back to back

      Огарок свечи медленно тлел, догорая, истекал, словно слезами, мутными каплями воска, которые тут же застывали на железном донышке подставки. От трепещущего на сквозняке пламени по стенам разбегались дрожащие тени, но света не хватало, чтобы разогнать мрак окончательно. За окном тоже царила тьма, густая, чернильная, без единого проблеска, ибо некому было забредать в такую глушь промозглой октябрьской ночью и зажигать фонарь у калитки. Лукреция же предпочитала вообще не покидать дома после заката и тем более не жечь снаружи ни фонарей, ни лампадок, а свечи, молитвы, алтарь и армия Света и без того прекрасно берегли её от демонской скверны. Истошно завыл ветер где-то под самой крышей, Лукреция вздрогнула, в последний раз взглянула на подвеску в виде восьмиконечной звезды и снова принялась за дело. Усевшись на колени и подобрав под себя шуршащую пышную юбку, она пододвинула к себе корзинку, вынула оттуда клубки пряжи и спицы, на которых уже были набраны несколько рядов петель — зачин будущего подарка её мужу. Зафраэль слыл набожным, ратующим за абсолютную справедливость, истинным последователем Света, на которого обратили взор сами Небожители, и одновременно бесконечно одиноким, замкнутым, загнанным монастырской жизнью в жёсткие аскетические рамки, человеком. В дом он возвращался редко и ненадолго, однако Лукреция не жаловалась, ибо её сердце при виде мужа полнилось влюблённым обожанием, пускай и не взаимным. Зафраэль не был разговорчив, его речь ограничивалась краткими, рубленными фразами, а во взгляде и фигуре была только угловатая твердь мраморных колонн. Но иногда он приносил под плащом хлеб и яблоки, свечи, спички и благовония, книги с псалмами, гребни для волос и простые однотонные платья, накрывал одеялом перед уходом, если случалось засыпать у алтаря, оставлял рядом плошку каши.. И поступки его, пусть и лишённые супружеской привязанности, говорили больше любых слов. О, как же ей хотелось порадовать его хоть разочек, увидеть вечно хмурое лицо озарённым улыбкой, отвлечь на миг от всех горестей и скорби мира!.. И потому Лукреция не придумала ничего лучше, чем связать ему.. шарф. Плотный и тёплый, который укрыл бы Зафраэля если не от тьмы, то от ледяного ветра и сырости. И сиреневый, так как пряжи иного цвета в её закромах не нашлось. Но каждая новая петелька, нанизанная на спицы, не прибавляла уверенности в надобности её подарка человеку, что без пяти минут являлся почти Небожителем. Но он в той же степени был Лукреции мужем, и она ни за чтобы не смогла отказаться от него или собственного желания сделать его возможно крайние дни на бренной земле немного лучше. А что случится после, если Зафраэль всё таки станет божеством, она думать себе не позволяла. Но и никак смириться с тем, что её скоро покинет единственный близкий человек, не могла.       Когда же темнота сгустилась ещё плотнее, от свечки остался жалкий оплавившийся кусочек, а по ставням звонко ударили капли дождя, шарф был готов. Лукреция погладила его, притиснула к груди, вздыхая, как вдруг в бескрайней черноте мелькнуло что-то белесое, и мутное рыжее пятно вспыхнуло за влажным стеклом. Кто-то затеплил фонарь. Лукреция нервно встрепенулась и, отложив шарф на тумбочку, поднялась на ноги. Кто мог забрести сюда в такую пору, да ещё и в ливень?.. Неожиданно дверь, скрипнув, распахнулась, и на пороге возникла высокая фигура в плаще. Лукреция от страха застыла и прищурилась, силясь разглядеть гостя сквозь тьму, как он сам поднял над полом за ручку фонарь, обычно висящий на улице, и стянул с головы капюшон. Это был Зафраэль, чьё лицо, залитое тусклым мерцающим светом, казалось особенно хмурым и почему-то капельку взволнованным. У Лукреции отлегло от сердца, и радость новой встречи подтолкнула робко выйти к мужу. Зафраэль, увидев её, кивнул, затем прикрыл дверь, чтобы не пускать дождь в дом, поставил фонарь на пол. Это медленное движение вышло переполненным страшной усталостью, отчего под рёбрами у Лукреции больно дёрнуло и заныло, и она метнулась вперёд, и отчаянно обняла Зафраэля, вжавшись лицом ему в грудь, как когда-то обнимала мать и своих младших братьев и сестёр в минуты удушливого ужаса перед демоническими созданиями. Зафраэль не дрогнул и не поднял рук, чтобы вернуть объятие, лишь заполошно бьющееся сердце выдавало его истинного. А потом он, чуть повернув голову и зарывшись носом Лукреции в волосы, тихо произнёс: — Здесь поблизости видели демонов. Будь осторожна. Лукреция сильнее стиснула пальцами влажный плащ мужа, но Зафраэль, погодя несколько мгновений, мягко отстранил её за плечи. Взгляд его горел неизменной, непоколебимой решимостью уничтожить всю существующую скверну. — П-подожди, — запнувшись, выговорила Лукреция, не переставая цепляться за готового ускользнуть в любую секунду возлюбленного. — Там... Она дёрнулась назад, туда, где оставила подарок, схватила его и в тот же миг возвратилась, на раскрытых ладонях протягивая Зафраэлю длинный сиреневый шарф, свёрнутый несколько раз. Сквозь налёт усталой серьёзности на лице мужа пробилось удивление, и даже голос немного дрогнул, когда он спросил: — Это... мне? Лукреция кивнула и, не дожидаясь разрешения, намотала шарф Зафраэлю на шею. — Да, подарок, — она улыбнулась и легко погладила мужа по щеке. — Хорошо, — Зафраэль осторожно потрогал шарф, после перехватил руку Лукреции своей и притянул к губам, чтобы оставить на костяшках мимолётный поцелуй. — Мне пора назад. Он отпустил её и развернулся, но перед самым выходом замер, чтобы сказать последнее: — Спасибо. А после подхватил фонарь и вышел в ночь так же неожиданно, как и пришёл.