Cola

На похороны Визериса она не пошла, ещё чего не хватало, притворилась больной и осталась дома. Мать и особенно тётя Лиза настаивали, что Старки должны присутствовать всем семейством, упрекали её, стыдили, мол, что люди скажут, но она принялась так натурально закатывать глаза и падать в обморок, просто актриса без Оскара, что в конце концов её оставили в покое. Визериса нашли в каком-то безлюдном переулке с перерезанным горлом. Свидетелей, конечно, не было, и какой-то знакомый семьи из полицейского участка сказал неофициально, по дружбе, что шансов раскрыть дело крайне мало. Таргариены попытаются, понятное дело, но Санса почему-то абсолютно уверена, что это без толку. На цыпочках, чтобы он не услышал, входит в библиотеку. Петир разговаривает по телефону, обсуждает какие-то свои дела явно связанные с бизнесом, и она замирает, любуясь его осанкой, жестами, выражением лица... Всё говорит о том, что этот человек, без сомнения, знает, чего хочет, и всегда добивается желаемого. Выглядит настолько уверенным в себе и общается со своим собеседником в такой властной манере, что ей до дрожи в коленях хочется отдаться ему прямо здесь и сейчас, на столе, трахнуть его так, как ему и не снилось, а Лизе тем более. При мыслях о тётке накатывает злость, но справляться с эмоциями она умеет, с детства обучена (Ты леди, Санса! Веди себя соответственно! Улыбайся,Санса!) Так вот. Здесь и сейчас, на столе. И, собственно, почему бы нет? Она подходит ближе и он, наконец, замечает её. Подносит указательный палец к губам, тс-с-с, молчи, дай закончить разговор. Ему нужно договорить, но ей-то нужно его трахнуть, и это очень срочно, отлагательства не терпит ни малейшего, она и так ждала уже слишком долго, но для вида она кивает и молча усаживается на стол. Он садится на диван напротив неё. Санса сидит какое-то время неподвижно, наблюдает, но это ужасно скучно, поэтому она подносит палец к губам, начинает их трогать, гладить, а глаз с него не сводит. Он замирает. Смотрит на неё. Это ей и нужно. Опускает руку, неторопливо расстёгивает блузку, пуговку за пуговкой, очень медленно. Он смотрит. Под блузкой нет ничего, и его взгляд сразу же упирается в её обнажённую, призывно торчащую грудь. Он заметно напрягается, и, довольная произведенным эффектом, она, начинает трогать свои соски, пощипывать их, сжимать, дразнить, так, чтобы он забыл, с кем вообще разговаривает и о чём. Он кашляет многозначительно, в глазах отчаяние, нить разговора уже упустил, сопротивляется из последних сил, пытается собраться с мыслями, но у него, конечно же, ничего не выходит. Она загадочно улыбается, ведьма да и только, и продолжает ласкать свою грудь, одновременно раздвигая ноги. Юбка настолько короткая, что ему прекрасно видно её белые трусики. - Санса… - шепчет он с укоризной, прикрывая телефон ладонью. - Прекрати, прошу тебя. У меня тут серьезный разговор. Но её-то дело ещё серьезнее, поэтому она только закусывает нижнюю губу и опускает руку вниз, задирает повыше юбку и начинает гладить себя через трусики. Намокают они мгновенно. Ей становится жарко, и низ живота сладко ноет, наливаясь горячей тяжестью. Она так давно представляла, как он берёт её в первый их раз, как входит в неё сильно, резко, до упора, что теперь никакие долгие прелюдии не требуются, она уже готова, заводится с полоборота, как неприлично дорогое спортивное авто на гонках в Монте-Карло. Петир краснеет и, кажется, совсем перестаёт дышать, на лбу капли пота, вид у него такой, будто бежал марафон. Из трубки доносится чей-то настойчивый голос, но он не реагирует, смотрит на Сансу как под гипнозом, будто заколдовала его ведьма, и снять эти чары надежды нет. - Роб… Роберт, я перезвоню, - с трудом выдыхает он и нажимает на кнопку "завершить вызов". Санса тем временем уже запустила руку в трусики и скользит между складочек пальцами, размазывает влагу, гладит, массирует клитор, дышит так тяжело, будто марафон бежала вместе с ним, и так хочет скорее добраться до финиша, но без него это никак не возможно, совершенно немыслимо, поэтому смотрит в глаза откровенно, и похоть скрывать даже не пытается. Он подходит вплотную, становится между её раздвинутых ног, берёт её лицо в свои ладони. - Санса, что ты творишь? Это многомиллионная сделка, и мне необходимо обсудить детали… Она продолжает работать пальцами, не останавливается ни на мгновение. - И ты думал, наивный, что я буду просто ждать? - Шепчет жарко. Он хватает её за руку. - Мы здесь не одни, сюда в любую минуту могут войти… - Все уехали. Не беспокойся об этом… Петир безнадёжно и как-то совсем по-простому утыкается лбом ей в плечо, водит носом, зарывается ей в шею, вдыхает её запах и полу-стонет, полу-урчит как кот. - Санса… Санса... В другом мире, где любовь побеждает обстоятельства, я ведь мог бы быть женат на твоей матери… - Как хорошо, что мы не живём в том мире. Он поднимает голову и смотрит ей в глаза, затем обнимает за талию, притягивает к себе. - Я бы мог быть твоим отцом, ты это понимаешь? - Шепчет ей прямо в губы. - Ну так трахни меня, папочка, - отвечает таким же жарким шёпотом и прикусывает его подбородок. Теперь он уже не урчит, из его горла вырывается по-настоящему звериный рык, и он резко вжимается промежностью между её широко раздвинутых ног. Санса стонет, пытается двигаться, тереться о его ширинку, но он отстраняется, задирает ей юбку и резким рывком тянет её трусы вниз, они трещат, рвутся, и это заводит обоих ещё сильнее. - Испорченная девчонка, - Шипит исступлённо. - Накажу я тебя… - И поскорее, - выдыхает, продолжая кусать его губы, лицо, шею, несильно, следов не останется, а то просто лижет, и ей так нравится это делать, пробовать его на вкус, понимая, как сильно он хочет её, так, что руки у него дрожат и ширинку почти разрывает. С трудом, но ему удается расстегнуть свои брюки, освобождая до предела налившийся кровью член, такой красивый, идеального размера и формы, у неё даже дух захватывает, а между ног мигом становится ещё мокрее, хотя, казалось бы, ещё больше уже невозможно. Он рывком подтягивает её на самый край стола, одновременно она приподнимает раздвинутые ноги, отклоняясь немного назад, так, чтобы ему было удобно войти в неё, и опирается руками о стол позади себя. Стопка каких-то журналов и книг с грохотом падает на пол, разлетаются ручки, карандаши, кажется даже чей-то ноутбук, но им наплевать. Лицо и шея у него красные, потные, волосы растрепались, глаза потемнели от похоти, и член торчит совершенно бесстыдно. Санса в полном восторге, если она и представляла себе, как это у них будет, то в реальности всё намного, намного круче, горячее и терпеть уже просто нет сил. К счастью, он уже тоже не может ждать, входит в неё именно так, как ей и хотелось, сперва пытается делать всё осторожно, чтобы не причинить ей боли, но это немыслимо, невозможно, когда тормоза уже отказали, и все здравые мысли, сомнения и угрызения совести смыты этой тёмной горячей волной, захлестнувшей их обоих. Санса течёт так, как никогда и ни с кем до него, и он входит в неё беспрепятственно, сразу и до конца, и вскрикивает она не от боли, а от остро-сладкого наслаждения, пронзающего всё её существо как молния, от макушки до кончиков пальцев на ногах. Они сложились в одно, как две части головоломки, совпали, как два идеально подогнанных кусочка паззла, потому что они созданы друг для друга, и в этом нет больше никаких сомнений. Петир замирает в ней и смотрит, смотрит на неё бесконечно, а глаза потемнели от страсти, из серо-зеленых стали почти чёрными, и эта тьма ей знакома, она живёт в ней самой, тьма, в которой они одни, и нет никого кроме них во всей Вселенной. Они - её центр, конец и начало всего, только они двое имеют значение, а всё остальное - пыль, тлен и небытие. Будто очнувшись от гипноза, он начинает двигаться в ней, сперва медленно, давая ей прочувствовать себя как следует, затем всё быстрее, наращивает темп, толчки сильные и уверенные, опыта ему явно не занимать, и у неё уже слёзы на глазах, ощущения настолько невыносимо-прекрасные, что держать их внутри не выходит, рвутся наружу слезами и стонами (Да! Да! Петир, глубже! Ещё!), он тоже стонет в ответ её имя и трахает, трахает, кусает губы, находит ладонями её груди, сжимает и мнёт, заставляя её стонать ещё громче. Даже если бы вся семья, весь город появились сейчас на пороге комнаты, им на это уже наплевать, остановиться никак нельзя, не добравшись до финиша они просто умрут, и они это знают оба. Он так стонет, рычит и хрипит, как никогда, ни разу не было с Лизой, Санса знает, она о нём знает всё, а вот он понятия не имеет, на что она способна, на что готова пойти ради него. Они так ни разу и не поцеловались, им сейчас не до этого, поцелуи хороши для прелюдии, но не тогда, когда пожар, когда пламя кипит и пожирает тела и души, оставляя после себя только пепел. Санса пылает, горит, возрождаясь к совершению новой, неизвестной до этого момента жизни, и он возрождается вместе с ней. И всё, что было до - ошибка, а то, что сейчас между ними - единственно правильно и хорошо. Неизбежно. Неумолимо. Спастись не суждено никому. Его толчки из размашистых становятся быстрыми, он почти не выходит, вбивается всё глубже до конца, до предела, она чувствует, как его член раз за разом упирается, долбит в самую глубокую точку её влагалища, куда никто до него не доставал, хлюпает там просто оглушительно, правильно, как и должно быть у них. Она уже близко, вот-вот взорвётся изнутри, но он взрывается первым, даже не пытаясь выйти из неё, знает, что это ему не под силу и кончает, наполняя её своим семенем, стонет при этом довольно и сыто, самец, взявший свою самку, и теперь она принадлежит только ему. - Прости, - шепчет хрипло. - Я не хотел… - Я на таблетках, - отвечает она, дыша тяжело и рвано. - Всё хорошо… - И ещё за то... что так быстро всё... Ты не… - Ничего… Я давно хотела, чтобы ты сделал это... языком... Повторять дважды ему не надо, он медленно выходит из неё и опускается на колени, оказываясь между её ног. Языком он работать умеет, она и не сомневалась никогда, и он лижет её с наслаждением, забирает в рот её губы и клитор, посасывает, потом снова лижет, а пальцы скользят в её дырочке, сразу три, как она и просила в прошлый раз, там им тесно, но так хорошо, что она вся трясется от возбуждения и ловит, и ждёт эту самую последнюю волну надвигающегося оргазма. Все её складочки уже набухли, налились, покраснели, блестят от смазки и его слюны, и она смотрит, не отрываясь, старается запомнить каждое мгновение, каждое движение его языка, губ и пальцев, и он тоже смотрит ей в глаза и жадно ловит отблески первобытного наслаждения в их глубине. Как бы ни хотелось ей оттянуть самый сладкий миг, он всё равно наступает внезапно и резко, так, что она вскрикивает и выгибается в судорогах, ощущая пульсацию там, куда раз за разом скользят, проникают, толкаются его пальцы. Не помня себя, она хватает его за волосы, давая понять, что сейчас ещё не время останавливаться, и он всё понимает, продолжая работать языком и рукой. Эти мгновения кажутся вечностью, липкой, горячей, влажной, только её и ещё сероглазого бога, подарившего ей эту вечность. Постепенно она успокаивается, затихает, ему приходится остановиться тоже, хотя по его всё ещё голодному взгляду Санса понимает, что ему мало, он хочет ещё и ещё. Петир поднимается во весь рост, и она притягивает его к себе, обнимает за шею, прижимается к нему всем телом, обвивается вокруг руками и ногами, будто хочет забрать его себе навсегда, до конца времён, только он и она, и весь мир принадлежит им двоим. - Ты мой, - шепчет. - Никому не отдам. - Санса… Девочка моя... - Прижимает её к себе, нежно гладит по волосам, по спине. - Я ведь женат… Ты же знаешь, как всё сложно… При разводе я многое теряю… Она чуть отстраняется и заглядывает ему глаза. - Разводиться не обязательно, можно решить эту проблему… иначе. Как… Как с Визерисом. В его взгляде проскальзывает… Одобрение? - Можно, но только по-умному, в подходящий момент, понимаешь? Если с ней что-нибудь случится, то я - главный подозреваемый, а ты же помнишь, что я тебе говорил о мотивах? - Помню... - Не переживай об этом, - водит носом по её шее, целует и шепчет, - я что-нибудь придумаю.