Цветок среди руин

Эрик шел по улицам Лондона, по привычке чеканя шаг. Он был в форме, после войны все ходили в форме. Улицы немало пострадали, еще бы, ведь фашисты коварно нарушили пакт и начали бомбить его любимый город летом 1940-го. Сам Эрик был в отъезде, отдыхал в деревне, он был беззаботным студентом тогда, любителем вечеринок, девушек, быстрой езды. Как же больно было видеть руины на месте уютных и таких родных улочек, растерянных людей, которые боязливо перебегали улицу, словно боясь новой угрозы с воздуха. А потом он узнал, что во время бомбежки погибли его родители… Эрик ненавидел гитлеровский политический курс с самого начала, его возмущало, что в 1939 Великобритания объявила Германии ноту протеста, но с этого же года и по февраль 1940 года Британские экспедиционные силы бездействовали! Бои на море велись, но этого, как считал парень, было мало. Эрик был полон решимости драться за независимость своей страны, а заодно и безопасность других людей, идеи Гитлера о превосходстве арийской нации казались ему ошибочными и попросту опасными. Кто они такие, думал он, чтобы вершить судьбы других людей? Они не давали жизнь и не имеют права её отнимать, неважно какой человек национальности, ведь везде есть хорошие и плохие люди… Эрик следил за новостями о войне, тяжело переживал во время битвы за Дюнкерк, когда танки немцев теснили союзников, и последующей эвакуации, боев в Африке, на Балканах и на Крите. И когда 26 мая 1942 г. в Лондоне был подписан договор между СССР и Великобританией о союзе в войне против фашистской Германии, он, наконец, решился записаться в армию и воевать против фашистов. Тогда ему был 21 год, и это был очень добрый, в чем-то даже наивный юноша. Вернулся же совсем другой человек. Столько смертей, столько разрушений он повидал, сколько бессмысленной жестокости. Ему самому казалось, что он постарел на 20 лет и никогда не сможет забыть эту ужасную атмосферу боя, летящих пуль и близкой смерти. Что ничто не сможет убрать эту боль и грусть из его головы. Эрик часто заходил в гости к своему бывшему командиру, генералу Ксавье. У молодого мужчины не было родных, а генерал любил его и относился по-отечески. Он знал, что Леншерр одинок и старался украсить его жизнь воскресными обедами в уютной домашней обстановке. За столом они вели непринужденные беседы, в которых участвовал и сын генерала, восемнадцатилетний Джеймс. Во время войны он был в эвакуации в маленькой деревушке в Шотландии, поэтому все ужасы бомбежек его не коснулись. Эрику нравился этот живой, умненький паренёк с добрыми глазами. Он думал, что в других обстоятельствах они бы даже могли подружиться, но, увы, не теперь. Эрик слишком хорошо знал, каково это — терять близких, друзей и не хотел больше ни к кому привязываться. Ему было приятно общество генерала и его сына, на этом всё. Но однажды произошло событие, которое выбило Эрика из колеи. Он спутал время и пришел к генералу Ксавье на час раньше. Дверь ему открыл Чарльз. Он почему-то был в шелковом расписном халате на голое тело и… у него были подведены глаза. Эрик онемел от изумления. Чарльз выглядел так необычно, но он был прекрасен! — Ой, Эрик, здравствуй, ты рано! Слушай, ты на меня не обращай внимания, я репетирую. Мы решили устроить что-то вроде домашнего театра, показать отрывок из старинной японской пьесы, знаешь, как-то хочется отвлечься от этого всего, ну, ты понимаешь. Ты проходи, папа скоро будет. Эрик так же молча прошел в гостиную и сел на кресло. Он был ошеломлен. Казалось бы, домашний театр, ничего сверхъестественного, но почему-то… было что-то в облике Чарльза, что всколыхнуло душу Эрика. Какая-то возвышенность, поэтичность, красота, настолько необычная и неожиданная после долгих лет в грязных окопах, когда видишь вокруг только блеклую, темную военную форму. Было в нем что-то невинное и одновременно очень порочное… Джеймс переоделся, смыл грим. Пришел генерал, и обед прошел как обычно, а вечером Эрик старался занять голову чтением и подсчетом расходов. Однако всё чаще Леншерр думал о прекрасном и таком необычном юноше. Он вдруг с изумлением осознал, что с удовольствием поцеловал бы его мягкие нежные губы… Вообще-то у Эрика была фронтовая подруга, отличный товарищ и боец. Поддержка. Любовница. Но как раз любви и страсти к ней у мужчины не было. Сошлись они в таких условиях, когда каждый день мог стать последним, и люди хватались за малейший шанс отвлечься от страха близкой смерти. Хоть ненадолго почувствовать тепло и ласку другого человека. Почувствовать себя живым в полном смысле этого слова... А теперь... хотя он и тепло к ней относился, но она постоянно ассоциировалась у Леншерра с войной, голодом, самыми страшными годами его жизни. Женщина это чувствовала и не настаивала на встречах, а ведь ей наверняка было больно. Но Эрик ничего не мог поделать, его всё больше тянуло к утонченному юноше, чистому душой, не ведавшему ужасов войны...