Flaming Eyes

Комната была стеклянной, с наложением излучавшегося откуда-то изнутри белого света, отчего Ричарду Декарту казалось, что он зашёл в огромную больничную палату. Впрочем, он сомневался, что ему бы полегчало, если бы он тотчас же покинул не только помещение, но и само здание в целом, похожее на неприступную крепость. Он приехал в город вчера вечером, и из всех возможных дел успел только разобрать наскоро вещи, принять душ и поспать четыре часа. С молодняком в ФБР не церемонились, сразу же натаскивая на делах, которые требовали спешного изучения. Так что у Ричарда не было никакого другого выбора, кроме как явиться сюда к шести часам утра, на ходу прожевав протеиновый батончик и налив себе полстакана воды из кулера в главном коридоре, где его заставили ждать еще полчаса. А ведь предупреждали — не опаздывать. Здесь стояли многочисленные столы, нагруженные самой разной аппаратурой — люди сидели за компьютерами, наблюдали за графиками, выраставшими на огромных экранах, как причудливые разветвленные деревья. Они не обращали на него никакого внимания — если кто и оглянулся на звук захлопнувшихся стеклянных дверей, то улыбнулся ему снисходительно и продолжил свою работу. Может быть, за этими улыбками скрывалось презрение или холодное безразличие, но Ричард, к своему удивлению, не очень-то из-за этого и волновался. Он шествовал мимо столов, вслушиваясь в гул голосов и телефонные звонки — невольно казалось, что здесь трудились не люди из ФБР, а обыкновенные офисные клерки вроде тех, что потягивают кофе из любимых, взятых из дома кружек, и плачут горькими слезами, когда проливают его на квартальный отчет. Они суетились, снуя туда-сюда, протискиваясь друг к другу, чтобы наклониться перед экраном и начать что-то обсуждать, активно жестикулируя. Весь этот муравейник занимался совершенно иной задачей, однако нигде не было видно тех, кто требовался именно Ричарду. Или кому он требовался так срочно. Он счел за честь заниматься таким трудным и опасным делом — агенты, только вышедшие из тренировочного центра с новеньким удостоверением, у которых еще малость отдается в ушах хриплый голос инструктора, и ноют от ударов плечи и ладони, обыкновенно начинали с чего-то менее интересного и запутанного, как правило, легко раскрываемого. Но сегодня явно особенный случай. Случай, который Декарт никогда не рассчитывал получить — у него имелись амбиции, и всё же не настолько огромные. Агент не должен был гордо выпячивать грудь. «Мы ведь просто делаем то, что от нас требуется, — сказал себе Ричард, обменявшись улыбками с какой-то темнокожей женщиной в халате, попавшейся ему на пути. — Если всё так серьезно…» За чередой столов и вертящихся стульев, за запахом чая с бергамотом и шуршанием каких-то бумажек таилась его цель. Небольшое возвышение перед самым большим экраном, какой здесь только можно было увидеть. Белый свет в очередной раз ударил Ричарду по глазам и он прищурился, заслонившись рукой — и потому не заметил двух фигур, расположившихся в гораздо более удобных креслах с закинутыми одна на другую ногами. Потом всё его внимание переключилось на передаваемые по экрану сведения — снова графики, какие-то карты, новостные сводки. На обложке одной из таких был изображен ярко пылающий оранжевым пламенем дом. Не далее как час назад, мчась через центр города на машине, Декарт слышал эту новость — в одном из пригородов случилось два крупных пожара с небольшой разницей во времени. — Главные улицы тщательно охраняются, — услышал Ричард и поспешил опустить глаза. — Если бы он только нос туда сунул — мы бы его поймали. Но этот парень… Очень смышленый, не так ли? — Смышленый, если два года бегал от копов, — ответил другой голос, звучавший тише и более угрожающе. — Браво, отличная работа. — Если бы еще раньше ФБР пришлось гоняться за поцаном, который стреляет огнём во все стороны!.. — Тш-ш, лейтенант. Обе фигуры нехотя поднялись с кресел, как будто делая ему одолжение. Ричарду их одолжение не было нужно. Он поправил пиджак, делая шаг вперёд и слабо откашливаясь, как бы подразумевая, что ему известно — здесь его не слишком-то ждали. В ФБР никого не любили ждать, а он и без того ощущал себя как в стрессовой ситуации, как будто полз под пулями, но никак не проходил мимо работавшего народа. Отчего-то ему казалось, что кто-то из них вот-вот выстрелить ему в спину. — А, это вы, — отозвался Перкинс чуть скучающим тоном, поправляя плащ. — Как раз вовремя. — Подсекцию закрывают на пару часов или больше, — объяснил стоявший рядом с ним мужчина — в годах, при большом животе и с седоватыми волосами. Рубашка с кричащими о неадекватности владельца узорами едва не заставила Ричарда прыснуть. — Пожалуй, мне лучше ретироваться. Устал сидеть в этом гадюшнике. — Очень жаль, — спецагент цокнул языком. — Я думал, вам захочется познакомиться с моим… Мм, протеже. Ему еще предстоит накапливать опыт и вы, Андерсон, могли бы… — Федералы все одинаковы, — полицейский пожал плечами. — Сдался мне на голову еще один, хах? А теперь разрешите откланяться. Он развернулся и ленивой, чуть покачивающейся походкой последовал к выходу, бесцеремонно продираясь иногда через людей, преграждавших ему дорогу. Ричард не то чтобы как-то не ладил с копами, но ему нередко приходилось встречаться с недружелюбием от них лицом к лицу и он никогда не ждал ничего хорошего, планируя работать с органами правопорядка. Но спецагент Перкинс, — бывалый, как никто другой знавший, как как справляться с самыми щепетильными миссиями, — вызывал у него невольное уважение одним своим видом. Он был достаточно невысокого роста и внешне как будто бы не внушал опасений… И тем не менее его сторонились. И он всех сторонился, привыкший к одиночеству — старый шакал, если в сорок два года мужчина может считаться старым. — Как вам? — спросил он, мельком оглядев помещение. — На этот центр ухлопали кругленькую сумму из государственного бюджета. И всё ради каких-то экспериментов. И подопытных, сбежавших из клеток. — Вы не считаете их людьми? — осторожно полюбопытствовал Ричард, присаживаясь на место неизвестного ему Андерсона. Перкинс вернулся в своё кресло. Его небольшие, темные глаза, с пролегшими от недосыпа кругами (такими же, как у Декарта) внимательно скользили по экрану. — Им приказано было использовать их способности на благо страны — а они возомнили, что могут, как этот парень, свободно ходить по улицам, поджигая мусор одним взглядом. Слышали эту сводку новостей? В одном районе вспыхнуло два коттеджа — как спички. Проводка была исправна, ни у кого не взорвался баллон с газом, ни у кого ребёнку не давали играть с зажигалкой. Огонь появился из ничего. Полагаете, что связи нет? — Пока не знаю, — ответил Декарт. — А пострадавшие есть? Погибшие? — Семья, проживавшая в одном из домов, уехала на отдых, оставив домашних животных на попечение старой родственницы. Она уснула и сгорела там заживо. Полагаю, первым делом задохнувшись в дыму. Может быть, даже не просыпалась. Может быть, парнишка вспылил и решил добавить нам забот — с другой стороны он роет яму самому себе. Чем чаще он будет пользоваться своей способностью, тем легче нам будет найти его. Если уж копы не справились. Перкинс был усталым и раздраженным — он чуть нервно постукивал кончиками пальцев по подлокотнику, подпирая свободной рукой небритую щеку. Шум за их спинами усиливался — экран моргнул, выдавая следующую картинку — происшествие месячной давности, когда в Чикаго сгорел почти дотла продуктовый магазин. Ситуация определенно выходила из-под контроля. Хорошо, что в ФБР вовремя очнулись и предложили свои услуги — а полиция, которая отчаялась выслеживать маленького пироманта, покорно передала им на руки все имеющиеся материалы. Да уж, иногда по виду ведущего расследование копа можно было понять, что всё очень плохо и до развязки он не доберется. Бездомный подросток — цель заметная, но им всё не везло. Он прятался в своих каких-то укрытиях зимой, спасаясь от холода, и пропадал с их радаров. — Хитрый маленький уродец, — пробормотал Перкинс. — Устраивает пожары и исчезает. Хорошие же у них были меры безопасности. — Есть какая-то информация о нем? — поинтересовался Ричард. — Полиция должна была передать нам данные из центра по подготовке. — Да, там негусто. У него короткое дело, всего одна папка. Спецагент кивнул в сторону кипы документов на столике, перед креслами. Потом, заметив явную нерешительность младшего коллеги, закатил глаза и потянулся к ней сам. Ричард посмотрел на его руки — чуть желтоватые, бледные, с узловатыми пальцами, но с удивительным отсутствием малейшей дрожи, малейшего тремора. Лицо Перкинса походило на лицо самого уставшего человека в мире, состарившегося слишком рано для своих сорока двух, но его руки так и не растеряли той поистине железной хватки. У всех агентов со временем поверх лица нарастала маска сухого безразличия, а их ладони или даже хотя бы самый маленький внутренний нерв не дрогнут, чтобы ни ни увидели. Перкинс — старый и матёрый шакал. Только старики ведь когда-нибудь да промахнутся, правда? — Берите, — сказал он жестко, не терпя возражений. — Я хоть всю планету перерою, но найду его. А вам так, полезная практика, Декарт… Заслоняя лицо от слишком яркого белого света, он откинул в сторону тяжелую картонную обложку. Красную, единственную, ярко маячившую среди синих и зеленых. В каждом личном деле подопытных из Центра по подготовке особых войск содержался снимок и основные физические данные. Дети в результате эксперимента выживали редко — а этому повезло. При всей своей невнушительной комплекции выдержать такие нагрузки… Ричард прищурил глаза, изучая фотографию. Потом перелистнул страницу. Он не замечал, что Перкинс внимательно наблюдая за выражением его лица. — Почему бы не оставить его в покое? — задумчиво полюбопытствовал Декарт. — Что, выписать огромный чек и отправить восвояси? Если бы всё было так легко. Курс подготовки он не закончил — соответственно, это ежедневно приносит нам проблемы. Правительство выступает за то, чтобы ликвидировать объектов эксперимента в случае их отказа подчиняться. Полный развал демократии, а? — Разве они — не полноправные граждане страны со всеми правами? — Они не граждане, у них особый статус. Впрочем, у этого Рида есть маленький шанс. Например, тех, кто уже выпустился и работал хотя бы год, убивают. И неважно, дети это или нет. Слишком много секретных данных. Ричард молчал. Папка лежала раскрытой у него на коленях. — Вам их жаль? — невинно поинтересовался Перкинс. — После всего этого? На табло, как назло, промелькнула новость о двух сгоревших домах. Как будто кто-то, по особому щелчку спецагента, вывел их на экран. Пламя стояло огромной, высокой стеной — огонь такой силы превратит небольшой коттедж в угольки за какой-нибудь час. Ричард дернул головой, точно отгоняя назойливую муху. — Успокойтесь, Декарт. Мальчишка нужен живым. Мертвые — это только крайний случай. Сам не люблю марать руки. Им принесли кофе. В тот миг, при одном виде напитка, у Ричарда еще сильнее пересохло во рту, но он хлебал его крупными глотками, обжигая себе язык и горло. Перкинс с невозмутимым видом взял в руки круассан с шоколадной начинкой. Вот что значит закалить себя — ты сидишь в тепле, в мягком кресле и с целым подносом выпечки и вкусностей на кофейном столике, и ты ешь, пока рассказываешь, как будешь убивать ребёнка, ставшего жертвой алчности и зависимости родителей-наркоманов, отдавших его со спокойной душой в обмен на деньги и доступ к кокаину. И, кажется, уже совсем неважно было, кому вы готовы отдать своё дитя — в мире, где вся чернота вдруг полезла наружу, где не осталось истинного солнечного света и радости, многие сочтут за счастье выживать столь легким способом, поставляя на конвейеры науки младенцев. Однако, самым страшным, жутким и невообразимым стало то, что этому никто не пытался помешать. Устои пошатнулись. Миру нужна была новая война для обогащения, и будущие участники готовились к ней с жадным блеском в безумных глазах. — Круассаны очень вкусные, — похвалил выпечку Перкинс. — Если не выспимся — так хоть наедимся вдоволь. За полтора года до этого... Он прислонился к стеклу витрины всем лицом, чтобы разглядеть получше. Казалось, что даже сквозь стекло сладкий, манящий аромат сможет просочиться и достигнуть носа, разогнав легкое пятно конденсата на холодной прозрачной поверхности. Слава богу, он еще помнил запах настоящего хлеба — хорошего, с белым мякишем, из которого легко катались шарики, отскакивавшие упруго от поверхности стола. Румяную булочку, дымящуюся, только из печи, с зажатой меж разрезанных половинок сосиской-гриль, политой соусом из горчицы с кетчупом, смесью из мелко порубленных корнишонов и посыпанной полукольцами жареного лука… Какой-то незнакомый ему человек ходил мимо полок недолго — сразу было видно, что он пришёл сюда за конкретными покупками. Уверенным шагом мужчина прошествовал к отделу с алкоголем и взял небольшой красный картонный ящичек с бутылками пива. Потом направился к снэкам и долго таращился на яркие пачки. Из кармана коричневой куртки, явно не самой новой, чуть высовывался уголок бумажника — мысли о хот-доге тут же улетучили из головы, стоило посмотреть на кошелек. Казалось бы, зайди и возьми, но Гэвин только и мог, что стоять и жадно наблюдать, игнорируя урчащий от голода живот — он не ел уже два дня. Кассир раздраженно о чем-то разговаривал по телефону — он то присаживался обратно на свой стул, то вскакивал с него как ошпаренный, принимаясь нервно улыбаться. Может быть, в такой ответственный, важный для него момент, он бы и не заметил невысокой фигуры в потрепанных шмотках, прошмыгнувшей в главный зал магазина — но точной уверенности в этом почти не было, да и нельзя было забывать о развитом у людей периферическом зрении. Фигура в нелепой рабочей форме стояла вполоборота, тонкие пальцы постукивали по стеклянной столешнице, под которой располагались ящики. Вся длинная витрина магазина излучала тепло и свет, а на темной улице было холодно и сыро. От усталости поддерживать внутри оптимальную температуру становилось всё сложнее — даже способности контролируются хорошо лишь при условии, что ты достаточно ешь и спишь. Гэвин замерзал как собака, но не мог перестать смотреть на мужчину с пивом и стеллажи, набитые сверху донизу товаром. Полуфабрикаты в холодильниках манили названиями, вариантами вкусов, простотой приготовления («Просто разогрейте в микроволновой печи!») и разнообразием. Он увидел гамбургеры в хрустящих пачках и пиццу в тонких картонных коробках — снова ощутимо засосало под ложечкой, и желудок при мысли о еде заворочался, завозмущался, требуя для бездонных стенок и растущего организма пищу. — Нет уж, дружок, потерпи, — пробормотал Гэвин, дрожа. От холода зуб на зуб не попадал. Он обмотался найденным случайно изорванным синим шарфом по самый нос — получилась жалкая пародия на юного убийцу, наивно посчитавшего, что повязки будет достаточно для того, чтобы его лицо не узнали. Деталь эта была последней, увенчавшей его образ уличного бездомного. Мужчина долго возился на кассе. Он успел поругаться с продавцом — отсюда их разговора не было слышно, но Рид всё равно глядел на них с нескрываемым интересом. В ботинки, которые скоро запросят каши, набралась вода из луж. При каждом его шаге она противно хлюпала и пенилась — он это чувствовал. Дождей было много, обуви — мало. Эту он урвал еще весной, стащив с трупа убитого им случайно человека. Конечно, это не было весомым оправданием, но скорбеть он перестал в тот же день, потому что вспомнил, как человек выгнал его из уютного проулка между домами, где он обустроил своё маленькое укрытие, похожее на изломанную сильнейшим ветром палатку с изрешеченным дырами пологом. Если поддувало — было похоже на легкий унылый свист. Гэвин до сих пор сожалел о потере той своей берлоги. Когда говоришь так — означает что-то по-особенному родное, близкое. Он не любил называть это «квартирой» и уж тем более «жилищем», потому что тогда два слова казались более ледяными, чем осенний ветер. А так, когда не оставалось сил греть себя огнем, он начинал питаться собственными мыслями — они заменяли ему еду и седативы, унимавшие боль в плохо сросшейся, некогда сломанной ключице; они не давали ему уснуть и замёрзнуть до смерти зимой, когда он слонялся по улицам в поисках места для ночлега. Кажется, он отвык от нормальной, постоянной жизни настолько, что не сожалел об этом — разве что порой голод измучивал до того, что ему приходилось выпрашивать мелочь у прохожих, сидя на занесённых снегом тротуарах. Зима — страшное время для бездомных, если у них нет какого-нибудь уютного сухого уголка. У Рида не было. Он постоянно находился в бегах. Кассир отложил телефон и пробил покупки незнакомого Гэвину мужчины. Отсюда он представлял хруст чипсов внутри упаковки и в тот же миг рот с новой силой наполнился тяжёлой, терпкой слюной. Глазами щенка он смотрел на гамбургер с двойной котлетой, который посетитель прихватил в последний момент. Есть хотелось неимоверно. Рид медленно отошёл от витрины, чтобы не быть замеченным. Резкий порыв ветра забрался под куртку — защекотал неприятно где-то под ребрами, до мурашек, осев в животе гулкой пустотой. Он решил, что зря на все это смотрел. Зря позволил себе хоть на шаг приблизиться к супермаркету. — Эй, парень! Рид отшатнулся, едва не оскользнувшись на мокром бордюре. Вышедший из магазина человек глядел прямо на него — теплый воздух из помещения клубился едва-едва парком вокруг его фигуры. Молодой мужчина в кожаной куртке вписывался в атмосферу осеннего ночного города лучше, чем в яркость вылизанных до блеска полов и белого света. А вдруг это коп? Гэвин с трудом унял проснувшуюся в руках дрожь. Он не побежал. Бежать было ты последним делом — паника выдавала его лучше, чем страх в глазах, казавшихся большими на худом измождённом лице. Мужчина сделал несколько шагов к нему. Рид стоял на месте. — Ты голоден? — спросил незнакомец. Ещё как, черт возьми, хотелось ответить ему. Но вместо этого Гэвин только тихо кивнул, закашлявшись и прикрыв рот кулаком. Он увидел протянутую пачку с гамбургером. Это было похоже на сон, на чертово везение, какого не могло попросту случиться. Упаковка с аппетитным изображением готового блюда пробудила в желудке новый позыв. Во рту разом снова пересохло. — Спасибо, мистер… — едва пробормотал он, осторожно забирая гамбургер. Но этой осторожности хватило бы ненадолго — не терпелось вонзить зубы в булочку, подогретую на крошечном костерке, и слизать с пальцев вытекший соус. — Декарт, — ответил мужчина. — Мистер Декарт. Тебе есть где укрыться? Рид неопределенно махнул рукой, не сводя взгляда с добычи. — Там, небольшой навес… У незнакомца было открытое и гладко выбритое лицо. От него пахло чем-то дорогим, с древесными нотками вперемешку с ментоловыми сигаретами. Беззлобный, даже чуть обеспокоенный взор и поджатые губы. Скромная, но хорошая одежда. Видно, достаточно зарабатывал. Он понимающе кивнул. — Сегодня ночь будет холодной. Постарайся не заболеть. Он повернулся спиной, и набитый деньгами бумажник, торчавший из кармана куртки, выпал на землю. Мужчина совсем ничего не заметил. Он удалялся неторопливо, перешёл дорогу и сел в припаркованный неподалеку «шевроле». Фары резким светом разрезали ночную тьму. Вскоре машина тронулась с места и исчезла за углом мокрой улицы. Жадно Рид вцепился пальцами в кошелек, подхватив его поскорее с сырого асфальта. Посмотрел внутрь — целое состояние, если учесть его ужасное положение. Триста долларов. Триста. Гребаных. Зелёных. Шанс на выживание, данный самой судьбой. Шанс, который нельзя упустить, выдавливая из себя какое-то глупое благородство. — Черт, спасибо, — усмехнулся он невольно, с трудом сдерживая крик радости, восторженно вскинув голову вверх и уставившись на черные тучи, подставив грязные щеки накрапывавшему дождю. — Спасибо, спасибо, спасибо… Рид сунул бумажник в карман и бросился прочь.