В Начале была любовь

Who are you? Man condemned to shine a salvation (Кто ты? Человек, приговоренный) Throughout the centuries (Светить во спасение сквозь века) Why? Was the wine of the grail (Почему? Вино в Граале было) Too sour for man to drink (Слишком кислым для питья) The carpenter (Плотник) Carved his anchor (Выпиливший свой крест) On the dying souls of mankind (На умирающих душах человечества) Nightwish, «The Carpenter»

В небе ворчал и лениво переворачивался с боку на бок гром. Назарет, изнывавший от духоты всю последнюю неделю, заметно оживился. Люди торопливо завершали работу, звали домой игравших на улице детей и прятали от дождя белье, висевшее на тонких веревочках во дворе. Пробежала веселая ватага мальчишек, гнавших перед собой задорно лаявшего пса. От деревьев повеяло ароматом свежих цветов, которые тоже оживились в предчувствии дождя. У дверей маленького дома с плоской крышей сидел мальчик лет десяти. В простой коричневой одежде, с темными волосами и любопытными глазами, которые успевали замечать все происходящее вокруг. Он выстругивал из деревяшки крохотную лодчонку, очевидно, собираясь потом сбегать к реке и запустить свое творение в далекое плавание. Да, и еще не забыть потом помочь отцу в лавке, как раз надо завершить заказ на новую дверь для соседа… И принести воды для матушки Марии, чтобы потом насладиться свежими, только что испеченными лепешками с кусочком меда… У мальчика была куча дел. А прямо сейчас он просто радовался дождю. Умытый Назарет выглядел совсем не как крохотная деревушка посреди засушливых земель. Можно было представить, что перед ним — все царства земные. Домики становились дворцами, солнце после дождя выстраивало радугу — дивную лестницу, ведущую в облака, и лица людей вокруг становились добрее и приветливее. Мальчика звали Иисус, и он был самым счастливым мальчиком в округе, несмотря на то, что семья его жила бедно. Из дома раздался нежный голос матери, зовущей его на обед, и юный Мессия поспешил на этот зов, оставив свою незаконченную игрушку лежать у порога. Наверх он не смотрел, а если бы и поглядел, то пока что ничего особенного не увидел бы — разве что легкое свечение над крышей. Между тем, на его домике сейчас сидел самый настоящий ангел, вольготно расправив складки одежды и распахнув широкие белые крылья. Азирафель ждал дождя, запрокинув голову к небу и прикрыв глаза. Его вахта длилась уже долгое время, но пожаловаться на скуку ангел не мог. Было что-то волнительное в том, чтобы наблюдать за ростом и развитием юного Мессии. Азирафель даже обнаружил, что ему не нужно вмешиваться в жизнь мальчика — Иисус и так рос удивительно добрым и заботливым. Он любил мать и уважал приемного отца, Иосифа, всегда с охотой помогая ему и учась плотницкому делу. Не дразнил животных и не ловил насекомых, чтобы помучать их, как делали другие мальчишки. И, конечно же, он выглядел так, словно что-то знал — нечто, чего не дано узнать другим. Это было единственным, что выделяло его среди других детей. Царь Ирод, губитель детей, давно умер, и хотя его место занял другой назначенный Римом правитель, Иисусу больше ничто не угрожало — до поры до времени. Азирафель блаженно вздохнул, когда на землю упала первая дождевая капля, и поерзал на краю крыши, шире раскрывая крылья. Сзади послышался тихий шорох, и ангел улыбнулся, не открывая глаз. Кроули, временно принимавший змеиный облик, подполз ближе и превратился, усаживаясь рядом с ангелом. Черные крылья хлопнули по воздуху, отряхивая дорожную пыль, и глянцевитые перья скользнули по снежной белизне крыльев ангела. — Ох, дорогой, — прошептал Азирафель, шевельнув плечами. Одно его крыло дернулось, отвечая на ласку демона, и они прижались друг к другу, укрывшись от усилившегося ливня, как в большом шалаше. — Ну, как там дела? — поинтересовался Азирафель, перекрикивая ветер и шум дождя. Кроули пожал плечами: — Неплохо, насколько мне известно. Наши не против небесного проекта, правда, как я понял, Вельзевул затребовала право на Антихриста через пару тысяч лет. Соблюдение равновесия и все такое, ты понимаешь. — Что ж, у нас будет время, чтобы подготовиться к важным событиям, — согласился Азирафель. — Послушай, Кроули, я хотел с тобой поговорить… — Разумеется, по очень важному поводу, — заворчал демон. — Просто видеть меня ты уже не рад, корыстная твоя душа? Херувим укоризненно уставился на него, и Кроули пришлось извиниться за свои слова — самым что ни на есть приятным способом в виде приветственного поцелуя. Когда они оторвались друг от друга, Азирафель покраснел и выглядел слегка запыхавшимся. Кроули невольно усмехнулся, чувствуя гордость за самого себя. — Что, уже забыл, о чем хотел поговорить? — поддел он. Ангел посерьезнел и помотал головой, прогоняя демоническое наваждение. — О мальчике, — признался он. — О, с ним все хорошо, — торопливо прибавил ангел, видя, как Кроули дернулся. — Ну, то есть пока что все хорошо. Но меня тревожит его будущее. — Будущее, — скривился Змий. — А что с ним? Вырастет, обретет веру и будет бродить по округе, утверждая, что всем стоит поверить в его Бога. Думаю, Она должна быть в полном восторге. — Меня тревожит не это, — признался Азирафель. — А то, что случится дальше. Гавриил не говорил об этом, но я… — Он прикусил губу и стыдливо признался: — Я подсмотрел в его бумагах. Согласно проекту, этот мальчик должен будет умереть не позднее своего сорокалетия, а может, и раньше, причем непременно самым зрелищным способом. Это позволит его жертвой искупить грехи людские и освободить множество душ из Ада. — Смахивает на воровство у нашей стороны, — Кроули вскинул брови и даже опустил крылья, позволив редким каплям стихающего дождя промочить его плечи и ноги. — Мы копили эти души мучеников столетиями, между прочим, а тут один парень даст всем помилование и распахнет небесные двери. Впрочем, не думаю, что они сильно обрадуются, когда поймут, что сменили некоторое разнообразие мучений на скуку. Как по мне, у вас в конторе куда более тухло и нудно, чем у нас. — Возможно, — Азирафель не мог согласиться официально, поэтому просто поджал губы и уставился вниз, на пахнувшую пылью улицу. — Но дело даже не в этом. Я тут думал… Не хочу видеть, как умрет этот славный юноша, — признался он тихонько, одними губами. — Ты к нему привязался, — понимающе протянул Кроули, положив руку поверх руки ангела. Азирафель вцепился в его ладонь, как утопающий, переплел пальцы и печально завозился, устраиваясь на плече демона головой. — Ох, ангел мой! Рассуди здраво: на одной чаше весов — жизнь одного юноши, пусть даже очень умного и доброго. На другой — спасение тысяч душ, в прошлом и будущем, и судьба целой религии. Да тебе все перья вызолотят, если ты его сам подведешь к казни. — Не смей! — Азирафель резко отшатнулся, сверкнул голубыми глазами, в которых полыхнули боль и гнев. — Как ты можешь?! Это не сражение, где гибнет невинный. Это заклание, жертва, убийство невинного и достойнейшего из всей человеческой расы! Я знаю, какой проект задумали наши ангелы, но не понимаю, как можно ради этой цели поступать так жестоко! — Этот вопрос не ко мне, — устало улыбнулся Кроули, опуская голову. — Я же демон, забыл? В моих интересах, чтобы этот парень, чью святость я чувствую даже через крышу его домика, как можно скорее воссоединился с Ней. Я рад только одному — что мне не приказывали его убить. Очевидно, что Вельзевул тоже в курсе, что парень обречен. Я понятия не имею, стоит ли жизнь одного хорошего человека жизней всего человечества. Наверное, стоило бы ответить «да», но в мире не все так однозначно, мой ангел. Азирафель молча кивнул и осторожно прилег, сложив крылья и свернувшись в клубок. Он устроил голову на бедре Кроули, и демон рассеянно перебирал встрепанные белоснежные перья на сжатых крыльях за его спиной. Ох, ангелы с их вечными заботами! Порой Кроули становилось до боли в сердце жаль растерянного Азирафеля. Ангел так хотел, чтобы все было идеально, что совершенно забывал, каким злым и жестоким бывает порой земной мир, да и его собственное начальство. Поэтому Кроули гладил поникшие крылья, укладывая на место взъерошенные перья, смахивал с горячей щеки капли дождя и молчал, делая вид, что не замечает одинокой тихой слезы, которая скатилась из-под сомкнутых светлых ресниц. *** На горе дул сильный ветер, но сидевший там худой темноволосый человек словно этого не замечал. Длинные пряди спадали на его склоненное лицо, сквозь прохудившуюся одежду было видно исхудалое тело, иссушенное долгим постом. Он сидел, поджав ноги, и одними губами шептал молитвы, не замечая ни холода, ни голода, ни жесткого камня под собой. Кроули подошел сбоку, устроился рядом, покосившись на погруженного в свои думы человека. Вельзевул была весьма категорична, приказывая ему явиться пророку и как следует искусить его чем-нибудь. Что ж, не попытаться он не мог, начальство за такое по голове не гладит. Но Кроули почему-то заранее знал, что его ждет провал. — Здравствуй, — вдруг вежливо промолвил Иисус, повернув голову и глядя на Кроули смеющимися глазами. Демон на миг увидел в нем того мальчишку, который вырезал кораблик на пороге своего дома, и ему стало еще гаже на душе. — Я рад тебе, добрый человек, кем бы ты ни был. Он не назвал его женщиной, хотя демон был одет в соответствующую одежду и двигался подобно молодой девушке. Что ж, вариант с соблазнением определенно отпадал — Мессия видел Кроули насквозь. «Да какого лысого черта я должен это делать? — обозлился Кроули. — Поболтаю немного, чтобы иметь право написать в отчете, что попытался, и хватит!» — И тебе не хворать, — буркнул он. — Холодно тут. Между прочим, раз уж ты действительно избранный Сын Бога, мог бы сотворить себе еду или теплую одежду. — Не думаю, — отозвался Иисус, качнув головой. — На полный желудок думается не о людях, а только о себе самом. Но спасибо тебе за сочувствие. Не только хлебом единым живем, в конце концов. — Как хочешь, — Кроули подышал на ладони. Нестерпимо хотелось в Египет, в тепло и влагу, под бок к возлюбленному ангелу. — Между прочим, у меня с собой отличное вино, можем распить, если пожелаешь. А то еще в обморок упадешь, а я тебя с горы нести не буду. — Может быть, позже, — улыбнулся Мессия. Кроули не понравилось, как на него смотрел этот совсем еще молодой человек — будто не древний демон перед ним, а дитя малое. Слишком похоже было на Ее взгляд. — Прости меня, добрый человек, но у меня чувство, что я тебя откуда-то знаю. Будто видел когда-то, но забыл. Впрочем, это, должно быть, пустое. У тебя было дело ко мне? Кроули скрипнул зубами. Здесь стоило бы оказаться Азирафелю, вот уж кто был бы в полном восторге от возможности лично пообщаться с частичкой своей возлюбленной Богини! Впрочем, тогда он своего ангела, наверное, еще год не увидел бы, Азирафеля ведь хлебом не корми, дай поболтать на умные темы об устройстве мироздания. — Хотел показать тебе кое-что, — решился демон. Немного чудес для обреченного на смерть бедняги, который в жизни своей видел только пустыню и нищие города да жестоких римских солдат. Сойдет за искушение, не так ли? Он поднялся, взмахом руки распахнув перед глазами удивленного Иисуса картины нездешних городов и дорог. Крохотные, как муравьи, копошатся люди, занимаясь своими повседневными делами. Строится где-то величавый каменный храм. Высятся в Египте громадные, вечные пирамиды, которые не трогает время. На севере резвятся в лесах хищники со своей добычей. Края Востока и Запада, дальние заморские земли, где нездешняя природа цветет в своем пышном великолепии. Иисус смотрел завороженно, с нежностью, даже вытянул руку, будто желал потрогать все явленные ему чудеса. — Сколь же прекрасен мир Божий, — радостно сказал он, глянув на Кроули, будто приглашал его разделить это счастье. — Спасибо тебе за то, что показал мне все эти чудеса, кем бы ты ни был. — Ты мог бы жить не здесь, — в последнем усилии сказал ему демон. — Я бы устроил переезд для тебя и твоей матери в любое царство, куда угодно. Туда, где нет солдат и войн, где люди не страдают от голода и не знают жестоких римских законов. Я знаю места, где ты мог бы прожить простую земную жизнь, жениться, завести детей и быть счастливым. — Я бы очень этого желал, — согласился Иисус. — Но я не могу. Боль тех людей, — он указал в ту сторону, где находились иудейские города, — эта боль вот здесь, в моем сердце. Я в силах поговорить с ними, облегчить их ношу. Доброе слово нужно людям даже больше, чем хлеб и вино. Так что прошу тебя, друг мой, верни меня обратно на гору, чтобы я мог завершить свое очищение и поразмыслить еще немного. Потом я пойду странствовать и искать, кому может понадобиться слово Божие. — Что ж, я пытался, — Кроули щелкнул пальцами, стирая затуманившиеся видения далеких краев. — По крайней мере, у тебя есть теперь право выбора. Не всем выпадает такое счастье. Он покинул задумчивого пророка, спустился в долину и пошел, взрыхляя ногами песок. Руки помнили обжигающую невеликую тяжесть, ясные глаза и доверчивую улыбку. — Будьте прокляты, — пробормотал Кроули, ни к кому конкретно не обращаясь. — Чтоб вас всех… *** У подножия холма горько рыдала какая-то женщина. Люди стояли толпой, в полном молчании, слышались только вздохи и редкие шорохи. Даже те, кто понятия не имел о подвергаемых казни смертниках, чувствовали что-то странное. Прежде казни свершались по-другому. Всегда находилось несколько беспечных детей, которые забирались на плечи родителей, чтобы получить очередной урок о том, каким бывает мир. Всегда были озлобленные мужчины и женщины, которые выкрикивали что-то пакостное в сторону палачей или казнимых — порой и тем, и тем, просто чтобы отвести душу. Всегда были невозмутимые римские солдаты, делавшие свое дело с профессионализмом и охотой. Сейчас все изменилось. Та же казнь — показательное распятие, долгий и мучительный процесс, который оттачивался годами. Казнили двоих разбойников, потрепавших немало нервов прокуратору и его страже. И одного безумца, философа, который смущал людей своими речами, бродя по Иерусалиму и его окрестностям. Глупец, что не боялся правосудия римского и говорил с людьми о какой-то новой вере, когда нищие станут богатыми духовно, когда те, кого унижали и презирали, получат новую жизнь в более прекрасном мире, когда невинные дети поведут праведных, а человечество очистится. — Будьте добрее и отзывчивее, — говорил этот наивный простак, глядя в глаза каждому, с кем беседовал. — Все мы созданы Богом и вернемся к Нему рано или поздно. Не стоит умножать печали земные злобой и обидами. Ибо кротким воздастся, а блаженные получат Царство Небесное. Увы, в его странных речах углядели нечто преступное. Во всяком случае, прокуратор вынес смертный приговор, и участь философа была решена. Его никто не мог спасти, и молодой человек по имени Иисус это знал. Он знал, что умрет сейчас, в мучениях и боли, и был к такому готов. Во сне ему являлись ангелы, строгие и прекрасные, и просили потерпеть немного. Его жизнь закончится не смертью, но возрождением и надеждой — для всех людей. Наверное, ради этого стоило и вынести все происходящее. И все же он закричал, когда в руку вонзился первый гвоздь. Кровь текла алая, быстрая, как ручеек, и еще больнее стало, когда его тело беспомощно повисло на грубом деревянном кресте, удерживаемое собственной тяжестью. Что-то внутри запястий рвалось, раздирая мозг болью. Он слышал, как кричат рядом распятые разбойники — запутавшиеся, бедные, обиженные люди, ничем от него не отличающиеся. — Прости им, — шептал он, глядя мутными от слез и боли глазами на стоявших у креста солдат. — Прости их всех, Господи! Несведущи, темны и несчастны дети Твои… Исцели их, Господь, и будь милостив! Он уже не видел через яркое солнце чужих лиц, осталась только боль, жара и назойливые мухи, которые готовились пировать над телами умирающих. Азирафель стоял среди толпы, сцепив в замок руки. Глаза его не отрывались от гибнущего на кресте пророка. — Как же народ не любит, когда ему указывают, как жить, — заметил Кроули, стоявший рядом. — Как там ваша сторона, ангел? Вполне довольны, надо полагать. — Гавриил хвалил меня, — горько отозвался Азирафель. — Говорил, что я сделал все, как надо. Но я до сих пор не знаю, правильно ли это. Почему-то кажется, что больше не будет в мире ничего светлого и доброго после Его смерти. — Будет, — коротко ответил демон. — И грязи с мерзостью хватит тоже. Это-то и раздражает. Его смерть мало что меняет. Они постояли еще, невольно прижавшись чуть ближе друг к другу. В мире не было никого, кто мог бы разделить их чувства, ни один ангел, кроме Азирафеля, не явился, чтобы проводить Сына Божия в последний земной путь. Небесную канцелярию волновало лишь то, что случится после. Азирафель вдруг глубоко вздохнул, словно решаясь на что-то, и тихо запел. В песне не было слов, только мелодия, нежная и долгая, и в ней было все — сожаление, ободрение, ласка и любовь. Кроули слушал, часто сглатывая. Эту песню ангелы порой пели на Небесах, еще до того, как произошло Падение. Но впервые Азирафель вел мотив сам, без хора за его спиной, и впервые благому гимну внимал демон. Иисус услышал. Он приподнял голову, освеженный этой мелодией, как прикосновением дружеской руки, и слепящее солнце выхватило для него в толпе печальное и ласковое лицо. Простые люди оглядывались, в изумлении вскрикивали, не понимая, откуда исходит такая прекрасная музыка. Им не дано было увидеть скорбящего ангела — пока еще нет. *** Спустя три дня, когда люди пришли к могиле, чтобы посмотреть на того, кто был их Учителем и пророком, они узрели расколотый камень гробницы. На скале перед ними сидел некто в белых одеждах, сиявший, как небесная молния. — Не бойтесь, — промолвил он, отчего-то горько улыбаясь. — Иисуса больше нет в этом гробу. Ищите его в сердцах своих, он будет с вами, пока не истает этот мир, сам же воссоединится с Отцом Своим небесным. Это было последнее видение ангела, явленное Азирафелем для людей. В ту ночь он вернулся на небо, чтобы подписать последние отчеты, будь они неладны, и столкнулся с длинной процессией. В просторном коридоре столпились ангелы и херувимы, в центре же их толпы стоял Иисус — удивленный и обрадованный, совершенно такой, как при жизни, только избавленный от гнета человеческой плоти. Совсем скоро ему предстояло воссоединиться с Богиней и стать Ее частью, как прежде. Азирафель подошел ближе и остановился, глядя из-за спин своих собратьев на пророка. Иисус, кажется, заметил его, потому что легко скользнул вперед, взглядом отстранив других ангелов, и положил бесплотную, но теплую руку на плечо Азирафеля. — Здравствуй, друг мой, — просто сказал он. — Жаль, что в этот последний раз ты пришел один. Не сделаешь ли мне одно одолжение? — Все, что хочешь, Владыка, — онемевшими губами проговорил ангел. — Прошу, передай мой привет тому демону, в котором так ярко горит Свет, — попросил Мессия. — Я благодарен ему — он знает, за что именно. Надеюсь, рано или поздно его сердце тоже получит то, чего он в глубине души так желает. И прошу тебя, не печалься, не терзайся выбором. Любовь и мир — это главное, ради чего мы все живем. Азирафель смотрел ему вслед, когда Иисус уходил, улыбаясь и охотно говоря с ангелами вокруг него. Он действительно был счастлив. Вернувшись на Землю, Азирафель нашел Кроули и передал ему слова Мессии. Терпеливо выслушал его ругательства и позволил спрятать на своей груди горькие злые слезы. В тот вечер они по-настоящему сильно напились, так сильно, что, будь они людьми, могли бы и умереть. А на другой день вновь взошло солнце, и жизнь продолжалась. Их ждала долгая дорога в другие края, и оба решили, что сейчас самое время сменить место жительства и перебраться куда-то подальше.