Ecstatic Shock

      Семья Чон — одна из семей криминальной аристократии, которая иммигрировала из Южной Кореи в Америку в период «Сухого закона» и сделала неплохие деньги на подпольной торговле алкоголем. Со временем члены семьи стали успешными предпринимателями в сфере ресторанного бизнеса.       Действуя по принципу айсберга, семья реализовала свой нажитый капитал в легальном малобюджетном дельце, покрывая тем самым широту своих незаконных горизонтов процветающего игорного бизнеса, убийств и выбивания долгов из тех, кто пренебрегает их отзывчивой щедростью и благосклонным доверием.       Вторая мировая война стала золотой жилой для семьи Чон. Она занималась теневой торговлей наркотиков и поставкой контрабандного оружия на фронт и чужим, и нашим, как говорится, кто платит, тот и музыку заказывает.       Главу семьи считали причастными, как минимум, к десяти криминальным перестрелкам. Нередко с объявленной ценностью мишенью становился сам глава семейства Чон, переходящий дорогу многим мафиозным верхушкам своим влиянием и с годами крепнущего, надёжного благополучия. Он пускал корни во все отрасли подпольных организаций и вскоре прочно закрепил позиции своей семьи в пятёрке самых авторитетных среди преступного синдиката.       В 1980 году началась ожесточённая борьба между мафиозными кланами за господство в криминальном мире. «Власть ради власти!» — так гласил новый кодекс любой союзной мафиозной группировки, которая точила зуб на молодого, харизматичного и темпераментного представителя семьи Чон.       Чон Хосок — старший и самый почитаемый наследник семьи Чон, завладевший баснословными богатствами преступного мира, оставленными ему его отцом. К нему стекается информация не только о деятельности его клана, но и планы его врагов, натравливающих «молодую мафию» против его семьи. Он стал негласным монополистом закулисных интрижек мира беззаконного, но не теряющего своей чести и верности долгу, который за предательство своего клана карает неумолимой смертью.       В тихом размеренном свете уединённой вип-комнаты казино, овеянной ореолом едкого сигаретного дыма и тягучего запаха виски, Хосок с невыразительной отстранённостью сидел за круглым карточным столом в компании четырёх американцев, которые возглавляли его «команды», работающие в разных районах Северной и Южной Америки и контролирующие оборот наркотиков почти по всей территории Штатов и за его пределами по Европе и Азии. Он пребывал в своих отдалённых размышлениях и крутил между пальцами синюю фишку, а в другой руке держал пять карт, кажется, позабыв, что раунд покера ещё не окончен.       Хосок вперился нечитабельным, ровным взглядом в недавно присоединившегося к игре молодого человека по имени Тэхён, который свободно расположился напротив него, по другую сторону стола, на стуле с белой обивкой и поддерживал разговор между членами семьи о продвигающихся правительственных «зачистках» среди ключевых государственных постов, повышая игровые ставки и, между делом, присматриваясь к внимательной настороженности своего босса.       Тэхён приходился сводным братом Хосоку от второго брака его отца, который почти сразу нашёл утешение в сочувственных объятиях вдовы своего покойного кузена после смерти ненаглядной Джуён, которая была безвинно казнена, продырявленная пулей в живот в очередной заварушке 13 лет назад. Этот брак объединяло, пожалуй, общее горе утраты близких людей и значительная верность семейному делу, нежели пресловутое оправдание в качестве любовного увлечения.       Хосок приметил влажные разводы на воротнике туго застёгнутой рубашки Тэхёна. Частный самолёт, который Тэхён оставил позади себя остывать под ноябрьским дождевым ворохом, буквально час назад прилетел из Ирландии. Тэхён спешно направлялся к подготовленной для него машине, и его мало тревожила мысль оказаться промокшим, поэтому он даже не попытался прикрыть высоким воротом пальто свою шею от хлеставших струй дождя, для которого зонт не представлял никакой помехи. Он был подавлен беспокойством из-за столь нетерпеливого требования брата явиться к нему в частное казино их клана, где в последнюю субботу каждого месяца собирается всё семейство Чон, чтобы с лицемерным радушием заиграть этот «семейный» вечер и потолковать о последних новостях в криминальном мире, которые с каждым разом становились острой и животрепещущей темой, потому что война между кланами принимала черты бесконтрольной кровопролитной бойни. Обсуждать медленное, но верное истребление некогда существенных личностей среди мафии стало таким же естественным, как ходить на воскресные скачки. Некоторые даже не стеснялись делать ставки.       Тэхёну известен был этот щекотливый, тёмный взгляд брата, который с момента, как он вошёл в эту игровую комнату, вызывающе прожигал в нём дискомфортную дыру. Смутное напряжение от возникшей опасливой настороженности Тэхёна из-за давления, которое оказывал на него брат, стало заметным, когда он принял более скованное положение тела, перекинув ногу на ногу.       Молодой человек лихо обставил своих оппонентов с помощью блеф-ставок, вынудив оставить игру, в то время как Хосок руководствовался безотчётными манёврами и оставался равнодушным к картам.       За покерным столом в игре они остались один на один и не спешили вскрываться.       Хосок продолжал перекатывать между пальцами одну-единственную фишку, тогда как все остальные уже были поставлены на кон, но он не изменил спокойному расположению духа, ведь в руках у него безусловно счастливая комбинация — стрит-флеш*.       Тэхён сделал глоток из стакана с виски и лукаво прищурился.       — Неужели ты настолько хотел сыграть со мной в покер, что отозвал меня из Ирландии, куда ты сам же и отправил разобраться с делом о пропавшей партии амфетамина? — сказал он с усмешкой.       Неожиданно Хосок оборвал игру с фишкой, зажав её в ладони, и поднялся с места. Все присутствующие замерли с выжидающим волнением в жилках от того, что последует за тяжёлым, задумчивым молчанием, в которое погрузился их босс.       Хосок сунул фишку в карман брюк и принялся расставлять карты с чёрными крести в своей руке в порядке возрастания — от 6 к 10.       — Скажи, — глубоко вздохнул он, выдержав полагающуюся для драматичности момента паузу, кончив своё занятие, — что самое главное в покере?       Молодой человек заколебался, торопливо соображая в уме, ради чего брат откровенно испытывал его самоуверенную выдержку.       — Давай, говори, ну, — подбивал Хосок. — Как мой личный советник, ты должен знать, за что я ценю и уважаю покер.       — Расчётливость, — выпалил тот, судорожно выковырнув одну из неотъемлемых составляющих навыков этой карточной игры.       Хосок одобрительно вскинул брови, но выражение лица осталось непроницаемо бесстрастным. Ответ кузена его не удовлетворил.       Босс медленно обошёл сидящих и подошёл к Тэхёну, присев на край карточного стола. Его холодный взгляд встретился с напористым негодованием брата. Тэхён не понимал, чем вызвано было такое пренебрежительное отношение и провоцирующие, дерзкие нападки, словно Хосок стремился подстегнуть его достоинство в глазах его цепных псов, или...       Тэхён сглотнул и судорожно облизал губы. Хосок смотрел на него не как на объект насмешки, а как львица смотрит на шакала, который несёт угрозу жизни её молодняка.       Взгляд Хосока становился всё невыносимее. Он пронзал насквозь, холодил изнутри и... травил сердце Тэхёна оскорблённым, простодушным, ничтожным доверием. Но было в нём кое-что более сильное, чем ярость, и более страшное, чем тихая затаённая досада — то была хладная, мёртвая ненависть, какая постигается распятой на одре крайнего отчаяния душой.       Хосок склонился к уху Тэхёна и, помедлив мгновение, с плохо скрываемой горечью прошептал так, чтобы его сокровенное суждение осталось только между ними двумя:       — Я знаю, какие делишки ты проворачивал за моей спиной, братик. Ты переметнулся на сторону ирландцев, этих подонков Моран, которые сейчас выступают первыми в списке желающих поохотиться за моей головой, потому что я лично выловил ублюдков этой семьи, убивших мою мать, наказал их по всем неписанным законам моего не понаслышке тебе знакомого садизма, и с наслаждением слушал, как они захлёбывались своей кровью, умоляя о простой человеческой смерти. Только я никак не могу понять, мой милый Тэхён-и, что толкнуло тебя так унизить свою честь и честь твоей семьи. Метишь на моё место? Или хотел попробовать себя в самостоятельной жизни? — С искренней жалостью добавил: — Я знаю, что ты меня предал.       Он отстранился и вопрошающе всмотрелся в глаза брата, которые сквозили выразительным и непроницаемым спокойствием. Хосок умышленно надавил на самое глубоко уважаемое, что есть у настоящего гангстера — его гордость, прямо указав на то желаемое, что он видел в этом человеке. Он поймал его на ошибке и намеревался вызвать в нём чувство вины, и непомерное желание упасть в ноги и каяться в содеянной глупости.       Но Тэхён лишь нахально ухмыльнулся и произнёс, атакуя его беспроигрышным и самым что ни на есть подлым манёвром:       — В постели — ни разу.       Хосок сорвал издевательский оскал Тэхёна, схватив его лицо обеими руками и грубо рванув на себя для отчаянного, короткого, жёсткого поцелуя. Карты у обоих выпали из рук и усыпали покрытый ковролином пол.       Хосока обуревал гнев, отвращение и ужас невыносимой обиды, и он выплеснул своё неистовое безумие, рассадив зубами нижнюю губу заклятого врага своего сердца, чтобы тот ощутил его боль, его злобу, его гнев, потому что...       ...Тэхён отыграл своё, прогорел и сыграл в ящик, и все присутствующие с содрогающим потрясением осознали, что Хосок пустил в расход своего единственного человека, которому когда-то вручил колоду карт своей жизни и позволил сделать неудачный расклад, так или иначе приводивший одного или другого к трагическому итогу.       Хосок брезгливо отпихнул от себя лицо брата, выражая свою неприязнь, и скривил губы так, словно откусил от гнилого яблока. Тот откинулся обратно на спинку кресла, облизнув капельки крови с саднящей губы, и выразительно сплюнул через плечо на пол.       — Я сам, — холодно сказал Тэхён, услышав клацанье металлической заклёпки на кобуре у ближайшего к ним американца.       Опустив взгляд под ноги, Хосок задумчиво уставился на валявшиеся карты. В его голове рикошетом отбивались слова отца, сказанные сыну перед смертью: «Предавший однажды непременно сделает это снова, так что не смей давать спуску жалости. Ты теперь возглавишь семью, и никогда, слышишь, никогда не показывай своей слабости. Вожака лишь тогда уважает стая, когда тот одним только видом источает силу своего духа».       «Предательство карается убийством того, кто предал» — гласила заповедь семьи Чон, и в Тэхёне как-никак текли по венам святость к исполнению долга перед семьёй.       Он отбросил полы пиджака и достал из кобуры револьвер. Хосок, больше не удостоив его своим небрежным, удручённым взглядом, медленно удалился к своему месту, засунув руки в карманы брюк. В одном из них он вертел припрятанную фишку.       Тэхён ещё раз облизал «поцелуй смерти»** с воспалённых страстью брата губ и проследил за тем, как до нелепости трогательно Хосок облокотился по другую сторону о стол, церемонно предоставив ему наблюдать его напряжённую спину в тяжёлом, гнетущем смятении, и отказался созерцать приносимую Тэхёном жертву во имя семейного кодекса, пусть он и стал его отступником.       — Предательство, — произнёс Тэхён с насмешкой, не сомневаясь, кто к нему прислушается. Хосока коснулась скрипучая, «шершавая» трель прокручивающегося барабана. — Покер — это предательство твоей слепой уверенности в том, что у тебя нет слабостей. Если бы ты видел все карты своих противников, действовал бы ты той же комбинацией, которая предполагала, что все карты будут скрыты? Ты бы проиграл, потеряв бдительность. И наоборот: если бы противники видели все твои карты, ты смог бы манипулировать ходом игры, и в девяносто девяти процентах остался бы в выигрыше. Но даже сейчас ты боишься повернуться ко мне лицом. Я хочу, чтобы ты понял, как важно видеть карты своих противников и открывать свои комбинации. Тогда ты выиграешь.       В момент стремительно взведённый курок — и выстрел. От внезапного резкого залпа натянутые нервы Хосока, что отдавались тревожным мандражом на кончиках пальцев рук, дали осечку, и он вздрогнул, прикрыв опустошённые глаза, а по его загривку пробежало леденящее, сокрушающее, непростительное чувство измены.       Подавив в себе что-то похожее на тошнотворные остатки боли на сердце — саднящее, всё ещё тепло кровоточащее точно, как рана на остывающей губе целованного покойника, — он натянул непристойно-яркую улыбку и вытащил из кармана фишку, зажатую между пальцами. Босс приподнял её к свету и, опьянённый порывистой тенью тоски, сказал:       — Сыграем ещё разок? Примечание: *Стрит-флеш — редкая, сильная комбинация в покере. Собрав стрит-флеш, можно смело рассчитывать на победу. Участник, на руках у которого оказывается самая сильная комбинация, забирает денежный приз. **Поцелуй смерти — особый сигнал, подаваемый боссами мафии или главой «команды» и означающий, что этот член семьи стал предателем и должен быть убит.