В Начале была любовь

Why should I care if they hurt you (Почему меня волнует их ненависть к тебе?) Somehow it matters more to me (Почему-то это важней для меня) Than if I were hurting myself (Чем моя собственная боль) Save you (save you) (Спасу тебя. Спасу тебя) I'll save you (Я спасу тебя) Give unto me your troubles (Отдай мне свои проблемы) I'll endure your suffering (Я вынесу все твои испытания) Place on to me your burden (Переложи на меня свое бремя) I'll drink your deadly poison (Я выпью твой смертельный яд) Evanescence, «Give unto me»

Кроули полагал, что Азирафеля не было у божьего дворца, когда там произошел раздор между ангелами и Падшими, однако это было не совсем так. По правде говоря, Азирафель подоспел как раз к концу заварушки и успел увидеть, чем все закончилось. *** Он уже трижды раскаялся, что пожелал другую работу, на тот момент, когда вдалеке с небес донеслись звуки боя. Стоять под деревом и присматривать, чтобы к нему никто не приближался, было не так уж трудно, но невыносимо скучно. Азирафель любил скуку — в определенных количествах. Но одно дело, когда ты скучаешь немного, осознанно, делаешь перерыв в трудах праведных, так сказать. И совсем другое — когда скука изматывает и кроме нее ничего не предвидится. Ему не хватало Кроули. Их последний разговор оставил у ангела крайне тревожное ощущение. Он боялся, как бы все происходящее не обернулось бедой. Кроули был слишком дерзким, слишком открыто нарывался на конфликт. Может быть, он тоже скучает в Раю? Но он был уязвим, и Азирафель боялся за него. Вера в Бога служила отличной броней для любого ангела, а Кроули пытался эту веру отринуть. Когда с небес донеслись первые крики, Азирафель вскочил и поднял меч. На долю мгновения ему показалось, что на сад напали, но звон мечей и чьи-то крики неслись сверху. Значит, Человеку и его Жене ничто не угрожало — по крайней мере, пока. Успокоившись на этот счет, Азирафель застыл, кусая губу. С одной стороны, ему не было приказано оставить свой пост, но с другой — вдруг собратьям нужна помощь? Хотя он определенно не понимал, кто мог бы решиться напасть на божье воинство. Не звери же, в конце концов… Все-таки решившись, он распахнул крылья и взмыл к небесам. Ветер привычно хлестнул в лицо, по щеке мазнул клок мокрого облака. Азирафель улыбнулся. Он обожал полет, обожал чувство свободы и незримого наслаждения, которое у него каждый раз возникало, когда он отрывался от земли. Но когда он миновал облака и достиг божьего дворца, улыбку как мокрой тряпкой стерло. Повсюду были разъяренные ангелы — херувим в жизни не видел ни одного из братьев таким ужасным в гневе. Он торопливо сложил крылья и бросился вперед, отталкивая со своего пути всех, кто слишком увлекся боем. — Азирафель! — его ухватили за плечо. Обернувшись, он увидел перед собой Гавриила — сияющего и чем-то весьма довольного. — Наконец ты прибыл. Задержался на посту? — Что происходит? — херувим неуверенно огляделся. — Господь всемогущий, да это же кровь! Вы что, кого-то убивали здесь? — А для чего, по-твоему, нам выдали огненные мечи? — Гавриил посмотрел на него как на дурачка. — Меч — орудие войны, и мы достойно защитили границы чертогов. Только посмотри, сколько отступников успел собрать под свое начало изменник Люцифер! Азирафель осторожно подошел к краю облаков и всмотрелся вниз, в разверстую пропасть, на дне которой корчились некие существа. В один ужасный миг его поразило осознание того, что это за чудища там ползают. — Боже, — прошептал он. На глазах закипали непрошеные слезы. Кара, Господи, какая чудовищная, неимоверная кара за любопытство и непокорность! Сердце херувима сжалось, и он невольно схватился за грудь. Гавриил, кажется, принял это за неимоверный восторг. — Я знал, что ты будешь впечатлен, — вдохновленно сказал он, похлопывая собрата по плечу. — Отступникам прощенья нет! Власть на небе и на Земле принадлежит только Богу, а мы — Ее столпы, что будут поддерживать трон! — Поддерживать… — пробормотал херувим и указал вниз: — А как же они? Разве это не наши собратья? Разве не стоило выяснить, чего они хотят, и попытаться договориться? Разве, низвергнув их, мы не совершаем грех? — Это справедливость, Азирафель, — устало вздохнул Гавриил. — Тебя не было здесь, ты не видел, какими злобными они были. В них не осталось ни капли божественного света. — Нет, — тихо согласился херувим. — Теперь, конечно, уже не осталось. Гавриил, не заметив в его словах подтекста, отошел, полностью довольный собой и победой. А Азирафель еще долго стоял на краю облаков, опустив бесполезный меч, и думал только о том, мог ли в череде мятежников быть юный ангел с непокорными рыжими волосами и дерзкими глазами. *** Кроули перевернулся на спину и закинул руки за голову. Смотреть в отвергшее его небо доставляло странное удовольствие, как будто он опять бросал вызов и снова задавал неудобные вопросы всем подряд. — Что ты теперь будешь делать? — спросил Азирафель. Он сидел совсем рядом, и волосы Кроули касались его голого колена. Херувим подобрал под себя ноги и почти бессознательно касался пальцами теплых прядей. Кроули дернул уголком губ. — Вернусь в Ад, надо полагать, — отозвался он. — Небеса меня отвергли, значит, надо как-то устраиваться внизу. Думаю, я найду себе пещерку потеплее и стану жить там. В сложенном состоянии мне не нужно много места. Ангел странно дернулся, будто хотел обнять его, но в последний момент отдернул руки. Кроули недовольно покосился на него снизу вверх. — От тебя несет жалостью, — прошипел он. — Мне не нравится. — Больше не буду, — торопливо уверил его Азирафель — и действительно, тошнотворный привкус ангельской жалости испарился. — На самом деле я рад уже тому, что мы встретились снова, Кроули. Я волновался за тебя. — Миленько, — ядовито отозвался демон и будто в отместку принял облик змея, обвился тяжеленными кольцами вокруг пояса ангела, приподнялся, посмотрев желтыми глазами в его лицо. — А теперь ты все еще думаешь, что Господь поступил неправильно, низвергнув нас? — Не мне судить, — Азирафель без малейших признаков страха или отвращения коснулся его головы, провел ладонью по чешуйкам. Кроули проняло внезапной дрожью. — Вы делали то, что велела ваша природа. И ты по-прежнему дорог мне, Кроули, даже если ты немного изменился. — Немного, — захихикал змей, по его длинному туловищу пошли волны. — Ну да, совсем капельку! Ангел уставился на него в недоумении и робко заулыбался, не вполне понимая, над чем смеется демон, но разделяя его веселье. На самом деле Кроули хотелось заплакать. *** Змей вернулся в Ад на исходе дня. Солнце садилось, и из земли испарялись последние крохи тепла. Холод не нравился Кроули, от него он становился медлительным и хотел только спать. — Явился наш красавчик, — проворчал Хастур, заметив его. — Между прочим, мы тут вкалываем как проклятые, пока ты ползаешь незнамо где! — Да, вы хорошо поработали, — хмыкнул Кроули, проходя мимо. — Прямо как дома. Он миновал длинный темный коридор, спустился еще на несколько ступеней и оказался на краю довольно просторной пещеры, наполненной багровыми сполохами пламени. Первый концепт Ада был, по сути, не так уж плох. Много места, повсюду огонь, чтобы были свет и тепло, и куча пещер на выбор — живи не хочу. Кроули подумывал занять одну из них, тем более что переезд не займет много времени. Ему еще только предстояло обрасти некоторыми личными вещами, а у только что павших ангелов багаж невелик. Кроули осторожно подошел к краю пропасти и уставился вниз, где бушевало адское пламя. Здесь было прямо-таки жарко, и будь он смертным существом, давно бы расплавился. Не удержавшись, Кроули расправил крыло и выставил его над пропастью, согреваясь. Черные перья легонько затрепетали. — Опоздал, — раздался позади него недовольный голос. Кроули не спеша сложил крыло и только потом обернулся, расплывшись в улыбке. — Дагон, привет. Давно хотел сказать, как ты прекрасна с этими острыми зубами и выпученными глазами. Правда. Тебе идет. — Заткнись, змей, — бросила демоница, скаля действительно острейшие зубы — вылитая акула. — Я говорю, ты опоздал. — А что, без меня раздавали скверну? — удивился Кроули. — Или что там у нас теперь вместо благодати на обед? — Господин Люцифер объявил, что те, кто был особенно храбр и выделился во время мятежа, станут его доверенными лицами, — пояснила Дагон, скрещивая на груди когтистые руки-лапы. — Вельзевул получила звание князя Ада, между прочим. — Надо полагать, те, кто ползал на брюхе сильнее всех, тоже вымолили себе привилегии? — не удержался Кроули. Дагон свирепо сверкнула глазами. — Ползанье — это по твоей части, — отрезала она. — Ты до сих пор думаешь, что мы — проклятые и презренные рабы, Кроули. А между тем мы открыли для себя свободу. Мы будем делать только то, что сами захотим! — Да. До тех пор, пока Люциферу не придет в голову еще один гениальный план, — кивнул змей. Он отвернулся от Дагон и направился по пологому каменному карнизу вниз, подыскивая для себя подходящий круг Ада, чтобы там поселиться. Демоны были так же глупы и слепы, как ангелы, и Кроули твердо решил для себя, что постарается поменьше общаться с драгоценными собратьями. *** У божьего дворца было тихо. Рядовые ангелы сновали туда-сюда с вениками, прибирая после вооруженного конфликта, но проделывали все это в молчании. Азирафель осторожно подобрал полы шитого золотом одеяния, переступив через неприбранную полосу чужой крови, и невольно пошевелил пальцами, заставляя ужасное пятно исчезнуть. Глупо было тратить чудеса на такие мелочи, но он просто не мог видеть последствия того ужаса, что здесь творился. Стоявшие на страже херувимы покосились на собрата, когда он приблизился к огромным дверям. Азирафель широко им улыбнулся, так что даже лицо заболело. Стражи вежливо кивнули в ответ, не сдвинувшись с места. Херувим торопливо миновал их и поспешил по бесконечно сияющим коридорам к Престолу Божьему. Она сидела на своем троне, низко склонив сияющую главу. Азирафель не был удостоен личной аудиенции прежде, только видел Ее издалека, но в который раз поразился, до чего же красиво смотрится этот теплый свет и вечно изменчивый лик. Она казалась статным мужчиной с длинной бородой, затем принимала вид прекрасной женщины с текучими вьющимися волосами, потом могла казаться маленьким ребенком с детски наивными глазами. Но сейчас все вокруг затмевал чистый свет, и Божьего лика было не разобрать. Азирафель осторожно опустился на одно колено, склонив голову. — Привет Тебе, Боже, — осторожно начал он. Мой преданный ангел, — в Ее голосе звучало тепло и ласка. — О чем ты пришел просить Меня? Азирафель сглотнул и нервно разулыбался. Он не знал, откажут ли ему в просьбе или нет, и не знал, чего боится больше: отказа и кары за дерзость или согласия? — Не знаю, дозволено ли мне, Боже, — заговорил он торопливо, вскинув глаза на яркое сияние и молитвенно сложив перед лицом руки. — Я хотел попросить… за отступника. Один из тех, кого Ты покарал недавно, если помнишь. Покарал? — Ее свет на миг дрогнул, будто Она уже забыла о том, что произошло. — Кара была заслужена. Мой бедный мятежный сын возжелал стать превыше Меня, превыше Замысла, и совратил пойти за собой тех несчастных глупцов. — Д-да, конечно, — запнулся херувим. — Я лишь хотел попросить о прощении для одного из них. Боже, он не сотворил дурного, клянусь! Если нужно, покарай меня вместо него, как Тебе будет угодно, но верни ему чистоту, молю! Я не знаю Замысла, Господи, и прошу не из сочувствия к нарушившим Твою волю! Я мало знаю, Боже мой, но в одном уверен точно: мне легче потерять Твою милость и любовь, чем видеть, как он страдает! Бог молчал. Она взирала на Своего ангела нечитаемым взглядом, настолько спокойным и равнодушным, что Азирафелю стало не по себе. Свет вокруг Нее медленно померк, и херувим отшатнулся, едва не упав. На него с лика Бога смотрело измученное лицо Кроули, обгоревшее и покрытое там и сям чешуей. Ты просишь за труса и предателя, — прогремел ровный голос. Чудовищно было видеть, как эти слова слетают с губ создания, которое выглядело точь-в-точь как Кроули. — Твои слова проистекают от любви к ближнему своему, и потому ты не будешь наказан. Но Я не могу вернуть крылья тому, кто пал по своей воле и сам выбрал лишение Божьей благодати. Вернись к своей работе, Азирафель! Лицо, так похожее на Кроули, вспыхнуло ярким огнем. Азирафель невольно вскрикнул, заслонившись рукой, а когда жар вокруг него померк, обнаружил, что стоит на ступенях дворца. Опустив голову, херувим побрел обратно, чтобы спуститься в Сад и продолжить охрану дерева. Ему казалось, что нет в мире дела глупее и бесполезнее. *** Кроули выбрался на Землю еще раз, двигаясь на всякий случай под покровом ночи. Вообще-то предполагалось, что он тайно проникнет на Небеса, чтобы подсмотреть, не планируют ли ангелы атаку на Ад, пока тот еще не окреп. Но Кроули решил, что высокомерные святоши просто побрезгуют спуститься в грязь и жару за отступниками, чтобы не замарать свои чистенькие одежды. Так что он с чистой совестью наплевал на задание и пополз к пресловутой-чтоб-ее-яблоне. Азирафель был там. Стоял, прислонившись к толстому стволу, и дул на озябшие руки. В небе что-то ворчало и погромыхивало, и ангел поглядывал наверх с некоторой опаской. Кроули без предупреждения скользнул к его ногам, превратился, не отказав себе в удовольствии задеть бок херувима крылом. — О, это ты, — обрадовался Азирафель. — Я уж думал, ты вроде как застрял у себя… ну, там, внизу. — Там сейчас не до меня, — отозвался Кроули, становясь рядом и ероша босой ногой траву. — У наших полно всяких дел, которые они непременно должны выполнить без меня. Он улыбнулся, глядя в смущенное лицо ангела. Ох, Азирафель… Он был таким забавным и совершенно не умел врать. Буквально выражал всем телом все, что у него было на уме. — Выглядишь так, будто у тебя проблемы, ангел, — заметил змей. — Выкладывай, ты же знаешь, я никому не донесу. — Да так, глупости, — Азирафель замялся, покусал губу и потом резко выпалил: — Я пытался помочь, Кроули, правда! Думал, что если объясню Ей, что мы с тобой друзья, Она поможет и простит… Ну, то есть, я ведь все еще Ее сын, то есть Ее творение, и Она могла бы, быть может… Кроули стоял, молча и в упор глядя на него. Ему не верилось, как можно быть настолько глупым, при том что в других вопросах этот ангел был единственным, кто видел дальше своего носа. — Никто. Нас. Не. Простит, — раздельно и очень зло сказал он, буквально выплюнув эти слова в лицо херувиму. — Не трать ни времени, ни сил, ангел, или тебя постигнет моя участь. Думаешь, я хочу вернуться? Думаешь, мне понравится снова сидеть среди облаков и ждать, когда моим рукам представится возможность сотворить хоть что-то? Да чтобы ты знал, я зажигал несколько звезд в этом паршивом небе! Я придумал несколько видов новых зверей и ни слова не сказал, когда мой проект нагло сперли! Думаешь, я вернусь после того, что Она с нами сделала?! Он сорвался на крик и пожалел об этом, увидев боль в голубых глазах ангела. — Дорогой мой, прости, — искренне сказал Азирафель. — Я действительно грешник. Ужасный эгоист, который желал только, чтобы ты был рядом, и не подумал спросить твоего мнения. Если… если не хочешь, я не стану просить больше. — Больше? Ты хотел снова пасть к Ее ногам, дурень? — зашипел Кроули. — Рисковать искупаться в кипящей сере и сгореть заживо? Ради чего? Азирафель не ответил, только посмотрел на него сияющими светлыми глазами, спокойно и открыто. И Кроули понял. Он отшатнулся, ухватившись за ствол проклятущей яблони, потому что увидел: этот идиот-херувим действительно готов взять на себя его вину, быть может, даже сгореть, если Кроули станет от этого легче. Так глупо, так наивно, так больно! Кроули стало трудно дышать, что-то посередине груди защемило, да так сильно, что он с трудом удержался от крика. — Глупец, — едва прошептал он, разлепив пересохшие губы. — Да, наверное, — беспечно отозвался Азирафель. — Но ты прав, дорогой. Я не пойду больше к Ней и не стану просить. А то было не очень приятно видеть твое лицо, когда Она догадалась, за кого я прошу. Ты только приходи поболтать, ладно? Если я не могу разделить с тобой проклятье, то хотя бы могу разделить эти чудесные дни. Кроули кивнул, отводя глаза. Отчего-то он не мог дольше смотреть в глаза ангела, не мог чувствовать его нежность и спокойное тепло. Так, не глядя, он развернул крыло и набросил его на плечи Азирафеля. Тот блаженно вздохнул и охотно придвинулся к нему, положив на плечо светлую голову. Они простояли так до рассвета, и Кроули почти не дышал, чувствуя тепло руки херувима в своей ладони.