Verlangen verfluchen Verdammen Versuchung Verdammnis versprechen Verüben sie Verbrechen Verheißung verkünden Vergebung aller Sünden Verbreiten und vermehren Im Namen des Herren
Милли испуганно распахнула глаза именно в тот момент, когда чужой язык только коснулся её кожи. Она отчётливо ощущала, как его острый кончик скользит вверх по её запястью, оставляя за собой влажную дорожку, которая начала моментально подсыхать на прохладном воздухе, как будто стягивая следом кожу. Во рту было неожиданно сухо и как-то горько, зато вот глаза слезились и постоянно норовили закрыться обратно из-за какой-то неподъёмной усталости, охватившей всё её тело; в голове звенело, и неприятно пульсировало где-то в висках. Чужой язык вновь прошёлся по запястью, пощекотав остро выступающую косточку, потом заскользил вверх по обнажённой руке, прослеживая голубоватую вену, проглядывающую под тонкой кожей; чужая ладонь вдруг нежно огладила её щёку. — Я думал, ты опять не проснёшься. — Финн?.. — слабо и глухо прошептала девушка, сглатывая какую-то будто сухую слюну, чтобы хоть немного смочить саднящее горло. Тело совсем не слушалось её из-за сильной болезни. Нужно было дёрнуться, как-то отбиться от него, но позорная слабость накатила с такой силой, что даже лишний раз моргать совсем не хотелось. Тот ничего не ответил, лишь вновь склонился над распростёртым под ним тщедушным телом. Он вдруг с упоением принялся облизывать ничем не прикрытые свежие и старые мелкие царапины, полученные ею за последние дни во время неудачных попыток сделать что-либо самостоятельно при охватившей её тяжёлой болезни. — Что ты делаешь?.. — собравшись с силами, опять задала тихий вопрос Милли. — Ты очень вкусная… — Ты меня пугаешь. Прекрати, пожалуйста… — Сжав простынь под собой в дрожащих пальцах, глухо простонала девушка, когда почувствовала острую боль в районе облизанного ранее запястья. По коже отчётливо потекло что-то тёплое и очень вязкое, неприятно щекоча и медленно скатываясь по бокам худой кисти на кровать, сразу же впитываясь в белоснежную простынь под ней. — Что ты делаешь?.. Пожалуйста, прекрати… Молю тебя… — По её впалым щекам покатились крупные слёзы, а глаза окончательно заволокло непроглядной мутной пеленой. — Ну что же ты плачешь? Улыбайся, прошу тебя. — Финн мягко слизнул с её щёк слёзы, смешав кровь со своего языка с солёными влажными дорожками, оставляя за собой розоватые разводы, которые буквально жгли ей кожу, хотя она их даже не видела. — У тебя ведь такая красивая улыбка. Финн склонился над ней ещё ниже, нагло и без предупреждения целуя её в приоткрытые сухие и потрескавшиеся губы, проникая своим языком глубже, как будто заявлял на неё свои права. Милли вздрогнула, когда почувствовала, что в процессе, не способная полноценно отвечать за свои действия, невольно оцарапала кончик своего же языка об острый длинный клык вампира. Рот тут же наполнился сладковато-солёным вкусом, а Финн вдруг ещё сильнее приник к ней, с тихим стоном удовольствия высасывая кровь из свежей раны. Когда девушка набралась сил и всё-таки неуверенно мотнула головой из-за острой нехватки воздуха — сердце буквально на пределе колотилось за рёбрами, — разорвав тем самым их затяжной «поцелуй», вампир отстранился от неё с довольной широкой ухмылкой, показательно облизывая перед ней свои испачканные в крови губы. Но, заметив её перепуганное лицо, тут же нахмурился. — Улыбайся же, прошу. — И сам ей улыбнулся, как будто показывал, как именно надо. Открыто. Широко. Дьявольски красиво. Его глаза были прищурены. Тёмно-карие глаза с жёлтым ободком у практически полностью затопившего радужку зрачка сияли в темноте комнаты. — Ну же, улыбайся! — практически приказал он и, вновь жёстко приникая губами к её губам, Финн попытался самостоятельно растянуть их в такой светлой и солнечной — самой невероятно прелестной на его памяти и самой восхитительно убийственной для его бессмертной души — улыбке, но добился лишь того, что оцарапал тонкую и потрескавшуюся кожицу своими острыми клыками. — Прекрати… Умоляю… Пожалуйста… — едва слышно шептала ему Милли теперь уже кровавыми губами, глотая собственную кровь, тем самым смешивая её с вязкой слюной во рту и наконец-то смачивая саднящее горло хоть как-то. — Вкусно? — заметив это, тут же лукаво спросил Финн, приникая холодным длинным носом к высокому пышному воротнику на ночной рубахе девушки. — Можешь не отвечать, я знаю, что вкусно. — Он быстро облизнулся и громко сглотнул, причмокнув. — Слишком вкусно для того, чтобы быть правдой. Милли тихо всхлипнула, и вновь по её щекам невольно покатились слёзы, которые, скатываясь ближе к подбородку розовыми — из-за крови на лице — каплями, падали на нагревшуюся мягкую подушку. — Я так долго этого хотел, — вдруг разрывая тонкую ткань одежды руками, неожиданно громко прорычал Финн, а потом моментально потрясённо замолк и завороженно уставился на выгнутую длинную шею с отчаянно бьющейся голубоватой жилкой и тяжело и часто вздымающуюся обнажённую девичью грудь. Потом он трепетно склонился над ней, практически нависая. — Так давно хотел… — выцеловывая мягкую и горячую — слишком горячую для здорового человека — кожу, урчал он. — Так давно желал… — Обведя языком будущее место для долгожданного укуса, вампир ткнулся напоследок ледяным носом в глубокую впадинку между выпирающими из-за критичной худобы ключицами. — Так давно жаждал! — Прошу, не надо! — в унисон с ним вдруг отчаянно громко прохрипела Милли и потом протяжно застонала, когда его острые клыки всё-таки грубо вонзились ей в шею. На разорванную им одежду и простынь с подушкой брызнула свежая алая кровь, моментально впитываясь в них и расплываясь на поверхности неровными буро-красными пятнами. В воздухе отчётливо запахло железом. — Чёрт меня дери, как же это восхитительно, — на секунду отрываясь от напряжённо выгнутой шеи, удовлетворённо зарычал Финн, а потом вновь со зверской жаждой вгрызся обратно. Милли же буквально подкинуло на кровати: она запрокинула далеко назад голову, широко распахнув свои испуганные глаза и приоткрыв расцарапанные и кровившие губы. Из горла вырывались лишь неразборчивые, но отчаянные просьбы и стоны, а по щекам всё так же текли обжигающие слёзы. Прошло всего каких-то три жалких минуты, когда девушка ещё раз слабо — безнадёжно — дёрнулась и окончательно затихла, обмякнув в надёжном захвате Финна. Тот тут же рывком отстранился от неё, как будто его хлестнули огромной адской плетью по спине, и в шоке уставился на мёртвое тело у себя в руках. — Нет… нет, нет… Улыбнись… Улыбнись, прошу тебя… — безуспешно растягивая ещё чуть кровившие губы своей жертвы пальцами в такую любимую им улыбку, хрипел парень. Всё его лицо было искаженно чудовищной гримасой: из-под приподнятой верхней губы торчали два длинных клыка, а весь рот, нос и подбородок — даже шея и одежда — были перепачканы в свежей крови. — Он здесь! — неожиданно закричали за дверью стражники, почти целым гарнизоном быстро направляясь по коридору. Ритмичный перезвон снаряжения и оружия отдавался от каменных сводов. — Улыбка. Улыбка. Улыбка… — бездумно — потерянно — шептал вампир, целуя застывшие в предсмертной гримасе жуткой боли холодные губы. — Мне нужна твоя улыбка. — Быстрее! Мы должны его поймать! — Из-под щели внизу дубовой двери уже были видны нечёткие — маячившие — силуэты и жёлтый свет от масляных факелов. — Мне нужна твоя улыбка! — зарычал раненым зверем Финн, и в этот момент дверь содрогнулась и влетела щепками внутрь. Стража вбежала в покои господской дочери, но застала лишь окровавленный труп девушки и развевающиеся на ветру искусно выполненные занавески распахнутого настежь небольшого балкона. С улицы по каменному полу тянуло сквозняком, который лениво колыхал почти сползшее с кровати в процессе борьбы одеяло. Где-то вдалеке тяжело ухнула сова, а безлунное сегодня ночью небо почти закрыли огромные чёрные предгрозовые тучи. Милли смотрела остекленевшими и широко раскрытыми глазами в сводчатый потолок своей комнаты. На её нижних веках ещё не успели до конца высохнуть последние горькие слёзы, а с безжизненно откинутой в сторону ладони, прямо с изящного указательного пальца, медленно набухла и упала вниз алая капля крови.Zeig dich Versteck dich nicht Zeig dich Wir verlieren das Licht Zeig dich Kein Engel in der Not Kein Gott zeigt sich Der Himmel färbt sich rot