Шут и королева

      Я точно знала, что умерла. Я была в этом уверена. Ощущала, как моё сердце перестало биться. Готова к самому жаркому месту в Аду.       Но оказалась я в каком-то длинном туннеле без освещения. Тут не было никаких запахов, никаких звуков, никого, кроме меня. Целой рукой нащупала рану: она всё ещё есть. Также как и пальцев на левой руке нет. Мне не больно. Я ничего не ощущаю. Только вот, я не знаю, что должна делать дальше. В фильмах, людей после смерти встречает проводник в мир иной. В книгах тоже. А тут никого. Я делаю широкий шаг вперёд. Думала, что услышу какое-либо эхо, но тут лишь звенящая тишина. Либо я оглохла? Второй шаг, за ним третий. Такими темпами я прошла неизвестное количество времени, которое тянулось здесь иначе. Оно растягивается в бесконечное ожидание того, что меня ждёт в конце.       Когда заплываешь в темный туннель, рано или поздно наступает момент, после которого уже не хватит дыхания вернуться назад. Тогда мне остается только плыть вперед, в неизвестное… и молиться, чтобы там оказался выход. Только куда ведёт этот выход — ни я, никто другой не знает.       Знаете выражение «свет в конце туннеля»? Так вот, в конце концов, я пришла ни к этому свету, а к расплывчатой картинке. Сначала она была совсем мутная, но с каждым шагом становилась чётче. Когда я оказалась совсем близко, сумела разобрать, что же творилось. И это заставило меня… испугаться? Шокироваться? Впасть в ступор? Я не знаю, как объяснить то, что я испытывала. Но одно я могу сказать точно — это ужасно.       Какой-то тёмный тупиковый переулок. Много мусора: стеклянные бутылки, пакеты, остатки еды. Вокруг огромные крысы с длинными хвостами. Грязные лужи. Но не это заставило меня испытать чувство, схожее со страхом. Всю эту картину делало кошмаром то, что двое людей в масках ели молодую девушку. Они вырывали из неё органы, заталкивая их в свои рты. Отрывали руки, обгладывали пальцы. А она лишь… она плакала и ничего не могла сделать.       Я почувствовала рвотный позыв, но сумела его сдержать. Прикрыла рот ладонью, отчаянно зажмурив глаза. Что за изощрённый способ убийства? Каннибализм… это же настолько аморально. Эти люди — они явно с психическими отклонениями. Я бы так хотела помочь ей, но это не в моих силах.       Несколько минут, а может даже часов, я наблюдала за этим. Зрелище не для слабонервных. Пожалуй, это самое ужасное, что я когда-либо видела. Повсюду кровь, органы и снова кровь. Когда люди в масках закончила свою «трапезу», они молча встали и ушли. Просто обошли мёртвое изуродованное тело девушки и ушли. А у меня не было слов. Неужели такие монстры живут на планете? Почему я всю жизнь убивала тех, кто не совершал такие поступки? Почему меня не заставляли убивать таких ублюдков, как эти?!       Я хотела развернуться и уйти. Не знаю куда, но мне хотелось перестать смотреть на этот ужас. Однако, меня остановил тихий сиплый голос. Я обернулась, удивлённо вскинув брови. Та девушка, над которой жестоко издевались, пыталась пошевелиться. — Помоги мне, — изо рта падали сгустки крови и ошмётки собственных органов, — Помоги…       Я посмотрела в её глаза и замерла. Они были необычные, как у всех людей. Красный светящийся зрачок и чёрная склера, а вокруг глаз расползались как будто трещины красных и чёрных цветов. Никогда такого не видела… Из них текли слёзы, становившиеся алыми от крови. Я сделала судорожный шаг вперёд и протянула к девушке руку. Её чёрные длинные волосы были измазаны в грязи, слизи органов и крови. Прилипали к лицу, к бледно-розовым губам, алая помада на которых была смазана. Как же она ещё жива? С такими ранами… это невозможно! — Ты видишь меня? — тихо спросила я, присев рядом.       Сейчас я должна быть чем-то вроде призрака, да и те двое меня не увидели. Тогда как? Я не успела понять, как оказалась в этом самом переулке. Не заметила, как у правой ступни уселась крыса, пытаясь укусить за палец. — Помоги! — выкрикнула она и резко схватила меня за ладонь.       На этот раз реакция подвела. Девушка зубами вцепилась в мою руку, пытаясь оторвать кусок плоти, но… но она отключилась. Тело обмякло, челюсть расслабилась и она произвольно отпустила меня. Голова с глухим стуком встретилась с асфальтом. Должно быть, мне сейчас очень страшно, но рабочие привычки всё ещё остались при себе.       На руке красовался глубокий укус, но было странным то, что я не чувствовала боли. Механическим зазубренным движением приложила два пальца к шее незнакомки, проверяя пульс. Результат меня не удивил. — Мертва, — вслух подтвердила я.       Я посмотрела в её лицо, искажённое в гримасе боли и отчаяния. К слову, глаза этой девушки приняли нормальный вид: обычные карие, помутневшие из-за смерти.       Неожиданно мою голову прострелила сильная боль. Я потеряла равновесие, упав прямо в лужу, и схватилась за виски. Она была настолько нестерпимая, что заставила громко замычать сквозь стиснутые зубы. В ушах раздавалось пищание и какой-то гул. Много голосов, говорившие на непонятном языке. Я не могла ухватиться ни за один, чтобы понять смысл. Всё бессвязное, непонятное и странное. Перед зажмуренными с силой глазами мелькали картинки людей; они тоже были в масках. Большинство в клоунских, которые выглядели жутко. Но один человек был в другой маске — она, словно плоское лицо, со множеством швов и вышитыми крестами заместо глаз.       Все эти картинки менялись, были расплывчатыми. Толком ничего разобрать не получалось. Я попыталась сосредоточиться сквозь боль на их голосах. Детские, мужские, женские… Японский. Они говорили на японском языке. Много усилий пришлось приложить, чтобы вспомнить свой запас выученных слов. Удалось разобрать лишь несколько из того потока, что лился изо ртов людей в масках.       Смерть.       Убить.       И «Безликий».       Так обратились к тому человеку, у которого была белая плоская маска. Это прозвище? Или имя? Головная боль понемногу утихала. Картинки стали меняться интенсивнее: на одной тот «Безликий» снимает маску — он мужчина с длинными волосами и выбритыми висками, с такими же ненормальными глазами, как у этой сожранной девушки — на другой снова кто-то кого-то поедает, и затем та самая девушка, которую убили на моих глазах. Она тоже в клоунской маске. «Безликий» подошёл к ней. Снова голоса. Много голосов. Попытка сосредоточиться на голосе длинноволосого мужчины. Он говорит: «Куроме», — обращаясь к этой девушке.       Значит, её зовут Куроме.       А после всё исчезло. И картинки, и голоса, и головная боль. Я аккуратно раскрыла глаза. Передо мной всё также лежал обглоданный труп. Что же за чертовщина тут происходит?!       Я упёрлась руками об асфальт, усаживаясь на колени, а затем, пошатываясь, поднялась на ноги. Нужно уходить отсюда. Но куда? На секунду моргнув, я открыла глаза, но передо мной уже не было ни того переулка, ни трупа девушки. Лишь темнота. Пару минут я стояла на месте, а затем почувствовала, как стремительно стал кончаться кислород. Я схватилась единственной здоровой рукой за горло, хватая ртом воздух, и снова упала на колени. Сознание стало ускальзывать, а глаза закрываться. Меня интересовал лишь один вопрос, перед тем, как я во второй раз умирала: какого хрена тут творится?       Может быть появится столь добрый человек, которой соизволит всё объяснить? Лично я, почему-то, очень сомневаюсь…

***

      Ни одно из переживаний не имеет ценности и смысла, потому что его ценность и смысл исчезают вместе со смертью. Сразу же. Это значит, что прекрасных мгновений нет. Хотя бы по той причине, что ни одно из них не останется навсегда, как бы я этого не хотела. Любое мгновение пропадёт, растворится в памяти, и мы — люди — это просто череда обречённых мгновений. Я склеила из двух знаменитых изречений универсальную мудрость: Ты есть это. И это пройдет. Исчезнет, рано или поздно.       Умереть целых два раза. Необычно, да? Но вот так получилось и я не переживаю. Однако, посчастливилось мне или нет, я очнулась и в третий раз. Если Бог есть, то он любитель поиздеваться над людьми.       Кто-то усердно ощупывал меня, что-то бубня под нос. Что-то непонятное и снова на японском. Я поморщилась, но глаза пока не открыла. Прислушалась ко внутренним ощущениям и поняла, что снова чувствую боль, причём во всём теле, и сильный голод. Желудок аж сводит, правда это ничто, по сравнению со всем остальным.       Я почувствовала, как мои щёки сильно сжали. А затем громкий радостный голос. Мужской. Я приоткрыла глаза и поняла, что лежу на земле. Перед глазами удаляющееся ночное небо; звёзд не видно совсем. Мужчина, который держал моё лицо, отвернулся. Я приложила все усилия, чтобы перевести то, что он сказал. — Киджима-сан, она живая! — не понимаю, что происходит, и почему столько радости.       Значит, их двое. Они знают меня? Среди японцев у меня нет знакомых. Подмога? Вряд ли. Я ведь мертва.       Незнакомец снова посмотрел на меня, но, встретившись с моим взглядом, театрально прикрыл ладонью рот. На этот раз его голос стал испуганным. К слову, в его манере и поведении чувствовалась некая фальшь. Возможно, мне просто кажется. — Киджима-сан, она гуль! Что же нам делать?! — вскрикнул он и отнял руку от моего лица.       Гуль? Кто это? Или «что это»?       Я лежала, не шевелясь. Пока рано что-то предпринимать. Тайком разглядывала мужчину над собой, правда, он это, видимо, заметил. Но ничего не сказал, дожидаясь ответа от своего товарища.       У него выразительные глаза карминового оттенка, а под правым маленькая родинка; тонкие длинные брови; чёрные волосы уложенные налево; взгляд любопытный и немного ироничный; он стройный и, наверняка, высокий. Он словно дьявол — невероятно красив, но я уверена, что он опасен.       Я скосила глаза в сторону, когда заговорил некий Киджима. — Что за глупый вопрос, Фурута-кун? — не знаю, насколько точен перевод, но в последних словах я точно не ошиблась, — Конечно же убить, хи-хи…       Голос у второго скрипучий, а ещё такое мерзкое хихиканье в конце. Перспектива быть убитой в третий раз меня не особо радовала, поэтому я, оттолкнув от себя, как теперь знаю, Фуруту, быстро отползла в сторону. Опасливо сощурившись посмотрела на них обоих. Киджима оказался полной противоположностью своего, наверное, коллеги: обезображенное круглое лицо, словно бы из разных лоскутов кожи, и глаза… пустые, тоже круглые, разных размеров. Кажется, левый глаз вообще является вставным. И заместо правой ноги у него протез. От него я тоже чувствовала опасность. Кто они такие? — Кто вы? — довольно холодно спросила я, решив долго не тянуть с вопросами, а сразу прояснить ситуацию. Разумеется, пришлось воспользоваться знаниями японского языка.       А ещё… я не узнала свой голос. Он был как будто чужим, бесцветным и, вместе с тем, властным. Но я точно знаю, что где-то его уже слышала. Помимо информации о том, кто эти двое такие, у меня было ещё несколько вопросов, которые я тоже решила задать. — Кто такие гули? И почему вы хотите меня убить? Разве мы знакомы?       До первого встречного вопроса кажется, что у меня все под контролем. — Издеваться решила, гуль? — с явной раздражённостью спросил тот, кого зовут Киджима, — Фурута-кун, оставляю её тебе.       Что это могло значить? Стараюсь вести себя спокойно. Никакого учащенного пульса. Серьёзно смотрю на Фуруту, который, почему-то, не предпринимает никаких действий. Возможно, стоит вести себя вежливее? Людей располагает к себе вежливость, пусть и напущенная. Напрягаю извилины, вспоминая видео-уроки японского языка. Не уверена, что строю предложения правильно, но ничего. — Извините, Фурута-сан, Киджима-сан, — уважительные суффиксы, так вроде? — Прошу, ответьте.       Всего немного времени уйдет на разговор. А дальше только бежать. Сомневаюсь, что смогу сражаться. Да и оружия у меня нет. — Киджима-сан, вам не кажется… — голос Фуруты звучит обыденно, совершенно естественно, с присущей толикой критичной оценки или короткой усмешки. — Тут была битва, — задумчиво протянул Киджима, перебивая коллегу, ковыляя мимо Фуруты прямиком ко мне, — Пока не будем её убивать, Фурута-кун. Ты состоишь в какой-либо группировке? — этот вопрос уже был обращён ко мне. — Группи-ровке? — по слогам повторила я, придя в некое замешательство, — А что они делают? — Ты гуль-одиночка? — не обращая внимания на мои вопросы, продолжил Киджима.       Это точно допрос. Он подошёл совсем близко, заставляя меня сильнее отползти. Правда, почти сразу я упёрлась в преграду в виде стены. Это заставило меня нервно оглядеться по сторонам. И тут я поняла одну вещь… мы находимся в том самом переулке, где сожрали ту девушку. Тот же мусор, крысы и пятна крови, которые я увидела только сейчас. — К-кто такие… эти гули? — дрожащим голосом спросила я, не поднимая голову на стоящего надо мной изуродованного мужчину.       Ответ не находится сам собой. Наверное потому, что ему проще промолчать и продолжить допрос. — Как тебя зовут?       А теперь я полностью потерялась. Взгляд упал к собственным рукам, на которых все пальцы на месте, и которые меньше по размерам, чем до этого. Затем проскользнул по худым ногам, а на бедре был откусан кусок плоти. В груди был дыра, и длинные, слипшиеся от грязи, чёрные волосы струились по плечам. — Что за… — чуть слышно на родном языке произнесла я, подползая к луже под ногами Киджимы.       За долгие годы я впервые почувствовала настоящий страх и удивление. Потому что в отражении грязной воды на меня смотрела не я, а та девушка, которую зверски сожрали! И в этом отражении на меня смотрели те самые глаза, с горящими алыми зрачками и чёрной склерой. Паника, непонимание, смятение и замешательство заполнили собой все мысли, не давая здраво мыслить и думать, какой же шаг делать дальше. Я пальцами притронулась к чужому лицу, проводя по бледным губам, острым скулам и узким глазам.       Почему же в чутком взгляде Фуруты вдруг читается какое-то иное чувство, похожее на моё собственное замешательство? — … говори уже, — требование суровое, заставившее меня вскинуть голову наверх. — Прошу, поверьте мне, — тихо попросила я блеклым голосом, — Единственное, что я помню, что меня зовут Куроме, — вроде бы, в тех странных воспоминаниях, её назвали так…       Значит, теперь я — некая Куроме, которая ещё и неизвестный для меня гуль. Почему я в её теле? Почему её, а если точнее, то теперь меня, хотят убить? И те странные картинки… неужели они были её воспоминаниями? Я точно знаю, что умерла один раз. Но второй раз… неужели, как в фильмах, произошло переселение души? Невозможно! Или всё-таки возможно? И это место… мой ли это мир? Либо же параллельный?       Столько вопросов и не единого ответа. Значит, придётся жить жизнью этой Куроме и узнавать, кто и что я такое. А эти двое… помогут ли они мне разобраться? Можно ли им доверять? Твою же мать, и как меня засосало в такое болото?! Остаётся воспользоваться шпионскими навыками и разузнать всё, а для этого придётся… — Я не знаю, кто я! Я не знаю, как оказалась тут и почему вся в крови… Прошу Вас, помогите мне, — …придётся немного поныть.       Как же я ненавижу это. Но умирать в третий раз, правда, не хочется. Уж слишком мерзкие ощущения. Придётся обманывать. Главное не просчитаться как в тот раз. — Фурута-кун, мне кажется, она не врёт, — с лукавой улыбкой протянул Киджима, пристально глядя на меня. — Бесспорно, Киджима-сан, — в ответ заулыбался он, подходя к коллеге в припрыжку, — В академии нас учили распознавать ложь по мимике. Она точно не врёт. — А какая главная цель нашей работы, Фурута-кун? — в очередной раз спросил изуродованный мужчина, улыбаясь ещё шире. — Убивать гулей. — Вот это дилемма, не так ли? И всё-таки я считаю, что от тебя будет польза, — он подал мне руку, облачённую в чёрную кожаную перчатку, — Идём с нами. Думаю, у CCG будет довольно много вопросов к тебе. Возможно, тебя убьют, так что будь готова, — многое я не смогла разобрать, но мне не оставалось ничего, кроме как схватиться за его руку, соглашаясь со всем.       Вряд ли стоит доверять этим людям, но пока они единственные, кто хоть что-то знает о моём новом происхождении. И я не могу потерять шанс узнать об этом больше.       Мой взгляд мазнул по Фуруте, который что-то доставал из кармана. Толком ничего не успела понять, как он, с необычайно довольным лицом, заключил мои запястья в наручники. — Не вздумай сбежать, — он мило улыбнулся, а в глазах мелькнул какой-то странный, настороживший меня, огонёк, — Иначе я убью тебя. — Я не собиралась, — равнодушно, — Вы единственные, кто может мне помочь… — Никогда не встречал гуля, не желающего нас прикончить, хи-хи, — скрипуче сказал Киджима, ковыляя к выходу с переулка, — Ценный экземпляр. К тому же беспамятный. Лепи — не хочу.       Если бы мне сказали, что вскоре я стану личной куклой этих двоих, и некого CCG — я бы не удивилась, ведь в прошлой жизни я уже проходила через это. Умение выживать и не показывать синяки, оставленные на шее, сгибе локтя или на внутренней стороне ног, наверняка пригодиться и в этой жизни. Быть правой рукой долбанутого маньяка, как в будущем будут поговаривать иногда шёпотом, — это подпевать гимну чужого величия.       И что-то мне подсказывает, что этот самый маньяк точно знал бывшую обладательницу этого тела. Уж слишком пристально он на меня смотрит.