Серсея, Серсея, где же твои мозги?
Мелисандра ехала в поезде в сторону Штормового Предела, стараясь закосить под маггла: красные волосы отлично выдавали ее за подростка-неформала. Правой рукой она прижимала к себе маленький чемоданчик, и мечтательно смотрела в окно, уносясь в воспоминания пятилетней, а то и шестилетней давности.
На третьем курсе Мелли впервые получила «слабо» по зельеварению — и навсегда для себя решила, что отомстит мерзкому профессору, которого так и не научили мыть голову. Она серьезно засела за учебники и за полгода превратила свое «слабо» в «превосходно», чем на Слизерине могли похвастаться единицы, а на других факультетах — редчайшие экземпляры с претензией на гениальность. Однако, это не доставило ей никакого удовлетворения; в каждом взгляде Снейпа, обращенном к ней, она видела подозрение (и презрение) — а все потому, что ее бедный папочка был магглом, а мама не верила в Семерых.
Отомстить хотелось лично. Превратить его жизнь в подобие адского пламени, которое он устраивал для студентов. Тогда Мелисандра и поверить не могла, что ей поможет сама школа.
Точнее, одна ее небезызвестная комната.
По стеклу купе забарабанили капли дождя, и Мелисандра улыбнулась. Она вспомнила, как намекнула маленькому Ланнистеру, братишке Серсеи, что Выручай-комнатой пользуются не только студенты. Она никогда не интересовалась, что он там нашел, и нашел ли, потому что ее собственные открытия перевернули всю ее жизнь.
Мелли уже не помнила, как попала туда, но точно помнила, что провела там не меньше пяти часов: тогда она была одиночкой, никто не потерял ее, и уж точно не отправился на поиски. Когда она уже почти собралась покинуть маленькую, душную каморку, ей на глаза попалась небольшая черная шкатулка: красивая такая, резная и очень легкая. Врожденное любопытство заставило заглянуть внутрь — ну а чего можно ожидать от четырнадцатилетней девушки? Вдруг там какая-нибудь тайна?
Но там оказалась стопка писем.
Первой мыслью было забрать их с собой и почитать в спальне. Но однокурсницы точно не дали бы сосредоточиться, особенно эта Реджина... И Мелисандра села на пол, взяв палочку с горящим кончиком в зубы, и принялась разворачивать листочки. Вскоре оказалось, что авторов было два, девушка и парень — это она поняла по почерку. Еще прежде чем начать читать, она расположила их в хронологическом порядке на полу вокруг себя, для удобства — порядок превыше всего. И принялась читать. Сейчас некоторые особенно интересные куски она могла даже воспроизвести по памяти. Тогда просто пребывала в шоке.
Джоанна,
я могу объяснить, почему вовлекаю тебя в эту переписку. Мне очень жаль, но я искренне верю, что открытое общение со мной не принесет тебе ничего, кроме косых взглядов и насмешек — а я не чувствую себя правым обрекать тебя на это.
Я думаю, что ты знаешь, почему я это делаю. И я очень благодарен тебе за понимание. Смею надеяться, что когда-нибудь добьюсь большего, чем ответа на это письмо, но пока прошу только этого.
Как прошел твой день?
Твой С.С.
Это было одно из первых писем. Единственное, что Мелли удалось из него извлечь, это что некая Джоанна была предметом воздыханий у некого С.С., и что было это давно — поколение назад. По мере того, как она пробиралась сквозь витиеватые формулировки и туманные намеки, она узнала еще кое-что: и парень, и девушка были студентами Слизерина, и более того, одногодками. Тогда письма показались ей еще более странными; к чему вся эта комедия? Нельзя было сесть и поговорить? Парень был влюблен, Джоанна это знала, но не отвечала взаимностью, а предлагала вполне искреннюю дружбу — в конце концов, С.С. на это согласился, и письма стали реже — видимо, парочка все же начала разговаривать не только на бумаге.
Последнее письмо было от Джоанны, и было оно таким коротким, что больше напоминало сопроводительную записку — в конце концов, так оно и оказалось.
Дорогой Северус,
прости за это сумбурное письмо, но ты должен меня понять. Он позвал меня замуж. Он хороший парень и я его люблю, поэтому не хочу его обманывать — Тайвин этого не заслуживает. Мы должны прекратить наше общение. Со своей стороны я обещаю, что это мое последнее письмо, и прилагаю к нему все твои — я просто не могу хранить их у себя. Сделай с ними, что хочешь, и будь счастлив. Я искренне тебе этого желаю.
Джоанна Л.
Мелисандра немного съехала на сидении — поезд вдруг остановился, к ним прицепляли еще один вагон — и вспомнила, что тогда она подпрыгнула, как ужаленная. Северус? Одна знала только одного Северуса, и фамилия того тоже была на букву «с». Так значит, это его письма? С ума сойти можно. А что за Джоанна? И имя этого второго парня, Тайвин, показалось ей смутно знакомым. Очень знакомым, только непонятно откуда.
Она заглянула в шкатулку в поисках какого-нибудь объяснения. На дне лежал кусок картона с какой-то надписью сзади — когда она перевернула его, это оказалась фотография. К своему еще большему удивлению, на фотографии она узнала Серсею — свою однокурсницу, которая спала на соседней кровати. Помимо нее, на фотографии было еще двое: полноватый седой мужчина и молодой парень с длинными черными волосами. У Серсеи тоже волосы были распущенные, и рукой она поправляла корону — и только тогда Мелисандра обратила внимание, что Серсея на снимке выглядела немного старше своих четырнадцати лет.
Что за бред?
Она перевернула фотографию, прочитала подпись, снова перевернула снимок. Да. Да, на фото был Снейп. Об этом говорил даже год. Но почему Серсея?.. Мелли снова перевернула фото и еще раз прочитала вслух.
Декан Слизерина Профессор Г. Слизнорт со своими лучшими выпускниками, мистером Снейпом и мисс Ланнистер. Хогвартс, июнь 1981
Это не Серсея. Это ее родственница.
Вдруг в голове вспыхнула молния, и Мелли спешно отыскала последнее письмо.
Джоанна Л. Л — это типа Ланнистер? Девушка на фото — Джоанна?
Мелисандра нахмурилась. Она вспомнила, откуда ей знакомо имя Тайвин — это же отец Серсеи и ее брата-близнеца, который учится на Пуффендуе. Значит, Джоанна приходится Серсее... матерью? Она еще раз взглянула на фото. Да, это могло быть правдой. Если Серсея и могла быть чьей-то дочерью, то только этой девушки: те же волосы, улыбка, глаза, только Джоанна как будто бы была добрее. Характером дочь вряд ли пошла в нее.
Подождите-ка минуточку. Снейп был влюблен в мать Серсеи?
Это заставило Мелисандру рассмеяться — смеялась она долго и громко, точно зная, что в этой комнате ее никто не услышит. С ума сойти. Вот это сенсация. Он до сих пор хранит эти письма — хотя уже
дети его любимой женщины пошли в школу и он сам у них преподает. Интересно, а сама Ланнистер знает о прошлом своей мамы?
Мелисандра достала перо и пергамент, и быстро, в сокращенном варианте переписала себе самые, на ее взгляд, необходимые вещи: какие-то даты, имена, упоминания мест, чтобы разобраться с этим позже. Прямо в руки ей свалился необыкновенный материал для шантажа, и им нужно было воспользоваться с умом.
Позже она нашла в библиотеке книгу о великих домах Англии, и в голове все немного разложилось по полочкам. Например, ее интересовало, почему Джоанна подписывалась как Джоанна Ланнистер, если вышла замуж за отца Серсеи позже этого эпистолярного романа. Ответ оказался довольно простым: Джоанна была Ланнистером и до свадьбы, приходясь Тайвину Ланнистеру двоюродной сестрой. Когда Мелли прочитала об этом, ее чуть не стошнило. И это в двадцатом веке! На месте Серсеи она, Мелли, так бы не задирала нос: каково жить, когда все в курсе, что твои родители — родственники? Полистав книгу еще немного, она выяснила, что это не такое уж исключение из правил — многие чистокровные семьи пересекались с друг другом и с собой. Еще она выяснила, что Джоанны Ланнистер уже не было в живых: год ее смерти совпадал с годом рождения младшего сына — мальчик даже еще не ходил в Хогвартс.
За окном поезда медленно начинало темнеть. Так же темнело, когда Мелисандра не спала всю ночь: все ворочалась и думала, как с наибольшей выгодой применить неожиданное знание. Решение пришло во сне, под утро, и когда Мелли проснулась, она уже знала, что будет делать.
Она подружится с Серсеей Ланнистер.
Сделать это было не так уж и сложно. К концу четвертого курса у Серсеи все еще не было друзей, и к каждому новому знакомому она относилась с подозрительностью и даже какой-то паранойей. Мелисандра стойко выдержала период проверки, и с удовольствием замечала, что Серсея теплеет — где-то предложит объединиться в пару на занятии, где-то подвинется за обеденным столом, освобождая место для Мелли, а однажды — тогда у нее самой чуть не отпала челюсть! — Ланнистер представила ее своему брату-близнецу. Первое впечатление, которое сложилось о нем у Мелисандры — это что Джейме был больше похож на сестру, чем сама Серсея на себя.
Теперь они многое делали вместе: домашние задания, прогулки, девчачьи разговоры. Мелисандра посоветовала Серсее собирать волосы в хвост и использовать обручи, как в восьмидесятые. Она подсмотрела это в семейном фотоальбоме, который показала ей Серсея — она ведь уже упоминала, что они стали близки? — так в школьные годы ходила ее мать. Реакция Снейпа не заставила себя долго ждать; на первом же уроке он случайно забыл добавить в зелье важный ингредиент, потому что засмотрелся на Серсею. Жаль, что кроме Мелисандры этого никто не заметил.
В середине пятого курса идеальный план по сведению Снейпа с ума дал трещину: Серсея вернулась из поездки домой сама не своя, а на все вопросы отвечала, что просто поругалась с отцом. Знай она Серсею чуть хуже, она бы поверила, но Серсея наотрез отказалась от ободков, и снова стала носить распущенные волосы, только убирала передние пряди в небольшие косички, которые затем скрепляла сзади. Стала пропадать по вечерам. Проще говоря — вернулась к своему обычному состоянию скрытной, всех подозревающей истерички. Мелли была не согласна на такой откат.
Она уговорила Серсею попросить Снейпа сделать дубликат от кабинета зельеварения. Получив комнату, в которой, как казалось Серсее, ей ничего не угрожает, она почувствовала себя значительно лучше. Они занимались в ней вместе; Серсея очень часто готовила одно и то же зелье, но наотрез отказывалась говорить, какое. Мелли выяснила сама, и ничуть не удивилась — всегда во всем виноваты парни. Но по какой-то непонятной для нее причине Серсея скрывала свои отношения, и это играло только на руку; заметь ее с кем-нибудь Снейп, он бы перестал, возможно, видеть в ней свою давнюю возлюбленную.
Финальным актом было уговорить Серсею пойти на выпускной в платье матери — что оказалось проще пареной репы. Она была ее точной копией: рост, волосы, прищур глаз — даже какие-то мельчайшие ужимки, которые Мелли почерпнула из редких фотографий Джоанны — у Серсеи было все. И это было идеально. Лицо Снейпа, когда перед ним ожила его любовь, она не забудет никогда. Она его сломала, хотя бы на день, на час, но сломала. Серсея начала о чем-то догадываться, но плану не помешала — а может быть, Мелли просто переоценила интеллектуальные способности подруги.
Отдать ей корону было не сложно и даже приятно. Как ни крути, она действительно была отличным кандидатом. Она смотрела на Снейпа, пока на голову Серсеи водружали корону — и думала о том, какое чувство дежавю он сейчас испытывает, ведь и Джоанна тоже стала королевой в вечер их выпускного.
Мелисандра вышла из вагона, а дождь все не прекращался. Очень хотелось использовать Метео Реканто, но она напомнила себе, что сегодня она — маггл. А магглы достают зонтики, заказывают такси и едут до места назначения. Мелисандра открыла старый зонт, доставшийся от отца, и вытянула руку — вскоре к ней подъехал черный кэб.
***
Первым, в седьмом часу утра, к ней пришел Пицель. Она уже было хотела взашей прогнать его всеми словами, которые слышала от пьяного дяди Гериона, но увидела ребенка в его руках, и сменила гнев на милость. Он принес ей ее мальчика, Джоффри.
Джоффри.
Она дала ему имя еще вечером, пока его не забрали у нее, чтобы дать ей время для отдыха. Уже через час Серсея просила вернуть ей мальчика, но вместо сына мейстер дал ей какую-то настойку, и она провалилась в сон.
Если бы ее тело так не подвело ее, она бы ему устроила.
Но лекарство влияло и на мыслительные процессы. Даже сейчас она продолжала перескакивать с одной темы на другую, как человек, который только что научился кататься на велосипеде сразу решает разогнаться до последней скорости. Рано или поздно это ведет к падению.
Джоффри оказался у нее на руках, и ужасы прошлого дня оказались забыты. Над именем она думала недолго: просто хотела, чтобы в мальчике было что-то от Джейме, от мамы, от Ланнистеров, помимо, конечно, того факта, что он был им каждой клеточкой своего тела. Но этого им было знать необязательно.
— Не могли бы Вы оставить нас? — вдруг перебила она Пицеля, который снова бурчал какие-то рекомендации. — Я хочу покормить сына.
Мейстер недовольно взглянул на нее, досадуя на ее невнимательность, но прощая ей это: что взять с молодой матери? Но вслух шестидесятилетний целитель произнес то, чего сам от себя не ожидал.
— Если Вы позволите, миссис Баратеон, я бы Вам помог. Это не так просто, как может показаться на первый взгляд.
Она нерешительно подняла вверх голову, словно желая удостовериться, что правильно его поняла. Кивком он подтвердил ее догадки. — Вам не следует смущаться меня. Мы, Эскулапы, существа бесполые.
Она не хотела, чтобы он касался ее; все их встречи и осмотры были вынужденной мерой, и Серсея надеялась, что теперь это закончится. Но она и правда не была уверена, что справится; сын в руках заворочался и закряхтел, и она спустила с плеча сначала рукав мягкого легкого кардигана, а потом лямку сорочки.
— Следите за тем, чтобы его подбородок касался груди, вот так, — проговорил старик, когда она приложила малыша к груди. Ручкой Джоффри неосознанно уперся в мягкую плоть, и это вызвало улыбку на ее лице. — И чтобы его рот был широко открыт. Нет-нет, он должен захватывать не только сосок, иначе Вам будет больно. Позвольте, я покажу, — она не успела ничего понять, когда он прикоснулся к ней, слегка отделил от нее сына и вновь вложил ее грудь в рот малыша, но
своими руками. Серсея была готова поклясться, что до этого все было точно так же. Ей стало мерзко и противно, но не за себя, а за то что этот старый развратник испортил их первый с Джоффри момент как матери и сына. Она еле сдержала себя, чтобы не взорваться.
Роберт появился минут через десять.
— А, мой сын уже завтракает, — довольно протянул он, закрывая за собой дверь и подходя к кровати. Он был свеж, чисто выбрит и в прекрасном настроении — синие глаза сверкали от того, что она могла определить только как гордость. Что ж, пусть так. Что ему еще остается. Роберт тем временем сел у нее в ногах, загипнотизированный открывшимся ему таинством. Серсее хотелось пнуть его с постели, и чтобы он забрал с собой этого седого ловеласа и оставил их с Джоффри наедине.
Мальчик наелся, но еще какое-то время она держала его у груди; пусть только попробуют снова его забрать, — думала она, но и сама понимала, что это возможно, и повлиять ни на что она не сможет. Поясницу до сих пор ломило, а во всем теле была какая-то невероятная слабость. Роберт протянул к ним руки, и она с вымученной улыбкой передала ему сына: только сейчас она заметила, что на Джоффри был какой-то симпатичный комбинезончик, которого она не покупала. Он был охровым, но в лучах только что занявшегося рассвета иногда поблескивал золотым. Серсею прошиб пот.
Золотыми будут их головы, золотыми будут их саваны... Она мотнула головой, отгоняя от себя воспоминания почти десятилетней давности, и поправила одежду, поплотнее запахнувшись в темно-красный кардиган.
— Это Джоффри, — она не смогла скрыть враждебность, которую ощущала, и с вызовом подняла подбородок. Пусть только попробует ей возразить, тогда она...
— Джоффри, так Джоффри, — легко согласился муж, поднимаясь с кровати и переворачивая сына из горизонтального положения в вертикальное; слишком рано. — Привет, — обратился он к ребенку.
Серсея видела, как Джоффри уставился на Роберта своими еще не до конца открывшимися, как у котенка, глазками. Он пару раз предупреждающе всхлипнул, закряхтел и разразился громким плачем — она почувствовала, как в груди теплом разлилось удовлетворение. — Ну ты чего, — успокаивающе произнес муж, и положил его на плечо и гладил по спинке — Серсея теперь видела личико плачущего малыша. Она уже откинула одеяло, чтобы
встать и забрать у Роберта ребенка, но опоздала; тот утешающе похлопал Джоффри по спинке, и в следующую секунду она уже услышала громкие ругательства. — Мерлин тебя раздери! — на спине его идеально выглаженной белой рубашки теперь было огромное пятно; Джоффри отрыгнул большую часть того, что съел.
— Дай мне его, пожалуйста, — взмолилась Серсея, и муж практически сунул ей ребенка, не прекращая поминать Иных, а Джоффри не переставал плакать.
— Замолчит он или нет?
— Если бы ты не кричал... — с укором взглянула на него Серсея, тут же, правда, возвращаясь к плачущему сыну, пытаясь его успокоить.
— Еще скажи, что я его напугал, — Роберт снова выругался и направился к дверям, а Пицель засеменил за ним.
Ну наконец-то. Он хотел сказать что-то еще, но жена на него не смотрела, так что он просто махнул рукой и выскочил из комнаты.
***
Первая мысль, которая пришла ему в голову, когда он проснулся, была о Серсее. Вторая — что последний раз он ел больше суток назад.
Живот сводило от голода, и Джейме направился в ванную, чтобы привести себя в более менее сносный вид. По пути он взглянул на часы — половина двенадцатого.
И никакая тварь его даже не разбудила.
Он брызнул на лицо холодной воды, и посмотрел в зеркало — это не сделало его менее помятым, а чистка зубов только увеличила чувство голода. Правая рука болела; то ли затекла во сне, то ли от того, что он вчера устроил в подвале.
В столовой он натолкнулся на зятя: в отличие от Джейме, Баратеон буквально цвел. На нем была нежно-розовая рубашка, сильно пахло его дурацким одеколоном, а его улыбка, пока он закидывал в рот картофель фри, стоя за стойкой, была образцом радости и душевного спокойствия.
— Как спалось, Ланнистер? — спросил он, пребывая, очевидно, в прекрасном расположении духа. Еще несколько часов назад он не то что языком — ногами шевелить не мог, а между тем, сейчас он выглядел выспавшимся, довольным и счастливым. Ни следа вчерашнего празднования.
— Бывало и лучше, — ответил Джейме, неожиданно осознавая, что у него сипит горло. Он открывал окно, чтобы в комнате не пахло алкоголем, и оставил его на всю ночь. Не самое мудрое решение в середине осени. Ну и почему жизнь так несправедлива?
— Я был у Серсеи, — Джейме поднял на него глаза, и только сейчас осознал, от чего того распирало. — Мальчишка с характером, — он глотнул чего-то из стакана, кажется, яблочный сок. — Назвала Джоффри. Как тебе имечко?
— Хорошее имя, — пожал плечами Джейме, садясь за свое место за столом в ожидании обеда, который скоро должны были подать. Он уже начал прикрываться за своей привычной броней — равнодушием. У них в роду был знаменитый волшебник с таким именем, разумеется, сестра это знала и выбрала имя неспроста.
— Джоффри Баратеон, — хохотнул Роберт и допил свой сок. — Ты сходи, посмотри на него. Крикливый такой.
— Схожу. Позже, — он закрыл лицо обеими руками, поставив локти на стол.
Смелости для этого он набрался только к вечеру.
Он предполагал, что Серсея, должно быть, дуется, или даже обижается на него из-за того, что он не появляется, но сестра не могла прийти к нему и самолично указать на его трусость, поэтому он оттягивал момент встречи, сколько мог. В конце концов, он постучался к ней после ужина, и зашел, только услышав позволение войти.
Серсея сидела на краю кровати, склонившись над колыбелькой — которой еще вчера здесь не было. Джейме был рад увидеть, что она больше не лежит — а домашние туфли на ногах даже говорили о том, что она ходила. Она обернулась к нему и улыбнулась, и у него защемило сердце — такой красивой она была в этот момент.
— Он такой хорошенький. Иди сюда. Взгляни на него, — она говорила вполголоса, видимо, чтобы не разбудить ребенка. Джейме подошел чуть ближе и остановился в шаге от кроватки, не зная точно, насколько близко он может подойти. С высоты своего роста он видел малыша и отсюда: тот действительно спал, положив крохотные кулачки по обе стороны от головы.
— Он такой красивый, правда? — спросила сестра, не отрывая взгляда от младенца. — Самый красивый на свете.
Джейме смотрел на сына и не мог ничего ей ответить. Это был второй новорожденный, которого он видел за свою жизнь (первым был Тирион), но Джоффри выглядел абсолютно так же, как в его голове выглядел среднестатистический младенец: красный, немного опухший, словом — такой же, как все. Светлые, почти прозрачные волоски на его голове еще не набрали всего цвета, но с возрастом они станут золотыми, как у сестры. Он не мог понять, что так восхищает сестру, пока не осознал, что она — мать; а для каждой матери ее ребенок — шедевр, самый красивый, самый совершенный. Так он, по крайней мере, слышал. Ему вдруг захотелось сделать ей приятное, показать, что он тоже рад.
— Можно мне его подержать?
Он сам не уследил, как вопрос сорвался с его губ, но сестра подняла глаза и снова улыбнулась; тогда он понял, что сделал все правильно.
— Конечно, — Серсея встала, приблизилась к нему и взяла его за руки, укладывая их в необходимое положение в воздухе. — Вот так. Держи руки вот так.
Джейме замер, боясь пошевелиться и поменять положение рук хотя бы на дюйм. — Левой будешь поддерживать головку, а правой — туловище, — тихо сказала Серсея, наклоняясь в кроватку за спящим мальчиком. Она нежно подняла его, даже не разбудив — Джоффри продолжал тихонько посапывать у нее на руках, когда краем глаза Джейме заметил, что кто-то вошел в комнату.
Это все изменило.
Сестра тоже ее увидела: служанку, которая принесла чистые пеленки, и еще одну, с подносом, которая доставила Серсее ужин. «Не сейчас», — сказала она глазами, косясь на вошедших, и крепче прижимая к себе сынишку. Джейме опустил руки вдоль туловища, еле сдерживая внутренний порыв. Он хотел, чтобы она выгнала их, отослала их прочь, но Серсея уже снова сидела на кровати, избегая его взгляда, вся в ребенке.
Не сейчас, всегда
не сейчас. Сколько раз он это слышал? И когда это его по-настоящему останавливало? Нечасто, — ответил он сам себе. Он не был Робертом, он был исключением, и мог позволить себе гораздо больше, чем тот мог даже предположить.
Джейме захотел сказать ей, что дядюшки могут брать на руки своих племянников — в этом ничего неслыханного нет. Он захотел напомнить ей, что когда они были маленькими, дядя Герион катал их на спине, пока они не стали совсем тяжелыми — чего он не мог сказать об отце. Если Тайвин Ланнистер и играл со своими детьми, старший сын этого не помнил.
Серсея продолжала держать сына на руках, что-то ласково ему нашептывая, словно Джейме здесь не было — в конце концов, приняв это за намек, он сделал несколько медленных шагов к дверям и остановился там. — Мэм, ужин остынет, — проблеяла одна из служанок, и Серсея ответила ей, что она помнит.
Тогда он вышел из комнаты и прикрыл за собой дверь.
