Первый этап своего плана Фиби придумала раньше самого плана. Про себя она назвала его «Спектакль». Они не могут позволить себе снова привлечь внимание прессы. Поэтому Билли сразу же после нападения демонов восстановила особняк с помощью магии – так как она больше не жила в нём, это не считалось за личную выгоду. Лео, Генри, Сэм, отец Пейдж, и Деррил решили взять машину Пейдж и выдать смерть сестёр за несчастный случай, автомобильную аварию на одном из пустынных шоссе за пределами Сан-Франциско.
И хоть Фиби прекрасно знала, что всё, что будет происходить в следующие несколько дней после разговора со старейшиной – не что иное, как хорошо поставленная трагедия, чувства её были до боли реальными. Она почти месяц знала, что её сёстры мертвы, и всё же, у неё упало сердце, когда ей позвонили из больницы, куда доставили Пайпер и Пейдж. Она проводила дни напролёт возле их тел, пытаясь вдохнуть в них жизнь, и всё же, когда она увидела их в морге, лежащими на столах, она издала самый настоящий стон ужаса, исходивший из глубины сердца. Она приняла их смерть, пусть и как временное состояние, и всё же, она не могла остановить поток горячих, рвущих душу слёз, когда среди похоронных хлопот она вдруг оставалась наедине с собой или с Купом, что впрочем, было для неё равнозначно. Фиби понимала, почему это происходит: она отдавала своих сестёр реальному миру, возвращалась в него сама, и всё произошедшее становилось реальностью. А значит именно реальность ей и придётся менять, идти против воли судьбы.
В номере «TheBAYMirror» от 13 июня появился некролог:
«
Автокатастрофа унесла жизни Пайпер Холливелл и Пейдж Метьюз. Горячо любимых сестёр и жён. Прощание состоится завтра на кладбище «…» в 10.00.»
Белые розы для Пайпер, белые лилии для Пэйдж. Гробы из красного дерева завалены цветами. Викканка произносит речь за кафедрой с зажжёнными свечами. Зал полон людей: в первом ряду Лео и Генри, Виктор и Сэм и Фиби с Купом, за ними сидят коллеги Пайпер из «Р3» и Пейдж и социальной службы, одноклассники и старые знакомые, некоторые из спасённых невинных и будущих хранителей, все остальные – большая часть присутствующих – магические существа, принявшие человеческий облик, если это требовалось. Многие из них чувствовали свою вину за то, что отвернулись от Зачарованных накануне битвы с Великой Силой.
Но, конечно же, Фиби знала, что виновата здесь только она одна. Она могла бы предвидеть атаку демонов, но её дар оказался бесполезным и никчёмным. И ведьма она никчёмная, ведь вернуть сестёр она тоже не смогла, она только позволила всем питать ложные надежды ещё почти месяц. Подвергла опасности детей, мучила Лео и Генри бесконечными отсрочками. Оттого она сейчас и боялась взглянуть им в глаза. Страшилась увидеть в них упрёк, ненависть. Она всех подвела.
Только рядом с Купом она чувствовала себя чуть живее, чем совсем мёртвой, но и перед ним она была виновата. Она закрывалась от него, всё это время, была жёсткой и колкой. Но он всё равно был рядом, и сейчас, слушая речь викканки, она крепче сжала его руку, давая ему понять, как она благодарна за всё.
Дома она обходила гостей, предлагая им закуску и выпивку. Поправляла скатерти, шторы, диванные подушки. Задерживалась на одном месте больше минуты, только выслушивая соболезнования, от которых чаще пыталась улизнуть. Прощаясь, была со всеми ласкова и приветлива, крепко обняла отца и Сэма. А как только все гости разошлись, принялась за уборку.
Генри и Куп взяли Криса и Уайатта и сидели с ними на крыльце особняка, разглядывая проезжающие машины. Детей все старались развлекать, как могли. Они уже очеетей все старались развлекать, как могли. Они уже очень давно стали тревожными, беспокойными. Но сегодня они были умницами, и как бы им не было грустно, они не усложнили день похорон матери бесконтрольным колдовством. Билли провела с ними большую часть времени в детской, и теперь ушла в школу магии, восстановление которой требовало любой помощи от любой ведьмы в любое время суток.
Фибиво всю гремела тарелками, стараясь не замечать, как они дрожат в её руках, когда вдруг её окликнул Лео. Он стоял у неё за спиной, осунувшийся, постаревший, лоб прорезала новая морщинка, в волосах стало заметно больше седины:
- Фибс, что происходит? - от участия в его голосе хотелось разрыдаться.
- Ничего Лео. Я просто мою тарелки. Вот и всё.
- Брось, Фиби, я знаю тебя уже восемь лет. Я видел, как ты переживала смерть Прю. И я знаю, что с тобой что-то происходит. Ты гонишь от себя людей, ты, которая всегда за людей держалась. И я знаю, что Пайпер… Пайпер не простила бы мне, если бы я делал вид, будто ничего не замечаю.
Фиби подняла на зятя свои большие чёрные глаза, ставшие за последний месяц ещё больше и глубже. И он увидел в них боль – отражение собственной боли. И на секунду ему показалось, что лёд сломлен, и Фиби наконец перестанет прятать ото всех свои чувства.
Глаза её кричали о боли, но голос ровный, спокойный произнёс:
- Брось, Лео. Давай поговорим позже. Здесь настоящая гора этой грязной посуды. Целая гора.
Разговор этот ни к чему не привёл. И когда Генри заходил попрощаться, она легко поцеловала его в щёку избегая встречаться взглядом. Куп же сдерживал данное ей обещание - не появляться без её зова, поэтому исчез сразу после поминок.
Закончив все дела и лёжа вечером в постели, Фиби радовалась, что этот день остался позади и думала: «Не волнуйтесь, девочки. Я верну вас. Обещаю, я всё исправлю».
Следующие несколько дней она провела в одиночестве, которое никто не осмеливался нарушить. Она капалась в Книге Таинств, писала и переписывала заклинания, варила зелья. Дети отчаянно скучали по ней, Куп, Лео, Генри и Виктор постоянно пытались вытащить её с чердака. Куп не один раз предлагал ей устроить тихое, скромное свидание, развеяться. И вот наконец, она согласилась.
Она надела лёгкое белое платье, в котором была особенно хороша после месяца затворничества и ношения старых растянутых свитеров. Они гуляли по парку. В небе светила крошечная, задымлённая луна, воздух гудел сверчковым стрёкотом. Вдруг Фиби остановилась, долгим, изучающим каждую чёрточку лица взглядом посмотрела на него, а потом заговорила. И голос её звенел в ночи:
- Куп, я хочу, чтобы ты знал, как сильно я тебя люблю, и как я благодарна тебе за всё, чем ты был для меня и мог бы быть. И я знаю, что в другой жизни мы с тобой были бы очень счастливы. Но не здесь, не сейчас. Я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не разобью тебе сердце и всегда буду любить тебя, даже если ты не будешь знать об этом.
- Фиби, милая, о чём ты говоришь?
- Я хотела бы держать всё это в тайне от тебя, но не могу. Ты мне слишком дорог. Я хочу, чтобы ты знал: я собираюсь сделать кое-что…
И она рассказала ему, о том плане, который зрел в её голове со дня похорон. Он пытался отговорить её, пытался найти слова, способные удержать от этого безумства.
- Пойми, Куп, я не смогу жить без своих сестёр, видеть, как дети растут без Пайпер, видеть, как жизнь утекает из нашего дома.
- Но, Фиби, а как же наши дети? Наша жизнь? Ты ведь так мечтала о дочери…
- О, да. Я мечтала. Я грезила о ней и о нашей с тобой любви. Но как я смогу растить нашу дочь, учить её добру, справедливости, самопожертвованию, как я смогу смотреть в глаза племянникам, если буду знать, что я поступила несправедливо по отношению к собственным сёстрам? Ведь и у Пайпер, и у Пейдж, и у Прю ещё будут дети, они будут счастливы, если я всё сделаю правильно.
- Ты умрёшь, в этом нет ничего правильного, ничего справедливого, и твои сёстры сказали бы так же, - разговор был тихий, Куп старался переубедить Фиби, но словно знал, что ничего не выйдет. Фиби гладила его по щеке, перебирала пальцами пряди волос и плакала, впервые с того страшного дня облегчая душу.
-Нет, Куп. Всё правильно. Это мой долг. И потом у них ведь будет шанс спасти мир. Гораздо более весомый шанс, чем тот, который дала бы написанная мной книга. Потому что я не смогла бы вложить надежду в рассказ о смерти моих сестёр. Если я не сделаю этого, то никогда не смогу ни на что надеяться.
- Ты не возьмёшь даже моего кольца?
- Нет, милый, я нашла другой способ. Я не хочу, чтобы ты помнил меня, чтобы страдал. Ты забудешь обо всём. Даже так: нашей встречи никогда не случиться, и однажды ты встретишь славную девушку и будешь с ней счастлив. И не говори ничего, пожалуйста. Проводи меня до дома, и мы простимся, а завтра…
Они стояли под фонарём. Сколько раз в юности Фиби целовалась с парнями на этом самом месте. Что ж, это был последний.
Как только Куп растаял в розовом свечении, Фиби прошла в гараж, завела машину и уехала.
Плиту, за которой скрывался прах сестёр, переделали. Теперь на ней значилось:
«ПруденсХолливелл 1970 – 2001
ПайперХолливелл 1973 – 2006
Пейдж Мэтьюз 1977 – 2006
Reliquitredire*»
Фиби стояла перед этой холодной плитой, проводя пальцам по недавно выбитым буквам, складывая из них такие знакомые, такие любимые имена. Она ещё обнимет их, ещё скажет им, как она их любит, может быть, в последний раз, но всё же. «Пять лет, Прю. Ровно пять лет мы продержались без тебя. Как странно. Но вот вся сила трёх опять вместе. Будет вместе. И даже лучше. Мой дар никогда не был хорош, а вы трое… Я люблю вас, и это единственный путь, которым я могла бы пойти. Помните меня. Пожалуйста, просто помните меня. А я всегда буду рядом».
Она позвонила Лео и Генри, и те приехали на кладбище, чтобы забрать её. Втроём они стояли и смотрели на могильную плиту. И Фиби заговорила:
- Спасибо вам, ребята, что терпели меня в последнее время. Я расклеилась, сами понимаете. Но клянусь, больше этого не повторится. Я люблю вас – мы ведь семья, пусть и на таких хрупких началах теперь. И знаете, наша с вами жизнь теперь очень изменится. И я не знаю, что произойдёт завтра или даже сегодня, но хуже уже точно не будет, она говорила очень осторожно, чтобы никто из них, в особенности Лео не догадался, что скрывается за её словами. И это сработало. Домой все ехали пусть и с горем на сердце, но без беспокойства друг за друга – Фиби чувствовала это.
Генри попрощался с ними на полпути до дома, ему нужно было на работу. И смотря, как он машет им, стоя на тротуаре, Фиби подумала, что Пейдж очень-очень повезло встретить его.
Шестерёнки начинали вращаться всё быстрее и быстрее, и Фиби перешла ко второму этапу плана, который назвала «сейчас или никогда».
Они с Лео пили утренний кофе, и Фиби настояла, чтобы происходило это на диване в гостиной. И конечно, в чашке Лео, кроме кофе также был и отвар корешка сонной травы. И доза была рассчитана точно так, чтобы Фиби успела сказать:
- Знаешь, Лео. Ты отличный хранитель. Самый лучший. И ты ни в чём не виноват, - корешок начал действовать, и Лео провалился в глубокий здоровый сон раньше, чем успел понять, что разговор принимает странный оборот.
Фиби поцеловала зятя в лоб и вспорхнула по лестнице. Она чувствовала, что пробуждается от тяжкого оцепенения, ей хотелось действовать.
Ни Уайатт, ни Крис уже не спали. Первенец Пайпер изучал тётку серьёзными, всё понимающими глазками. Фиби давно подозревала, что он телепат. Что ж, тем проще ей будет объяснить ему, что нужно делать. А Крис смотрел на неё так, словно был готов доверить ей свою жизнь. Да так оно и было, причём уже не раз. Крис всегда был для них особенным мальчиком. Он не был таким могущественным, как старший брат, но он был настоящим Холливеллом, готовым жизнью пожертвовать ради семьи. И размышляя о своём плане, Фиби часто вспоминала именно его. И сейчас она с грустью думала: «А вы ведь, ребята, даже знать не будете свою тётушку Фиби. Ну что ж, это ведь не помешает мне вас любить.
