Идиотская ситуация, которая невидимым образом продолжается вокруг меня, как муравейник, расползающийся глубоко под землей со множеством каналов в тысячи других жизней, о существовании которых я не подозревала, в которой и вы могли бы появиться лишь однажды, попивая рядом кофе или как очертание проезжающего транспорта или свет окна в сумерках. Одним словом — жизнь после смерти.
Брехня, если честно. Я вот убиваю людей без раздумий, потому что это — моя работа. Сомневаюсь, что после этого я попаду куда-то, кроме как в Ад. Уверенна, что в подземном царстве я стану настоящей королевой, свергнув с трона Сатану. Думаю, у меня грехов больше, чем у кого-либо другого. Правда уж, гордиться тут нечем.
Что поделать, но запах крови и её же пятна на теле и одежде, уже профессиональная привычка. Моя любимая страна взрастила меня наёмницей, при этом иногда не доплачивая деньги за выполненную работу. Иногда у меня появляется желание и начальников своих застрелить. Кстати говоря, под словом «любимая» я ничего не имею ввиду. Для меня это лишь набор букв, складывающееся в определённый термин. «Ненависть», «дружба», «сочувствие», «благодарность», «боль», «страх» — можно продолжать бесконечно, верно? Для меня это лишь термины, смысл которых я вряд ли когда смогу понять. Эти чувства не под силу почувствовать убийце, вроде меня. Наверное, тут стоит добавить «к сожалению». «К сожалению, не смогу почувствовать» — да, так определённо звучит лучше.
Но, к прочему, один термин я смогла понять. «Вина». Вина за отнятые жизни ни в чём не повинных граждан, и моей, и чужих стран. Просроченная задача, назойливое чувство вины, надвигающееся в бесформенное будущее — мертвяки вряд ли когда простят меня — которое крутится надо мной в течение дня, клюет подсознание, пока я пытаюсь уснуть, которое я могу игнорировать неделями, только чтобы почувствовать присутствие парения за окном, ожидающее, пока я не закончу пить кофе, тихо размышляя, как же провести следующее убийство.
О жизни и смерти можно размышлять бесконечно долго, так и не придя к какому-то определённому выводу. В любом случае, я считаю, что должен жить тот, кто сильнее. Либо отнимаешь ты, либо отнимают у тебя — в данной ситуации отнимают жизнь. Это устойчивое правило, с которым живёт каждый убийца. Как икона, к которой приходят молиться и исповедоваться. Если человек умирает, значит он слаб.
«Люди умирают, потому что они слабы» — так говорит мой начальник. Я немного не согласна с этим. Когда мы рождаемся — мы априори слабаки, которые не то, что ходить не могут, а не могут есть без помощи женщины, которая позволила тебе появиться на свет. Если удел слабых — смерть, то никто бы не жил на Земле. Начальнику я, разумеется, говорить об этом не стала: а кто бы хотел остаться без премии?
Очередной рабочий день. В планах у меня было провести его, протирая штаны за рабочим столом и кипой отчётов, но в данный момент я устроила свою пятую точку в кресле частного самолёта, держащего курс в Японию. Под ногами сумка с оружием: парочка автоматов, моих любимых скарлайтов, десяток ножей, пять гранат, три пистолета и тысячи патронов. Стандартный набор девушки в любую поездку.
Если без шуток, то это очередное задание по ликвидации влиятельного бизнесмена, отказавшего в перевозке боеприпасов в мою страну. Нет — значит «нет». Почему его хотят убрать мои начальники — одному Богу известно. Но мне сказали ликвидировать, а значит отказаться я не могу, какой бы не была причина отказа этого бедолаги. Миссия есть миссия. Я лишь убийца — сказали выполнить и я это делаю. Никаких личных счётов.
Несколько часов перелёта и заветная посадка в аэропорту Токио. На таможне никаких проблем не возникло: спасибо начальству за поддельный сертификат о перевозке оружия. Всё надёжно спрятано в большой спортивной сумке, поэтому мимо проходящие люди от меня не шарахаются. Было бы забавно идти и видеть испуганные лица прохожих, принимавших меня за террориста. Да, было бы весело.
Просторный зал ожидания с тысячами таблоидов с номерами рейсов ужасно резал глаза. Приходилось щуриться, опуская голову вниз, но это и не помогало — плитка была настолько сильно отдраенная, что весь свет без проблем отражался. Чёртова Япония со своей идеально-стерильно-раздражающей чистотой.
Быстрыми шагами пересекла весь вестибюль и остановилась у дверей с предположительной надписью «выход». В японских иероглифах я не разбираюсь, как-то не было повода изучать. Но на руку то, что разговорные фразы я знаю и это сильно помогает в общении с местными. Да и была у меня парочка зачисток в Японии, вот начальство и заставило меня вызубрить язык, отказавшись выделять переводчика.
Двери самостоятельно раскрылись и я, наконец-то, оказалась на улице. Перекинув сумку на плече поудобнее, я стала глазами искать нужную машину с водителем, которая довезёт меня до нужного места. Начальство смиловалось и подключило своего удалённого подчинённого помочь. Мне казалось, будто я прошла несколько километров по этой нескончаемой парковке, когда перед носом проехала чёрная тойота… с номерами нужного мне автомобиля. Проехала и остановилась в метрах пятидесяти оттуда, откуда я только сюда пришла.
Я аккуратно поставила сумку на асфальт и развернулась. Легким движением достала мобильник и, не смотря на экран, нажала на вызов. На том конце провода ответили моментально.
— Здравствуйте, где вы? Машина вас уже ждёт.
— Будьте так добры, не опаздывайте больше и вернитесь туда, откуда приехали. Я стою на середине дороги и вы, кстати, чуть не сбили меня.
В динамике послышалось смущённое, как мне показалось, «ой» и я сразу же увидела, как припаркованная, парой минутами ранее, тойота стала выезжать. Ровно десять секунд и машина остановилась рядом со мной, а шофёр вылетел из неё пулей, учтиво открытая передо мной дверь в салон. Молодой мужчина попытался забрать у меня сумку и убрать в багажник, но пришлось отказаться. Он настойчиво попытался это сделать, поэтому мне пришлось аккуратно намекнуть, что если он уберёт её, то мы можем подорваться по пути, наши тела разорвёт на мелкие ошмётки, а машина не будет подлежать восстановлению. Мужчина, судорожно взглотнув, тут же отдал сумку обратно мне, и поспешил сесть за руль. Я сдержанно поблагодарила его и, криво усмехнувшись, села на пассажирское кресло.
По пути до компании, в которой заправляет тот человек, которому сегодня суждено умереть, я занялась полезным делом — проверяла и перезаряжала своё оружие. Шофёр же нервно вёл автомобиль, изредка кидая на меня косые взгляды. Хорошо, что молчал и не пытался завести диалог, как это пытаются сделать другие водители.
Спустя час я уже стояла перед высоким небоскрёбом. Что же, наверняка эта игра будет неинтересной и вся охрана здания даже не в курсе, что я буду тут. Моё начальство очень хитро поступило, кинув в глаза этому бизнесмену смиренное соглашение с отказом, а на деле прибежали ко мне, приказав избавиться. Эх, люблю свою страну! Ах, да. Наверное, всё же не люблю.
Достав из сумки два пистолета, я ворвалась в здание, сразу же ликвидируя охрану первых этажей. Моя же цель находится на пятидесятом. Двух убила точными выстрелами в голову, остальных куда попало.
Придётся попотеть, но цель оправдывает средства. Игра началась!
***
Зажав рану на животе, я с трудом шла по пустому этажу здания, украшенному телами работников. Мёртвыми, разумеется. К слову, всё вышло более трагичнее, чем я предполагала.
Охрана была в курсе, что я приду, поэтому они поставили основные силы на последних этажах, где и находилась моя цель. Да, я просчиталась. Моя работа не позволяет мне ошибок, но я её совершила и поплатилась за это. Встретившись с охранниками, мне пришлось отхватить по полной. Их было очень много, поэтому я заранее уяснила исход этого задания. Кажется, оно будет моим последним.
Кровь потоком хлестала из огнестрельной раны, и рукой остановить её не являлось возможным. Вся одежда ей пропиталась, издавая противные хлюпающие звуки. Я бы с радостью закрыла уши, но на одной руке отрезало пальцы, а другая придерживает рану. А ещё это невыносимо больно. В глазах мутнеет, а ещё начинает противно щипать.
Это что, слёзы? Видимо, нет… я не помню, когда плакала в последний раз. Интересно, из-за чего плачут те, кто скоро умрёт? Из-за скорой смерти или из-за боли?
Ноги подкосились, не выдерживая, и я свалилась рядом с какой-то женщиной, с аккуратным выстрелом во лбу. О чём она думала перед смертью? О семье? О доме, где её ждут любимые люди? Или же о работе, домашнем любимце или цветах? А о чём же думать мне?
Кровь из огнестрела стала вытекать более интенсивно и я, сжав от боли зубы, перевернулась на спину, всё также зажимая рану. Где-то в конце коридора послышался топот охранников, но моя туша отлично смешивается с остальными трупами, поэтому они меня вряд ли засекут. По телу, словно вязкая жижа, распространялась какая-то тяжесть и усталость. Захотелось прилечь поспать. Так в боевиках и происходит: раненый боец хочет спать, а товарищи не дают ему это сделать, ведь тот точно умрёт, если уснёт. Только у меня товарищей нет, также как и надежды на спасение.
Веки потяжелели. Словно свинцом налились. А удерживать себя в сознании у меня больше не хватает сил. Холод проникает всё глубже, поселяясь в душе, лишает надежды и веры. Но и вместе с этим приходит смирение и какая-то необъяснимая лёгкость… словно умерев, все те души, что я забрала, простят меня. Что-то подходящее на радость мелькнуло в моих глазах, когда я поняла, что мне больше не нужно быть убийцей.
Всё, тут заканчивается мой путь, моя жизнь. Теперь я свободна. Но всё-таки, что же ждёт меня после смерти? Рай? Возможно, параллельный мир, если таковой существует? Какое-нибудь перепутье? Или же Ад? Однозначно, Ад. Но может, после смерти ничего и нет, мне это только на руку.
Изменила бы я свою жизнь, если бы мне дали второй шанс? Думаю, да. Я бы отказалась от ремесла убийцы, завела бы семью, нашла хорошего мужа. А сейчас ко мне на похороны никто не придёт, и начальство скорее всего тоже. Семьи-то нет. И могилу навещать вряд ли кто будет. Она наверное будет безымённая даже; что-то мне подсказывает, что начальнику не хочется тратить лишние деньги на достойные похороны своего подчинённого.
Раньше бывали дни, когда я чувствовала, что колодец пересыхал. А сейчас я перестала понимать, за что всю жизнь так яростно сражалась. За нацию, которой плевать? О, да. Именно за неё и за деньги. Оказавшись заживо погребенной под заботами повседневности, заказными убийствами и прочим, думала, сколько сама еще протяну. Удивительно, что протянуть так можно гораздо дольше, чем кажется. Но мы не знаем, сколько именно.
Из груди вырвался тихий болезненный стон. Интересно, сколько из семи литров крови моего тела осталось сейчас? Четыре? Три? Хотя, какая разница.
Интересно, кто-нибудь хочет увидеть меня в последний раз и извиниться? Кто-нибудь будет скучать по мне? А говорить хорошие и лестные вещи будут? Не важно… Могильному камню в глаза не заглянешь и прощения у него не попросишь.
Моя работа выматывала и требовала полной отдачи, но все в ней было понятно и логично. Убивай или будешь убит. Если на работе все делать правильно, то все пойдет по плану, но если ты просчитался хоть в маленькой детали, то вовсе не факт, что не случится ужасного. В итоге, я лежу среди трупов и совсем-совсем скоро умру.
У меня даже нет каких-то слов, чтобы сказать напоследок. Да и не кому. Только сейчас я поняла, насколько была одинокой. У меня даже кота нет. Одиночество — невидимая болезнь. Странно, но мне она нравилась.
Я плохо понимаю ценность времени, но сейчас отчётливо чувствую, как оно от меня ускальзывает. Наверняка, начальник скажет что-то вроде «воспринимайте это как долгосрочный отпуск, а теперь ищите замену!». Да-да, точно так он и скажет.
Подо мной уже внушительная лужа алой крови. Я не чувствую ни ног, ни рук. Обрубки пальцев левой руки даже перестали кровоточить. А сама рана словно замёрзла. Чёрт, и почему я хочу побыстрее отключиться? Жуткая, покинутая атмосфера места, которое было переполнено людьми, а теперь оно заброшенное и тихое. Умереть среди людей, убитых моей рукой — подходящая смерть для наёмника, вроде меня. Разве нет?
Я только закрыла глаза, как надо мной раздался слащавый голос какого-то охранника-японца. Он сказал что-то вроде «прощайся с жизнью, грязная сука» и посмеялся. Это обзывательство должно меня задеть? Наверное, да. Плевать. А затем выстрел в голову. Мою голову. Хотелось бы посмотреть на это со стороны, но…
Я умерла.
