amanda seyfried –
little red riding hood
У Феликса Ли была всего одна ужасно мешающая привычка – он не верил в чужие слова, пока не проверял их правдивость на самом себе. Особенно это касалось кучи всяческих предупреждений о магических тварях в лесу. Нет, они, безусловно, существовали, это как само собой разумеющееся. Только вот все слухи о начавшей терроризировать их деревушку нечисти Феликс пропускал всегда мимо ушей. Потому что их лес зачистили люди из столицы, а вокруг деревни стоял барьер – Феликс лично в этом убедился, наблюдая за статными юношами, что целый день усердно бормотали под нос неизвестные мальчишке фразы, светясь при этом не хуже светлячков. Маленький Феликс тогда был так впечатлён, что даже ходил за одним из этих юных магов хвостиком, сбивчиво выговаривая слова восхищения, чуть ли не цепляясь за сапог того, чтобы ненароком не потерять, когда он перемещался. Парнишка на выходки ребёнка лишь мягко улыбнулся, поблагодарил за комплименты, и, вручив Феликсу в руки маленький бумажный конвертик с засахаренными ягодами, отправил к матери. Когда Ёнбок принёс домой столь редкую в этих местах сладость и рассказал матери и отцу о том, кто дал ему её, то те порывались сначала вернуть конверт владельцу. Но к великой радости ребёнка и смущению родителей, тот господин отказался принять дарованное обратно, говоря, что мальчик заслужил это своим рвением узнать хоть что-то об их трудном деле, да и комплименты его были чистыми и искренними, потому он не мог не подарить Феликсу хотя бы такой небольшой презент. Поэтому слухи для Ёнбока оставались только слухами. Даже слова матери об этом он не воспринял совсем, лишь притворяясь, что внимательно слушает и обязательно постарается быть «осторожнее и осмотрительнее». Обычно для него было важно каждое слово матушки, он слушал её всегда беспрекословно, с немым обожанием глядя на женщину. Всю свою жизнь он видел в своей матери небесную богиню, что спустилась с небес, чтобы приглядеть за ним, за обычным мальчишкой, и любовью к сыну сочилось каждое её слово, отчего и в глазах юноши отражалось безграничная привязанность. Никто, кроме этой женщины не мог обратиться к нему его первым именем, ни в чьих устах оно не звучало столь же приятно и живо. И хоть жили они бедно, в обычной хижине, одевались и ели тоже лучшим образом, но Феликс готов поклясться всем, что у него есть, что матушка изнутри светится теплым светом, храня в себе возвышенные и прекрасные черты. Отца же своего Феликс видел последний раз как раз в тот день, когда люди из столицы закончили устанавливать барьер и покинули поселение. Лицо его медленно поглощалось воспоминаниями и стиралось. Но Ли отчётливо помнил его вечно улыбающиеся глаза, тёплые, слегка шершавые руки, и хрипловатые смешки, когда тот в шутку журил своего маленького, ещё не понимающего ничего толком, сына. И сейчас, когда речи о нечисти распространялись со скоростью чумы, заставляя Ёнбока в своих мыслях возвращаться обратно в прошлое, он начинал понемногу закипать. Что за вздор! Как эти неблагодарные люди только могут усомниться в том, правильно ли всё сделали маги? Они ведь всех их защитили, подарив спокойную жизнь – а сейчас что? Стоило одному мерзкому шепотку пробежать по толпе, так все приняли его за чистую монету? Ужасно и противно. Феликс сидел на проживающем свою последнюю жизнь деревянном помосте, задрав штанины и спустив ноги в воду, качая ими взад-вперёд, бездумно глядя на рябь на воде. Матушка говорила, что сегодня должно прийти что-то от бабушки, из города. Он никогда не видел эту старушку, но по рассказам матери уже заведомо любил её. Рядом послышался тихий шорох. Парнишка только немного повернул голову в сторону шума и увидел полы небесно-голубого платья, с заплатками в некоторых местах. Мягкая рука легла ему на плечо. – Матушка. – Ёнбок-а, – голос женщины почему-то показался Феликсу слегка опечаленным и каким-то взволнованным, что заставило его поднять голову и взглянуть на фигуру рядом с собой снизу-вверх, – пойдём домой. Феликс быстро вскочил, спустил штанины и наспех натянул сапоги, направляясь за уже потихоньку уходящей в сторону хижины матерью. Она привычным лёгким жестом потрепала его по голове, вытянув руку, чтобы достать до макушки сына, стоило им зайти в прогретый за весь день солнцем дом. Феликс поймал чужую руку, любовно прижав кисть к губам, и с улыбкой посмотрел на утомлённое лицо своей матушки, что ответила сыну такой же тёплой улыбкой. Пройдя немного вглубь и сев за стол, Ёнбок начал наблюдать за медленно ходящей по кухне матерью, положив голову на сложенные в замок ладони. Он не мог не заметить, что выглядит она сейчас как-то рассеянно. Как например в этот момент: вот она идёт к мешку с рисом, открывает его, но потом замечает, что не взяла чашу; когда возвращается с глиняной посудиной в руках, то застывает подле мешка на несколько секунд, глядя сквозь него. В сердце поселяется неприятная, колющая мысль о том, что что-то могло её опечалить. Юноша быстро поднимается с места и подходит к женщине, мягко забирая чашу из её рук, взглядом говоря, что он обо всём позаботится, а матушка пока может отдохнуть, не утруждая себя. Прикрыв глаза и с тихим вздохом кивнув, она без единого слова села на то место, где несколько мгновений назад восседал её сын. Когда по маленькой хижине распространился приятный запах специй и риса, оба её обитателя всё ещё сохраняли молчание; каждый был погружён в свои мысли. Только после того, как Феликс поставил перед матерью тарелку и они оба поужинали всё в той же тишине, сын решился задать терзающий его сердце вопрос: – Матушка, ты выглядишь неважно. Что же случилось? Женщина провела рукой по лицу, словно пытаясь стереть своё тревожное выражение, но честно ответила: – От твоей бабушки пришло письмо. Ей нездоровится, и она просит меня отправить ей немного из лекарственных трав, что растут здесь, у нас. В городе таких не найти, а ничего из другого ей не помогает. Но как может эта старая женщина, – она проронила смешок, указывая на себя пальцем, – полагаясь на свои ноги, пойти к ней? А чтобы послать гонца у нас не хватит и всех сбережений: они берут непомерно дорого! – Но матушка, разве не могу я сделать этого? Я хорошо знаю все дороги через лес, и мои ноги быстро донесут меня! – Как я могу тебя отпустить? Ты разве не помнишь, что я говорила? Молодым людям нечего делать в лесу сейчас. Феликс против воли вспыхнул. Ну почему его матушка такая? Неужели она действительно, зная недуги свои, решится пойти? Нет, он просто не мог допустить такого! – Матушка, – он наклонился чуть вперёд, всем видом своим источая уверенность, – неужели твой сын не годен даже на такое простое поручение? И будь спокойна, со мной не случится ничего. Ты же знаешь, что мы под защитой. Не позволяй таким мерзким слухам заполнять твою голову. Брови на лице его матери чуть нахмурились, а руки сжали ткань платья на коленях, словно бы она взвешивала в голове все «за» и «против». Тяжело выдохнув, она подняла глаза на сына, пока тот уже ликовал в душе, празднуя такую маленькую победу.***
Когда Феликс увидел в руках матери комплект одежды, выглядящей куда презентабельнее, чем его обычная, он просиял чистейшим восторгом. Кажется, бабушка живёт явно богаче, раз нужно будет явиться к ней в положенной одежде. И пускай женщина всё ещё выглядела обеспокоенной, заверения Ёнбока действительно действовали на неё в положительном ключе. И когда она застёгивала на шее сына маленькую пуговицу от красной накидки, то выглядела уже более уверенно, чем пару дней назад, занимаясь символическими «приготовлениями» к отправке своего чада в город. Уже стоя на пороге, она накинула капюшон на голову парнишке, а после с нежной улыбкой потрепала его по щеке. – Будь осторожен. – Обещаю, – Феликс склонил голову в поклоне, а когда вновь поднял глаза, то выпрямил спину и добавил, – обязательно помолись за меня, матушка. Не дожидаясь ответа, юноша быстрым движением прижался губами к тыльной стороне ладони матери, а после спрыгнул с низкого порожка и направился по тропе к густым зарослям деревьев, сжимая в руке плетёную корзину. Беспокойный огонёк вновь загорелся сильнее в сердце женщины, провожающей сына немигающим взглядом.***
Позвонки приятно хрустят, стоит чуть-чуть прогнуться в спине после пробуждения. Где-то в голове звучит язвительное «доброе утро, Спящая Красавица» от Хёнджина, и Чанбин посылает его в очередной раз, после чего блокирует мысленную связь. Он только проснулся, а этот щенок уже успел ему надоесть. Поразительная, у него, конечно, способность. Вот кто-то бегает быстрее, кто-то слышит лучше, у кого-то обоняние острее. А этот идиот умеет бесить, даже не открывая рот. Хван конечно не всем так на нервы действует, Чан вот вообще его холит и лелеет как маленького ребёнка. Просто у Чанбина аллергия на остряков-красавчиков, всего-то. В лесу стоит туман, а сырой воздух, который худо-бедно прогрелся, давит теперь на Чанбина, вызывая ещё большее раздражение. Хоть иди и ложись спать обратно, чёрт. Он недовольно фыркает, а после поднимается с тёплого, – им же самим нагретого – места, встряхивая головой, чтобы откинуть дрёму. Упираясь передними лапами в мох, он выгибает позвоночник, на этот раз, потянувшись от души. Крупный иссиня-чёрный волк запрокидывает голову, вглядываясь в потемневшее небо, а после ведёт ухом чуть в сторону. Вдали слышится приглушённый вой. Час патруля. Честно, Чанбин не понимает, на кой чёрт им сдалось устраивать патрули – в этот лес уже как год захаживают только немощные старики, а от них толку никакого. Но кто он такой, чтобы идти против воли вожака? Тем более, он давал стае полную свободу действий, и им всего-то нужно было два-три раза в день выходить на «поиски жертв» которые обычно ничего не приносили. Но в этом лесу, признаться, было довольно комфортно. Никто не догадывался, что в запечатанном и зачищенном месте может обосноваться целая стая. А если слухи и ходили, то они так слухами и оставались. Никто не мог точно доказать их существование здесь, так что тут было спокойно. Волк делает пару больших прыжков, чтобы размять мышцы, а после улавливает в воздухе знакомый запах Хвана и бежит по следу. Вот сейчас найдёт этого отравителя настроения и разомнётся ещё и на нём. Чанбин и не думает вновь открывать мысленную связь, для него она не нужна. Как что-то вроде бонуса к изначальному происхождению, но бесполезного. Он её использует только для общения со старшими, как знак уважения. На взрослого волка не рыкнешь, чтобы донести свои слова, можно с перегрызенной глоткой проснуться на следующий день. А вот с ровесниками и с младшими ему нечего церемониться. Зачем ему проговаривать мысль в своей голове, если одного красноречивого взгляда может быть достаточно? Деревья, камни, кустарники – всё буйство растительного (и не только) мира проносится перед глазами Со, пока он набирает всё большую скорость, подгоняемый желанием навалять кое-кому. Затёкшие мышцы наполняются силой, кровь закипает в венах, разгоняя эйфорию от долгожданной пробежки по всему телу. Но внезапно когти против воли впиваются в рыхлый мох, а тело разворачивается на шестьдесят градусов, застывая на месте. В воздухе витает ещё один запах, незнакомый. Человеческий. Мысли врываются в голову мощным потоком, но все они сводятся к одному: поймать. Чанбин резко трясёт головой, сбрасывая резкое наваждение, и приводит кашу из слишком инстинктивных чувств в порядок. Он ещё раз вдыхает полные лёгкие воздуха. И точно, человек. Только этот человек, он и глухой лес. Лучше и придумать нельзя, так не придётся никому отчитываться или делиться. Просто присвоить себе. Чанбин срывается с места, следуя чёткой дорожке из чужого запаха, что с каждой секундой становится только сильнее. Когда заполненный сладкой корицей воздух окружает волка, он притормаживает, осматриваясь вокруг. По запаху он успел определить, что человек скорее всего либо женщина, либо молодая девушка, что играло ему на руку. Ни в первом, ни во втором случае, жертва не смогла бы дать ему отпор, значит, будет меньше мороки и меньше шума. Чанбин приникает носом к влажному мху, продвигаясь дальше, не срываясь больше на бешеный бег. В скором времени его голова начинает кружиться от концентрации такого желанного аромата, и он поднимает голову, смотря прямо на дерево перед собой. И будь он сейчас в своей человеческой форме, точно проронил бы истеричный смешок, но будучи волком, вышел звук, отдалённо напоминающий бульканье бульона в котле. Кажется, его нюх над ним издевается. Как такое может быть? Он рассчитывал на юную хрупкую девицу, что не сможет и минуты продержаться. А перед ним сидит, подперев щёку ладонью и задремав, молодой юноша в красном капюшоне. Хотя, какая ему разница, кого есть. Этот паренёк тоже не выглядит воином. Но он может оказаться магом, а это будет проблемой. Нужно его изучить внимательнее. Чанбин фыркает, недовольно дёрнув ухом, но решает не упускать шанса. Слышится приглушённый хлопок, и волк исчезает в облаке чёрного дыма, из которого на свет выходит уже молодой человек, облачённый в простые чёрные одежды и меховую накидку. Он присаживается на корточки возле спящего, и медленно скользит взглядом по его лицу. Чуть задержав глаза на губах и ресницах юноши, он присаживается рядом, погружаясь в поток мыслей, что сейчас подобно вязкой смоле заполняют его. Отчего-то чужое лицо кажется до боли знакомым, словно его обладателя он видел очень давно, так давно, что память отказывается подбросить хоть пару обрывков воспоминаний. Чанбин ещё раз бегло смотрит на Феликса, и выхватывает глазами кожаный шнурок у него на шее. Он осторожно вытягивает его двумя пальцами из-под ворота туго застёгнутой рубашки. На шнурке висит один единственный шарик неровной формы, покрытый несколькими слоями лака. Он потрескался во многих местах и кажется, что когда-то этот шарик был красным, но со временем потерял пигмент и стал коричневым, а в некоторых местах почти чёрным. Со подносит его к носу, вдыхая оставшийся на нём запах рябины. Так это ягода! Парень рассеяно возвращает вещь на место. Судя по состоянию, этой ягоде лет десять точно. Тут память услужливо подкидывает отрывки из прошлого. Деревня; он и ещё половина стаи, притворяющиеся магами из столицы; маленький мальчик с пухлыми щёчками, прицепившийся к его ноге; большие глаза, сияющие восторгом и наивностью. Чанбин против воли давится воздухом. Быть не может. А судьба и правда штука странная. Неужели это тот самый мальчик, что бегал за ним тогда хвостиком, спрашивая о том, чего и сам Со не знал? И неужели он так проникся доверием и искренним восхищением, что хранил эти пресловутые ягоды? Оборотень откидывается на ствол дерева всем телом, устраиваясь рядом с Феликсом. Что ж, если так, то с едой можно повременить. Почему-то желание поживиться отпало, зато появился интерес. Ему хочется поболтать с ним. Интересно, узнает ли его Ёнбок? А если нет, то какой будет реакция, когда ему напомнят? Чанбин заводит руки за голову, а левую ногу закидывает на согнутую в колене правую. Он подождёт, пока человек не проснётся. А пока у него есть время подумать. «Твои глаза созданы, чтобы сводить волков с ума. А губы, быть может, способны соблазнять кого-нибудь плохого. Так что, чтобы убедиться, что тебя не поймает кто-то другой, я думаю, мне придётся пройтись с тобой».