Смятые простыни

      Либо Тсукишима откровенно плох в самоубеждении, либо фраза «все подростки фантазируют друг о друге» — невероятно дерьмовая, потому что стыд и не думает проходить. Вернее сказать, он только увеличивается. С каждым новым взглядом на Ямагучи этот самый стыд накрывает его с головой, и он поспешно отводит глаза в другую сторону.       — Перестань пялиться на меня! Ты пугаешь! Хочешь подраться?!       Что приводит вот к таким вот фразам авторства одного печально известного рыжего идиота. Тсукишима кидает на Хинату тяжёлый взгляд, и тот подпрыгивает и сжимает ладони в кулаки, будто действительно собирается влезать в драку.       — Заткнись, коротышка, ты даже не допрыгнешь до моего лица.       Хината яростно краснеет, а сбоку слышится смех Ямагучи, и Тсукишима дергается. Он на автомате смотрит на него, и Ямагучи с улыбкой прищуривается, когда ловит на себе его взгляд. У него немного покрасневшие щеки и озорной взгляд.       — Да ладно, Тсукки. На твоём месте я бы отошёл. Шое мелкий, но довольно воинственный.       Его мозг зацикливается на двух вещах сразу — на этом лукавом «Тсукки» и на этом быстром, невозмутимом «Шое».       Первое проносится в его голове вместе с ночными фантазиями, а второе посылает укол в сердце.       Наверное, было бы проще, если бы его скудное воображение выбрало не это «Тсукки», которое Ямагучи произносит в реальной жизни с периодичностью в несколько минут… И в этот момент Тсукишима прикладывается головой к шкафчику. Было бы проще, если бы его скудное воображение вообще не работало — тогда его не охватывала бы тошнота при каждом взгляде на Ямагучи.       А «Шое»… Что-то тягучее, темное просыпается в нем, когда он думает, что Ямагучи называет Хинату по имени. Внутри мучительно тянет, и он хочет, отчаянно хочет, чтобы Ямагучи перестал называть его так.       Собственнические замашки непривычны, но и не новы — что-то алое и жгучее вспыхивает в нем каждый раз, когда Ямагучи начинает сближаться с кем-либо еще. Это глупо, он знает. Но он не может избавиться от этого скребущего горло чувства, появляющегося каждый раз, когда Ямагучи улыбается кому-то еще. Он вспоминает о своих ночных мыслях — не о тех, за которые ему до жути стыдно, а о тех, где Ямагучи был счастлив и смотрел с любовью на кого-то кроме него, и отчаянно старается их от себя отогнать.       Он впервые так выкладывается на тренировке, и все смотрят на него с заторможенным удивлением, но ему все равно. Он поддается монотонным упражнениям, и все мысли из его головы улетучиваются. К концу тренировки он выматывается так, что с трудом стоит, но оно того стоило. В его голове — блаженный туман, и он не может сосредоточиться ни на чём. Каким-то образом в его голову все же проникает образ Ямагучи с запрокинутой головой, но не вызывает в нем, уставшем до предела, совершенно ничего.       — Хэй, Тсукки, все?..       Тсукишима поворачивается, и его ноги подшатываются, и он с поразительным спокойствием думает:       «Я сейчас навернусь на глазах всей команды».       Ямагучи вскрикивает, когда Тсукишима действительно поддается вперед, и через мгновение он подставляет ему свое плечо. Другая его ладонь ложится на спину, и Тсукишиме кажется, что, даже сквозь ткань футболки, она попросту обжигает его.       Лицо Ямагучи так близко, и он взволнованно о чем-то спрашивает, и от него пахнет потом и арбузным шампунем, и его кожа горячая — боже, какая же она горячая, и его губы обеспокоенно кривятся, когда Тсукишима ничего не отвечает. Он внезапно чувствует, как вся кровь с его лица устремляется… куда-то не туда, и буквально отшатывается. Ямагучи с беспокойством наблюдает за тем, как его начинает пошатывать снова, но Тсукишима прикусывает губу практически до крови и уходит, ни разу на него не взглянув.       Он понимает, что Ямагучи, потерянный, стоит прямо посреди спортзала и отчаянно хочет ему помочь.       Только вот в этом самом случае он не сможет сделать для него совершенно ничего.       Он с силой вжимается в кровать и стонет, когда понимает, что такими темпами на сон у него совершенно не останется времени. На спине до сих пор горит прикосновение Ямагучи, а щека помнит то случайное прикосновение волос Ямагучи к нежной коже, вызвавшее щекотку. Он вспоминает о таких совершенно неважных деталях, как родинка на его плече, шрам над коленкой и привычка посасывать палочку от мороженого ещё долгое время после того, как оно уже оказывается съеденным. Он отчаянно, до боли хочет к себе прикоснуться, но он знает, что рано или поздно его голова заполнится образами Ямагучи, как бы сильно он не старался не думать ни о чем.       Он думал, что с такой чудовищной усталостью уснет сразу же, как рухнет на кровать, но дурацкий душ придал ему сил, и он ворочается уже третий час. Возбужден он второй. Он прикусывает губы и впивается ногтями в свои ладони, но ничего, совершенно ничего не помогает. Он не может успокоиться. Обычно у него нет с этим проблем, он спокойно может не прикасаться к себе неделями, и его дико раздражает, когда тело все же требует своего. Но даже тогда он не представляет ничего. Однажды он довел себя до разрядки, думая о биосинтезе белка. Ничто не возбуждает его в равной степени, и, о каких бы частях тела или образах он не думал, он просто ничего не чувствует.       Ну. До вчерашнего дня.       Он понятия не имеет, что же пошло не так. Это же… Ямагучи. За все эти годы он успел увидеть обнаженным каждую часть его тела вместе и по отдельности, и они прикасались друг к другу немыслимое количество раз. Какое-то время они даже засыпали вместе, когда было так лень вставать с чужой кровати и перелазить на специально постеленный футон. Они уже давно привыкли друг к другу, так почему сейчас все пошло под откос?       Ямагучи в его голове лукаво улыбается — прямо как сегодня утром, — и дразняще целует его в губы, и Тсукишима в бессилии ударяет кулаком по кровати. Когда он это делает, то поддается вперед. Напряжённый член скользит по кровати, и все тело пронзает вспышка удовольствия.       Надо просто переждать. Он успокоит свое неугомонное тело, и, даже если понадобится вся ночь, он потратит эту самую ночь на то, чтобы прийти в себя. Он уже перешёл черту, далеко за, и, возможно, в будущем он сможет даже посмеяться над этим.       Если он будет переступать через эту черту регулярно, смешно быть перестанет.       В коридоре слышатся шаги, и он неосознанно задерживает дыхание. Он прикрывает рот ладонью, чтобы его тяжёлое, судорожное дыхание не выдало его с головой, и делает долгий, глубокий выдох, когда шаги стихают.       И почти вскрикивает, когда в кромешной темноте его комнаты вспыхивает экран телефона. Тсукишима долгие две минуты размышляет, стоит ли оно вообще того, а потом со вздохом нашаривает очки на тумбочке и свой телефон.       Ямагучи.       Стон вырывается сам собой. А Ямагучи может не писать ему тогда, когда он всеми силами пытается о нем не думать? Тсукишима пару секунд размышляет, а потом открывает сообщение — все равно не сможет перестать о нем думать, если так и оставит.       [С тобой все хорошо? Ты сегодня перетрудился, я волнуюсь. Хочешь поговорить? Или ещё что. Я могу что-нибудь сделать для тебя?]       — Я могу что-нибудь сделать для тебя? — в следующий же момент спрашивает Ямагучи, с ухмылкой глядя ему в глаза. Он сидит на его бедрах, и его пальцы играются с воротником его рубашки. Он наклоняется, и между губами остаётся всего пара сантиметров, и когда он поддается вперед, Ямагучи резко поднимается.       — Ямагучи… — долгим стоном тянет он, не совсем осознавая, что этот стон вырывается с его губ не только в воображении.       Он не может прогнать эту картинку из своей головы. Ямагучи смотрит жадно, нетерпеливо, и Тсукишима чувствует слабость внутри от простой фантазии. Он думает, как бы он себя чувствовал, если бы Ямагучи по-настоящему прижал его к поверхности кровати. Он представляет, как тот мягко убирает ладонь с его лица, и его глаза горят решимостью, и в следующий момент чужие губы, наконец-то, утягивают его в сладкий, глубокий поцелуй. Ямагучи тянет низ его футболки к самой груди, и Тсукишима в реальности делает то же самое.       Блять.       Он опять делает это.       Тсукишима зажмуривается и переворачивается, и дыхание выходит из его груди хриплым и тяжёлым. Ему не хватает воздуха, под глазами — белые круги, и, боже, как же он хочет сунуть руку под одеяло, и в то же время хочет, чтобы…       Новое сообщение.       [Хотел бы я уметь читать твои мысли иногда (ノ_<。) Или хотя бы быть рядом]       Ямагучи откидывает его одеяло и залазит прямо на него, и Тсукишима может ощутить фантомный вес на своем теле. Кей давится воздухом. Он проводит по своему животу ладонью вслед за призрачными прикосновениями Ямагучи, и его пробивает дрожь, когда он стягивает резинку трусов.       На Ямагучи красная футболка, которую он купил на этих выходных, и на его подбородке покраснение, и на плече — серый синяк. Он мягко проводит по его плечу, как делает всегда, чтобы удостовериться, что он в порядке, и в его глазах — лукавый огонек, от которого все внутри подкашивается. Он вскидывает бедра и вспоминает судорожное, со смешинками в голосе:       — Тихо, нас убьют, если заметят.       Он стонет, когда воспоминания в его голове смешиваются с фантазиями, и не может это остановить. Ему требуется всего два движения ладонью, чтобы перед глазами появилась сладкая дымка, и, блять…       Все заканчивается быстро. В один момент он, вслед за Ямагучи, проводит пальцем по соску, и в этот же — сжимает головку, и вот Тсукишима уже сжимает зубы, чтобы не разбудить своим выкриком весь дом. Он вовремя поднимает бедро и с белым шумом в голове вытирает ноги своими трусами, которые нашаривает на полу.       Ямагучи ему больше не пишет.       На ночные сообщения Тсукишима не отвечает.       Тсукишима успевает пройти все пять стадий принятия неизбежного за неполные два дня.       С утра он пытается отрицать. Это было всего лишь два раза, и что, что никогда раньше ни один человек не вызывал в нем такого? Он уверен, что у многих хороших друзей есть подобные постыдные истории, и то, что он дрожит лишь от мысли о руках Ямагучи на его животе, совершенно ничего не значит.       Когда он встречает Ямагучи на утренней тренировке (тот не решился зайти за ним), то в Тсукишиме поднимается волна гнева на себя и свое дурацкое тело. Он дергается каждый раз, когда Ямагучи пытается поговорить с ним, и в конце концов не выдерживает и просит Ямагучи оставить его в покое. Плечи Ямагучи опускаются, и он выглядит потерянным, но в итоге он просто кивает и больше не подходит к нему. Тсукишима чувствует сожаление, яркое и острое, разочарование в самом себе и… облегчение. К сожалению, оно длится недолго. Под конец тренировки Ямагучи сжимает ладони на своих коленях, его дыхание вырывается тяжёлыми выдохами с его губ, и несколько прядей волос прилипают ко лбу. Губы у него покрасневшие и покусанные. Тсукишима прикладывается лбом к стене спортзала, испугав Асахи, и издает долгий, пронзительный стон. Ямагучи вздрагивает, когда слышит его, но не осмеливается спросить, что случилось. Тсукишима зажмуривается и прикладывается головой ещё раз, напоследок, и возбуждение спадает.       Под конец дня, ночью, лёжа в своей кровати, он пытается представить плоскую грудь, широкие плечи и россыпь родинок (ни в коем случае не веснушек) на смуглом теле. Может, это действительно сработает? Он пытается представить темноволосого парня с томным взглядом и тяжёлым дыханием, срывающимся с его губ. Футболки на нем нет, и отсутствие груди очевидно. Он мягко улыбается, глядя на него, и проводит ладонью по его животу.       Тсукишима не чувствует ничего.       Когда он случайно вспоминает, что Ямагучи обожает, когда играются с его волосами, и без того зыбкая, шаткая фантазия рушится, и вместо выдуманного парня появляется вполне себе настоящий.       После этого он чувствует беспомощность. Острую, жгучую беспомощность. У него не остаётся сил ни на что, и он думает только о том, что он все разрушил. Все их вечерние посиделки, все их ночёвки, все потягивания и стоны Ямагучи, все те вещи, что тот делал в его присутствии, не задумываясь. Он все испортил. Если Ямагучи узнает об этом, то ни за что его не простит. Он уже все разрушает, отстраняясь от него, и Тсукишима пялится в потолок несколько часов и засыпает под самое утро. Проснувшись через два часа, он чувствует себя невероятно разбито, и время тут ни при чем.       И, наконец-то, он смиряется. Ямагучи случайно отсоединяет свои наушники от телефона, и на весь класс, прямо посреди урока, начинает играть опенинг из Наруто. Он жутко краснеет и закрывает лицо ладонями, когда по всему классу разносится волна смешков, и практически ударяется лбом об эту самую парту, когда в извинениях кланяется возмущенному учителю. От коридора его это все равно не спасает, и он шепчет что-то наподобие: «Говорила мама, что аниме до добра не доведет», и несколько одноклассников прыскают, безуспешно прячась от взгляда учителя за тетрадями. Их отправляют вслед за Ямагучи, и после, на перемене, они собираются в одну кучку и начинают с криками что-то обсуждать.       И именно в тот момент, когда он смотрит на красного, смущенного Ямагучи, на его дерганые движения, на его прикушенную губу и сжатые в кулаки пальцы, Тсукишима чувствует удушающее и сжимающее все внутренности чувство внутри.       Ему нравится Ямагучи. Тсукишима знал это, эта мысль всегда мягко обогревала, когда становилось до безумия одиноко. Он доверяет Ямагучи, потому что знает, что Ямагучи сделает все, чтобы это самое доверие оправдать. Ямагучи — самый важный человек в его жизни, и это знание всегда его успокаивает. Ямагучи понимает его, как никто другой, и терпит, честно говоря, слишком много. Он всегда рядом. И Тсукишиме становится просто невыносимо, когда он думает, что когда-нибудь Ямагучи найдет себе кого-то, на кого будет смотреть с любовью и невообразимой нежностью.       Сейчас, когда он задумывается над этим, все становится довольно очевидным. Сейчас, когда ко всему этому примешался ещё и физический аспект, Тсукишима понимает ярко и четко:       Он влюблен.       Он влюблен столько времени, но со своим отсутствующим опытом и беспомощностью в чувственных аспектах он никогда этого не осознавал.       Тсукишима привыкает к этому чувству — вернее, к его осознанию, — около недели. Когда Тсукишима говорит Ямагучи простое «Привет» и готовится сказать какую-нибудь нелепую отговорку своей раздражительности, тот расплывается в радостной улыбке и заводит разговор ни о чем, и Тсукишима чувствует себя невероятно жалким.       И таким, таким влюбленным.       Это чувство — чувство влюбленности в Ямагучи, — не является новым для него. Тсукишима и раньше ощущал эту теплоту внутри, когда Ямагучи вел себя, как… ну, Ямагучи. Когда смеялся с его замечаний, когда шутливо спорил со своей мамой, когда лажал в незначительных бытовых мелочах, когда проявлял решимость, а после этого не мог двигаться от смущения. Он чувствует радость, и тепло, и привязанность, и странное, щемячее чувство внутри, когда Ямагучи даёт понять ему, что он важен. Что его характер, отпугивающий большую часть людей вокруг, для Ямагучи не является помехой.       И его улыбка.       Что-то внутри Тсукишимы всегда замирает, когда Ямагучи улыбается ему этой мягкой улыбкой, которая затрагивает и глаза.       И ты, Тсукишима, только сейчас понял, что влюблен?       Браво, Кей. Ты идиот.       Хината жалуется. Вообще, он делает это довольно часто, если дело не касается волейбола — в этом случае он становится раздражающим фанатичным придурком, не знающим сна и отдыха. Обычно Тсукишима не вслушивается, что там у него опять произошло, лишь иногда, когда хочет поиздеваться над ним, не упускает своего шанса. Но сейчас Ямагучи внимательно выслушивает, как Хината с тихим нытьем что-то говорит ему, и Тсукишима не может остаться в стороне.       Он в очередной раз думает о своих чувствах, которые не осознавал столько времени, и еле сдерживается от раздражённого выдоха.       Хината говорит:       — За последний тест я набрал тридцать два балла.       Тсукишима молчит и незаинтересованно переодевается.       Ямагучи вздыхает и отвечает ему:       — Я по биологии еле перешел порог.       И Тсукишима оброняет, застегивая пуговицы:       — С тобой позаниматься?       Хината издает громкий возмущенный звук.       Ямагучи расцветает, на его лице появляется радостная и солнечная улыбка, и он кивает головой. И если сначала Тсукишима чувствует слабость и волнение из-за этой улыбки, то потом внезапно осознает, что Ямагучи окажется в его комнате и они проведут целый вечер наедине.       И вот таким образом они сидят совсем рядом, их колени прижаты друг к другу, их локти периодически сталкиваются, и Тсукишима на грани от того, чтобы позорно вскочить и убежать на кухню.       — Я не могу запомнить всю эту чушь с сахаридами. Если она опять не уткнется в свой журнал, давая нам шанс списать, я точно завалю.       — М-м-м, записки не вариант?       — Она опять пересадит тебя в другой конец класса, к остальным отличникам, — сухо говорит Ямагучи, поджимая губы, а потом растекается по поверхности стола. — Я видел, как Ямамото списывал, пока она пялилась на нас. Ненавижу старшую школу.       Тсукишима фыркает, благодарный Ямагучи за то, что своей болтовней тот отвлекает Тсукишиму от судорожного наши колени и локти прикасаются и если я наклонюсь то уткнусь лицом в его волосы.       Ямагучи приподнимается, перечитывает абзац в учебнике и начинает задумчиво посасывать карандаш.       Благодарным Тсукишима быть перестает.       Он чувствует, как у него начинают гореть щеки, и тянется за своими конспектами, чтобы спрятать лицо. Ямагучи молчаливо наблюдает за тем, как он перелистывает страницы, и наклоняется так близко, что практически кладет подбородок на его плечо, когда Тсукишима начинает вчитываться в текст. Тсукишима замирает. Ямагучи, не замечая этого, начинает читать вслух. Тсукишима слушает, как он зачитывает текст про углеводы, и понимает, что сейчас умрет.       К счастью, Ямагучи избавляет его от прелестной участи схватить сердечный приступ в школьные годы и со вздохом тянет:       — Я ни за что в жизнь не выучу это. У меня отключаются мозги, когда дело доходит до биологии. Даже твой красивый почерк не срабатывает.       Тсукишима приподнимает брови.       Ямагучи тут же начинает защищаться.       — Ты аккуратно ведёшь записи, это помогает! И в них куда больше информации, чем в учебниках! И куда понятнее!       — Я читаю дополнительную литературу, — рассеяно отвечает Тсукишима, отвлекаясь на чужие выдохи в свою шею, и молится всем богам, чтобы Ямагучи не связал дрожь его тела со своими действиями. Он мягко отстраняется, делая вид, что тянется за ненужными им книгами, и что-то внутри него жалостливо вздыхает, когда он перестает испытывать тепло чужого тела. Это самое «что-то» хочет, отчаянно желает сидеть рядом с Ямагучи, прижиматься к его боку, ловить все его тихие вздохи и выдохи и наслаждаться теми прикосновениями, что ему удается урвать.       Мозг перевешивает остальные части тела, и он отодвигается ещё дальше. Ямагучи, поглощённый жалостью к себе, этого не замечает. Его колену становится тут же холодно без ощущения чужой кожи, прижатой к его.       Один из минусов резкого осознания своей влюбленности — прикосновения теперь просто обжигают. И при этом их не хватает. Отчаянно не хватает. Раньше Тсукишима никогда не замечал, как же мало они друг к другу прикасаются. Впрочем, та часть его мозга, которая отвечает за разум, а не кое-что ещё, говорит, что это к лучшему. Что с его реакцией на прикосновения Ямагучи эти самые прикосновения стоит вообще сократить. Что им не стоит прижиматься плечами, сидя за одним столом.       Что эта жажда, этот жар, это обжигающее и затуманенное поощрять нельзя ни в коем случае.       Ямагучи отламывает кусочек шоколада и задумчиво жуёт его, и Тсукишима, не раздумывая, шлепает его по запястью правой руки своей тетрадью. Ямагучи ошарашенно смотрит ему в глаза и роняет ручку на пол. Тсукишима, практически шипя, говорит:       — Я не дам тебе со своими грязными пальцами листать мои учебники.       Ошарашенное выражение лица пропадает, и на его месте возникает улыбка. Или же… ухмылка. Насмешливая ухмылка, причину которой Тсукишима не понимает ровно до того момента, пока Ямагучи не поднимает ладони к своему лицу и не говорит:       — Хорошо, Тсукки. Я буду держать свои пальцы…       Он показательно, глядя ему в глаза, сует указательный палец в рот. Тсукишима может увидеть кончик его юркого языка, слизывающий остатки шоколада с кончика пальца. Он может видеть его губы, мягко посасывающие подушечку. Он может видеть его озорной взгляд и ухмылку, когда он высовывает палец изо рта и тут же пихает ещё один. Он может видеть, как он медленно и тщательно облизывает свои пальцы, не сводя с него своего взгляда…       И может чувствовать, что он задыхается.       — …чистыми.       Тсукишима не понимает смысла фразы, которую закончил Ямагучи. Он не понимает смысла его действий, не может в должной мере оценить их привычные подколки и подтрунивания друг над другом. Все, о чем он думает — его шустрый язык и его тонкие губы и его длинные пальцы и боже он ужасный человек и он будет гореть в аду.       Вернее, пытается думать.       Кровь резко приливает не в голову, а в совершенно другое место, и он не может сосредоточиться ни на чём другом.       Взгляд Ямагучи меняется с озорного на обеспокоенный, и он спрашивает:       — Все в поря—       — Отвратительно, — хрипит Тсукишима, не в силах отвести взгляд. Он прокашливается, но возбуждение меньше не становится, и он трясущимися руками откладывает учебник в сторону. — Просто…       Пиздец как горячо.       — Отвратительно.       Ямагучи расслабляется. Он улыбается, после чего достает влажные салфетки из сумки и уже подобающим образом протирает ладони. Тсукишима выжидает пару минут, а после бормочет про туалет и выходит из комнаты.       К счастью, его самоконтроля хватает на то, чтобы не пускать ладонь в штаны, когда через пару стен сидит тот, кто и вызвал такую реакцию.       К сожалению, все, что он сейчас хочет — это почувствовать его язык на себе.