***
К концу подходил второй час занятий, когда к ним в аудиторию зашел Роберт Баратеон. Лично. — Могу я поговорить с родичем? — это был вопрос, но заданный таким тоном, что ему нельзя было отказать. Да и кроме того, кто откажет Министру Магии? Джейме закатил глаза, а Робардс нахмурился. — Да, разумеется, господин Министр. Джейме недовольно встал из-за стола и последовал к выходу. Они отошли на несколько шагов от двери, и только тогда он заметил, что Баратеон был чем-то озабочен. Даже встревожен. Даже напуган. — Послушай, — торопливо начал он, — сейчас прилетел ворон из Красного... — Да, это у них нововведение такое. По ночам совы, днем вороны. — От мейстера. У нее, кажется, начались роды... С лица Джейме тут же пропала нахальная насмешка. —... Они просят меня приехать, а у меня сегодня одно совещание за другим! Как назло! Ну что вот она, не могла до вечера потерпеть? — Роберт чуть ли не хватался за голову руками. — Короче, езжай ты. Я приеду, как только освобожусь. — Я?! — это было единственное слово, которое он успел подобрать, хотя уже почти пришел в себя от этой новости. — Чем я там помогу? — А я чем?! — Я, в конце концов, тоже занят... — попытался настоять Джейме, но уже знал, что это будет бесполезно. — Так, давай без разговоров. Я здесь все улажу, скажу, что ты по моему поручению, — Роберт и сам был не рад, но ехать к жене, очевидно, хотелось еще меньше, — и приглядишь там за всеми. Знаю я этих врачевателей... Джейме откинул волосы со лба. — Как угодно. — Он решительно вернулся в кабинет и забрал свои вещи, под ошарашенные взгляды «братьев» и Гавейна Робардса. Баратеон не обманул — из-за его отлучки проблем действительно не возникло. Но это он узнал потом, через неделю на этом же занятии, а пока он несся к главному входу Красного замка, грозясь переломать ноги. Их мальчик скоро появится на свет. Когда после дня рождения они вернулись в Лондон — она — домой, а он главным образом за вещами, решив поставить родителя перед фактом — все снова вернулось на круги своя. Джейме был собой очень горд: он заставил сестру вымаливать прощение за испорченные именины целую неделю, и даже по ее прошествии то и дело напоминал ей о ее промахе. Было очень необычно оказаться на ее месте. Серсея очень старалась; совсем не перечила, не издевалась, окончательно отлучила мужа от супружеской постели. Он стоял за дверью его кабинета, и еле сдерживал смех, когда с рогов оленя стекала лапша: «Милый, так ведь сказал мейстер. Мы должны думать о малыше!» Умора. Знал бы он, что третий триместр ничему не помеха... Баратеон особо и не настаивал — у него были свои присмотренные развлечения. Но он был настолько туп, что даже не спросил подтверждения у Пицеля, их семейного мейстера, и слава Богам — неизвестно, что бы он тогда умозаключил. Мыслительные процессы не его конек, но тут не надо быть Макгонагалл и обладать какой-то невероятной проницательностью. Их счастье, что у Роберта не было даже среднестатистической. Последний день сентября. Надо же, как чудно, подумал он, торопливо поднимаясь по лестнице и успев взглянуть на часы в пролете. Десять утра. Нет, все-таки, и как можно быть таким идиотом, чтобы отправить его... За дверями ее спальни было слышно несколько голосов — четыре как минимум — и он уже почти схватился за ручку, когда оттуда вышла какая-то незнакомая ему женщина. Она оглядела его сверху донизу и торопливо выплюнула: — Вам туда нельзя. — Я ее брат, — вполголоса начал Джейме, желая добавить, что его прислал ее муж, но эта пухлая, здоровая, дородная тетка его перебила. — Да хоть сват! Думаете, я не знаю, кто Вы? Очень даже знаю, но это ничего не меняет. Вам... — И это Вы меня остановите? — Теперь перебил он, улыбаясь и опуская руку в карман за палочкой. Она уловила его жест и сделала шаг назад, ударившись спиной о закрытую дверь. — Вы не посмеете, — констатировала она, впрочем, не слишком уверенно. — Отчего же? Вы стоите у меня на пути. Один волшебник тоже однажды совершил подобную ошибку. Знаете, — ему вдруг захотелось поиздеваться и пофилософствовать, поэтому он с псевдо задумчивым видом потер подбородок. — В первый раз в Азкабан я так и не попал. Может, во второй раз повезет больше? — Боги всеведущи и Вас накажут, — пробубнила она, открывая дверь и придерживая ее для него. Он оставил ее заявление без комментариев и шагнул в комнату. День был не самый солнечный, но из-за закрытых штор в комнате стоял настоящий полумрак. Первое, что он заметил — это что в комнату принесли стол, на котором теперь стоял таз с водой, лежали чистые полотенца, какие-то флаконы с этикетками и разные металлические приборы. Джейме передернуло. Потом он увидел ее. Серсея лежала на кровати, в своей ночной рубашке, и рядом на тумбочке он заметил поднос с недоеденным омлетом — кажется, их мальчик не дал ей закончить завтрак. Про себя он улыбнулся этой мысли, пока пробирался к ней сквозь мейстера Пицеля и еще двух акушерок. — Сэр, Вам нельзя здесь находиться... — Я ему то же самое сказала! — Простите, мейстер, но я останусь, — проговорил он, присаживаясь на колени у ее изголовья и беря ее за руку. — Нравится Вам это или нет. Так пожелал господин Министр. Ну, он сказал не совсем так, но кто сейчас пойдет проверять? Он почувствовал ее удивление кожей и рукой: ей тоже в такую глупость верилось с трудом. Но вдруг что-то произошло и она слабо застонала. Джейме повернулся к мейстеру в поисках ответов. — Вы можете ей помочь? — Вот поэтому и нельзя мужчинам к роженицам, сэр, — Пицель покачал головой, все еще сокрушаясь. Седовласый повидал, наверняка, многое, но такое — в первый раз. — Это схватки, и только самые первые. Продлятся еще несколько часов... Часов?! — Роды преждевременные, — продолжил старик, копаясь в своих бутылечках за столом, — но у миссис Баратеон прекрасное здоровье, опасений быть не может... Конечно не может, ведь роды точно в срок. Летом Серсея призналась ему, что дожидалась, пока точно станет уверена, что беременна — и только тогда отправилась опаивать Роберта. Когда она сказала об этом, это развеяло его последние сомнения, если таковые еще оставались. Для всех ребенок спешил на целых две недели — но сестра точно знала, что все закономерно, и только улыбалась, когда ей говорили, что плод, должно быть, очень большой. «Ну вы же видели его отца», говорила она, скромно устремляя глаза в пол. Боги, как он в эти минуты ее ненавидел. Он остался в комнате даже тогда, когда акушерки, во главе с противным стариком ушли на обед в столовую. Он чуть было не набросился на Пицеля с проклятиями, когда тот озвучил эту идею, но мейстер вовремя объяснил, что за двадцать минут сильных изменений не произойдет. У него и самого в животе киты пели серенады, но он не мог оставить ее одну, когда ей было так тяжело. — Как ты думаешь, я умру? — вдруг спросила Серсея, поднимая на него глаза. Он закатил глаза. — Правду говорят, у беременных весь мозг вытекает вместе с водами, — он постарался ничем не выдать то, что и его посещали такие мысли (а вас бы не посетили, если бы ваша мать скончалась в родах?), и говорить как можно беспечнее. Серсея коротко улыбнулась, и только сейчас он заметил, что она была какая-то усталая. — Ну а все же. Если я умру... Она не договорила — наступила какая-то особенно болезненная схватка, и Серсея сжала ему пальцы чуть ли не до хруста. — С чего бы тебе умирать? Ты здорова, как лошадь, — он всегда сыпал грубостями, когда начинал защищаться или паниковать, и надеялся, что она не научилась распознавать еще и это. — Если я умру, — стояла на своем Серсея, выдыхая через рот, — я хочу, чтобы его воспитали Ланнистеры. Не Роберт, не его новая жена, которой он тут же обзаведется, а наш отец. Ты отвезешь его в Кастерли? — с надеждой спросила сестра. — Обещай мне, Джейме, что отвезешь. Мысленно он бился головой о стену. Как она себе это представляла? Да, господин Министр, это ваш сын, но лучше будет, если воспитанием займется его дед, так, что ли? Про себя он попросил всех известных Богов дать ему сил, а вслух сказал: — Разумеется. Я все сделаю, как ты скажешь. В конце концов, она не умрет, а тратить ее силы на споры слишком бесчеловечно даже для него. Пока они были одни, он поднес ее пальцы к губам. — Обещаю. На этом Серсея успокоилась. Процессия действительно вернулась в комнату через положенное время, и мейстер Пицель, ополоснув руки, подошел к кровати. — Разрешите мне осмотреть Вас, миссис Баратеон? — Когда до Джейме дошло, что старик имел ввиду, он хотел заорать НЕТ!, но сестра уже затравленно кивнула и слегка сбросила одеяло. Джейме принялся рассматривать картину, висящую в изголовье ее кровати — все что угодно, лишь бы не видеть, как старые сморщенные кисти задирают подол ее ночной рубашки. На полотне был изображен лес — такой густой, что солнце едва пробивалось сквозь кроны. Казалось, что даже воздух там был зеленоватый, и ручеек, из которого пил одинокий маленький олененок — тоже. Глазами он поискал еще кого-нибудь, и нашел, в правом нижнем углу — притаившуюся черную змейку с красным языком. Видимо, ручей был все же очень быстрый, и бедный олененок не слышал приближения врага. Зачем она повесила эту картину? — Раскрытие хорошее, — промычал мейстр, и не опустил подол обратно. — Я думаю, можно начинать. — Что начинать? — сквозь стиснутые зубы спросила Серсея. С правой стороны к ней подошла акушерка и немного присела на кровать. — Не бойтесь. Все будет хорошо. Вы ведь хотите поскорее встретиться с малышом? — Серсея кивнула и снова застонала — хотя в этот раз это было уже больше похоже на крик. Его попытались оттеснить от постели, но Джейме не сдал своих позиций, намереваясь держать сестру за руку до самого конца. Голосов стало как будто больше, половину он уже не распознавал: тут были и советы повитух, и бурчание Пицеля, и Серсея, огрызающаяся от боли. Он начинал ненавидеть этого ребенка — неужели нельзя родиться как-то попроще, не доставляя столько неудобств? Через секунду Джейме осознал, что если и стоит здесь кого-то ненавидеть, то только себя. Причина, по которой Серсея сейчас исходится воплями — это он сам. Да, такие мысли правильнее, они хотя бы привычнее. Он не знал, сколько прошло времени, но среди этой вакханалии как-то уловил слова Пицеля о том, что он видит головку. Ну, значит скоро конец. Джейме собрался с силами и поднял глаза на сестру — какая-то из служанок влажной тряпкой вытирала ей пот со лба. Руку свою он уже не чувствовал: он не удивится, если Серсея каким-то невероятным образом научилась поглощать силы из живых существ. Но может, если бы оно было так, она бы не кричала — так дико, надсадно и до хрипоты. Как после такого женщины заводят больше одного ребенка? В какой-то момент он увидел — именно увидел, а не почувствовал, потому что рука у него отнялась — что ее пальцы разжались, и в ту же секунду комнату огласил громкий детский плач. Наконец-то, подумал Джейме, и взглянул на часы на стене. Половина седьмого вечера. Этот ублюдок так и не появился. Ребенок заходился в истошном крике на руках у одной из акушерок, а Джейме мог смотреть только на Серсею, на ее обескровленные губы и прилипшие ко лбу пряди волос. — Кто? — спросила она, довольно громко, не подавая никаких признаков того, что собирается умирать. — Мальчик, — ответил ей Пицель, пока вопящего младенца заворачивали в пеленки, — здоровый, крепкий мальчик, миссис Баратеон. Джейме отошел от кровати и сел в кресло в двух шагах от нее — просто потому, что ноги затекли стоять на коленях. Надо же, она оказалась права. Мальчик. Сын. Краем глаза он заметил, как сестра приподнялась на локтях. — Дайте мне моего сына, — это была не просьба, а приказ, звучащий слишком требовательно даже для нее. Повитуха, которая не собиралась его впускать, передала малыша на руки матери. Джейме бросал на сестру осторожные взгляды, удивляясь тому, как естественно она выглядит с ребенком на руках. Младенец был именно такого размера, чтобы идеально помещаться у ее груди, и Джейме с облегчением отметил, что мальчик начал затихать. — Мать есть мать, — заметил кто-то из присутствующих, и у него противно засосало под ложечкой. Он встал с кресла, подошел к кровати и осторожно коснулся ее плеча, чтобы обратить на себя внимание. Ничего не вышло; Серсея не замечала ни его, ни стоящего рядом мейстера, говорящего что-то о третьем этапе. Она смотрела только на крошечное всхлипывающее создание в своих руках, и весь мир для нее больше не существовал. Она была в восторге, восхищена, а он — что? Что должен чувствовать мужчина, когда любовь всей его жизни дарит ему первенца? Явно не эту холодную отстраненность, приучившую его держать лицо и не показывать ничего необычного — или вообще ничего. Джейме убрал руку и покосился на одну из акушерок. Вас здесь быть не должно, говорили ее глаза, и впервые за день Джейме задумался о том, что они могли быть правы. Серсея в нем больше не нуждалась, и малыш, конечно, тоже не нуждался. Он почувствовал себя бесплотным, словно в мантии-невидимке. Когда сестра так и не подняла на него глаз, он еще раз оглядел комнату и выскользнул за дверь. Повитуха одобрительно кивнула ему, когда он вышел, а больше никто на него даже не взглянул. В сердце поднималась непонятная тревога, которую он не знал, куда деть, и он побежал в подвал. Там был оборудован тренировочный зал для практики боевых заклинаний. Видимо, после Баратеона тут никто не прибрал: все предметы, вместо того, чтобы быть аккуратно стоящими на полках, валялись на матах, на полу, кое-что было даже разбито. Джейме очень захотелось привнести свой вклад. — Аларте Аскендаре, — он направил палочку на предметы, лежащие на полу, и они поднялись в воздух, как стайка маленьких птичек. — Редукто, — осколки и ошметки полетели в разные стороны, один даже оставил царапину у Джейме на виске. Он не использовал и трети известных ему заклинаний, когда окончательно вымотался, а комната уже лежала в руинах. Пальцы немного подрагивали, сжимая палочку, а глаза чудовищно жгло — он сказал себе, что от дыма. Пусть Боги благословят того, кто догадался шумоизолировать подвал; сверху никто даже не подозревал об учиненном им разгроме. Выпить стакан виски было чудовищной ошибкой: предательством не только по отношению к своей совести, но и к организму. Без обеда и ужина алкоголь побежал по его венам уже через двадцать минут, горячий и неразбавленный; он почувствовал острую необходимость поговорить с кем-нибудь, как это часто бывает — и так уж вышло, что в этом мире оказался лишь один человек, с которым он мог поговорить.***
— Они прибалдели столько задавать? — возмутился Тирион, вчитываясь в список обязательных домашних работ по зельеварению. — Я, конечно, люблю учиться, но это уже ни в какие ворота... Варис продолжал смотреть на пляшущие языки пламени, а потом повернулся к Тириону, сидящему на диванчике. — Если хочешь, можем разделить на двоих, быстрее будет. — Надо подумать, — в гостиной кроме них больше никого не было. — Ты не знаешь, в каких числах мы идем в Хогсмид? Мне бы пополнить запасы... — Спрошу у Эурона завтра. — Тирион... — Чего? — отозвался мальчик, еще раз пробегая глазами по списку. — Я ничего не говорил, — откликнулся Варис. — Я готов поклясться, что... — Тирион! — наконец, маленький Ланнистер понял, откуда шел звук. Он спрыгнул с диванчика и подбежал к камину, в пламени которого вырисовывалась голова брата. Джейме улыбался, но эта улыбка совсем не сочеталась с его грустными глазами. — Я рад тебя видеть, — ответил Тирион, присаживаясь на колени рядом с Варисом, — как поживаешь? — Серсея родила, — ответил брат, и Тирион понял, что Джейме звонил не потому, что соскучился. — Поздравляю, ты теперь дядя. — Ты тоже, — хмыкнул Тирион, и брат кивнул, соглашаясь с ним. На некоторое время в комнате повисло молчание, нарушаемое только треском поленьев. — Кто родился? — не выдержав, спросил Варис. — Мальчик, — ответил Джейме, и Тирион заметил, что у брата как-то неестественно дрогнули губы. — Ты что, пьян? — Вовсе я не пьян, — казалось, проницательность младшего вывела Джейме из себя, — пропустить пару стаканчиков в честь рождения племянника не значит быть пьяным! Не все отцы надираются, когда у них рождаются сыновья, а уж дяди... Что-то Тириону подсказывало, что ни отец, ни дядя Киван в честь его рождения банкет не устраивали. — Ладно, ладно, не кипятись, — примирительно усмехнулся Тирион. — Как назвали? — Я... Я не знаю. Может быть, когда Роберт придет, они вместе... — Он не дома? — взметнулась бровь у Тириона. — Должен скоро приехать, — обрубил Джейме, и даже дураку было бы ясно, что он взбешен таким пренебрежением с его стороны. Разговор хотелось срочно закруглить; и чтобы не распалять брата, и чтобы прекратить уже говорить о Серсее. — Ясно. Был рад тебя увидеть, — Варис слева воззрился на него с немым вопросом на лице. Джейме же, выпивший или нет, на каком-то инстинктивном уровне всегда улавливал его намеки — даже такие непрозрачные. — И я тебя. Пока.***
Разговор с братом закончился как раз вовремя — из коридора до Джейме стали доноситься громкие, спорящие голоса. Он вышел из гостиной, и увидел Баратеона: какой-то хрен, имени которого он сейчас не мог вспомнить, притащил его, очевидно, на своих плечах, потому что, судя по состоянию, ходить сам Роберт уже не мог. Джейме тут же пожалел, что выпил; чем он, в особенности, отличается от него? Объемом влезаемого? — Рад, что Вы здесь, — обратился к нему безымянный; на мантии у него была нашивка первого уровня. — Позаботьтесь о нем, ладно? Сами понимаете, сын... Когда у Вас родится сын, поймете. И мои поздравления, тоже. — Мужчина был старше их лет на десять, и был абсолютно трезв. Роберт открыл глаза и увидел зятя. — Ааа, — промычал он, цепляясь за его руку. — Знал, что на тебя можно положиться... Он это... Славный, когда дело доходит до семьи, — объяснял он спутнику, словно Джейме здесь не было, а тот продолжал вежливо улыбаться. — Пошли, — скомандовал он, поворачивая голову в сторону лестницы. — Хочу увидеть сына... Не очень-то ты спешил. — Я думаю, знакомство с ребенком лучше отложить до завтра, когда Вы будете трезвы, — ответил Джейме, когда Роберт облокотился на него. При посторонних они договорились обращаться к друг другу на Вы, но если для пьяного Баратеона не существовало никаких законов, кроме собственного хочу, то Джейме предпочитал держать лицо. — Нехорошо появиться перед наследником в таком виде. — Совершенно согласен, — поддержал мужчина, держа в руках шляпу. — До свидания, — он кивнул Джейме и осторожно прикрыл за собой дверь. Когда он переезжал в Лондон, все, чего ему хотелось, это быть поближе к сестре. И стать мракоборцем, хорошим, может быть. В школе он был одним из лучших дуэлянтов, тягаться с которым могла, разве что, Серсея, по понятным причинам. И кем он стал? Волшебником, чья основная нагрузка — это дотащить пьяного в слюни мужа сестры до его постели. — Еще два года, — напомнил ему мальчик в белом, — и ты еще сможешь стать тем, кем хочешь. При условии, что сфокусируешься на том, что важно. А что важно? Он лежал на кровати, не раздеваясь, не смыкая глаз до самого утра: хотел быть готовым, если сестра вдруг пришлет за ним кого-нибудь. Но этого не произошло, и к шести утра его сморил сон. Во сне он сидел и смотрел, как незнакомый четырехлетний мальчик крушит пирамидку из деревянных кубиков и лукаво подмигивает ему изумрудными глазами.