fire

      Один из плюсов демонической сущности — можно забить на безопасность.              Раз в полгода напиваться до беспамятства в каком-то захолустном баре на окраине города, изнывая от моральной боли и физического дискомфорта, — неотъемлемая часть жизни. Запах — приманка, и Данте всегда удивляло, как такая мелочь сподвигала огромных шкафов идти на тяжелейшие преступления. Данте удивлялся, как людям позволяет этика тащить его прочь, даже особо не спрашивая его согласия. Данте удивлялся, рассиживая в своем вызывающем плаще на голое тело — красная тряпка для быка, — и вальяжно закинув друг на друга ноги, обтянутые в чёрную кожу. Порнозвезда.              А потом его забирали. Альфы стекались к нему медленно, подбирались словно ящеры, готовые в любой момент сбросить хвост и дать дёру. Но обычно этого не происходило — никакой бруталный альфа не приходил за своим избранным и не спасал того от мерзких ласок. Чужая вонь сгущалась за спиной тяжёлыми тенями, и от компиляции с дерьмовым пойлом тянуло блевать. И дальше, в принципе, шла прострация, головокружение и чужие голоса, касания, щипки, запахи, запахи, запахи. Смена локаций.              Никто особо и не церемонился — брали по-собачьи, ломали руки, ставили метки. Да и в принципе плевать, только плащ не испортите, и о’кей.              — Давай, киска, — у Данте внутри всё сводит от такого обращения, а потом массивный член входит на всю длину, и всего его подбрасывает от агрессивного удовольствия. Он стонет, потом захлёбывается, вздрагивает, на бёдрах цветут синяки и кровавые царапины.              Окружение то размывается до бурых пятен, то резко наливается контрастом, тени обретают контур. Голова гудит, чёлка слиплась, лезет в глаза. Под ладонями проминается мягкая кожа. Диван. Ещё пара толчков, о его комфорте никто не думает, потому что в ушах звенит уже от нездорового возбуждения. Кто-то скорее машинально гладит его живот, ещё кто-то поддерживает подбородок и надавливает на челюсти. Ну что ж, занять рот хоть чем-то, чтобы не заорать от беспомощности, не самый плохой вариант.              Тяжёлое дыхание возле самого уха, вес навалившегося — не самого лёгкого даже для Данте — тела, липкое-горячее по внутренней стороне бедра. Передача эстафеты.              — Иди сюда, — рывком переворачивают на спину, подтягивают ближе. Задница — на подлокотнике дивана. Данте машинально обхватывает чужой торс ногами, сцепляет за спиной и даже терпит руку в волосах. Только жмурится от ощущений. От проникновения парня выгибает дугой, всё тело прошибает холодом. Хочется сдохнуть. Но не так, как если бы он решил скрасить течку стаканчиком виски и пустотой, корчась на единственном диване.              Странно, наверное, — думает Данте, — даже их лиц разобрать не могу.              А еще в голову лезут самые дебильные мысли, хотя должно быть, по-хорошему, пусто. А ещё лучше — он давно должен был бы валяться в отключке. Но в голове копошатся червями противные мысли, и это кажется Данте настолько неправильным, что хочется выть — о себе, о неспасенном брате, о родителях.              Аккуратно (почти) поворачивают голову набок, совсем неаккуратно толкаются в глотку до конца. Ну, если его стошнит на этого неизвестного мужика, тот сам будет виноват.              Данте сложен достаточно крупно для омеги, и физически превосходит каждого. Но по габаритам значительно уступает. Когда кто-то с нажимом ведёт руками по рёбрам, непонятно какую реакцию пытаясь вызвать, Данте кажется, что пальцы впиваются в лёгкие, и дыхание спирает от давления со всех сторон. Немой крик в чужой пах, слезящиеся глаза и дерьмовый-дешёвый алкоголь вперемешку с чужой спермой — классное начало секс-марафона.