам известно, что лорд-командующий все знает и поддерживает меня. И еще он доверяет вам, иначе вас тут точно бы не было. Я верю, что мы с принцессой так же можем быть уверены в вас. — Если нужно, я дам клятву, обет Семерых, — ответила Мелисента, слегка задетая его недоверием. В Кэтти он, похоже, даже не думал сомневаться. Впрочем, она тут же напомнила себе, что Рейгар всегда был скрытным и недоверчивым и, должно быть, сейчас испытывал настоящие муки, открываясь по сути чужим себе людям. На ее слова он мягко улыбнулся и покачал головой. — Не нужно клятв, мне достаточно того, что сир Гэрольд вам доверяет, — сказал Принц-Дракон. — Вы должны простить меня, но сказать почему мы с Лианной решили ехать сюда, а не обратно в Королевскую Гавань, как планировали изначально, я не могу. Есть такие вещи, которые должны оставаться тайной, так как они лишь для двоих. Но зачем — это я могу вам сказать. Здесь, в Солнечном Копье, насколько нам стало известно, находится человек, у которого есть то, что я очень давно ищу. Вы же знаете историю об Элиссе Фарман? И о том, что она украла? Магистр Пентоса, Иллирио Мопатис, каким-то образом заполучил это. И сейчас он здесь, гостит у принцессы Обеллы. У нас только один шанс найти его и переговорить — в день Праздника Лимонов, когда двери дворца будут открыты и каждый сможет туда войти. Мы с Ягером думали сделать это вдвоем, но раз теперь тут и сир Эртур, и сир Освелл, и сир Ричард, то Дэйн пойдет с нами, а Уэнт и Лонмаут останутся с принцессой и с вами — я обещал ее высочеству, что праздник она не пропустил и может пойти в город. — Все верно, — подхватил Ягер, подходя и всем по очереди наливая вина. — Этот Иллирио тот еще пройдоха, найти его оказалось сложнее, чем может казаться. Ко всему прочему, к нему постоянно летают вороны из Королевской Гавани, только вот от кого, выяснять никак не удается. Этот пентошиец не отвечает на них и сжигает все послания прежде, чем их можно прочесть. — В столице есть только один человек, который может слать ему вести, — хмыкнул сир Эртур. — Это, конечно же, Варис. — Я думал, он теперь на нашей стороне, — отозвался сир Освелл. — У Вариса нет сторон, — ответил Дэйн. — Только государство. Во всяком случае, он так всегда говорит. Сейчас он поет, что ему, видите ли, хочется видеть Рейгара Таргариена на троне, но как знать, что у него там за игры? — Боги, и Гэрольд ему доверился?! — не удержалась Мелисента. Голова у нее гудела не то от вина, не то от всего услышанного, потому что все это казалось каким-то невероятным и совсем уже на грани безумия. — Лорд-Командующий принял его помощь, но разве кто-то сказал, что он ему доверяет? — мягко возразил сир Эртур. — Мы тоже думали про Вариса, — сказал Рейгар. — Сир Эртур и я давно подозреваем, что у этого пентошийца, который на самом деле из Лиса, не все так просто с происхождением. Я не буду удивлен, если он окажется потомком Эйриона или какого-нибудь из Блэкфайров. Какие замыслы он вынашивает в своем сердце? Может, пытается выиграть время, пока тот, кого он считает королем, родится и подрастет? — Если жена Иллирио Мопатиса Блэкфайр или Брайтфлейм, то драконы у Таргариенов его не устраивают, конечно же, — добавил Эртур. — Это объясняет, зачем пентошийскому магистру окаменелости трехсотлетней давности. — Постойте, — Мелисента наконец собралась с мыслями и потерла виски пальцами. — Вы сейчас в действительности говорите о драконьих яйцах, которые украла эта Фарманн? — О боги! — невольно воскликнула Дорея. — О них мы тут и толкуем, миледи, уже четверть часа, если не больше, — заметил Уэнт. — Но зачем они вам, мой принц, — девушка посмотрела на Рейгара, — если они давно окаменели? Они уже были камнями во времена Рейны, им же не меньше полтысячи лет? Если для войны, то, простите мою прямоту, но в ваш меч и ваше знамя и лорды, и простолюдины поверят куда как больше. — Миледи, никому не известно, сколько времени нужно яйцу, чтобы вылупиться, — ответил ей Рейгар, — и что для этого нужно. Мой прадед Эйгон не знал наверняка — или же знал, но ему помешали. Кто — гадайте сами. Но я знаю, что я должен их найти. И когда они будут у меня, все сложится так, как суждено. У дракона всегда три головы. Мелисента смотрела на него и гадала — уж не безумен ли он? Этот недуг в той или иной степени часто проявлялся в его роду… Но Лианна сидела подле него, и она, должно быть, ему верила. Но на что только не толкает любовь... Может, она сама тоже не совсем в себе? — Но драконы все давно мертвы… — едва слышно проговорила Кэтти. — Так и есть, — мягко ответил ей Рейгар. — Пока. Я надеюсь, что долго так не продлится. — Допустим, — произнесла Мелисента, — вы их получите, они вылупятся. Но как долго они растут? Ваш отец желает видеть вас и принцессу мертвыми сейчас, и ваши сторонники каждый день подвергаются опасности ради вас. У них, и у вас в первую очередь, нет времени ждать. — Драконы нужны мне не для войны с отцом, — ответил Рейгар. Он остался таким же невозмутимым, как и прежде. — Они помогут одолеть врага пострашнее. — Кого? Вы ожидаете вторжения этих Блэкфайров? Или кого вы там упоминали? — Нет, миледи, я говорю об Иных. Кэтти вскрикнула и закрыла лицо руками. Дорея непонимающе смотрела на нее: дорнийка, видать, слыхом не слыхивала об этой ледяной жути. Мелисента же, смотря в эти сине-фиолетовые глаза, только гадала, не помешались ли они тут все разом, и бедный Хайтауэр вместе с ними? И Освелл, и Эртур, и Ричард, и Ягер — и что самое главное! — даже Лианна, все они знали и, видать, даже не сомневались в его словах. — Это только сказка, — проговорила Мелисента. — С чего вы взяли, что..? — Вам разве неизвестно, что я вижу не совсем обычные сны? Они терзают меня с тех самых пор, когда я могу помнить себя. Но опираюсь я не на них, а на то, что я читал, на мудрость и размышления тех, кто знал и знает больше, чем я, — кажется, терпение Рейгара начало иссякать, и его глаза потемнели, хотя его голос оставался таким же спокойным. — Но лорд Старк верит мне, и я получил от него вести. Благодаря сиру Гэрольду письма остались нетронутыми, а сир Эртур привез мне их. — Ты получил вести от моего отца? — спросила Лианна, чуть подавшись вперед. — Да. Он писал мне со Стены, — ответил Принц-Дракон, накрывая ее руку своей. — Я отдам его тебе чуть позже, — он снова посмотрел на Мелисенту. — Если лорд Рикард считает, что я прав, то это уже кое-что значит. — Мои отец и дядя не из тех людей, что станут поднимать переполох из-за несуществующей угрозы, — тихо сказала Лианна. Если она и встревожилась из-за вестей о письме, то ничего не показала. — Но даже если бы они говорили обратное, я видела и слышала достаточно за последнее время, чтобы начать верить в то, во что порой поверить очень сложно. «Есть такие вещи, которые должны оставаться тайной, так как они лишь для двоих», — сказал Рейгар. Ну, конечно же: там, в Летнем Замке что-то произошло. Что-то такое, что заставило Лианну поверить в Иных и все прочее, о чем тут было сказано. Может, это не они все лишились рассудка, а сама Мелисента, все еще старающаяся отнекиваться от всего услышанного? Гэрольд верил Принцу-Дракону — он все знал. А разве лорда-командующего Хайтауэра можно обвинить в том, что он поддался бы на заверения безумного? Да и что далеко ходить: сестра самой Мелисенты, Жианна, уверяла, что ей являются зеленые сны и она может видеть через чардрево в богороще Древорона. Разве не она еще девочкой говорила, что видит белого быка в ярме украшенным белыми цветами терновника? Может, стоило слушать ее побольше и повнимательнее? Жианна всегда что-то рассказывала: про какого-то ворона с тремя глазами, про красных рыб, умерших на песке высохшего Трезубца, про холодные и белые Зимы… — Боги… — проговорила Мелисента, нарушая молчание и отпивая вино. Кэтти, сидящая неподалеку, тихо всхлипывала и едва заметно подрагивала. Девушка вздохнула и немного резко сказала ей: — Да хоть ты прекрати! Выпей вина и успокойся. Кэтти умолкла, бросила на нее обиженный и острый взор, но к вину не притронулась. — Я пойду, погляжу, как там дети… что-то давно их не видно, — заметила Дорея, поднимаясь. Мелисенте показалось, она просто искала предлог, чтобы уйти, хотя бы ненадолго. — Иди, иди, — согласился Ягер, садясь в свое кресло. Устроившись посвободнее и проводив жену взглядом, он произнес: — Так или иначе — с этого пентошийца все и начнется. А он тут, под боком. Можно, конечно, попробовать проникнуть во дворец и до Праздника Лимонов… Скажем, мы с сиром Ричардом бы управились в два счета: ни его, ни меня там никто не признает. Я знаю способы как вытрясти из человека все что можно. — И что нельзя, — добавил сир Эртур. — Это тоже, — усмехнулся Ягер. — Но его высочество против. — Да, потому что я должен поговорить с ним сам, — отозвался Рейгар. — Уверен, трясти таких как он вы можете не хуже меня, — Харвелл подлил Принцу-Дракону вина. — Но, при всем уважении, ваше высочество, мы имеем дело с человеком, который сколотил свое состояние и могущество на торговле рабами. Я бы сдал его браавоссийцам, но да это всегда успеется. Ко всему прочему, я видел его: он толст, и грудь у него висит как у женщины, и от него воняет духами и старым сыром за милю. Оно вам надо — руки об него пачкать? — Это должен сделать я и никто другой, — твердо ответил Рейгар. — А вы знаете, как их оживить? — спросила Мелисента. Это вырвалось у нее прежде, чем она успела подумать: так Рейгар Таргариен ей и скажет все, что знает… но все же, попытка не пытка. — Драконов, я имею в виду? Принц хмыкнул, и его взор упал на Лианну. Впрочем, лишь на миг. — У меня есть некоторые догадки, — сказал он очень уклончиво. — Последний Герой, — вдруг проговорила Кэтти. Она теперь во все глаза смотрела на Рейгара. — Он рожден среди дыма и соли, в день, когда звезды заплачут кровью, и он оживит драконов из камня. Так рассказывала старая Нэн юным лордам Старкам и миле… принцессе. Я помню, я ведь с ними росла… Теперь пришел черед Мелисенты смотреть то на северянку, то на Рейгара. Кэтти не хватает ума? Это ведь она сама так подумала? Как раз таки она из них двоих уловила весь смысл! Обещанный принц — пророчество, которым, как всем было известно, были одержимы Таргариены, начиная с Эйгона Невероятного и его Бэты. А ведь верно все… Летний Замок, соль от слез, дым от пожара, звезда на щите сира Дункана, который, смертельно раненый, вывел из пожарища Рейлу и укрыл ее им, а потом сам вернулся в огонь… — Мне дурно, — сказала Мелисента, поднимаясь. Ее слегка замутило и все поплыло перед глазами. Все мужчины тут же поднялись, и первым ее поддержал сам Рейгар, но от его прикосновения девушке точно стало только хуже, и она невольно отдернула руку. Понимая, как это было неучтиво, она только и смогла, что зажмуриться и опереться на сира Освелла, который помог ей выйти из-за стола. — Пойдемте, миледи, посидим в саду, — сказал он. — Дорнийское вино очень крепко, а вы что-то на нервах выпили больше, чем стоит. — Мел… — голос Лианны заставил ее обернуться. — Все хорошо, это вино, если верить сиру Освеллу, — заметила девушка. — Я подышу и вернусь. Молю тебя, не переживай за меня. Чтобы больше не позориться, Мелисента, отпустив руку сира Освелла, быстрым шагом направилась в сад. Сил у нее хватило только до ближайшей скамейки, которую скрывали кусты цветущих лимонов и апельсинов. Сев на нее, а вернее, грациозно плюхнувшись, девушка в сердцах ударила по веткам: белые цветы посыпались на дорожку, как серебряные звезды. — Миледи, не надо портить хозяйские угодья, это неучтиво, — заметил сир Освелл, который последовал за ней. — Боги, хоть сейчас удержитесь от ваших шуток, сир! — заметила Мелисента. — Я вам не Кэтти. — Я бы с радостью, но все мое терпение уходит на то, чтобы держаться при принце и принцессе, — отозвался Уэнт. Помолчав, он добавил немного неуверенно: — Надеюсь, вам плохо из-за вина и перепуга, а не… — Не — чего? — слегка раздраженно спросила она. Потом, поняв, что он имеет в виду, Мелисента закатила глаза. — Сохраните меня все Старые боги, нет! Я что, похожа на дуру? — Откуда же мне знать, миледи, — заявил Уэнт. Спохватившись, он тут же добавил: — В смысле, я не это имел в виду. А другое. — Если вы таким образом решили меня поддержать, то лучше уйдите, — Мелисента глубоко вздохнула и закрыла глаза. — Не могу, миледи, простите. Я, может, обещания не давал, но сир Гэрольд — мой брат, — Уэнт сел рядом с ней, правда, на расстоянии. — Я буду сидеть и молчать, обещаю. Некоторое время так и было: Мелисента сидела и ровно дышала, пытаясь успокоиться, а сир Освелл разглядывал у себя под ногами опавшие цветы. — Вы верите ему? — спросила девушка у Уэнта. Он поднял голову и посмотрел на нее. — Во все, что он говорит? Про драконов этих… про Иных… про все вообще? — Верю, — твердо ответил сир Освелл. От его обычных насмешек сейчас не осталось и следа, он был серьезен как никогда. — И последую за ним туда, куда он прикажет или пойдет сам. Иначе бы меня здесь не было. — И сир Эртур? И сир Ричард? — И сир Гэрольд, и сир Ливен, и сир Майлс, и даже, да простят меня боги, лорд Джон. Хотя последнему Принц-Дракон не очень доверяет, и известно ему не все. Но, думаю, и без Коннингтона остальных должно хватить. — Лианна… Он ведь любит ее, верно? Это ведь не для того, чтобы исполнить какие-то там пророчества? И не просто страсть? — А вы сами не видите, миледи? Достаточно на них взглянуть хоть раз, тут и слепой разглядит, что принц Рейгар обожает свою принцессу-северянку. — То, что они сделали — это очень опрометчиво и неразумно. Вы не можете этого не видеть и не понимать… Теперь половина Вестероса захочет их доставить королю, чтобы как-то выслужиться. — Но и судить их я тоже не могу, миледи. Король никогда бы не позволил сыну взять ее в жены, и дело не в Мартеллах — их так же легко отодвинут, как и до этого приблизили. Эйрис, как вы уже, должно быть, успели понять, любит издеваться над теми, кто от него зависит. Он сам был несчастным в любви, и его самого принудили к браку. Он сам когда-то стремился к славе и величию и любви народа. Но все то, чего он был лишен, получил его сын. Рейгар — тот, кем он сам хотел стать, но не смог. Теперь он будет стремиться сделать несчастным его. Думаете, почему он так жесток с королевой? Она ведь, если оставить все… особенности Валирии, его сестра. Но Эйрис был бы рад видеть рядом с собой другую, а она — другого. И ненавидя себя за все, он переносит все это на свою сестру-жену и своего старшего сына. — Король безумен…. — пробормотала Мелисента. — Но Рейгар — нет, — ответил ей Освелл. — Я вырос рядом с ним, я его знаю. Может, не так близко, как Эртур, но все же достаточно, чтобы понимать, что им движет и откуда он берет все то, что в его голове и сердце. И не судите ни его, ни леди Лианну, он заслужил хоть немного счастья. Своего — не связанного ни с долгом, ни с пророчествами и видениями. Даже у Принца-Дракона должно быть свое гнездо и женщина, которая будет ему родной, которая станет для него настоящим домом. Вам ли этого не понимать, миледи? Мелисента молчала. Конечно, он был прав: если Лианна вела себя опрометчиво, то сама она тоже не лучше. Все же, северянка была теперь женой, пусть и сбежала со своим возлюбленным. А она оставалась любовницей, и скорее всего, так и будет ею до конца дней. Впрочем, это было не важно, Мелисента хотела верить, что ей удастся увидеть Гэрольда хотя бы еще раз. Все остальные ее мечты казались теперь несбыточными: после всего услышанного она сильно сомневалась, что Рейгар когда-нибудь станет королем, а Лианна — королевой. Скорее всего, им всем суждено будет закончить свои дни в изгнании где-нибудь в Эссосе, и то в лучшем случае. Может, смерть возьмет всех их раньше… — Вы успокоились? — спросил сир Освелл, заглянув ей в лицо. — Да, вроде… — пробормотала Мелисента. — Тогда стоит вернуться к остальным. Принцесса за вас переживает несмотря на то, что вы наверняка обидели ее. — Лианна ревнива, я бы скорее обидела ее, если бы приняла помощь ее Дракона, — заметила Мелисента, поднимаясь со скамьи. — В одних случаях вы необыкновенно прозорливы, миледи, в других же слепы, как летучая мышь на дневном свету, — хмыкнул Освелл. Девушка окинула его взглядом и поджала губы. — Это на что вы намекаете, сир? — поинтересовалась она. — Заметить то, что Дэйн не ровно дышит к этой девчонке-северянке это вы сразу, а увидеть, что ваше недоверие к Принцу-Дракону ранило принцессу, так нет — тут вы ничего не увидели, — отозвался Уэнт. Освелл снова стал самим собой — насмешливым и грубоватым. Но он, как ни странно, снова был прав, правда, не знал об этом. Того, что сиру Эртуру нравилась Кэтти, Мелисента как раз не заметила. Впрочем, расспросить Уэнта она не могла, иначе бы растеряла всякие крохи его уважения. Пусть думает, что она видела то, что и он, хотя любопытство, конечно, ее так и подначивало узнать, с чего сир Освелл это все взял. Сиру Эртуру палуба «Черной Бэты» была более интересна, чем Кэтти. Во всяком случае, так ей казалось, иначе как он мог оставаться таким равнодушным к дорнийскому белому шелку? Вернувшись к столу, Мелисента обнаружила, что и Дорея, и дети снова были там. Казалось, ничего такого и не произошло: снова велась спокойная беседа о чем-то постороннем, снова наполнялись кубки, и хозяйка то и дело мягко одергивала свою дочь, которая так и норовила вскакивать со своего места и бегать к Лианне, чтобы посмотреть ее золотые украшения. Сама Принцесса-Волчица не была против этого, наоборот, улыбалась ей и давала трогать и разглядывать свои серьги и браслеты и дракона на шее. Рейгар же был молчалив; говорили между собой Дэйн, Лонмаут и Харвелл, а он только смотрел, казалось, на свой кубок, но не видел его. Мелисенте не доводилось много времени проводить с ним, только когда он бывал у королевы Рейлы, но она знала эту его манеру — внезапно, посреди веселья или пира, вдруг погрузиться в тишину и молчание, в свою одинокую меланхолию. Интересно, а сам он сомневался хоть иногда в том, что видел, и в том, во что верил? Спрашивал себя, не безумен ли он и не лучше ли все это оставить миру теней и древних богов, а самому сделать то, что от него так давно ждут? — Как вы себя чувствуете, леди Блэквуд? — голос Рейгара заставил Мелисенту вздрогнуть. В нем звучали стальные ноты — такие, какие ей прежде редко доводилось слышать. Да и вопрос он явно задал из учтивости: судя по всему, после всего, что она тут сказала и сделала, она могла бы катиться в столь любимое верующими в Семерых седьмое пекло, ему до нее не было никого дела. Мелисента невольно взглянула на Лианну: ее подруга смотрела на нее с искренней тревогой, хотя и хмурилась. Надо было как-то извиняться перед ними — так, чтобы они оба поняли, что делает она это от сердца. — Простите меня, ваше высочество, — сказала она, садясь. — Не каждый день услышишь такое и не всякому легко принять и уразуметь сразу все сказанное. Если я задела вас и ее высочество своими словами, еще раз прошу прощения. Я никогда не посмею сомневаться в вас, или в любом другом, кому доверяет лорд-командующий Хайтауэр. «Я не верю, что вы сможете оживить драконов, и думаю, что вы оба натворили дел, какие всем Семи Королевствам придется расхлебывать не один год, но Гэрольд вам верит, а я — ему. Этого достаточно для того, чтобы я была подле вас и была верна вам обоим до последнего вздоха, даже если он случится под изнуряющим солнцем Эссоса», — вот что ей очень хотелось сказать на самом деле. — Вам не за что просить прощения, — коротко ответил Рейгар. Лианна промолчала, но улыбнулась — ей было достаточно и услышанного. Мелисенте очень хотелось как-то отвлечь себя и хотя бы Принцессу-Волчицу от дурных или грустных мыслей и поскорее залатать брешь между ними, поэтому ее взор упал на Кэтти, которая ела мясо в виноградных листьях и отпивала вино маленькими глоточками из своего кубка. Она тут же взглянула на Эртура и увидела, что он наблюдал за северянкой, как-то задумчиво и внимательно, стиснув пальцы на серебряной ножке своего кубка. Никаких влюбленных и страдающих взоров там и в помине не было, во всяком случае, так казалось Мелисенте. Впрочем, сир Освелл был мужчиной, а они, странные существа, друг друга могли разгадывать куда как лучше, чем женщины. То, что Рейгар был влюблен в Лианну, было видно каждому встречному-поперечному, причем, с первого же их танца на пиру в честь короля и королевы в Харренхолле; то, что он, всегда скрытный и отстраненный, не был в состоянии сдерживать свои чувства, говорило лишь о том, что внутри у него, небось, взрывались все Четырнадцать Огней Валирии. Она помнила его с Элией Мартелл: учтив, вежлив, но все так же далек, несмотря на улыбку или беседу. А вот Гэрольда Мелисента поняла и вовсе не сразу: ей долго казалось, что он проявляет к ней внимание и заботу как к дочери своего друга, не более. А сир Эртур Дэйн был извечной загадкой — что там крылось под этой галантностью и учтивостью, одним богам было известно. Может, сир Освелл ошибался, его брат по оружию мог смотреть вовсе не на Кэтти, а думать о чем-то своем. Того, что Мелисента наблюдает за ним, Эртур не заметил: ему задал какой-то вопрос Ягер, и он, казалось, очнувшись от мыслей, посмотрел на друга и тому пришлось повторить. Кэтти же была слишком занята едой, чтобы что-то увидеть. Дорея наконец смогла усадить дочь на ее место, и Рейгар смог заполучить внимание Лианны, правда, ненадолго: к нему зачем-то обратился Лонмаут, и Мелисента, воспользовавшись случаем, поймала взгляд Принцессы-Волчицы. Они перемигнулись друг с другом, и девушка кивнула на сира Эртура. Лианна же осторожно коснулась руки Рейгара и, чуть подавшись вперед, что-то тихо сказала ему. Он улыбнулся ей и, кивнув, взял за руку и поцеловал ее пальцы. — Ягер, если вы не против, когда закончится ужин, я бы, с позволения хозяйки этого дома, поиграл на арфе для дам, — сказал Рейгар. Харвелл хмыкнул и улыбнулся: он, как и все, понимал, что для «дам» обозначало в первую очередь «для своей жены», но кто мог быть против того, чтобы послушать его голос? Мелисента поймала себя на том, что сердце замирало даже у нее. Когда пел Принц-Дракон, то все дамы при дворе плакали, и даже мужчины умолкали, заслушиваясь. — Конечно, я думаю, мы все уже закончили, — сказал Ягер. — А еще я предлагаю для всего этого перейти в сад, мой принц. Я велю слугам принести туда светильники и небольшой столик, и, конечно же, фрукты и сладкое для дам, а для нас вино. Там будет удобнее. Возражений на это не нашлось, поэтому Харвелл позвал слуг, отправив за ними своего младшего сына. Они явились во главе с Мареей, и девушка, выслушав хозяина, кивнула и удалилась вместе с еще одной служанкой, а остальные принялись убирать со стола. Вскоре поручение Ягера было выполнено, и все его гости, вместе с его женой и детьми, смогли перейти в сад. Мелисента, глядя на цветастые ковры и мягкие подушки, расстеленные прямо на траве, на подвешенные на ветви деревьев и высоких кустов светильники, на низенький стол, на котором стояли кубки для вина, само красное дорнийское в большом кувшине и, видать, сок для Лианны, и — к большому счастью Кэтти и детей — лимонные пирожные и молоко, взбитое со льдом, не могла не признать, что здесь было не просто уютно, а сказочно. Невольно ее сердце снова сжалось: в такие минуты ей так отчаянно не хватало рядом своего возлюбленного… но он был далеко и, как знать, что видел серый взор его глаз сейчас перед собой, пока она любовалась красотой и покоем? Рейгар сам принес свою арфу, а сир Эртур — лютню. Мелисента, усаживаясь на ковер рядом с Лианной и Кэтти и расправляя юбки своего платья, гадала, кого еще, кроме Принца-Дракона, им сегодня доведется слушать. Многим молодым мужчинам из благородных Домов давали уроки музыки, если они обладали слухом и умением; впрочем, говорить об этом они не любили — взять хотя бы младшего брата Мелисенты, Титоса. Глядя на своих спутников, девушка невольно думала, кто из них умел петь: сир Эртур, скорее всего, и, должно быть, сир Ричард. Сир Освелл не оставлял впечатления того, кто умел что-либо, кроме войны и турниров, да мастерской игры в кости и кайвассу. Пока Рейгар садился прямо на траву, отряхивал свою арфу от лепестков цветов и проверял звучание струн, Мелисента, взяв Лианну за руку, очень тихо, так, чтобы только одна она и слышала, сказала: — Не обижайся на меня. Я не считаю твоего мужа-Дракона безумным, правда. Но кто-то порой должен задавать вопросы. Принцесса стиснула ее руку в ответ. — Я уже не обижаюсь, — тихо ответила она. — Ты извинилась, этого достаточно. — Мне стоит обращаться к тебе на «вы» и не иначе как к принцессе… я все постоянно забываюсь. Поверь, это не от неучтивости, просто я еще не привыкла. — Пустое, — Лианна чуть склонилась вперед. — Когда мы вдвоем, или с нами Кэтти, ты можешь всегда обращаться ко мне на «ты», как раньше. И я к тебе тоже буду. При остальных все же стоит на «вы», — она опустила глаза, и ее щеки порозовели. — Это не от того, что я заносчива, но просто Рейгар даже с теми, с кем вместе вырос, на людях на «вы». И он не очень любит прилюдные фамильярности, как мне кажется… — Он целует тебя при всех, — как бы между прочим заметила Мелисента, невольно улыбнувшись. — Кто бы уж говорил, казалось… — Но это другое, — возразила Лианна. Спорить она не стала: придет время, и ее подруга-принцесса будет и дерзить своему мужу и возражать ему, но не сейчас. Пока она боялась его расстроить или разочаровать, и это было вполне естественным для такой девушки, как Лианна. Пока Волчица притихла и смирно сидела под крылом своего Дракона, но характер у нее был бурный и вспыльчивый, долго она не сможет быть смиренной и послушной. — Конечно, другое, — согласилась Мелисента, ласково погладив ее по руке. — Не обижайся на меня, иначе я буду чувствовать себя вторым сиром Освеллом. Лианна тихо рассмеялась, а Кэтти, сидящая рядом, громко фыркнула. — А на твоем бы месте, Кэйтилин, — Мелисента намеренно назвала ее полным именем, — я бы не скрещивала руки на груди, пытаясь спрятать то, что надо наоборот… — Ваше платье бесполезно, миледи, — прошептала Кэтти. И тут же добавила, бросив взгляд на Лианну: — Простите, ваше высочество… — Ну, почему? Сир Ричард впечатлился… — Да кому нужен этот сир Ричард! — произнесла в сердцах северянка. Сидящий неподалеку Лонмаут удивленно взглянул на них. Кэтти побагровела от стыда, а Мелисента и Лианна, изо все сил стараясь сдержать смех, уткнулись друг другу в плечо. Сир Ричард усмехнулся, глядя на них, но потом задержал свой взгляд на северянке. Та этого не заметила: она старательно разглаживала юбки своего белого платья. Мысли Мелисенты о том, что только еще третьего в этой истории в лице Лонмаута не хватало, были прерваны музыкой. Рейгар дотронулся до серебряных струн и заиграл, и девушка невольно подумала, что боги в кои-то веки были столь щедры, давая одному живому человеку все полной чашей: и красоту, и мужественность, и голос, и силу руке, что держит меч, и благородное сердце. Но завидовать Принцу-Дракону мог лишь дурак: ноша, что была возложена ему на плечи, была непосильно тяжела, и нести ее мог лишь такой как он. Боги были милосердны и даровали ему Розу Севера. Лианна своей любовью могла бы ему помочь. Если не драконов оживить, то хотя бы не умереть раньше срока. Мелисента знала, что большую часть песен Рейгар сочинял сам, обычно скитаясь в одиночестве или с избранными приближенными где-нибудь в Летнем Замке — или где еще его порой носило. Вернувшись, он всегда проводил первый вечер с матерью — пел ей и играл, и ее дамы имели возможность насладиться порожденными его сердцем и разумом музыкой и песнями. Потом он обычно отбывал на Драконий Камень — именно там кронпринц и проводил большую часть своего времени, и сир Эртур, и сир Освелл, а так же другие его приближенные были с ним. Мелодия была прекрасна, но не менее красивыми были и его голос, и его слова. Рейгар, порой поднимая глаза от струн, смотрел лишь на Лианну, а она — на него. В какой-то миг принцесса поднялась и села рядом с ним — почти вплотную, и больше не отрывала от своего мужа взора. Свет оплывающей свечи Разбит в вине, И отражение горчит Звезды на дне. Ты одинока в небесах, Моя звезда, Улыбка на твоих губах, В глазах беда. И пепел отгоревших снов В моей руке, И соль невысказанных Слов на языке, И чаша выпита до дна, Ну что ж, пора... Ты скажешь мне: — До встречи, брат. — Прощай, сестра. Опять вернуться беглецов Извечный рок — Проклятье замкнутых в кольцо Земных дорог. И ни начала, ни конца Сто тысяч лет. Ты одинока в небесах, Я — на земле. Тоска бескрылых птиц, Что помнят свой полет, Живет на дне моих глазниц И душу жжет. Но нету крыльев, чтоб к тебе Взлететь хоть раз, А звезды падают с небес В земную грязь. Набьется в кудри седина, Как снег в траву, Пусть ты не будешь звать меня — Я отзовусь. И вот шагну через порог, Открою дверь, И назову тебя сестрой... Не верь, не верь... Ты одинока в небесах, моя звезда... Едва смолк его голос и отзвенела музыка, Рейгар отставил арфу на траву и, взяв Лианну за руку, заглянул ей в лицо: глаза у нее покраснели, а щеки были мокрыми. Он же, молча улыбнувшись ей, ласково утер ее слезы и потом, не обращая внимание на то, что на них все смотрят, поцеловал ее, мягко и нежно. Мелисента, в душе припомнив подруге слова про фамильярность, сама невольно отерла глаза. Кэтти, сидящая рядом с ней, и Дорея тоже были во власти охвативших их чувств. Даже дети притихли. — Так не пойдет, — сказал Рейгар. Его голос несмотря ни на что вдруг стал каким-то даже… веселым? Верно — он улыбался, снова берясь за свою арфу. — Я все же обещал радовать прекрасных леди, а не заставлять их плакать. В этот раз из-под его пальцев полилась совсем другая мелодия — яркая, нежная и даже несколько задорная. В платье цвета зари, Рукава — два крыла, По лугам, по лесам По горам она шла, В платье цвета зари, В платье цвета костра, Отряхая крылом Росы с утренних трав, По крови, по грязи, В суете городов, По войне, по весне, Шла по свету Любовь. Шла Любовь. Босиком по стерне Да по острым камням, По горячим от зноя Городским площадям, Мимо шлюх и воров, Мимо лживых молитв, Мимо громких пиров И проигранных битв. Мимоходным касаньем Прозрачной руки Разрушая оковы И ломая клинки. Шла Любовь. И за ней оставались, Как чаши, следы, До краев наполнялись Прозрачной воды. И была та вода, Словно зори, красна, И была она жгуча, Горька и пьяна. На коленях причастье Мы пили из чаш, И слепые сердца Прозревали в тот час, Как шла Любовь. Через ветер и град, Мимо ночи и дня, Через снег, через дождь, По пыли, по камням, В сером рубище нищих, В шелках и парче, По глупым стихам, По обломкам мечей, По войне, по весне, Мимо годов и дней Повинуясь мечте, Шли мы в небо за ней. — А вы, оказывается, и такое умеете, мой принц, — заметил Освелл, усмехнувшись. — Не делайте вид, что не слышали от меня подобного, сир, — отозвался Рейгар. — И чего другого тоже, что в приличном обществе не поют и не играют. — Боги, неужели вы знаете «Медведя и прекрасную деву?» — воскликнула Мелисента. Рейгар покачал головой, все еще улыбаясь. За него ответил Уэнт. — И что похуже, миледи, — сказал он. — Но это для сугубо мужских компаний. — Ужас какой, — произнесла Лианна, беря Рейгара за руку и переплетая их пальцы. — Надеюсь, это останется тайной, муж. Мне хватило той песни, которую ты спел у костра в том дорнийском поселении. — Не сомневайся, жена, — отозвался Принц-Дракон, склоняясь к ней и целуя ее в лоб. — Теперь всем захочется услышать, что же там такое было, — заметил Ягер, поднимаясь со своего места и обходя всех своих гостей с кувшином вина. — Не могу сказать, — ответила Лианна, — но прибывающие там рыцари — охранники одного купца, краснели и не знали, куда себя деть. — Это была всего лишь «Говори», — сказал Рейгар. Дэйн и Уэнт переглянулись, ухмыляясь. Им, конечно же, эта песня была известна, но остальные так и остались в неведении. — Ну, раз так, то все понятно, — отозвался Эртур, берясь за лютню. — Позвольте вклиниться и мне, ваше высочество. Мелисента про себя усмехнулась, подумав, как она была права, предположив, что дорниец тоже умеет кое-что большее, чем рубить головы разбойникам и устраивать драки в порту, да вышибать соперников из седел на турнирах. Она незаметно толкнула Кэтти в бок, вынуждая ее пискнуть и сесть ровно. Мелодия была дорнийской — Мелисента сразу же это поняла, наблюдая за тем, как он быстро перебирал пальцами по струнам. У Эртура был очень приятный голос, глубокий и ровный, и когда он запел, девушка стала зорко присматриваться к нему и к Кэтти. Северянка, само собой, краснела и не знала куда себя деть, но сам Дэйн следил только за струнами и своими руками. Впрочем, слова песни оставляли странное впечатление и заставляли задуматься о том, уж не пытался ли он что-то сказать ими? Когда растает последний лёд, Распустится первый лист И ветер зимние сны унесёт От тёмных очей земли, Когда в небесах рассмеётся вдруг Серебряная гроза И криками птиц отзовётся юг — Тогда я вернусь назад. Вернусь дождём и талой водой, Облаком в вышине, Ветром вернусь и степной травой И жёлтым песком на дне, В лесу оленем, орлом в небесах, Ручьём из глубин земли Пробьюсь, чтобы губы твои ласкать И жажду твою утолить Я стану попутным ветром морей И облаком в летний зной, Ясным огнём в темноте ночей И в чёрном лесу тропой. Куда б тебе не пришлось идти По длани ночей и дней Я буду тебя охранять в пути, Которым идёшь ты ко мне. Когда ветра с четырёх сторон Сойдутся на буйный пир И спелым яблоком упадёт В ладони Вечности мир Когда грядущего солнца побег Пробьётся, беды гоня И время снова начнёт свой бег — Тогда ты найдешь меня. Закончив, он передал лютню сиру Ричарду. Тот, постучав пальцами по светлому дереву, словно размышляя о том, что бы спеть ему, заиграл знакомую Мелисенте мелодию, а когда он запел, то девушка узнала и слова: ее сестра Жианна, любившая музыку, больше всего на свете любила петь ее, будучи, как она выражалась, «в печали». Песня эта, как ни странно, очень подходила ее исполнителю: Лонмаут был родом из Штормовых Земель, и настроение его бывало таким же переменчивым. Темна река и берега В гнилых лохмотьях тростника И тяжела моя тоска — Неси же прочь её, река В высокое небо... В высокое небо... В высокое небо... Несется ветер средь полей, Бросает серый дождь в глаза Я, заплутавший на земле, Стою, открытый небесам Один на дороге... Один на дороге... Один на дороге... И лёгок я, как лёгкий лист, Прозрачен, словно мёртвый лес. На полдороге от земли, На полдороге до небес В объятиях ветра... В объятиях ветра... В объятиях ветра... Рядом с ним сидела Кэтти, и он, взглянув на девушку, передал лютню ей. — Пожалуйте, — сказал сир Ричард. — Нет-нет, я не умею играть, — ответила северянка, спешно отдавая, едва ли не пихая, инструмент Мелисенте. — Миледи умеет. Мы все ее слышали. — Боги… — девушка взяла лютню. — Раз так, то пожалуйте. Но только петь я не буду со всеобщего позволения. А лучше сыграю что-нибудь танцевальное. Я знаю одну молодую женщину, которая очень любит цветы и танцевать, и одного мужчину, который обещал пригласить девушку, но так и не успел, так как на нашем корабле начался переполох из-за появления дорнийского берега, — Мелисента провела пальцами по струнам, и они тихо звякнули. — Думаю, молодую даму пригласит ее муж. А под мужчиной я вас имею в виду, сир Эртур. Вы обещали Кэтти танец на «Черной Бэте». Все четверо ее спутников уставились на нее, а Мелисента довольно, как кошка, нашедшая крынку молока, улыбнулась. Дорея и Ягер переглянулись, и Харвелл как бы между прочим, заметил: — Если сир Эртур обещал, он выполнит свое обещание. — Действительно, — заметил Рейгар, поднимаясь и аккуратно поднимая на ноги Лианну. — Никто из нас не танцевал с самого Харренхолла. А Летний Замок не считается. Последние слова предназначались только для его жены, и Принцесса-Волчица заулыбалась ему в ответ. Эртур же, тихо вздохнув, тоже поднялся. Все их спутники знали, что никакого обещания Кэтти он не давал — это сама Мелисента пыталась его уговорить, но он был слишком галантен, чтобы отказываться и обижать этим девушку при всех. Он подошел к северянке и протянул ей руку, и Кэтти, краснея и смущаясь, поднялась. За ними поднялись и Ягер с женой. Сир Освелл буравил взглядом Мелисенту, видать, посылая на ее голову всяческие кары, а Лонмаут пересел к детям Харвелла: они как раз втихаря, пока родители не видят, уплетали за обе щеки пирожные и молоко со льдом. Ларра, молча вручила ему одно, и он так же молча принялся его есть. Мелисента заиграла легкую танцевальную мелодию и, стараясь не злорадствовать при взгляде на Уэнта, предпочла любоваться Рейгаром и Лианной, или же Эртуром и Кэтти. Принц и принцесса не отрывали друг от друга глаз, уверенно и не глядя выполняя все фигуры танца; оба точно светились от счастья, от каждого легкого прикосновения друг к другу. Кэтти же даже глаз поднять на сира Эртура не смела; из-за волнения она пару раз попутала шаги и наступила ему на ногу, но он сделал вид, что ничего не заметил; он сам вел себя как обычно — безупречно и галантно, ни разу не коснувшись ее ниже талии и ни разу не прижав к себе ближе, чем дозволено приличием. Дорея, в отличие от мужа, не очень хорошо знала фигуры этого танца, и она то и дело натыкалась на Ягера, но его это только веселило, и он тихо, склоняясь к ней, объяснял, как надо было двигаться. Мелисента доиграла мелодию, и едва она стихла, Лианна захлопала в ладоши и, снова взяв Рейгара за руки, привстала на цыпочки и поцеловала его. Кэтти присела в неловком реверансе перед Дэйном, поблагодарив его за танец и, наконец подняв на него глаза, прошептала, кажется, «спасибо». Он только поклонился ей. — Боги, я такая неуклюжая стала, — рассмеялась, садясь на подушку, Дорея, улыбаясь своему мужу. — Я даже не помню, когда в последний раз я танцевала. — Миледи, — к Мелисенте подошел сир Освелл. — Соблаговолите дать мне лютню, если можно. Иначе, боюсь, вы тут еще какой-нибудь танец припомните… — Почему бы и нет, — заметила она, покрепче взявшись за инструмент. — Ее высочество любит танцевать. — Принцессе стоит передохнуть, — сказал Рейгар, усаживая Лианну поудобнее на подушки и садясь рядом с ней. — Я не больна, что дурного в еще одном танце? — возразила она. — Ты ждешь ребенка, — ответил ей Принц-Дракон. Коснувшись пальцем кончика ее носа, он добавил: — Чуть позже, — и, видя, что она собирается сказать что-то еще, предупредил: — Не спорь. Лианна поджала губы и посмотрела на него исподлобья, но смолчала. — Ну, хорошо, сир Освелл, — сказала Мелисента, отдавая ему лютню. — Я не думала, что вы умеете петь. О чем будет ваша песня? — О пауках Харренхолла, — заметила с улыбкой Лианна. — О летучих мышах, — добавила Мелисента. — О рыцарях и драконах, — ответил он, тоже улыбаясь. Шутки девушек его ничуть не задели, даже наоборот. — Надо немного разбавить песни о любви и страданиях, а то вон, сир Ричард и дети скоро все сладкое съедят с тоски. — Надеюсь, ничего пошлого, сир Освелл, — бросила ему Кэтти, расправляя юбки. Как ни странно, Уэнт сделал вид, что не слышал ее. Из под его пальцев полилась веселая мелодия, а слова заставили навострить ушки даже маленьких Харвеллов. У принцессы есть замок, а у вора тюрьма, У порядочных людей есть камины в домах, И метель может сколько угодно по окнам хлестать. А бездомный кот мечтает о том, Чтобы кто-то впустил его в теплый дом, Как уютного зверя, чтоб гладить его и ласкать. А бездомный пес мечтою томим, Чтобы кто-то назвал бы его своим Потому что слишком тяжко влачить одному Груз собачьей верности и любви. Это все так ужасно, что хочется выть, Это все нужно срочно отдать, только знать бы кому. А бездомный певец не знает как быть, Надо б зиму под крышей в тепле пережить И отправится в новый путь с наступленьем весны. А принцесса мечтает сбежать из дворца, Только очень не хочет расстроить отца, А еще боится, что дело дойдет до войны. А у рыцаря есть наверное дом, Только он уже позабыл о нем, Потому что уже сто лет как отправился в путь. А над ним летит дракон в небесах и мечтает о золоте в Лунных горах, Ну а если не в Лунных горах, то еще где-нибудь. У принцессы есть дом, а дома есть кот. Менестрель, пес с рыцарем ушли в поход, Обещая к Зиме непременно вернуться втроем. На пороге их встретят принцесса и кот, Менестрель для принцессы балладу споет О подвигах пса и рыцаря в честь ее. У кого-то мечта, а у кого-то беда, А у кого-то в заду шило, у кого огонь в глазах, Но всем что-то надо, и в этом великий секрет. И лишь дракон в небесах мечтает о золоте в Лунных горах, Хотя точно знает, что в Лунных горах его нет. Эта песня пришлась по душе всем, даже Рейгару, хотя Мелисента почему-то ожидала, что ему не понравится то, что принцесса досталась рыцарю, а дракон так и не получил своего золота в Лунных Горах. Но принц улыбался в своей манере, слегка и касаясь пальцем губ. Сир Освелл меж тем передал лютню Дорее, но она покачала головой, впрочем как и Ягер. — Нет-нет, сир, я не певец, — сказал он, махнув рукой. Лютню предложили Лианне, но она почему-то тоже отказалась. Мелисенту однако это не удивило: подруга всегда считала, что плохо играет и поет, и каждый раз, когда королева Рейла просила ее об этом, для северянки это было настоящей мукой. Инструмент вернулся к Рейгару, но он его не отложил, а наоборот, взял для того, чтобы сыграть. Мелисента знала, что он умел обращаться не только с арфой, но никогда прежде не слышала, чтобы он играл на чем-то другом. Она, как и многие другие, теперь следила за движениями его пальцев на струнах и поймала себя на том, что замерла, слушая мелодию — в этот раз была только музыка, Рейгар не пел. Она не была грустной, но, когда отзвенела, оставила какую-то странную печаль на сердце, и Мелисента снова утерла слезу. Пока Принц-Дракон играл, она думала о Гэрольде и о том, что отдала бы все, чтобы снова, хотя бы раз, его увидеть, и о том, как они прощались. Если бы только она заранее знала, что он отправит ее так далеко, то ни за что бы не согласилась, но Хайтауэр хорошо ее знал и смог получить от нее согласие, воспользовавшись тяжестью мгновения и неразберихой от внезапного отъезда. И теперь их разделяли сотни миль — и кое что большее, чем просто расстояние. За музыкой и беседами вечер понемногу перетек в ночь. Мелисента еще раз сыграла танцевальную музыку — большей частью для Принца-Дракона и принцессы; она в глубине души надеялась, что сир Эртур пригласит Кэтти еще раз, на этот раз без самого наглого вмешательства с ее стороны, но нет. Вместо этого, ко всеобщему удивлению, северянку пригласил сир Освелл, и она, что самое невероятное, не отказалась. Правда, весь танец она хмурилась, и в конце ее реверанс был холоден, как Зима в Винтерфелле. Но Уэнта это только повеселило — он отвесил ей самый церемониальный поклон, на какой был способен, и удалился дальше пить вино с Ягером и Лонмаутом. Рейгар удостоил их еще несколькими песнями и мелодиями, но потом отставил свою арфу в сторону. Дети из-за позднего часа заснули прямо там же, на подушках и ковре; Ягер, с помощью Дэйна и Уэнта, отнес их в постели. Следом за ними удалилась и Дорея, пожелав всем доброй ночи. Мужчины, правда, вернулись, но играть больше никто не играл, теперь они пили вино, вели беседу о празднике Лимонов и обсуждали, как лучше и безопаснее проникнуть во дворец Мартеллов, чтобы не попасться на глаза кому-нибудь из семьи принцессы Обеллы или тех слуг, которые могли узнать Эртура и Рейгара в лицо. Внимательно их слушала только Лианна; Мелисента, уставшая за день, дремала, а Кэтти, положив голову ей на колени, тоже успела заснуть. Перед глазами девушки, точно во сне, вставали картины ее дома: отец, сидящий в своей рабочей комнате, почти не видный из-за стола, заваленного пергаментами и книгами; брат, который носился по коридорам Древорона и пытался спрятаться подальше от учителя танцев и музыки; старшая сестра Бэйла, которая вместе со своими приближенными дамами вышивала у окна большой гобелен с изображением какой-то битвы; Жианна под чардревом, играющая на своей лютне; мать, идущая к отцу с ворохом вороньих посланий и новостей о возможных женихах для дочерей; широкая и зеленая долина, по которой они с Жианной так любили скакать верхом, и леса, куда сестрица наведывалась для своих «бесед» с духами Детей Леса. Интересно, доведется ли ей еще хоть раз побывать дома? Увидеть и услышать голоса родных? Картины эти вскоре сменились другими: Мелисента словно снова была при дворе в Красном Замке, и был пир Первого Дня Лета, когда из Цитадели прилетел белый ворон; и столь редкая в Великом Чертоге звучала музыка, и был бал, и она танцевала с сиром Гэрольдом, кажется, раз пять, если не шесть — каким бы странным это ни было, но точно Мелисента не помнила, настолько она была тогда поражена своими чувствами и счастьем. — Миледи? — раздался голос сира Эртура, и она открыла глаза. Он стоял над ней и над Кэтти. — Мне кажется, вам пора спать. День был очень долгим. Мелисента хотела пошевелиться, но Кэтти спала слишком крепко, сморенная усталостью и вином. Девушка посмотрела на Дэйна, и он понял ее без слов: склонившись, он осторожно и очень аккуратно поднял северянку на руки, и Мелисента смогла встать. — Пойдемте, я провожу вас до нашей спальни, — прошептала она, отряхивая платье от лепестков цветов. В саду никого не было: Рейгар и Лианна уже ушли, Уэнт, Лонмаут и хозяин тоже. Везде царила странная тишина, даже город за стенами этого дома, казалось, притих. Только откуда-то издалека доносился едва ощутимый гул. Здесь же был только ветерок и благоухание цветов и пение каких-то ночных южных птиц. В доме им встретилась Марея; она, молча держа впереди себя светильник, проводила леди Блэквуд и сира Этура с Кэтти на руках до комнаты, отведенной девушкам. Дэйн очень осторожно уложил северянку на ее кровать, потом торопливо пожелал доброй ночи и удалился. Марею выпроводила уже сама Мелисента: служанка собиралась раздеть Кэтти, но наверняка разбудила бы ее, а та спала так сладко, точно дитя, улыбаясь во сне. — Но это платье принцессе подарила госпожа Дорея! — прошептала служанка. — А принцесса одолжила его своей фрейлине! — так же шепотом ответила девушка. — Оно помнется! — И пусть! Приведешь его потом в порядок. Или мне сказать твоей хозяйке, что ты ленишься делать свою работу? Марея надулась, пробормотала что-то про варваров-северян и удалилась. Мелисента некоторое время стояла и смотрела на Кэтти, но та даже не проснулась, только повернулась на другой бок. Завтра утром стоит рассказать ей, кто ее сюда принес, пусть порадуется немного. Потом девушка ушла на свою половину, унося с собой и светильник, чтобы он не бил в глаза спящей. Раздевшись, Мелисента юркнула под одеяло: несмотря на то что это был Дорн, по ночам в доме было прохладно, и было даже приятно лежать под льняным покрывалом и тонким и мягким шерстяным одеялом. От усталости и впечатлений, не в силах сразу же заснуть, она невольно прислушивалась к звукам и своим ощущениям: было странно не слышать скрип корабля и не чувствовать его качку. Где-то совсем недалеко временами слышался очень тихий девичий смех, вскоре сменившийся совсем приглушенными стонами и вскриками, которые, впрочем, могли ей и почудиться. Наконец, понимая, что проваливается в сон, Мелисента, надеясь забрать видение с собой, думала о богороще в Красном Замке, о теплых крепких руках, о серых глазах, о родном голосе, которого ей так не хватало, и о звучании слов «Мел, моя самая любимая на свете».

***

Лианна проснулась посреди ночи от раската грома и шума дождя. Некоторое время она лежала, не шевелясь и удивленно прислушиваясь к звукам снаружи: в последний раз гроза настигла их на Принцевом Перевале, казалось, сотни тысяч лет назад, хотя прошло не больше месяца с тех пор, как они покинули Каменный Приют. Рейгар спал, прижавшись к ней; одеяло, скомканное, было сбито где-то в ногах. От внезапной прохлады Лианна поежилась и очень осторожно, чтобы не разбудить своего мужа, вылезла из-под его руки и невольно потерла шею перед тем, как подобрать одеяло и накрыть и себя, и его. Ее новое платье из черного шелка, вышитое алой чешуей дракона валялось на полу, вперемежку с одеждой Рейгара, но все украшения Таргариенов были все еще на Лианне: ее муж-Дракон пожелал, чтобы они остались, пока они занимались любовью. Дотронувшись до ожерелья, девушка вздохнула и, щелкнув невидимым замочком, сняла его — золото и рубины блеснули в ее руках. Тихонечко встав и еще раз взглянув на Рейгара, дабы убедиться, что он спит, Лианна на цыпочках прошла к комоду и положила на него ожерелье. Следом за ним она сняла и все остальное: серьги, кольцо, браслеты… брошь осталась где-то среди шелка ее платья, но шуршать им сейчас северянка не стала. Еще раз поглядев на тускло светящиеся в темноте украшения, Лианна, вздохнув, направилась в другую часть комнаты — надеть свое исподнее платье и то серое, которое завязывалось на боку. По хорошему, его бы надо было вернуть Дорее, но еще не все ее наряды были готовы, а оно было очень удобным, особенно если надо было быстро одеться. Ей очень хотелось есть, в последнее время волны ночного голода накатывали на нее в самый неподходящий момент. Сейчас же ее и словно бы мутило одновременно с желанием поесть — это было чем-то новым. Что-то кислое обычно помогало сразу, но на тарелке с фруктами оставались только сладкие персики и виноград, и инжир. Гранты, должно быть, можно было найти на кухне, где же еще… Но попросить принести их Лианне не удалось: Рейгар так спешно поднял ее на руки и унес в спальню, что она едва успела попрощаться с сиром Эртуром и остальными. Принцу-Дракону, в отличие от его молодой жены, нравилось видеть золотые украшения его Дома на ней, а вот северянка предпочитала бы снова носить на шнурке кольцо Мейкара и тот медальон, что он подарил ей. Должно быть, они сейчас лежали где-нибудь в карманах у Рейгара, но искать их означало разбудить его, а Лианна и так переживала, что он спит, как говорили на Севере, в пол-уха и в пол-глаза. От голода и легкой тошноты желудок свернулся болезненным комочком, и девушка поморщилась от подступившей к горлу желчи. Все можно было исправить очень просто: пойти вниз и найти что-нибудь кислое на кухне. Но Рейгар запретил ей спускаться одной по лестнице, хотя сама Лианна и считала это преувеличенной заботой и не понимала его страха. Что дурного может случиться, если она сама пойдет, куда ей нужно? Ее матушка не то что по одной лестнице, по десяти ходила, пока ожидала ребенка, она сама это говорила, уверяя мейстера Валиса, что все ее дети были такими здоровыми именно потому, что она не сидела на месте, а наоборот, двигалась и не оставляла своих каждодневных забот. Еще раз бросив осторожный взгляд на Рейгара и окончательно уверившись, что он спит, Лианна крадучись подошла к двери, открыла ее — благо, петли не скрипели — и вышла в коридор, так же беззвучно прикрывая дверь за собой. Было очень темно, только в конце где-то горел светильник, отбрасывающий багровые тени на длинный бледный ковер. Подойдя к лестнице, девушка взялась за деревянные перила и поймала себя на том, что с опаской смотрит на нее. Вот только этого не хватало! Фыркнув, Лианна преспокойно сделала пару шагов по лестнице. — Ты куда собралась, Лианна? — раздался чуть хриплый голос Мелисенты. Волчица тихо вскрикнула от неожиданности и тут же прижала руки к губам. — Боги, Мел! Ты рассудка лишилась, ты меня напугала! — едва ли не прошипела она. — Извини, — так же тихо ответила подруга. — Но я думала, тебе запретили ходить по лестнице одной. Куда ты собралась? — На кухню, — Лианна приподняла юбки своего платья. — А ты? — Хм, совпадение — я тоже, — Мелисента подошла к ней. — Я пить хочу, после этого дорнийского горло сохнет, ужас… А в комнате только кислятина в виде вишневого компота, брр… — она окинула подругу взглядом: в темноте глаза девушки казались черными, как обсидиан. — А ты с каких пор как мышь по ночам ешь? — С тех самых, — Лианна немного раздраженно повела плечами. — Самой тошно, но если я сейчас не съем что-нибудь кислое или соленое, меня правда стошнит. Мелисента улыбнулась и взяла ее за руку. — Давай-ка я тебя провожу, — сказала она. — Надеюсь, никто нас не поймает… — И куда это ты собралась, Лианна? — раздался у них за спинами голос Рейгара. — Как же… — прошептала девушка, закатив глаза. Обернувшись, она пожала плечами. — Никуда, леди Блэквуд хотела проводить меня на кухню. — Так и было, ваше высочество, — подтвердила подруга. — Да-а? — как-то не очень уверенно протянул Рейгар. Он стоял босиком, в одном исподнем, но вид у него все равно был весьма сердитым. — И зачем? — Меня тошнит, — ответила Лианна. — И я хочу есть. Не важно что — соленое или кислое. И чем дольше меня задерживают, тем хуже мне становится. Ее муж-Дракон вздохнул и покачал головой, после чего подошел к ней и поднял ее на руки. — Я сам схожу за чем пожелаешь, — сказал он. — Но только сделай одолжение, не ходи в темноте даже с кем-то по этой лестнице, или вообще по какой-либо, договорились? — Даже с тобой? — невинно спросила северянка, обхватывая его за шею. — Лианна… — тихо произнес Рейгар. — Ладно-ладно, я не спорю и не возражаю. Пока, во всяком случае. — Миледи? — Принц-Дракон обратился к Мелисенте, которая тихо посмеивалась, надеясь, что подруга ее не увидит. — Не соблаговолите ли побыть с ее высочеством, пока меня нет? Это ненадолго. — Конечно, мой принц, — девушка чинно сцепила руки на животе. — Я пробуду столько, сколько понадобится. — Хорошо, пойдемте тогда. Возражать Рейгару не было никакого смысла, Лианна давно это поняла. Он всегда добивался своего мягко и без особых споров и совсем не был похож на Брандона, которому можно было надерзить и все равно сделать по-своему. Но и Лианна ловила себя на мысли, что часто спорила с ним только ради спора, в отличие от своего брата, и соглашаться с Принцем-Драконом было всегда легко и даже приятно. Рейгар усадил Лианну на кровать — ее это почему-то смутило, ведь Мелисента наверняка увидит, какая смятая у них постель — а потом отошел, чтобы зажечь светильник. Леди Блэквуд стояла в сторонке и пару раз улыбнулась подруге. — Миледи, — обратился к ней Рейгар, туша лучину, — прошу вас, приглядите за ее высочеством, чтобы она никуда не ушла и ничего с ней не приключилось, пока меня нет. — Конечно, мой принц, я буду зоркой и внимательной, как сокол, — ответила она. Лианна снова фыркнула и закатила глаза. Рейгар взглянул на нее и хмыкнул, после чего произнес, снова обращаясь к Мелисенте, «миледи, прошу простить меня» и, склонившись, поцеловал свою молодую жену. Северянка залилась краской, а он, довольно ухмыльнувшись, ласково коснулся пальцем кончика ее носа и сказал: — Лианна, прошу тебя, без всяких выходок. Она промолчала, поджав губы. — Лианна? — Хорошо, — ответила наконец девушка. — Вот и славно. Я скоро вернусь, — он взглянул на Мелисенту. — Миледи, вам что-нибудь угодно? — Благодарю, ваше высочество, если только воды, — ответила она. Рейгар кивнул и, еще раз многозначительно взглянув на Лианну, вышел. Она хмыкнула, встала и принялась поскорее поправлять постель. Мелисента бросилась ей на помощь, но девушка мягко ее отпихнула. — Хоть ты не начинай, — заметила она. — Пожалуйста, Мел, я не больна, я беременна! От лишнего движения ничего дурного не случится. Хватит надо мной так трястись. Мне и Рейгара хватает, и Ягера, и теперь наверняка эта троица тоже будет дышать мне в затылок, — она встряхнула одеяло и расстелила его, а потом стала расправлять его по углам. — Еще этот Дракон вечно меня смущает в самое неподходящее время… Мелисента тихо рассмеялась. — Он смущает тебя потому, что так ему легче добиться от тебя послушания, неужели не понятно? — сказала она, подходя к комоду, на котором лежали Золотые Драконы. — Ты теряешься, не знаешь, что делать, и он получает желаемое. Ты же упрямая и всегда хочешь все делать по-своему. Лианна выпрямилась и посмотрела на подругу. — Ты так думаешь? Я этого не замечала… — произнесла она. — Я не думаю, я вижу, — Мелисента коснулась браслета. — Можно посмотреть? — Конечно, — ответила северянка. Помолчав, она продолжила: — Наверное, ты права. Но я никак не могу привыкнуть к тому, что он — мой муж, и мне стоит слушаться его. Хотя, если честно, то он гораздо мягче и уступчивее моих братьев. Я не завидую Кэт, когда она станет женой Брандона. — Слушаться — не совсем то слово, милая Лианна, — Мел надела на свое запястье браслет и вытянула руку, разглядывая его. — Прислушиваться и доверять ему. Рейгар все же старше тебя и знает жизнь, и он тебя очень любит. Обожает, я бы сказала — это сразу видно. Его можно понять, он переживает за тебя, ты его любимая, ты носишь под сердцем его дитя, если с вами что-то случится, он будет винить себя. Тем более, как ты думаешь, сколько раз он видел, как у его матери были выкидыши? У моей матери это было лишь раз, и я, хоть и была ребенком, никогда не смогу этого забыть. А что касается Кэйтилин Талли, то, думаю, завидовать ей незачем — тебе достался Рейгар Таргариен, милая моя Лианна. Даже будь он простым фермером, благородные девицы бы волосы друг другу выдергивали, чтобы поглядеть на него раздетого по пояс и в одном исподнем, не говоря уже о другом. Лианна почувствовала, как ее сердце стиснули холодные когти ревности. Невольно ей вспомнился их первый разговор в богороще и потом все обмолвки о том, что ей никогда не быть с тем, кого она любит, и лучше бы ей его забыть… Может, вся ее дружба всего лишь обман и лишь возможность быть поближе к Рейгару? Мелисента попала в беду, но почему-то приехала сюда, а не отправилась домой в Древорон. Блеск браслета на руке подруги неприятно задел северянку. Всем так и не терпелось примерить их на себя — может, как и роль принцессы Драконьего Камня? — И ты тоже? — спросила Лианна тихо. — Что — я? — повторила Мелисента, удивленно посмотрев на нее. — Ты тоже не против смотреть на него, я так тебя поняла? Повисло напряженное молчание. Лианна хмурилась и злилась, а ее подруга смотрела на нее, явно не понимая, о чем идет речь. Но потом она тяжело вздохнула и, покачав головой, сняла браслет и положила его на место. — Я поняла, о чем ты, — произнесла она. — Но ты, надеюсь, не попутала меня с Элией Мартелл? Ты же вроде беременна, а не слепа. Спохватившись и вспомнив, видать, с кем говорит, Мелисента охнула и прижала руку к губам. — Боги, прости меня, прости пожалуйста! — произнесла она быстро. — Я ляпнула и не подумала! Лианна, — девушка подошла к ней и взяла ее за руки, — я на твоего Принца-Дракона никогда не засматривалась. Моя матушка, правда, в тайне надеялась на другое, но клянусь тебе чардревом и богорощей моего дома и всеми Старыми богами, он мне никогда не был интересен. Мое сердце давно отдано другому, и не только сердце, но и моя невинность. Пока Мелисента говорила, она смотрела Лианне в глаза, честно и открыто, и сомневаться в ее словах даже не приходилось. Жгучую ревность сменил такой же жгучий стыд за свою глупость. — Прости, Мел, я не хотела задеть тебя или обидеть, просто… я иногда с ума схожу от ревности, и это сильнее меня, — пробормотала Лианна, стискивая ее руки. — Ты бы видела, как иногда некоторые на него смотрят! Была одна, в Призрачных Стенах, так похожа на Элию… — она прервалась и посмотрела на подругу. — Но почему ты так уверена, что тебе никогда не быть с тем, кого ты так любишь? Он не любит тебя? Он женат? Или что? Скажи мне, я уверена, теперь я смогу помочь. Та грустно улыбнулась. — Признаться, на твою помощь я и рассчитывала, — сказала Мелисента. — Он не женат, и он очень сильно любит меня. Но он не свободен. У него обеты куда как посильнее любой помолвки или брака, милая моя принцесса. Он гвардеец короля и зовут его сир Гэрольд Хайтауэр. Лианна оторопела. — Лорд-командующий?! — едва не вскрикнула она. Но потом, опустив голос до отчаянного шепота, произнесла: — Мел, ты с ума сошла?! — Кто бы говорил! — так же ответила ей подруга. — Напомнить тебе, кто переоделся мужчиной и устроил маскарад на турнире перед сумасшедшим королем, который бы с радостью тебя зажарил в этих же доспехах? А кто помчался за кронпринцем в столицу, едва он позвал? А кто с ним целовался в книгохранилище у всех под носом месяц напролет? А кто сбежал с ним без оглядки? Не ты ли? Еще и замуж за него вышла и успела понести! И еще я тут с ума сошла? Лианна отпустила ее руки и села — скорее плюхнулась — на кровать. Не признать, что Мелисента была права, было нельзя, пусть ее это и задело. — Ладно, хорошо, — сказала она. — Но разве это не измена? — Не больше, чем то, что вы сделали с Принцем-Драконом, — ответила подруга. — Я свободна и никому не принадлежу; тебя, кстати, ведь обещали Баратеону, а твоего мужа — принцессе Элии Мартелл? И никто не знает о нашей связи, ну… Дэйн и Уэнт, и, конечно же, сам Рейгар тоже… может, сир Ливен. Если бы король Эйрис узнал, он бы Гэрольда казнил и меня следом отправил, просто так, чтобы неповадно было и чтобы лишить своего сына того, кто заменил ему старшего брата или даже скорее отца. Но я надеялась, — она опустила глаза, — что когда Рейгар станет королем, а ты — королевой, ты… вернее, вы… не знаю, может, поможете нам как-то? Хотя я не уверена, что сам Гэрольд захочет оставить все свои обеты ради меня, хотя в его любви я не сомневаюсь. Но мужчины могут быть такими упрямыми! Для такого как он честь может быть превыше всего — почему, ты думаешь, он остался в Королевской Гавани? Каждый день он рискует собой и знает это, но таков его долг. Сможет ли он быть счастливым, зная, что оставил свои обеты, пусть даже ради любимой женщины? И я не знаю, смогу ли я простить себя, если сломаю его своей волей и любовью… Любовь — это смерть долга. Лианна молчала, глядя на нее. — Тогда чего ты ждешь от меня? Или от Принца-Дракона? — спросила она. — Если ты сама не знаешь… Мелисента села рядом с ней. — Я как любая влюбленная женщина хотела бы стать его женой, и рожать ему детей, и быть хозяйкой его дома, — ответила она, — но, если честно, я бы была рада и тому, если бы на наши отношения просто закрывали глаза. По сути же… боги, Лианна! — она опустила голову ей на колени и стиснула в руках складки ее платья. — Я бы просто хотела увидеть его еще раз! Последнее она произнесла судорожно и как-то отрывисто, а потом заплакала. Лианна растерялась: она не знала, что делать, и никогда не видела, чтобы Мелисента лила слезы, она всегда держала себя в руках и всегда отличалась бодростью духа. Ласково погладив ее по голове, Лианна произнесла как можно более уверенно: — Вы обязательно еще раз увидитесь. Я знаю. И я уверена, что сир Гэрольд выберет тебя, если ему представится такой выбор. В конце концов, если ему так хочется служить Рейгару как королю или регенту, он всегда сможет это сделать. Он всегда был и будет рыцарем. Если ты разрешишь, я найду повод и скажу все Принцу-Дракону. — Он все знает, — ответила Мелисента, выпрямляясь и утирая слезы. — Но твое слово все же очень важно, если он будет сомневаться. За одно то, что ты согласилась помочь, я обязана тебе всем на свете. Лианна протянула руки и обняла ее, а потом улыбнулась и отерла ее слезы. — Почему ты такая дурочка, Лианна? — спросила Мелисента, тоже улыбаясь и решая, видать, переменить тему. — Не обижайся на мои слова, но эти золотые украшения, которые я, оказывается, везла через половину Семи Королевств, они такие красивые и так тебе идут. А ты выглядела так, словно на лютоволчицу ошейник надели. Северянка вздохнула. По сути, конечно же, подруга была права, и Лианне они очень понравились. — Их носила Элия Мартелл, и до сих пор они были бы на ней, если бы ее не ограбили в Королевском Лесу, — сказала она. — Так вели Кэтти или этой дурной Марее отчистить их как следует, если в этом дело, — отозвалась Мелисента. — Впрочем, ты столько времени среди дорнийцев провела, что тебе никакая их зараза не страшна. Лианна улыбнулась и покачала головой. — Она носила их, так как сама собиралась быть на моем месте, — продолжила девушка. — Глупости. Их ей дал король Эйрис, Рейгар и не думал… — Думал. Он сам говорил мне когда-то. Хотел подарить ей их сам, если уж ему приходилось на ней жениться. — Но это было до того, как он встретил тебя? — Да, конечно же. Иначе бы эти Драконы покоились на дне Дорнийского Моря. — Ну так в чем дело? — Он хотел ей их подарить. — Боги! — Мелисента закатила глаза. — Ну, и что? Он на ней и жениться собирался, и что? Кто его жена теперь? Послушай, моя Принцесса-Волчица, я много раз видела их вместе в Красном Замке, и, поверь мне, он всегда был с ней учтив и добр, но никогда он и разу не посмотрел на нее даже похоже, как он смотрел и смотрит на тебя. Он даже на «вы» с ней был постоянно и держался на расстоянии. — Он ее целовал. Он сам в этом признался. — А ты никого до него не целовала? — Лианна покачала головой, и Мелисента удивленно вскинула брови. — Ты серьезно? Даже этот твой Баратеон, который вел себя как олень на гону, не пробовал? — О, пробовал, но ничего у него не вышло, — фыркнула Лианна. — Один раз у него почти получилось, но нам помешала тетушка Эльвара, чему я была очень рада. А потом я сказала Брандону, и Роб перестал ко мне лезть. — Надо же, как же Рейгару повезло, ему досталась совсем девица, — заметила Мелисента с улыбкой. — Я вот целовалась и иногда жалею об этом. Но ведь не об этом речь. До Элии, будь уверена, твой Дракон и других целовал. И не одну, наверняка. Лианна снова ощутила волну ревности. Мысли о том, что Рейгар делил ложе с другими, временами посещали ее, но настоять и расспросить его о них девушка никак не могла: она не была уверена, что после этого ей будет легче. — Ты что-нибудь знаешь о его… любовницах? — тихо спросила она. — Он говорил об одной и то после того, как я услышала это от Роберта, но ведь наверняка были и другие… — Я ничего не знаю, правда, — ответила Мелисента. — Такие вещи обычно ходят разве что на уровне слухов, не все же такие как леди Джейни и сир Майлс. Но принц Рейгар всегда был очень скрытен, и, кто знает, что и где было? Нет, сир Эртур и сир Освелл, конечно же, знают, наверняка, и лорд-командующий тоже, но я бы не стала их даже пытаться расспрашивать — они ничего не скажут. Да и ни к чему это тебе, поверь. Я вот не знаю о женщинах Гэрольда ничего и не желаю. Он ведь любит меня, и я у него единственная. Запомни, Лианна: важно быть не первой, а последней. Тем более, ты ревнивая — просто ужас, и тебе будет только хуже, узнай ты все. Ну, какая разница? Рейгар Таргариен не тот мужчина, который будет изменять — он другой. — Я всегда думала, что все мужчины одинаковые и их природу ничему не изменить, даже несмотря на то, что любовь — это всегда хорошо… — М-м-м-м, Лианна… — Мелисента склонила голову на бок и посмотрела на нее так, словно перед ней была самая глупая девица на свете. — А много мужчин ты знала? Кроме братьев и Роберта Баратеона, ну, своего отца? Не знаю про лорда Рикарда, но твой братец Брандон и этот Штормовой Лорд друг друга стоят и те еще… личности. Не обижайся, но про твоего старшего ходят всякие слухи. — Я знаю, — не стала спорить в этот раз Лианна. — Леди Эшару Дэйн эта дорнийская замарашка отослала из-за него. Она мне так и не призналась, но я видела ее с кем-то в Харренхолле. Я думала, это был Эддард, но потом вспомнила, что, когда вернулась, узнала, будто Нэд никуда не ходил в ту ночь. А вот Брандон вернулся сразу за мной, и теперь я думаю, что это был он. Со мной был Рейгар, он видел их тоже, но я все никак не наберусь смелости спросить у него, кого он видел — его зрение в темноте во много раз лучше, чем у меня. Я и так, в общем-то, знаю ответ. Просто боюсь его услышать. Я хотела написать отцу, потом самому Брандону, а потом передумала — Нэд ее любит, Мел. Может, если я промолчу, то он все же наберется смелости и поедет к ней в Звездопад, я писала, что она уехала туда. — Леди Этерли и леди Суонн слышали, что Эшара беременна, — отозвалась, чуть помолчав, Мелисента. — Если это так, то понятно, от кого, моя Волчица. Разве твой брат примет такую женщину? Да еще и… любовницу своего старшего брата? И привезет ее в Винтерфелл, под нос этой вашей благословенной Кэйтилин? Чтобы та смотрела на бастарда своего мужа? И твои лорд-отец и леди-мать это стерпят? — Ты не знаешь Нэда, он совсем не похож на Брана. Он добрый и мягкий, хотя очень упрямый, но очень тихий. И очень благородный… — Но ведь это он настаивал на том, чтобы тебя отдали за этого любителя трактирных девок Баратеона? — Нэд думал, что Роберт исправится. — Пф-ф-ф, — Мелисента фыркнула, совсем как Лианна. — Ты сама говорила, что он знал о бастарде твоего жениха и сам держал девочку на руках, он что, такой наивный? Нет, милая моя принцесса, твой средний брат, конечно же, вне сомнений лучше, чем старший, но тоже тот еще врун — он знал, но готов был отдать тебя Баратеону. — Это все лорд Джон Аррен, — ответила Лианна. — Это он виноват, что мой брат так себя вел. Но вскоре они мало будут видеться с Робертом, и Нэд снова станет самим собой. Он всегда любил меня, и я знаю, что он лучше, чем ты о нем думаешь. Ты и про моего отца говоришь, что он отдал меня Рейгару с корыстной целью, но не может быть так… — Не я одна так думаю. — Мнение леди Этерли и леди Саммер с леди Суонн меня не интересует. — Лорд-командующий тоже так считает, — осторожно заметила Мелисента. — Твой муж-Дракон наверняка думает так же. — Я не вещь, чтобы меня отдавать и забирать, когда кто захочет! — Мы все вещи, Лианна. Разве ты не поняла еще? Просто тебе и мне повезло больше: мой отец слишком мягкосердечный, а твой — прозорливый. И еще тебе повезло, что ты влюблена в своего мужа, а не только он в тебя. Но спорить я не стану, сейчас ты уже в безопасности и можешь думать обо всех так хорошо, как хочешь. Лианна молчала. Сир Освелл там на пристани, да и потом тоже, намекал на то, что ее отец неспроста отпустил ее в Королевскую Гавань. Да и она сама в глубине души это понимала. Но их последний разговор не шел у нее из головы — а скажи она «нет» и Рейгару, и Роберту, что бы сделал лорд Старк? — Кстати, а кронпринц показал тебе письмо твоего отца, которое ему передал сир Эртур? — спросила Мелисента. — Нет, нам было не до того, — краска залила ее щеки, так как Лианна и думать забыла о письме, едва Рейгар стал снимать с нее платье и целовать ее. — Оно, должно быть, где-то тут… Девушка наклонилась над одеждой все ещё валяющейся на полу и, подняв весь ворох на кровать, взялась искать письмо в карманах штанов Рейгара. Мелисента наблюдала за ней, но потом взяла ее за руку, остановив. — Погоди, — сказала она. — Может, лучше подождать немного? Он вернётся и напомнишь ему. Все же не стоит лезть в его вещи без разрешения… — Он мой муж, у нас нет секретов, — ответила Лианна. — Тем более, это письмо моего отца. — Все же не стоит, — Мелисента покрепче стиснула ее руку. — Тем более, может, ему и вовсе не хочется, чтобы я знала, что там написано. Лучше покажи мне свои дорнийские наряды, твое черное платье дивно как красиво! Они интересуют меня больше, чем какая-то жуть из-за Стены. Тебе, кстати, не лучше немного? На тошноту ты уже не жалуешься… Лианна вздохнула и, помедлив, отложила одежду Рейгара. Все же Мелисента была права: Рейгар бы не стал возражать против того, чтобы его жена прочла то, что он и так собирался ей дать, но с леди Блэквуд делиться он, скорее всего, не стал бы. Тем более, он особенно не распространялся про содержание при ней. — Мне уже гораздо лучше, но есть все равно хочется. Пойдем, — ответила Лианна, направляясь к полкам с одеждой. За разговорами она и правда как-то не заметила, что ее больше не тошнило. — Только тут не все, портниха Дореи не успевала сделать все за раз, и я ее понимаю. Рейгар решил меня одеть, как Энна одевала своих кукол. Еще с этим золотом я точно буду как какая-то Мандерли… Мечта тетушки Эльвары. Мелисента рассмеялась, прикрыв лицо рукой. — Ничего подобного, — сказала она. — Ты была прекрасна сегодня вечером. Ты просто привыкла ходить в чем не попадя, боги, как вспомню то синее платье, которое на тебе было надето в первый день после приезда, когда мы в богорощу пошли!.. А ведь в Харренхолле и потом, в Красном Замке, на тебе такие красивые наряды были, просто загляденье! Жаль, они теперь неизвестно кому достанутся, и вообще неизвестно, что с ними там сделают… Лианна поджала губы, но промолчала. Синее платье, как и то перешитое красное, она никак не могла найти уже второй день и подозревала, что никогда больше их не увидит: Дорея грозилась их сжечь, как нечто оскорбляющее ее глаза и, видать, так и поступила. Мелисента рассматривала каждый наряд и с восторгом вздыхала. — Все же, как бы плохо я не относилась к дорнийкам, но я вынуждена признать, что платья у них просто прелесть, — сказала она, прикладывая к себе светло-серое, расшитое по краю напускных рукавов мелкими голубыми цветами. — Только почему у них пояс выше талии? Или мне кажется? — Не кажется, — ответила Лианна. — У меня начнет расти живот, и Дорея посоветовала, что лучше сделать так, чтобы потом носить и на позднем сроке. — Ах, ну да! — Мелисента провела ладонью по шелку. Потом она посмотрела на принцессу и задумчиво хмыкнула. — Каково это? Знать, что в тебе еще одно живое существо? Северянка улыбнулась и пожала плечами. — Очень странно, — отозвалась она, невольно ласково касаясь живота обеими ладонями. — Я пока ничего такого не чувствую, только знаю. Дорея говорит, потом будет ощущаться сильнее — когда ребенок начнет толкаться. — Знаешь… глупости, конечно, — произнесла Мелисента, глядя на нее, — но я как-то читала книгу одного мейстера… вот убей, но не помню, как его звали, но он уверял, что все Таргариены в чреве на самом деле драконы и лишь потом, перед рождением, приобретают человеческий облик. Он говорил, что опирается на наблюдения и всех рожденных до срока и умерших детей от крови Эйгона. — Это писал мейстер Сивалтис, — ответила Лианна. — Я читала его «Размышления о природе и тайне жизни», но архимейстер Гилдэйн считает, что это все ересь, и Сивалтис занимался лжеучением. Он говорил, что все те дети были просто неспособными к жизни уродцами и что у других женщин так же рождаются иногда младенцы с двумя головами или же поросячьими хвостами и даже рогами. — Ну, да… — как-то не очень уверенно произнесла Мелисента. — Однако, у Таргариенов они почему-то всегда похожи на драконов. Ни разу не слышала, чтобы было что-то другое. Лианна промолчала, вспоминая свой сон, в котором она стояла у чардрева в Винтерфелле и видела, как у нее в чреве лежат два дракона — еще совсем крохотные и неразвитые, но это были они, с маленькими крыльями и хвостами и чешуей, и с огненными сердцами размером с ноготок. Она осторожно стиснула пальцы у себя на животе — а если все же мейстер Сивалтис был прав? От крови драконов и древних богов Валирии… И она носила их в себе. А почему именно «их» а не «его» или «ее», Лианна не могла объяснить. Ей казалось, их там двое, но говорить или делиться этой мыслью с кем-то, даже с Рейгаром, она пока не хотела. В конце концов, сны иногда просто сны, да и слова Высокого Сердца могли означать все что угодно.

***

Пока Принцесса-Волчица была занята тем, что показывала своей подруге платья, ее муж-Дракон искал в доме Харвеллов кухню. Найти ее оказалось не так просто: Рейгар проблуждал по дому в весьма неприглядном виде почти четверть часа, пока не увидел полосатую кошку, которая с важным видом, завидев его, подняла хвост и направилась куда-то в сторону кладовых. Она прошмыгнула в одну из приоткрытых дверей, тихо мяукнув, и Принц-Дракон, заглянув туда за ней, понял, что попал куда нужно. Оказалось, что он уже пару раз прошел мимо этой двери, но принял ее за один из входов в подсобные помещения. Кухня в доме Ягера была довольно большой: в одной из стен был очаг с вертелом, посередине стояло два стола, один побольше, другой — поменьше, у него же две скамьи. Глухая стена была заставлена шкафами с кухонной утварью и всякими банками да бочонками с соленьями и заготовками, а на крюках висели окорока и копченная птица — кажется, гуси и каплуны. На большом столе стояли блюда с фруктами, корзинка с гранатами и инжиром и несколько пустых кувшинов с вином. На широком подоконнике у окна расположились в ряд банки с засахаренными ягодами: вишней, взбитой смородиной, крыжовником и еще чем-то, кажется, со сливами. Кошка, не дожидаясь, пока ей что-то предложат, запрыгнула на большой стол и принялась обнюхивать все кругом в поисках чего-нибудь съедобного. Рейгар, глянув на нее, не стал ей мешать: у полосатой были свои заботы, у него — свои. Найти кувшин с чистой водой не составило труда, а вот кружку или хотя бы чашу пришлось поискать; для Лианны он взял целую банку с засахаренными вишнями и взбитой смородиной; утром придется извиняться перед хозяйкой за это вторжение, но его любимая ждала дитя, и все, что бы она ни пожелала, должно было быть исполненным. Одна только мысль о том, что он станет отцом, заставляла сердце Рейгара биться так громко, что, как его не слышали другие, он не понимал. В этот мир явится живое существо, в котором будет и часть его, и часть Лианны — их общее дитя, кровь от их крови, плоть от их плоти. Оно еще не родилось, и ждать его было долго, но Рейгар уже обожал его, и не важно, будет это сын, или дочь. В глубине души он иногда ловил себя на мысли, что хотел, чтобы первой была девочка: в браках с девицами не валирийской крови первое дитя всегда было похоже на мать, а остальные — на отца; у девочки будут такие же серые глаза и темные волосы, как у ее матери, и она будет такой же красивой, как Лианна. Временами Принц-Дракон задавал себе вопрос: а смог бы он любить своих детей, рожденных в браке с нелюбимой женщиной? Наверное, он был бы к ним привязан, но не более, ему казалось, что даже сейчас маленький дракон в чреве его северянки был ему несравненно дороже. Унести все, что могло понравиться Лианне, в руках было невозможно; поднос Рейгар так и не нашел, но зато обнаружилось большое деревянное блюдо, которое вполне подошло для этой задачи. На него поместилось все: и две банки, и ложки, и найденные роговые кружки, и вода для леди Блэквуд, и даже тарелка. Принц-Дракон некоторое время смотрел на небольшую склянку с засоленными в бочке бутонами дымной лозы: Лианна каждый день уплетала их за обе щеки, а он только дивился, как у нее все внутри не сводит от соли и кислоты. Но мейстер был предельно ясен, когда сказал, будто женщина в ее положении может есть такое, что в обычное время и не подумает; не далее как вчера Лианна грызла мелок, который, видать, ей принесла Ларра — такие использовали для досок мейстеры, когда учили детей. В коридоре за дверью блеснул свет, и раздались очень осторожные шаги. Рейгар и кошка на столе, которая вылизывала миску из-под молока со льдом — оба посмотрели в ту сторону. Конечно, в доме Ягера незачем было опасаться какой-нибудь беды, но боги любят осторожность, поэтому Рейгар взял со стола разделочный нож и бесшумно скользнул в тени за дверью. Иногда на кухню но ночам прокрадывались дети, но он всегда их слышал в коридоре: как они посмеивались и переговаривались, а по утрам получали нагоняй от отца. Но в коридоре явно кто-то крался, причем настороженно, и этот кто-то был один. Дверь тихо, с легким скрипом приотворилась; кошка на столе зашипела и соскочила, исчезая во мраке где-то за ящиками в углу. В щели у стены Рейгар приметил фигуру в белом и увидел босые изящные женские лодыжки. — Позор какой, — пробормотала Марея, ее голос он узнал сразу. — Убрать всю посуду и все помыть, видать, не судьба и руки отвалятся. А утром, если я скажу хозяйке, так я доносчица! А тут коты по мискам шарят… «Не только коты, но и Драконы», — усмехнулся про себя Рейгар. Марея открыла дверь шире и вошла на кухню; она была в ночном платье, которое мало что скрывало, но на плечах у нее был цветастый шелковый платок. Она отбросила его на скамью и принялась собирать оставленные с вечера миски, то и дело что-то ворча себе под нос. Принц-Дракон раздумывал, как бы ему выйти из теней так, чтобы не напугать ее, и, подняв руку, осторожно отложил нож на полки, которые были над ним. Нечаянно он угодил локтем в плотную и липкую паутину и почувствовал, как по его руке пополз большой паук; Рейгар невольно дернул рукой и отпрянул, но задел головой полки, и они, вместе со всем, что было на них, с жутким грохотом полетели вниз. Он успел отскочить — и вовремя: наверху, как оказалось, стоял небольшой, но очень тяжелый чугунный котелок. Марея от неожиданности и ужаса выронила из рук всю посуду, которая, само собой, побилась о каменный пол. Не сразу узнав Рейгара в темноте, она с отчаянным криком схватилась за длинный деревянный печной ухват и как следует огрела его по спине и плечам. — Помогите! — завопила она. — Тут воры! Воры! — Успокойтесь, почтенная! — отозвался Рейгар, ловко увильнув от еще одного удара, ухват с треском ударился о стол. — Приглядитесь, какие воры? Марея замерла, как и ухват, которым она собиралась снова огреть Принца-Дракона. Ее глаза стали большими от удивления, и она, едва ворочая языком, пробормотала: — Сохрани меня Матерь… Ваше высочество! Рейгар только бросил на нее короткий взгляд и принялся отряхиваться от пыли и паутины, которая налипла на него. Те места на спине и на плечах, куда Марея угодила ухватом, горели и понемногу начинали ныть. — Что за бес тут происходит, женщина, ты что вопишь, словно тебя насилуют? — раздался голос сира Освелла. Рейгар поднял глаза и увидел его и сира Эртура. Оба предстали в таком же неприглядном виде, как и он сам, но для полноты картины эти двое еще держали мечи: Рассвет тускло светился в темноте. Увидев Принца-Дракона и Марею с ухватом в руках, да еще в ночном платье, они некоторое время молчали. — Мой принц? — произнес как-то осторожно сир Эртур. Сир Освелл тихо выругался, поминая семь преисподних и всех дьяволов, впридачу с дурами-служанками. Первым, что захотелось сказать Рейгару, было «это не то, что вы подумали», и перед его внутренним взором предстала Лианна, которой и меньшего бы хватило, чтобы именно это и подумать. Но и Дэйн, и Уэнт знали его слишком хорошо, поэтому он просто, как можно более спокойно сказал: — Мне кажется, или половине этого дома захотелось перекусить ночью? — Уж кто-кто, а вы этим никогда не отличались, ваше высочество, — ответил сир Освелл, опуская Острое Крыло. Он взглянул на испуганную, краснеющую и все еще стискивающую ухват Марею и бросил ей: — Что за вопли ты подняла, девочка? — Я думала, на кухню пробрались воры… — прошептала она. Рейгар вздохнул и закатил глаза. — Ее высочеству захотелось есть, не отпускать же ее одну по лестнице в темноте? — заметил он. — А с полками тут что произошло? — Дэйн окинул взором кавардак на полу. — Я подумал, что в дом кто-то пробрался и решил поглядеть, кто это, — ответил Принц-Дракон, — нечаянно задел головой полки, и они полетели вниз. У вас есть еще вопросы, сир Эртур? Дэйна его тон не обманул, он, с трудом сдерживая усмешку, покачал головой: — Никак нет, ваше высочество. Уэнт же разглядывал Марею. — Во имя богов, девочка, брось эту деревяшку, прикройся своим платком и дуй отсюда, пока я тебя по заднице этим ухватом не огрел, — сказал он ей. Марея, все еще краснея, что-то проговорила себе под нос, поставила свое «оружие» на место в угол, схватила платок со скамьи и, кутаясь в него, поспешила удалиться. — Это было очень неприлично, сир Освелл, — заметил Рейгар. — Неприличнее, чем эта девица в полуголом виде и вы тут тоже? — Уэнт окинул его взглядом. — Она пялилась на вас так, что даже мне стало стыдно. Если бы сюда вошла принцесса, я даже не знаю, что было бы… Что там говорит обет о защите кронпринца от его собственной жены? — Вроде как вмешиваться мы не имеем права, — хмыкнул Эртур, уже не скрывая ухмылки. — На себя бы посмотрели, — отозвался Рейгар, возвращаясь к столу и оглядывая учиненный беспорядок: ухват Мареи угодил на его аккуратно сложенный поднос, и теперь из целого там остались только банка с засахаренными вишнями и солеными цветами. — Ну, знаете, ваше высочество… Если бы каждый гвардеец вначале штаны натягивал и потом бежал спасать венценосную особу, то драконокровных королей давно бы другой Дом сменил на Железном Троне, — заметил Освелл. — Ваши слова отдают государственной изменой, сир, вы это знаете? — ухмыльнулся Рейгар. Уэнт покачал головой и усмехнулся в ответ. — Что вы вообще тут делаете, кстати? — спросил Принц-Дракон, попутно пребывая в поисках еще чего-нибудь похожего на поднос. — Спасаем вас, мой принц, — ответил Дэйн. — Мы с Освеллом живем тут, на первом этаже, и услышали грохот. — Эртур не пожелал расставаться со мной в страхе, что Кэтти придет и соблазнит его, — не удержался Освелл. — Я же единственный, кто стоит между нею и его честью, вы не знали? — Не сомневаюсь… — отозвался Рейгар. — Раз уж вы тут, помогите мне найти поднос и воду. Втроем они управились гораздо быстрее: Дэйн принес чистую холодную воду, а Освелл отыскал среди кухонной утвари медный чеканный поднос. — Не сочтите за грубость, мой принц, но принцесса действительно это будет есть? Вместе? — спросил Уэнт, глядя на содержимое банок. — Ну, кхм… С некоторых пор у нее странные вкусы, да, — ответил Рейгар. — Неудивительно, что ее потом тошнит, — проговорил Освелл. — Когда моя леди-мать ожидала Аллирию, она ела гашенную известь, — заметил Эртур, — и сырую тыкву с перцем. Женщин на сносях часто тошнит, Освелл, и они все что угодно съедят, лишь бы избавиться от тошноты. Уэнт промолчал. — Вам помочь это все донести, мой принц? — спросил он, обращаясь к Рейгару. — Нет, не нужно, лучше идите и отоспитесь, — ответил Принц-Дракон. — Вы проделали долгий и трудный путь. — Как прикажете, мой принц, — сказал Эртур. — Но если что, вы знаете где нас найти. Да и старого пса нельзя научить новым трюкам: слушать и быть начеку — наша обязанность, как бы ни хотелось иногда просто забыться. — Здесь никому ничего не угрожает, — Рейгар взял поднос. — Я серьезно, Эртур. Никому не известно, что нас ждет дальше. — Это точно, — хмыкнул Освелл. — Кто же мог подумать, что вы тут устроите разгром на хозяйской кухне? Хорошо еще этот котелок вам по голове не попал… — Доброй ночи, — улыбнулся Рейгар им обоим. — Отдыхайте — это приказ. Эртур улыбнулся ему в ответ, а Освелл, усмехнувшись, церемонно отвесил ему поклон. Учитывая то, во что он был одет, выглядело это настолько смешно, что Рейгар едва не уронил поднос во второй раз, впрочем, Уэнт наверняка этого и добивался. Когда они были мальчишками, самым большим шалопаем среди них был именно Освелл; принц не любил шалить, а Эртур всегда держался золотой середины. Ночные походы на Кухни Красного Замка были излюбленным занятием юного Уэнта, а два его друга сопровождали его: один ради приключений, второй — чтобы не казаться «святошей Бейлором», как его часто называли за глаза советники отца. Из-за Освелла им всем троим частенько доставались выволочки; как-то раз он уговорил их напугать принцессу Обеллу и нескольких дам, которые засиживались допоздна за кайвассой и вином, пробравшись по тугой и толстой лозе лилоцвета (8) на балкон и завыв как волки. Глупо, конечно, но даже Рейгар смеялся, глядя, как они все вчетвером с криками разбежались, роняя бархатные туфельки и задирая юбки. А Освелл потом уговорил своих друзей допить их вино — им было, кажется, лет двенадцать-тринадцать, и юный Принц-Дракон впервые в жизни захмелел. Дорнийское было крепким, а они его еще ни разу не пробовали: им давали только белое арборское и то часто разбавленное водой. Что уж они натворили в комнате принцессы, помнил он плохо. Но в голове до сих пор стояла отчетливая картина, как Освелл припасенным грифелем рисовал на доске кайвассы что-то очень неприличное, а Эртур почему-то написал угольком, выуженном из камина, «за Дозор». Причем там был Ночной Дозор, он так никогда и не понял: Дэйн не помнил и половины из того, что помнил сам принц. Рейгар же украл у Принцессы книгу; ее название «О грезах и снах» показалось ему интересным, впрочем, после того как они втроем сбежали из комнаты Обеллы и принялись ее разглядывать, сразу же поняли, что речь там шла о плотских утехах, весьма наглядно изображенных на картинках. Они краснели, но все же досмотрели ее до конца, а потом им пришлось выбросить ее со стены в море. На утро, само собой, все стало известно, и троих провинившихся привели к отцу: он тогда был совсем другим, суровым и порой жестоким, но не безумным; он не стал наказывать их, лишь отчитал и отпустил, а вечером сир Гэрольд явился за ними затем, чтобы отвести их в город — показать настоящую жизнь, в том числе и Блошиный Конец. Про книгу Обеллы никто ничего не сказал и словно бы даже не вспоминал. Вспоминая о былом, Рейгар поднялся наверх, в этот раз без особых происшествий. В доме было тихо, только из-за двери их спальни были слышны голоса и приглушенный смех. Осторожно удерживая поднос на одной руке, Принц-Дракон взялся за ручку и вошел в комнату. Девушки сидели на кушетке у ширмы и, судя по тому, как опустела тарелка с фруктами, зря времени не теряли. Мелисента поднялась, а Лианна осталась сидеть. Рейгар стал замечать за ней, как она нежно и, похоже, даже сама того не понимая, касалась своего живота и поглаживала его, и от этого его сердце таяло, превращаясь в жидкий огонь. Она, как и он, уже любила их дитя, и чем больше времени пройдет, тем сильнее будет эта любовь. — Благодарю за воду, ваше высочество, — сказала Мелисента, присев в коротком реверансе и подходя, чтобы забрать у него поднос. — Где ты так долго был? — спросила Лианна. — На кухне, — Рейгар предпочел не говорить ей об инциденте с Мареей, иначе его Волчица будет ревновать, сердиться и переживать, а ей сейчас надо было беречь себя. — Пока нашел все что нужно, понадобилось время. Вы всем довольны, моя принцесса? Лианна оглядела поднос и тут же выудила вишни из банки. Она предложила их и Мелисенте, но та, жадно отпивая воду из кружки, только покачала головой. — М-м, как вкусно! — протянула его жена. — Боги, как же вкусно! При этом она облизнула пальчик от сахара, и Рейгар замер, заглядевшись на нее. Почему-то его кровь всегда начинала кипеть, когда он наблюдал за тем, как Лианна ела, и порой ужин становился настоящей пыткой: дождаться его конца так, чтобы уйти и не показаться неучтивым или грубым, было тяжело. — Мой принц, я вам, думаю, уже не нужна, — произнесла Мелисента, вынуждая его оторваться от созерцания Лианны. — Я, если можно, налью себе еще воды и удалюсь. — Конечно, миледи, — ответил ей Принц-Дракон. — Простите, что задержал вас. — Вам не за что извиняться, — отозвалась девушка. Наполнив свою кружку, она присела в легком реверансе. — Моя принцесса, ваше высочество… доброй вам ночи. — Доброй ночи, леди Блэквуд, — ответила Лианна, улыбнувшись ей. — Спокойных снов, миледи, — в тон ей добавил Рейгар. Дождавшись, пока она выйдет, он тут же подошел к Лианне и, не обращая внимания на то, что она ест, прямо так, с банкой, поднял ее на руки. — Пойдем в постель. Я не знаю, что ты со мной делаешь, но меня не было около часа, а я уже с ума схожу без тебя, — прошептал Принц-Дракон. — А как же дымная лоза? Я еще ее не ела, — заметила с улыбкой Лианна. — Утром, тебя всегда на кислое тянет утром. А сейчас лучше займись мной. Она рассмеялась и обняла его за шею свободной рукой, невольно попав пальцами по удару, который нанесла ему Марея. Рейгар тихо охнул, и это, само собой, не укрылось от Лианны. Она тут же попросила, чтобы он поставил ее на пол, отложила банку на комод и развернула своего мужа к себе спиной. — Боги! Это еще что такое?! — воскликнула она. — Когда ты уходил, этого не было! Что случилось? Где ты так ударился? — Пустяки, любимая, — ответил Рейгар. — Я просто был немного неосторожен. Лианна выглянула из-за его спины и посмотрела на него. Потом она встала, сложив руки на груди, и поджала губы. — Рей… — произнесла она. — А если правду? Правда могла ей сильно не понравиться, хотя, конечно же, ничего там такого и не было. Но все же, она так смотрела на него и явно начинала сердиться. Рейгар вздохнул и, не удержавшись, обнял ее, а потом поцеловал. — Служанка зашла на кухню, подумав, что я — вор, и огрела меня пару раз деревянным ухватом, пока не поняла, кто перед ней, — ответил он. — Боги! — охнула Лианна. — Она рассудка лишилась? Она ведь знает, что бывает, если кто-то тронет принца крови! — Я же говорю, это пустяки, — ответил Принц-Дракон. — Она не узнала меня, и мне совершенно не хочется разбираться с девушкой из-за такой ерунды. — Я скажу Дорее, — заявила твердо его жена. — Нет, любимая, не скажешь. Оставь, бедная Марея сама перепугалась больше, чем ты можешь представить. — Ты уверен? — она фыркнула. — Приметив тебя в том виде, в котором ты туда направился, она скорее не испугалась… — Ты будешь ревновать меня ко всему живому? — тихо спросил Рейгар, улыбаясь. Он склонился и потерся носом о ее нос. — Буду, — так же тихо ответила Лианна. — И не делай вид, что ты сам не ревнивый. Он снова поцеловал ее и осторожно стиснул ее бедра, чуть приподнимая шелковое платье. — Почему на тебе столько одежды? — прошептал Рейгар. — Не полуголой же мне расхаживать, — ответила Лианна, не удержавшись и подавшись к нему. — Но я бы хотела позаботиться о твоих ударах, для начала, и доесть свою вишню. — Как прикажет моя принцесса, — Рейгар все же поцеловал ее снова, в этот раз в шею, а потом в родинку. Он сел на кровать, а Лианна принесла мазь от ушибов и синяков. Пока она вставала на колени позади него и осторожно водила пальцами по покрасневшей коже, Принц-Дракон думал о том, с какой радостью после всего этого будет развязывать на ее платье все завязки, которые скрывали красоту его жены-северянки. — Рей? — Лианна чуть склонилась к нему. — Можно у тебя что-то спросить? Только обещай мне, что ответишь прямо. — Конечно, — отозвался он, — обещаю. Что такое? — Почему ты так боишься пускать меня на лестницы? — ее нежные пальцы собрали его волосы на затылке, и девушка перебросила их через его плечо. — Я понимаю, что упасть и поскользнуться в моем положении очень опасно, но ведь у меня пока и живота не видно, и я спокойно могу ходить и видеть все, что у меня под ногами. Моя матушка никогда не боялась этого, и делала все, как обычно, она сама говорила это. Я здорова, со мной все хорошо. Ответить сразу было тяжело: но он дал слово, и все же Лианна должна была знать правду, хотя Рейгару и казалось, что его страхи сделают его слабаком в ее глазах. — Когда я был ребенком — мне было, наверное, лет восемь — моя мать, будучи беременной, упала с лестницы у меня на глазах. В окружении своих фрейлин — помнишь ведь широкие ступени в Твердыне Мейгора, которые ведут из башни королевы в зал для пиров? Я до сих пор помню, как она улыбнулась мне, сделала несколько шагов, а потом внезапно упала. Из-за этого она родила раньше срока, но ребенок был мертв. Это была моя сестра Шейна. Иногда я думаю, не толкнул ли ее кто из тех женщин? С ними был и мейстер Пицель… может, это был он. Лианна сидела молча, лишь ласково водя руками по его плечам. — Но зачем им было это делать? — тихо спросила она. — Из зависти? Мой отец-король не был верным мужем, и… ты ведь наверняка слышала сплетни в Красном Замке от фрейлин моей матери, что он брал в любовницы ее дам — настолько часто, что их называли «шлюхами короля»? Принцесса Обелла, мать Элии, тоже была одной из них, и Джоанна Ланнистер, скорее всего, тоже. Но когда это произошло, леди Джоанны уже давно не было при дворе: она была замужем за Тайвином и растила Джейме и Серсею. А вот Обелла — была. Правда, я больше склонен думать на мейстера Пицеля, — Рейгар невольно потер лоб рукой. — Боги, я не помню ни одного случая, когда он кого-либо исцелил. Я родился без его участия, как и мой брат Визерис — роды принимал мейстер Алмон, так как этого блудливого старика не было в столице. Но всякий раз, когда он помогал моей матери, мои братья и сестры умирали. Откуда мне знать, что королеву не травили? Или что моих братьев не отравили? Дэйрон, Эйгон и Джехейрис родились здоровыми, но умерли — кто через месяц, кто через год. Отец, я помню это очень хорошо, в смерти Дэйрона обвинил свою любовницу, а потом кормилицу и казнил их всех. Джехейрис был самым крепким — он прожил год. Его я помню тоже очень хорошо. Я даже играл с ним, пока он сидел у матери на коленях. Лианна чуть подалась вперед и обняла Рейгара за шею, прижавшись щекой к его щеке, а он обхватил руками ее руки. Эта ее ласка была просто целебным бальзамом на душевные раны, которые, даже через столько лет, болели и не желали заживать. Он любил своих братьев — тех, кого успел узнать. — Я знаю, что у королевы Рейлы было много выкидышей, — произнесла осторожно Лианна. — Может, ты прав, и это было сделано намеренно? Может, король Эйрис не так уж и безумен и не просто так окружил Визериса такой заботой и заставил стражу пробовать его еду и питье? Я слышала, что когда родился твой брат, и все лорды прислали ко двору подарки, их сожгли, боясь отравления. Я помню, что мой отец отправил какой-то сундук в Королевскую Гавань и что все везде радовались, когда узнали, что Визерис здоров и все с ним хорошо. — Я тоже это помню — дым от огня виднелся повсюду. Но если отец в чем-то и прав, боясь отравления моего брата, то не туда он смотрит; ему не любовниц своих малолетних надо было казнить, а своих советников, и этого Пицеля в первую очередь. Лианна вздохнула и поцеловала его в щеку. — Я буду ходить по лестнице только с тобой или с кем-нибудь за руку, — произнесла она. — Прошу тебя, не переживай, я буду слушаться и не стану заставлять тебя бояться за меня. С нашим ребенком все будет хорошо, я обещаю. — И ты не обидишься, если я попрошу сира Освелла или сира Эртура всегда быть рядом с тобой, если меня нет? — спросил Рейгар. — Мне будет спокойнее, если я буду знать, что кто-то из них защищает тебя. — Не обижусь, — ответила Лианна. — С ними обоими я лажу, и со мной еще будут Кэтти и Мелисента. Сказав это, она выпрямилась и убрала руки, а через мгновение Рейгар почувствовал ее поцелуи на месте своих ушибов. Кожа и болела и приятно горела, и он невольно стиснул одеяло в кулаке — Лианна, порой, может, сама того не понимая, касалась его или целовала так, что сводила с ума. Но долго эта ласка не продлилась, она взялась за мазь и принялась осторожно втирать ее в ушибы. — Я тебя съем, — проговорил Рейгар, чуть обернувшись. — Прямо сейчас? — тихо рассмеялась Лианна. — Когда ты закончишь. — Боюсь, так сразу не получится, ты обещал показать мне письмо моего отца, помнишь? — она провела рукой по его боку, отчего Принц-Дракон слегка вздрогнул, а потом ласково коснулась губами двух его родинок на шее. — Если ты будешь так меня касаться и целовать, то письмо будет ждать до утра, — предупредил Рейгар. — Кстати, не забудь, завтра нам надо отправиться в септу, я уже договорился с септоном. Лианна вместо ответа поцеловала его в щеку и продолжила свое занятие. Мазь была на основе мяты и какого-то дерева, привезённого из-за Узкого Моря, и от нее боль и жжение на ушибах быстро проходили, оставляя приятный холодок. Закончив, она поднялась и, поставив склянку на комод, отошла к умывальнику, чтобы смыть руки. Рейгар некоторое время наблюдал за ней, потом встал; найдя письмо от Рикарда в карманах своих штанов, Принц-Дракон положил его на подушку, после чего стянул с себя исподнее и, пока Лианна была занята тем, что причесывала у зеркала свои длинные темные локоны, подошел к ней и обнял ее со спины, зарываясь лицом в ее волосы. — Зря ты это делаешь, — проговорил он, стискивая руки чуть ниже живота своей жены. — Они все равно растреплются через несколько минут. Лианна, тихо рассмеявшись, отложила щетку. — Ты прав, — согласилась она. — Ты даже не станешь спорить со мной? — Рейгар чуть отодвинул ее локоны от шеи и поцеловал крупную родинку на ее коже. — Я думала, спорить с мужем — это против законов Семерых. Разве не так говорит Седьмица? — фыркнула Лианна. — Ко всему прочему, когда мой Дракон раздет донага и прижимается ко мне, я не могу особенно спорить. Он тихо рассмеялся, стиснув руки крепче. — Доиграешься, моя милая жена, — прошептал Рейгар. Некоторое время они оба молчали, смотря на свои отражения в зеркале. Из-за света единственного светильника в комнате оно было тусклым и призрачным, точно во сне. — Знаешь, когда мы были детьми: я, Нэд, Хоуленд и Энна — мы развлекались тем, что ставили в комнате зеркала, тащили их изо всех покоев в Винтерфелле и делали из них тоннели. А потом ставили свечи и представляли, что каждое отражение это другая жизнь. Там, где мы другие: дети мясников, принцессы и принцы, драконьи всадники, валирийцы, гискарцы, Первые Люди, Дети Леса… — она вздохнула и накрыла его руки своими, крепко стискивая. — Когда нашу забаву обнаружили — я, кстати, до сих пор думаю, что нас сдал Бенджен, так как его мы в эту игру не брали — нам так досталось. Мейстер Валис нам три дня читал нотации о том, что это все сродни черной магии, и мы самые глупые дети на свете… Она умолкла, и Рейгар почувствовал, как Лианна сильнее подалась к нему спиной, вынуждая его обнять ее еще крепче. — Рей… — едва ли не прошептала она его имя. Это короткое прозвище, на северный манер, звучало как музыка. — Да, моя дорогая? — так же тихо отозвался он. — А кем бы ты хотел быть в другой жизни? — Твоим мужем. Лианна тихонько фыркнула и покачала головой. — Ты и так мой муж, в этой жизни тоже. Я бы хотела, чтобы во всех жизнях мы были бы мужем и женой. Но я не про это… кем бы ты хотел быть, если бы выбирал? Рейгар ответил не сразу. Он задавался этим вопросом и иногда мечтал о том, чтобы быть простым сыном фермера где-нибудь на Просторе. Кем была бы Лианна? Встретил бы он ее когда-нибудь? — Я даже не знаю, любимая… — произнес он наконец. — Может, я был бы каким-нибудь… не знаю, Джоном Пламмом, как тебе такое? Я прибыл бы в Харренхолл, чтобы получше продать свои сливы и тыквы. Увидев тебя, я бы влюбился, и мне пришлось бы тебя похитить, потому что благородная девица как ты никогда бы не стала моей женой с разрешения ее отца. — И как бы ты меня спрятал? — поинтересовалась Лианна. — Меня бы искали всем Севером. — Среди слив и тыкв, в своей повозке, — ответил Рейгар, улыбаясь. Его жена повернулась в его объятиях и прижала обе ладони к его груди. — И потом я бы стала твоей женой, — произнесла она. — Готовила бы тебе, стирала бы в корыте твою одежду и смотрела бы за нашими детьми. И тыквами. А по вечерам гладила бы твои усталые плечи. — Мне нравится, как это звучит, — Принц-Дракон потянулся к ней за поцелуем. — А ты не думал о жизни, где нас с тобой поженили бы? — спросила Лианна, после того как поддалась на его ласку. — Если бы когда-то твоему отцу пришла в голову мысль связать Север и Юг, и меня привезли бы к тебе двенадцатилетней девчонкой? Тебе пришлось бы взять меня в жены, и вместо любовных утех читать мне сказки на ночь. Я бы ходила за тобой хвостом и мешалась бы тебе — или твоим гвардейцам. И еще я бы хотела, чтобы ты брал меня с собой, куда бы ты ни ездил… Тебе было бы… сколько? Девятнадцать? Что ты делал в девятнадцать лет? У тебя… у тебя кто-то был? Рейгар потерся носом о ее нос. Говорить о женщине, которая у него была в то время, он не хотел, хотя и обманывать Лианну тоже было неприятно. Но о его похождениях знали лишь двое, и те никогда бы ничего не рассказали его принцессе, а ей было бы спокойнее просто не знать. — Был. И много — целая библиотека мейстеров и септонов с их трудами, — ответил он. Лианна недоверчиво посмотрела на него, но требовать правды не стала. Вместо этого она осторожно поцеловала его в солнечное сплетение и потом уткнулась носом ему в грудь. — Давай-ка вернемся в постель, — предложил Рейгар, осторожно подхватывая ее на руки. — На подушке тебя ждет письмо от твоего отца, но давай уговоримся: никаких серьезных разговоров на ночь. Ты его прочтешь, а потом все свое внимание отдашь мне. Лианна кивнула, закусив губу. Принц-Дракон отнес ее на постель, аккуратно усадил, и пока она разворачивала свернутый пергамент и читала его, он целовал ее шею и осторожно развязывал узелки завязок. Дочитав, его Волчица тяжело вздохнула и провела пальцем по ровному, слегка угловатому почерку своего отца. — Я так скучаю по нему, — проговорила она. — И по Брану, и по Нэду, и Бену… Ты же повезешь меня в Винтерфелл, правда? — Конечно, любимая, — Рейгар прижался подбородком к ее плечу. — Но прежде пусть они погостят у нас. Тебе надо беречь себя. — Ты поладишь с моими братьями, я обещаю… — Ради тебя я все сделаю, Лиа… — он поцеловал мочку ее ушка и потянул к себе на колени. — Иди ко мне… — Рей… можно вопрос? — она чуть уперлась и не пересела на него. — Мы же договорились, что не сейчас? — немного строго напомнил он. Лианна фыркнула — Рейгар обожал эту ее манеру, ему сразу же хотелось целовать ее в нос. — Завтра тогда? — поинтересовалась она. — После того, как вернемся из септы — сколько ты захочешь. Я обещаю. Она промолчала, только взглянула на него, и одного ее взгляда было достаточно, чтобы понять: теперь он может делать все, что пожелает. Его руки скользнули в запах ее платья и раздвинули две половинки, обнажая ее тело. На Лианне была шелковая исподняя юбка, но ее трогать Рейгар не стал, как и снимать платье до конца. Его пальцы осторожно сжали ее пышную белую грудь, пока она тихо не простонала и не закусила губу. Он теперь пытался быть более осторожным с ней; Лианна была подобна хрупкому сосуду из прозрачного белого стекла, и внутри нее разлился свет. И он принадлежал лишь Рейгару — никому другому. Свое сокровище этот Дракон никогда бы никому не отдал и умер бы, защищая ее. Лианна на миг освободилась от его рук, но лишь для того, чтобы пересесть к своему мужу на колени. Она сняла свое платье, оставшись лишь в шелковой юбке, которую задрала повыше, садясь на него. Его северная девочка только училась искусству любви, и Рейгар не торопил ее и старался особенно не принуждать: Лианна сама должна была понять, что нравится ей и что нравится ему, путем касаний, ласк, поцелуев… Кое-что она уже знала, как например то, что он начинал гореть желанием, глядя, как она ест, — ее это и смущало, и веселило одновременно. И то, что Рейгар терял всякое самообладание, когда она вот так садилась на него — немного развязно, задрав повыше исподнюю юбку, в то время как ничего, кроме этого тонкого, полупрозрачного шелка, на ней и не было. Но самым большим соблазном для него были ее родинки: на груди, на шее, на руках, на бедрах, на животе… Еще с первого раза, когда он увидел только часть из них на берегу Божьего Ока, пока она стояла в одном корсаже, раздетая, и сразу не подумала прикрыться, так как была напугана… Теперь каждая ее темная точка была его; для Рейгара это было подобно ритуалу — целовать их утром и вечером. Лианна потерлась носом о его нос, а потом поцеловала — ласково и нежно, пытаясь повторить лиссенийский поцелуй. Свои сто и двадцать, которые она была должна, Лютоволчица исправно возвращала своему Дракону каждый вечер, когда они ложились спать, после же они предавались любви почти всю ночь напролет. Рейгар некоторое время поддавался на ее ласки, с любопытством ожидая, что она сделает дальше; Лианна понемногу смелела, и ему казалось, она была бы не против коснуться его члена рукой, но каждый раз стеснялась и отступала. Видать, ей нужна была помощь, и не оказать ее было нельзя. — Лианна… — прошептал Рейгар и крепко прижал ее к себе одной рукой, настолько тесно, что жар ее лона сводил его с ума, и хватило бы одного легкого толчка, чтобы войти в нее. Но иначе снова придется ждать — до завтра, а ждать Дракон не желал. Едва касаясь ее губ губами, он продолжил: — Дотронься до меня. Объяснять как и где, не нужно было: Лианна густо покраснела — это было видно даже в тусклом свете догорающего светильника — и чуть отпрянула, упершись руками в его плечи, но Рейгар удержал ее, крепко схватив за бедра. Иногда надо было проявить настойчивость и немного силы, иначе так она стесняться может еще месяц, если не больше. Лианна смотрела на него, но не решалась. Вместо этого она потянулась, чтобы поцеловать, но он чуть отстранился, с легкой улыбкой показывая ей, что отвлечь и провести его сегодня не удастся, как сильно бы ему самому ни хотелось бы целоваться. Подождав несколько мгновений, Рейгар сам взял ее руку и, преодолев легкое сопротивление, стиснул ее пальцы на себе. Лианна судорожно сглотнула и попыталась вырвать свою руку, но он удержал ее, и больше она не противилась. — Смотри мне в глаза, — велел он, видя, что она, все еще пылая от смущения, не знает куда себя деть. — Лиа, слышишь? Смотри мне в глаза. Она, закусив губу едва ли не до крови, подняла на него свой темно-серый взор. Рейгар знал, как сильно и быстро бьется ее сердце, чувствовал, как крепко она стиснула свои бедра вокруг него, и его рука отчётливо ощущала жар ее влажной промежности. Лианна не отводила глаз, пока он настойчиво сжимал ее руку на себе и показывал как надо правильно касаться и двигать пальцами. — Теперь ты сама, — прошептал Рейгар, подавшись вперед и осторожно отпуская ее. Лианна руку не убрала, но ее пальцы замерли. Впрочем, потом она словно отмерла, а он, с трудом удерживая себя, принялся целовать ее родинки на ложбинке и стиснул рукой ее грудь. Касания Лианны становились все смелее, а его поцелуи все более страстными и настойчивыми. Не в силах разжать пальцы на ее груди, Рейгар целовал ее шею и губы — грубовато, то и дело кусая ее нижнюю губу, зная, что от таких ласк они распухнут и покраснеют утром, но пусть все знают чья эта красавица, и пусть она сама в первую очередь не забывает… Он ласкал ее так, пока не стал понимать, что его сознание туманится от страсти и желания, от каждого движения руки Лианны, от каждого ее касания. Когда живот у его принцессы-Волчицы будет настолько большим, что они не смогут заниматься любовью, подобные ласки будут единственным утешением, но сейчас пока можно было все, он хотел пользоваться каждым мгновением. Рейгар резко приподнялся, Лианна охнула от неожиданности, когда он уложил ее на спину, задрал юбку до самой талии и резко, может, даже слишком, вошел в нее. — О боги, Рейгар! — приглушенно простонала она, обхватывая его ногами покрепче. Обычно он всегда пытался призвать ее к тишине, но говорить не было сил. Принц-Дракон склонился и поцеловал ее, их языки прижались к другу другу так же тесно, как и тела, и, не отпуская, начал двигаться. Он уже брал ее сегодня раз, но сейчас так желал ее, что, казалось, ничего и вовсе не было. Лианна была страстной и огненной, когда забывала о смущении и небольшом страхе, который она все еще порой испытывала. Сейчас для нее во всем мире был только Рейгар, как для него — лишь она, и его Лютоволчица отчаянно подавалась навстречу каждому толчку, от чего ему хотелось брать ее сильнее и крепче. Остановиться и замедлиться было невозможно; захоти Рейгар сделать это, он бы просто не смог, его точно влекла какая-то неведомая сила, яркая и ясная, ослепляющая, как солнечный свет. Лианна была сосудом, полным этим светом, и он хотел обладать им, у него одного было право, его одного она допускала до себя, его одного она любила. В какой-то миг поцелуй пришлось разорвать: Лианна громко простонала его имя, и ее лоно так тесно сжалось вокруг него, что Рейгар не удержался и, зажав жену что есть силы между собой и постелью, излился в нее. Она же, снова простонав, обняла его за шею и прижала к себе, что-то едва слышно прошептав. — Что такое, Лиа? — Рейгару самому было тяжело говорить, но если он сделал ей больно… Но его Лютоволчица улыбалась, тяжело дыша и все еще крепко к нему прижимаясь. — Ничего, — прошептала она чуть громче. — А все же? — он не смог не улыбнуться ей в ответ. — Ты что-то… сказала… повтори. Лианна улыбнулась снова и зажмурилась. Некоторое время она молчала, лишь касаясь его влажных волос на затылке. — Это… очень пошло… — проговорила она наконец. — Ничто не пошло из твоих уст. Скажи мне. — Дракарис. — Что? Лианна смущенно посмотрела ему в глаза. — Дракарис, — повторила она. — Ты — мой Дракон, я — твоя всадница, и … каждый дракон извергает пламя. Ты свое — в меня. Рейгар тихо рассмеялся и поцеловал ее, в этот раз гораздо нежнее, а потом, отпустив Лианну, лег рядом и привлек к себе, обнимая. Некоторое время они так и лежали, молча, в объятиях друг друга, пока она не начала осторожно шевелиться и пытаться высвободиться из его рук. — Ты куда собралась? — тихо спросил Рейгар. — Я думала, ты спишь… — проговорила смущенно Лианна. — Нет, и не думал пока… — он коснулся ее щеки. — Куда это вы намеревались сбежать, ваше высочество? — Я хотела поесть, — произнесла она смущенно, все же высвободившись из крепких объятий и сев на постели. Рейгар хмыкнул. — Хорошо, я еще раз схожу на кухню, — сказал он, тоже садясь. Лианна коснулась его локтя. — Не надо, у меня есть засахаренная вишня. Мне ее хватит до утра. — Тогда сиди, я сам принесу. — Рей… — она вздохнула. — Я сама могу пройти до стола и взять то, что мне нужно. Это же не лестница, верно? Спорить Рейгар не стал, он так любил Лианну и так боялся за нее, что иногда не знал меры в своей заботе о ней. Дракону хотелось взять свою Лютоволчицу под крыло и не выпускать ее никуда, не отпускать ее от себя, но она и так во многом уступала ему, хотя бы в том, что слушалась и особенно не перечила. Уж как Лианна умела упрямиться и все равно делать то, что она хотела или считала нужным, Рейгар знал и видел. Она бежала из одних оков не для того, чтобы попасть в другие, а он никогда не стал бы тем тюремщиком, которым бы обязательно со временем стал Роберт. Размышляя об этом, Рейгар наблюдал, как Лианна, и не думая одеваться, прошлась, чуть охая, до стола, а потом вернулась в постель с банкой вишни. Некоторое время они снова молчали: она уплетала за обе щеки засахаренную ягоду, а он смотрел на нее, пока, не удержавшись, не подсел ближе, обнял ее за плечи и потянулся за поцелуем. Но вместо губ своей жены он получил вишню, которую пришлось прожевать и съесть. Вторая и третья попытки закончились тем же, причем Лианна тихо смеялась и продолжала есть; когда Рейгар попробовал забрать у нее банку, она ухватилась за нее обеими руками и спрятала за спину. — И не думай даже, — предупредила девушка. — Я буду рычать. — Рычать и я умею, — отозвался он. — И пострашнее тебя. Лианна снова рассмеялась и покачала головой. Рейгар, воспользовавшись тем, что она на миг потеряла бдительность, обнял ее и снова потянулся за поцелуем, но она вовремя успела убрать банку за подушку, и он невольно едва ли не повалился на нее. Поцелуй угодил в щеку: Лианна намеренно отвернулась, зажав между губами одну вишенку. Рейгар улыбнулся и наконец поцеловал ее, но для этого ему снова пришлось съесть ягоду. — Лиа, перестать меня дразнить, — проговорил он. — Нам обоим надо поспать, уже скоро начнет светать. — Откуда ты знаешь, что скоро? — прошептала Лианна, обнимая его за шею и целуя в ответ. — Еще совсем темно… — В саду поет соловей — они всегда поют перед тем, как взойдет солнце. — У нас на Севере пели зарянки и малиновки, — ответила она. — Причем, прямо у меня под окном, они жили на огромном страж-дереве прямо у моей башни. Рейгар ласково убрал прядку волос с ее лба. — Тебе говорили, что ты самая красивая на свете? — проговорил он. — Ты мне это говоришь, — отозвалась Лианна с улыбкой. — Еще Нэд, и отец. Но ты — чаще всех. — Поцелуй меня и давай поспим хотя бы немного, — Рейгар потерся носом о ее нос. — Мой Дракон устал? — промурлыкала она, словно намеренно дразнясь и обхватив его ногами. Вместо ответа он стиснул ее в объятиях и, тихо и утробно зарычав, принялся покрывать ее лицо и шею поцелуями. Лианна рассмеялась и, чуть посопротивлявшись, сдалась на его милость: они поцеловались, он стянул с нее исподнюю юбку, а потом, снова крепко прижавшись, натянул одеяло почти с головой на них обоих. Рейгар подождал, дабы убедиться, что его принцесса точно уснула; Лианна, чуть поворочавшись, наконец затихла и задышала ровно. Любуясь ею спящей и расслабленной, Принц-Дракон даже не заметил, как сам провалился в глубокий и спокойный сон. Утром их разбудил стук в дверь — очень осторожный и деликатный. Лианна открыла глаза и приподняла голову, но потом, что-то проворчав про то, что им поспать не дают, повернулась в его объятиях и снова закрыла глаза. Рейгар бы и сам не отказался от еще пары часов отдыха, но солнечные лучи уже во всю проникали в комнату, их наверняка ждали к завтраку, да и септона — на удивление очень почтенного и строгого на вид человека — не хотелось заставлять ждать. Рейгар поцеловал свою жену в лоб, а потом, осторожно выпустив ее из объятий, поднялся. Лианна попыталась удержать его, но не вышло — он мягко разжал ее руки, и она, открыв глаза и нахмурившись, приподнялась на локтях. Она была такой трогательной и милой, все еще полусонной, со взъерошенными волосами, что Рейгар едва не забыл все на свете, желая лишь вернуться к ней и снова ее приласкать. Стук снова повторился и раздался голос Кэтти: — Миледи… то есть, ваше высочество… простите, но уже утро, и меня просили напомнить, что вы куда-то собирались. — Кэтти… — проворчала Лианна, садясь и тут же приглаживая волосы руками. И, чуть громче, так, чтобы ее услышали, сказала: — Благодарю, мы уже проснулись. — Госпожа Дорея велела мне принести вам холодную воду для умывания, — как-то немного жалобно произнесла девушка из-за двери. Рейгар улыбнулся — он как раз успел натянуть исподнее — и, взглянув на Лианну, произнес: — Надо ее впустить, любимая. — Ты не одет, — возразила Лианна. — Так это легко исправить, я приведу себя в порядок внизу, чтобы не мешаться тут. Девушка нахмурилась еще больше. — Не уходи, — попросила она. Рейгар улыбнулся и ласково коснулся ее щеки. — Это ненадолго, милая, — ответил он. — Всего лишь на час, не больше, потом я снова буду с тобой. Тебе же тоже нужно немного времени для себя. — Пока мы были вдвоем, я прекрасно могла выделить его и при тебе, — Лианна явно была недовольна. Она раздраженно отбросила одеяло и поднялась, подхватив свое платье с пола и надев его. — Я скучаю по нашей Башне, Рей. Иногда я думаю, что лучше бы мы там навсегда остались. Рейгар не сразу нашел что ответить. Вместо этого он привлек девушку к себе и ласково поцеловал ее. — Не сердись, моя Волчица, — произнес он. — Я бы тоже хотел, чтобы мы там остались, но ты же знаешь, что это было невозможно? Однажды мы туда вернемся, я обещаю тебе. Лианна тяжело вздохнула и разжала руки. — Хорошо, — произнесла она, все еще хмурясь. — Иди, раз уж собрался. Она на него обиделась — это было видно. Рейгар обнял ее снова, в этот раз со спины и поцеловал ее в шею, ласково погладив ее живот, и с радостью увидел, как она заулыбалась. В дверь снова постучались. — Войди, Кэтти, — громко сказал Принц-Дракон. Потом, уже тише, добавил, все еще обнимая жену и прижавшись губами к ее ушку. — Или как мне к ней теперь обращаться? Госпожа… как ее зовут, мое счастье? Лианна тихо рассмеялась. — Флетчер, — ответила она. Кэтти тем временем открыла дверь: обе ее руки были заняты тазом и кувшином, на плече и на локте висели полотенца и оставалось загадкой, как она вообще смогла дотянуться до ручки. Завидев обнимающихся Рейгара и Лианну, она густо покраснела и опустила глаза. — Простите, — пробормотала она. Принц-Дракон снова поцеловал свою жену, потом отпустил ее и отошел к полкам, где лежала вся его одежда. Уилласа, который обычно занимался всем и вся, тут не было, но Рейгар всегда был вполне самостоятельным и даже предпочитал обходиться сам, поэтому он взял то, что хотел надеть в тот день, и кое-какие вещи из ящика. Чуть склонив голову, он обратился к Кэтти: — Госпожа Флетчер, оставляю на вас принцессу. Приглядите за ней. Северянка что-то пробормотала, продолжая краснеть. Рейгар про себя усмехнулся и, улыбнувшись Лианне, поспешил вниз, в купальню, которая была отведена для мужчин. По пути ему встретились служанки: они, присев в реверансе, не посмели поднять глаз, но он услышал, как они тихо захихикали ему вслед. Марея, небось, уже успела рассказать всем о том, что было на кухне, дорнийки особенной щепетильностью и скрытностью в таких вещах не отличались. Хмыкнув, он решил не обращать внимания на такие пустяки. В купальне его встретили Ягер, Освелл и Эртур. Причем, хозяин дома был в очень хорошем настроении — одетый в одни штаны, закатанные до колен, босой и с полотенцем на голове, он от души посмеивался над обоими гвардейцами. Дэйн и Уэнт выглядели уставшими, но Эртур хотя бы сам улыбался, в отличие от Освелла, который был мрачнее ночи. — Доброго утра, — сказал Рейгар, заходя и закрывая за собой дверь. — Что тут происходит? — И вам того же, ваше высочество, — ответил Ягер. Кивнув на остальных двоих, он усмехнулся. — Да вот слушаю тут про ваши ночные похождения на кухне. — Кхм, — Рейгар взглянул на своих друзей, а потом на хозяина. — Я прошу простить меня за учиненный беспорядок, я все возмещу. Это было случайностью. Просто принцесса захотела поесть, а я был очень неосторожен, и, боюсь, напугал вашу служанку. — Пустяки, мой принц, — ответил Ягер. — Не сочтите за дерзость, но приберегите оставшееся у вас серебро и золото на более серьезный случай, побитая посуда это ерунда и к удаче, как у нас говорят. А служанку мою вы не напугали, наоборот, вдохновили, можно так сказать. Рейгар вскинул брови в удивлении. — Я не совсем вас понимаю, — произнес он. Ягер кивнул на Освелла и Эртура, которые до этого молчали. — Спросите у них, мой принц, — ухмыльнулся он. — Что произошло? — поинтересовался Рейгар. — Ничего такого, ваше высочество, — ответил Эртур. Он улыбнулся и, бросив взгляд на Освелла, продолжил: — Я возвращал долг чести своему брату по оружию. — Брату? — отозвался Освелл. — Да Харренхольские пауки тебе отныне братья, Меч Зари. — Я снова спрашиваю, что произошло? — повторил Рейгар. — Сущие пустяки, — отозвался Эртур. — Вчера ночью Марея восприняла угрозу сира Освелла как приглашение. Ну, вы помните? Про зад и ухват. Мне пришлось напомнить о нашем обете и о том, что связываться со служанкой, не в обиду Харвеллу сказано, это ниже достоинства гвардейца короля. Меня не услышали, и пришлось выдворить девушку прочь силой. При этом Ягер громко хмыкнул и, не удержавшись, рассмеялся. Дэйн, видать, тоже не выдержав, присоединился к нему, прикрыв лицо рукой, чтобы не смотреть на Освелла. Уэнт сохранил каменное выражение лица. — С девицами Мирии я тебя еще понял и даже согласился, — заметил он, обращаясь к Эртуру. — Но от Мареи ты что хочешь? Дэйн, я тебе еще раз повторяю, что ты — распоследний негодяй во всех Семи Королевствах. Сам девчонку-северянку к себе не подпускаешь и другим не даешь жить. — Я вернул тебе долг чести, — отозвался Эртур. — Я так понимаю, тебя больше от северянки защищать не надо? — ответил вопросом на вопрос Уэнт. — Тогда я переселяюсь к Лонмауту, и пеняй на себя, — он взглянул на Принца-Дракона. — Прошу простить меня, мой принц, но я пойду, если я вам сейчас не нужен. Мне надо вещи перенести. — Идите, сир Освелл, — ответил Рейгар. Он сам с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, но ради Уэнта держался до последнего. Тот вышел, за ним вскоре ушел и Ягер — его позвал слуга по какому-то домашнему делу. Принц-Дракон тем временем успел умыться, а потом залез в холодную чашу купальни; они с Эртуром только переглянулись, но молчали некоторое время, так как тот брился, и одно неосторожное движение могло оставить глубокий порез. — Простите за этот балаган, мой принц, — сказал наконец Дэйн, когда закончил. Рейгар, наслаждаясь прохладой воды, открыл глаза. — Иногда с Освеллом сладу нет, а я, увы, не Хайтауэр, при нем он бы себя так не вел. — Нашел чем удивить меня, — ответил Принц-Дракон, улыбнувшись. — Будто бы мы друг друга с детства не знаем. Ну, тянет его на простолюдинок, Эртур, оставь его в покое. Мы все живые люди и не без ошибок и слабостей. — Я бы оставил, но в доме дети, и они спят на первом этаже сейчас, раз тут гостит столько людей, — ответил Эртур. — Они и так вчера перепугались из-за грохота и шума, мне пришлось ходить и успокаивать их, чтобы они не будили мать и отца. И даже если оставить все это, он королевский гвардеец. Рейгар взглянул на него. Невольно он подумал о Кэтти: девушка была ровесницей Лианны, он знал это от своей жены, но была высока и тонка, слегка угловата и из-за длинных светлых волос и больших наивных глаз казалась младше. Но спрашивать у Эртура о том, что он там на самом деле думал о ней, Принц-Дракон не стал — некоторые вещи должны оставаться тайной даже от самых близких друзей. В конце концов, рано или поздно, он сам все расскажет, если захочет. — Насколько я знаю, ваш обет не предполагает воздержания — обет безбрачия это не то же самое, — заметил Рейгар очень осторожно. Они почти никогда не говорили об этом с Эртуром, несмотря на близость, подобную близости братьев. — Никто и не спорит, — ответил Дэйн. Он аккуратно омыл лезвие бритвы и вытер его о полотенце. — Но все же есть разница. Есть нарушения… и есть нарушения. Когда дело касается большой любви, как у Ливена с Дарой или как у Гэрольда с леди Блэквуд, это одно, но путаться — иначе я просто это назвать не могу — со служанками и шлюхами из борделя уже совсем другое. Это низко и недостойно. Пусть Золотые Плащи так поступают, если им угодно. — Чем же шлюха из борделя и куртизанка из дома подушек отличаются друг от друга? — заметил Рейгар. — Им обеим платят за определенное дело, и давай будем честны, разница лишь в цене. Из ста любовников куртизанки скольким интересна ее душа и то, сколько книг она прочитала? Кому из них важно, на каком инструменте она играет и сколь хорош ее голос? В конечном итоге важно лишь одно: насколько хорошо она делает то, за что ей дают монету. Эртур ответил не сразу; он вытер все еще мокрые короткие темные волосы и потом некоторое время комкал полотенце в руках. — Может, оно и так, конечно, — сказал он наконец. — Но дело в чести. Если в таком случае вообще можно говорить о чести. — Ты пытаешься что-то сказать, Эртур, — Рейгар посмотрел на него, — но либо сам не уверен, либо просто не хочешь выражаться грубо. Дэйн улыбнулся. — Ты хорошо меня знаешь. Я всего лишь хочу сказать, что я презираю похоть, — отозвался он. — Я же тоже не из железа или дерева сделан, верно? Но если уж марать белый плащ, то ради чего-то стоящего. Именно поэтому я не могу винить или порицать Ливена или Гэрольда, или даже Барристана. — Но ведь ты бывал с женщиной и не единожды. — Поэтому я знаю, о чем говорю. Теперь пришел черед Рейгара молчать. — Бежать от себя вечно нельзя — все равно не убежишь, — заметил он наконец. — Просто когда придешь, может быть слишком поздно. — Я думал, Лютоволчица отучила тебя говорить загадками, — хмыкнул Эртур. Принц-Дракон улыбнулся. — Нет, то, что вросло в кость, уже не исчезнет, — он подался вперед, и холодная вода приятно плеснула на плечи. — Она просто научилась их быстро разгадывать и больше не попадается на мои уловки. Впрочем, ты тоже — Эртур, ты прекрасно понял, о чем я, верно ведь? — Предположим, но предпочту сделать вид, что нет. — Твое право. Они снова умолкли. Эртур был занят тем, что одевался, а Рейгар, с долей сожаления, вылез из холодной ванны и, завернувшись в полотенце, подошел к зеркалу, чтобы побриться. — Что сказала принцесса, когда увидела следы побоев от Мирии? — спросил Дэйн. Рейгар поймал его взгляд в отражении и улыбнулся. — Ничего хорошего, само собой, — ответил он. — И каково это — быть женатым? — Сложно описать одним словом, если честно. Но это похоже на право обладать единственным в мире сокровищем и знать, что оно только твое и больше ничье и если кто-то попытается забрать его, то умрет. И, еще, на самом деле, это гораздо больше, чем просто это. Мы две половины одного целого. Песнь Льда и Пламени, если угодно. Наша любовь переживет все на свете, и никому нас не разлучить. — Иного ответа я и не ожидал, если честно. — Просыпаясь по утрам и глядя на Лианну, я не могу понять, чем заслужил ее. Семеро принесли мне самый великий дар, о каком я даже мечтать не мог. Если честно, я в какой-то миг даже смирился со своей судьбой — Элия Мартелл была не самым худшим выбором, это могла быть Серсея Ланнистер. Знаешь, — Рейгар на миг замер, но потом достал бритву из чехла, — там, в Сумеречном Доле, я был в шаге от того, чтобы стать отцеубийцей. Все кругом нашептывали мне о том, каким благом будет взять власть на себя в тот момент, что я готов, что я единственный, кто может, и громче всех и настойчивее был Тайвин. Но знаешь, что я видел? За его спиной я видел тень его золотоволосой дочери. Его поддержка стоила бы мне слишком дорого. — Серсея Ланнистер красива, — уклончиво ответил Эртур, — но про нее разное говорят. Про нее и про ее брата, которого твой отец принял в Гвардию. — Это Роберт Баратеон в юбке, Эртур, — резко отозвался Рейгар. — Дурно так говорить о благородной девушке, но оно так и есть. Боюсь, ее хватило бы и на мое ложе, и на пару других. А ее отец вцепился бы в меня мертвой хваткой и посадил бы меня на золотую цепь. — Думаешь, Рикард Старк не попробует сделать то же самое? Слухи про его «южные амбиции» не на пустом месте выросли, ты сам знаешь. Рейгар некоторое время смотрел на Дэйна, все еще через отражение в зеркале. — Рикард Старк — не Тайвин Ланнистер, — ответил он. — Его старшие сыновья ненавидят меня, но он сам не глуп. Он знает, что если дракон щелкнет челюстями, то волк должен будет присесть на задние лапы. Ну, и есть еще кое-что: его дочь не станет делать то, что ей велят. Ни он, ни его сыновья. Лианна — моя. Она моя жена, она носит мое имя и моего ребенка. Она на моей стороне. Иначе бы ее тут со мной не было. Иначе бы она вовсе не поехала в Королевскую Гавань. Моя жена любит меня больше них всех. — А ты — ее. — А я — ее. В дверь постучались и в купальню заглянул Робин. — Простите, ваше высочество, сир Эртур… — начал он, — но там принцесса уже спустилась и спрашивает, где вы так долго. — Благодарю, Робин, — отозвался Рейгар. — Принеси принцессе мои извинения и скажи, что я буду очень скоро. Слуга окинул его взглядом. Видать, заметив бритву у него в руках, он произнес: — Если вы сами собрались этим заниматься, ваше высочество, то скоро вы не будете. Или же будете, но весь изрезанный. Позвольте вам помочь? Рейгар переглянулся с Эртуром, а потом кивнул Робину. — Хорошо, — согласился он. — Но потому, что принцесса ждет и ей нельзя переживать. Дэйн посмотрел на него с улыбкой, и в его взгляде читалось все, что он думал о влюбленных женатых Драконах. Робин знал свое дело и через четверть часа, довольно хмыкнув, вернул Рейгару его бритву. Сам бы он провозился полчаса, не меньше, но это было обычным делом: его оруженосец Уиллас сам только учился бриться, и Принц-Дракон каждый день наблюдал царапины то на одной щеке, то на другой, то на ухе, то на носу. Быстро обтершись, Рейгар собрал волосы на затылке в узел и принялся одеваться, хорошо еще Эртур никуда не ушел и подавал ему все одно за другим. Как истинный друг Дэйн молчал, ограничившись лишь многозначительной ухмылкой. Когда они вышли в сад, где обычно накрывали утреннюю трапезу, оказалось, что все только их и ждали. Лианна была просто чудо как хороша в новом платье из алого шелка, расшитого охристыми и черными цветами, которые напоминали то ли клыки драконов, то ли язычки пламени. Ее волосы были собраны на северный манер и украшены цветами лимона — видать, Кэтти постаралась — а в ушах, на руках и на шее красовались Золотые Драконы. Рейгар не спрашивал у своей Лютоволчицы, почему она не хотела их надевать — он это и так знал, но, увидев их на ней, не смог не улыбнуться. Завидев своего мужа-Дракона, Лианна направилась к нему навстречу и тут же взяла его за руку. Привстав на цыпочки, она потянулась за поцелуем, и Рейгар с радостью подарил ей его. — Не сердись, — тихо сказал он, ласково касаясь ее щеки рукой. — Я люблю тебя. — Я не сержусь, просто очень соскучилась, — ответила Лианна. Ее темно-серые глаза светились, как ясные летние звезды, когда она смотрела на него. — Боюсь, это я виноват, моя принцесса, — сказал сир Эртур. — Я задержал принца разговорами. — О том, что у вас за приключения были ночью? — спросила девушка, улыбаясь. — Берегитесь, сир Эртур, Кэтти очень сердита на вас. Дэйн хмыкнул, но все же улыбнулся ей в ответ. — Мне жаль, если я кого-то оскорбил. Это было ненамеренно, — ответил он. — Сир Эртур, список ваших неприятелей под этой крышей растет, — не удержался Рейгар. — Сир Освелл, Кэтти... наверняка, Марея тоже не поминает вас добрым словом. Дэйн очень тяжело вздохнул. Принц-Дракон дружески коснулся его плеча, после чего, покрепче стиснув руку Лианны, повел ее к столу. Утренняя трапеза прошла очень оживленно: все, кроме Освелла и Кэтти, были в приподнятом настроении. Ягер шутил и рассказывал всякие случаи из своих путешествий и все дамы: и Лианна, и Мелисента, и его жена Дорея — веселились, слушая его. Детей с ними в то утро не было: мейстер, пришедший пораньше, забрал их с собой наблюдать за тем, как большой четырехмачтовый корабль из Браавоса покидает гавань, и заодно рассказать о морях, о странах за Узким Морем, о том, откуда браавосийцы берут пурпурный цвет своих парусов. Воспользовавшись тем, что Лианна в какой-то момент не была занята рассказами хозяина, Рейгар склонился к ней и тихо спросил: — Почему Кэтти сердится, любимая? Сир Освелл — понятно, но ей то что с того? — Марея видела Эртура в исподнем, и у Кэтти ревность, — так же тихо ответила Лианна. — Я ее понимаю, этой дорнийской служанке много чего досталось за раз. Принц-Дракон взглянул на светловолосую северянку. Она почти не ела и буравила Дэйна обиженным взглядом. Рейгару стало ее даже немного жаль: она сама же поссорилась с Эртуром у себя в сердце и самой же придется с ним мириться рано или поздно. Лианна же тем временем наклонилась к Мелисенте и что-то тихо сказала ей на ухо, после чего обе девушки довольно переглянулись, и леди Блэквуд свойственным ей мягким тоном как бы между прочим заметила: — Сир Эртур, Кэтти мне сказала, что вы уже прочитали все книги, которые я вам одалживала, но принцесса заверила меня, что его высочество с радостью одолжит вам свои. Эртур взглянул на нее, отвлекаясь от разговора с Лонмаутом. — Миледи? Я вас не совсем понял, — сказал он. — Я говорю про книги для ваших занятий с Кэтти, — повторила Мелисента. — Вы же не забыли, надеюсь? Дэйн улыбнулся и покачал головой. Он взглянул на северянку. — Нет, конечно. Если только госпожа Флетчер пообещает, что не будет бить меня этими книгами. Всем хорошо известно, что любимое чтиво Принца-Дракона редко бывает меньше тысячи страниц. Все как-то незаметно посмотрели на Уэнта, но он, точно и не заметив этого, продолжал есть и пить. Молча. Кэтти, довольная этим, тут же осмелела и произнесла: — Зачем мне вас бить, сир Эртур? Вы путаете меня с Мареей, это она лупит всех кого не попадя. Меня иначе воспитывали. Сир Освелл бросил на нее взгляд, но снова промолчал и многозначительно отпил из своего стеклянного кубка. — Как скажете, госпожа Флетчер, — ответил Эртур. — Вы можете звать меня Кэтти, и как раньше, на «ты», — заметила девушка. Освелл, очередной раз отпивая из кубка, закашлялся, и Лонмауту пришлось постучать ему по спине. — Как вам будет угодно, — так же вежливо ответил Дэйн. Где-то над городом раздались удары могучего колокола, и к нему присоединились и другие, поменьше. Лианна, Мелисента и Кэтти встревоженно переглянулись, но Дорея поспешила их успокоить: — Сегодня седьмой день недели, во всех септах всегда звонят так. — Ох, а верно ведь, я и забыла. Столько времени в море, я потеряла счет дням, — сказала Мелисента. Рейгар стиснул руку Лианны. — Нам пора идти, — сказал он ей. — Надо бы успеть до полудня, потом будет очень жарко, а тебе надо беречь себя. Его Лютоволчица поднялась, вместе с ней встали и все остальные. В Вере Семерых было много обрядов, соблюдать которые старались все, даже не особенно верующие люди, будь они королями, лордами или же простолюдинами. Рейгар верил в богов, хотя не особенно верил септонам, лишь изредка на своем пути встречая тех, кто служил Семерым от всей своей души и по всему своему желанию. Будь все так, как хотел изначально Принц-Дракон, то церемонию благословления чрева — обряд, который совершался каждый раз, когда женщина была беременна — проводил бы Верховный Септон в Великой Септе Бейлора; в отличие от свадьбы или имянаречения — дня, когда мать и отец первый раз приносили новорожденного в септу, и септон благословлял его и давал имя, выбранное родителями — эта считалась более скромной и сокровенной, на которой присутствовали лишь будущий отец и мать и самые близкие для них люди. Даже король и королева, не говоря уже о принце и принцессе, имели право сохранить этот день для себя. Быть приглашенным на такую церемонию было знаком высочайшей дружбы и доверия, а не быть — не считалось оскорблением. Рейгар, само собой, позвал сира Эртура и сира Освелла как своих самых близких друзей, тех, с кем он вырос, а Лианна — Мелисенту и Кэтти, хотя последняя и отказывалась и жутко смущалась. — Мне там не место, ваше высочество, — бормотала она. — Я всего лишь дочь слуги вашего лорда-отца, и… — Глупости какие! — фыркнула Лианна. — Мы выросли вместе, и я хочу, чтобы ты была там, ты ведь теперь…. — она умолкла, видя как Кэтти упрямо мотает головой. — Сир Эртур! — позвала она Дэйна. — Ну хоть вы ей скажите что-нибудь! Тот посмотрел на Рейгара, но Принц-Дракон, пряча улыбку, покачал головой. — Не смотрите на меня так, сир, принцесса ждет вашей помощи, — ответил он. Стоящий рядом Освелл ухмыльнулся, но потом снова натянул маску безразличия. Рейгар, глядя на него, гадал, как долго Уэнт сможет молчать. Для себя он дал гвардейцу время до вечера и решил, что надо бы побиться об заклад на эту тему с Лонмаутом и Дэйном. — Кэтти, спорить с принцессой бесполезно, даже я знаю это, — заметил Эртур. Девушка взглянула на него, потом на Освелла, который нарочито-внимательно проверял как входит и выходит его меч из ножен, и потом кивнула. — Простите, милед… то есть ваше высочество, я не… — она взглянула на Лианну и умолкла. — Для фрейлины ее высочества вы очень застенчивы, госпожа Флетчер, — заметил Рейгар. — Будьте немного смелее, иначе я не смогу доверять вам свою жену, зная, что вы будете пугаться и бояться всего на свете, в том числе перечить ей, если она соберется своевольничать. Лианна посмотрела на него, Принц-Дракон улыбнулся ей и коснулся пальцем кончика ее носа, а потом, склонившись, поцеловал. Кэтти от его слов совсем стушевалась, что-то проговорила, но, что именно, похоже, с трудом услышала и она сама. Дорея принесла всем трем девушкам по легкому красивому шарфу: Лианне достался ее, тот самый, черный, который ей подарил Рейгар, Мелисенте синий, а Кэтти — светло-голубой. — По обычаю, в знак уважения к богам и из скромности надо покрывать волосы, когда заходите в септу, — сказала жена Харвелла. — Вот как? — Мелисента сделала вид, что не знала этого, хотя, конечно же, проживя при дворе три года в свите королевы, само собой, все она хорошо понимала. — Надо будет напомнить об этом леди Саммер, когда в следующий раз она пойдет в септу с вырезом на груди, который доходит ей едва ли не до середины живота. Или Семеро строго смотрят только на волосы? Дорея покачала головой и улыбнулась. — Вы очень остры на язык, леди Блэквуд, — заметила она. — Это всего лишь обычай, знак уважения не столько к Семерым, сколько к тем, кто верит в них. — Мел… — проговорила Лианна. Та взглянула на нее, и некоторое время они смотрели друг другу в глаза, после чего леди Блэквуд вздохнула, покачала головой, словно не соглашалась, но шарф взяла. — Ну, хорошо, есть в этом истина. Разве что ради тех, кто верит, — сказала она. — Мы можем опоздать, — как бы между прочим заметил сир Эртур. — Верно, — согласился с ним Рейгар. — Дамы, поторопитесь, прошу вас. — Пока вы будете в септе, мой принц, — обратился к Рейгару Ягер, — мы с сиром Ричардом отправимся к Солнечному Копью, поглядим, что там да как, заодно пропустим по кружке холодного эля, перед воротами там просто прекрасный трактир. Мы будем осторожны, само собой, вашего друга может кто-нибудь узнать. — А пить обязательно? — произнесла Дорея. — Конечно же, а как же иначе? Боги. Подумай сама, женщина! — возразил ей муж. — В трактире перед дворцом собираются все сплетни и новости, а потом ручейками ползут вниз. А сидеть там и просто смотреть по сторонам, по-твоему, это не вызовет ненужного внимания? — Этот Праздник Лимонов совсем близок, — добавил Лонмаут. — Мы подумали, что заодно обойдем дворец вокруг, насколько сможем, и поглядим, что да как, и, может, посчитаем стражу, на всякий случай. — Вечером обсудим все подробно, — подытожил Рейгар. Ему не терпелось уехать, в первую очередь потому, что жара чувствовалась даже в тени сада дома Харвеллов. Лианна, привыкшая к холоду и порой даже летнему снегу, тяжело переносила жару, Принц-Дракон насмотрелся на ее страдания за все время пути. Даже сейчас, одетая в легкий шелк и совсем невесомые сандалии, она обмахивалась веером, который ей подарил Рейгар, и то и дело отирала лоб пальцами. Кэтти стояла рядом, и Лютоволчица обмахивала веером и ее; мучилась даже Мелисента: пусть Древорон и не был Севером, но такой жары даже в Королевской Гавани не бывало. Не страдали от дорнийского солнца из гостей Ягера лишь сам Рейгар и Эртур, Принц-Дракон даже не успел вспотеть. После прошедшей ночью грозы весь город был окутан точно испариной: прохлада миновала, растаяла вместе с ночными звездами, и теперь от земли, от дорог, от камней, от песчаника, из которого были построены дома, исходил пар. Из садов дуновением легкого ветерка доносился аромат цветущих лимонов, ройнарской сливы (9), апельсинов и травы с листвой. Из-за дождя пыль и грязь были прибиты, и дорога была скользкой; Рейгар никогда бы не позволил Лианне ходить по такому в ее плоских сандалиях, поэтому до конюшни он донес ее на руках. Его принцесса-Волчица не спорила и не возражала. До септы путь был не так уж далек, всего-то один квартал — в Тенистом Городе они были небольшими, — но Рейгар ни за что не разрешил бы Лианне идти пешком так далеко, да еще и ближе к полудню, когда солнце палило более всего нещадно; поэтому Харвелл велел запрячь коней: Принц-Дракон усадил бы свою Волчицу перед собой, а Мелисента и Кэтти могли поехать с сиром Освеллом и сиром Эртуром. То, что леди Блэквуд ни за что бы не села в седло Дэйна, было ясным как день. Судя по тому, как они с Лианной переглядывались, именно на это они и надеялись. Эртур, надо сказать, переносил все это просто стоически и даже находил в себе силы улыбаться. Так оно в конце и вышло: Мелисента, даже не спрашивая, поставила ножку в стремя гнедого коня Уэнта, и тот так же молча подсадил ее, а потом оседлал коня и сам. Кэтти помялась у бока Грозы, пока Эртур поправлял на свой лад нагрудник серого, а потом охнула, когда он подхватил ее за талию и просто посадил позади себя. Лианна, вопреки ожиданию, не просилась поехать самой, она накормила Терракса яблочными корочками, погладила его, но вполне покорно позволила Рейгару везти ее на спине Валонкара. — Ваше послушание подозрительно, моя принцесса, — заметил тихо Принц-Дракон, направляя вороного вперед. Дорогу до септы было легко запомнить, и потому они обошлись без сопровождающих, хотя Робин и предлагал пойти вперед. — А разве вы не хотели такую жену, ваше высочество? — ответила Лианна, и ее серые глаза блеснули. — Чтобы она делала все, как вы ей скажете? Ее тон не обманул его и на минуту. — Лианна, что ты задумала? — поинтересовался Рейгар. — Ничего, — отозвалась она. — Лианна, я жду ответа. — Ничего такого, — его Волчица снова обернулась. — Я просто хотела спросить о том, что тебе писал мой отец, и подумала, что если я буду послушной, ты будешь более разговорчив. — Ты считаешь, что я мало разговариваю с тобой, милая? — ответил вопросом на вопрос Рейгар. Он ожидал этого, Лианна бы никогда не забыла о своем намерении, но говорить об этом сейчас казалось не очень хорошей затеей, поэтому следовало как-то отвлечь ее. — Нет, но о чем угодно, кроме того, что мне так интересно, — отозвалась она. — Хочешь сказать, что я зануда? — улыбнулся он. Лианна на это не попалась. — Так это правда? — произнесла она упрямо. — Я была права тогда, когда сказала, что дядя Торрхен просто так тревогу бы не поднял? Я так поняла, что он уверял, будто они с разведчиками видели… их. — Он так считает, да, — ответил Рейгар, — но давай поговорим об этом позже, любимая… Ее пальцы стиснули его. — Нет, сейчас, Рей, — настаивала она. — Пожалуйста, не уходи от ответа. Ты обещал. Принц-Дракон поджал губы и невольно натянул поводья, отчего Валонкар всхрапнул и мотнул головой, приостановившись. — Ну, хорошо, — согласился он наконец, направляя коня вперед. – Твой отец сам не уверен в том, что видел лорд Торрхен и что там привиделось разведчикам. Судя по всему, лорд-командующий Ночного Дозора считает, что они там все сошли с ума. — Но он просит, чтобы ты обратился к твоему отцу-королю, чтобы тот прислал воинов на Стену. Если я верно помню, то сейчас всего три замка Дозора обитаемы: Восточный, Черный и Башня Тени. Из девятнадцати. Всего тысяча дозорных, а в остальных бродят лишь призраки. — Твой отец поступает так, как положено, не зря ведь он зовется Хранителем Севера. Стена и Ночной Дозор его забота, наравне с королевской, но увы, корона давно туда не смотрит, мой прадед Эйгон бывал у вас на Севере, видел Стену и помогал и Старкам, и Ночному Дозору. Но кого сейчас туда посылают? Воров, грабителей и насильников — я сам видел списки и тех, кого посланец из Черного Замка забирал с собой. На что они годятся? Разве только конюшни чистить, да отхожие места. — Мало кто идет в него добровольно, — проговорила Лианна. — Не Иные их пугают, в них никто не верит. Даже сам Лорд-Командующий. А то, чего они лишатся, если окажутся там. — Я знаю, — ответил Рейгар. Он думал об этом с того мига, как прочел первое послание от Рикарда Старка, а теперь и подавно. — Темница под Красным Замком полна, большинство из тех, кто там пребывает, не более чем мелкие преступники, и поверь, милая, они бы предпочли Стену, чем то, что с ними может сделать Россарт. Ко всему прочему, положение можно улучшить, приказав всем лордам Семи Королевств не заниматься отсечением рук и языков, а отсылать воров и насильников, пусть даже разбойников, на Стену — может, хватит еще на один или два гарнизона. Большее сделать почти невозможно. Но и нужно ли, Лиа, вот в чем вопрос. Если верить тому, что я читал, то Иные обладают силой поднимать мертвых, а значит, каждый убитый с этой стороны станет их воином. Это заведомо проигранная битва. В конечном итоге не Ночной Дозор остановит Иных, пусть даже все замки будут полны. — Драконы? — тихо спросила Лианна. — Драконы, — кивнул он. — И мечи тех, чьи сердца не дрогнут. Я читал, что валирийская сталь, закаленная в Четырнадцати Огнях или драконьем пламени, может остановить их, но так же речь шла и об обсидиане — мейстеры так называют драконье стекло. Знаешь, где его много? На Драконьем Камне. Но нужны умельцы, которые могут обращаться с ним, простые кузнецы или стеклодувы не пойдут. — Когда-то Иных остановили и без драконов, — заметила она. — Но с помощью драконьего стекла. На Драконьем Камне я видел целые пещеры, полные им. И странные изображения, очень похожие на то, что описывал лорд Торрхен. Мейстер Аллистер спускался со мной туда и был уверен, что это рисунки Первых Людей — они изображали самих себя, какие-то орнаменты и символы, животных и прочих странных существ. Мне казалось, среди них я распознал Детей Леса и Иных, но мейстер был очень скептичен на этот счет. Я хотел однажды спуститься туда и зарисовать их, но так и не успел, было бы интересно посмотреть, что бы ты сказала. — Такие рисунки есть в Одиноких Холмах, — ответила Лианна. — Я сама их не видела, правда… Нэд как-то раз возил туда Роберта на охоту — там болота и водятся олени. Они видели их на скалах, полустертые. Хоуленд мне рассказывал, хотя мой брат и Роб думали, что это просто какие-то каракули, — она хмыкнула. — Роб даже говорил, что это вороны нагадили, а у Хоуленда разыгралось воображение. — Роб? — Рейгар невольно выгнул бровь в удивлении, стараясь подавить ревность. Сколько раз он говорил себе, что мучиться ею — несерьезно, как и ревновать Лианну к этому странному юноше с Болот, этому Риду, за которого она вступилась. Но каждый раз это выходило скверно: имя Баратеона выводило его из себя в мгновение ока, и он сразу же думал о том, что этот грубый пьяница и любитель шлюх мог дотрагиваться до Лианны, смотрел на нее, смеялся с ней и наслаждался ее улыбками. Он знал ее дольше, чем Рейгар, и Принцу-Дракону казалось, что Роберт украл у него то, что принадлежало только ему одному. — Роберт, — сказала Лианна, поясняя произнесенное имя. Впрочем, потом она обернулась и, заметив выражение лица своего мужа, осторожно спросила: — Ты же не ревнуешь, правда? — Нет, — хмыкнул Рейгар. Впрочем, это было бессовестной ложью, и Лианна не могла этого не заметить. Она взяла его за руку, которой он придерживал ее за талию, опустила ее себе на живот и стиснула его пальцы. — Это должно убедить тебя, что я — твоя, — сказала она тихо. — Во мне спит маленький дракон, такой же как ты. Рейгар склонился и поцеловал ее в шею. Улицы Тенистого Города обычно вымирали к полудню, но из-за приближающегося праздника в эти дни они оставались многолюдными. Среди местных горожан часто мелькали и чужеземцы. Путь до септы проходил по улице Драконьей Кости, как ее называли. Название это шло еще со времен завоевания Дорна в начале правления Эйгона Таргариена, тогда, после гибели Рейнис, местные похвалялись, что пусть Мартеллы и вернули череп Мираксес хозяевам, но скелет ее растащили и продавали из него всякие поделки. Правдой то было или нет, узнать уже было невозможно, но на этой улице действительно располагалось много разных лавок, где торговали старыми вещами, среди которых порой можно было найти что-нибудь ценное, особенно книги. В последний свой визит в Дорн Рейгар и Эртур обошли почти все на улице Драконьей Кости, тогда вместе с ними был и сам Оберин Мартелл, еще один любитель древних знаний и, что часто удивляло многих, валирийской поэзии. С широкой, но извилистой городской улицы они свернули в узкий переулок, дома тут стояли очень близко друг к другу, и небольшие деревянные балкончики едва ли не касались друг друга, между ними были натянуты лабиринты бельевых веревок, и на них во множестве сушилась одежда. Переулок этот через короткое время вывел на небольшую площадь — прямиком к септе, которая была окружена небольшим же садом. Двери ее были распахнуты, а сам септон сидел у входа на деревянной скамеечке, задрав рясу до колен и держа ноги в тазу с холодной водой. В руках он держал книгу; Рейгар успел заметить название — «Слово септона Уинфреда» — и подумал, что раньше не читал этот труд и не слышал о нем. Сам септон был седым и загорелым, его короткие белые волосы, почти сбритые на затылке и над ушами, были влажными, а темные острые глаза тут же обратились на всадников у ворот сада. — А, вот и вы! — заметил он, откладывая книгу. — Я-то решил уже, вы передумали, милорд. — Отнюдь, — ответил Рейгар. Он спешился и, подождав, пока Лианна обнимет его за шею, взял ее на руки и перенес через порог калитки. Ставить ее на ноги Рейгар не рискнул: тропинка была выложена камнем, но она была мокрой, а ягоды и цветы с деревьев и кустов обильно усыпали ее. Поскользнуться на таком было делом одного удара сердца. Небольшое дуновение ветерка коснулось невысоких шелковиц с широкими кронами, и капли дождя окропили идущих. А несколько ягод упали на девушку. Хорошо еще шелковица была белой и не оставляла пятен. Лианна рассмеялась и тут же съела одну, а вторую отдала Рейгару, который с радостью принял ее у жены с ладони. — Что же, такая ревность в вере похвальна, — заметил септон. Он вытащил ноги из таза и сунул их в плоские кожаные сандалии. Взглянув на Мелисенту и Кэтти, которые вошли за Рейгаром и Лианной следом, он добавил: — Благородные дамы, надеюсь, простят меня, но больно тут жарко, я иногда так и сижу в этом тазу весь день. Освелл как-то странно хмыкнул, но потом сдержался, заметив, что Эртур на него поглядел. — Вы не дорниец, септон? — спросила Мелисента. — Нет, госпожа, — ответил он, задвигая таз под скамейку. — Я родом из Староместа. — О, вот как! — ее черные глаза до того внимательно изучали его, но услышав, откуда он, девушка улыбнулась. — Неудивительно, что вам жарко. — Удивительно то, как тут вообще люди живут, — проговорила Кэтти, обмахиваясь рукой. Освелл выглядел так, словно хотел что-то сказать, но снова удержался. — Они везде живут, даже за Стеной, — ответил септон. — Все дело в привычке. Прошу, — он открыл вторую створку двери в септу. Рейгар опустил Лианну на ноги, а Кэтти подала ей и Мелисенте шарфы. — Дамы, будьте осторожны и лучше молчите, — заметил Освелл очень тихо. Он заговорил, кажется, первый раз с самой купальни. — Если септон что-то заподозрит, просто скажите, что вы совсем не набожны. — Нам надо что-то делать? — леди Блэквуд стиснула свой шарф в руках. — Нет, просто молчать и делать одухотворенный вид, — хмыкнул Уэнт. Мелисента и Кэтти переглянулись: северянка фыркнула, а возлюбленная Хайтауэра только головой покачала, правда, с улыбкой. Сама церемония была проста: септон, явно довольный тем, что все три девушки покрыли головы, взял Лианну за руку, подвел ее к статуе Матери и положил обе ее руки на каменные стопы. Девушка подняла голову и некоторое время рассматривала лицо одной из Семерых, а после бросила взор на самого служителя веры, который, накинув на себя светлый вышитый желтыми нитями палантин, взял в руки Седьмицу и, поправив на себе серебряную семиконечную звезду, обратился к ней: — Скажи дитя, венчана ли ты перед ликом Семерых? Лианна взглянула на Рейгара, и тот едва заметно кивнул. — Да, — ответила она. — Будь благословенна, ибо нет на тебе греха прелюбодеяния, — сказал септон и, перевернув страницу, принялся читать молитву: — Мать Небесная, услышь! Благослови эту женщину благостью и наставлением и даруй ей всякую радость, которой она достойна. Храни союз ее с супругом на земле и в загробной жизни, в коею верует она всей душой. Храни ее от хворей, от греха, от искушения; благослови ее, ибо она ждет дитя, зачатое в святости брака! Да будет срок ее ожидания верным и спокойным, защити ее чрево от яда, от кинжала, от болезни, и да будет избавление от бремени легким, и да очистится она через муки, рожая свое дитя… Лианна стояла молча, не убирая рук, как ее и оставил септон. Рейгар хорошо видел ее лицо и то, как внимательно она наблюдала за стариком, пока тот нараспев читал молитву. Вера в Семерых ей была чужой и, должно быть, чудной, и то, что она согласилась когда-то на свадьбу в септе, а теперь и на этот обряд, Принц-Дракон принимал, как высочайший дар от своей возлюбленной. Она делала все это ради него, и он желал отплатить ей однажды тем же. Рейгар не говорил ей, он всегда считал, что не к добру обсуждать пути, которые еще не пройдены, но он твердо решил: когда власть будет в его руках, он восстановит богорощу в Красном Замке. Привести ее в порядок не составило бы труда, и, может, даже поискать сеянец чардрева и привезти его на Юг. Если они росли в Штормовом Пределе, то в Королевской Гавани, при должном уходе, будут расти еще лучше. Лианна и сама могла бы ухаживать за ним, она очень любила цветы, разбиралась и пыталась запомнить все растения, что встречались им по пути, и с грустью вспоминала богорощу в Винтефелле и небольшую теплицу, которая всецело принадлежала только ей. Глядя на свою жену, стоящую в алом шелке, с наброшенным поверх темных волос черным шарфом, Рейгар невольно думал о том, что он забрал ее из ее дома, от ее родных, обещая дать ей свое гнездо и свою защиту, обещая ей, что он сам станет для нее домом. Но что вышло в действительности? Он дал ей лишь скитания и чужую крышу над головой. — Ваше высочество, — голос Мелисенты и осторожное касание ее руки о его локоть заставило Рейгара посмотреть на девушку. — Лианна очень любит вас, вы ведь понимаете это, верно? Принц-Дракон вздрогнул — казалось, она прочла его мысли. — Я знаю. Я надеюсь, что когда–нибудь я заслужу ее любовь по-настоящему, и она не станет жалеть о том, кому себя отдала, — так же тихо ответил он. Мелисента улыбнулась и чуть склонила голову. — Я знаю, о чем говорю, — заметила она. — Для той, что выросла в вере Старых богов, прийти в септу и позволить септону читать над собой молитвы, в которые она не верит, это шаг, на который можно пойти только ради большой любви. Она делает это ради вас и ради ребенка, которого носит в себе. Вы позволите дать вам один совет? Такой, какой может дать только женщина и который вы не сможете отыскать в ваших книгах. — Я вас слушаю, миледи. — Вы любите ее всем сердцем, я вижу это, но научитесь уважать ее. Не относитесь к ней, как ребенку; да, она младше вас, ей всего шестнадцать, но эта девушка пошла на такое, на что и женщины гораздо старше нее не посмеют. Я вас понимаю, вам хочется взять ее под свое крыло и не отпускать, но так не пойдет, вы не сможете защитить ее от всего на свете, а если будете пытаться, то это станет похожим на оковы. Даже любимый мужчина может начать душить своей любовью, тем более такой, какая у вас. — И что вы предлагаете? — Рейгар надеялся, что его голос не прозвучал слишком холодно и что в нем не почувствовалось раздражение, которое он испытал. — Скажите ей правду. Скажите ей, что случилось с отрядом ее отца. На Севере все иначе, чем на юге: дальше Близнецов начинается другой мир. Харвин и его воины были не просто защитниками Лианны, они были теми, кого она знала с детства. Она выросла с ними, они любили ее, а она — их. Вы же не имели возможности наблюдать за ними и бывать в их обществе? А я — да. Пусть лучше она узнает все от вас, чем кто-то в конце концов проговорится. Вы утешите ее и объясните ей, если она будет винить себя. — Ей нельзя переживать. Она должна беречь себя. — Когда она узнает это, и не от вас, она будет переживать втрое больше. То, что вы знали и промолчали, ранит ее сильнее, чем то, что она услышит. Вы ведь самый близкий для нее, ваше высочество. Вы ее любовник, ее муж, отец ее ребенка, вы ее друг, в конце концов. Она будет не просто переживать, но и сердиться на вас, и очень сильно. Я ведь знаю ее… — Вы считаете, миледи, что я не знаю Лианну? — на этот раз Рейгар даже не пытался скрыть холода в голосе. Мелисента покачала головой. — Мужчина никогда не заметит то, что может заметить женщина. Ваша мать-королева сказала бы то же самое, будь она на моем месте и наблюдай она за вами, — она невольно взглянула на Эртура и Освелла, но те промолчали. Что бы они там ни считали, они держали это при себе, тем более, они знали мысли Рейгара на этот счет. Одна только Кэтти, хоть и молча, буравила Принца-Дракона взором своих больших, светло-серых глаз. — Я подумаю над вашими словами, миледи, благодарю, - коротко ответил он. Мелисента мудро не продолжила спор, только вздохнула и, кажется, едва слышно проговорила «упрямец!», но и только. Септон, видать, отвлеченный шумом с их стороны, на миг прервал молитву и посмотрел на Рейгара; Лианна тоже, но она заговорщически улыбнулась ему, прикрывая лицо так, чтобы служитель веры этого не заметил. В глубине души, как бы это ни раздражало, Принц-Дракон и так понимал, что Мелисента права, и не ожидай Лианна ребенка, он бы сказал ей. Но страх за нее и за их дитя не отпускал: мужчина становился до странности беспомощным, когда дело касалось беременной жены. Он не смог бы уберечь ее, не знал бы, чем помочь, случилось что, поэтому он мог только оградить ее от дурного. Все мейстеры Семи Королевств не смогли спасти Шейру, жену его деда Джейхейриса, когда она узнала о смерти своего мужа. Она родила раньше срока и умерла сразу же следом за своим дитя. Рейгару было всего три, когда это случилось, но он на удивление ясно помнил ту ночь и помнил окровавленные простыни, которые служанки с заплаканными лицами выносили из спальни королевы. Странно, но лица Шейры он не помнил вовсе, хотя говорили, что она его очень любила и часто держала его на руках. Церемония, меж тем, завершилась, и Рейгар невольно только сильнее разозлился на Мелисенту: он очень ждал этого дня, но за разговором, а потом за дурными мыслями пропустил половину молитвы. Септон помазал лоб Лианны елеем, а потом приложил к ее животу семиконечную звезду. Принц-Дракон подошел к ним и, склонив голову, получил благословение и для себя. — Вам бы нужно попоститься сегодня, миледи, — сказал он. — И вам, милорд. Хлеб и вода, не более, и молитвы. Для вашей жены, раз такое дело, немного меда. Глаза Лианны расширились, и она явно собралась что-то сказать, но Рейгар мягко стиснул ее бок, обняв за талию. — Мы так и поступим, — сказал он. После чего же достал из своего кошеля золотой — предпоследний из тех, что у него еще оставались — и подал его септону. — На нужды Веры. Тот, помедлив, принял монету, но тут же бросил ее в небольшой глиняный горшок, в котором было полно медяков и немного серебра. — Благодарю, милорд, вы очень щедры. Этот дракон будет кормить сирот целую неделю, если не больше, — сказал он. — Септы Мириль и Иохина будут молиться за вас, и я буду. — И много у вас их там? — спросил Рейгар. — Около сорока, и будут еще — после Праздника Лимонов через девять месяцев. В прошлом году подбросили троих, а септа Иохина нашла одного прямо на улице, и троих принесли нам содержательницы домов греха. И так каждый раз. — И вам никто не помогает? — Кто может нам помочь, милорд? — Хотя бы Мартеллы. — Принцессу такие вещи не волнуют. Ее старший сын Доран жертвует деньги септе дворца, но мы — я и септон Аурон — из квартала Причалов, мы оттуда и гроша пока не видели, а я тут уже десять лет. Когда во дворце жила принцесса Элия, еще куда ни шло, она раз в месяц обходила все септы в городе и жертвовала то золото, то драгоценности. Но она теперь далеко, в Королевской Гавани... — Почему вы не обратились к Его Святейшеству? — Рейгар постарался прервать похвалу Элии, видя, как нахмурилась Лианна, и опасаясь, как бы она, услышав это все, не надумала снять с себя что-нибудь и отдать септону. — Писали, много раз, даже самому кронпринцу, я слышал, что у него такое же доброе сердце, как и у принцессы, его будущей жены, но так и не получили никакого ответа. — Попробуйте отправить ворона самой Элии, — заметила Лианна. — Вы же знаете, где ее искать? У ее будущего мужа в доме. С этими словами она сняла свой шарф и направилась в сторону выхода. Кэтти и Освелл тут же вышли за ней, а вот Эртур и Мелисента, наоборот, подошли к Рейгару. Дэйн склонил голову к септону, и тот помазал елеем и его лоб и протянул руку к леди Блэквуд. Та, чуть замешкавшись, тоже наклонилась, и старик благословил и ее. — Мы слышали, о чем вы говорили, — сказала она, доставая небольшой расшитый мешочек и протягивая его септону. — Тут пять десятков оленей, увы, не много, но это все, что у меня с собой. — Возьмите немного и от меня, — Эртур протянул ему еще один золотой, небось, последний, если не единственный. — Я буду молиться за вас всех, — сказал септон, сразу же кладя все в горшочек. Потом он взглянул на Рейгара. — Надеюсь, я ничем не оскорбил вашу супругу, милорд? — Нет-нет, — ответил Принц-Дракон. — У нее переменчивое настроение из-за ее положения. А о ваших нуждах узнают в столице, я обещаю. С этими словами он поклонился септону и вдвоем с Эртуром они поспешили в сад. Мелисента и старик последовали за ними, но медленно, так как по дороге завели разговор о Староместе. — Вы были очень щедры, — заметил Дэйн. — Как и вы, мой друг, — ответил Рейгар. — Признайтесь, это ведь все, что у вас было? — Как и у вас, мой принц, — Эртур улыбнулся. — Правда, есть еще немного из того, чем нас снабдил Хайтаэур. — Это стоит приберечь: как знать, что нас ждет дальше. — Есть еще расписка от мастера над монетой… — В Железный Банк? Не хотелось бы ею пользоваться. Они умолкли, так как Мелисента и септон догнали их. Вспомнив о книге, которую читал старик, Рейгар обратился к нему: — Скажите, святейший, а что это за септон Уинфред и о чем его «Слово»? Тот, казалось, обрадовался этому вопросу и, извинившись перед Мелисентой, поспешил к своей скамейке. — Вот, поглядите сами, милорд, — он протянул книгу Рейгару. — Это очень интересный труд, о короле Мейгоре Жестоком и Святом Воинстве. — Вот как… — Рейгар взял увесистый том и стал его пролистывать. — И какого мнения придерживается септон Уинфред? — Он порицает короля за жестокость, но в то же время считает, что грех лежит больше на королеве Висенье. Все же, зачат Мейгор был с помощью темных чар и кровосмешения. Рейгар поднял на него взгляд и подумал, что септону пора бы заметить и цвет его волос, и цвет его глаз, но тот, видать, как и многие другие, принял его за лиссенийца. — Понятно, — произнес он, возвращая книгу хозяину. Впрочем, подумав, он добавил: — Вы бы продали ее мне? Септон уставился на Принца-Дракона. — Вы серьезно, милорд? Книги — дорогое удовольствие, — заметил он. — Насколько дорогое? — Тридцать оленей, милорд. Тихое «кхм-кхм» Эртура и расширившиеся глаза Мелисенты не вынудили его передумать. — Хорошо, — Рейгар снова достал свой кошель и отсчитал серебро септону. Тот с готовностью отдал книгу ее новому обладателю. — Доброго вам дня, святейший, — сказал ему Принц-Дракон. — И вам, милорд. Еще раз, благодарю. Втроем они молча направились в сторону калитки. — Святейший? — не удержалась наконец Мелисента. — Да это же грабеж средь бела дня, ваше высочество! — Книги и правда дорого стоят, но нам с принцессой будет интересно ее почитать, — ответил Рейгар. — Особенно принцессе, — как бы между прочим заметил Эртур. — И особенно про Святое Воинство и Мейгора, — добавила Мелисента. — Может, эта книга вообще проповедует мятеж и измену короне! — Вынужден согласиться с леди Блэквуд, — кивнул Дэйн. — Тем более, она интересна, — отозвался Рейгар. — Надо бы выяснить при случае, кем был этот септон Уинфред. — Кто бы мог подумать, что служитель веры из Староместа будет таким чтивом интересоваться, — Мелисента была явно разочарована. — Он не сказал, что разделяет мнение автора, да и знать побольше всегда полезно. Верховный Септон, как я слышал, предпочитает любовное чтиво вроде «Семи жен жестокого короля». — Боги… — Мелисента охнула так, что стало ясно: она была вполне знакома с этим, с позволения сказать, произведением пера. Лианна, Кэтти и Освелл, тем временем, ждали их у входа в сад, в тени. Уэнт нарвал с шелковиц ягод для девушек, и они обе, хмурясь, ели их, беря со своих ладоней. — Что это у тебя? — спросила Волчица, увидев книгу в руках своего мужа. — Кое-что любопытное, поглядим сегодня вечером вместе, — ответил он. — Я не буду поститься, — заявила Лианна. — Конечно, любимая, я первый тебе этого не позволю, — ответил Рейгар, улыбнувшись ей и касаясь рукой ее щеки. — Интересно, что у этого старика в голове, — заметил Освелл, — беременную женщину заставлять голодать? А вы с Дэйном ему еще и золота дали… — Драконы — это для сирот, — Рейгар чуть склонился, чтобы Лианна обняла его за шею. Она, хоть и заметила это, но не пошевелилась и продолжила есть шелковицу. Принц-Дракон подождал немного, но потом, вздохнув, тихо произнес: — Иди ко мне, — и поднял ее на руки. — Я в состоянии дойти до лошади сама, — заметила Лианна. — Если ты хотел жену, которую надо носить на руках, то женился бы на Элии, она вечно ноги волочит. — А кто-то упрекал меня в ревности, — заметил Рейгар. — Не будь жестокой, Лиа. — Ах, простите. Уж какая есть. Не такая добрая, как ее высочество. — Здесь только одно высочество и это ты, — он усадил ее на спину Валонкару и аккуратно, сам, расправил ее юбки и коснулся ее живота. Это, казалось, немного ее смягчило. Опустив голову, Лианна некоторое время теребила гриву вороного, пока Рейгар поправлял упряжь. — Она постоянно будет меня преследовать? — тихо спросила девушка. — Меня никогда не будут так любить, как ее. — Будут, и даже больше, — ответил Принц-Дракон, спрятав книгу в небольшой карман под «крылом» и садясь в седло. — У тебя острый ум и доброе сердце. Когда ты станешь королевой, ты сможешь многое сделать для тех, кого посчитаешь достойными своей защиты, и к тебе часто будут обращаться за помощью. Моей матери не дают ничего делать, но я не мой отец. Мы будем править вместе, рука об руку. Лианна промолчала. Рейгар стиснул руки вокруг ее живота, крепко сжимая поводья и, опустив голову, прижался подбородком к ее плечу. — Перестань ревновать, — тихо сказал он. — Я люблю тебя — ты моя жизнь. Не злись на старика только из-за того, что он не знает всего и говорит лишь то, что говорят многие. Скоро слухи дойдут и до простого люда — о том, что мы с тобой сделали. И они перестанут называть Элию моей будущей женой. Вспомни, что до того, как мы приехали в Дорн, всем нравилась мысль о том, что моей принцессой станешь ты, а не дорнийка: их не любят, и ее особенно тоже. Кроме ее родного края, но это ведь понятно. Эти слова немного исправили ее настроение — Лианна наконец улыбнулась. — Мне даже жаль Элию, — заметила она, накрывая его руки своими. — Она ведь вернется сюда, к своей матери, и та снова попробует ее продать подороже. — Не сможет, — ответил Рейгар. — Я дам ей титул леди в своем праве, и она сможет сама решать, что ей делать и как поступать. Пусть это будет моей — нашей с тобой — вирой за то, что я забрал назад свое обещание. Лианна хмыкнула. — А что ты дашь Роберту? — спросила она, и ее серые глаза блеснули озорством. — Он ведь тоже обижен — тобой, между прочим. Я тебя не похищала у Элии, а ты меня у него — да. — Подарю ему дом подушек где-нибудь в Лисе и корабль, чтобы он туда уплыл, — отозвался Рейгар. — Ничего лучше так сразу мне в голову пока не пришло. — Весь Штормовой Предел будет вам благодарен, — заметил Освелл. Они с Эртуром посадили своих спутниц на коней и сами уже были в седлах. — При Станнисе хотя бы их сокровищницу не транжирят направо и налево, если верить Лонмауту. — Желательно, чтобы корабль был с дырявым дном, — подала голос Кэтти из-за спины Эртура. Все с удивлением на нее посмотрели, а Уэнт аж присвистнул. — Вот это жестокость, — заметил он. — Я начинаю уважать тебя… то есть теперь уже вас, госпожа-северянка. — Сир Освелл, а вы, гляжу, решили прервать обет молчания? — проговорил Рейгар. Уэнт взглянул на него, а потом на ухмыляющегося Дэйна. — Эртуру я досажу больше, если буду говорить, — отозвался он. — Я рад, что мы снова братья, Освелл, — улыбнулся Дэйн. Тот только головой покачал и направил своего гнедого коня вперед. Рейгар с Лианной и Эртур с Кэтти направились за ним следом. Они по очереди махнули рукой септону, который снова занял свое место на скамейке, с книгой и тазом, и осенил их святым знаменем. — Сир Освелл! — позвал его Принц-Дракон, пользуясь тем, что переулок был безлюдным, и их не могли услышать. — Вы должны мне денег. — С какой такой радости, мой принц? — поинтересовался Уэнт. — Я собирался побиться об заклад с Дэйном и Лонмаутом о том, когда вы наконец заговорите, но не успел, вы лишили меня возможности пополнить карманы. — Сожалею. А вот нечего раздавать золотые всяким септонам, хотевшим заставить вашу принцессу голодать. — И вам не стыдно такое говорить? — Ничуть, ваше высочество. — Сир Освелл, принц, между прочим, еще и сомнительную книгу купил, — заметила Мелисента. — Так что не поддавайтесь на его уловки, он сам во всем виноват. — И не подумаю, миледи, — отозвался Уэнт. — Сир Освелл, если мне придется идти на главную площадь и петь, как нищему барду, это будет ваша вина, — заметил с ухмылкой Рейгар. — Пеняйте на себя, вам придется пойти со мной и Эртуром. — Это еще почему, мой принц? — А как же защищать меня от других бардов? Я заберу у них их работу. — Думаю, Рассвет вполне справится с парой арф и лютен. А я, с вашего позволения, останусь с принцессой и ее дамами. Лианна тихо рассмеялась, слушая их разговор. — Принцесса пойдет со своим Драконом, сир Освелл, вам придется следовать за мной, — сказала она. Уэнт покачал головой, но промолчал: ему пришлось чуть наклониться, чтобы не задеть чье-то стиранное исподнее головой. — Хуже влюбленных может быть только Дэйн с его честью и обетами, — проговорил Освелл наконец. — Моя принцесса, я сдаюсь на вашу милость. В дом Харвеллов все вернулись в хорошем настроении; Робин, дожидающийся у ворот в конюшню, тут же принял коней, подозвав нескольких мальчишек, которые за один медяк с радостью помогли слуге Ягера. Медные монеты им раздал сам Рейгар, у него их была целая пригоршня, и он расстался с ней с легким сердцем, после чего поднял Лианну на руки, подкравшись к ней сзади так неожиданно, что та вскрикнула, а потом рассмеялась, обнимая его за шею. — Я так ходить разучусь, если ты будешь постоянно носить меня на руках, — сказала она, пока Принц-Дракон нес ее в сторону красной двери. — Я хочу беречь тебя от всего, что может навредить тебе, любимая, — ответил он. — Я знаю, ты скоро устанешь от моей заботы, но ты теперь такая хрупкая, такая уязвимая… я не знаю, что будет со мной, если с тобой что-то случится. — Ничего не случится, Рейгар, — Лианна ласково погладила его по волосам. — Если бы боги сделали женщин такими слабыми, какими вы, мужчины, нас считаете, то мы бы умирали, рожая, точно бабочки. Я здоровая, я крепкая, я молодая, со мной все будет хорошо. Я выношу и рожу тебе сына, и не одного. — Помнится, Алисса так же говорила Бейлону… — Но я — не она. А ты — не он. Старая Нэн говорила, что молния дважды в одно и то же место не бьет и что то, чего боишься, никогда не случится, так как у тебя в сердце сотня страхов, но боги найдут сто первый, который тебе было даже не предугадать. Или ты видел какой-то дурной сон и скрываешь от меня? — Не было никаких снов, я клянусь тебе, — ответил Рейгар. — Тогда поставь меня на ноги, любимый, я пойду сама, — Лианна улыбнулась ему. — Вот когда мой живот будет лезть мне на нос, тогда я буду только рада, чтобы ты носил меня, хотя матушка и уверяла, что крепкие ноги — это то, что помогло ей родить все четыре раза без долгих мук. Принц-Дракон остановился, все еще крепко держа ее на руках. Может, она была права, как была права и Мелисента. Относиться к Лианне как к взрослой порой было очень тяжело, она была такой… трогательной, и в то же время порой такой беззащитной… Но эта девушка сбила троих рыцарей на турнире и потом спасла Рейгару жизнь. Женщина-дитя. Принц-Дракон пропустил тихо смеющихся Мелисенту и Кэтти, которые едва ли не пробежали вперед, взявшись под руки, ухмыляющегося Освелла и очень уставшего Эртура и только потом опустил Лианну на ноги. Она, привстав на цыпочки, поцеловала его в щеку, а потом направилась в сад. — Ну? — спросила Лианна, рассмеявшись. — Видишь? Все хорошо. Я хожу, и со мной ничего не случается. Я даже могу покрутиться, и все будет хорошо. — Лианна, не надо, — Рейгар направился к ней быстрым шагом. Она принялась отступать от него, но Принц-Дракон быстро настиг ее и взял за руки. — Любимая, осторожнее, пожалуйста, — сказал он. — Тут полно цветов насыпалось с кустов, они мясистые, после дождя все мокрое, и ты можешь… — То, что ты делаешь со мной на ложе тряска куда как сильнее, чем это, — Лианна густо покраснела, когда сказала это, и выскользнула из его рук, потом побежала по дорожке в сторону дома. Дальнейшее произошло в мгновение ока, так быстро, что Принц-Дракон, даже пожелай он, ничего бы не смог сделать. Чтобы взглянуть на Рейгара, который спешил за ней, Лианна обернулась, снова рассмеялась и повернулась, покружившись на месте. Видать, запутавшись в длинных шелковых юбках, она плохо наступила на ногу и, споткнувшись о небольшую ступеньку, ведущую дальше по тропе, упала с громким вскриком. На миг Рейгар замер как вкопанный. Она не поднималась, только тихо простонала и притянула ноги поближе к животу. — Лианна! — прокричал отчаянно Принц-Дракон и бросился к ней, но все, что он видел, это то, как она чуть присела и, освободив ноги из юбок, коснулась не то колен, не то выше, и на ее руках заблестела кровь. — Боги, Лианна! Рейгар упал на колени подле нее, хватая ее за руки. Ладони его Волчицы были слегка изодраны, а кровь, похоже, была всего лишь от разбитого колена. Сама Лианна была бледной, и ее руки слегка подрагивали. — Я не знаю, как это произошло, — прошептала она, взглянув на своего мужа. — Рей… — Все, тише-тише, — прошептал он, поднимаясь сам и поднимая ее на руки, так бережно, как мог. — Пойдем. Где у тебя болит? — Нигде… — пролепетала она. — Колено саднит и руки… — Мы сейчас же пошлем за мейстером. На его крик первой прибежала Кэтти, а за ней Дэйн. — Боги, миледи! Что случилось? — едва ли не закричала девушка. — Эртур, найди кого-нибудь, живо, пусть пошлют за мейстером Торбертом, сейчас же! — приказал Рейгар. — Кэтти, перестань голосить! Лучше беги и принеси чистые перевязки, воду и мазь. Ну же! — Я сам пойду за мейстером, я знаю, где он живет, — отозвался Дэйн и почти в мгновение ока исчез в тенях сада. Кэтти тоже замешкалась лишь на миг и убежала в сторону дома. Рейгар поспешил за ней с Лианной на руках. Услышав крики и голоса, к ним сбежались все: и Мелисента, и Освелл, и Дорея, и слуги. Принцессу отнесли в комнату на первом этаже, там было прохладно и тенисто, и Принц-Дракон уложил ее на мягкую удобную кушетку, подложив столько подушек ей под спину и под ноги, сколько было ей удобно. Жена Ягера мягко отстранила Рейгара от жены и, очень ласково погладив ее по голове, присела на колени. — Ну, что случилось? — спросила она. — Вы сильно упали? Сильно ударились? — Кажется, я подвернула щиколотку, — произнесла Лианна, хмурясь и чуть приподнимаясь. Дорея мягко надавила ей на плечи. — Тише-тише, лежите, я сейчас погляжу, — сказала она, осторожно поднимая подол платья . — О, да, похоже, тут вывих. — Я так и знала, — проговорила принцесса. — Как-то раз я упала с дерева и было то же самое… Она посмотрела на Рейгара, который сидел подле нее, держа за руку так крепко, точно если он разожмет пальцы, его любимая истает и исчезнет. — Прости меня, — проговорила Лианна. — Ваше высочество, может, мы справимся с вывихом сами? — спросил Освелл. — Щиколотка дурное место, пока Эртур приведет сюда мейстера, она опухнет и потом долго будет болеть. Вы же сами знаете, что при таком ушибе чем быстрее вправить, тем лучше. Уэнт несомненно был прав; он, как и сам Рейгар, и Эртур, был закален в турнирах и схватках, а про травмы и ушибы такого рода им с детства говорил сир Гэрольд Хайтауэр, и он же настаивал, чтобы придворные мейстеры учили мальчишек вправлять такие вывихи и разбираться, хотя бы немного, в ударах, ссадинах и ранах, которые наносили друг другу во время боев и поединков. — Да, — кивнул Рейгар. Он ласково коснулся лба Лианны. — Любимая, потерпи немного, хорошо? Тебе будет больно, но на миг, доверься мне, я знаю, что я делаю. Сир Освелл, — он поднялся, — идите, подержите принцессу под руки, чтобы она не дернулась. — Я не дернусь, я не первый раз что-то вывихиваю, — проговорила девушка, но Рейгар взглянул на нее так строго, как мог, и она тут же перестала спорить. Дорее пришлось посторониться, она встала рядом с Мелисентой, которая молча наблюдала за всем, сцепив руки на животе. Прибежавшая с холодной водой, бинтами и мазью Кэтти, охнула, увидев, что делается с ее госпожой, но Марея не дала ей пройти дальше. Одно дело было вправлять кости своим друзьям, другое — женщине, которую Рейгар любил больше всех на свете. Но никому другому, даже Освеллу или Эртуру, он бы не доверил ее. Лианна храбро вцепилась в руку Уэнта, а потом судорожно кивнула своему мужу; Рейгар дотронулся до ее ножки, еще раз внимательно осмотрел щиколотку, а потом резко потянул. Раздался вскрик Волчицы, громкий хруст, но косточка встала на место. Кэтти наконец допустили до принцессы, но и тут не дали ничего делать, место Освелла у изголовья заняла Мелисента, а Рейгар сам занялся ушибами Лианны. На поверку ничего страшного не нашлось — просто разбитое колено и содранные ладони. Не обращая внимания на присутствующих, Принц-Дракон приложил к ушибу холодную повязку, осторожно обмыл ранки на руках и ноге, а потом нанес мазь. — У тебя болит что-нибудь? — снова спросил Рейгар, пересев поближе и держа ее за руку. — Да, бок, на который я упала. — Бок — это пустяки, — проговорила Дорея. – Все пройдет. Главное, ведь внизу живота не тянет? Или? — Нет, со мной все хорошо, — немного раздраженно ответила Лианна. — Я упала на бок и уперлась в землю руками , а коленом, видать, задела ступеньку. — Вы можете оставить нас с принцессой наедине? — спросил Рейгар. Он знал, что его голос сейчас отдает сталью, но иначе он не мог. Первый испуг миновал, у его жены не было крови и на живот она не жаловалась, но липкий страх гнездился где-то внутри, обволакивая все холодом, и рядом с ним пылал гнев. На самого себя, что позволил шестнадцатилетней девчонке уговорить себя, на Мелисенту, которая задурила ему голову с этими разговорами о свободах и оковах, и немного на Лианну, которая была слишком неосторожна. Возражать Рейгару никто не посмел, и комната быстро опустела. Кэтти, правда, Освелл едва ли не силой утащил. — Ты сердишься? — тихо спросила Лианна. — Да, — ответил Принц-Дракон. — Очень. На себя, и на тебя тоже. — Я поступила глупо, я знаю, — отозвалась девушка. – Но как я могла предположить, что я запутаюсь в собственных же юбках? — Лианна, ты заметила, что каждый раз, когда ты уверяешь меня, будто ничего не случится, что-то случается? — снова спросил Рейгар, стиснув ее руку. — Именно тогда, когда я предупреждаю тебя? Сколько раз так было? Она молчала, глядя на него исподлобья; это был волчий взгляд, тихий, вроде бы смирный, но все равно в душе бунтовавший против всего, что он говорил. — Больше никаких споров, ты будешь делать, как я скажу, — велел Рейгар, чуть смягчившись. — И в город ты не пойдешь. Вы с Мелисентой и Кэтти останетесь дома, и Сир Освелл и сир Ричард будут за вами приглядывать. Возражать Лианна не стала, хотя и дернулась слегка. — Ты меня услышала, Лиа? — спросил Принц-Дракон. — Да, услышала, — ответила она тихо. — Хорошо, — Рейгар коснулся ее лба, а потом — очень нежно — живота. Они некоторое время молчали: Лианна смотрела на него, а он — на нее. Может, он был неправ изначально? К чему было вести девушку в септу, на благословение Семерых, которые не были ее богами? Может, Старые боги теперь гневались и наказали их таких образом? Но нет, это просто мысли, дурные и бесполезные. Старые и Новые боги венчали их, и Рейгар, думая про себя все это, мысленно пообещал, что едва появится возможность, он отведет Лианну в богорощу и преклонит колени там вместе с ней. На первый взгляд все было хорошо, за исключением вывиха и содранной кожи, но как знать, что будет дальше? Казалось, минуты длились как часы, вроде бы Эртур ушел чуть ли не час назад, а ни его, ни мейстера все не было. Или так мерещилось потому, что Рейгар не находил себе места? Стоило только Лианне чуть подвинуться и поморщиться, он тут же стискивал ее руку и внимательно смотрел в ее лицо. — Я просто пошевелилась, — тихо объясняла она Рейгару, и это его немного успокаивало. Лианна, впрочем, продолжала хмуриться и Принц-Дракон, который следил за каждым ее движением, не удержался и спросил: — У тебя что-то еще болит, любимая? Скажи мне, не скрывай, прошу тебя. Она чуть поерзала, тихо, сквозь зубы, прошипела и невольно коснулась бока, и произнесла: — Я просто думала, что мне нужна цепь. Рейгар удивленно выгнул бровь. — Зачем? — поинтересовался он. — Для Дракона, — ответила Лианна. — Для тебя. Большая, длинная цепь, желательно из валирийской стали. Не знаю, сколько мечей на нее надо переплавить… — И ты решила посадить на нее меня? — Да. Я тут подумала о том, что ты мне сказал. Но ведь ты тоже постоянно уверяешь меня, что с тобой ничего не случится, верно? А если случится? Так и будем: я буду держать тебя на цепи, а ты меня — в руках. Хотя бы бояться не будем друг за друга. А то выходит, что я тебя люблю меньше, чем ты меня, я ведь тебе не запрещаю все на свете? — А я тебе запрещаю? Все на свете? Лианна промолчала, опустив глаза. Она теребила складки своего платья, а Рейгар смотрел на нее, гадая, неужели он правда во всем ее ограничивал и не замечал этого в своем стремлении защитить ее? Склонившись к ее рукам, он поцеловал ее пальцы, а потом, осторожно повернув, — ушибленные ладони. Холодный компресс на ее щиколотке уже успел согреться, поэтому Рейгар поменял его; Лианна молча за ним наблюдала. — Не все на свете, — ответила она, наконец. — Мне нравится, что ты обо мне заботишься, и я с радостью принимаю эту заботу. Знаешь, сколько раз я падала, то с дерева, то с лошади, то с крыши амбаров? И никто никогда так не переживал за меня, кроме разве что того раза, когда я разодрала себе бок. Обычно, меня отчитывали, все кому не лень… — Тогда в чем дело? Что я делаю не так? Лианна снова молчала. — Если тебе кто-то говорит, что я не даю тебе свободы, или что-то в этом роде, лучше скажи мне сразу, — заметил Рейгар. — Я этого кого-то, при всем уважении к сиру Гэрольду и лорду Блэквуду, отправлю домой первым же кораблем до Крабьего Залива. — Боги, нет, при чем тут Мелисента?! — она чуть присела и снова поморщилась. Потом взяла его руку в свою и стиснула. — Прости меня, я говорю глупости. Ты, несомненно прав — то, что я упала, это моя вина. Я буду осторожнее. И то, что в город я не пойду, тоже моя вина. Не слушай меня, у меня дурное настроение с самой септы. Ты все делаешь так, а я просто глупая девчонка. Рейгар подсел к ней еще ближе, все еще держа ее за руку, а потом нежно коснулся ее лица. — Мы спросим у мейстера, что тебе можно, а что — нет, — сказал он. — Но тебе все равно придется терпеть мои руки, наступать на ногу тебе будет больно сегодня и, скорее всего, завтра. — Я люблю твои руки, — пробормотала Лианна и тихо всхлипнула. — Я люблю, когда ты носишь меня на руках. Я не против, правда, я просто говорю глупости. Прости меня, Рей… Я люблю тебя, больше всех. Его принцесса-Волчица села ровнее и обняла его за шею, а потом расплакалась. Рейгар обнял ее в ответ, уткнувшись носом в ее шею и вдыхая аромат ее кожи и волос, от которых у него всегда замирало сердце, и хотелось так и вдыхать его до скончания времен. — Не плачь, милая, не надо, — произнес Рейгар, чуть выпрямившись и посмотрев ей в глаза, осторожно, пальцами стирая слезы с щек. — Я люблю тебя и всегда буду рядом, чтобы заботиться о тебе. Даже если ты будешь бунтовать и тебе это будет надоедать. Лианна улыбнулась и, обхватив его лицо руками, поцеловала его. В дверь постучались, и через мгновение в комнату заглянул Эртур. — Ваше высочество, я привел мейстера Торберта, — сказал он. — Пусть войдет, — велел Рейгар. — Конечно. Я же буду за дверью, если что — стоит лишь позвать. Дэйн снова исчез за дверью, но лишь для того, чтобы пропустить в комнату мейстера. Он явился, как обычно, со своим деревянным ящичком, но в этот раз один, без своего помощника. Поклонившись Принцу-Дракону и принцессе, он поставил ящичек на пол, а потом, очень осторожно, сказал: — Ваше высочество, ваш воин объяснил мне, что произошло, по дороге. Если вы не против, пусть кто-нибудь позовет хозяйку дома или вторую даму, с темными волосами, а вы можете подождать снаружи. — Я останусь, — ответил Рейгар. — Обычно бывает лучше, если муж не при… — Обычно мне не перечат, мейстер. Я останусь. Торберт вздохнул, но не стал спорить с кронпринцем. Он подошел к Лианне, улыбнулся ей и спросил: — Ну, моя принцесса, что с вами приключилось? Рейгар с трудом сдержался, чтобы не ответить самому, но смолчал: его Волчица наверняка бы рассердилась на такое, поэтому он отошел чуть в сторону и, сложив руки на груди, молча слушал их разговор и пристально следил за мейстером. Тот не выказал никакого испуга или тревоги, только попросил Лианну снять платье. На миг Рейгар дернулся, но потом вспомнил, что под алым шелком она носила расшитый лиф, а Торберт, расспрашивая ее о том, где у нее что болит, больше интересовался ее ссадиной на боку, чем ее животом. Покачав головой, он потрогал ушиб, отчего Лианна вначале тихо зашипела, а потом вскрикнула. — Ничего страшного, это просто удар. Неприятный, да, но холодные примочки с шалфеем и овечьими языками и мазь с мятой, чабрецом и кровохлебкой, и все через неделю пройдет, — изрек он. — Дайте я погляжу на ваши руки и вашу ногу… Тот рыцарь, с взъерошенными волосами, сказал, что вы сами вправили вывих, ваше высочество? — Да, — коротко ответил Рейгар. — Этот рыцарь с взъерошенными волосами — сир Освелл Уэнт, — заметила Лианна. Торберт, склонившийся над ее щиколоткой, удивленно посмотрел на девушку, потом на самого Принца-Дракона. — Надо же! Я почему-то думал, он старше… А кем же был тот, что привел меня сюда? — Сир Эртур Дэйн, — ответил Рейгар. — Меч Зари? Сохрани меня Неведомый, надо будет извиниться перед ним, я, боюсь, был с ним неучтив… Простите, моя принцесса, я погляжу на вашу ножку. Осматривая ее, Торберт ничего вслух не сказал, только хмыкал и потирал подбородок. Рейгар, наблюдающий за ним, почувствовал, что начал терять терпение. — Мейстер, прошу простить меня, но вам же известно, что моя принцесса ждет дитя, — сказал он. — Вы занялись всем, чем угодно, кроме самого главного. Торберт обернулся и прищурился. — Щиколотка пострадала гораздо больше ребенка в ее чреве, мой принц, — ответил он. — Падение было пустяковым, просто неловким, а то и всего этого могло и не быть. А срок еще очень маленький, дитя еще не тяжелое и едва имеет вес. Принцесса не жалуется на боль, но чтобы вы не переживали, я все же посоветую пить отвар шалфея и кровохлебки, поесть мясо с кровью и сегодня и завтра полежать. Не обязательно в постели, можно даже в саду, на воздухе. Вы же не против, ваше высочество? — он улыбнулся Лианне. — Совсем нет, — ответила она. Потом, сев поудобнее, добавила: — Мейстер, скажите, его высочество считает, что мне вредно переутомляться и ходить, особенно по лестницам, и носит меня на руках. Он прав? Торберт взглянул на Рейгара. — Не в обиду принцу сказано, но во вправлении вывихов он понимает больше, — заметил мейстер. — Лестница, несомненно, опасна, но если вас кто-то держит за руку или под руку, то ходить наоборот полезно, как и вообще ходить. Вам будет легче рожать, моя принцесса. У вас и так крепкий живот — я думаю, вы умелая всадница, но мышцы имеют свойство расслабляться. Я бы сказал, пейте побольше алого сока: гранаты, вишня, клубника, яблоки — и ходите побольше, но осторожно, конечно же. Впрочем, эти два дня вам правда лучше поберечь себя, и поменьше наступать на больную ногу. С этими словами он отошел к своему ящику, взял его и поставил на небольшой столик. Некоторое время в комнате стояла тишина: мейстер намешивал смеси, откладывал мазь в небольшую склянку и что-то записывал грифелем на небольшой листочек. Рейгар, не выдержав, подошел и сел на пол рядом с Лианной, взял ее за руку и поцеловал. — Ты слышал, что тебе мейстер сказал? — заметила она, улыбнувшись. — Я все слышал, — ответил Принц-Дракон. — Моя матушка всегда говорила то же самое, кстати, — Лианна прильнула к мужу-Дракону. — Ты можешь держать меня за руку хоть постоянно, мой любимый, но сам же будешь рад, когда придет срок, и я буду рожать, — чуть понизив голос, она добавила: — Тем более, если там не один, а двое. Услышав это, Рейгар чуть дернулся. — Откуда ты знаешь? — тихо спросил он. Лианна покраснела. — Я не знаю, я просто думаю, что и такое возможно. Он хорошо знал свою принцессу-Волчицу; она, конечно же, не просто так это сказала, но допросить ее как следует не получилось: мейстер закрыл ящик со стуком и обернулся к Принцу-Дракону и Лианне. — Вот, все что нужно, — сказал Торберт. — Мазь, смесь для отваров… Я все надписал, ваше высочество. Рейгар поднялся. — Благодарю, мейстер, — сказал он учтиво. — Я всегда к вашим услугам, мой принц, — ответил Торберт с поклоном. — Если я вам больше не нужен, то я, с вашего позволения, не буду больше утомлять вас. Если я понадоблюсь, пошлите за мной, в любое время дня и ночи. — Мы так и сделаем, — Рейгар чуть помедлил, потом потянулся за кошелем на поясе, но Торберт покачал головой. — Нет, мой принц, вы были щедры в прошлый раз, — сказал он. — И к мальчишке тоже. Я не могу брать у вас ни золота, ни серебра. Это и так честь — помогать принцессе… Настаивать Рейгар не стал: он и правда был более чем щедр в тот день, а сейчас у него осталась пригоршня серебра и один золотой дракон. Конечно, были и монеты Рикарда Старка, которые он давал своей дочери, но Принц-Дракон скорее бы у Железного Банка что-то взял, чем тронул те деньги. Того, что осталось, должно было хватить… вот только на что? По идее, им надо было отправиться на север, в Речные Земли, но Иллирио был здесь, а драконы — за Узким Морем. Едва мейстер ушел, Рейгар снова вернулся к Лианне. Она, видать, тоже успокоенная тем, что с ребенком все хорошо, тут же села на кушетке. — Куда ты собралась? Тебе же сказали, что тебе надо поберечь себя, — заметил Принц-Дракон. — Мне надо переодеться, — ответила Лианна. — И надо позаботиться об ушибе на боку, и чтобы мне перебинтовали ногу. — Так сиди, я сам все сделаю, — Рейгар направился к столику, на котором мейстер оставил отвары и мазь. — А Кэтти тебе не жалко? — рассмеялась девушка. — Сир Освелл ее силой вытащил отсюда, ее ко мне даже не подпустили. У нее свои обещания, Рей. Перед моим отцом и матерью, позволь ей их выполнить. Хотя бы сейчас, вечером я вся в твоей власти, — она протянула к нему руки. — Ты не отнесешь меня наверх? Отказывать Лианне в чем-либо Рейгар не мог. Тем более, она была права в чем-то насчет Кэтти. Подняв жену на руки, он осторожно открыл дверь, зацепив ручку локтем, и вышел в холл. У порога стоял Эртур, облокотившись о стену; он тут же выпрямился и спросил: — Как ее высочество? — Все хорошо, сир Эртур, — ответила Лианна. — Не нужно переживать. — Хвала богам, и Новым, и Старым. Все очень перепугались, моя принцесса. — И правильно сделали, — отозвался Рейгар. — Надеюсь, теперь хотя бы дамы ее высочества не станут пренебрегать осторожностью и потакать ей. Лианна поджала губы, но промолчала. Эртур едва заметно улыбнулся и покачал головой. — Сир Эртур, — продолжил Принц-Дракон, — я сейчас отведу принцессу наверх, вы не могли бы позвать Кэтти и леди Блэквуд? — Конечно, сию минуту. Дэйн быстрым шагом направился в сад, где собрались все остальные, а Рейгар понес Лианну наверх. — Рей? — тихо позвала она его. — А что если это твои боги наказали меня? Он удивленно взглянул на нее. — С чего такие мысли? — спросил Принц-Дракон. — Я дурно думала об Элии Мартелл. — Ты всегда к ней ревнуешь, думаешь, боги заметили это только сейчас? — улыбнулся Рейгар. — Нет, но после слов септона о том, как она добра, я шла и думала, что хотела бы, чтобы ее не было, чтобы она умерла или что-то такое в этом роде… — Лианна стиснула ворот его одежды. — Не делай ее леди в своем праве, иначе она останется при дворе. Ты ведь знаешь свою мать-королеву и ее доброе сердце, она может пожалеть ее и оставить. Я не хочу ее. Пусть уедет и пусть выйдет замуж, хоть за кого… — Моя мать-королева не станет держать при дворе дочь любовницы своего мужа, — ответил Рейгар. Понимая, что вышло немного резко, он тут же добавил, очень ласково: — Моя мать вынуждена была быть к ней внимательной, пока Элию считали моей невестой. Дав Элии свободу выбирать и делать, что она пожелает, я смогу примириться с ее братом Оберином. — Но при чем тут он? Ведь Доран наследует титул и Дорн. — Доран слабоволен и мало что из себя представляет. Дорнийцы любят Оберина, и если он будет на нашей стороне, так как он любит свою сестру больше всех на свете, то и неприятностей с Дорном у нас не будет. А Оберину нужно лишь то, чтобы Элию оставили в покое, она слишком слаба здоровьем, чтобы быть чьей-то женой или матерью. — И твой отец знал это? — Это знают все Семь Королевств. — И он все равно заставлял тебя жениться на ней? — Как видишь. — Но и ты был не сильно против, разве нет? Рейгар знал, что Лианна рано или поздно припомнит ему всю правду, которую он когда-то сказал ей. — Когда все это было решено, я был не в том состоянии, чтобы противиться, милая, — ответил он. — А потом было поздно. — Тебя грозились похитить и обесчестить? — фыркнула Лианна. Он ответил не сразу. — Я был в состоянии глубокой меланхолии, — отозвался Рейгар наконец. — У меня и раньше бывало так, что я с трудом заставлял себя жить и дышать, есть и пить, не то что думать. В такие дни мне обычно бывало все равно, что происходило со мной и что было вокруг меня. Тем более, она была не самым плохим выбором. — И почему с тобой это произошло? — Я не знаю. Такие дни приходили внезапно и так же внезапно уходили. — И ты бы женился на ней? Если бы не я? — Женился бы. — И спал бы с ней? Как со мной? — Семи Королевствам нужен был бы наследник, Лианна. Я, увы, не знаю других способов, как еще можно его получить. Но я не спал бы с ней как с тобой. Чтобы все было так, нужна любовь. — Мужчинам она не так важна, насколько я знаю, для того чтобы лечь в постель с женщиной, — заметила Лианна. — Мэг говорит, что любовь, конечно, хорошо, но природу мужчины она не изменит. Не знаю, может, она пыталась тем самым замазать поведение Роберта. Похоже, все знали, какой он, даже Нэд, и все равно меня выдавали за него замуж. Рейгар хмыкнул и удержался от вопроса, думала ли Лианна, что и он такой же, какими считала всех мужчин эта самая Мэг. — Но ты бы вышла за него замуж? — Нет, не вышла бы. Правда открылась до того, как мы с тобой встретились, и я бы сбежала. Как ты знаешь уже, я вполне могла бы такое выкинуть и так бы и поступила. Я бы лучше умерла, чем легла с ним. Или бы убила его своими руками, если бы он попробовал до меня дотронуться. — И куда бы ты бежала? — В Сероводный Дозор. Лорд Рид спрятал бы меня среди своих болот и лесов. Он никогда не выдал бы меня — даже моему отцу. «Опять эти Риды», — подумал Рейгар с досадой большей, чем хотел бы. — Ты в этом так уверена? — Конечно. Риды не такие как все, Рей. Они потомки Первых Людей и Детей Леса. Разве ты никогда не замечал, какие у Хоуленда глаза? — Я не смотрел ему в глаза, — отозвался Принц-Дракон, — но я думаю, лорд Рид бы не выдал тебя лишь для того, что отдать замуж за своего сына. — Рей… — Лианна укоризненно покачала головой — Скажешь, я не прав? — В таком случае, уж лучше Хоуленд, чем Роберт. Если бы я сказала «нет», он бы никогда меня не тронул, даже ходи я перед ним голой. — А твоя всемудрая Мэг не рассказывала тебе о том, что делает неутоленная страсть с мужчинами? Ответить Лианна не успела: Рейгар толкнул плечом дверь и вошел с ней на руках в их комнату. Буквально через несколько ударов сердца послышались шаги: пришла Кэтти, а за ней, конечно же, Мелисента. Иногда Принц-Дракон думал, что леди Блэквуд ходила тенью за северянкой, чтобы та невзначай не проболталась о происшествии на Мельницах. — Вот и твои подруги, моя милая, — сказал Рейгар. Последний разговор оставил какую-то странную горечь и раздражение в нем, но не на Лианну, а на себя, на Баратеона, на своего отца и даже на этого юношу с Болот и отца и братьев своей жены. Обернувшись к девушкам, он произнес: — Оставляю ее высочество в ваших руках, дамы. Не позволяйте ей наступать на ногу и пусть побольше отдыхает. — Куда ты? — спросила Лианна. — Ты оставляешь меня? В ее темно-серых глазах промелькнул испуг, и поэтому Рейгар постарался как можно более мягко ответить: — Вниз. Успокою нашу хозяйку и сира Освелла. А потом я вернусь. Казалось, это ее немного успокоило, хотя девушка и кивнула как-то напряженно. — Не оставляй меня надолго, — проговорила она. — Нет, конечно. Я вернусь — ты даже не заметишь, что меня не было. С этими словами Рейгар поцеловал ее и поспешил выйти, закрыв за собой дверь. В саду его ждали только Эртур и Освелл. Стараниями Дореи слуги накрыли одну половину стола, принеся блюдо с фруктами, холодным мясом и хлебом и холодное белое вино. — Хозяйка ушла, так как вернулись ее дети с мейстером, — сообщил Эртур. — Но я сказал ей, что опасаться нечего. Впрочем, как оказалось, мейстера Торберта уже успели допросить. — С пристрастием? — поинтересовался Рейгар. Эртур и Освелл переглянулись. Уэнт откупорил кувшин, наполнил прозрачный кубок и протянул его принцу. — Выпей-ка, — сказал он, обращаясь к нему на «ты», как они часто это делали, когда бывали наедине. — Видок у тебя, прямо скажем… Рейгар принял кубок и, посмотрев в вино с некоторое время, выпил его, причем, залпом, по дна. Освелл снова наполнил его — так же молча. — Пить дальше в одиночестве я не буду, — заявил Принц-Дракон. Он отодвинул кресло и устало едва ли не развалился в нем. Приглашать дважды не пришлось: Уэнт наполнил кубки Эртуру и себе, и они, усевшись по обе стороны от своего драконокровного друга, в молчании, не сговариваясь, пододвинули ему блюда с фруктами и хлебом. — Мой отец, да сохранят Семеро его душу, всегда говорил, что когда пьешь, то ешь, и, проклятье, он был прав, — заметил Освелл. — Уолтер так же считает, кстати. Они со стариком сиром Арланом и сиром Хамфри вечно квасят каждый седьмой день, под видом того, что подводят счета за неделю. Шелла его постоянно пилит из-за этого… но да иди и не запей — в Харренхолле и такой как мой брат умом тронется, если будет постоянно трезвым. — Твои племянники и племянница не показались мне такими уж и несчастными, — заметил Эртур. — Данвелл говорил, что хочет уговорить отца отстроить северную часть замка, для начала, и расчистить богорощу, чтобы она была садом, как в Риверране. — А ты еще спрашиваешь, почему мой брат прикладывается к вину раз в неделю, — хмыкнул Освелл. — С такими-то планами своего первенца. — Он и мне это говорил, — заметил Рейгар. — В первый вечер после приезда. Мне пришлось объяснить, что мой отец не даст и медяка на это дело. — Надеюсь, тебя он хоть не доставал? — Ну, как сказать… — Принц-Дракон улыбнулся. — Но я обещал, что когда-нибудь ему помогу, и велел пока работать над планом. — Седьмое пекло… — пробормотал Освелл. — Легче развалить Харренхолл, чем отстроить его. — Заботишься о пауках? — ухмыльнулся Рейгар. — Я посоветую Данвеллу переселить их в безопасное место. — И смотри, чтобы они не полысели от страха, — добавил Эртур. Эта шутка, про волосатых пауков Харренхолла, была стара как мир. Старый лорд Уэнт — отец Уолтера и Освелла и их сестры Минисы, жены Хостера Талли — частенько упоминал их, когда ругался и бранился, и его сыновья переняли эту манеру. До турнира в Харренхолле Рейгар бывал там пару раз, еще при жизни старого лорда, и видел этих знаменитых обитателей Северных Башен. Черные, как оплавившиеся камни замка, они были размером с ладонь и действительно были покрыты жесткой щетиной. Освелл уверял, что, когда они с братом были детьми, они их ловили и брили, правда, судя по всему, ни одна из жертв не пережила рук своих новоявленных цирюльников. — Что вы знаете о Ридах? — спросил Рейгар, отпивая из своего кубка. Холодное вино было просто прекрасным в эту влажную после дождя жару. — Риды? Это же эти коротышки с Севера, — заметил Освелл. — Этот юноша с Болот, кажется, его звали Хоуленд Рид, — добавил Эртур. — Насколько я знаю, в старину они были Королями Перешейка, но потом присягнули Старкам. — Наша кормилица рассказывала нам, что они потомки Детей Леса, — произнес Освелл, — поэтому и роста не такого высокого, как Первые Люди или андалы. Они, вроде как, никогда открыто не идут на битву, если только их не призовут Хранители Севера, и обычно стреляют отравленными стрелами и разят отравленными копьями. Кто-то из межевых рыцарей, когда я был мальчишкой, уверял, что на болотах водятся ядовитые лягушки. — Они очень бедный дом, хоть и знаменосцы Старков, — чуть погодя, произнес Эртур. — Я слышал, что они строят свои дома из тростника и глины, и единственный каменный замок — это обиталище самого лорда Рида. — А еще у них изумрудно-зеленые глаза, — вспомнил Освелл. Рейгар выслушал их молча. — Хм… Дети Леса, значит… Интересно, — произнес он. — Наверняка, среди них есть те, кто обладает зеленым взором и видит зеленые сны, не говоря уже о древовидцах. — Дальше Трезубца все немного того, не в себе, и это мягко сказано, — Уэнт покрутил у виска. — Не в обиду Гэрольду сказано, но у его леди Блэквуд сестра — Жианна… или Вианна? — уверяет, что она древовидица. Одно время ее прочили в невесты Данвеллу, но брат говорил, девица она и правда странная. Несла какую-то околесицу, причем моему брату. Они пробыли в Древороне день и сбежали оттуда. Девица Бракенов не лучше, кстати, правда, там другая крайность… — Да? Надо же, надо будет леди Блэквуд расспросить про ее сестру, — заметил Рейгар. — Я просто тут подумал, что Хоуленд этот… он моему отцу говорил, что просил богов защищать его, и Старые боги ответили, так как богороща там, чардрево и еще остров Ликов этот… Он уверял, что боги облеклись в плоть и создали призрак, который встал на его защиту, а потом исчез. — Ну, мы-то знаем, что этот призрак сейчас наверху с подвёрнутой лодыжкой, — ухмыльнулся Освелл. — Тем не менее, боги услышали его, — ответил Рейгар. — Лианна говорит, что этот юноша с Болот часто делал им с братьями какие-то предсказания, и они всегда сбывались. — Почему ты про него вспомнил? — спросил Эртур. — Лианна его упоминает, они выросли вместе. Он дорог ей, поэтому она за него и вступилась. — Хм, Дракону не стоит ревновать к лягушке, — заметил Освелл. — Разве я сказал что-то о ревности? — Рейгар хмыкнул. — А ничего и не надо говорить, это и так видно, — отозвался Уэнт. — Говорю сразу: болота плохо горят, разве что дождаться хорошего засушливого лета и поджечь торфянники… — Я тут кое-что вспомнил, — вдруг сказал Эртур. — История гласит, что болотные жители сблизились с Детьми Леса в те дни, когда древовидцы хотели обрушить воды моря на Перешеек. Возможно, они и в самом деле обладают тайным знанием? — Лучше бы они ростом и рожами вышли, — Освелл наполнил всем кубки по новой. — Я не видел этого лорда Рида, но у меня осталось такое впечатление, что его матерью была полевая мышь. Почему-то это заставило Рейгара и Эртура рассмеяться. — Я не хочу думать об этом, — заметил Принц-Дракон, закрыв лицо и все еще смеясь. — В смысле? — Освелл улыбнулся. — А, ну да, мышь жалко. — Боги, Освелл… — проговорил Эртур, ухмыляясь. — Лучше скажите мне, за что там этот упрямый старый осел мейстер извинялся, — Рейгар протянул руку за инжиром. Черный был самым вкусным — сладким и сочным, с мелкими пряными косточками внутри. Его можно было есть вместе с кожурой. — Он назвал Дэйна «мальчиком», — отозвался Уэнт. — Я не в обиде, он же не знал, кто я, и рядом с ним мы все мальчики, — заметил Эртур. — Он оказался на редкость крепким и плохо внушаемым, — Рейгар снова отпил вина. — Надеюсь, это тебя не обидит, но его такие вот будущие отцы раза три на дню стращают, а они дорнийцы, — ответил Дэйн. — Он привык. Тем более, он знает, что он тут едва ли не единственный мейстер, который понимает то, чем занят, иначе Ягер бы его к своей жене и детям и на милю бы не подпустил. Он знает, что делает и говорит, мой принц. И понимает, чем чреват гнев Дракона. Рейгар хмыкнул. Не доверять мейстеру Торберту у него не было причины, но не переживать за Лианну он не мог. Невольно он поднял глаза на второй этаж, на балкон, который был частью их спальни. Голоса тут не были слышны, только Кэтти раз вышла вытряхнуть что-то и вернулась внутрь. Рейгар не видел свою Лианну всего не больше получаса, а уже скучал по ней так, словно они расстались на несколько часов. Что же будет, если им придется расстаться на день? На два? На месяц? Если ему придется уйти на войну? Порой он ловил себя на мысли, что хотел бы сбежать с ней — не так, как сейчас, а по настоящему: хотя бы в их Баншю на границе Дорнийских Марок или же в Эссос. И никто никогда бы их больше не нашел, они прожили бы жизнь как обычные люди и растили бы своих детей. Может, самым лучшим было бы действительно отречься от своего права? Рейгар бы с радостью уехал с ней на Север, стал бы сыном Рикарду Старку, если бы тот его принял, а нет, так они бы с Лианной жили где-нибудь одни. Но их бы все равно никогда не оставили в покое, и пример мейстера Эймона был первым, о чем он думал. Живой Рейгар, пусть даже открыто заявляющий, что ему все это не нужно, всегда будет оплотом мятежа и сердцем восстаний, и рано или поздно за ним стали бы охотиться, хотя бы его родной младший брат, который будет понимать, что пока есть старший, и живы его дети, его сыновья, всегда будет кто-то, кто скажет: «вот при короле Рейгаре такого бы никогда не было, и сын Серебряного Дракона достойнее носить корону». Единственной возможностью защитить Лианну, и их детей, и себя ради них — было оставаться там и тем, кем он был. Исполнить возложенное на него уже не людьми, но богами до конца. Во всех книгах все истории заканчивались на том, что герой достигал своей цели — и часто он погибал, свершив предназначенное. Может, к нему боги будут милосердными, и он переживет Битву за Рассвет. А может, все это просто глупости — сказки, в которые верил мальчишка, чтобы как-то заставить себя выжить, которые настолько крепко впечатались в его сердце, в его кости, в его кровь, что стали теперь частью его сознания? Может, весь его путь — это погоня за призраками, которые сведут его и всех, кого он любит, в могилу. Впрочем, его у нее не будет: Таргариены от пламени драконов и уходили они в огонь. Интересно, а его боги пустят Лианну к нему, или же они навеки останутся двумя призраками среди порушенных башен и залов Харренхолла? Рейгару не нужны были ни поля света и меда, ни радость, ни Лето, если с ним рядом не будет Лианны. Их удел — это удел теней, которые кружатся в танце и вечных объятиях друг друга в лунном свете, как там, в Зале Тысячи Очагов.

***

Мелисента и Кэтти смотрели на Лианну не менее сердито, чем Рейгар. Она и сама понимала, что поступила очень неосторожно, но упрямство не позволяло ей признать это. С мужем она соглашалась лишь для того, чтобы не заставлять его переживать еще сильнее, хотя в душе считала, что если бы он не таскал ее на руках, а дал бы ей ходить, как всем нормальным людям, то она бы и дразнить его не стала. Где-то в глубине ее сердца голос разума корил ее не меньше, чем леди Блэквуд, но Лианна старалась заглушить его. Она отвыкла от того, что за ней постоянно наблюдают и говорят что делать и порой даже ее состояние — ожидание ребенка, которому она так радовалась, злило ее. — Я беременна, а не больна, — ответила Волчица, вставая с постели после того, как Кэтти обработала ее бок. — Ты упряма и невыносима, — заметила Мелисента. — Тебе же сказал мейстер: не наступать на ногу и лежать. — Если меня будут так допекать со всех сторон, я больше никогда не буду носить дитя, — заявила Лианна. — Рожу этого и хватит. — Я сейчас позову сюда твоего мужа-Дракона и поглядим, как ты заговоришь, — заявила подруга. — Кэтти, пойди, приведи его высочество… Кэтти, хмурясь, направилась к двери. Лианна смотрела на это «предательство» молча, а потом села обратно на постель. — Хорошо, — сказала она, фыркнув. — Теперь вы довольны? Обе? — Не совсем, — ответила Мелисента. — Положи ноги на кровать и устройся поудобнее. Сердиться тут мы с Кэтти должны: из-за твоего высочества мы теперь в город не попадем и на Шелковую Улицу. Я уеду из этого проклятого богами Дорна без единого куска шелка. — Бери мои платья, если хочешь, — заметила Лианна, — или берите сира Ричарда и идите, если хотите — думаешь, я с этой ногой куда-то убегу? Еще если сир Освелл будет подле меня. — Эти платья — подарок твоего мужа на свадьбу, и они все расшиты узорами для принцессы Таргариен. Ну, представь, как странно я буду выглядеть в них? Ты сама же потом и будешь на меня злиться, а твой принц Рейгар тем более. Мужчины не любят, когда их подарки отдают другим. Лианна промолчала, но не согласиться не могла. Она помнила, как ее Дракон был недоволен тем, что волантийского коня она подарила брату. Сейчас он ей наверняка бы запретил это делать, а тогда он еще не решался ей приказывать, слишком хрупким было их единение. Девушка взглянула на кушетку: там, аккуратной стопкой, завернутой в тончайший белый шелк, лежали ее платья, их принесли, пока они были в септе. Портниха Дореи и ее работницы вовсю трудились, но и Рейгар, наверняка, был щедр к ним. Лианне хотелось развернуть их и посмотреть, но лучше было подождать настроения получше. — Что касается похода в квартал Шелка, то как ты себе это представляешь? — продолжила Мелисента. — Ты сама сказала, что принц потребовал, чтобы мы все были дома. — Я скажу ему, чтобы вы не расплачивались за меня, — ответила Лианна. — Не нужно, ваше высочество, — произнесла Кэтти. — Я все равно с вами останусь. Мелисента удивленно посмотрела на нее. — И ты не хочешь себе платья? Хотя бы одного? — спросила она. — У меня все равно нет денег на то, чтобы позволить себе такое, — проговорила девушка. — Я дам тебе, боги! — Мелисента закатила глаза. — И как я потом верну вам? — А зачем мне что-то возвращать? Кэтти упрямо покачала головой. Лианна вздохнула и снова опустила ноги на пол. Щиколотка отозвалась саднящей болью. — Кэтти, — обратилась она к девушке. — Подойди к седельным сумкам принца Рейгара, там в левом кармане, погляди, есть еще один, внутренний. И там лежит мешочек из серого бархата. Дай его сюда. Девушка на миг заколебалась, но потом исполнила ее просьбу; до вещей Рейгара она дотрагивалась так, словно они бы ее укусили. На бархатном мешочке красовался вышитый темно-серый Лютоволк Старков, а в нем было серебро и золото. — Это мне дал отец когда-то, — сказала она, — на всякий случай. И еще несколько расписок, чтобы я платила жалованье Харвину и его солдатам. Если бы я знала, я бы взяла их с собой. Рейгар не хочет, чтобы я их тратила — у него мужская гордость, что это он должен обо мне заботиться, но ведь это подарок моего отца, я их так никогда и не истратила, — Лианна высыпала монеты на кровать и коснулась их. Она ясно помнила утро своего отъезда из Харренхолла, и как отец вручил ей все это. Взяв один золотой, она протянула его Кэтти. — Вот, держи. Я ведь так тебе и не успела заплатить, хотя должна за два месяца. — Миледи… — девушка постоянно путалась и то называла ее принцессой, то леди. — Принц будет зол… — Не будет, я же не на себя это трачу. Это долг, он всегда говорит, что долги надо платить. Так что пойдете обе, а сир Ричард будет вас сопровождать. Мелисента и Кэтти переглянулись. Лианна же была уверена, что переубедить Рейгара ей не составит труда: в конце концов, она собиралась пообещать, что никуда не пойдет и действительно была намерена сдержать свое слово. — Остальное же надо бы переправить Харвину и его ребятам, — заметила Волчица. — Наверное, лучше всего отдать это моему отцу и написать ему письмо, он расплатится за меня. А то они, бедные, кроме как сомнительных походов в книгохранилище и целого месяца на заброшенных Мельницах так ничего и не получили. Кэтти, глядя на золотой, а потом на горсть монет на постели, всхлипнула, а потом неожиданно расплакалась. Мелисента уставилась на нее и как-то немного строго произнесла: — Кэтти… Прекрати. Лианна тоже была удивлена этой вспышкой страданий, так как не совсем поняла, в чем дело. — Кэтти? — позвала она. — Ты что? Ну, ты что разревелась? Ты думаешь, тебе не хватит? Я дам тебе еще, — Волчица взяла еще один золотой и чуть ли не силой всунула его в руки девушки. — Ну, перестать рыдать, что такое? — Небось считает, что ни одно дорнийское платье ей не поможет очаровать сира Эртура, — заметила Мелисента, садясь рядом с Лианной и глядя на Кэтти, которая стояла перед ними и продолжала плакать. — Иногда и я сама начинаю думать, что дело гиблое, надо браться за Лонмаута, хотя, что там браться, он и так готов. — Опять вы со своим сиром Ричардом! — в сердцах воскликнула Кэтти. — Плачу я не из-за этого… — Тогда успокойся, это того не стоит, — произнесла леди Блэквуд. — А из-за чего тогда? — спросила Лианна. — Тебя опять сир Освелл обижает? — Нет. То есть да, но я сама с ним справлюсь, — прошептала Кэтти. — Тогда в чем дело? Девушка всхлипнула и замолчала. Потом протянула руку и вернула второй золотой обратно Лианне. — Спасибо, миледи, мне и одного хватит на целую жизнь, — пробормотала она. Волчица поймала ее за руку. Она хорошо знала Кэтти и видела, что та чего-то не договаривает. — Так-так, — сказала она. — Ну-ка, выкладывай мне, из-за чего столько слез? — Из-за ерунды какой-нибудь, — заметила Мелисента. Кэтти обиженно посмотрела на нее. — Это не ерунда, миледи, вы сами знаете, — прошептала она. — Ерунда, — леди Блэквуд поднялась. — Пойдем, я помогу тебе умыться, ты заставляешь принцессу нервничать и расстраиваться, ей и так хватит на сегодня. — Мел, погоди, — велела Лианна. Она сейчас была как лютоволк, который напал на след болотного оленя. — Кэтти, рассказывай, что случилось. — Ничего, ваше высочество, — пропищала девушка. — Кэтти, это приказ. Или я позову принца Рейгара, и тогда прикажет уже он — тебе так хочется позориться перед ним? Про себя же Лианна подумала, что обязательно расскажет своему Дракону, как они друг друга им пугают, он обязательно повеселится вместе с ней. Кэтти и Мелисента переглянулись. — Не смей, — как-то уже с отчаянием прошептала леди Блэквуд. — Кэтти, я слушаю! — голос Лианны звучал строго. Девушка посмотрела на Мелисенту, а потом в каком-то отчаянии проговорила: — Я обещала сиру Эртуру молчать… — Сир Эртур не узнает, что ты мне рассказала, — уверила Лианна. Она взяла ее за руку и усадила рядом. — Ну, рассказывай. Я не буду сердиться, и вообще это за пределы этой комнаты не выйдет. — Кэтти, не будь дурой, — пригрозила Мелисента. — Ты дала слово! — Но это нечестно! — выпалила та. — Принцесса должна знать, это ее касается! И принц Рейгар должен был сказать ей, вы же тоже ему это говорили сегодня! — Что меня касается? Кэтти! А ну живо говори! — Лианна уже начала терять терпение. — Миледи… то есть принцесса… Я… Харвин… и наши все… — она стиснула руки Лианны так крепко, что аж костяшки побелели. — Боги! — и тут же снова разрыдалась, упав на колени к Волчице. Странное, леденящее чувство заползло в сердце Лианны. Страх, страх смерти, она знала его. Она испытала его впервые там, в Харренхолле, когда подумала, что ее брат убил Рейгара, наблюдая за тем, как его, почти без сознания стянули с коня и не могли привести в чувства. Как там, в дорнийских степях, когда она видела этого копейщика, который целился в ее мужа и убил бы его… — Что с ними случилось, Кэтти? — тихо спросила Лианна. — Расскажи мне. — Они погибли, все погибли… — пролепетала Кэтти. — На моих глазах, их всех убили люди короля. И этот старый рыцарь, сир Барристан… — Боги, Кэтти… — проговорила Мелисента, закрыв лицо руками. Лианна похолодела, точно ее обдали ледяной водой посредине Зимы, а она стояла нагая во дворе Винтерфелла. — Как… когда? — проговорила она. — И где был сир Эртур, он же с ними остался?! — Сир Эртур каждый день ездил в Хэйфорд в ожидании вестей от вас с принцем, — всхлипнула Кэтти, утерев щеку ладонью. — От вас почти месяц не было весточки, мы не знали что думать, и никто ничего не знал. В тот день он уехал, и мы остались… И вдруг со стороны замка на холме приехали верховые, стражники из замка и этот сир Барристан. Он обвинил всех нас в измене королю и прежде, чем кто-то что-то смог сделать… их всех перебили, всех… — голос девушки опустился до шепота. — Лайм успел дать мне меч и велел бежать, и я… боги, миледи, я убила человека… он хотел надругаться надо мной… Я потом вернулась, но было поздно. Я спряталась на одной из мельниц, и потом к вечеру вернулся сир Эртур, а с ним был сир Освелл… и мы бежали в Королевскую Гавань, чтобы встретиться с лордом-командующим… а дальше вы все знаете. Лианна сидела, замерев. Почему-то она заметила, как смотрела на Кэтти Мелисента — тихо, молча, с какой-то обреченностью. Девушка же, всхлипнув и утерев нос, добавила: — У нас не было даже времени их похоронить. Но сир Эртур и сир Освелл уложили их рядом и накрыли их нашим стягом. Еще сир Эртур привез вам знамя, с которым сражался Харвин. — Харвин не погиб, — заметила Мелисента, — но, боюсь, он все равно обречен, он в темнице Красного Замка. Лорд-командующий обещал ему помочь — но как? Разве что быстрой смертью… — Лорд-командующий обещал его спасти и он его спасет! — выпалила Кэтти. — И в кого ты такая дурочка, а? — поинтересовалась Мелисента. — Рейгар это знал? — спросила Лианна. — Сир Эртур рассказал ему все, — ответила Кэтти. — Он хотел, чтобы вы все узнали от Принца-Дракона, а потом оказалось, что вы на сносях и что вам нельзя переживать… Нам с леди Блэквуд велели молчать. Сир Эртур сказал, что Принц-Дракон сам решит, когда вам все рассказать. Лианна закрыла глаза. В душе царил какой-то странный, почти ледяной, холод и боль. И стыд от сознания того, от чего ей больнее: от мысли о людях, что пали за нее и за ее возлюбленного, потому что они не соизволили послать им вестей в погоне за неизвестным, или от того, что ее любимый Рейгар все знал, но не сказал ей? — Лианна… — тихо, с тревогой в голосе, позвала ее Мелисента. — Ты что? — Принцесса… — прошептала Кэтти. — Позовите его высочество, — проговорила Лианна, открыв глаза. — Сейчас же. — Так, погоди, — леди Блэквуд коснулась ее плеча. — Не спеши и не пори горячку. Он несомненно виноват, но не со зла же… он тебя любит и заботится о тебе… — Кэтти, встань и пойди вниз за моим мужем и приведи его сюда. Кэтти, заплаканная и напуганная, покачала головой. Лианна почувствовала, как ее затапливает гнев. — Раз так, я сама пойду! — она резко поднялась с кровати. Мелисента схватила ее за руку, но Волчица тут же высвободилась. Тогда леди Блэквуд подскочила, подбежала к двери и закрыла ее собой. — Не делай глупостей, давай поговорим, — сказала она. — Во-первых, тебе нельзя наступать на ногу, во-вторых, ты беременна, и помни, что ты обещала своему мужу о лестнице… — Он мне врал, думаешь, я должна теперь держать слово? — выпалила Лианна. — Он не сказал тебе больной правды, это не вранье! — отозвалась Мелисента. — Тем более, прошло всего несколько дней, он сам только узнал, может, он собирался сказать тебе, хотя бы сегодня, но ты упала и всех перепугала! — Ах, так это еще и я виновата! — Лианна, несмотря на боль, прихрамывая подошла к двери. — Пусти меня, Мел! — Не пущу. Даже не подумаю, — мотнула она головой. — Пустишь! Это приказ! — Извини, но я не твоя фрейлина, я вообще ничья теперь, так что я подчиняюсь только его высочеству! — Тогда я пойду на балкон и все прокричу ему отсюда, и пусть весь город слышит! — бросила Лианна. Мелисента посмотрела на Кэтти; та поняла ее без слов и бросилась запирать двери, выходящие на террасу. — Вы обе — предательницы! — заявила Лианна. — Раз не даем тебе делать глупости? — Ты считаешь, что я дура?! — Боги, нет, конечно. И умные люди делают глупости, — Мелисента покрепче вцепилась в дверной косяк. — Сядь и успокойся. И встань на место своего любимого мужчины, который сходит по тебе с ума и вообще потерял всяческий разум из любви к тебе. Ну, промолчал он, да, но ты ведь не знаешь, когда он собирался сказать тебе все? Не знаешь. И не можешь знать. И никто не может, разве что кроме сира Эртура и сира Освелла. А теперь сравни это с тем, что он сделал для тебя и ради тебя. Ты вообще понимаешь, что из-за тебя он бросил все? Поставил в смертельную опасность себя, своих друзей, меня, свою мать? Семь Королевств на грани войны! Но он пренебрег всем ради тебя: он женился на тебе, боги, Лианна, ну головой-то подумай! Начиная с этого турнира в Харренхолле, заканчивая этим треклятым Дорном! — Он повел себя, как мои братья, — возразила Лианна. — И как Роберт! Он решил за меня, что мне надо знать, а что — нет! — А как бы ты поступила на его месте? — Я бы сказала правду! — Боги, ты правда ничего не понимаешь в мужчинах, — Мелисента закатила глаза. — И ты его не понимаешь, не знаешь и не хочешь даже попытаться! Ты знаешь, сколько раз он видел, как его мать кровью истекает, рожая мертвых детей? А думаешь, он глухой, не слышал, как его отец ее насилует? И не видит, как он измывается над ней? Над ним самим?! Его везде и постоянно преследует горе, а тут ты — его свет, его счастье… это же даже слепой увидит, как он тебя любит и как на тебя смотрит! Да, его защита может быть немного занудной и раздражать порой, когда он перегибает палку, но я бы все отдала, чтобы тот, кого я люблю, был со мной рядом и так пекся обо мне. Лианна не выдержала и теперь разрыдалась сама, упав на постель и спрятав лицо в подушку. — Я бы посоветовала тебе позвать принца Рейгара и рыдать у него на плече, — сказала через некоторое время Мелисента. Она отошла от двери и, сев рядом с Лианной, погладила ее по спине. — Только не обзывайся и не сравнивай его с Робертом, это его очень заденет. Ты несомненно можешь сказать ему, что он не прав и даже поругать его за это, только не обвиняй его. — Я не хочу сейчас с ним говорить, — прошептала Лианна. Это было ложью, Рейгар ей был нужен сейчас так сильно, что все внутри сводило от боли. Ей хотелось спрятаться у него в объятиях и плакать, пока не иссякнут все слезы по ее погибшим землякам, по тем, кто пожертвовал своей жизнью ради нее. Но обида не давала ей признать, что лучше ее Дракона никто бы не утешил ее и не успокоил. Мелисента вздохнула. — Так дело не пойдет, — сказала она. — Придется опять за мейстером послать. — Зачем? — проговорила Лианна, поднимая голову. — Ты так плачешь, что у тебя явно припадок, — Мелисента погладила ее по спине. — Он даст тебе маковое молоко, и ты хоть успокоишься и поспишь. Тебе правда нельзя так переживать, ты под сердцем носишь ребенка. На его отца ты сердишься, себя не жалеешь, но крошку-то пожалей? Лианна хотела подняться, но не смогла: у нее внезапно закружилась голова, ее сильно замутило, и едва она успела склонить голову над кроватью, ее стошнило. — Принцесса! — вскрикнула Кэтти. — Сохрани меня чардрево Древорона, — пробормотала Мелисента. — Кэтти, беги-ка вниз и скажи, чтобы позвали все же мейстера Торберта. И сделай так, чтобы Принц-Дракон не убил тебя! Кэтти пискнула, но говорить дважды ей не пришлось, она исчезла в мгновение ока. — Меня тошнит, — простонала Лианна. Голова кружилась, даже когда она закрывала глаза. Такого с ней никогда еще не было, даже после ее поединков в Харренхолле. — Тшшш, — леди Блэквуд погладила ее по голове. — Ну-ка… давай, попробуй сесть… Вот так, ну? — она посмотрела ей в глаза. — Ты очень бледная. Пить хочешь? Лианна покачала головой. — Если я выпью, меня стошнит, — прошептала она. — Тогда приляг, — велела Мелисента. Девушка так и сделала, но стало только хуже — голова совсем пошла кругом, и ее снова стошнило, прямо на платье леди Блэквуд. — Боги, Мел… — прошептала она. — Прости, прости… я куплю тебе новое платье, я обещаю… — Да пустяки какие! — Мелисента, судя по ее голосу и взгляду, была встревожена. — Раз лежать не можешь, сядь. Сидя было легче: сердце у Лианны колотилось, точно намеревалось выпрыгнуть из груди, а судорожные всхлипы не прекращались, как бы она ни пыталась их унять. — Они погибли… из-за меня, — пробормотала Волчица, пока Мелисента ее обнимала, чтобы поддержать в сидячем положении. — Понимаешь? Харвин — сын Халлена, нашего мастера над конями. Он старше Брандона на два года, и он видел как мы растем. Он научил меня ездить верхом. А Лайм — внук Старой Нэн. У него остался брат и сестра. А… — Т-ш-ш-ш, — Мелисента погладила ее по спине. — Все, тише. Они были смелыми воинами и знали, что рано или поздно сталь придет за ними. Они дали клятву, они умерли исполняя ее. Разве можно желать лучшего конца тем, кто ставил честь выше всего? — Но что я скажу отцу? Что я скажу их родным? Они будут говорить, что их сыновья и мужья умерли из-за Волчьей Шлюхи. — Боги… Ну какая ты шлюха… Лианна, перестань… — Почему они не убили Харвина? Почему?.. а ведь сир Барристан — гвардеец короля! Неужели сир Гэрольд знал об этом? — Он не знал, а потом было поздно, — ответила Мелисента. — Сир Эртур показывал мне его письмо. Король не доверяет Гэрольду как раньше и даже не заседания Малого Совета не звал его. Сира Барристана послали исполнить приказ в обход Гэрольда. Но он не мог поступить иначе, он ведь дал клятву… — Сир Эртур и сир Освелл тоже дали клятву, но они уехали, они… Лианна судорожно сглотнула и снова разрыдалась. В коридоре раздались торопливые шаги, и через пару мгновений дверь отворилась, и на пороге появился Рейгар. — Лианна! — воскликнул он, бросаясь к ней и буквально выхватывая ее у Мелисенты. — Что случилось?! Что с тобой? — его взор упал на запачканный пол и платье леди Блэквуд. — Лиа… Милая… Лианна судорожно глотнула воздух. — Харвин… и остальные… на Мельницах… Как ты мог мне не сказать?! — произнесла она, цепляясь за его плечи. Сине-фиолетовые глаза Рейгара были полны удивления и испуга, но услышав это, они начали темнеть до лилового и он, крепко прижав к себе Лианну, посмотрел на Мелисенту. — Кто из вас? — спросил он тихо. Казалось, зазвенела сталь. — Кэтти, — призналась леди Блэквуд. — Я попыталась ее остановить, ваше высочество, но потом принцесса приказала ей сказать правду, и она выложила все, что знала и видела. В полуоткрытую дверь постучались, и в комнату заглянул Освелл. — Эртур уже умчался за этим мейстером, и тут госпожа Дорея, мой принц… — сказал он. Хозяйка дома мягко отодвинула гвардейца и переступила через порог с небольшой роговой чашкой в руках. — Пустите-ка, — сказала она, подходя. — Ваше высочество, простите… Это отвар кошачьего корня, пустырника и мелиссы, он ничего дурного не сделает, я это даже своим детям даю, когда они заснуть не могут. Вот, глядите, — она сама отпила из кружки, а потом обратилась к Лианне. — Моя принцесса, выпейте это. На вкус мерзко, но вас не будет тошнить и вы успокоитесь. Рейгар сам взял чашку из ее рук и отпил из нее; Лианна увидела, как он поморщился, но Дорея дурного бы не посоветовала, поэтому девушка взяла отвар у мужа и выпила его едва ли не залпом. На миг желудок свернулся болезненным комочком, но потом все прошло. Лианна утерла щеки и глаза от слез, а потом, едва у нее забрали кружку, снова уткнулась в Рейгара, пряча лицо. Некоторое время царила тишина: Принц-Дракон молча гладил ее по спине и целовал ее макушку; Сир Освелл стоял за дверью, у стены, а Мелисента и Дорея молча и внимательно наблюдали за Лианной. Она же чувствовала себя так дурно, как только можно было представить. Кроме боли и тоски, сознания собственной вины, ее жег стыд — у нее был настоящий истеричный припадок, какие бывали у тетушки Эльвары, если она ссорилась с дядей Торрхеном, и весь Винтерфелл дрожал от ее криков. Она запачкала пол и испортила платье Мелисенте, теперь еще и Рейгар будет зол на Кэтти… и сир Эртур, если уж на то пошло. Девушки нигде не было видно, но оно и к лучшему. — Пусть все уйдут, — тихо сказала Лианна, обращаясь к Рейгару. Он кивнул и мягко убрал волосы с ее лица. — Сейчас, любимая, — Принц-Дракон обернулся к Мелисенте и Дорее. — Оставьте нас одних. — Конечно, — сказала хозяйка. — Мой принц, — Мелисента присела в реверансе, — может, лучше вам пойти к нам с Кэтти в комнату? Там никого нет, закроете дверь изнутри, если захотите. Тут бы убрать… — Сейчас не до этого, — ответил Рейгар. — Нет, Рей, они правы… — Лианна всхлипнула и посмотрела на леди Блэквуд и Дорею. — Простите за этот беспорядок. Мел… открой мой шкаф и выбери себе любое платье взамен этого. Мел, я настаиваю, не спорь. Прошу тебя. Возражать больше никто не стал, Рейгар поднял Лианну на руки и вышел с ней в коридор. — Когда придет мейстер, приведите его сразу сюда, — велел он Освеллу. — Так и сделаю, — ответил Уэнт. И, чуть помедлив, добавил, уже глядя на Лианну: — Мне очень жаль, моя принцесса… Она не нашла в себе сил ответить. В комнате у Мелисенты и Кэтти было тихо и тенисто, с этой стороны могучие шелковицы, растущие во дворе, заглядывали прямо в окна и создавали как бы еще один, естественный, зеленый занавес. Рейгар усадил Лианну на кровать Мел и некоторое время внимательно всматривался в лицо своей принцессы, убрав ее длинные растрепавшиеся волосы ей за спину. — Тебе лучше? — спросил он. — Немного, — ответила Лианна. Она уже могла дышать, пусть и немного судорожно, но где-то глубоко в душе комок, стиснувший все ее нутро, стал ослабевать. — Нам надо поговорить. — Обязательно, — согласился ее муж-Дракон. — Только позже, когда ты отдохнешь. — Нет, сейчас, — твердо отозвалась Лианна. — Больше никогда так не делай, Рей. Я знаю, что ты хочешь защитить меня от всего на свете, но ты скрыл от меня правду. Воины моего отца не чужие мне, я должна была знать. — Я не стану спорить с этим, — ответил он. — Я собирался сказать тебе и сказал бы, но в свой срок. Погляди, что с тобой стало после того, как ты все это услышала. Разве я был не прав, ограждая тебя? — Я не знаю, от чего мне стало так дурно — от того, что я узнала, или от того, что ты меня обманул. Ты сделал мне очень больно. Рейгар молчал, глядя на нее. Потом он опустил глаза, взял ее за руки, склонил голову и поцеловал вначале ее пальцы, а потом ушибленные ладони. Его горячие губы обожгли кожу, но так приятно, и поцелуи были такими нежными, что Лианна устыдилась своих слов. — Если бы я так поступила с тобой, ты бы сердился, — проговорила она уже гораздо мягче. — И был бы прав. — Я часто бываю прав, но ты меня часто не слушаешь, — заметил он, ласково поглаживая пальцами ее ладони. — Прости, если я причинил тебе боль. Лианна смотрела на Рейгара, жадно всматривалась в его лицо. Он извинился, но она видела, что ее слова его задели, и свои извинения он принес лишь для того, чтобы примириться с ней. Он считал, что поступил правильно; может, не случись с ней припадок, она бы смогла убедить его в том, что правой была она, но после всего это было сложно. Почти невозможно. — Обещай мне, что что бы ни случилось, ты всегда будешь говорить мне правду, — произнесла Лианна, стискивая его руки в своих. — Пожалуйста, Рей. Пожалуйста. Ты же сам говорил мне, что между нами не должно быть скрытности, что ложь отравляет все… — Лианна, я не лгал тебе, — твердо ответил Рейгар, и она почувствовала сталь в его голосе. Он начинал сердиться. — Разве ты хоть раз слышала от меня, чтобы я сказал «с людьми твоего отца все хорошо?» Или что-то в этом роде? Я утаил от тебя то, что могло сделать тебе хуже, но я бы сказал тебе, я бы не стал скрывать это вечно. Перестань называть это «ложью». Она слегка сжалась и хотела было отнять свои руки, но он их удержал, упрямо глядя на нее и не сводя глаз. Ей хотелось что-то сказать, но слова как-то странно застревали в горле, обычно такое молчание и нерешительность были ей не свойственны, и Лианна с трудом узнавала себя. — Я хочу, чтобы ты услышал меня, — произнесла она. — Я знаю, что ты хочешь мне добра, но некоторые вещи нельзя… скрывать. Даже ради блага. Мой брат Нэд так поступал, думая, что ради моего блага скрывает всю правду о поведении Роберта. Но ведь правда все равно вышла наружу, и я обиделась на него за это. Теперь я его простила, это уже не имеет значения, но если бы мне пришлось быть с Робертом и дальше? Мой старший брат Брандон запрещал мне говорить с тобой и даже смотреть на тебя, так как считал, что я погублю себя, и делал он это ради моего блага. Но ты же видишь, как это вышло? Мне будет больно, я буду плакать и переживать, но я хотя бы смогу обнимать тебя и рыдать у тебя на плече, зная, что ты рядом. Я вижу, что мои слова задевают тебя — пожалуйста, не сердись, я не вынесу этого… Рейгар порывисто притянул ее к себе и стиснул в объятиях. — Я не сержусь на тебя, даже не думаю, — ответил он. — Я просто не знаю, что сказать и как извиниться. Не всегда легко признать себя неправым, тем более, я вижу, что эта твоя правда сделала с тобой. — Мне было бы легче, если бы все это мне сказал ты, — произнесла Лианна, глядя на него и тесно прижимаясь в ответ. — А не Кэтти. — С ней у меня будет отдельный разговор, — отозвался Рейгар. — Не прогоняй ее, пожалуйста. Я ей приказала, она не могла поступить иначе. — Она дала слово, что будет молчать. По-хорошему, ее надо бы отправить домой, как знать, где еще и о чем она может проболтаться, если кто-то с такой же упрямой волей надавит на нее? Но ради тебя, — Рейгар погладил ее по голове, — я дам ей еще один шанс. — Рей, обещай мне… — прошептала Лианна снова. — Что, милая? Что мне тебе пообещать? — Что ты будешь всегда говорить мне все как есть. С тобой мне будет легче. Пожалуйста. Рейгар молчал. Лианна видела, как он колеблется, и когда он наконец произнес «Обещаю», она судорожно вздохнула и закрыла глаза. Это было сказано искренне, хоть и не от большого желания, но он все-таки дал ей слово. А раз дав, она знала, Принц-Дракон будет держать его до конца. Мейстер Торберт явился быстрее, чем утром: оказалось, он остановился промочить горло кружкой эля в местной таверне, а Дэйн нашел его, увидев его мула, привязанного у коновязи. Бедный старик весь вспотел и был явно очень уставшим, но все равно улыбался Лианне и был очень терпелив с Рейгаром, хотя тот и буравил его взором так, что девушка только удивлялась, как на рясе Торберта не появилась дырка. Причем, прожженная. В подробности никто вдаваться не стал, но мейстера они и не интересовали. Выслушав Лианну и пришедшую Мелисенту как свидетельницу и Дорею как помощницу, он похмыкал, потер подбородок и сказал: — Маковое молоко тут не нужно, это все переживания, не вызванные болью или болезнью. А вот настойку кошачьего корня и лимонной мяты с пустырником вам, моя принцесса, лучше пить три раза в день. Утром, в обед и вечером, перед сном. Где-то дней десять, а там, если все будет хорошо, то можно и по одному разу — вечером. И ешьте хорошенько. Вам нужны силы. Вы вот когда последний раз ели сегодня? — Утром, — ответила Лианна. — Если это считается. — Ну, вот. А потом вас стошнило. Вам надо поесть. — Мне не очень хочется… — Совсем ничего? Как же так? — Я не знаю. — Подумайте хорошенько, моя принцесса. — Робин принес с рынка свежих крабов и устриц, — заметила Марея. — Мы сейчас их быстро отварим, а устрицы с уксусом и лимонным соком всегда поднимают аппетит. Во всяком случае, мне так точно. — Совсем замечательно, — кивнул мейстер. — Вам бы, ваше высочество, еще и ухи поесть, из белой рыбы. Она не жирная, но зато придаст сил. — Я велю все приготовить, — с готовностью сказала Марея. Лианна взглянула на Рейгара: он стоял, облокотившись о стену, и смотрел на нее. — Хорошо, я поем, — согласилась она. Обычно уговаривать есть ее не приходилось, но сейчас почему-то аппетита почти не было, хотя ее больше не тошнило и голова не кружилась. Но зато очень сильно хотелось спать, видимо, после отвара. Мейстер Торберт еще не успел уйти, как домой вернулись Ягер и сир Ричард. Они оба, видать, предупреждённые Мареей или Робином, поспешили наверх, принося с собой запах моря, раскаленных камней и вина. — Вот так уйдешь и оставишь дом на женщину, так сразу все начинает вставать с головы на ноги, — заявил Харвелл. — Я как увидел мула мейстера, так сразу и протрезвел. — Предположим, мы и до того не особенно пьяными были, — заметил сир Ричард. — Поиски истины на этот счет оставим на потом, мой друг, — отозвался Ягер. Судя по тому, как они переглянулись с Рейгаром, им было что рассказать. Тот в свою очередь обменялся взглядами с сиром Эртуром и сиром Освеллом. Лианне тоже было очень интересно их послушать, поэтому, присев на постели Мелисенты, она произнесла: — Мейстер Торберт, мне ведь можно подремать в саду? — Конечно, свежий воздух всегда полезен, — ответил он. Это решило дело. В саду расстелили толстый ковер, сотканный из шерсти и шелка, и принесли побольше подушек. На нем устроилась Лианна, которую вниз принес Рейгар — никому другому он бы никогда ее не доверил — и вместе с ней Мелисента. — А где Кэтти? — воспользовавшись случаем, спросила Волчица. — Ревет. В кладовых — ее туда спрятала Марея от сира Освелла, который ее так напугал, что она теперь боится показаться принцу Рейгару на глаза, — ответила подруга. — Пусть посидит так немного, главное, чтобы не забыли ей еду носить, — заметила Лианна. Она взглянула на сира Эртура, который стоял рядом с Рейгаром, говорившим с мейстером Торбертом, и тяжело вздохнула. — Меч Зари очень мрачен. Боюсь, Кэтти его очень расстроила. — О да, наверняка. Уж сколько он ее уговаривал, — Мелисента взяла ее за руку. — Жалко, конечно, Кэтти будет совсем плохо, но что тут поделаешь. В конце концов, есть сир Ричард Лонмаут. И он не гвардеец короля. Лианна вздохнула и положила голову на колени подруге. Некоторое время они молчали, наблюдая за тем, как Принц-Дракон и сир Эртур, а вместе с ними и Ягер, прощались с мейстером. Рейгар что-то дал ему, хоть тот и отказывался, и девушка вспомнила, что она оставила монеты рассыпанными по кровати. Интересно, он уже заметил это или не успел? А, может, их убрали? После ухода мейстера все как-то успокоилось. В саду появились дети; Ларра тут же прильнула к Лианне и полезла к ней обниматься, и девушка не могла отказать девочке. Так втроем они и просидели где-то с полчаса, пока слуги накрывали на стол. Дореи с ними не было: ее голос слышался откуда-то из кухонного двора, она переговаривалась с Мареей, а мужчины собрались вместе. Ягер велел принести еще вина, хотя его жена и пофыркала на это, и они о чем-то говорили, но о чем — Лианна, сколько ни прислушивалась, не могла услышать. Она видела их всех, сидящих за столом, и Рейгар не спускал с нее глаз и почти не притрагивался к вину. Большей частью говорил Ягер, а сир Ричард лишь иногда вставлял пару слов. Можно было расслышать слова «еще здесь», «на галее поднимали паруса», «толстый индюк» и «Иллирио». Лианна устало вздыхала и думала, что придется потом расспрашивать Рейгара, а тот либо расскажет ей все, либо же в своей манере отшутится, а сегодня настаивать у нее не было никаких сил. Она лежала на ковре, ощущая, как Ларра прижимается к ней и играет складками ее платья, и как Мел ровно дышит, подставив лицо солнечным лучам, проникающим через листву шелковиц, упираясь обеими руками в ковер. Сама Лианна смотрела на небо: ветер гнал пушистые белые облака, но само оно было каким-то сероватым, выцветшим от жары. Не таким, как на Севере, сочным, голубым, летом в нем даже утром еще можно было увидеть звезды. Трава клонилась перед воротами Витерфелла, высокая, изумрудная, и все поля были полны цветов. Росли они и вдоль дороги: Летом она всегда была пыльной, и если скакать в Винтертон, то поднимались облака пыли, видные издалека. Ее братья терпеть не могли, когда она их обгоняла, но она всегда так делала, сколько бы Брандон ни кричал за ее спиной. — Что стало с Мераксес? — спросила Лианна, и Мелисента открыла глаза, поглядев на нее. — С твоей лошадью? Я не знаю, но вроде сир Эртур говорил, что ее увели, как и коней северян. — Зачем? — Видимо, как доказательство того, что ты была на Мельницах. Ларра тоже подняла голову и посмотрела на Лианну. Потом она коснулась рукой ее живота и спросила: — А это мальчик или девочка? — Откуда же принцессе знать? — улыбнулась Мелисента. — Либо мальчик, либо девочка. Ларра надулась: с леди Блэквуд она не ладила, так как та никогда не болтала с ней, как Лианна, и вообще подшучивала в своей манере, а маленькой дорнийке это не нравилось. — А может это и мальчик, и девочка, — ответила Волчица. — А такое может быть? — удивилась Ларра. — Конечно, — Мелисента хмыкнула. — Ты разве не слышала про близнецов? — Мейстер говорит, обычно близнецы — это всегда либо мальчики, либо девочки. — Мейстер, видать, столько же смыслит в детях, сколько курица в охоте. — Не правда! Наш мейстер все знает! — возразила Ларра. — О, да неужели? Тогда как он объяснит существование Серсеи и Джейме Ланнистеров? Ларра смотрела на нее некоторое время. — А это кто такие? — спросила девочка. — Близнецы, брат и сестра. — Неправда-а-а, — протянула она. — Не веришь, пойди спроси у сира Эртура, он их знает лично. Ларра тут же подскочила и помчалась к мужчинам, на ходу зовя Дэйна. — Эта маленькая дорнийка меня не любит, — заметила Мелисента. — Ты ее тоже, — ответила Лианна. — И еще она ревнует, она хотела быть моей фрейлиной, но тут приехали вы с Кэтти, и ее ко мне больше не пускают. Ларра тем временем прервала разговор за столом, из-за чего получила нагоняй от отца и убежала, плача на весь дом, к матери. Ее братья, сидевшие неподалеку и играющие в кольца, только проводили ее взглядом. Лианна чуть повернулась на бок и поморщилась — ушиб тут же дал о себе знать. Невольно она провела рукой по шелку платья Мелисенты, а потом сказала: — Как жаль, что тут нигде на мили окрест нет богорощи… Я бы так хотела помолиться. Очиститься, слышать наших богов… Эта септа… она совсем мне чужая. — Мы можем вечером, перед сном, помолиться в саду, никто не будет против, я уверена. — Это не то… Надо бы прийти туда на закате и остаться до самого восхода. Но тут нет даже сердце-древа, и мы не увидим и не услышим. Мне сейчас кажется, наши боги так далеко от нас, Мел… — Наверное, на Юге они не могут видеть и слышать так, как на Севере, но погляди, сколько тут деревьев. И земля, и звезды… Давай вечером, после ужина, позовем нашу бедную провинившуюся Кэтти и помолимся втроем. Я уверена, тебе станет легче, твой муж не будет возражать. Ты же уступаешь ему, когда он того просит? — Рейгар, конечно же, не будет против, — Лианна снова провела рукой по гладкому шелку. — Ты, кстати, взяла мое платье, как я просила? — Нет, — было ей ответом. — Почему? Я же просила… — Потому что это подарок твоего мужа-Дракона тебе, — Мелисента улыбнулась ей. — Умоляю, не бери в голову. У меня достаточно того, что я могу надеть. — Я испортила тебе платье. — Его отстирают. Лианна нахмурилась и села ровно. — Рей! — позвала она громко. Разговор сразу же прервался, Рейгар поднялся и подошел к ней, почему-то улыбаясь. Девушка бросила взор на остальных: от улыбки удержался там только сир Ричард. — Что такое, Лиа? — спросил он, вставая перед ней на колени. — Пусть леди Блэквуд пойдет в Шелковый Квартал на праздник этих Лимонов, пожалуйста, — попросила она. — Я никуда не сбегу, обещаю. С ней может пойти сир Ричард, а со мной останется сир Освелл. Рейгар как-то странно взглянул на Мелисенту, хмыкнул, но потом все же кивнул. — Если ты так хочешь, любимая. Я не имею ничего против. Лонмаут тяжело вздохнул, но раз Рейгар дал согласие, то и спорить там не было смысла. Сам Принц-Дракон склонился, ласково погладил Лианну по щеке, поцеловал ее и улыбнулся, после чего поднялся и вернулся обратно в свое кресло. — Рей? — тихо спросила, хихикнув, Мелисента, едва он отошел. Лианна почувствовала, что краснеет. Она назвала его коротким именем при всех и даже не заметила. Впрочем, он тоже назвал ее «Лиа», но она-то к этому была привыкшей… — Ну, да… — отозвалась она. Ее сердце сжалось от воспоминаний, невольно она точно услышала голос Харвина, как он зовет ее в негодовании «Леди Лиа!», а она делает вид, что не слышит… — Я так зову его на северный манер. Он не против. — Это очень забавно и мило, — подруга улыбнулась. — Бэта Таргариен, как я слышала, своего венценосного мужа тоже Эггом звала до последнего дня. Впрочем, меня ты тоже зовешь Мел, и мне это тоже нравится. Такие имена сближают, — она обернулась и посмотрела в сторону стола. — А как бы ты их назвала? Если бы они были на Севере? О, хотя погоди, я знаю, давай придумаем северные прозвища всем гвардейцам. Начнем с тех, кто тут. Лианна была ей благодарна за это: она могла занять свои мысли чем-то отвлеченным и не думать о том, что узнала сегодня. Не думать и не видеть лица перед глазами. Присев, она тоже посмотрела на сидящих. — Ну… Ягера сложно как-то назвать, у него и так имя короткое… Лонмаута звали бы Дик, так у нас всех Ричардов называют, а Дэйн был бы Эрти… — вспомнив кое-что, она вдруг прыснула и тихо, чтобы никто не услышал, произнесла: — В Барроутоне есть один рыцарь, его зовут сир Йонас Меч Курганов. Бран говорил, что его называют не иначе как Йонас Костяной Дрын. Они посмотрели друг на друга, а потом едва ли не покатились со смеху, ушибленный бок и щиколотка, точно в возмущении, засаднили, но это было сильнее и Мелисенты, и Лианны. Уткнувшись друг в друга, они с трудом смогли успокоиться. — Эрти Солнечный Дрын тоже неплохо, но, боюсь, бедный сир Эртур этого не переживет, — прошептала, держась за живот, Мелисента. — Уэнта бы звали Вилл, не знаю, почему, Освелл — не частое имя на Севере, но я слышала, одного так звали, — продолжила Лианна. Задумавшись, она произнесла: — Вот как бы звали Джейме Ланнистера, я не знаю. Может, Джей? Джим? Но Селми был бы Барри. Барри Старый, а Дарри — Джон, тут все просто… Боги, я забыла лорда-командующего! Не обижайся, Мел, но он был бы Гэрри. У отца служил один межевой рыцарь из Трех Сестер, его так и звали, хотя его полное имя было Гэрольд. Мелисента чуть не повалилась на ковер. — Барри! — прошептала она. — Сир Барри Старый. Интересно, он когда-нибудь был сиром Барри Молодым? И теперь я знаю, как буду дразнить лорда-командующего, когда мы встретимся. А этому мальчишке Ланнистеру иначе и не подойдет — Джей. У моего брата его любимого охотничьего пса так зовут. Джей. Не удержавшись, они обе рассмеялись, хотя Лианна ощутила, что ее смех был скорее каким-то нервным и рвущимся, точно она пыталась вытеснить им все дурное, что было в ее сердце. Лианне было жутко стыдно, теперь все смотрели на них с Мел и наверняка думали, что принцесса тронулась умом: то она рыдала и билась в припадке, как томная леди откуда-нибудь с Простора, то теперь смеялась так, что с трудом сдерживала слезы. Даже Рейгар, казалось, смотрел на нее с небольшой долей удивления. — Леди Блэквуд, позвольте спросить, чем вызвано столь бурное веселье? — громко спросил сир Эртур. Мелисента не смогла ему ответить: она посмотрела на Лиану и одними губами произнесла «Эрти Солнечный Дрын», и они обе упали на ковер, держась за животы. Дэйн взглянул на Рейгара и улыбнулся, покачав головой. Принц-Дракон наблюдал за ними некоторое время, потом поднялся и подошел к девушкам. — Лианна, что у вас тут такое происходит? — спросил он, снова присев на колени. Мелисента тут же выпрямилась, но Лианна не могла: бок болел просто нещадно, и она то смеялась, то охала. Она протянула руку своему мужу и тот бережно помог ей сесть. — Ничего такого, — произнесла девушка, пытаясь успокоиться. — Мы просто… — невольно она встретилась глазами с подругой, а та снова прошептала «Эрти» и снова залилась смехом. — Боги, Мел, прекрати! — и тоже принялась смеяться. Рейгар взглянул на них обеих, молча ожидая объяснений. — Ваше высочество, — прошептала Мелисента, восстанавливая дыхание, — простите, во имя Старых и Новых богов, мы просто с принцессой придумывали прозвища вашим гвардейцам. Ягер, услышав это, расхохотался. — Почему-то мне кажется, что я буду лучше спать, если не буду этого знать, — заметил сир Освелл. Тут уже не выдержали и остальные, даже сир Ричард, и тоже рассмеялись. Рейгар, заулыбавшись, притянул Лианну к себе и крепко ее обнял, целуя в лоб. — Пожалуй, я согласен с сиром Освеллом и воздержусь от дальнейших расспросов, — сказал он, глядя ей в глаза. Лианна улыбнулась ему и, не обращая внимания на то, что на них смотрят, поцеловала его в щеку, с радостью замечая, что и его, обычно всегда печальные, сине-фиолетовые глаза светились весельем. Тем временем накрыли на стол, воздух заполнился ароматами еды, и Лианна поняла, что очень голодна, чем, сообщив об этом Рейгару, очень порадовала его. Ее муж-Дракон встал и поднял ее на руки, бережно отнеся в кресло, в котором она всегда сидела подле него. За ними пришла и Мелисента, а потом и Дорея с детьми; Ларра все еще дулась на леди Блэквуд и на своего отца. Пустовало только место Кэтти. Лианна взяла Рейгара за руку и тихо сказала: — Рей, пусть Кэтти тоже придет. Пожалуйста. Он хмыкнул и после непродолжительного колебания, кивнул: — Хорошо, раз ты так хочешь, — и, повысив голос, обратился к Марее, которая принесла кувшин с холодным вишневым компотом: — Где госпожа Флетчер? — В кладовых прячется от вас, ваше высочество, — ответила девушка. И, бросив игривый взор на Уэнта, добавила: — И от сира Освелла с сиром Эртуром. — Скажите ей, чтобы пришла. Принцесса желает ее видеть. — Как прикажете. — Вы сильно сердитесь на нее, сир Эртур? — спросила Лианна, обращаясь к Дэйну и стараясь не думать об «Эрти» и не смотреть на Мелисенту. — Я сержусь на себя, моя принцесса, — ответил он. — Мне стоило понимать, что не всякая девица в четырнадцать лет сможет сдержать слово. — Кэтти шестнадцать, — ответила Волчица, невольно отмечая, как он едва заметно вскинул брови в удивлении. — Просто она пошла в свою мать из Торрхенова Удела, той тоже никогда не дать ее возраста. Сир Освелл выглядел так, словно хотел что-то сказать, но все же смолчал. — Наверное, просить вас продолжать с ней уроки будет неправильно с моей стороны, — продолжила Лианна. Рейгар хмыкнул, но да и только, сам наполняя ее кубок холодным компотом. Дэйн, если это только не показалось, выглядел точно слегка сбитым с толку. — Я не против, если вам так угодно, — отозвался он. — Я не хочу вас обременять, сир Эртур. — Никакого бремени, моя принцесса. Я буду рад служить вам. Мелисента довольно усмехнулась, отпивая из своего кубка. Лианне же стало стыдно, особенно когда она встретилась глазами с Рейгаром — он как раз забрал у нее тарелку, чтобы наполнить ее. Она теперь была принцессой Таргариен, и королевские гвардейцы должны были исполнять ее просьбы. Интересно, сир Эртур сейчас был сильно задет? По его лицу ничего нельзя было сказать, он всегда был галантен и учтив, но как знать? Явилась Кэтти, вся заплаканная и очень несчастная. Она так и не подняла глаз на Рейгара, пропищала извинения и села рядом с Лианной. Мелисента посмотрела на сира Ричарда и взглядом дала ему знак, чтобы он наполнил кубок девушки вином, а сама принялась наполнять ее тарелку едой. Некоторое время царила тишина: Рейгар делал вид, что Кэтти он не замечает, впрочем, как и все остальные, кроме, пожалуй, сира Освелла — тот буравил ее взглядом, и бедная девушка, явно чувствуя это, не могла ни есть, ни пить спокойно. Лианне было ее очень жаль: вспомнив весь ее рассказ и представив, что бедняжке пришлось пережить там, на Мельницах, она снова придвинулась к своему мужу и тихо сказала: — Рей, мы с Мелисентой хотели помолиться сегодня перед сном в саду, ты ведь не против? — Нет, конечно, — ответил он. — Скажи когда, и я отнесу тебя. — Я бы хотела, чтобы Кэтти пошла вместе с нами, — добавила она. Принц-Дракон посмотрел на девушку. — Рей, она и так чувствует себя виноватой, не сердись на нее, — попросила Лианна. — Подумай о том, что она пережила. Одна — и даже сира Эртура не было рядом. — Я все понимаю, но она нарушила слово, — отозвался Принц-Дракон. Помолчав, он снова посмотрел на Лианну, а потом, стиснув ее руку, обратился к Кэтти. — Госпожа Флетчер, соизвольте выслушать меня. Кэтти чуть не выронила вилку из рук и посмотрела на Рейгара. — Ваш… высоч…ество… — пролепетала она. — Я бы хотел уладить кое-что раз и навсегда. Вами, как я понял, двигал исключительно добрый порыв — рассказать принцессе о судьбе ее земляков. Но вы так же дали слово, что не станете делать этого, предоставив мне самому решать, как и когда сообщить об этом моей жене, — он сделал упор на два последних слова, и Кэтти побледнела от страха. — Вы его нарушили, тем самым подорвав всякое доверие к себе. Как вы думаете, что я должен сделать после этого? Кэтти молчала, только по щеке у нее заскользила слеза. — Мне кажется, мой принц, в таком случае, ее надо отправить домой, — хмыкнул сир Освелл. — А еще лучше — в Кротовый городок. Жаль, в Ночной Дозор женщин не берут. — Действительно, вы правы, — согласился Рейгар. Он чуть откинулся на своем кресле и сложил руки на груди, некоторое время глядя на Кэтти. — Но, видите ли, принцесса очень просила дать этой девушке еще один шанс. — У принцессы Лианны очень доброе сердце, я бы так сказал, мой принц, — заметил сир Освелл. — Да, а я ни в чем не могу ей отказать, — Лианна видела, что Рейгар с трудом сдерживается от улыбки, видели это и другие, все, кроме Кэтти, которая смотрела на него с полными ужаса глазами. — Так что, госпожа Флетчер, оставайтесь. Но если я узнаю о вашем хотя бы небольшом проступке, вас ждет Стена. Мелисента как-то тихо хмыкнула, словно удержалась от смеха, а Лианна сама не знала, что ей было делать: сказать Рейгару и сиру Освеллу, чтобы перестали пугать бедняжку, или подивиться, что Кэтти, будучи северянкой, так мало знала о Ночном Дозоре. Ведь самое большое, что мог сделать ее муж-Дракон, это отправить девушку назад, домой. — Благодарю, вас… ваше высочество… — пробормотала Кэтти. — И вас мил… принцесса… Не выдержав, она снова разрыдалась и, поднявшись со стула, убежала куда-то в дом. Лианна посмотрела на Мелисенту и та, вздохнув, стала отодвигать стул, чтобы пойти за ней, но Рейгар, заметив это, произнес: — Нет, леди Блэквуд. Оставьте. Пусть подумает о том, что она сделала — в одиночестве ей будет лучше. Потом вы с принцессой сможете успокоить ее, если пожелаете, — он бросил взгляд на Дорею. — Моя госпожа, если можно, проследите, чтобы она не забыла поесть. — Конечно, мой принц, — ответила жена Харвелла. Она дала знак Марее, которая стояла у окна на кухню и та, подойдя к столу, взяла тарелку Кэтти и ее кубок и скрылась с ними в доме. Дневная трапеза продлилась недолго; Лианна, хоть и поела с удовольствием, под конец едва ли не падала со стула от желания поспать, к тому же, Дорея принесла ей настойку, которую советовал мейстер Торберт; она помнила, как извинилась перед всеми, что была уставшей и не в состоянии вести беседы, как Рейгар поднялся и отнес ее наверх, в спальню. — Ты ведь не уйдешь? — спросила Лианна, когда он усадил ее на кровать и стал помогать снять платье и лиф, а потом и исподнюю юбку. На миг она подумала, что как-то странно и быстро привыкла к этой одежде, привыкла не носить исподнего, хотя портниха прислала едва ли не с дюжину полосок шелка с завязками по обе стороны, которые дорнийки называли «нижним исподним». — Нет, конечно, — ответил Рейгар. — Я останусь с тобой, пока ты спишь. — А тебе не будет скучно? — проговорила Лианна, осторожно забираясь под одеяло. — Без разговоров с тобой, конечно, но у меня есть книга, которую я не читал, и она немного скрасит мне досуг, — он наклонился и поцеловал ее. — Я теперь всегда такой буду, полуживой, пока пью эту настойку? — Нет, милая, не будешь. Сегодня тебе дали чуть больше, но посмотрим, если ты вечером хорошо будешь себя чувствовать, то в пекло ее. Рейгар улыбнулся на этих словах, и Лианна невольно рассмеялась. Она наблюдала за тем, как он сам раздевался, а потом прижалась к нему и, несмотря на дневную жару, положила голову на его плечо. Ее муж-Дракон обнял ее в ответ, и какое-то время они целовались, и Лианна в какой-то момент провалилась в сон, ощущая горячие и ласковые прикосновения его губ к своим, к ее плечам, шее и груди. Спала она крепко и почти без сновидений. Только в какой-то момент ей казалось, что она снова на Мельницах и видит Харвина и остальных, но они на другом берегу от нее, и поток такой сильный, такой бурный, что его даже на лошади перейти невозможно. Лианна кричала и звала их, чтобы предупредить, дабы они ушли оттуда, седлали своих коней и мчались прочь, к ее отцу, но никто ее не слышал. Только под конец Харвин обернулся на нее, когда, казалось, голос ее уже полностью охрип, и улыбнулся, помахав ей рукой. «Уходите, уходите! Безумный Эйрис послал за вами сотню воинов и сира Барристана!» — кричала Лианна. «Что вы, миледи, кто придет сюда? Здесь мы в безопасности, поток, видите, какой бурный. Живым его не перейти», — отвечал Харвин. Он улыбался, но губы его были почерневшими, точно он выпил сока ежевики, а руки были в саже. «Скачите на Север, к моему отцу! — прокричала снова Лианна. — Прошу вас, умоляю!» «Простите, миледи, но зачем? Скоро ваш отец, и лорд Брандон прибудут сюда сами», — было ей ответом. От этих слов Лианна замерла, над Мельницами развивался стяг Старков с Лютотоволком, изорванный и окровавленный. Над ее головой, в ясном небе, раздался гром, точно десяток лошадей скакало по каменной дороге, пел рог, и она слышала голос Брандона, как голос призрака: «Выйди, Змей! Выйди и умри!» Харвин на другом берегу смеялся, и огонь плясал у его ног. Девушка хотела закричать ему, чтобы он отошел или затоптал языки пламени, но тщетно — северянин не слышал ее. Что-то черное в водах бурной реки привлекло внимание Лианны, и она двинулась туда, поглядеть. А через мгновение крик едва не разодрал ее горло: там, между камнями, омываемый ледяным потоком, лежал Рейгар. В своих черных доспехах, в золотой кольчуге, в том, в чем он выиграл турнир в Харренхолле, а трехглавый дракон, выложенный из рубинов на его груди, был сломлен, промят, и на его месте зияла огромная алая рана. Драгоценные камни, как капли крови, застряли в волосах цвета кованного серебра, а сине-фиолетовые глаза подернула поволока смерти. «Рейгар!» — закричала Лианна, и едва не задохнулась, голос не шел из ее груди, точно она была немая. Она бросилась к нему, но тут же остановилась — на грудь ее мужа опустился ворон, черный, как сама вечная ночь, как сгусток могильного мрака. Он закаркал и уставился на девушку всеми тремя глазами. Лианна вздрогнула и резко села в постели, тяжело дыша и прижав руки к горлу. Комнату затопил золотой приглушенный свет от зажженного светильника, и тени шелковиц и лимонных деревьев играли на стенах причудливыми узорами, качаясь под дуновением сильного ветра. Снова была гроза, за окнами и на балконе шумел дождь и где-то грохотал гром. Ее мужа-Дракона рядом не было, постель была смята, а подушка и простыня — еще теплыми и слегка влажными. Лианна коснулась того места, где он лежал, дрожащей рукой, но прежде чем она успела встать или позвать его, Рейгар сам вышел из-за ширмы. В одном исподнем, с собранными на затылке волосами, он утирался полотенцем после умывания, а увидев, что Лианна проснулась, улыбнулся ей. — Надеюсь, я тебя не разбудил? — спросил он. Но тут же, увидев ее лицо, подошел к ней и сел рядом. — Что такое, любимая? Тебе плохо? Лианна покачала головой и, не обращая внимания на боль, встала на колени и обняла его, так крепко, как могла, а потом распустила его волосы и принялась целовать его лицо, шею, плечи, постоянно приговаривая: — Рей… Рей… Боги, ты жив, с тобой все хорошо… Мой Рей… мой Дракон… Он прильнул к ней, но потом все же чуть отпрянул и, посмотрев в ее глаза, спросил: — Что такое? Тебе что-то приснилось? Лианна кивнула и закусила губу. — Расскажи мне, и мы вместе прогоним дурные видения, — его руки легли ей на бедра и слегка стиснули. Девушка, судорожно кивнув, рассказала все, как было в ее сне, ничего не утаив. Ее муж слушал ее внимательно, не прерывая, лишь ласково поглаживая ее ноги и ее бока. — И там был он, — сказала Лианна напоследок. — Трехглазый ворон. Он сидел на тебе… и… я точно помню, что глаз у него было три. Боги, Рей… — она обняла его за шею и прижалась щекой к его щеке. — Я уже видела это… реку и тебя… — Я помню, ты говорила, — ответил Рейгар. Он крепко обнял Лианну и поцеловал ее, а потом посмотрел ей в глаза. — Ничего не случится, милая. Я тебя не оставлю, слышишь? Даже если я уйду на войну, я вернусь к тебе живым. К тебе и к нашему ребенку, — его рука мягко коснулась ее живота. — Думаешь, это был зеленый сон? Или… нет? Пусть будет нет… — Он мог им быть, а мог и не быть, — уклончиво ответил Принц-Дракон. — Но ты столько переживала сегодня, что присниться могло всякое, тем более, дневные сны обычно бывают пустыми, так мне говорил мейстер Эймон в своих письмах. Лианна глубоко и немного судорожно вздохнула, но от этих слов ей стало легче. Это был всего лишь дневной сон, не более. Она отпустила Рейгара и села на кровати, скинув ноги на пол. Щиколотка болела и распухла, это было видно даже в перевязке, а бок чуть ныл, когда она глубоко дышала. Но все это было ерундой; главное, все что она видела во сне, сном и останется. — Я проспала весь день? — спросила Лианна, оглядываясь на окно. — Как жаль! Я ведь обещала Мел, и мы хотели пойти в сад… — Там все равно гроза, — ответил Рейгар, наклоняясь. — Ну-ка, подними ножки, дай я погляжу на твой ушиб и перевяжу его. — А ты хоть ужинал? — девушка сделала, как он сказал, и осторожно положила больную ногу ему на колени. — Конечно, немного; нас не стали беспокоить и принесли все сюда, — Принц-Дракон стал разматывать перевязь. — Дорея столько прислала, что мы и вдвоем бы с тобой не управились. Ты голодна? — Нет, — Лианна на самом деле хотела есть, но после сна кусок в горло ей бы не полез. Впрочем, она все же вытянула шею, чтобы посмотреть, что там было на столе. Два подноса были накрыты полотенцами, а третий — нет, и на нем лежали фрукты и лимонные пирожные. Рейгару этот ответ явно не очень понравился. Он перевязал своей Волчице ногу, снова втерев в ушиб мазь, а потом встал и принес ей тарелку с инжирами и черной смородиной. — Тебе надо хоть немного поесть, — сказал он. — Не спорь, Лиа, пожалуйста. Мне тебя как маленькую уговаривать? Лианна покраснела, но тарелку взяла. Вскоре она опустела, и Рейгар, довольно хмыкнув, унес ее обратно. — Ты спал весь день? — спросила она, наблюдая за ним. — Нет, часа два, потом был тут с тобой, читал этого септона, — он кивнул на книгу, которая лежала, раскрытая, корешком вверх. — Занятное, конечно, чтиво. Совсем не то, что я ожидал. — Лучше? — Хуже, — он вернулся к своей жене, лег на свою половину кровати и растянулся во весь рост. — Я даже почти решил, что зря потратил серебро на нее. — Какой ужас! — Лианна охнула, коснувшись лица руками, а потом рассмеялась. — Если ты такое сказал… — Вот зря ты смеешься, — ответил Рейгар. Он повернулся на бок и, подперев голову рукой, посмотрел на девушку. — Такое ощущение, что этот септон собрал все сплетни со времен Эйгона Дракона и выплеснул их вместе с ядом на свои страницы. Если следовать его логике, то меня надо бы сжечь. — А он знает, что Таргариены не горят? — Видимо, нет. Лианна улыбнулась ему и попыталась осторожно подняться. — Куда ты собралась? — спросил Рейгар, присев. — До кувшина и умывальника, — ответила девушка, вставая на ноги. — Погоди, я донесу тебя… — Рей, — она обернулась. — Ну, правда… Я смогу дойти до ширмы и обратно, честно. Я буду очень осторожна. Пожалуйста. Он некоторое время смотрел на нее, но потом кивнул: — Хорошо. Только очень осторожно. Я наблюдаю за тобой, учти. Наливая воду для умывания себе в ладонь и придерживая кувшин другой, Лианна невольно снова вспомнила про сон, а потом и про Харвина и людей ее отца. Взглянув на себя в зеркало, она мотнула головой, отгоняя все это от себя и принялась умываться. Закончив с этим, Волчица распустила прическу, и так растрепавшуюся, и некоторое время причесывала волосы, потом заплела их в косу и надела шелковое исподнее платье, в котором спала, а потом снова замерла, глядя на свое отражение. Зачем-то натянув платье на живот, Лианна выпятила его вперед и осторожно погладила. Все мысли — дурные и грустные, все то, что делало ей так больно, причиняло вред и ее ребенку. Это крохотное существо, еще и веса и размера не имевшее, по словам мейстера Торберта, всецело зависело от нее, и только от нее. Девушка помнила тот сон, тех двух крохотных существ в ее чреве, таких хрупких, таких уязвимых… В небе снова пророкотал гром, и Лианна вздрогнула от неожиданности. Гроз она не боялась, но ей поскорее захотелось вернуться в постель. Рейгар лежал так, чтобы видеть ширму и свою жену, когда она из-за нее выйдет. У него перед глазами снова была книга, та самая, про которую он говорил, и когда Лианна, хромая, подошла и легла рядом, они некоторое время смотрели друг на друга молча, пока Волчица не улыбнулась своему Дракону. — Ты будешь читать ее всю ночь? — спросила она. — Хотелось бы закончить, — ответил Рейгар. Лианне этот ответ не очень понравился. Она оглядела его, а потом, осторожно заведя здоровую ногу на его, чуть задрала подол ночного платья, и произнесла: — А почему ты одет? Он улыбнулся ей. — А почему ты? — Потому что ты… Так, почему? Рейгар вздохнул и коснулся ее лица рукой. — У тебя болит нога, ты ушибла бок, — произнес он. — Я хочу беречь тебя. Я могу сделать тебе больно. — Когда у тебя на всем теле были синяки от копья в Каменном Приюте, ты не особенно возражал, — заметила Лианна. — Так то был я. А ты… — Женщина, одним словом? Хрупкое, нежное создание, на которое чихнешь — разлетится, как одуванчик? — Лиа… — ее Дракон покачал головой, хотя и с улыбкой. — Тебе напомнить, что сделал этот одуванчик? Впрочем, оставим, я бы поглядела на любого мужчину, испытывай он каждый месяц «прелести» в виде лунной крови. И еще, моя матушка всегда пеняла отцу, когда он слишком начинал ей возражать, что пусть родит и почувствует боль, а потом возникает. Рейгар, видать, не был привыкшим к таким разговорам — впрочем, его мать и отец так не общались, в отличие от родителей Лианны, и она, глядя на его лицо, вздохнула и убрала ногу. — Извини, я говорю глупости, — сказала она. — Просто мне так легче не думать. Рейгар отложил книгу и подвинулся к Лианне. — Я люблю тебя слушать, это вовсе не глупости, — ответил он. — Моя принцесса, вы обиделись на меня? — Моему Дракону интереснее какой-то септон, чем жена, — ответила она. — Мне выбросить септона в окно? Да простят меня боги… На миг Лианна едва ли не поддалась искушению сказать «да» и посмотреть, как Рейгар скинет книгу с балкона. Но потом она решила пожалеть его. — Я помилую его в том случае, если вы, ваше драконье высочество, обменяете его жизнь на ваши исподние штаны, — заявила она. Книга была тотчас же захлопнута и отложена на пол, а сам Рейгар поднялся, чтобы раздеться. Правда, прежде он потушил светильник, но так как в темноте он видел лучше всех под этой крышей, то и снять с себя все и вернуться в постель ему не составило труда. Лианне на какое-то время показалось, что она ничего не видит вообще, поэтому, когда Рейгар внезапно опустился рядом с ней, обнимая ее с совсем другой стороны кровати, чем она ожидала, девушка вскрикнула. — Я напугал тебя? — прошептал он. — Да, на миг, — ответила она, чуть отодвигаясь, чтобы дать ему побольше места. — Ну, вообще-то все правильно, — Рейгар осторожно подмял ее под себя, так аккуратно, что Лианна почти не почувствовала боли в боку. — Страшный дракон всегда прилетает во тьме. Потом он крадет принцессу и ест ее. — А принцесса всегда вкусная? — спросила Лианна. — Всегда. Чего не скажешь о рыцарях, которые лезут ее спасать, — его пальцы очень ловко распускали завязки на платье — от ложбинки между грудей до самого живота. — Дракон возмущен, принцесса — то на зуб не попадают, то от них несет вином и трактирными девками за мили. Лианна невольно фыркнула; само собой, под такими «рыцарями» Рейгар имел в виду Хоуленда и Роберта. — Бедный Дракон, — проговорила она, запуская руку в серебряно-золотые пряди, такие теплые и шелковистые. — У него, должно быть, несварение желудка из-за этих гнусных отравленных рыцарей? — Бывает порой. Но, хвала богам, есть принцесса, которая всегда его лечит… С этими словами Рейгар улыбнулся ей; сейчас Лианне казалось, что в комнате не так уж и темно, ее глаза привыкли к темноте, а свет, идущий от светильников, зажженных снаружи, позволял ей видеть лицо ее мужа. Он коснулся ее груди руками, проникнув прямо под ткань платья и, крепко стиснув, поцеловал ложбинку, а потом принялся касаться губами ее родинок. Ей стало больно, но и приятно одновременно: спину, от лопаток до позвоночника, свела сладкая судорога, и Лианна устыдилась того, с какой готовностью и как довольно она простонала, точно ее тело весь день ждало этих прикосновений. — Пора возвращать долг, моя принцесса, — прошептал Рейгар, все еще крепко стискивая ее. Лианна улыбнулась и обняла его за шею, невольно замечая, как тесно он прижимал ее к постели. Возвращала она свои двадцать и сто поцелуев каждую ночь; ее Дракон, само собой, пытался обвести ее вокруг пальца, и она знала, что он получает гораздо больше обещанного, но она и сама была рада делать вид, что не замечает обмана. Порой перестать целоваться было невозможно, и Лианна, хоть и считала про себя, забывалась где-то на середине, хотя после каждого десятого стоило прерываться, иначе Рейгар бы все посчитал за один. В ту ночь их было явно больше двух сотен; пока она не прошептала «двадцать и сто», он бы так и продолжил ее целовать. Довольно улыбнувшись, он убрал прядку волос с ее лба и потянулся за своей подушкой. — Ложись на живот, — велел он. Лианна покраснела: обычно это означало только одно, оно случалось редко, и в глубине души она имела смелость признаться себе, что ей это очень нравилось, а потом стыдилась самой себя. Впрочем, так быстро сдаваться она не собиралась и, мягко упершись ладонями ему в грудь, произнесла: — Нет. Лианна знала, что будь ее «нет» серьезным, он бы никогда ее не принудил; у нее не было возможности или желания проверять это, она просто знала. Обычно весь низ ее живота начинал саднить и ныть едва он касался ее, а уж после поцелуев каждое мгновение ожидания становилось испытанием, мучительным, но таким… приятным… — Моя принцесса, постарайтесь не выглядеть такой довольной, когда говорите мне «нет», — прошептал Рейгар, — иначе я сочту это за приглашение. Он тесно взял ее за бедра, чтобы повернуть к себе спиной, но она заупрямилась и, упершись ногами в постель, покачала головой. Щиколотка нещадно заныла, как и бок, но Лианна не могла и не хотела обращать на это внимание. — Вы же меня похитили, мой Принц-Дракон, если верить всем слухам, — заметила она. — Если я сдамся так легко, то многие будут разочарованы. Рейгар ухмыльнулся и, склонив голову, поцеловал ее в шею — там, где она соединялась с плечом. Это было нечестным ходом, он знал, что любой, даже легкий поцелуй в этом месте творил с Лианной что-то невероятное — она теряла всякую волю и едва ли не лишалась сознания от удовольствия. Чем он и воспользовался, пока его Волчица была почти что парализована и расслаблена, он осторожно повернул ее к себе спиной. Лианна почувствовала, как его рука обняла ее под животом и как ее мягко приподняли, а потом подложили подушку. Она же невольно подтянула к себе свою — и как раз вовремя: Рейгар снова подмял ее под себя, зажав всем своим весом между собой и постелью, а ее затылок обжег горячий поцелуй. Лианна не смогла удержать стон, этот поцелуй сводил ее с ума не меньше предыдущего, как и любой на плечах и вдоль позвоночника. — Моя вкусная принцесса, — прошептал он ей на ухо, — если вы хотите сделать вид, что вас принуждают, стоните с возмущением, а не с удовольствием. — Вы, мой Принц-Дракон, не достаточно возмущаете меня, — проговорила Лианна, стискивая во влажных пальцах подушку и не в силах открыть глаза. — Желаете, чтобы я это исправил? На этих словах его рука коснулась ее лона, правда, через платье. Лианна закусила губу, чтобы сдержать еще один стон. — Отвечайте внятнее, ваше высочество, — произнес Рейгар едва слышно, а потом прикусил мочку ее уха. — Да… — Лианна очень надеялась, что ей показалось, и она не выкрикнула это слово. Большего поощрения не понадобилось, ее Дракон потянул вниз верхнюю часть ее платья, а потом задрал подол — до самой талии. Она старалась не думать, как пошло это все выглядело — кто, в конце концов, узнает? Такие тайны оставались только между ними двумя, и больше никто не был в них посвящен. Лианна ожидала, что он возьмет ее, но вместо крепкого и судорожного толчка, она ощутила поцелуи Рейгара, постепенно спускающиеся вниз, у себя на спине. И чем ниже он был, тем чаще она ощущала его язык вместо губ, а потом тихо охнула от неожиданности, когда он прикусил ее кожу. Опомниться он ей не дал: его пальцы коснулись ее лона, а когда Лианна дернулась, он придержал ее рукой, стиснув ее бок. — Ну, что такое? — тихо спросил Рейгар, хотя ответа он и не ждал. Ее поясницу еще раз обжег поцелуй, а потом Лианна, сгорая от смущения, ощутила его горячий и влажный язык, и его руки, крепко стискивающие ее ягодицы. Она старалась не думать, как это все выглядело со стороны, но навязчивые картины так и представали перед глазами; Лианна стискивала подушку до боли в руках и, уткнувшись в нее лицом, заглушала рвущиеся из груди громкие стоны, которые слились почти в один. В какой-то миг она просто не выдержала этих ласк и дернулась, подавшись вперед, пытаясь освободиться, но Рейгар стиснул ее еще сильнее и тихо сказал: — Не дергайся, Лиа. Его голос был тих, но Лианна его знала: он сам сейчас горел от желания и страсти. Его язык снова проник в нее, но ненадолго — вскоре Рейгар снова лег на нее и принялся целовать ее спину и шею, а она, чуть обернувшись, пыталась поймать его поцелуй. Он точно намеренно дразнил ее, но потом все же поцеловал, его рука стиснула ее волосы почти у затылка очень бережно и осторожно, чтобы не причинить боли, и прежде чем Лианна успела выгнуться, он вошел в ее лоно одним сильным и слегка грубоватым толчком. — Ты моя, — прошептал ей Рейгар, как-то отчаянно и страстно, толкаясь в нее все быстрее и крепче. — Слышишь? Моя. Я забрал тебя у всех, забрал тебя для себя…. Я убью любого, кто посмеет… хоть подумать о том, чтобы разлучить нас… Лиа… Лианна, ты моя… Она же в ответ на это могла только стонать «да!» и подаваться навстречу каждому его движению. Рейгар снова поцеловал ее в плечо, и этот поцелуй, болезненный и настойчивый, сменился укусом. Лианна дернулась и тут же вскрикнула: наслаждение едва не затопило ее с головой. Его движения стали какими-то рваными и судорожными, он прижался губами к ее уху, а потом, потянув за волосы на себя, к щеке, вынуждая ее выгнуться еще сильнее, и излился в нее с тихим стоном, больше похожим на рычание. На какое-то время они оба замерли; Лианна боялась пошевелиться, наслаждаясь каждым мигом, каждым малейшим ощущением Рейгара в себе, его тела, его семени, которое горячей волной затопило все ее нутро. Она не спешила вытолкнуть его из себя, ее муж-Дракон всегда сам решал, когда наступала пора покинуть ее лоно. Как-то раз Лианна уже освободилась сама, и сделала это то ли как-то не так, то ли неловко, но через четверть часа она снова стонала под ним, а он любил ее так, точно между ними ничего не было не меньше нескольких дней. Наконец, Рейгар пошевелился, он на миг уперся лбом в ее спину, а потом осторожно отпустил. Все еще прижимая ее собой к постели, он убрал ее растрепавшуюся косу в сторону, а потом нежно поцеловал. — Я не сделал тебе больно? — спросил Рейгар. — Ты бы ведь сказала мне, верно? — Мне не было больно, — ответила Лианна. Она осторожно повернулась, он убрал свою подушку на место, и девушка снова оказалась под ним, лицом к лицу. Они поцеловались — долго и нежно, и теперь уже она убрала его серебряные пряди назад, собрав в руке. — Ты хочешь чего-нибудь? — произнес Рейгар. От его голоса, такого ласкового и исполненного любви, сердце Лианны замирало, а потом трепетало в груди, она таяла, точно снег под летним солнцем. — Хочу… тебя целовать хочу, любимый… — прошептала Лианна, потянувшись за еще одним поцелуем. Он заулыбался — его всего трогало, когда она ласкалась вот таким образом — и дал ей желаемое, а потом снова сказал: — Я немного о другом, любимая… Может, ты голодна? Или хочешь пить? Лианна почувствовала, что краснеет. — И пить, и есть, — произнесла она, — но только если ты тоже поешь вместе со мной. Рейгар ухмыльнулся. — Хорошо, — согласился он, — но только если Принцесса покормит своего Дракона сама. Лианна рассмеялась. — Тогда пусть Дракон добудет еду. Ждать долго не пришлось: ее муж поднялся и вначале зажег светильник, сильно опустив фитиль, чтобы он не горел ярко. Потом он направился к столику с едой, и некоторое время Волчица наблюдала за тем, как он наполнял тарелку, кубки и носил все это к постели. Себе Рейгар налил вина, белого и холодного, а Лианне — гранатового сока, ее спасителя от утренней мутоты. На тарелке лежали фрукты — инжиры и черные ягоды смородины, были холодные куски отменного вяленого мяса, обваленного в острых специях, немного твердого желтого сыра, соленое сочное крабовое мясо и мягкий хлеб. Лианна была так голодна, что это Рейгар кормил ее, аккуратно укладывая мясо и сыр на ломтики хлеба и не забывая давать ей фрукты. На Севере не росли инжиры, и он показал ей, как их есть, прямо вместе с кожурой; она же уговорила его, что мясо и смородина — это очень вкусно, и сама завернула ягоды в валик из вяленой солонины и подала ему с ладони. Доев все, что было на тарелке, и допив все, что было в кубках, Рейгар отправился к столу во второй раз и вернулся снова с вином и соком, неся заодно и лимонные пирожные. Лианна их очень любила, впрочем, как и любую выпечку. Первый раз она их попробовала в Красном Замке, когда королева Рейла уговорила ее съесть кусочек, а потом Лианну уже было за уши не оторвать. Впрочем, повар Дореи готовил пирожные лучше, чем пекарь королевы, во всяком случае, на взгляд девушки, крема он не жалел, и тесто получалось совсем легкое и невесомое. Пирожные было удобно есть ложками, у Лианны и Рейгара была одна на двоих, так что вначале один кусочек ела Волчица, а потом ее Дракон. В какой-то миг Рейгар встал и принес в постель всю тарелку — Дорея, будучи очень заботливой и внимательной, положила столько, что съесть их даже вдвоем было бы тяжело. — Боги, еще немного и я не влезу ни в одно из платьев, — проговорила Лианна. — Влезешь, — ответил Рейгар, садясь к ней поближе, почти вплотную, и касаясь ее волос. — А нет, так я велю пошить тебе новые. — Ре-е-ей, — протянула Лианна. — Я буду, как Рейнира. — Это плохо? Дэймон сходил по ней с ума. Она вздохнула и, улыбнувшись, отломила еще один кусочек. Пока она жевала, Рейгар поцеловал ее, причем, в губы. — М-м-м, погоди, — Лианна чуть отодвинулась. — Дай доесть. — Так разве не вкуснее? — Есть пирожное и заедать его Драконом? — тихо рассмеялась девушка. — Или есть пирожное со вкусом Дракона, — ответил ей он. — Это у вас такие интересные блюда, мой принц? Может, у вас есть пирожные со вкусом какого-нибудь рыцаря? — Мм, нет, боюсь, они дурны, — Рейгар убрал ее волосы ей за спину и поцеловал в округлое плечо. — У одного вкус болот и лягушек, у другого — вина и солонины. Еще бывает, что приходится поджаривать их в доспехах, совсем разве что на голодный желудок сгодятся. С этими словами он снова потянулся за поцелуем; Лианна улыбнулась и, собрав побольше крема ложкой, мазнула им нос Рейгара. — Может, стоит звать тебя теперь не Серебряный, а Лимонный Дракон? — поинтересовалась она. — Звучит не так красиво, но зато вкусно. — Ваше высочество, вы меня запачкали, — заметил Рейгар, чуть коснувшись носа пальцем. — Извольте теперь меня почистить. Лианна вздохнула, отложила тарелку и осторожно, чтобы не запачкать постель, приблизилась к нему, собираясь убрать крем рукой. Но, подумав, что можно было его и подразнить, осторожно лизнула его нос. Рейгар замер и так взглянул на нее, что она покраснела и отсела. Но было поздно: огонь, который Лианна так неосторожно сейчас разожгла, заполыхал в полную силу. Принц-Дракон подался к ней, она же, замечая, что он может случайно задеть целую тарелку с пирожными, дернулась, чтобы убрать ее. Вышло все ровно наоборот: больную щиколотку девушки очень не вовремя свело судорогой, и Лианна, охнув, неловко повалилась на бок, прямо в эту самую тарелку с пирожными, а Рейгар, влекомый страстью, угодил рукой в ее тарелку. Девушка охнула, но ее Дракон даже не обратил на это внимание, он зажал ее под собой и крепко поцеловал, еще сильнее вдавливая ее боком в блюдо с пирожными и свою руку в ее тарелку. — Боги, Рейгар! — Лианна фыркнула. — Ну, смотри, что мы сделали! — Еще пока ничего, любимая, — он чуть приподнялся на руках, глядя на нее. — Но сделаем. Волчица взглянула на него с подозрением. Она невольно вспомнила ту хижину на берегу озера в поселении дорнийских пастухов, и что он с ней сделал в ту ночь. — Нет, — густо краснея, Лианна попыталась сесть. Рейгар не отодвинулся. Его сине-фиолетовые глаза были темными в неверном свете. — Да, — сказал он, убирая руку с тарелки девушки и сжимая ее правую грудь, оставляя следы крема и теста. От этого прикосновения низ живота у Лианны снова заныл, так, точно совсем недавно они не любились тут же, на этой кровати. Весь ее бок был в раздавленных пирожных, теперь еще и грудь, а Рейгар был непозволительно чист, она должна была это исправить и как можно скорее. Стиснув зубы, чтобы не обращать внимания на щиколотку и ноющий ушибленный правый бок, Лианна подалась вперед и обняла Рейгара за шею, целуя его в губы. Этот поцелуй был волчьим, она искала его язык, и едва он прижался к ее языку, Волчица прикусила его, а потом и его нижнюю губу. На миг они чуть отстранились друг от друга, Принц-Дракон коснулся пальцем укуса, крем смешался с каплей крови, но он слизнул его, и тут же стиснул Лианну в объятиях. Она же, успев зачерпнуть раздавленные пирожные с блюда, принялась пачкать его спину, плечи, а потом, обхватив этими руками в креме его лицо, снова поцеловала. Рейгар в долгу не остался: вскоре грудь Лианны была вся в пирожных, ее бока, ее живот, и даже ее лоно — его пальцы постоянно скользили между ее ног, сводя ее с ума. — Иди ко мне, — прошептал Рейгар, обхватывая ее покрепче ниже бедер и потянув к себе на колени. — Моя сладкая принцесса… Я тебя сейчас съем. Лианна поддалась, густо краснея и стыдясь того, что они тут творили, но лишь отчасти. Она училась отдаваться полностью, не заботясь о том, что бы подумали другие, узнай они или увидь, не думая о том, что сказали бы ее братья или ее родители. Она теперь была замужем и имела право делать все что угодно со своим супругом, как и он — с ней. Рейгар целовал ее в губы, а потом стал слизывать весь крем с ее щек, с ее шеи, плеч, ложбинки и груди, стискивая ее зад руками и пачкая ее там еще больше. Лианна вся была в креме и раздавленных пирожных. Ее Дракон был голоден: он то и дело прикусывал ее соски, которые от столь настойчивых ласк саднили и побаливали, а потом стал опускать свою принцессу обратно на постель, чтобы целовать и ласкать языком ее живот и ее лоно. Лианна стонала и выгибалась от каждого его касания, запустив руки ему в волосы и пачкая их в крем, а Рейгар не давал ей случайно ускользнуть от его языка, крепко держа за бедра. — Я тоже хочу, — прошептала девушка, чуть стиснув бедра и вынудив его посмотреть на нее. — Что, моя дорогая? — чуть охрипшим от страсти голосом прошептал Рейгар. — Скажи мне, что ты хочешь, я все тебе отдам, все, что ты пожелаешь… — Иди сюда, — Лианна протянула к нему руки, точно зовя в свои объятия. Принц-Дракон тут же приподнялся и подмял девушку под себя. Они прижались друг к другу так тесно, она под ним, а его руки обхватили ее лицо. Рейгар снова стал целовать свою принцессу, жадно и исступленно; она, воспользовавшись тем, что он отвлекся, нащупала почти уже опустевшее блюдо и, захватив так много крема, сколько смогла не глядя, коснулась его твёрдого члена. От этого его поцелуй превратился в укус, который оставил кровавый, саднящий след на губе, а его рука опустилась и что есть силы стиснула ее бедро. Лианна помнила, как он учил ее касаться себя и, вспоминая сказанные им слова, свободной рукой коснулась его подбородка и едва слышно произнесла: — Смотри на меня. Смотри мне в глаза. Рейгар усмехнулся и поддался ей, не отводя от нее своего сине-фиолетового взора. Некоторое время Лианна была уверена, что она властвует над ним, но ее Дракон, как всегда, дождался, пока она потеряет бдительность и снова взял все на себя. В какой-то миг Лианна почувствовала, как он стал толкаться ей в руку, точно то было ее лоно, и как с каждым ударом сердца он становился еще тверже. Она почему-то испугалась и разжала пальцы, устыдившись своих бесстыдств; Рейгар же точно этого и добивался — через мгновение он зажал Лианну под собой и резко вошел в нее. — И кто теперь тут лимонное пирожное? — проговорил он, на мгновение останавливаясь. — Или ты моя Лимонная Волчица? Или Лимонная Роза? Со вкусом меня… везде. Лианна в ответ на это обняла его за шею и, притянув к себе, поцеловала. — Драконий повар, — прошептала она, закусив губу и сдерживая стон, когда Рейгар возобновил свои толчки. — Боги, Рей… не останавливайся!.. Он и не собирался. Ухмыльнувшись, Принц-Дракон поцеловал ее, а потом, прижавшись щекой к ее щеке, и всем телом к ее телу, принялся толкаться еще сильнее и настойчивее. Лианна знала, что каждый ее стон, каждый ее вздох звучал для него, как музыка, и создавал ее он сам. Она была точно арфа в его руках, звенела под его точеными пальцами, подчинялась малейшему его желанию. Рейгар дразнил ее, точно пробовал; доводя ее и себя почти до пика наслаждения, он резко останавливался и вынуждал Лианну стонать и просить продолжения, но долго так длиться не могло, и даже его терпение имело предел. Волчица не удержалась и стиснула бедра; на миг они отдались болью, но она была забыта, когда наслаждение охватило ее и вынудило громко простонать имя ее мужа-Дракона. Он же, крепко сжав ее, снова прижавшись щекой к ее щеке, обильно излился в нее. Они оба были липкими и сладкими, точно две пчелы, упавшие в мед. Когда Лианна осторожно разжимала пальцы на спине Рейгара, она слышала, с каким странным и смешным звуком они отлеплялись от его кожи. Крем все еще был в его волосах и в ее, застрял у нее за ухом и у него на брови. — Если ты не отпустишь меня сейчас, то мы так прилипнем друг к другу, что это будет навсегда, — проговорила Лианна, ласково касаясь его лица. — Я не против того, чтобы остаться с тобой навечно, вот так, — ответил Рейгар, улыбнувшись. — Мы снова испачкали постель, боги, что я скажу Дорее? Мне после тех чернил было стыдно смотреть ей в глаза, а теперь… — Я думаю, она не станет задавать вопросы, милая… Она все же тоже замужем, и она — дорнийка. — Думаешь, они с Ягером вытворяют что-то похлеще, чем мы? — Я даже гадать не возьмусь. Почему-то это их обоих развеселило, и Рейгар и Лианна рассмеялись, прижавшись друг к другу лбами. — Мой Лимонный Дракон, — промурлыкала девушка, обхватывая его лицо сладкими ладонями и потершись носом о его нос. — Моя Лимонная Роза, — тихо отозвался он. — Вся постель в креме… Как нам тут спать? — Одеяло не пострадало, оно упало и лежит на полу. Подушки тоже, снимем простыню и нам будет очень удобно. Я хочу, чтобы ты легла на меня и спала на мне сегодня. Лианна улыбнулась и согласно кивнула. Они так проводили ночи на корабле, пока плыли из Поднебесья до Призрачных Стен: кровати были очень узкими, и спать рядом было неудобно, поэтому Рейгар ложился на спину, а Лианна — на него, устроившись у него на груди и свои ноги положив между его ног. Он обнимал ее, а она — его и слушала биение его сердца. — Как ты пожелаешь, муж мой… — прошептала Лианна и чмокнула его в кончик носа. — Как ты думаешь, мы можем спуститься в купальню и отмыться? Дорея, может, и не будет задавать вопросы, но Мелисента — будет. Рейгар вздохнул. — Эта твоя Мелисента… — проговорил он. — Но хорошо, конечно, любимая, если ты хочешь, я отнесу тебя вниз. Только надо одеться. Так они и поступили. Принц-Дракон натянул на себя исподние штаны, а Лианна — ночное платье, попутно думая, что все это надо будет отдать слугам для стирки. Чистые полотенца нашлись на полке, как и душистое мыло, которое Волчица привезла с собой, оно пахло чабрецом и клевером, и Рейгар любил, когда от нее им пахло. Впрочем, сегодня и он будет окутан ароматами Севера, ароматами дома Лианны. Снаружи дул ветер и гремел гром, но сам дождь уже прекратился; весь дом был погружен в сон и по пути в купальню им никто не встретился. Рейгар отвел ее на мужскую половину и запер дверь — на всякий случай. Конечно, вряд ли кому-то взбредет в голову идти и отмываться в глухую ночь, но все же… Принц-Дракон усадил Лианну на невысокую треногу и помог ей раздеться, а потом разделся и сам. Подняв ее на руки, он бережно опустил ее в прохладную воду и тут же опустился вслед за ней. — Иди ко мне, — сказал Рейгар, притянув Лианну к себе очень осторожно и нежно. Девушка прижалась к нему: в воде все было легче, и даже нога не болела. Ей казалось, вокруг ее мужа-Дракона даже тут разливалось тепло, точно он согревал собой все, до чего бы ни дотронулся и что бы его ни коснулось. Чуть пообнимавшись с ним, Лианна осторожно села к нему на колени и протянула руку к мылу. — Давай я отмою твои волосы, — произнесла она. — Они все липкие. — Как и твои, — ответил Рейгар. — Ты можешь помочь мне потом, — Лианна зарделась и макнула мыло в воду. — Если хочешь. — Хочу, — он улыбнулся. — Если ты поцелуешь меня. Девушка тихо рассмеялась и исполнила его просьбу. — А теперь наклонись, — велела она. И ее Дракон, покорный ее воле, склонил голову перед своей Волчицей.

***

Гром все еще гремел над Тенистым Городом и Солнечным копьем, и ветер шумел в деревьях: их ветви бились об окна и причудливыми танцующими тенями ложились на стены. Утром все дорожки в саду будут усыпаны ягодами шелковицы и цветами… Редкие капли дождя стучали по стеклам окон — Эртур слышал их сквозь легкую дремоту. Ему не спалось, а почему — он не мог понять, обычно сон приходил быстро и бывал крепким. Освелл, спящий на другой кровати в другой части комнаты, как он сам любил выражаться, «дрых без задних ног», но Эртур слышал как он ворочался, кровать под ним почему-то скрипела, хотя сам Дэйн спал на такой-же, и она была совершенно тихой. В какой-то миг Эртуру удалось задремать, он даже видел какой-то сон, но что именно не запомнил. Пробудился он от скрипа двери; невольно, бесшумно Дэйн стиснул рукоять меча, который всегда стоял, прислоненный к изголовью. Но это было излишне: в комнату ветерком из коридора донесся тонкий аромат лимонных цветов, и раздались тихие, бархатные шаги босых ножек. Фигурка в белом исподнем платье замерла между двумя кроватями, и на миг сердце Эртура остановилось — ему показалось, что это Кэтти, но потом он сам же укорил себя за невнимательность, эта женщина обладала наливным телом, и волосы у нее были явно темные. Тихо охнув, она направилась в сторону спящего Освелла. Марея, ибо кто еще мог быть таким настырным, совершенно бессовестным образом юркнула к Уэнту под одеяло и накрыла им их обоих с головой. Раздалось тихое «какого беса…», а потом ее такое же тихое хихиканье. — Проклятье, женщина, это опять ты, — проговорил шепотом Освелл, но в этой тишине Эртур слышал каждое его слово. — Тебе вчерашнего не хватило? Надо мной все смеялись, даже Принц-Дракон! А ну, дуй отсюда, пока… — Пока — что? — Марея вынырнула из-под одеяла, оказалось, что она уже была под ним, и судя по тому, как Уэнт ее обнимал, ни он, ни она не желали, чтобы она уходила, что бы он там ни говорил. — Никуда я не уйду, пока ты не исполнишь свою угрозу. — Седьмое пекло, какую еще угрозу? — голос Освелла был исполнен отчаянием. — Сейчас Дэйн проснется и выставит тебя с позором, а надо мной опять все потешаться будут! — Если ты будешь много болтать, то точно будут, — Марея обняла его за шею и притянула к себе для поцелуя. На миг они умолкли, так как Освелл не смог устоять от такого соблазна, но потом он разорвал поцелуй, вскинув голову. — Марея, пошла вон, — прошептал он. Она вместо этого обхватила его ногами покрепче. Уж что там девушка делала руками, Эртур предпочитал не думать, но даже в темноте было видно, какое довольное у нее лицо. — Перестань, — как можно более грозно сказал ей Освелл. — Нет, — было ее ответом. — Семеро милосердные, ты когда в последний раз с женщиной был? Я дотронуться не успела, а ты уже… — Не упоминай богов, пока грешишь, женщина, тебя этому не учили? — А то — что? Они поразят меня молнией? Прямо сейчас? — Освелл тихо охнул, а Марея рассмеялась. — По-моему, они должны радоваться, что я пришла к тебе. Тебе явно нужна моя помощь. Уэнт снова тихо выругался и, подмяв девушку под себя, накрыл их обоих одеялом. Некоторое время они возились под ним, пока Марея снова не отбросила одеяло и, тяжело дыша, проговорила: — Ты хочешь меня задушить? И целуешь, и одеялом накрываешь. — Я совсем другое с тобой хочу сделать. То, зачем ты пришла, но если ты будешь шуметь, то мы разбудим Дэйна, — ответил Освелл. — Иди сюда… Марея вскрикнула, но вовремя успела прикрыть губы ладонью, а потом снова рассмеялась. — Аккуратнее, я тебе не трактирная девка, — прошептала она. — А бедному Эртуру тоже не повредили бы женские ласки, с прошлого раза он стал еще большим сухарем, чем раньше! — По-моему, это не твое дело, красавица. — Как же не мое? На него половина наших служанок заглядывается; когда я выходила, Дилия хотела идти со мной… Может, позвать ее? — Ты рассудка лишилась? Когда он поймет, что происходит, он и тебя, и эту Дилию, и меня вышвырнет нагими на улицу, а потом вам еще и маленькая северянка добавит. — О да, эта бледная глиста? — Я бы на твоем месте выбирал бы выражения, это фрейлина принцессы. — Но она белая, как смерть, и волосы у нее как солома. — Пожила бы ты в Винтерфелле, сама бы такой стала, — Освелл снова потянул одеяло на них. — Перестань болтать и займи свои губки более полезным делом. Эртур, наслушавшись всего вдоволь, хотел было встать и прекратить это непотребство, но потом вспомнил слова Рейгара: может, принц и был прав, все же каждый отвечает за свою честь сам, и не каждый мог обладать выдержкой и терпением. Дэйн по сути и в себе не был уверен: если бы его так настойчиво добивались, в лоб и напрямую, он бы вряд ли устоял. Марея тем временем снова откинула одеяло, и ее загорелая рука сбросила на пол ее исподнее платье, а за ним и исподние штаны Освелла. Он же не мог остановиться и постоянно целовал ее. Некоторое время она поддавалась, а потом чуть отвернулась, тихо рассмеявшись. — Вы, северяне, все такие неуемные? — спросила она, запустив пальцы ему в волосы. — Какие, в пекло, северяне? — Уэнт, одурманенный ею, не сразу понял о чем речь. — Семеро, будьте милосердны! — Марея снова хихикнула. — Вы все северяне, кто живет севернее Дорна. — Почем тебе знать? — Потом. Хозяйка умирает от любопытства, ей так интересно, что там этот ваш Принц-Дракон делает со своей принцессой… Прачки из сил выбились отстирывать их постельное белье каждый день. То компот там пролит, то протертые ягоды с сахаром, то чернила… Наш хозяин тоже горячий мужчина, но хозяйке интересно, чем там развлекаются северяне… — Во-первых, он не «наш» принц, но и твой тоже, — ответил Освелл. — И однажды будет королем. А во-вторых, не ваше это дело, чем он там занимается с женой… — Но ты ведь знаешь, верно? Хозяйка говорила, вы вместе выросли… — Даже если бы знал, не сказал. А ты перестань болтать и лучше займись делом. Эртур невольно хмыкнул, подумав, что Освелл все же не забывал о том, что он обязался хранить тайны, и даже красивая женщина в такой вот момент не могла его заставить проговориться. Впрочем, о таких вещах они все равно знать не могли: Рейгар никогда не говорил, что он делал в спальне со своими женщинами, а уж про Лианну Старк он бы и подавно ничего не сказал. Волчица Винтерфелла была его женой, он ее обожал — это было видно даже слепому и слышно даже глухому. Марея громко простонала и охнула, судя по всему намеренно, и Освелл тут же натянул на них обоих одеяло. Понимая, что это надолго, Эртур поднялся, молча взял свою одежду, оружие, сапоги и поспешил выйти из комнаты. В коридоре, хвала богам, ничего не было слышно, поэтому он оделся прямо там, под дверью. Повязав перевязь с мечом на поясе, Дэйн направился в сторону дверей из дома: пусть снаружи было ветрено и мокро, но хотя бы там он вряд ли кому-нибудь сможет помешать. Весь дом, казалось, спал, правда, проходя мимо мужской купальни, он невольно услышал голоса. Рейгара Эртур узнал сразу, а прислушавшись — и принцессу Лианну. О чем они говорили, не было слышно, но северянка то и дело смеялась, и ее смех прерывался, будто бы ее целовали. Хотя, почему будто бы… Так оно и было. Снаружи никого не было, только полосатая кошка вышагивала в траве, высокого поднимая лапы и то и дело подергивая ими, пытаясь стряхнуть воду. Завидев Эртура, она мяукнула и важно пошла дальше, а Дэйн только вздохнул: казалось, в этом доме этой ночью он мешал всем, даже усатой-полосатой заниматься своими котовьими делишками. Проводив кошку взглядом, Эртур ушел в самую глубь сада — среди невысоких кипарисов и аккуратно подстриженных кустов дорнийского самшита стояла высеченная из камня скамейка. На нее он и сел, подумав, что зря не захватил плаща — ветер был на удивление холодным. Видимо, мейстеры были правы: Весна оказалась ложной, и снова вернулась Зима. Если Дорн одолевали грозы и дожди, то севернее него шел снег, может, даже в самой Королевской Гавани. Тяжело будет вести войну в холода, но им повезло в одном: на стороне Рейгара были северяне, Речные Земли и уж наверняка Долина. А они все знали, как сражаться по колено в снегу… Если, конечно, дело вообще дойдет до войны. Если, конечно, они вообще останутся в Вестеросе. Если Принцу-Дракону удастся уговорить — или заставить, в чем Эртур и Ягер с радостью ему помогут — Иллирио продать ему дракоконьи яйца, то он наверняка захочет отправиться за ними в Эссос. Теперь не нужно ждать исхода Великого Совета или сражения — распиской короны можно было расплатиться с кем угодно и за что угодно. Если Иллирио будет сговорчив, то все это займет не больше месяца, наверное, или двух — за это время все войска Севера соберутся в Долине, будет созван Великий Совет, и все решится, так или иначе. Эртур знал, что Рейгар был не уверен в Западных лордах, и в Тайвине Ланнистере в первую очередь, как и сомневался, чью сторону возьмет Штормовой Лорд. Баратеон не оставлял впечатление человека разумного, в отличие от его среднего брата Станниса. Роберт мог не принять чью-либо сторону или вовсе попытаться отомстить Рейгару за Лианну Старк… Сев на скамью и облокотившись о ствол растущей за ней вишни, Эртур некоторое время смотрел в небо, затянутое тучами, и наблюдал за тем, как ветер гнет тонкие кипарисы. В саду, несмотря на непогоду, было спокойно. Он даже закрыл глаза и стал размеренно вдыхать ароматы листвы, травы и мокрой земли. Жаль, в саду было мокро — можно было притащить тюфяк и одеяло и остаться спать здесь. Все лучше, чем возвращаться обратно. Откуда-то стали доноситься странные звуки; Эртур сел ровнее и прислушался. То, что было похоже на шелест листьев и на шум ветра, оказалось тихим плачем. Подождав с некоторое время, дабы убедиться, что ему не кажется, Дэйн поднялся и направился в дикий «уголок», как его называла Дорея — здесь деревья не трогали и не мешали им расти по своей воле, не косили траву и не рассаживали цветы. Только две старые сливы стояли, почти сплетаясь друг с другом, и росла трава, желтая и примятая после жарких дней. На ней, уткнувшись в землю лицом, лежала Кэтти. Она была в своем темном платье, какие носили северянки, и ее светлые длинные волосы сливались с травой вокруг. Она касалась руками выступающих корней деревьев и плакала. Эртура она не услышала и не увидела, а поэтому даже не обернулась и не поднялась. Дэйн подумал, что, видимо, она молилась. У северян были свои боги — старые, древние, как сама земля Вестероса, боги, которые пришли к Первым Людям, чьими потомками были Старки и их вассалы, кроме Мандерли, от Детей Леса. Боги, чьи лики вырезали на белой коре чардрев и кому молились в темных и тихих богорощах. На юге их больше не было, ни одной дальше Штормового Предела, но он часто наблюдал за Лианной Старк и за Мелисентой Блэквуд, как они ходили в богорощу Красного Замка и молились там сердце-древу — могучему старому дубу. Принцесса — тогда еще леди — Лианна говорила, что если нет белого чардрева, то любое дерево, что будет самым старым в богороще, сгодится для молитвы. Или же если нет и ее, то любой сад, лес — не важно. Боги, по ее словам, слышали всегда и везде. Прерывать даму во время молитвы было грубым и недостойным мужчины, и Эртур собрался было уйти. Но потом все же передумал: Кэтти плакала так, что ей явно нужно было утешение кого-то живого и осязаемого. Ее боги, может, и не видели ее так далеко а юге, без своих странных и страшных ликов. — Кэтти, — позвал он тихо, подходя к ней, — что случилось? Почему ты лежишь на траве? Она и так полита дождем, ей не нужно больше. Она вскрикнула и резко села, а потом так же резко поднялась. — Сир Эртур… — проговорила она, судорожно отирая лицо. — Это вы… — Как видишь, — ответил Эртур с улыбкой. — Прости, если я помешал тебе… Вначале я думал, что ты молишься, но… если только твои молитвы не похожи на рыдания… Она утерла глаза руками, точно дитя, и опустила голову. — Простите, — прошептала Кэтти. Почему-то это сбило его с толку. — За что ты просишь прощения, Кэтти? — спросил Дэйн. — За то, что плакала. Я вас побеспокоила своим ревом, простите, сир Эртур. — Я… — он даже не нашелся, что сказать так сразу. — Это я должен просить прощения. Я ведь вторгся к тебе… Она молчала, лишь подняла на него глаза. Он ждал, заговорит девушка или нет, но этого не происходило. Обычно его сестры вели себя так, если были очень расстроены, а уж отчего Кэтти могла переживать, было понятно. — Ты давно здесь? — спросил Эртур, чтобы как-то ее расшевелить. — Нет, с тех пор как дождь перестал, — ответила она. — Леди Блэквуд сказала, что принцесса хотела помолиться вечером, перед сном… но пошел дождь, и была гроза, и… мы вначале думали пойти вдвоем, но потом леди Блэквуд сказала, что принцесса обидится, а расстраивать ее еще больше и злить принца Рейгара я не хочу. И леди тоже не хочет. Она говорит, что Дракон в гневе всегда страшен. — Принц Рейгар не зол на тебя, Кэтти, — ответил Эртур. — И я тоже, если уж на это пошло. Ты расстроила нас обоих, расстроила принцессу Лианну, но… я буду честен: мы все были правы и не правы одновременно. Она удивленно моргнула: — Как это? — Принцесса имела право знать. Но она беременна, и от услышанного ей стало плохо — все могло закончиться куда как хуже. Естественно, что ее муж желал ее защитить. А ты дала мне слово и нарушила его. Она опустила голову и отвернулась. — Я не хочу в Кротовый Городок, — пробормотала она, — но лучше бы вы отправили меня домой, сир Эртур. Я приношу только одни неприятности. Леди Блэквуд уже сказала мне, что я очень глупая: оказывается, принц Рейгар просто шутил надо мной, когда говорил про Cтену, а я поверила… Всем было бы лучше, будь я на пути в Винтерфелл. — Это не правда, — ответил Эртур. — Ты просто была напугана, и я могу тебя понять, ты не привыкла к обществу Принца-Дракона, к его манере говорить и общаться, вот тебе и показалось, что он серьезен… — Да, я очень боюсь его, — призналась девушка. — Почему это? Мне казалось, девушкам, наоборот, он всегда нравится. — Нет, это не так… Когда я увидела его первый раз в Харренхолле, он показался мне холодным и отстранённым, точно мраморное изваяние… в крипте Винтефелла. Короли и лорды Зимы такие… А потом он стал ухаживать за миледи, и все так злились… лорд Брандон говорил, что он опасен и ему нельзя доверять. Лорд Роберт его ненавидел и клялся, что убьет его. А миледи от него совсем голову потеряла. Ее матушка столько ее бранила из-за него, и Мэг, и леди Эльвара... Старая Нэн всегда говорила, что короли-драконы опасные, они от крови древних богов Фригольда и своих ящеров, а миледи его полюбила… Полюбила дракона. Вы разве не видите? Он охраняет ее, точно Сиракс свое золото, — умолкнув на миг, она добавила: – А вы разве его не боитесь? Эртур невольно улыбнулся на то, сколько всего смешалось в одну кучу в ее словах. — Нет. Принц-Дракон — мой друг. Он и сир Освелл. Мы выросли вместе, — ответил он. — Рейгар очень любит твою миледи, и поверь, лучшего мужа ей было не найти. Они будут очень счастливы вместе, в своем драконьем гнезде, со своими детьми. — У вас очень странные друзья, сир Эртур, — произнесла Кэтти. — Должно быть, но их не выбирают — они сами приходят. Девушка промолчала, и Дэйн понял, что их разговор зашел в тупик. В другое время он бы порадовался этому и пожелал бы ей доброй ночи, но почему-то сейчас ему очень не хотелось оставаться одному. Кэтти, впрочем, тоже не спешила уходить, она стояла и смотрела на него, молча. Где-то над городом пробил колокол, один-единственный, который обозначал наступление полуночи. Дэйн поймал себя на том, что смотрит на волосы девушки — очень светлые, почти льняные. Такие он видел у лиссениек, но во всем остальном Кэтти не была на них похожа: тоненькая, как тростиночка, с большими серыми глазами. Когда они танцевали прошлым вечером, и на ней было дорнийское платье, он, положив руку ей на талию, чувствовал едва ли не каждое ребрышко и невольно подумал, что девушка недоедает. За столом она и правда ела мало, как здесь, так и на корабле. — Ты немного успокоилась? — спросил Эртур, нарушая молчание. — Да, — ответила она коротко. — Тебе лучше сейчас вернуться в дом, — продолжил Дэйн. — Может опять пойти дождь. — Хорошо, — Кэтти присела в коротком реверансе. — Доброй ночи, сир Эртур. — Доброй ночи, — отозвался Дэйн. Девушка еще раз бросила на него взгляд, а потом, медленно обойдя его стороной, ускорила шаг и вскоре скрылась за деревьями. Эртур же смотрел ей вслед, пока ее шаги не стихли на тропинке, а потом поднял глаза и стал разглядывать кроны слив. Они качались на ветру, и вся трава, если приглядеться, была усыпана поспевшими плодами. Дэйн невольно вспомнил, как они — он, Рейгар и Освелл — будучи мальчишками, обрывали фруктовые деревья, пока не видели мейстеры или сир Гэрольд. Хайтауэру тогда, должно быть, было лет тридцать и он уже был лордом-командующим королевской гвардии. Он сменил на этом посту самого сира Дункана Высокого, погибшего в Летнем Замке. Гэрольду было двадцать тогда… И сейчас, здесь, его очень не хватало: он был наставником, старшим братом, другом, не только Эртуру, но и Освеллу, и самому Рейгару. Подойдя к сливам, Эртур чуть подпрыгнул и дотянулся до ветки. Дерево этого кощунства не оценило и качнулось на сильном порыве ветра, выдрав из его руки свою ветвь и как следует хлестнув Дэйна по щеке и уху, а в довесок еще и обсыпав его сливами. Эртур тихо простонал и невольно схватился рукой за ушибленное место: похоже, дерево дало ему пощечину. — Кто же так сливы обрывает? — раздался позади него голос Кэтти. Дэйн обернулся и увидел ее, стоящую в проеме между кипарисами. Она подошла к нему и, краснея и не будучи уверенной в том, что делает, осторожно коснулась его руки и отняла ее от лица. — Ну вот, теперь у вас пол-лица покраснеет, и ухо. Это же слива-огневка, она упругая и больная. Лорд Рикард такими прутиками лорда Брандона и лорда Эддарда наказывал, — она вздохнула. — У вас есть мазь от ушибов? — Должна быть… — проговорил Эртур, замирая от ее прикосновений. Казалось, с тех пор как его трогала женщина — не сестра — прошло много лет, хотя это было не так. — Тогда вам нужно вернуться и помазать ушиб, иначе будет болеть, — Кэтти отпустила его руку и осторожно коснулась царапины. — Я не могу вернуться, — ответил Дэйн. — Почему? — удивилась она. — Освелл… спит. Кэтти уставилась на него так, словно он городил полнейшую чепуху. По сути, так оно и было. — Спит?.. А вчера он не спал?.. — переспросила девушка. Но потом ее глаза расширились, и она густо покраснела. — Он не один там спит? Эртур промолчал. — Фу, непотребство какое, — пробормотала Кэтти. — С этой шлюхой Мареей! Гадость какая! Впрочем, сиру Освеллу и такая пойдет, раз уж он на девиц этой вашей Мирии пялился. Дэйн вздохнул и убрал руку девушки от своего лица. — Это не наше дело, — ответил он. Кэтти посмотрела на него с каким-то отчаянием. — Почему вы такой? — вдруг спросила она. — Какой? — не понял Эртур. — Замкнутый. Вы похожи на камень, Меч Зари. Вроде солнышко вас прогрело, а внутри вы все равно холодный. — Кэтти, я вовсе не... — начал было Дэйн, но тут же умолк. Девушка нахмурилась, надула губки и принялась поднимать подол своего платья и нижнюю юбку, причем глядя на него в упор. Эртур почувствовал, как его точно обдали жаром. — Кэтти, что ты делаешь? Она фыркнула, точно как Лианна — видать, это у них на Севере так было принято, и, подоткнув подол и нижнюю юбку за поясок, подошла к сливе и принялась на нее карабкаться. Дэйн даже не знал, что ему сказать или сделать, он смотрел на нее, на ее белые, точно мрамор, ножки, на ее колени, на тонкие туфельки и понимал, что сейчас его сердце вырвется из груди. Кэтти меж тем скрылась в темной кроне. Ветви там зашатались, и вскоре между ними мелькнула белая исподняя юбка, а потом появилась и сама девушка. Она ловко спрыгнула на землю — в ее подоле было полно слив. Взяв одну, она раскрыла ее, каким-то образом надавив на середину, вытащила косточку и едва ли не сунула Эртуру. — Ешьте, — велела она. — Вы, южане, грубые варвары. Кто же так деревья обрывает? На них надо карабкаться и собирать. Или у вас в вашем Звездопаде ничего не росло? Слива оказалась на удивление спелой и сладкой, и они так и стояли некоторое время: Кэтти чистила их, а Эртур ел. Девушка и сама успела попробовать парочку. Остальное она высыпала из подола в траву и поправила юбки. — Леди Блэквуд говорила мне, что вас прозвали Меч Зари из-за вашего клинка, — сказала она. — Это он у вас на поясе? — Да, Рассвет, — ответил Эртур. Он коснулся рукояти и осторожно, чтобы не напугать ее, вытащил меч. Молочно-белый в ночи, он сверкнул серебром. — Этот клинок передается у нас в роду уже более тысячи лет. Говорят, он выкован из сердца звезды, что упала на рассвете на то место, где стоит наш родовой замок. Поэтому он и назван Звездопадом, а меч — Рассветом. — Это валирийская сталь? — с придыханием спросила девушка. — Я видела меч из нее, Лед… когда три года назад лорд Рикард казнил дезертиров из Ночного Дозора… — Нет, это не валирийская сталь. Она черная и словно бы дымится. У принца Рейгара клинок из нее, попроси его показать, он не откажет. А этот, как видишь, белый, как молочное стекло. — И он точно светится… — проговорила Кэтти. Она протянула руку и осторожно коснулась стали, а потом посмотрела на Эртура. — Знаете, о чем я вспомнила? У Последнего Героя в легенде о Рассветной Битве был меч Светозарный. Он светился и испускал жар, и поэтому Иные бежали и боялись его. Старая Нэн говорила, что герой закалил его, убив им любимую женщину, а она пошла на это добровольно, так как не было другого выхода. Сир Эртур… может, это он и есть? Дэйн улыбнулся и вложил Рассвет в ножны. — Не думаю, Кэтти, — ответил он. — А вы верите в это? — Во что? — В эту легенду… Я так поняла, принц Рейгар в нее верит. Леди Блэквуд думает, что он хочет заполучить драконов для того, чтобы сразиться с Иными, и что они вскоре опять придут. — Я верю принцу Рейгару — про легенды мне сложно сказать. Она покачала головой. — Если Принц-Дракон — последний Герой, то тогда он может убить принцессу… — произнесла она. Охнув, точно испугавшись своих же слов, Кэтти закрыла лицо руками. — Боги, нет… Он не сможет так поступить! Эртуру стало ее очень жаль: она пугала себя сама и потом из-за этого плакала. Вначале Кротовый Городок, теперь это… Но она была такой трогательной, точно дитя, и порой было сложно поверить, что ей уже шестнадцать лет. Когда Рейгар вернется в Королевскую Гавань и станет править, с Лианной подле него, Кэтти наверняка станет ее главной фрейлиной, если только леди Блэквуд не займет это место. Из просто «Кэтти» она станет леди Флетчер, найдет себе мужа… Кто откажется стать супругом приближенной королевы? Может, это будет Уиллас Харт — не вечно же он будет в Харренхолле, да и Принц-Дракон обещал ему службу подле себя. Парнишка не всегда будет мальчишкой, и леди Флетчер станет леди Харт. Пусть она и не богата, но близость к Лианне сделает свое дело, а Уиллас младший сын младшей ветви Фоссовеев, даже его отец не станет возражать против этого. Но сейчас Кэтти все еще была самой собой, всего лишь девушкой с Севера, напуганной и несчастной, и между ними не было никаких преград, кроме его обетов. Эртуру хотелось обнять ее, а почему — он и сам не знал, или не признавался себе. Но это не было важно, ему хотелось просто почувствовать живое существо рядом с собой, которое было на самом деле не менее одиноко, чем он сам. Конечно, позже он пожалеет о том, что собрался сделать, и наверняка будет корить себя за минуты слабости, но… Эртур протянул ей руку и привлек Кэтти к себе, заключая ее в объятия. Удивительно, какой теплой она была, а раньше он этого не замечал, хотя она проехала у него за спиной достаточно лиг от Хэйфорда до Королевской Гавани. Ее волосы пахли яблоками: летними, золотобокими, собравшими в себя все солнце. Она была такой хрупкой, точно из стекла: казалось, сожми он руки крепче, то разбил бы ее. Кэтти же не отстранилась, хотя и не обняла его в ответ. Она прижала свои раскрытые ладони к его груди и спрятала свое лицо. А Эртур склонил голову и прижался щекой к ее макушке. — Кэтти… — позвал он ее, и девушка подняла голову. — Тебе надо вернуться, чувствуешь, снова начинается дождь. — А как же вы? — спросила она. — Я… не важно, придумаю что-нибудь. В конце концов, я могу выйти из дома — в Тенистом Городе полно таверн и трактиров, которые открыты до рассвета… — Но это нечестно, сир Освелл очень дурно с вами поступает. — Нет, Кэтти. Сир Освелл — всего лишь живой человек, такой же, как все. Он бы сделал для меня то же самое. — Тогда можно я пойду с вами? — В город? Нет, Кэтти. Девушке там нечего делать. — Но и рыцарю и гвардейцу короля тоже. — Я дорниец, и знаю, чего ожидать от местной публики. Она снова фыркнула. — Она похуже пьяниц Винтертона? — Тебе так хочется, чтобы я с кем-то подрался из-за тебя? Кэтти улыбнулась и густо покраснела, это было видно даже в темноте. — Сир Эртур, я хочу пойти с вами. Я никогда не бывала в большом городе, только в Королевской Гавани, но я не бывала внизу, на улицах. Вдруг, мне больше никогда не представится такого случая? Принцессу в город не пустит этот ее Дракон, и леди Блэквуд тоже не пойдет, я же ее знаю… Дэйн некоторое время молчал. Видимо, этой ночью все, включая него самого, потеряли всякое понятие о долге и… Будь что будет. В конце концов, обет не запрещает брать девушку за руку или водить ее в город, если она того хочет. Да и кто еще будет прислушиваться к ее желаниям? — Хорошо, — согласился Эртур наконец. Он разжал объятия, но потом взял ее за руку. — Только давай договоримся, ты от меня не отходишь, запоминаешь дорогу, и если я говорю «беги», ты бежишь. — Обещаю, — ответила Кэтти. — Не как на «Черной Бэте»? — Нет. Наверное, она говорила правду. Во всяком случае, Эртур на это надеялся. Большую красную дверь в доме Ягера не запирали даже на ночь: в этом квартале было спокойно, да и к нему вряд ли бы кто сунулся, когда дом был полон вооруженных мужчин, носивших мечи у пояса не для красоты. Отперев тяжелый засов, Эртур выпустил Кэтти, а потом закрыл дверь снова, а сам перебрался через стену с помощью старой, почти с его тело толщиной, лозы лилоцвета. Когда он спрыгнул на вымощенную камнем улицу, сиреневые и лиловые лепестки осыпали и его, и Кэтти. Она рассмеялась и отряхнулась. — Куда мы пойдем? — спросила она. — Пройдемся до Улицы Корольков, — ответил Эртур. — Там есть приличные заведения, где порой даже барды поют. Во всяком случае, на драку нарваться там сложнее. — Вы часто бывали здесь? — Несколько раз, по приказу короля Эйриса, а потом и с кронпринцем. — А я и вовсе не путешествовала. Мне бы нравились наши приключения, если бы не было ясно, что половина Семи Королевств желает нам смерти… так сказала леди Блэквуд. Наверное, вскоре мы отправимся на Север? — Как знать — не нам решать, куда идти. — Леди Блэквуд говорит, что, может, мы поплывем в Эссос, это правда? — Я ничего об этом не слышал, Кэтти. — А жаль… — девушка улыбнулась. — Леди Лианне и ее Дракону было бы там лучше. Там бы за ними никто не гнался. — Они все равно не смогли бы остаться там навсегда. — Почему? — Потому, что принц Рейгар — надежда Семи Королевств. Он должен занять трон после своего отца и залечить те раны, которые были нанесены правлением Эйриса. А его леди-Волчица должна быть рядом с ним. Она вздохнула и некоторое время молчала. Вдвоем они вышли на широкую улицу и пошли по ней вверх. В квартале Ягера все улицы носили фруктовые или цветочные названия: до улицы Корольков были улицы Винограда, Абрикосов и Дынь. Почему-то последняя очень развеселила Кэтти, и когда Эртур поинтересовался, в чем было дело, она, краснея и смущаясь, призналась, что на Севере так называли женскую грудь. Будь на его месте Освелл, он бы с радостью развил бы эту тему, припомнив пару историй, которые совершенно не предназначались для женских ушей. Эртур же предпочел ограничиться только улыбкой. На улице Корольков, несмотря на грозу, кипела жизнь: два трактира, друг напротив друга, были полны, как внутри, так и снаружи, и над одной из дверей висел, покачиваясь, красный фонарь. Девушки, стоящие под ним, выглядели прилично, но лишь с виду — это был дом подушек, но для тех, у кого в карманах золотые водились чаще серебряных. На Эртура они не обращали никакого внимания: он был с женщиной и не мог быть им интересен. Третья таверна находилась чуть выше по улице — и тоже полна. Из ее открытых дверей раздавались песни и смех, и кто-то очень неплохо играл на лютне. Вывеска над дверью гласила: «Королек и Котелок». Их приветил хозяин — почти до черна загоревший дорниец. Признав в Эртуре человека благородного происхождения, он был любезным и с Кэтти; проводив их до небольшого столика в самом конце общей залы, мужчина щелкнул пальцами, призывая служанку. — У нас сегодня замечательные окуни, м’лорд, — сказал он. — Ночной улов, совсем свежие… и еще сомы — привезены с самой Зеленокровной! — тоже ночной улов. А к ним у нас подливка из ячменя и черного перца, со сметаной, просто пальчики оближете, ручаюсь! Окуни жареные, в масле, а сом — вареный, в собственном бульоне и уксусном соусе, присыпан сельдереем… — Несите все, — велел Эртур. — Вина, м’лорд? У нас есть белое холодное — дорнийское, а не какое-то пойло из Арбора… — Несите, господин хозяин. Дорниец поклонился, разведя руки, и тут же удалился. Кэтти выглядела напуганной. — Боги, сир Эртур! — прошептала она. — Кто же столько есть будет? — Ты, — сказал он. — И я. Но ты — больше. Тебе надо брать пример с принцессы и леди Блэквуд. — Принцесса беременная, ей положено есть за двоих, — Кэтти вцепилась в столешницу, — а я… — А ты ничего не ешь, даже за себя, — Дэйн покачал головой. — Кэтти, мы договорились, что ты не споришь. Это моя просьба. Этур сам себе признался, что это был нечестный ход: ему она не смогла бы отказать. Но Кэтти чем-то напоминала ему временами Аллирию: та тоже была как тростиночка и, хотя и была младше Эшары на три года, вымахала с нее ростом и была так же высока, как северянка. Во всяком случае, он будет спокоен, что она поест сегодня. Дэйн оказался прав: Кэтти была голодна и уплела всю свою порцию, и он поделился половиной своей. Он бы и все отдал, но девушка упрямо покачала головой. Хозяин, от себя лично, принес для девушки трех корольков — больших, охристо-красных и сладких; Кэтти никогда их не пробовала — на Севере они не росли. Северянка после нескольких глотков вина оказалась очень интересной, хоть и очень наивной, собеседницей. Эртур расспрашивал ее про ее дом, семью, про лордов Старков, молодых и старого, и про Винтерфелл, а она охотно рассказывала, польщенная его интересом, особенно про «миледи», и «матушку миледи», и «тетушку миледи», и про «леди Энну». С кузиной Лианны Эртур уже общался — в день пира в честь победителя турнира и его Королевы Любви и Красоты. Он даже танцевал с ней пару раз. Кэтти считала, что теперь «тетушка миледи» будет выдавать дочь замуж за «лорда Роба». Из всех этих рассказов Дэйн сделал для себя немало полезных выводов о семье принцессы и о том, чего стоит от них ожидать. Брандона он и до этого особенно не жаловал, а уж после Харренхолла тем более, да и все эти слухи, что нет-нет да долетали до него о старшем Старке и сестрице Эшаре, были слишком уж похожи на правду. Элия Мартелл за что-то прогнала сестру от себя, но никто ничего так и не объяснил. Лианна Старк не могла быть глухой: слухи дошли и до нее, иначе бы она не приходила к Эшаре в день ее отплытия. Эддард казался гораздо лучшим человеком, если бы только не его слепая, точно собачья, преданность Роберту Баратеону. Впрочем, пока был жив лорд Рикард, за верность Старков Рейгару, а следовательно Железному Трону в будущем, переживать не стоило: он был неплохим человеком, а дочь-королева вполне удовлетворяла бы его амбиции. Все лучше Старки при дворе, чем Ланнистеры или те же Мартеллы. Кэтти в свою очередь стала расспрашивать Эртура о том, как он попал в Красный Замок и как стал достойным носить Рассвет у себя на поясе. В этом во всем не было никакой особенной тайны, и Дэйн сам охотно поделился с ней этими историями. Северянке было интересно все: и кем была его мать, и какой лорд его брат, и любят ли его люди; она спрашивала про его сестер и про то, будто слышала, что он и Принц-Дракон дальняя родня. За разговорами прошло около двух часов, колокол над городом пробил наступление часа Волка, и все посетители стали потихоньку собираться по домам. Эртур и Кэтти тоже направились домой, но шли они медленно, продолжая беседовать, и она держала его под руку, чтобы не поскользнуться на мокрых от дождя камнях. Дэйн ловил себя на мысли, что был бы рад побродить с ней по улицам до рассвета — с Кэтти, которая чуть осмелела от вина и порозовела от еды, сейчас она была самой собой, без жеманства, которое ей так упорно пыталась привить леди Блэквуд. Несомненно, ей не хватало женских премудростей в общении с мужчиной, но именно это и нравилось Эртуру — видеть человека таким, каков он был на самом деле. Он всегда хорошо и тепло относился к простым людям, и они любили его в ответ. Они когда-то помогли ему положить конец разбою в Королевском Лесу. Будь командующим гордец Дарри или холодный Селми, ничего бы не вышло — так ему говорил Хайтауэр, и Дэйн знал, что тот был прав. Обратный путь до красной двери и лимонов, растущих по обе стороны стены, получился каким-то быстрым и точно в два раза короче. Перед тем, как полезть наверх, снова по лилоцвету, чтобы отпереть дверь девушке, Эртур все же решил сказать ей кое-что. Конечно, не его это было дело, но Кэтти стала ему гораздо ближе за эти несколько часов, и кто-то должен был приглядывать за ней. У нее была госпожа, но, он был с собою честным, она сама была наполовину дитя и за ней самой нужен был глаз да глаз. — Кэтти, прежде чем я пожелаю тебе доброй ночи, ты позволишь дать тебе один совет? — спросил Эртур. Девушка улыбнулась и кивнула. — Я надеюсь, я тебя им не оскорблю. Прими его, как приняла бы слова брата… — он умолк на миг, разглядывая ее. — Леди Блэквуд, несомненно, достойная молодая женщина и все, что она делает, естественно для нее. Но ты — не она. Кэтти удивленно посмотрела на него. — Что вы имеете в виду, сир Эртур? — спросила она. — То, что ты можешь слушать ее и наблюдать за ней, но делай так, как говорит тебе сердце. Девушка смотрела на него молча, но потом кивнула — поняла она его или нет, не важно. Эти слова осядут у нее в голове и рано или поздно принесут плоды. Больше Эртур ничего ей не сказал, лишь перебрался через стену и открыл ей дверь, а потом проводил до дома. В небольшом холле, ведущем на лестницу, Кэтти присела в реверансе и, проговорив «доброй ночи, сир Эртур», убежала наверх. Дэйн, проследив за ней взглядом, невольно улыбнулся, а потом направился к себе в спальню. К его счастью, ибо он наконец хотел спать по-настоящему, Мареи уже не было. Освелл, впрочем, не спал, он зажег светильник и, сидя у себя на кровати в чем мать родила, зашивал свои исподние штаны. Таким вещам мальчишек, которых готовили к рыцарству, учили с измальства, ведь все они вначале были оруженосцами у других рыцарей и должны были уметь все, вплоть до штопки и стирки. Даже принц Рейгар, ходивший одно время в оруженосцах у сира Гэрольда, мог вполне обойтись без слуги или своего оруженосца, что, собственно, и делал. — А, вот и блудный Дэйн вернулся, — сказал Уэнт, когда Эртур закрыл за собой дверь. — Я должен извиниться перед тобой за все это непотребство. Я бы прогнал ее… но не смог. — Я слышал, что ты пытался, — ответил Эртур с ухмылкой. Он снял перевязь с мечом и пояс и стал раздеваться. — И ты не вытурил ее к дьяволу? — Благодари Рейгара. Он запретил. Освелл хмыкнул. — Ну вот, я так и знал, что на него одна надежда — кто еще может понять меня? Лонмауту, кстати, кажется, женщины вообще не нравятся, ты не заметил? Может, у него такие же проклятые богами наклонности, как у этого Коннингтона. — Ричарду нравятся женщины, ты мог бы заметить, как он смотрит то на леди Блэквуд, то на Кэтти. Просто он сдержан и предпочитает не показывать своих чувств… как некоторые. Освелл усмехнулся. — Надеюсь, ты не сильно вымок? — спросил он. — Нет, дождя давно нет. — И где ты шатался? — В саду. Потом по городу, — он сел на свою кровать. — Надеюсь, ты теперь успокоишься? — Спроси у меня в день, когда мы свалим из этого проклятого Солнечного Копья, — отозвался он. На миг он умолк, так как обрезал нитку своим кинжалом, а потом добавил: — Было приятно осознать, что я был там первым, знаешь ли… за некоторое время. Марея, конечно, не девица, но весьма близка к ней… Иногда входишь в женщину и кажется, что тебя поглощает пустота — появляется желание поискать стенки руками. Эртур пожалел, что вообще что-то спросил. Но Освелл, хвала богам, не стал развивать эту тему. — Я так понимаю, мне стоит поискать себе другое место для ночлега? — спросил Дэйн, забираясь под одеяло. — Нет, конечно. Такого больше не повторится. Марея сказала, что служанка, что спит с ней, будет спать в детской, пока мы не уедем. — Хвала Семерым, — пробормотал Эртур. На этом они прекратили всякие разговоры. Уэнт потушил светильник, хотя Дэйна свет не беспокоил: он заснул, едва его голова коснулась подушки.

***

В дверь тихо постучали. — Войдите, — мягко сказал Варис, не поднимая глаз от пера и пергамента, на котором писал некоторые распоряжения. В его комнате ярко горел камин, и все равно он кутался в подбитый мехом плащ, хотя и был одет как можно теплее: в двойные шелка и мягкие войлочные туфли поверх толстых, почти дамских чулок. Горячее вино со специями тоже помогало согреться, тем не менее, время от времени он чувствовал, как немеют его пальцы. Дверь отворилась, и на пороге появился слуга в ливрее Твердыни Мейгора. Варис поднял голову и молча посмотрел на него. — Милорд, его величество король Эйрис ожидает вас, — сказал он, нерасторопно и важно растягивая слова. Иногда казалось, что каждый слуга в замке, кроме разве что совсем детишек, пташек, считал себя выше пентошийца по положению. У них ведь был член, и по их мнению это делало их лучше него. Хотя чем именно? — Варис порой задавал себе этот вопрос. Чем Десница — всегда заискивающий, подобострастный и почти такой же маразматичный как король, лучше? Или Веларион, любитель малолетних девственниц и их лунной крови? — Я иду сию минуту, — ответил Варис, поднимаясь. Он присыпал пергаменты пудрой, чтобы чернила не растеклись и не смазались, а потом, поплотнее закутавшись в свой плащ, направился прочь из комнаты. За окнами вился снегопад. Он продолжался уже несколько дней и замел собой всю Королевскую Гавань и Красный Замок на Холме Эйгона. Знамена с Трехглавым Драконом повисли от тяжести снега и примерзли к своим штандартам, слугам пришлось лезть наверх, отдирать их и заменять на новые. Опускать королевский стяг нельзя было даже в такую погоду. Один из мальчишек, которых снарядили для этого, сорвался и упал — разбился насмерть о каменные плиты двора. Когда он вышел в один из внутренних дворов, ноги Вариса коснулись сугробов — не высоких, конечно, всего-то в пару дюймов, но для него, рожденного в Лисе и выросшего в Эссосе, это было невероятной редкостью. Зимы приходили и уходили, но никогда еще снег не ложился так надолго в Королевской Гавани. Стоял полдень, но было так темно из-за нависающих туч, что казалось, будто близился вечер. Дул сильный ветер и казалось, точно это на самом деле Север, а не Королевские Земли. Лианна Старк, будь она тут, наверняка бы порадовалась, но ни ее, ни принца Рейгара и близко не было к столице. То, что они были в Дорне, в Тенистом Городе, Варис знал, вернее догадывался, но не более. Гэрольду Хайтауэру несомненно было известно гораздо больше, но он молчал, и если и получал какие-то вести от кронпринца, то не через воронов, это пентошиец знал наверняка. Спасение его любовницы никак не повлияло на ситуацию — дружить с мастером над шептунами лорд-командующий Королевской Гвардии явно не собирался. Но хоть не презирал и всегда был вежлив — уже хорошо. У них были общие цели и общие чаяния, а это куда как важнее. Пройдя внутренним двором и невысокими воротами, ведущими в еще один двор, Варис увидел тренирующихся оруженосцев из Башни Белого Меча — над ними стоял сир Виллем Дарри. Обычно в это время тут присутствовал и принц Визерис, и его мать королева Рейла выходила из Твердыни, чтобы посмотреть, как он занимается. Но с тех пор, как погода испортилась, а из Цитадели к Великому мейстеру Пицелю прилетел белый ворон, маленькому принцу запретили покидать свои покои; королева в первый день снега еще вышла в сад на свою обычную одинокую прогулку — две септы сопровождали ее, точно пастушьи псы. Впрочем, потом погода ухудшилась, и здоровье Рейлы тоже. Великий мейстер Пицель советовал ей пить всякие снадобья от тошноты и расстройства желудка, считая, что королеве могли навредить сухофрукты, но архимейстер Гилдэйн, пришедший проведать ее, обмолвился Варису на следующий день, будто подозревал, что ее величество снова ждет дитя. С одной стороны это, конечно, было неплохо для Рейлы: Эйрис, у которого снова началось помутнение и который снова не мылся и не брился, перестал бы предъявлять на нее свои права. Но с другой… здоровье ее не было самым лучшим в последние годы, и она давно не могла понести под сердцем дитя — как знать, что будет дальше? Если же она выносит и родит, и это будет девочка, то надежды Обеллы Мартелл впихнуть еще одну дорнийку Таргариенам обернутся прахом — девочка станет будущей женой Визериса. Если же будет сын, то Эйрис, успокоенный тем, что у него целых два верных ему наследника, точно решит последовать советам Стонтона и лишит Рейгара всего. Вот тогда войны уже будет не избежать… Впрочем, она и так смотрела в глаза. Приходили вести о Брандоне Старке, что с каждым днем он и несколько его спутников подходили все ближе и ближе. Посланные Хайтауэром верные люди так и не вернулись, и пусть лорд-командующий молчал, но Варис знал, что тот подозревал самое худшее — нрав у Молодого Волка был буйный и несдержанный. Надежда же, что по пути он остынет и обратится вместо гнева к разуму, не оправдалась, Варис ожидал, что он со дня на день прибудет в Королевскую Гавань, и что случится тогда — одним богам известно. Все это вынудило Вариса пойти на отчаянный шаг: попробовать, один, последний раз, примирить Эйриса с его старшим сыном. Убедить короля принять его любовь к Лианне Старк, признать их брак и позволить им вернуться. Буря надвигалась, и если Брандон прибудет сюда и попадет под гнев Эйриса, то Старки этого просто так не оставят, да еще и Рейгара Таргариена, который смог бы хотя бы одним своим присутствием остановить отца от безумных поступков, не было в Королевской Гавани. По дороге в Твердыню Мейгора Варис и слуга, что сопровождал его к королю, встретили Элию Мартелл. Она, как и пентошиец, была глубоко несчастна из-за снега. Ее дамы были розовощеки и улыбались: в Дорне снега не бывало. Но сама Элия была бледна и куталась в меховой плащ, пряча руки в широких рукавах своего платья. Еще одна жертва всего этого безумия, заложница своего упрямства и короля Эйриса. Завидев Вариса, дорнийка устремила на него взор своих черных глаз. Казалось, она ждала чего-то… Но чего? Вестей о Рейгаре? К чему они ей были? Глупые, глупые влюбленные… В Твердыне Мейгора было тепло, а в холле перед покоями Эйриса даже жарко. У его дверей — больших, двустворчатых, с вырезанным изображением Трехглавого Дракона, стояли два гвардейца: сам сир Гэрольд и юный сир Джейме. — Подождите тут, милорд, — сказал слуга и, приоткрыв дверь, юркнул в передние покои и закрыл ее за собой. Хайтауэр бросил взор на Вариса — должно быть, удивился, увидев его тут. Пентошиец ему улыбнулся и поклонился обоим рыцарям. — Лорд-командующий, сир Джейме, — сказал он. — Надеюсь, в Башне Белого Меча так же тепло, как и здесь. Джейме Ланнистер промолчал. — Нам не на что жаловаться, милорд, — ответил сир Гэрольд. Варис вздохнул. Некоторое время все трое молчали, но потом пентошиец все же произнес: — Лорд-командующий, я мог бы переговорить с вами с глазу на глаз? Я просил аудиенции у короля и… Если можно. Хайтауэр кивнул и потом обратился к юному Ланнистеру: — Сир Джейме, подождите снаружи в холле. Тот только кивнул и молча, даже не глядя, исполнил приказ. Варис проводил его взглядом. — Он так и не простил вам северянина? — спросил он. — Что вы хотели мне сказать, милорд? — вопросом на вопрос ответил Хайтауэр. — Поторопитесь. — Как угодно, — Варис приблизился, и высокий лорд-командующий был вынужден наклониться к нему. — Я хочу поговорить с королем. Хочу сказать ему, что его сын женился на Лианне Старк, и убедить его примириться и с наследником, и с этим браком. Даровать ему… прощение, если угодно, и позволить им обоим вернуться сюда. Хайтауэр вскинул голову, и его серые глаза блеснули. — Вы рассудка лишились? — произнес он с тихой угрозой в голосе. — Отнюдь, — быстро ответил Варис. — Я бы мог поговорить с королем, не сказав ничего вам, и тогда вы бы посчитали меня предателем. Но я хочу быть честным с вами. Сейчас на принца и принцессу объявлена настоящая охота, и как знать, кто решит выслужиться перед Эйрисом, думая, что песня Принца-Дракона спета. Сюда едет Брандон Старк, и мы оба понимаем, что скорее всего ваши посланцы убиты. Примирение отца с сыном даст нам возможность созвать Великий Совет и решить все дело миром. Вы же понимаете, что грядет война? Я бы хотел ее избежать, страдают-то всегда простые люди, и… скажем честно: я не воин. От вида крови меня тошнит, и я предпочту предать, чем сразиться. Я бы не хотел этого, сир Гэрольд. Хайтауэр шумно вдохнул воздух, его рука невольно стиснула рукоять клинка. Варис следил за каждым его движением и в какой-то миг даже грешным делом подумал, что сейчас лорд-командующий просто-напросто убьет его. Но тот лишь посмотрел куда-то поверх головы пентошийца. — Вы зря стараетесь, милорд, — сказал он, — но я желаю вам удачи, так как кое-в-чем вы правы. Но я отвечу честностью на честность: если вы предадите, я не пощажу вас, даже если это будет последним, что я сделаю в жизни. Варис молча поклонился ему, и снова взглянул на этого сурового рыцаря. В том, что сир Гэрольд исполнит свое обещание, он не сомневался. Одна створка дверей отворилась, и на пороге появился королевский паж. — Лорд Варис, — важно протянул он — на деле всего лишь мальчишка лет четырнадцати. — Его милость король Эйрис дожидается вас. Пентошиец еще раз бросил взгляд на сира Гэрольда, и тот ответил нечитаемым взором серых глаз. Поджав губы в досаде, Варис переступил через порог королевских покоев. Все здесь тонуло в алом и черном цвете. Несколько комнат переходили одна в другую, и в каждой было по два камина, друг напротив друга. Все они ярко полыхали, и если снаружи было холодно, то тут царила жара как в Юнкае. Стражники — рыцари, преданные Таргариенам, среди которых Варис узнал сира Алисера Торна, стояли недвижными изваяниями по двое в каждых дверях, лишь провожая проходящего мимо пентошийца взглядами. В самых последних и самых больших покоях располагалась опочивальня королей-Драконов. Здесь были самые большие очаги, жарко горевшие от постоянно подбрасываемых в них поленьев. Стены здесь были увешаны гобеленами с разных концов света: из Браавоса, из Пентоса, из Волантиса, из Миэрина. Двери, что в Летнюю пору бывали открыты, превращая комнату в полуоткрытую террасу, сейчас были заперты и занавешены тяжелыми портьерами глубокого пурпурного цвета. Массивный стол из железнодрева и такие же стулья стояли вблизи одного из каминов, у другого же, упираясь изголовьем в стену, под высоким и тяжелым балдахином, стояла кровать. Она вся была украшена резьбой, тончайшей и искуснейшей, изображающей драконов. Они летели над горами, над морями, над долинами, они топили все в своем пламени, или же пожирали быков, оленей или овец; они сплетались друг с другом в брачном танце и вылуплялись из яиц среди пепла и огня. Со всех сторон, кроме той, что у стены, висели алые занавеси, придерживаемые черными бархатными лентами. Сколько королей-Драконов спали на ней? Делили ложе со своими женами и любовницами? Терзались болезнями и испускали дух, шепча предсмертные слова? Печальные то были мысли, и Варис поймал себя на том, что смотрит на эту кровать, гадая, умрет ли Эйрис на ней или где-нибудь вдали, в уединенном месте, где никто, кроме смотрителей, не узнает о том, как прошли последние часы и мгновения его жизни… Эти мысли, отчего-то так охватившие пентошийца, были прерваны появлением короля. Эйрис вышел из-за ширмы, которая перегораживала добрую половину комнаты, в одном исподнем, босой, в накинутом на плечи алом халате. Его волосы сияли серебром и золотом, хотя в последние годы кованное сменилось лунным — седина после Сумеречного Дола быстро брала верх. Он был чисто выбрит, и его фиолетовые глаза смотрели прямо, а не бегали как обычно и не блестели безумием. В душе Варис возликовал: ему несказанно повезло, король был в том состоянии, когда был способен слушать и слышать, а, значит, есть возможность дозваться до него. — А, Варис, вот и ты, — заметил Эйрис, проходя в свое кресло у огня и садясь в него. Он подал знак, и слуга поднес ему кубок с вином. Пентошиец невольно подумал, что внешне король, несмотря на свое безумие и слишком раннюю старость, был хорош собой. А еще он подумал, что старший сын был похож на него, хотя те, кто знали короля Эйгона Невероятного, часто говорили, что принц Рейгар пошел в него гораздо больше, чем в отца или деда. Это, как доносили пташки, породило грязные слухи среди простонародья, которые усиленно распространяли некоторые ордена Веры, что настоящим его отцом был вовсе не Эйрис, а Эйгон. Варис, конечно же, не верил этим сплетням: Рейгар Таргариен был сыном своего отца, достаточно было взглянуть на эти черты лица и на эти упрямо сжатые губы… — Что тебя привело ко мне? — спросил, отпив из кубка, король. — Надеюсь, ты принес какие-нибудь вести. Иначе я не стану тебя слушать, жалобы меня не интересуют. Пентошиец низко поклонился ему. — Мой король, если вы будете так милостивы, позвольте нам поговорить наедине, — произнес он. Эйрис хмыкнул и окинул его взглядом. Но потом кивнул своему слуге, и через миг комната опустела, а один из рыцарей закрыл дверь за вышедшим последним пажом. — Ну, говори, — король махнул рукой. — Только покороче, меня ждут более важные дела. Варис чуть помялся. На миг его остановило сомнение в том, правильно ли он поступает. Но попытка — не пытка, во всяком случае, ему хотелось в это верить, да и сам Эйрис пребывал, похоже, в добром расположении духа… — Ваша милость, — он снова поклонился. — Я бы не посмел беспокоить вас, если бы не мои пташки, что принесли вести в своих клювиках и на своих хвостиках… — Варис снова умолк, но лишь на миг. — Ваш сын, мой король, принц Рейгар… похоже он… Похоже он и леди Лианна Старк поженились на тайной церемонии где-то в Дорнийских Марках. Эйрис молчал, глядя на пентошийца. Тот же замер, ожидая, что скажет король. Изначально его лицо было спокойно, но потом оно понемногу стало искажаться яростью, а пальцы до побелевших костяшек стиснули ножку кубка. Надежда на то, что все завершится миром, таяла на глазах, просачивалась как песок сквозь пальцы. — Так он все же сделал это? — проговорил Эйрис, и Варис заметил, как его левый глаз дернулся, точно от тика, а кубок задрожал. — Этот мальчишка посмел меня ослушаться и жениться на своей волчьей потаскухе… — он поднялся, все еще стискивая кубок в руке. — Когда? Скрывать правду не имела смысла. — Месяц назад, ваше величество, — ответил Варис. Эйрис поднялся и прошел к очагу, все еще держа кубок, но не прикасаясь к вину. — Найти того септона, что посмел поженить моего сына и эту потаскуху, — проговорил он, — найти и заставить уничтожить все записи в святой книге о браке. А потом привести этого служителя веры сюда, ко мне. Варис молча склонил голову. Говорить о том, что по его сведениям, не было никакого септона, и Рейгар взял Лианну Старк в жены по обычаю северян, он не стал: во-первых, он не сомневался, что кронпринц обязательно приведет свою жену и в септу, если уже не сделал этого, а во-вторых, пусть Эйрис думает, что брак уже свершен, и само собой, консуммирован. Внезапно король размахнулся и с силой зашвырнул кубок в огонь. Пламя зашипело, точное живое существо, и взвилось вверх, рассыпая искры. — Слепой дурак! — прорычал Эйрис и его глаза, казалось, потемнели, стали почти черными. — Он все равно делает то, что хочет! Он думает, трахнув эту девку, он получит все от ее отца?! Но он не понимает, что его самого будут использовать! Он думает, что он такой особенный, будущий второй Джехейрис, или Эйгон Дракон, но и Тайвину, и этим проклятым мятежникам Старку и Аррену он нужен лишь как племенной жеребец, чтобы подсунуть под него своих дочерей и править самим! Варис наблюдал за королем и пытался понять, что движет столь сильной ненавистью к сыну. Зависть? Вне сомнений. К его молодости, силе, отваге, к тому, что Рейгар стал всем тем, чем Эйрис так хотел быть, и что у сына может быть все то, чего был лишен он сам. А ведь позволь когда-то Джехейрис жениться ему на Джоанне Ланнистер, как знать, что было бы… Но сейчас было не до праздных размышлений о том, что могло быть и чему никогда не бывать. — Мой король, вы, несомненно, правы во всем, что говорите, — осторожно заметил Варис, — но если вы позволите, я выскажу вам, что я думаю по этому поводу. Вы назначили меня вашим советником, так позвольте вам помочь… Эйрис махнул рукой, даже не обернувшись. Варис перевел дух и продолжил, так же вкрадчиво и аккуратно. — То, что ваш бывший Десница желал использовать вашего сына в своих целях, известно всем и никто ему не доверяет. Но, молю вас, вспомните, что принц Рейгар не поддался на его уговоры и не ввязался в его интриги, хотя он, несомненно, мог. Нам же с вами известно, кто оплатил турнир в Харренхолле, мой король, и зачем… но ваш сын не плел против вас интриг и не говорил с грандлордами, во всяком случае, мне это не известно… — Варис сделал шаг к Эйрису. — Даже если лорд Старк намеренно толкнул дочь к принцу Рейгару, я бы не стал сомневаться, что они любят друг друга. Она очень молода и легко поддается на уговоры вашего сына, мой король. Мы же не станем делать вид, будто не знаем, что это он увез ее, а не она уговорила его бежать. Девушку в ее положении легко настроить на тот лад, на который нужно. А кронпринц так любит ее и он сделает ради нее все что угодно. Примиритесь с ним, мой король. Оберните оружие ваших врагов против них же. Если вы позволите вашему сыну вернуться, признаете его брак с леди Лианной, возьмете с него клятву, что он никогда не пойдет против вас, то и его уже никто не сможет использовать в своих интересах. Нравится это нам или нет, но простые люди и многие грандлорды любят его и без всяких задних мыслей. Они будут на вашей стороне, если он будет с вами. Я знаю, что вас толкают на то, чтобы лишить принца Рейгара права наследования и назвать принца Визериса вместо него, но мой король… Это ловушка. Не верьте тем, кто настаивает на этом. Его высочество еще мал, и право регентства над ним так же заманчиво, как мысль о дочери-королеве. Если вы не желаете оскорблять Мартеллов, устройте помолвку принца Визериса и дочери Дорана. Отрубите дорнийской гадюке голову, пока она не успела укусить. Найдите мужа Элии Мартелл… хотя бы того же Станниса Баратеона, так как старший, Роберт, находится под влиянием Джона Аррена. Так или иначе, мой король, но ваш старший сын — ваш меч и ваш щит в войне против заговоров и изменников. Примиритесь с ним, дайте ему то малое, чего он так хочет, пусть он будет с девицей Старк, а вы сами обретете уверенность, что никто никогда не посмеет посягнуть на… Эйрис резко обернулся, и Варис невольно умолк, сделав шаг назад. — Никто и так не посмеет посягнуть на права Дракона! Никогда! — едва ли не прокричал он. — Я когда-то исполнил свой долг, так пусть и мой сын изволит делать то, что ему велено! Девку Старков ему захотелось?! Да? Не получит он ее! Я хочу, чтобы их обоих нашли и живыми привели ко мне! Я хочу, чтобы он видел, как ее продадут, как шлюху, в какой-нибудь притон за Узким морем! — Прошу простить меня, мой король, но принц Рейгар женат на ней, и брак, конечно же, вне сомнений, консуммирован… — Варис снова сделал шаг назад. — Она, может быть, уже ждет дитя… — Тем хуже для нее! Думаешь, Пицель не найдет средства избавиться от волчьего ублюдка?! — Мой король, но принц Рейгар никогда такого не простит и не забудет. Вспомните короля Визериса, его брата Дэймона и Миссарию из Лиса… И во что это вылилось… Эйрис резко подошел к пентошийцу и схватил его за круглый воротник. Он был высок и пальцы его еще не потеряли силу. — Ты пришел сюда, чтобы угрожать мне моим сыном?! — прорычал он. — Ты, грязный евнух, забыл, из какой грязи я тебя вытащил, и кем я тебя сделал? — Моя благодарность никогда не исчезнет, мой король, — пролепетал Варис, понимая, что внутри начинает подниматься паника. — Именно поэтому я хотел лишь дать вам совет, как избежать неминуемой… — Мой сын никогда не получит в жены эту девку, никогда! А если он посмеет зачать ей дитя, я велю дать ей какого-нибудь отвара и запру их обоих в одной комнате, чтобы он смотрел на то, как она будет истекать кровью и как будет подыхать его бастард! Я никогда не признаю их брака! Слышишь? А Рейгару достанется дочь шлюхи Обеллы, воняющая Дорном за мили, и пусть наслаждается! Я сам приду смотреть на то, как он будет делить с ней ложе! Мне говорят, он порой настолько впадает в меланхолию, что перестает есть и пить, так пусть! Пусть будет несчастен с этой замарашкой, пусть уморит себя голодом, пусть сдохнет наконец и перестанет толкать меня на кровопролитие! Эйрис оттолкнул Вариса так, что тот едва не отлетел к огню, а сам упал в свое кресло и, закрыв лицо рукой, зарыдал. — Мой сын… мой первенец… может ли быть такое, что он идет против меня? Как тут не поверить в грязные слухи, что моя жена родила его не от меня? — причитал король. — Но у него валирийские волосы и глаза, и он так похож на Эйгона… Неужели это правда? И он не мой сын? Моя жена-потаскуха не стала бы так рисковать и спать со своим любовником, она знает, что дитя не было бы похоже на нее. Так неужели? Я не мог бы зачать такого изменника… как и тех, слабых и мертвых детей… Только Визерис мой сын… Только Визерис… Он поднял голову и умолк. А потом резко — Варис аж вздрогнул — поднялся и направился к двери, резко распахнул ее и крикнул: — Привести ко мне принца Визериса! Сейчас же! А ты, — Эйрис обернулся к Варису, — убирайся с глаз моих долой. И не смей показываться, пока не принесешь мне имена тех, кто помог Рейгару взять в жены его шлюху. Всех! Тех, кто укрывает его и этих изменников Дэйна и Уэнта, и этого септона, что провел церемонию! Я хочу видеть их всех живыми! А потом они заплатят. Они узнают цену предательства Драконов. Узнают! Скоро их всех пожрет пламя! Пламя и кровь! Россарта ко мне! — закричал он так, что слышно, должно быть, было и в холлах, и во всей твердыне. — Немедленно! Варис низко поклонился и, попятившись, поспешил покинуть покои короля. Стоящий у входа Хайтауэр не произнес и слова, впрочем, как и пентошиец. Слова были излишни, они лишь обменялись взглядами. Лорд-командующий не мог не увидеть испуга в глазах Вариса, и на миг даже показалось, что он ему посочувствовал. Но потом взор его серых глаз снова устремился поверх головы пентошийца, и лишь рука крепко стиснула рукоять меча. Юный Джейме, стоящий во внешних дверях, смотрел на него, не отрывая взгляда, а потом повернулся к Варису. Интересно, что думал сын Тайвина в этот миг? Он ведь слышал вопли Эйриса, наблюдал за ним все это время, он не мог не понимать, что король потерял рассудок. Доносил ли он об этом отцу? И если да, то что думал сам лорд Утеса Кастерли? Двое из троих приближенных Рейгара все еще были там, куда он их направил: Джон Коннингтон на Западе, а Майлс Мутон в Речных Землях. Но оттуда не поступало никаких вестей, и не было известно, достигли ли они хоть какого-то успеха в своих делах или нет. Но больше всего Вариса беспокоил Рикард Старк. Где он был? Он не позволил бы сыну умчаться навстречу неминуемой гибели — ибо иначе как еще это назвать? — будь он в Риверране. А поверить в то, что его дочь обесчестили, похитив, он не мог: Рейгар Таргариен дал ему знать о свадьбе, наверняка дал. Так почему Брандона никто не остановил? Может, его отец задержался в пути, а Джон Аррен не захотел этого делать? Но пташки говорили, с ним был и его племянник, наследник Долины, неужто он и им готов был пожертвовать? Впрочем, почему нет, если у него вдруг появился шанс найти себе новую жену и родить своего сына? У Хостера Талли было две дочери, и если Лизу прочили в невесты Эддарду, то на Кэйтилин мог жениться он сам… Роберта бы Аррен придержал, как особенно ценного — пади династия Таргариенов, он первый в списке наследников Железного Трона…