Зеркаль

— Динь, где ты, черти тебя дери? — стараясь изобразить добродушную улыбку на перекошенном от тяжёлых раздумий лице, Бутч обвёл взглядом бар и пустые столики забегаловки, которая служила сейчас убежищем. Их убежищем. Не моим. — Обещаю, когда ты станешь взрослой, я тебя тоже с удовольствием выдеру, а сейчас кончай прятаться, разговор есть.       Закатив глаза от его то ли эротического обещания, то ли намеренной угрозы, я выглянула в окно. Сквозь замызганные стёкла пробивались закатные лучи, в свете которых даже самые неблагополучные кварталы выглядели более уютно. Потому что в сумерках не видно грязи. Это как с моей жизнью. Быть одним из суперов, которых он так ненавидит, та ещё навозная жижа. Особенно, если сама его не ненавидишь. Напротив. Полярно. И он об этом знает. Скверно. Очень скверно.  — Динь, я знаю, что ты здесь, — налив себе скотч и осушив стакан одним глотком, Бутч уставился на безвкусную картину с апельсинами и лаймом, висевшую как раз у того окна, через которое я любовалась городским пейзажем. Почти угадал. — Я тебя нутром чую, не играй со мной в прятки.       И я тебя чую, проклятый ты сукин сын. Каждой клеткой. С той самой вечеринки восемь лет назад, когда твоя ненаглядная жёнушка пялилась как влюблённая корова на Хоумлендера, а ты, кретин, думал, что это она тобой так восхищается и, скромничая, таит нежные взгляды. Ага. Так и было. Только не про тебя были те взгляды. Святый Боже, или какой умник там заседает на облаках, мне было одиннадцать лет, я была ещё совсем ребёнком, но видела и понимала больше тебя. Правда, я и знала больше тебя.       Это всё моя зеркальность. Я вижу тебя в любой момент, когда захочу, а ты можешь видеть меня, только если я разрешу. Я редко разрешаю. И уж точно не тебе. Всего одна случайность, один прокол в твоей ванной пять лет назад, когда я забыла о том, что зеркало мне не отзеркалить. Именно в него ты тогда и посмотрел, оторвавшись от жирных грудей размалёванной шлюхи, которую притащил к себе домой. Ты назвал меня Динь. Ещё бы. Я была тощим подростком с копной пшеничных волос, которые терпеть не могла заплетать. Всё равно никто не видит беспорядка на голове. Перепуганным подростком. Ведь ты трахал эту бабу у меня на глазах. Пусть в Воут и происходило много тёмных и грязных дел. И не только ночью. Но тогда я их ещё почти не замечала. Не до того было. Ты же был для меня почти святым. Я любила тебя. Всем существом тянулась к тебе. Потому что тебе было больно. Не только мне в этом мире, но и тебе.       У каждого из нас своя боль: я вслед за родителями потеряла горячо любимого старшего брата и совершенно одинокая, раздавленная была нужна только корпорации, которая, преследуя свои интересы, не дала мне попасть в приют для сирот, а ты разбит вдребезги исчезновением обожаемой жены, которую считал чуть ли не ангелом. Мне нужно было заботиться о ком-то, чтобы чувствовать себя живой, тебе для этого же по-черному бухать. Конечно, ты не помнишь, сколько раз нажравшегося, как скотину, я оттирала тебя влажным полотенцем и укрывала одеялом, воровала для тебя гамбургеры, чтобы ты нашёл утром что-то в холодильнике и мог поесть. Я заботилась о тебе как могла. Ты в своём горе ничего не замечал, я в своём замечала только тебя. Теперь я понимаю, что это было сталкерством с моей стороны, тогда же считала себя чем-то вроде твоего ангела хранителя. Что ж, время идёт, привычки не меняются. Я по-прежнему твой сталкер. Меня тянет. Не могу остановиться. И стало интереснее: ненавидящий суперов бывший агент ФБР, которого уволили после провала задания, и присматривающая за ним супер. Именно присматривающая. Ну, хорошо, нагло подсматривающая. Но я не шпионю, и ты об этом отлично знаешь. У тебя никогда не было из-за меня проблем. Что бы ты ни делал, я тебя никогда не закладывала.  — Как мне убить его, Динь?       Голос прервавшего мои воспоминания Бутча заставил вздрогнуть. Он часто обращается ко мне, с тех пор как обнаружил, отвечаю я крайне редко. Почти никогда. Не то чтобы я боюсь его, нет, конечно. Но, учитывая его неконтролируемую ненависть ко мне подобным, не стоит показывать голосом своё точное местонахождение — чего доброго, попытается схватить. Мне этого совсем не хочется — кулаки у Мясника бьют без промаха, мне ли не знать, если много раз видела его в деле, а я самая обычная, беззащитная перед насилием, девушка. Даром что невидимая. Сломает и не заметит. Так что лучше молчать.  — Тебе же наверняка надоело быть номером два у Семёрки? Подменой Невидимого? Подумай хорошенько: если мы сможем уничтожить его, то ты займёшь его место, и тогда все деньги и слава достанутся тебе. Разве не этого ты хочешь? Разве все вы не об этом мечтаете?       Все, да ни все. Денег мне хватает. Воут и запасному суперу неплохо платит. К тому же привычка стащить то, что нравится, тоже с возрастом никуда не делась.       Скривив губы в насмешливой улыбке, я взглянула в карие, тёмные, как сама ночь, глаза Бутчера. До чего же хорош мерзавец! Именно мерзавец. Потому что, не краснея, спрашивает о том, как убить невидимого супера. Я, между прочим, тоже невидимый супер. Хорошо, что он не знает о том, что мы с Невидимым не совсем идентичны. Моя кожа не из углеводорода. Единственное, что у нас одно на двоих, так это привычка за всеми подсматривать и исчезать, когда вздумается — ищи-свищи ветра в поле.  — Он убьёт меня, Динь. И меня, и ребят. Как только выберется из клетки, — засунув руки в карманы, Мясник по-прежнему смотрел на картину. Или возле неё. Может, он и впрямь меня чувствует? — Разве ты для этого годами заряжала в стиралку мои трусы и забивала мой холодильник, чтобы я сдох теперь?       Что б тебя!!!  — Трахни его, — намекнула я и тут же предусмотрительно отскочила в сторону.       Правильно сделала. Поймав своими цепкими, загребущими руками воздух, Бутч смачно выругался и сплюнул на грязный пол.  — Твою мать, Динь, я всего лишь хотел пожать тебе руку!       Ага. Конечно. Может мне ещё и в реверансе присесть? — Меня зовут Жасмин.       Ну вот. Теперь он знает, что всё обстоит намного хуже, а то всё Динь да Динь. — Пиздец, диснеевская супер на мою голову, — нервно хохотнув, больше не пытаясь меня схватить, Бутч отправился на кухню к Французу и Хьюи обсуждать полученную от меня наводку.       Было интересно послушать их шушуканье о том, кому нахрен далась сейчас групповуха, но по сути пацаны были далеко неглупыми ребятами, а потому очень скоро Невидимый щеголял с завидным украшением — бомбой в заднице. На его несчастье недолго. Даже появление искавшего дружка Хоумлендера не остановило неизбежное. Едва Бутч и Француз сумели отвлечь главного «патриота» и по совместительству идола Америки, как ощутивший прилив панической смелости Хьюи нажал на красную кнопку.       Я чуть не оглохла, честное слово.       И джинсы с футболкой уже не отстирать.       Кровь и кишки Невидимого разлетелись по всей кухне, стекая с кафельных стен омерзительных месивом.       Хуже было только самому Хьюи, когда Поезд А так же разорвал его девушку.       Теперь же парень, кажется, был счастлив. Пусть и не тому суперу, но он всё же отомстил за Робин.       Жизнь за жизнь.