Смятые простыни

      — Я его ещё не будила. Можешь подняться к Тадаши, если хочешь.       Наблюдать за собирающейся Ямагучи-сан для него уже давно привычно. Только в этот раз он действительно пришел раньше, и никакого топота и копошения со второго этажа он не слышит. Тсукишима бормочет слова согласия, кладет свою сумку на диван и проходит мимо женщины, которая застегивает свои серьги и не смотрит ему вслед. Присутствие Тсукишимы в их доме для нее тоже привычно. Честно говоря, Тсукишима знает, что и где находится в этом доме лучше, чем сам Ямагучи. Ну, по крайней мере, именно он, а не Тадаши, в последний раз подал его матери оливковое масло из высокого шкафчика на их кухне.       Он привычно перепрыгивает через пятую скрипящую ступеньку, приподнимает вечно заедающую дверь, ловит фигурку, которую постоянно сносит с небольшого столика, ещё до того, как та соприкасается с полом, и подходит к комнате Ямагучи.       В будущем он будет думать, что если на его стук не отвечают, то лучше просто не заходить.       Но, в его оправдание, он и раньше приходил за десять минут до обычного (как Ямагучи умудряется просыпаться и собираться за эти десять минут всегда было для него загадкой). Поэтому и в этот раз он, не дождавшись никакого ответа на его стук, просто открывает дверь и заходит.       Пусто. Ямагучи нет, его вчерашние вещи валяются смятым комом на стуле (его неприятная привычка), учебники лежат несобранными на столе, подушка скинута на пол, а на смятых простынях виднеется белая вязкая жидкость.       Хах, стоп, что?       Вопреки здравому смыслу, Тсукишима делает несколько шагов вперёд. Простыни не разглаживаются, жидкость не исчезает, а из шкафа не вылазит Ямагучи с долгим и протяжным «розыгрыш!». Тсукишима моргает. Внезапно он слышит плеск воды из ванной комнаты. Это пробуждает его от этого тупого шокированного состояния, и он резко разворачивается и выходит из чужой комнаты.       Он тупо пялится на дверь и вслушивается в журчание душа, и, наверное, минуты через две все стихает. Слышится грохот открываемой двери. Ямагучи появляется в коридоре с полотенцем на голове, которым он протирает мокрые волосы, и, когда они встречаются взглядами, это самое полотенце падает на пол. Ямагучи чуть не падает следом, когда тянется его поднять. Когда он выпрямляется, Тсукишима чуть ли не интуитивно отмечает его красные уши.       — Т-тсукки? Ты заходил? — он натянуто смеётся, подходя ближе, и Тсукишима надеется, что его глаза не выдают все то, что проносится в его голове.       — Нет. Никто не отвечал на стук.       Ямагучи улыбается, уже менее натянуто, и проходит мимо него в свою комнату.       — Не заходи, у меня там небольшой беспорядок.       «Я видел», — практически говорит Тсукишима, но резко прикусывает язык и практически давится воздухом и решает благоразумно остаться за дверью. Ямагучи выходит буквально через минуту с постельным бельем и футболками в руках, и Тсукишима вздрагивает из-за громкого:       — Я запускаю стирку, у тебя есть белые вещи?       — Нет, все в корзине! — доносится такое же громкое с первого этажа, и Ямагучи уходит в ванную. Уже оттуда он кричит:       — Где твой фен?       — В тумбочке у кровати, — на автомате отвечает Тсукишима в один голос с Ямагучи-сан, и Тадаши хмыкает. Второй этаж заполняется утренним копошением Ямагучи — шумом фена, его постоянными хождениями между комнатами, стонами, когда его мать просит что-нибудь принести, и все это выглядит привычно и обыденно. За исключением одного.       Тсукишима так и не двинулся с места, и Ямагучи, улыбающийся Ямагучи, раздраженный Ямагучи, спешащий Ямагучи, такой утренний и заспанный Ямагучи, не может восприниматься им по-прежнему.       Они действительно практически все время проводят вместе? С каких это пор? Разве они постоянно обедают вместе? Тсукишима отчётливо помнит, что недавно он ел в одиночку. А, нет. У него тогда болела голова, и Ямагучи старался не беспокоить его. А это вообще нормально, что они всегда обедают вместе?       — Она опять положила морковь, — вздыхает Ямагучи, открывая свой бенто, и перекладывает оранжевый овощ в его обед. — Хах, возможно, на это и расчет, — тут же хмыкает он и вываливает оставшиеся кусочки овоща на его рис. Тсукишима внезапно впадает в панику. Они всегда болтают во время обеда? Это будет нормально, если он не ответит на эту фразу? А обычно он отвечает? Что он говорит? Как двигаются его руки? Как он вообще себя ведёт?!       Тсукишима изматывает сам себя ещё к середине дня, пытаясь понять, как ему стоит вести себя, чтобы Ямагучи не понял причину его странного поведения. Он решает, что молчание — ключ к решению проблемы, да и нет в этот день ничего, что вытеснило бы из его мозга мысли про Ямагучи. К счастью, он и обычно ведёт себя достаточно тихо, и его поведение не вызывает подозрений. К сожалению, это распространяется на всех, кроме Ямагучи, и тот несколько раз пытается его разговорить, а после просто оставляет в покое. Его мозг, нацеленный в этот день исключительно на Ямагучи, посылает сигнал в сердце, и оно болезненно сжимается от этого небольшого жеста. Придурок, он знает тебя достаточно хорошо, чтобы не лезть, когда ты не в настроении, чему ты удивляешься?       Однако он сам не замечает, как в последующем всю тренировку ведёт себя с ним мягче, а после делится своей булочкой. Ямагучи искренне улыбается ему и не спрашивает о причине его молчаливого состояния. И к лучшему. Они расстаются на перекрестке, и Ямагучи выглядит неуверенным, прежде чем открыть свой рот.       — Я, эм… — он прокашливается и продолжает вопросительным тоном: — Я напишу тебе вечером?..       «Зачем ты спрашиваешь?» — практически спрашивает Тсукишима, а потом вспоминает про свое поведение и чертыхается. Стоит ли Ямагучи писать ему? Или… стоит ли его оставлять со своими мыслями? Со своими глупыми, настырными мыслями, которые не дают ему покоя целый день?       Тсукишима отрицательно машет головой, и Ямагучи тушуется. Он слабо машет рукой в знак прощания, а после отворачивается и уходит к себе домой.       Тсукишима чувствует колющее чувство в горле и надеется, что Ямагучи не примет ничего на свой счёт (даже если…).       Тсукишима ворочается в постели и долгое время не может уснуть. Он делает уроки намного быстрее обычного, и, возможно, дело в том, что он не отвлекается ни на какие сообщения. Однако это не приносит ему облегчения. Ему никогда не требуются особые усилия для учебы, поэтому в его мозг настырно проникают другие, совсем непрошеные мысли. Когда он заканчивает с биологией, то чувствует себя невероятно вымотанным. Часы показывают половину десятого, и он решает лечь спать.       Время подходит к полуночи, а сна у него ни в одном глазу.       Он чувствует себя… странно. Мысли возвращаются к сегодняшнему утру, и ему хочется себя ударить. Что вообще такого необычного в том, что он узнал, что Ямагучи — абсолютно такой же подросток в пубертате, как и он сам? Или ему неприятно из-за того, что, очевидно, все произошло буквально за пару минут до того, как Тсукишима пришел? Тсукишима пытается прислушаться к себе и своим чувствам. Неприязни там нет. Только глупое, необоснованное удивление.       Просто… Они дружат с самого детства. Они отдыхали вместе, учились вместе, дружили семьями, они менялись вместе. Они взрослели вместе. И эта очевидная деталь взросления Ямагучи просто… прошла мимо него. Они мерили свой рост на одной стене, смеялись над их неудачными стрижками, обсуждали, как их одноклассники вступали в отношения, и ни разу, ни единый раз за все время их общения не затрагивали эту тему.       Ямагучи в его глазах все ещё видится ребенком. Ребенком, который спит до самого последнего, постоянно шутливо спорит со своей матерью, ходит по траве босиком и которого летом обсыпает веснушками. Да, он вырос сантиметров так -дцать, черты его лица обострились, тело потеряло детскую пухлость и стало по-мальчишески угловатым, но он так и остался тем парнем, который однажды упал в бассейн, когда бежал за мороженым.       Тсукишиме пятнадцать. Он постоянно чувствует себя раздраженным, злым и возбуждённым одновременно, и, честно говоря, пубертат для него проходит просто ужасно. Он не знает, почему мысль, что Ямагучи проходит через то же самое, ощущается так… неправильно. Непривычно. Он чувствует, что что-то ускользает сквозь его пальцы, что единственная вещь в его жизни, которая всегда была стабильна, перестает быть таковой. Ямагучи взрослеет. У него свои, подростковые проблемы, в которые Тсукишима больше не посвящен.       И так и должно быть. Есть те вещи, которые ты не обсуждаешь со своим лучшим другом, даже если вы дружили столько лет. Да и что они могли бы обсудить? Это глупо. Его дурацкое заторможенное состояние — это просто глупо. Это неприятное, горькое чувство на языке — это просто глупо.       И эти мысли, что теперь он не знает о Ямагучи все, что теперь Ямагучи для него — новый, абсолютно неизведанный объект, что теперь Ямагучи, черт возьми — это возбуждённый подросток, подобный тем, что окружают его каждый день, а не просто его лучший друг без возраста, просто глупые и такие выматывающие.       Тсукишима засыпает к часу ночи, абсолютно уставший и разбитый.       Все приходит в норму, когда он высыпается. Требуется несколько дней и бессонных ночей (не из-за Ямагучи, а из-за сбитого режима сна — у него действительно дерьмовый метаболизм), чтобы он, наконец, смог проспать свои законные семь часов, и все пришло в норму.       Практически.       По большей части.       Не совсем.       Однако все возвращается на круги своя. На самом деле, ему стыдно за тот день заторможенности. В том, что Ямагучи тоже нужна разрядка, нет ничего странного и необычного, и он сам не понимает, почему так зациклился на этом. Он возвращается к своему «мне-все-равно» состоянию, которое приходит к нему каждый раз, когда что-то трогает его до глубины души. Ямагучи по-прежнему роняет всю еду, что попадает ему в руки. Ямагучи по-прежнему его лучший друг, который учтиво интересуется его состоянием и начинает радостно болтать, когда Тсукишима говорит, что он в норме. Ямагучи по-прежнему доверяет ему маленькие моменты бытового позора («Я опять впечатался лицом в кухонные шкафчики, Кей, это невозможно»), от чего у Тсукишимы теплеет на сердце.       Все возвращается на круги своя.       За исключением того, что он начинает все больше присматриваться к Ямагучи, чтобы понять, что еще он упустил.       Да, он вырос. Но они с самого знакомства пристально следили за их ростом и спорили, что когда-нибудь Ямагучи его перерастет, так что в этом нет ничего неожиданного. Хотя иногда, когда он сравнивает Ямагучи с другими парнями, что их окружают, то невольно удивляется, насколько высоким тот кажется. Сам он давно привык смотреть на всех свысока.       И да, он вытянулся и его тело приобрело юношеские угловатые очертания. В этом тоже нет ничего неожиданного, хотя довольно странно смотреть на Ямагучи с их старых детских фотографий. На его лице по-прежнему россыпь веснушек, а прическа стала лишь ненамного длиннее, и эти неизменные черты посылают теплоту по телу Тсукишимы.       С каких-то пор ему становится чуть ли не жизненно необходимым законспектировать в голове каждую привычку Ямагучи. Убедиться в том, что все остальное уж точно не появилось без его участия. К концу недели его голова оказывается переполнена мелочами, на которые он никогда раньше не обращал внимания, но подоплеку которых он всегда знал. Ямагучи всегда дважды застегивает и расстегивает сумку — это осталось в нем из-за его любимого портфеля, который к концу службы расходился чуть ли не через раз. Он убирает телефон на беззвучный режим перед уроками — пару раз его выставляли в коридор из-за неожиданных звонков и уведомлений. Он проводит по сиденью своего стула ладонью, даже не зацикливаясь на этом — и это неприятно отдает в сердце, потому что тогда, когда у него появилась эта привычка, Тсукишима, к сожалению, не был с ним знаком.       Возможно, тогда этой привычки бы у него и не было.       Каждый раз, когда наступает время обеденного перерыва, он оглядывается на него с вопросом на лице, и Тсукишима кивает (положительно или же отрицательно). Эта привычка появилась у него, когда Тсукишима проходил тот дерьмовый период в своей жизни, когда все его авторитеты рушились, а привязанности пересматривались за предметом необходимости. Просто поразительно что Ямагучи так долго терпел все его перепады настроения и язвительные, уничтожительные фразы по поводу… да без повода.       Ямагучи действительно хороший друг, и Тсукишима рад, что когда-то он решил впустить в свою жизнь нового человека.       Когда к Ямагучи подходит их одноклассница, на которую пускают слюни как минимум пять других одноклассников, Тсукишима неосознанно напрягается. Все было хорошо, пока что. Но теперь в дело должны вступить привычки, связанные со всякими любовными делами, и он не может вспомнить у Ямагучи ни одну. Они вообще когда-либо обсуждали их влюбленности? Мимолётные симпатии? Краши в знаменитостей? Хоть что-то, связанное с чувствами, на тропу которых пока никто из них не ступал? Ямагучи выглядит как человек, который когда-то лет в десять влюбился в свою одноклассницу и хранит свои чувства к ней до самого своего выпуска. Тсукишима же выглядит как… Ну.       Возможно, дело в том, что самому Тсукишиме на все эти любовные дела откровенно начхать. Если его тело требует — он подчиняется, но не более того. Возможно ли, что его твердая убежденность, что отношения не стоят всей этой нервотрёпки, пресекала все их разговоры о чувствах на корню? Тсукишима чувствует неприятную горечь на языке. Он не хотел, чтобы Ямагучи когда-либо молчал о своих чувствах, он просто не любит обсуждать свои, и если дело обстоит действительно так, то хреновый из него лучший друг.       Одноклассница, считающаяся в их классе самой красивой, подходит к Ямагучи и просит списать последний пример по алгебре.       Тсукишима ждёт.       Ямагучи виновато улыбается — как он делает всегда, — пожимает плечами, — что он делает постоянно, — и говорит ей, что он сам хотел спросить у учительницы, как его сделать. Его дыхание спокойно, пальцы по-прежнему со средней силой сжимают учебник в своих руках. Ноги стоят неподвижно. Румянца нет. На ушах тоже.       Девушка вздыхает, а потом бросает взгляд на Тсукишиму. Тсукишима с отточенным холодным взглядом смотрит на нее в ответ. Ее передергивает, но она берет себя в руки и с наигранным смехом отворачивается. Она идёт к другому однокласснику, которого начинает трясти от одного ее взгляда, а Тсукишима переводит взгляд на Ямагучи.       Ямагучи, который уже потерял ко всему интерес и снова уткнулся лицом в учебник. Страницы переворачиваются с обычными интервалами, и Ямагучи хмурится, когда что-то не понимает.       Все, как всегда.       И это странно.       У Тсукишимы появляется что-то вроде хобби — пялиться на Ямагучи каждый раз, когда тот начинает разговаривать с любыми девушками в их окружении. Это становится чем-то вроде спортивного интереса — получить подтверждение, что мокрые простыни ему не приснились, и Ямагучи действительно подросток с разыгравшимися гормонами.       Тсукишиме, по большей части, все равно. Единственное, что он хочет — это найти, наконец, типаж Ямагучи, и ухмыляться каждый раз, когда девушка, попадающая под описание, будет проходить мимо них. Он хочет дать понять Ямагучи, что все нормально. Что он не будет хмуриться — или, хуже того, высмеивать его, если он вдруг заговорит об отношениях. Пусть эта часть подростковой жизни и обходит его стороной, но он и кантри особо не увлекается, однако каждый раз слушает, что Ямагучи кидает ему в личных сообщениях. Через эти небольшие мелочи он чувствует себя более причастным к чужой жизни. И он не против, ну, выслушать. Или дать свое трезвое, ничем не затуманенное мнение. Ямагучи его друг, и он хочет дать понять ему, что нет таких вещей, о которых ему нужно молчать.       Типаж не находится.       Ямагучи приветливо улыбается каждой девушке, с которой он контактирует по той или иной причине, в его поведении не меняется абсолютно ничего, и Тсукишима начинает скучать. И слегка, немного раздражаться, что происходит каждый раз, когда он теряет время впустую. Он на грани того, чтобы подойти к Ямагучи и прямо спросить, влюблен ли он в кого-нибудь и нужно ли ему пожаловаться на свои неразделенные чувства, и, боже, как же иногда бывает сложно быть хорошим другом.       Ямагучи стоит этого, конечно. И он, и их дружба стоит всех усилий в мире, но не то, чтобы это становилось вдруг менее раздражающим.       К концу третьего дня Тсукишима практически сдается. Он утыкается лицом в парту и готовится вздремнуть те десять минут, что у него есть (он стал просто мастером в таких перерывах с его постоянно сбитым режимом), когда слышит чей-то высокий голос рядом с партой Ямагучи. Он не может узнать его, что странно, ведь за эти дни Ямагучи перекинулся хотя бы парой слов уже со всеми их одноклассницами, и именно это заставляет его поднять голову. И он со вздохом готовится положить ее обратно, когда видит Накамуру-куна — их одноклассника с высоким, ещё не сломавшимся голосом.       И давится этим самым воздухом, когда переводит взгляд на Ямагучи.       Потому что у него приоткрыты губы. Он задерживает дыхание на пару мгновений, и его глаза расширяются, и он нервно сжимает ручку, которую крутил в руках. В целом, он выглядит нормальным, но за последние дни Тсукишима привык подмечать мелочи.       Как его покрасневшие уши.       Как инстинктивная дрожь его тела, когда Накамура-кун наклоняется к нему, и их лица оказываются слишком близко. Если бы Тсукишима не впивался прямо сейчас взглядом в лицо Ямагучи, он бы не заметил короткий, паникующий взгляд на чужие губы. Не заметил бы тихого выдоха облегчения, когда парень выпрямился и отстранился от него. Не заметил, как сильно побелели кончики его пальцев, которые продолжают сжимать эту многострадальную ручку.       Много чего бы он не заметил, если бы не спутал голос своего одноклассника с голосом неизвестной девушки.       Одноклассника.       Парня.       Ямагучи довольно быстро приходит в себя. Его дыхание приходит в норму, уши приобретают естественный оттенок, а пальцы разжимаются. Тсукишима вздрагивает, когда чужая ручка звонко ударяется о поверхность парты.       Ямагучи не поворачивается к нему. Нет надобности. Он даже не знал, что за ним наблюдают.       Тсукишима смотрит на него и чувствует, что сейчас, в данный момент, в этом маленьком и полупустом классе, все его представления и все его шаблоны, связанные с Ямагучи, теперь перестают работать.       Это не было случайностью.       Тсукишима продолжает свое наблюдение, и всего лишь за пару дней он отчётливо может сказать — поведение Ямагучи не было случайностью.       Когда в этот же день они приходят в раздевалку, Тсукишима напрягается и начинает наблюдать за Ямагучи еще пристальнее. Он просто не выдержит, если Ямагучи вдруг начнет пялиться на Хинату. Они с ним стали довольно близкими, и одна только мысль об этом вызывает зубную боль. От мысли, что Ямагучи хоть в какой-то альтернативной вселенной может привлекать Хината, ему хочется удавиться. Он очень, невероятно сильно надеется, что вкус Ямагучи лучше, чем это.       К счастью, Хината подходит к нему с голым верхом, и Ямагучи криво усмехается на какую-то его фразу, и никаких красных ушей, никакой дрожи у него нет. Тсукишима тайком переводит дух. Ни в раздевалке, ни в принципе за весь этот день не происходит ничего необычного, и он начинает думать, что он ошибся.       Не ошибся.       Когда Тсукишима переключает свое внимание с Ямагучи, разговаривающего с девушками, на Ямагучи, разговаривающего с парнями, все становится довольно очевидным. Он даже не понимает, почему он не замечал этого раньше. Ямагучи пробивает дрожь, когда в его личное пространство вмешиваются парни, но на страх это мало похоже. Он, к сожалению, знает, как выглядит Ямагучи, когда кого-то боится, и с этим страхом его поведение не имеет ничего общего.       Один раз, когда они проходят в узком коридоре вместе с толпой, член баскетбольной команды прижимает его к стене, когда они начинают расходиться, и Ямагучи практически оказывается на грани обморока. Тсукишима учтиво не напоминает, что очки ему зрение все же восполняют. Ямагучи довольно быстро приходит в себя и догонят его на повороте.       Эти два дня оказываются просто удивительными на открытия — Тсукишима узнает, например, что у Ямагучи банально перехватывает дыхание из-за прикосновений. На себе не проверяет — почему-то боязно, — но несколько раз Ямагучи передает что-то из рук в руки, и каждый раз, когда это оказываются руки парня, он задерживает вздох. Или, например, он все же узнает типаж Ямагучи. Высокие парни со спортивным телосложением и низким (предпочтительно, иначе что это за херня с Накамурой-куном) голосом, и это оказывается до того банальным, что он чувствует себя обманутым. Под этот типаж подходит половина школы, даже он сам, и вряд ли Ямагучи будет влюбляться в эту самую половину школы и консультироваться с ним по поводу каждого встречного парня.       Хотя самым большим и довольно неприятным фактом оказывается то, что он понятия не имеет, что ему теперь делать. Ямагучи никогда не говорил ему об этом. Никогда не заикался. Тсукишима бы запомнил, если бы такое произошло. Но Ямагучи молчал, все это время, все года, что они провели рядом друг с другом, и если бы Тсукишима не проявил баранью упертость в последние дни, то он так ничего бы и не узнал.       И именно последняя мысль по какой-то причине сжимает его горло сильнее всего остального.       — Ты в порядке?       Спустя столько времени этот вопрос, наконец-то, задан вслух, а Тсукишима понятия не имеет, что на него отвечать.       «Нет, что ты, все хорошо, отлично, просто замечательно, я просто узнал об огромной части твоей жизни, о которой и подумать не мог, и сейчас пытаюсь свыкнуться с этим и понять, как теперь ко всему относиться».       — Да. Просто… не хочется ни с кем разговаривать.       Ямагучи понимающе кивает и больше не задаёт никаких вопросов. Он перекатывается на кровати, случайно скидывает покрывало на пол и стонет, когда тянется за ним. На его лбу видны капли пота, к вискам прилипают мокрые волосы, футболка задрана практически до груди, на голый живот он ставит холодную банку с лимонадом, и в результате его ноги свешиваются с кровати на пол. Тсукишима не может решить, что ему хочется больше — пялиться на него или никогда больше не смотреть.       Ямагучи лежит на его кровати, изнывая от жары, а Тсукишима не решается его согнать. Обычно он бы сказал:       «Вали на пол, ты пропитаешь мои простыни своим потом».       Или с закатанными глазами съязвил:       «Ты бы ещё разделся, раз устраиваешь у меня в комнате курорт».       Или, на самый крайний случай, подошёл бы к нему и без слов стянул сопротивляющегося и смеющегося парня на пол.       Однако в этот раз то, что Ямагучи практически засыпает, сморенный жарой, помогает ему в его непростой (и довольно тупорылой) задаче — понять, что же теперь ему делать.       Ямагучи… все тот же Ямагучи. Тсукишиме честно все равно, к какой половине человечества он там испытывает свои чувства — он предположил, что того влечет к девушкам, потому что все так предполагают.       И именно эти мысли вводят его в ступор.       Наверное, из-за этого у Ямагучи возникает много проблем. Да и как им не возникнуть, если одна из излюбленных фраз его матери это: «Надеюсь, я не буду краснеть перед твоей невестой из-за твоих бытовых привычек»? Наверное, он чувствует себя чертовски одиноким. Сколько раз он хотел поделиться своими специфичными проблемами, рассказать о своих чувствах, но просто боялся, что Тсукишима отреагирует как-то не так?       Тсукишима ощущает тянущее чувство в груди, когда думает об этом. Он чувствует его теперь каждый раз, когда переводит свой взгляд на Ямагучи. Он смотрит на его покрасневшее лицо с россыпью веснушек на нем, длинную шею, широкие плечи, смотрит, как он хватает первую попавшуюся тетрадь и начинает махать ей перед лицом.       — Только попробуй ее испортить, я два часа делал эту гребанную географию, — тут же вскидывается Тсукишима, и Ямагучи весело фыркает. И в этот момент, именно тогда, когда Ямагучи фыркает, газировка с его живота падает и разливается повсюду. Тсукишима чертыхается. Ямагучи тоже. Он извиняется, но его судорожный смех и совсем невпечатляющие попытки оттереть газировку со своего живота никак не помогают ему выглядеть виновато. У Тсукишимы, вопреки всему, не получается злиться на него в данный момент.       Вместо этого он чувствует эту щемящую нежность внутри, которая возникает каждый раз, когда Ямагучи делает какую-нибудь глупость и смеётся из-за этого, и чувство привязанности пронзает его целиком.       Ямагучи отсмеивается и просит его подать полотенце, и Тсукишима без слов достает одно из шкафа и отдает его, и Ямагучи приоткрывает губы, когда это происходит. Его глаза чуть расширяются, и он смотрит на него внимательным взглядом, и его губы блестят из-за газировки и его слюны. Тсукишима вздыхает — он знает, что ведет себя странно, но с Ямагучи у него никогда не получалось притворяться и делать вид, что все хорошо.       А сейчас, когда между ними оказывается столько лет притворства и лжи, все желание добавлять в них что-то еще просто пропадает.       Ему нужно время, чтобы решить, что ему делать дальше, и он надеется, что Ямагучи сможет подождать, и те дружеские связи, весь их смех, все улыбки, разговоры, всё то доверие, что связывают их двоих, останутся с ними и желательно на долгий срок.       В последнее время у него входит в привычку не спать из-за Ямагучи и назойливых мыслей о нем.       Тсукишима пытается убедить себя, что его наблюдения и вывод, сложившийся из них (Ямагучи неинтересны девочки, но вполне себе интересны мальчики) никак не влияют на него самого и на его мнение о своем друге. Пытается.       И ни черта у него не получается.       Его бесит эта зацикленность и его бесит, что он не может понять, почему теперь все воспринимается по-другому. Ямагучи не стал другим человеком, а Тсукишиме всецело все равно, к кому он там испытывает свои чувства. Однако… Все равно… Это ощущается как-то неправильно.       Он пытается представить в своей голове, как Ямагучи идёт за руку с каким-нибудь безликим парнем. У него наверняка высокий рост, и он, вероятнее всего, ходит в какой-нибудь спортивный клуб. Он пытается представить, как Ямагучи прижимается к этому самому безликому парню в объятьях, и как на его лице появляется нежная улыбка, и как он спокойно вздыхает и с любовью сжимает их ладони.       И это выглядит таким чертовски неправильным и неприятным, и из-за этого Тсукишима чувствует, что он сам — чертовски неправильный и неприятный. В чем, черт возьми, его проблема? Почему одна только мысль о Ямагучи в объятьях парня ощущается так вопиюще неправильно? Он начинает морщиться от одной только мысли об этом, и в голове проносятся мысли: «Так не должно быть. Это неправильно. Это ужасающе неправильно». К сожалению, Тсукишима не может понять, что именно его не устраивает. И именно это его и бесит.       Образ безликого парня заменяется образом такой же безликой девушки. Она ниже Ямагучи и куда более фигурнее и мягче любого из парней, и у нее мягкие волосы, и она тихо смеётся, и Ямагучи смотрит на нее все с той же нежной улыбкой и любовью в глазах, и их объятья получаются аккуратными и трепетными.       Тсукишиму пронзает с того, насколько ужасающе неправильно это выглядит в его голове. А потом его пронзает уже другое, неизведанное и непривычное чувство. И осознание.       Хах. Так ему в принципе неприятно, когда он представляет, как Ямагучи обжимается с кем-либо.       Интересно.       И что ему теперь с этим делать?       Тсукишима съезжает со своей подушки вниз, откидывает ненужное покрывало в сторону и со стоном утыкается лицом в матрас кровати. И его прошибает снова.       Простыни. Он так их и не поменял, забыв в дневной суете. В нос ударяет запах персиковой газировки, но куда ярче, куда важнее — запах травяного шампуня, которым он не пользуется, яблочного геля для душа, которого у них отродясь не было, и еле отчётливый, странный, но такой понятный и приятный запах… самого Ямагучи. Он резко обволакивает Тсукишиму и забивается в нос, и Тсукишима задыхается. Он откашливается и переворачивается, но запах никуда не исчезает и, кажется, становится лишь сильнее. Ямагучи пропитал собой все его простыни, и с любой стороны он чувствует его. Он чувствует его знойное, горячее тело, пропитанное потом, он чувствует запах его волос, и…       Запах такой отчётливый, такой приятный, и у него появляется ощущение, что Ямагучи лежит рядом с ним. Он улыбается своей привычной улыбкой, которая появляется каждый раз, когда он смотрит на Тсукишиму, и он что-то шутит про эти самые простыни, и Тсукишима фыркает, даже если эта шутка совсем не смешная. Он хочет встать и сбежать из плена этого запаха, но он пригвождает его к кровати, а фантомный Ямагучи протягивает к нему ладонь и мягко сжимает его плечо.       Все мысли и образы из его головы выметаются. Вместо безликих парней и девушек появляется вполне себе знакомый он сам, и Ямагучи смотрит на него мягко и нежно. Ямагучи в его воображении чуть наклоняет голову, и на его губах играет улыбка, будто Тсукишима только что сказал какую-то язвительную гадость, и он сжимает его пальцы в своих и приближается. Ямагучи прижимается к нему и заключает в теплые и любящие объятья, и Тсукишиму обволакивает его запах, и вот теперь все кажется правильным и таким идеальным.       В Тсукишиме просыпаются странные, несвойственные ему чувства, и ему становится очень тепло. К щекам приливает жар, а глаза расширяются. Внутри плещется что-то яркое и волнительное, и сердце стучит громко-громко и подскакивает к груди. Ох. Нет. Нет, это глупо. Это чертовски глупо. Он не… Он не испытывает таких чувств к Ямагучи. Он никогда не представлял себя и Ямагучи в таком ключе, он никогда не… Никогда не думал, что они когда-нибудь могут… Нет, этого не может быть. Он бы понял. Он ведь не тупой. Он бы понял, если он вдруг влю… Нет. Это… Это тупо, они лучшие друзья, он знает Ямагучи с детства и наблюдал за его взрослением, и это было бы очень и очень глупо, если бы он действительно в него влюб…       Ох.       Тсукишима чувствует, как его придавливает к кровати. Становится жарко, очень жарко, и из-за запаха газировки кружится голова, и ему кажется, что его сейчас стошнит. Сердце подскакивает к горлу, в ушах закладывает, и волнение, жуткое, ужасающее скручивает все его внутренности в один тугой узел. Он думает о Ямагучи, лежащем на его кровати. Он вспоминает о капельках пота, которые стекали по его шее и продолжали свой путь под футболкой, вспоминает, какой мокрой была банка газировки из-за того, что он только что достал ее из холодильника, и как стекали капли воды по его обнажённому животу.       Его прошибает резким импульсом возбуждения, и Тсукишима вздрагивает. И замирает. По хорошему, ему стоит сейчас остановиться. Ему хватит того, о чем он сейчас наразмышлял, с головой, и ему действительно, действительно стоит сейчас встать и осторожно перестелить простыни. Но он вспоминает, как блестела чужая кожа от липкой газировки, как напрягся живот Ямагучи, когда эта самая ледяная газировка пролилась просто повсюду, и его член встаёт с пугающей быстротой.       Дерьмо. Дерьмо дерьмо дерьмо, он должен остановиться, он, блять, должен остановиться, в дружеских отношениях есть черта, и сейчас он явно ее переступает. Он никогда не сможет больше смотреть Ямагучи в глаза, если он сейчас не остановится. Его прошибает стыд, такой яркий и отчаянный, и он пытается спрятаться от него в простынях, но его снова накрывает запах Ямагучи, и…       И неожиданно думает о его приоткрытых из-за жары губах. Он думает об этих жадных, измученных вздохах, прикрытых глазах и покрасневших из-за жары щек. Интересно, а в понедельник он выглядел так же? Так же крутился на своих простынях, изнывая от жары желания, так же хватал губами воздух и прикусывал их, боясь, что мать может услышать его стоны?       Ох блять. Ох блять, он ведь явно тогда думал о парнях, и… Его работающий на последнем издыхании мозг своеобразно зацикливается на этой мысли, и он думает, как всего минуту назад представлял, что Ямагучи прижимается к нему. Это накладывается друг на друга, и в следующее мгновение Ямагучи в его воображении извивается, пытается прийти к разрядке и судорожно шепчет «Тсукки», по слогу на каждый вздох.       Тсукишиму пробивает дрожь, и он со стоном отчаяния тянет ладонь к своему члену. Он цепляется пальцами за свою простынь — Ямагучи в его голове цепляется за свою простынь, он проводит ладонью по всей длине — Ямагучи делает то же самое, пытаясь заглушить свои стоны подушкой, он думает, каким бы, черт возьми, шумным был Ямагучи, каким бы он, никогда не сидящий на одном месте, был дерганным, и…       Мысль, что Ямагучи думает о нем, что он мог бы изнывать от желания из-за него, творит с ним что-то невообразимое. Ямагучи снова стонет «Тсукки», только в этот раз — на пике оргазма, и его выкрик получается совсем несдержанным и далеко не тихим, и его искусанные губы продолжают шептать его имя, пока волна оргазма смывает все его мысли подчистую, и…       Тсукишима чувствует, как волна тягучего удовольствия прошибает и его тело, и он прикусывает губу. У него никогда не было проблем с подавлением громким звуков, но сейчас ему хочется застонать на всю комнату, хочется вскрикнуть вместе с Ямагучи, хочется разделить их стоны, даже если воображаемые, на двоих. Он приходит в себя и тяжело, загнанно дышит, уткнувшись лицом в кровать. Запах Ямагучи никуда не исчез, а сейчас и вовсе придавливает его к мокрым простыням.       Ох.       Он. Он действительно. Только что.       Ох.       Ох же блять.