Bloom

***Shinee — Tell me what to do***

       — Чани-хен, — зовет Чонин, кладя руку на чужое плечо, а Бан лишь качает головой, вздыхая.        — Я не знаю, Чонини, я правда не знаю.       Два месяца назад они отметили год своих отношений. Последние пару недель они пытаются сохранить то, что у них есть.       Чан знакомится с Чонином абсолютно случайно, когда младший залетает к Джисону в студию, причитая о том, что надоел уже Хан забывать ключи и если такое случится еще раз, Чонин их привозить не будет. Джисон пытается спастись любой ценой, поэтому быстро представляет Чана младшему, рассказывая, какой хен крутой и как они вместе работают над треком сейчас. Чонину на тот момент только исполнилось 18, Чану же было 29.       Ян поначалу смущался до невозможности. То и дело опускал взгляд, теребил краешек своей одежды и каждый раз добавлял такое твердое и уверенное «хен». Вот только когда Чан позвал на свидание, младший сразу же согласился, несколько раз кивнув для пущей убедительности.        — Если тебе неловко или ты не хочешь, то…        — Хен, все в порядке, правда, — уверяет Чонин, откашливаясь. — Я хочу с тобой погулять, честно.       Чан же тогда улыбнулся тепло и обнял сильно чуть ли не до хруста костей.       Перед свиданием Джисон преспокойно кушает крекеры в виде рыбок и говорит со всезнающим лицом.        — Чан-хен очень хороший, на самом деле. Я буду рад, если у вас что-то выйдет, ему давно пора найти кого-нибудь, да и тебе тоже.       А Чонин думает о том, как бы пережить свидание, не то, что о каких-то будущих отношениях, которые Хан уже успел одобрить.       Чан встречает его у подъезда, улыбаясь широко и притягивая к себе.        — Не легко оделся? — он окидывает младшего обеспокоенным взглядом, на что Ян усмехается.        — Нет, нормально.       Бан хоть губы сжимает от недовольства, но все равно берет за руку и ведет рядом с собой. Чонин их пальцы переплетает.       Кушать фастфуд в парке на полянке для Чонина — лучшее свидание, которое могло быть. Чан рассказывает истории из жизни, спрашивает у Яна что-то, объясняя тем, что ему просто интересно знать.        — Сказал же, что холодно оделся, — цокает Чан, когда касается ледяных пальцев младшего. Уже через секунду Чонин прижимается к старшему, прячась от ветра.        — Чани-хен, — тихонько выдыхает Ян в чужую шею, а Бан хмыкает, прижимаясь щекой к чужой макушке. — Поцелуешь?       Если честно, то Чонин очень хочет, но на согласие не рассчитывает.        — Чонини, одиннадцать лет, — напоминает Чан, говоря это как какой-то приговор, который обжалованию не подлежит.       Ян и сам знает про разницу в возрасте, да только чхать он на нее хотел.        — А разве это что-то решает? У кого-то и по тридцать лет разница, а они живут душа в душу.        — Ты же понимаешь, как это будет смотреться со стороны? — уточняет старший.        — А тебе не все равно? — Чонин поднимает голову вверх, заглядывая в чужие глаза. — Тебе хорошо со мной, как и мне с тобой. Разве есть разница, как это выглядит со стороны и что подумают другие? Разве не важнее всего то, что чувствуем мы и чего хочется нам?        — И чего же тебе хочется? — у Чана голос сиплый, когда он это спрашивает. Взгляд фокусируется на губах Чонина и, если честно, не хочется думать ни о чем другом.        — Чтобы ты меня поцеловал, а потом еще раз, и еще раз, — шепчет младший, комкая в кулаках ткань чужой ветровки. Непонятный страх расползается по всему телу, но отступать Ян уже не намерен, и так зашел слишком далеко.       Бан какое-то время все-таки медлит, размышляя и пытаясь рассчитать перспективу, вот только все расчеты летят в мусорное ведро, стоит прикоснуться к губам Яна своими. Младший отвечает медленно и неуверенно, будто боясь сделать что-то не так, на что Чан не может не улыбнуться.        — Не спеши, ребенок, — старший отстраняет Чонина за подбородок. — Успеется еще.       И Чан не врет. Официально встречаться они начинают через неделю, так что губы Бана теперь были в официальном распоряжении Чонина.       Друзья их отношения принимают с радостью, а Джисон уже готов благословить на свадьбу, когда Чан делится радостной новостью. Небольшой комочек страха теплится где-то глубоко, но Чан активно старается его погасить, тратя свое время лишь на Чонина.       А потом у Яна появляется лучший друг, Хенджин, который на чужие отношения смотрит не так радостно, как все остальные. Ведет он себя, конечно, уважительно и прямо что-то плохое не говорит, но очень активно намекает, а Чан эти намеки понимает лучше, чем кто-либо, потому что адресованы они, в основном, ему.        — Я все еще не понимаю, — качает головой Хван, когда они сидят в кафе. Выбираться все вместе они стали не так давно, но Бан уже успел об этом пожалеть.        — Что именно? — уточняет Джисон, довольно отпивая колу через трубочку.        — Я могу принять, что вы счастливы и все такое, но неужели вам самим не…странно? Если честно, даже не знаю, как правильно сказать.        — Я ведь уже говорил тебе, Джинни-хен, нам очень хорошо вдвоем, — Чонин отвечает первее, опережая Чана. Маленькая ладошка Яна ложится на чужое бедро, успокаивая.        — Да, Хенджини, я ведь тебе тоже рассказывал. Им очень повезло, что они нашли друг друга, — поддакивает Хан, стараясь разрядить обстановку.        — Ну вы же все прекрасно понимаете, как это выглядит со стороны, — не отступает Хван, перемешивая еду палочками, специально не смотря на кого-то конкретного, чтобы задумались об этом все.        — Да ладно тебе, чего заладил? Внешне же не скажешь, что у них сильно большая разница, а паспорт при общении никто не спрашивает, если ты, конечно, не нарушил закон, — смеется Джисон, шуточно пихая Хенджина в плечо.       Вот только на подсознательном уровне Чан понимает, что Хван прав. И внешне по ним скажешь, даже очень. У Чонина личико маленькое и милое, а еще можно уловить у него детские повадки. То, как он прячет руки в длинных рукавах одежды, когда смущается или боится что-то сказать, то, как сначала нюхает еду, только потом пробуя, а если запах не понравится, то и пробовать не будет. У самого же Чана лицо осунувшееся, а по поведению он даже превышает свой возраст, походя на человека, у которого уж точно есть двое детей. Движения у него быстрые и заранее рассчитанные, а речь плавная, как у всех взрослых людей.       Наверное, в этот момент Чан начинает задумываться о том, что то решение о поцелуе было неправильным.        — Хватит его ненавидеть, — устало вздыхает Чонин, когда они возвращаются домой, а Чан начинает высказывать свое недовольство Хёнджином. — Мы ведь говорили об этом. Да, не все это понимают и принимают, но и дальше что. Это его мнение, у нас свой взгляд на это. Если наши мнения не сходятся, это не значит, что Хёнджин сразу последний урод.        — Он высказывает нам это каждый раз, — продолжает настаивать Бан, вешая свою куртку на крючок и нервно скидывая обувь.        — Не слушай. Я сейчас не знаю, кто из нас старше, Хён. Ведёшь себя как ребенок, которого кто-то глупо обозвал, а ты эту ситуацию не можешь отпустить.        — Да, не могу! — соглашается Бан, повышая голос. — Потому что мне не все равно, как ты понять не можешь? Мне не все равно, что думают обо мне, о тебе и о нас в целом. И мне не будет все равно.        — Тогда не надо было звать меня на свидание, раз тебе изначально было не все равно, — выдыхает Чонин, смотря старшему в глаза. У него собираются слезы, но он держится до последнего, делая глубокий вдох через нос. — Зачем тогда все это? Зачем этот год вместе, м? Люди и дальше будут говорить то, что им не нравится. Может проще прекратить все сейчас? Что скажешь, Хён?       А Чан на это молчит. Потому что расставаться с Чонином он не хочет и не будет. Любит его безумно и будет последним идиотом, если оставит его на ровном месте.        — Ты просто не поймёшь меня, Чонини. В этой истории криво коситься будут не на тебя, а на меня. Я ведь старше, значит и ответственность на мне. А для меня все это сложно и… — Чан вздыхает надрывно, жестикулируя, — не знаю. Просто не знаю, Чонин.       Ян подходит к нему медленно, а обнимает крепко, чуть привставая на носочки.        — В отношениях ответственность никогда не лежит на одном человеке, Чани-хен, запомни. Мы с тобой вместе, все, точка. И справляемся мы вместе. Не стоит брать на себя слишком многое, а то развалишься раньше пятидесяти, — Ян усмехается, целуя в щеку, а Бан тихонько шмыгает носом, прижимая младшего сильнее.        — Я люблю тебя, — выдыхает Чан, смазанно чмокая в губы.        — И я тебя тоже, Хён, — улыбается младший, возвращая поцелуй.       Успокоение длится около недели, пока они снова не встречаются с Хёнджином, а тот снова не высказывает свое мнение насчёт всего. Он заходит с далека на этот раз, приводя примеры того, как быстро такие пары рушатся, потому что сложно жить с человеком, с которым у вас такая разница. А после снова говорит, что он всего этого не понимает и, наверное, не поймет.        — Ты не подумай, Хён, я не говорю, что ты плохой или что-то подобное, — заверяет Хван, выставляя руку вперёд в примирительном жесте. — Но ваши отношения… Не самый лучший пример для «долго и счастливо». Думаю, ты и сам это понимаешь.       А Чан понимает лучше, чем кто бы то ни был. И понимал он это давно, как только это все началось. Понимал и принимал, но старался задвинуть эти мысли подальше.       Две недели назад у них с Чонином впервые случается настолько сильная ссора, что Ян плачет очень долго и сильно, крича на старшего, а тот кричит в ответ, только спустя время осознавая, что он натворил. Чонин долго не может успокоиться, а потом говорит, что побудет этой ночью у Хёнджина, быстро собирая вещи и пулей вылетая из дома. Чан же в эту ночь не спит совсем, встречая младшего ранним утром и крепко прижимая к себе, долго прося прощения. Чонин, конечно, прощает и сам извиняется, вот только ссора повторяется через несколько дней, а Чан не может ничего с собой поделать.        — Хён, тогда расстанься со мной, — трясущимися голосом предлагает Чонин, стирая слезы с лица. — Не мучай меня, не мучай себя. Расстанься и отпусти все это. Потому что судя по всему для тебя это слишком сложно. Только расстанься первым, потому что я тебя бросить не смогу.       Чан тогда сам на грани истерики. Притягивает младшего к себе, вновь извиняясь, но назойливая мысль о том, что расставание может сделать всем лучше не покидает голову, оседая там сильнее.       Сегодня же он сказал Чонину о том, что расстаться это не самая плохая идея, вот только стоило Яну всхлипнуть, как собственные убеждения уже не кажутся такими правильными.        — Чонини, подумай сам. Мы только и делаем, что ссоримся. Мне тяжело со всей этой ситуацией, правда тяжело. Но я держался все это время, пытался не обращать внимания на окружающих, но не получается, я так не могу, — качает головой старший, жмурясь на болезненный всхлип за спиной.        — Хён, я тебя люблю. Все можно исправить, просто будем делать все вместе и тогда…        — Ты меня не исправишь, Чонини, пойми, — Бан разворачивается к младшему лицом, заглядывая в заплаканные глаза. — Это не та ситуация, когда можно что-то исправить. Дело во мне и в моих убеждениях. Ты ещё ребенок совсем, мне сложно объяснить.        — А ты всегда только и видел во мне ребенка, — шепчет младший, шмыгая носом. — Всегда смотрел на идиотские цифры, никогда даже не пытаясь смотреть на меня самого. Ты хоть знаешь, что абсолютно все наши ссоры случались из-за дурацкого возраста, который не влияет ни на что, а тем более не влияет на то, что я очень сильно люблю.        — Для меня влияет, Чонин. Также, как и влияют остальные вытекающие. Я не могу по-другому, прости.       А Ян внимательно начинает рассматривать старшего, прежде чем кивнуть совсем слабо и жёстко стереть влагу с лица.        — Дай мне минут пятнадцать, мне нужно собрать вещи, — просит младший, поднимаясь с дивана и направляясь в комнату. Чан за ним не следует, лишь сидит на диване, только слыша то, как младший достает чемодан и упаковывает в него свои вещи, бегая от комнаты к ванной, а после застегивая замок и разговаривая с кем-то по телефону.        — Чонини, — выдыхает Чан, когда Ян обувается в небольшом коридорчике. На лице у него нет ни одной эмоции, а глаза абсолютно пустые и безжизненные. — Я…        — Пока, Хён, — совсем тихо выдавливает младший, когда вкладывает связку ключей в чужую ладонь, а после прекрывает за собой дверь.       Чан выглядывает в окно, видя, что возле подъезда Чонина встречает Хёнджин, сначала непонятливо глядя на чемодан, а после прижимая младшего к себе, качая из стороны в сторону, чтобы успокоить. Чан плачет всю ночь, не приходя в студию на следующий день.       Месяц тянется безумно медленно, а Чан, по словам Джисона, сам на себя не похож. У него абсолютно сбит режим, поэтому работает он по ночам, а днём отсыпается, приходя в студию тогда, когда Хану все же удается до него дозвониться. Бан и сам знает, что выглядит абсолютно дерьмово.        — Ты, кстати, слышал новости? — интересуется Джисон, когда протягивает старшему стаканчик с кофе, чтобы тот мог проснуться.        — Какие?        — Хёнджин и Чонин теперь вместе.       Джисон это выдавливает очень неуверенно, будто только сейчас понял, какую тему он завел. — Мне Чонин вчера рассказал. Так что вот, — неуверенно заканчивает Хан, сжимая губы и оглядываясь по сторонам. — Мне звонят, одну секунду, — Джисон благодарно выдыхает, когда видит входящий звонок и быстро ретируется из студии, будто боясь, что Чан что-то с ним сделает.       Сам же Бан лишь усмехается грустно, шмыгая носом и быстро вытирая маленькие слезинки, скопившиеся в уголках глаз. Чонин был его маленьким солнышком, вот только Чан погасил его своими же руками. Это первый раз за всю его жизнь, когда ему правда все равно, что подумают другие. Хочется, чтобы Ян просто вернулся домой. Копилка с несбыточными желаниями пополняется ещё одним в этот момент.       У Чонина теперь новый дом и новая жизнь. Вот только Чан теперь не является ее частью.