больше, чем брат, но меньше, чем жена

После грёбаного Рима и вереницы спагетти-вестернов между ними всё стало как-то иначе. Не тем, что было там, на голливудских холмах или знакомых глазу киноплощадках. Нихера не тем. Конечно, поначалу всё это было: и разговоры обо всём и ни о чём, и размеренные перекуры, после которых Рик кашлял, как проклятый, и перемалывание костей неугодным, и даже парочка вылазок в экскурсионные места. Клифф, который исколесил не то чтобы много за всю свою жизнь, точно не думал, что будет слушать о судьбе некоего Джованни Бернини. Красивые штуки ваял, ничего не скажешь. У каждого, если так посудить, свои таланты: Бернини — выдающийся скульптор, он, Клифф Бут, отличнейший каскадёр (и пусть свиньи Голливуда, не хотевшие иметь с ним дел, отсосут сами у себя), тот же Полански взорвал Америку своим режиссёрским подходом. Есть ещё Рик Далтон. Актёр с большой буквы. Актёрище. Босс и друг, какого ещё поискать надо. Чрез меру эмоциональный, падкий на спиртное и отрицавший свой личностный кризис. Клифф отчего-то думал, что это его состояние быстро пройдёт, рассеется. Но чёртов Шварц задел друга за живое, порвал какую-то важную нить… и вот, спустя пару месяцев они оказались в Италии. То есть Шварц остался в Калифорнии, а они, как неделимый дуэт, подписали удачный контракт, затем второй, третий… Но уже к концу первого сотрудничества с макаронниками их общение видоизменилось, став на порядок редким. На горизонте появилась сперва одна итальянка, которую Рик неохотно представил Клиффу и которую выгнал однажды ночью (поди разбери, что могло случиться), и вторая. Франческа Капуччи не входила в число тех девиц, которых выгнать вот так вот просто. Как и жена Клиффа. Та сука была просто мерзостью, ошибкой номер один, дьявольским отродьем. После неё не то, что трахать — не хотелось даже просто разговаривать с другими женщинами. Настолько жёнушка постаралась, высосав из Клиффа напоследок все жизненные соки. Отпустило тогда спустя месяцы. Сейчас, впрочем, тоже не всё удачно — последние ухаживания выходили топорными, Клифф скучал, и дамы в итоге быстро сбегали сами. Случайные связи же удовлетворяли частично. Наблюдая за нередкими перебранками и долгими поцелуями Франчески и Рика (да, они бывали теми ещё бесстыдниками), Бут понимал, что это та самая страсть, по которой соскучились его собственные тело и разум; та самая страсть, которая нужна была Далтону в виде встряски, манёвра, отвлекающего от самобичеваний. Американки никогда не задерживались в его постели надолго, а итальянская сучка, которая переходила на английский только когда Рик вскипал от бешенства, почему-то оказалась долгосрочным экземпляром. Когда Рик сообщил о том, что сделал ей предложение, Клифф подавился сигарой. Решение друга не то чтобы шокировало, но показалось скоропостижным. Неожиданно-странным. Он издевательски улыбался, прося официантов принести ещё и ещё бренди на своём неважном итальянском, нахваливал свою невесту так, будто отхватил себе не иначе как Мэрилин Монро. Они тогда сидели вдвоём в одном из лучших ресторанов Рима, впереди их ждали несколько выходных дней, можно было чуть увлечься поглощением алкоголя, но не налегать на жирную еду. Рик же на радостях ел слишком много пасты, набирая очередные лишние и нежелательные фунты, понемногу меняясь в лице и… внутри тоже, верно. Импульсивность никуда не девалась, но потребность высказаться Клиффу, пожаловаться на жизнь и коллег-мудаков с каждым разом исчерпывала себя. Клифф даже стал чутка по этому скучать, чувствуя некую нехватку. Потому что слушать россказни Рика, порой истеричные и абсурдные, давно стало привычкой. Как и подбадривающие жесты вроде объятий, хлопков по плечу, подвозов до дома и прочего. Мало кто знает, но в самом начале совместной работы у них не клеился ни один разговор. Как-то раз Клиффу удалось случайно услышать тихие жалобы Рика на него своему приятелю: — Просто, блять, не могу поверить, что он будет моим дублёром! Злой и хмурый жлоб, не пойми откуда взявшийся… Мы не сработаемся, нет. Точно говорю! Благо Далтон ошибался. Благо точек соприкосновения у них всё ещё много, несмотря на натянутое общение и всю эту его семейную жизнь. Не благо, что после Рима они больше вместе не работают. Вообще. «Ты мне не по карману, друг. Безо всяких обид, Клифф. Меньше всего я хотел бы этого. Я теперь женатый человек и не хочу падать перед Франческой лицом в грязь. Я уже достаточно нападался». Заявление о расторжении деловых отношений раздосадовало хлеще, чем весть о помолвке. Мир Клиффа в очередной раз треснул, но в этот раз трещина оказалась на порядок больше прошлых. Предстояло как-то жить дальше. Искать средства на жизнь, на псину, что-то делать, кем-то быть, кого-то из себя представлять. Ждать фортуны, чтобы выйти на студию, которой требуется каскадёр и которой будет чхать на его репутацию женоубийцы и просто скандального парня, надравшего зад Брюсу Ли. Но на сколько лет ему ещё хватило бы сил? Пять? Семь? Десять? Седое будущее дышит в спину и сейчас, как тайный одержимый воздыхатель, оно ближе с каждым днём и по-настоящему пугает. Пугает и то, что Рика в жизни Клиффа стало на порядок меньше. С ним в самом деле не хотелось расставаться. Он, чёрт побери, не последний для Бута человек. Даже не так: засранец был, есть и будет в числе первых. После Брэнди, разумеется. Как Рик сам сказал однажды в шутку: «Ты больше, чем брат, но меньше, чем жена». Да, спустя месяцы после возвращения в Лос-Анджелес Клифф всё ещё вхож в дом Далтона, но его визиты уже не каждодневны. После полученного ножевого был период малоприятной и долгой реабилитации, Рик пропадал и пропадает на съёмках или зависает с жёнушкой и новыми друзьями, и потому время не всегда находится. А если Клифф оказывается на пороге давно знакомого особняка, то это заканчивается одним и тем же — шумными распитиями, ностальгией по былым временам и каплей сплетен, касаемых общих знакомых. Вроде бы всё, как в 69-м, но не совсем. Сегодня вечер Рика свободен, Франчески дома нет, и Клифф считает нужным узнать, почему. — Уехала к маникюрщице. Сказала, мол, после заглянет к подругам, так что, наверное, Франческу сегодня можно не ждать, — легко отвечает Рик с вечной сигаретой в руке. Скоро раздастся непрерывный кашель, дублёр-то знает. — По маргаритке? — Ещё спрашиваешь, — улыбается Клифф, следуя за другом на кухню. В доме негромко играет «Wouldn't It Be Nice» Бич Бойс, не пританцовывать просто невозможно. Нога дичайше болит раз в месяц, а в целом он увернулся даже от хромоты, которой пугали врачи. Родившийся в рубашке ублюдок. Таков он для людей. Рик успел сбросить вес после разгульной итальянской жизни и немного посвежеть. Его рабочие дела уже не так плохи, раз в неделю нет да кто-нибудь попросит автограф, выловив его на улице или в ресторанах. Он теперь помнится как актёр, а не как свои киногерои, он заметно востребован и нужен зрителю. Как и годы назад, Рик громко кричит во время совместного просмотра фильмов с его участием, когда знает, что вот-вот появится на экране. Клифф громко кричит в ответ. Он горд просто за то, что знает такого человека, как Рик Далтон. И плевать, что о нём самом теперь не вспоминает никто. Нет, недавно случилось одно выгодное сотрудничество, но оно, окупившись, не дало ничего другого: ни новых близких знакомств, ни адреналина во время съёмок, ни особых эмоций… Было и было. На этом всё. Как говорят французы, «се ля ви». Приступая к приготовлению коктейля, Рик параллельно посматривает на Клиффа. Подозрительно-обеспокоенно, но в то же время с дружелюбной теплотой. Доставая из холодильника лайм, спрашивает: — Помнишь, о чём я тебе говорил в последний раз? — Ты говорил буквально обо всём, — пожимает плечами Клифф. — Продавай свой дряхлый трейлер, складывай с теми деньгами, что у тебя сейчас есть, и обзаведись наконец жильём. Хрен с ним с Голливудом, присмотрись, я не знаю, к Холмби Хиллз? Хотя погоди. Знаю одного агента, который может показать варианты в Санта-Монике… У черта на куличках его Санта-Моника. Самая лучшая на свете местность — вот эта, расположенная за вычищенными панорамными окнами дома Рика. И срать Клифф хотел на кровавую и дохуя безумную чертовщину, произошедшую здесь месяцы назад. Было и было, так ведь? Если жить, то только где-то тут. — Далековато от тебя будет, — перебивает он. — Вообще ото всего и вся далековато. — Давно нет нужды приезжать ко мне каждый день, дружище. И теперь, когда у меня ломается грёбаная, мать её, антенна, или кипятильник, в девяти случаев из десяти я вызываю ремонтника. Мне ещё и скидку делают. Ну, как актёру. Прогрессивный Голливуд! Было ли такое возможно раньше? — В целом, я с тобой солидарен. Немного подкоплю и займусь всей этой недвижимостью. Но сейчас планы другие. — Это какие? — Для начала махнуть на какой-нибудь музыкальный фестиваль, — делится Клифф. — Хотя бы на денёк. Если верить очевидцам, Вудсток никому не повторить, но мне не помешает и пародия на него. В моей молодости такого не было, сам понимаешь. Хочу отыграться. — Музыкальный фестиваль? — застывает Рик со льдом в руке. — Рехнулся? — А что такого? Я вроде как серьёзен. — Не пойми неправильно, Клифф, но ты не староват для такого? Там же один молодняк и пропитые реднеки будут. Или… Стой. Так хочется втиснуться в толпу сраных хиппи? Если Далтону дети цветов не нравятся категорически (огнемёт тому показатель), то Бут к ним относится с одновременными недоверием и интересом. Он — человек-олдскул, выросший по иным законам, которые они никак не хотят признавать. Клавшие на всё хер собачий, бегающие босиком по Аллее Славы, трахающиеся с кем хотят и где хотят… И всё равно в них что-то есть. Не во всех, но в некоторых — точно. Конченый отморозок Тэкс, та милашка, продавшая кислотную сигарету Клиффу посреди белого дня, в конце концов милая, но агрессивная Киска — врезались в память, и всё тут. О Киске и её предложении сделать минет прямо в авто Клифф как-то поведал Рику, и получил животный вскрик о том, как же это мерзко. Спустя минуту возмущений поступил вопрос о том, дал ли Клифф на это добро. И громкий, будто бы облегчённый вздох после услышанного «нет». Ладно, может, облегчение Клиффу померещилось. Но Рик часто закатывает глаза, когда видит Клиффа, засматривающегося на эти укуренные компании молодых девушек и парней с венками на головах. Цокает, когда слышит любые упоминания. Что-то ему во всём этом не совсем по нраву. Понять его можно, потому как в его доме и случился тот самый разнос. Но ублюдки из «Семьи» Мэнсона не равны всему движению хиппи вообще, и понять это разграничение легко и просто. Хотя это же Рик. Рубящий с плеча, нервозный старина Рик. Что же, его право. — Я хотел бы посмотреть Jefferson Airplane, слыхал про таких? Говорят, они даже не скрывают, что плотно сидят на психоделиках. Крутые ребята, должно быть. — А после фестиваля? Куда-то ещё планируешь? — продолжает расспрашивать Рик. Виртуозно хозяйничает на вылизанной кухне, этого у него не отнимешь. Франческа, судя по рассказам, бытом особо не озадачена. А Рик сварганит чуть ли не любой коктейль и закуску. И когда только научился? Чёрт вообще знает. — Если не будет работы, что очень вероятно, съезжу в родной Техас. Нужно заглянуть в пару городков. — Зов родины, значит? — Даже от такого рая на земле, как Калифорния, нужно отдохнуть. — Как долго будешь отдыхать? — Этого знать не могу, — отвечает Клифф. Он и вправду не знает. — Многим приятелям хочется нанести визит и… Их взгляды вновь сталкиваются. В голове Клиффа звучит неразборчивая брань, потому что так, как Рик смотрит на него прямо сейчас, было всего однажды. Когда тот считал, что его карьере точно-точно-точно-точно-точно конец и дальше только утиль, когда чувствовал неуверенность и уходящую из-под ног землю. Он говорил, что больше не может. Он смотрел светлыми печальными глазами прямо на своего дублёра, когда вокруг туда-сюда сновали актёры, гримёры и декораторы. Только на него. Клифф был тем, кто держал его тогда сильнее всех. Единственным, кто пытался вселить надежду. Вроде бы вышло. Вселить. Почему Рик смотрит так же, как тогда? Что, блять, не так? — Иногда я тебе завидую, веришь или нет, — вдруг говорит Далтон. — Тому, что ты можешь вот так сорваться в чёртов Техас или куда-нибудь ещё. Что, несмотря на нестабильный период в работе, ты в принципе не зависишь ни от чьего мнения, решения, телефонных звонков. Ты свободен, Клифф. Его свобода сомнительна, но вступать в спор на ночь глядя не хочется. Интересно иное: — А ты, стало быть, нет? — Очевидно, что нет. — Брехня. У тебя есть репутация, которая даёт тебе ключ ко многим дверям. За дверьми этими находятся связи и неплохие деньги. Особенно сейчас. Деньги и дают свободу. Ещё у тебя есть красивая, не капающая на мозги жена и… — Пока я живу в одном доме с этой женщиной, я не свободен. — Что-то не так с Франческой? — удивляется Клифф. — Как оказалось, всё. — Это не ответ. — Точно хочешь это выслушивать? Семейные потрясения, тем более чужие, разве могут быть интересными? — получив кивок искренне заинтересовавшегося Клиффа, Рик ударяется в объяснения: — Когда мы жили в Риме, всё было распрекрасно. Мне казалось, что вот она — та женщина, с которой я буду до конца жизни. Которая подарит мне детей, будет опорой и поддержкой. Я почувствовал, что настало время остановиться на ком-то одном. Вернувшись сюда и оправившись после встречи с «Семьёй», мы и впрямь жили какое-то время душа в душу, но потом… Её запросы стали чересчур высоки. Поведение невыносимым. Претензии смехотворными. Поверь, она та ещё скандалистка! К тому же, мне кажется, у неё есть другой. Может, даже не один. Нутро говорит мне, что это один из дружков Пола Ньюмана*. Боже, моя покойная мать не вынесла бы итальянской снохи. Чем я только думал? Клифф тихо хмыкает. Его не смешит ситуация (такое в Голливуде отнюдь не редкость), смешит последний вопрос. А чем думал он сам, когда брал в жёны ту неадекватную суку? Чем думал, когда год разменивал год, а он всё терпел её выходки? Риторика. — Хочешь сказать, она обычная охотница за деньгами? Не твоя судьба? Если так, то разведись и дело с концом. Люди пошумят да перестанут. Рик устало вздыхает, ничего не отвечая. Клифф, в свою очередь, не лезет к нему с нравоучениями, ведь точно не ему их читать. Рик доделывает коктейль и, не забыв про лайм, несёт в руках оба бокала. — Маргарита готова, мистер Бут. — За что пьём? — задаёт логичный вопрос Клифф. Только бы не за счастье в семейной жизни. Он сыт по горло одним словом «семья». Однако Рика ей считает. Кто он, как не родной человек? — Сегодня ровно полгода с той ночи и я считаю нужным отпраздновать то, что мы живы. И пусть мне потребовалось немало времени, чтобы стереть этот травмирующий опыт из своей головы, и денег, дабы отмыть тут всё, закупить снотворных для жены и заменить воду в бассейне, которую та объёбанная психичка-хиппи, мир её праху, испачкала своим испепелённым телом… Я ни о чём не жалею. Если бы не ты, кто знает, как бы дело кончилось? Всех этих зараз раскидал, молодчина! — Если бы ты не вызвал докторов, я бы загнулся. Благодарю тебя, друг. — А если бы не Брэнди, я бы не варганил тут коктейли, а ты бы их не оценивал, — радостно произносит Рик. — Так что за Брэнди! — Точно. За Брэнди! Глотнув вкуснейший напиток, оба смотрят друг на друга какую-то долю времени, а затем просто начинают смеяться. С нотками истерии, до боли в животах, как двое сумасшедших, вспомнивших факт из своей дурной биографии. Их биография — то ещё криминальное чтиво, слёзно-потный путь из падений, взлётов, моментов замирания на развилке в ожидании новых рабочих предложений. Временами барахтались в полной жопе, казавшейся вечностью, временами — шиковали подобно Великому Гэтсби. Но всегда и многое именно вдвоём, неизменно. Рассекая улицы, глотая пузыри недешёвого шампанского, ругаясь на злосчастную антенну… И всё-таки мало у кого в доме откидываются хиппари-обдолбыши, да ещё и таким эксцентричным образом. Это только их история, изюминка, фишка. Их голливудское «однажды», кислотное, леденяще-страшное, весёлое, кроваво-огненное. История из ряда вон, случающаяся раз в сто лет. Их 69-ый год. …Но маргаритой дело не кончается. В домашнем баре Далтонов обнаруживается масса интересного рома и бренди, которые ни хозяином дома, ни его главным гостем не игнорируются. Давненько они не пили в таких количествах. То есть раньше бывало, конечно, и частенько, а в Риме только в прощальный день, после которого Рик в сотый раз зарёкся не прикасаться к спиртному. Клифф не считает его балаболом или тряпкой, бросающим на ветер слова. Просто Рик — это Рик. Если он захочет, то все горы свернёт. Какие только увидит. Доживёт до уважения от самого Марлона Брандо. — Ты и я, — медленно говорит ему Далтон, когда они переходят на любимый кожаный диван. Сидя в своём протёртом домашнем кресле, Клифф тоскует по этому изыску. — Мы ну никак не должны теряться, Клифф. Что бы ты ни делал, куда бы ни забредал, но только не теряйся, дружище. Слабо соображающий Клифф ничего не говорит, только лыбится, как придурок. Как будто кислотная сигаретка вновь оказалась в его руках. Он, взрослый мужик, который спустя немного времени станет морщинистым стариканом, сейчас растрогается от откровений давнего друга. Расстояние между ними двумя сокращается, о чём говорит скрип диванной кожи. Бокалы опустошаются один за другим, их счёт уже давно не ведётся. Они говорят и говорят, словно не виделись годы, а не каких-то пару недель, вспоминают пропасти и смешные случаи, обсуждают рестораны, которые стоит посетить или наоборот, бытовуху, песни с радио. Рик начинает кашлять после очередной сигареты, а опьяневший Клифф просто ждёт, когда это дерьмо прекратится. С их количеством сигарет и сигар в день они могут плохо кончить, но озадачиваться здоровьем нужно далеко не сейчас. В какой-то миг он аккуратно дотрагивается до коленки Рика, спрятанной под его новёхонькими брюками-клёш. Чей-то очередной дизайнерский высер. Погладив её, Клифф медленно поднимает руку выше, не отдавая отчёт своим действиям. Кажется, единственное, чему он когда-либо отдавал отчёт — это удары, бьющие по его недругам в разные годы этой долго тянущейся жизни. Вот что действительно контролировалось от и до (почти всегда). Но сейчас перед ним не недруг. Далеко не он. Перед ним пьяный в стельку Рик Далтон, которого так многие хотят. Рик Далтон, который почти дорвался до нужного ему уровня славы. Клифф взял так много его царапин и синяков на себя. Рисковал вместо Рика, изображал Рика. Почему он не может зайти дальше дружеских объятий? За столько лет… Ему разве нельзя? Столько голубых вокруг, среди актёров это вообще вид нормы, так почему нет? Омерзение почему-то отсутствует. Есть его противоположность, бьющая по вискам, заставляющее тело трястись. Последний раз что-то подобное вызвала Киска. Клифф бы реально её выебал, будь она на пятак постарше. И тактично бы унёс эту тайну в могилу, ведь не рассказывать же такое Рику, который терпеть не может сраных, непромытых, отталкивающих хиппи! Рик не отталкивает, а примагничивает. Годами ранее сделал Клифф максимально удачную ставку, согласившись работать с ним, малоизвестным, но смазливым и одетым с иголочки. Женщинам нужен был новый Джеймс Дин, и они его получили. Не сразу разглядев, но получили. Что же получит Клифф? Который и сказать-то нихера не может, хотя хочет, ибо есть что. После Рима, где между ними случилось эмоциональное отдаление, он вообще не думал, что когда-нибудь окажется к Рику вплотную. И тут нате вам — онемел! Нелепица. Ересь. ЛСД-шный приход. — Клифф Бут, — пьяно и еле слышно бормочет Рик, не то уворачиваясь, не то наоборот подставляясь. — Клифф. Нет. Я не… Да я в жопу пьяный. Какие могут быть… Блять. Ёбаная жизнь. В ней было всё и не было только этого — связи с мужиком вроде Рика. Связи с мужиком вообще. Клифф рос на других понятиях и никогда даже не думал… Чем бы это сейчас ни кончилось, он точно знает одно. Въевшееся в мозг, как строчки из песен Бич Бойс. Зарубленное на носу. Он Рику больше, чем брат. Но всё-таки меньше, чем жена.