Почувствуй себя отличником

В раскрытое нараспашку окно ворвался снежный вихрь, вмиг засыпавший зеленые листья фикуса белыми подтаявшими хлопьями. Преподаватель математики слегка поправила очки с ужасно толстыми линзами, вызывающими лишь воспоминания о стереотипных «серых мышках» российских сериалов, и строго произнесла: — Черных, будьте добры, закройте окно. Блондин томно прикрыл глаза, поскольку был недоволен просьбой учителя. Он приложил к лицу учебник алгебры, намеренно поддразнивая «маразматичную математичку» на какие-то более-менее активные действия с ее стороны по предотвращению хулиганства. Та холодно отнеслась к провокации и терпеливо повторила: — Филипп, закройте окно. Парень раздражённо вздохнул и, с трудом преодолевая собственную лень, поднялся со стула. Он медленно прошествовал к дальнему шкафу, успешно миновав препятствия в виде массивных горшков с папоротниками и не менее огромных стопок учебников, и потянулся было к оконной ручке, но его вниманием завладела сцена, развернувшаяся на школьном стадионе. Фил с большим трудом разглядел двух мальчишек, дерущихся друг с другом. Вот один повалил другого на грязный снег и тут же встал в позу победителя из Древней Греции. Блондин прищурил глаза ещё сильнее, пытаясь рассмотреть участников баталии, но особо не преуспел в этом — сквозь мутное, со временем загрязнившееся окно было невозможно что-либо увидеть. — Черных, — ехидный и издевательский голосок преподавателя грянул, словно гром среди ясного неба, — если Вы отчаянно ждете Карлосона у окна, то я поспешу вас огорчить — он не прилетит. — Я в ку-у-урсе, — лениво протянул Фил, толкая окно в его раму, но не рассчитал с приложенной силой — у бедного мальчика всегда были проблемы с физикой — и едва не выбил стекло. Учитель математики, Ольга Александровна, лишь покачала головой, бросила на Фила укоряющий взгляд и продолжила объяснять тему урока. Черных откровенно скучал, и именно из-за этого решил умело пользоваться местонахождением своей парты, расположенной вдали от учителя, и без зазрения всякой совести сидел в телефоне, бездумно листая пестрые ленты социальных сетей. Беспроводной наушник грозил выпасть в любой момент и разрядить напряжённую обстановку в классе громкими и весьма неоднозначными песнями Рианны, поэтому блондин красивым жестом заправил прядь светлых волос за ухо, при этом успев еще и возвратить наушник на прежнее место. «Профессионализм», — с гордостью подумал он. Перед его глазами быстро промелькнула пятитысячная сторис одноклассницы, как вдруг в панели состояния отобразилось новое уведомление из «ВКонтакте», а светодиод рядом с динамиком приобрел яркое бирюзовое свечение. Отработанным жестом Фил потянул на себя панельку уведомлений и тут же приобрел инфаркт миокарда. Арт, вспыльчивый мальчишка, с которым он окончательно порвал любые связи, собственной персоной заявился к нему в личку вместе с… сторис. «Решил последовать примеру Киры?» — поинтересовался сам у себя Черных. Он сгорал от любопытства, поэтому быстро клацнул на ссылку и сразу же потерял дар речи. По грязно-белому снегу, обильно покрывающему всю землю, вслед за хозяином безвольно распластались рыжие волосы, будто бы разом потускневшие от нехватки жизненной энергии. Слишком светлые щеки, на которых не было ни капли хотя бы бледного румянца, чуть синие губы и прикрытые глаза — все это ежесекундно вызвало у Фила гнев, появившийся где-то в неспокойной душе, а теперь стремительно заполняющий каждую клеточку тела. Пламя прилило к щекам, богато украсив их румянцем, и у мальчишки непроизвольно сжались кулаки аж до побеления костяшек, а ногти впились в кожу. Мысль о том, что кто-то опять приставал к его мальчику болезненно въедалась в мысли. — Черных, Вам плохо? «Слишком много внимания к серой персоне за один урок», — Фил ядовито улыбнулся и, не уступая улыбке в резко отталкивающих негативных эмоциях, ответил: — Нет конечно, Ольга Александровна. Я всего лишь задумался. — Тебе точно не нужен медпункт? — на всякий случай уточнила она. — Как-то это на припадок похоже. «Если только психушка, и то не вариант», — подумал Фил, но вслух комментировать ничего не стал. Теперь минутная стрелка ползла к необходимой восьмёрке на часах еще медленнее, и, нервно постукивая по поверхности стола подушечками пальцев, он буравил ее взглядом тёмно-синих глаз — ласковая лазурь была омрачена Мещеряковым. Драгоценное терпение стремительно иссякало вместе с последними нервными клетками и рассудком. Сейчас от безысходности Фил был готов биться лбом об стол, да только казённое школьное имущество жалко было. Трель… хотя, кого я обманываю, оглушительный треск школьного звонка, сохранившегося в школе еще с мезозойской эры — а этой школы в то время даже и не было — заложил уши учеников за две с половиной секунды, вдобавок раздражая и учителей. Черных резво соскочил с места, перемахнул через несколько стульев, дабы первым оказаться у спасительного выхода, и со скоростью Флэша помчался в гардероб, чтобы поскорее выйти наружу. — Сейчас бы чуйку Паркера, — обратился к себе Фил, в это время облачаясь в куртку, — хотя я и без нее подозреваю всякое дерьмо. Он злился на Арта, он злился на Илью, и вся эта неисчерпаемая злость, постепенно копившаяся внутри, нуждалась в выходе наружу. Дверь школы приоткрылась с ожидаемым от нее скрипом, и семимильными прыжками Фил достиг сначала конца непомерно длинного школьного крыльца, а через несколько секунд еще и середины стадиона. Снег в том месте, где прежде валялся безжизненный Илья, был сильно примят и имел на себе слабые следы от крови — теперь Черных не сомневался, что все эти падения с лестницы, врезания в стены и прочие поступки в стиле Маринетт Дюпэн-Чэн служили жалким оправданием для многочисленных травм. Желание избить Мещерякова, к несчастью для него, увеличивалось с завидной прогрессией. Взглядом просмотрев две дорожки следов, Фил последовал по одной из них, невольно ощущая себя Дашей-путешественницей. Осталось всего ничего — обзавестись обезьяной в башмаках, картой и шизофренией, чтобы все это дело с ним разговаривало, причем в достижении последнего блондин весьма и весьма преуспел. Подошва зимних ботинок глубоко продавливала снег в тех местах, где уже были следы, и нередко холодные льдинки забирались прямо в обувь, доверху заполняя свободное пространство в ней. Фил сжал зубы, потому что начинал замерзать из-за хлюпающей холодной жидкости в ботинках, и ускорился. Дорожка из следов все не заканчивалась, а вот у Черных уже подрагивали руки, а в голову благодаря этому напрашивались шутки о подростковом алкоголизме. Он с трудом достиг корпуса бассейна, куда его вели найденные на снегу улики, и резко остановился, как вкопанный — парень услышал звуки, доносящиеся из-за угла здания. Интуиция безошибочно определила голос Ильи, который что-то бормотал себе под нос, поэтому разобрать его невнятную речь предоставлялось невозможным. Сейчас сознание Фила разрывалось между двумя вариантами — осторожный и незаметный шпионаж и резкое вторжение, как он делал обычно. Недолго думая или не думая совсем, что было больше похоже на него, блондин скользнул за угол. Черных в два шага достиг Ильи, лицо которого было уперто в испачканные на коленях джинсы, и рывком поднял его с холодного асфальта, крепко удерживая за плечи. — Утро доброе всем спящим, — суховато поприветствовал перепуганного одноклассника Фил. Он деловито осматривал его лицо на предмет новых шрамов, царапин и синяков и с удивлением обнаруживал увечья, прежде скрывавшиеся от его внимания. — Я упа… — принялся было оправдываться Илья, краснея лицом, на что Черных строго сощурился, символизируя абсолютное недоверие. Муромов быстро замолчал, лишь пугливо поглядывая на своего друга. — Ты бессовестно врешь мне двенадцатый день подряд, — констатировал Черных. Желание ударить что-нибудь или кого-нибудь, спонтанно ворвавшееся в голову, сейчас удерживалось лишь благоразумием. — Я не вру, — Муромов пожал плечами. — Я действительно падал с лестницы и врезался в стену, но, как ты успел заметить, с полупинка Мещерякова. — Ты вообще думаешь головой? — гнев наконец-то нашел свой выход, и Фил сорвался на шипение. — Ах, да, прости — там же нечем думать, потому что ты все отморозил! Лицо Ильи побледнело. Он никогда не видел Черных настолько злым и боялся, что сейчас ему могут причинить вред. Муромов максимально вжимался в бетонную стену, а в уголках глаз быстро начинали скапливаться хрустальные капельки слез, но Фил этого не замечал: — Ты просто глупый мальчишка, который, видите ли, героично подверг себя опасности ради спасения лучшего друга! — Мы не друзья, — перебил его Илья. Несмотря на пелену слез, мешающую нормально смотреть на собеседника, и подрагивающий голос, он говорил абсолютно серьезно. — Мы враги? — уточнил Фил. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. «Это охренеть как некстати в такой ситуации», — злостно подумал блондин. — «Все эти выкидоны с отношениями можно отложить до более подходящего случая». — Муромов Илья Михайлович, — Черных удерживал подбородок рыжика между большим и указательным пальцами, невольно повторяя жест своего отца, — я разочарован в Вас. К вискам Ильи медленно подступала головная боль. Он тоже злился, и в конце концов сорвался — мальчишка грубо отпихнул блондина от себя. — Да ты сам постоянно ведешь себя, как идиот! — выкрикнул он. — Ведешься на любые подколки Арта, доходя до идиотских скандалов чуть ли не на уроке, и после этого пытаешься обвинить меня в необдуманных поступках! Если бы я хоть слово сказал тебе о том, что он избивает меня за школой, вас обоих бы упекли в детский отдел полиции за нарушение дисциплины! — Он заслужил, — Черных сверкнул лазуритовыми глазами. — Да никто не заслужил к себе такого хренового отношения, черт тебя побери! — раздраженно ответил ему Муромов. — Ты просто гребанная истеричка, вот и вс… — Как ты меня сейчас назвал?.. Филу хватило одного эмоционального всплеска для того, чтобы избавиться от всей агрессии разом. В первые секунды Илья не почувствовал ничего, а через пару мгновений его левую скулу резко обожгло острой болью, глубоко пронзающей кожу. Черных удивлённо уставился на свою ладонь, до конца все еще не осознавая всего масштаба проблемы, зато Муромов испытал на себе невероятно сильное унижение. Он не выдержал, хотя и пытался — из глаз на щеки хлынули слезы, градом скатывающиеся по лицу. — Да пошел ты! — в сердцах выпалил Илья и, глотая слезы, бросился в сторону выхода с территории. Ему было стыдно за слезы, за эту злополучную пощечину… Рука вскользь коснулась щеки, и мальчишка громко зашипел — было очень, очень больно. Он чувствовал себя полным ничтожеством с разбитым сердцем, на котором, как на деревянной болванке, всего лишь выместили злость. Илья не понимал, почему все отношения, трудолюбиво выстраиваемые им, рушатся подобно хлипкому карточному домику. Ему было больно не от удара, а от мысли о том, что это сделал Фил. Фил, которого Муромов любил гораздо сильнее себя, а это, поверьте, очень много значит для него. Один единственный, но идеально точный удар по сердцу, и Илья заново будет собирать осколки, взращивая в себе еще больше ненависти. — К черту, к черту, к черту, — будто в забвении повторял он. Мальчишка твердо знал, куда направляется, и был преисполнен некоторой решимостью на какие-то действия. Фил, мальчишка, несколько минут назад унизивший любимого человека, стоял посреди асфальтовой дорожки и абсолютно пустым взглядом стеклянных глаз смотрел вслед удаляющемуся Муромову. Он до крови прокусил нижнюю губу, определенно сожалея об очередном идиотском поступке. Черных знал, что сейчас Илья закроется в своей комнате, потому что наверняка пойдет в свою квартиру, включит песни Алёны Швец и Ланы Дел Рэй и будет отчаянно депрессировать. — Идиот, — тихо выдохнул Фил, запрокидывая голову. По голубому небу плыли светлые облака, в некоторых местах смешивающиеся с фиолетовыми тучками, и парень невольно отметил поразительное сходство погоды с его настроением. Абсолютный идиот.