Flaming Eyes

— Думаете, есть смысл ехать туда? — спрашивал Ричард, когда они усаживались в машину Перкинса, стараясь поскорее оказаться в теплом салоне и подальше от льющего как из ведра дождя. Здание Центра светилось ярчайшим белым светом, и казалось на фоне блестевших огромными неоновыми вывесками небоскрёбов настоящей звездой, излучавшей энергию столь сильную, что от одного взгляда на неё можно было ослепнуть окончательно. Строгое, в современном стиле, с панорамными окнами — Декарту такие места никогда не нравились и он надеялся, что больше не вернется. Удушающий запах круассанов и кофе прогнал сырой и холодный ветер. — Весьма большой, — ответил спецагент, поворачивая ключ зажигания. — Вдруг что-нибудь найдем. Да и мальчишка не мог далеко уйти — прежде всего, нам необходимо понять, что там случилось. Что заставило его поджечь дома. Ричарду и знать не хотелось ничего насчет этого. С детства он питал какое-то недоверие к огню — играя в гостиной на полу, он впервые потянулся пальчиками к ярко пылавшему в камине пламени и чуть не обжегся. Родители вовремя предупредили страшную катастрофу — и с тех пор камин, горящая синими язычками газовая плита являлись ярыми недругами. Годы прошли, он вырос, но привычка осталась — обходить всё, что излучало яркие вспышки и жар. Даже сидя в автомобиле, его главным страхом было то, что в какой-то момент он не справится с управлением и вылетит в кювет, где взорвется бензобак и всё полыхнет, расплескивая вокруг на сухую траву жидкого оранжевого змея. Новости о лесных пожарах так же заставляли его чувствовать удушье и комок в горле, и если он не переключал канал, то ему становилось просто паршиво. Огонь. Та стихия, к которой он не желал иметь ни малейшего отношения, с которой бы ни за что не соприкоснулся, даже замерзая от лютого холода. — А коттеджи находятся далеко друг от друга? — спросил Ричард, глядя в окно, за которым проносились тысячи городских огней, словно тысячи страшных глаз монстров из жутких историй — красные, синие, зеленые, ослепительно-желтые… — Хотите усмотреть в этом какую-нибудь межсемейную вражду и порчу имущества? — усмехнулся Перкинс, выкручивая руль. — Оба дома находятся на дороге номер четыре. Земля там разделена на участки — эти были соседями. Можно списать на то, что ветер просто перенес пламя на на жилище поджигателя… Однако это звучит глупо, согласитесь. — Тогда что мальчишке делать в пригороде? — Вот мы и узнаем на месте. Ричард предположил мысленно, что Рид явился к кому-то из своих давних союзников. Среди мирных граждан могли найтись люди, питавшие сочувствие к сбежавшим из Центра по подготовке узникам — всё осложнялось лишь тем, что подобная ситуация происходила впервые. У них не было каких-то шаблонов, по которым можно было бы строить цепочку своих действий, алгоритмы, делать выводы. Никто не старался особо объяснить, как Гэвину удалось ускользнуть, пройти такую сложную, разветвленную систему охраны — ведь те, кто был до него, неизменно попадались и жестоко наказывались за попытку побега. А они были ничем не хуже. Но кто в пригороде мог ему помогать? В основном там обитали старые семейные пары, ютилась молодёжь — из тех, что рано рожают первого ребёнка и мучаются с банками за право получить кредит, чтобы рассчитаться за жилье. У них полно своих забот и проблем, и век сейчас далеко не такой милосердный, как можно было бы подумать. Век жестокий. Век страшных свершений, одни из которых уже случились, а вторые из которых только-только должны были произойти. Кто?.. — Вы чем-то озабочены? — полюбопытствовал Перкинс. — Выглядите не очень. — Мало спал, — отмахнулся Ричард. — Напряженный график не идет мне на пользу — перелет, потом приезд в отель и разбор вещей, долгие беседы, введение в курс дела… — Привыкайте. Теперь так будет всё то время, что вы у нас проработаете. Надеюсь, выдержите до пенсии. — А может, и нет. Они оба рассмеялись этой невеселой шутке и продолжили путь, однако думали и мечтали о разном. Перкинс — об одиночестве и чашке зеленого улуна, Ричард — об огромной плазме и уютном номере в одном из лучших отелей Детройта. Зачем его поселили в такой роскоши, когда всё время там у него уходило лишь на сон — неясно. Он представил в голове фотографию из личного дела Рида. Мальчик, смотревший со снимка, был ему странно знаком, и в то же время его лицо как будто терялось в неком тумане. Когда ты идешь вперёд, надеясь на то, что в нескончаемой темноте вспыхнет свет, а его всё никак не дожидаешься. Мрак, полный отчаяния и сырости, гнилостно-сладкого чьего-то дыхания, тысяч ощерившихся пастей с желтоватой слюной и кровью вперемешку, стекающих с длинных острых клыков. Возможно, он где-то видел Гэвина до того, как его официально объявили в розыск. До того, как ему стало опасно показываться на центральных улицах. Когда-то очень давно. Год назад? Полтора? Он был таким диким, этот Гэвин Рид — любой психиатр безошибочно прочел бы во взгляде жажду убийства, как у бешеной собаки, перепуганной и осознавшей свою болезнь. Задний фон снимка был размыт, но в нем угадывались очертания решеток. Камера? Ну разумеется, где еще его могли держать? Как еще могли относиться к человеку с даром пирокинеза, который он не может контролировать, поджигая здания и людей? И хотя Центр уверял, что маленькие пациенты окружены почти родительской заботой, верилось в это с великим трудом. Они и не должны были, подумал Ричард. Их работа — следить за тем, чтобы не случилось непоправимого. Чтобы мелкие щенки вели себя нормально. Чтобы бешенство не захватило их в свои коварные сети, не застряло острой болью в зубах и черепе, наполняя мозги тупой первобытной злостью. Юг Детройта полностью отводился под промышленность и жить здесь соглашались немногие — только если уж совсем не оставалось альтернатив. Чуть покосившиеся дома навевали тоску. Наверняка ночью они начинали опасно скрипеть на ветру и раскачиваться, сделанный будто не из дерева или камня, а из бумаги. Они гремели своими косточками и ворчали, как древние ведьмы на шабаше, окутанные зловонием, идущим с фабрик и заводов. Ветер регулярно пригонял с той стороны клубы и целые желтоватые облака. Стояла глухая тишина, в воздухе повисли медленно надвигавшиеся сумерки, и звезды высыпали на багровом от заката небе — точно кто-то пролил кровь на бледно-голубые простыни. Небо над городом всегда казалось выцветшим, как вещи после сотни стирок. — Приехали, — сообщил Перкинс. Он припарковался неторопливо и почти идеально, как будто по миллиону раз выполнил этот маневр. Кажется, так и было. — Воняет химикатами, — пожаловался Ричард, плотнее кутаясь в классическое черное пальто с высоким воротником. — Здесь что, живут с детьми? — Что уж поделать — когда с жильем туго, пойдешь и на такие жертвы. Здесь рядом промышленные предприятия — от них несет. — Не повезло. Перкинс усмехнулся, захлопывая черную дверцу машины. — Теперь им придётся терпеть гарь, копов и нас заодно. Впрочем, не то чтобы кто-то жаждет посмотреть на пепелище. Идемте. Что-то в его тоне Декарту категорически не нравилось. Ощущение ли того, что он — какой-то молоденький и прыщавый стажер, которого отправили сюда по доброте душевной, или же небрежные взгляды спецагента, порой становившиеся чересчур внимательными, как будто изучающими с головы до пят… Он не дремал, это было ясно. Он ждал, что Ричард проявит жалость и слабость по отношению к мальчику-пирокинетику. А здесь всем было известно, что делали с сочувствовавшими сбежавшим подопытным. Мир медленно скатывался в стадию безнадежной деградации. Сгоревший дом был зрелищем неприветливым. Черный, закоптившийся, с пустыми провалами на месте окон, обвалившейся лестницей внутри, продутый за ночь холодными осенними ветрами. Несмотря на это, здесь пахло так, будто огонь всё еще ревел — где-то внутри, прячась за еле целыми перегородками, задумавший напугать Ричарда, взяв его внезапностью. Он обеспокоенно вглядывался в очертания, перешагнув через поднятую голографическую ленту заграждения. Трава вокруг тоже успела выгореть, черные пожухшие стебли разбросало в разные стороны. Могильная тишина накрыла округу — даже самые любопытные зеваки не приближались к этому месту, навсегда проклятому для них. — Ну что? — поинтересовался Перкинс у дежурного офицера. — Всё так же, — тот пожал плечами. — Вы зря приехали. Здесь даже не натоптано и какие-либо следы стёрлись. Уцелевшие балки вот-вот рухнут, так что продвигаться дальше крыльца не советую. — Свидетели? — Напуганы. Одни описывают случившееся как огромный бешеный пожар, другие говорят, что перед тем, как стена вспыхнула, что-то взорвалось… Мы исключаем взрыв — вокруг пусто. — Видимо, сильно разозлился, — сорвалось с языка Ричарда довольное. Перкинс повернулся к нему, передернув плечами — по выражению его лица было ясно, что это высказывание ему не понравилось. Он втянул уродливым крючковатым носом грязный воздух. — Мне плевать, что с ним, — почти рявкнул он. — Может, займётесь своей работой? — Конечно, — спокойно кивнул Декарт. Как будто без указаний «сверху» он знал, в чем заключалась та самая работа. Свидетелей уже в переносном смысле раздирала на клочки полиция, похватав немногочисленную толпу находившихся поблизости граждан, которые оказались виноваты лишь в том, что вовремя вызвали все необходимые службы, когда началось возгорание. Остатки дома, грязные и черные, глядели на Ричарда весьма недружелюбно. Что-то поскрипывало, как будто наверху ходили невидимые злые тени. Он не мог пока знать точно, тот ли это дом, в котором задохнулась или сгорела заживо старуха — но если её пепел лежал где-то там, если малейшие его частички развеяло по этим развалинам, то всё было кончено. Мрачная аура отсюда никуда не уйдет. Духи будут бесконечно долго привязаны к выжженной земле, на которой не прорастет новая трава, как часто бы ни поливал её дождь. Возможно, призрак этой пожилой родственницы наблюдал за ними, шипя что-то на своем дьявольском языке. Убирайтесь, — шелестело оно, мечась среди обугленных стен. — Это мой дом! Мои блинчики! Убирайтесь к черту! Он не знал, почему это непременно должны были быть блинчики и почему старуха должна была охранять их с такой тщательностью, когда её сюда отправили лишь для того, чтобы следить за домашними животными. Уж кого-кого, а их было жаль, но никак не ворчливую груду костей, пораженных артритом уже долгие десять-двадцать лет. У него просто разыгралась фантазия при виде здешнего запустения и мрачных мест. Да, именно так. Каково здесь было ходить маленькому Риду ночью? В голове ясно нарисовалась картинка — невысокий крепкий подросток, крадущийся ловко по улице, на которой стоит запах химии и отходов производства. Минующий крыльца коттеджей, черные как чернила, с ошивающимися вокруг и на них голодными кошками. Гэвин, вероятно, сам как кот — уличный, забывший давно теплый и уютный дом, где всегда кормили вовремя, три раза в день, и покорно убирали дерьмо из любых углов. Извалявшийся в грязи, блохастый, искусанный назойливыми насекомыми кот, от безысходности готовый жрать даже мертвого голубя. И было у этого кота одно неоспоримое преимущество перед другими — длинные и острые когти, бьющие без промаха. Рид — бродячее животное. Рид — мятежная искорка, вылетевшая из костра и заставившая вспыхнуть целый лес, как порой от крошечного уголька вспыхивает целое здание. Выбившееся из цепочки закономерностей событие, ставшее новой отправной точкой. Первый человек, сумевший сбежать из-под почти круглосуточного наблюдения. Приносящий лишь разрушения. Внезапно Ричарду стало грустно. До того грустно, что он бы утопился, пожалуй, в ближайшей луже, предварительно нахватав ртом головастиков — а когда бы он умер, они бы ещё какое-то время жили внутри и даже бы, наверное, не погибли. Рид был для него просто целью, мишенью, на которую указало непосредственное руководство — а он ощущал себя паршиво. Точно отхватил непомерно большой кусок и не смог проглотить. Молоденький агент ФБР, замахнувшийся на богатую добычу — смешно, нечего сказать. Обидным было то, что слава достанется Перкинсу. Скребло на сердце от противного слова «протеже». Горчило во рту от допускавшейся мысли, что они опять его упустили. Опять не ухватились за какую-то тонкую ниточку, которая привела бы самого Рида в их руки. Мои блинчики! — не унималась старуха с пепельно-серым лицом в его мыслях. — Вор! Проклятый гаденыш, что ты здесь забыл?! Он медленно двинулся к дому уверенной походкой, минуя крыльцо. — Эй, агент! — окликнул его один из офицеров около заграждения. — Будьте там осторожнее. Мы за дом ещё не заглядывали! — Всенепременно… — пробормотал Ричард. Ему не нравился запах сгоревшего дерева и вид обуглившихся стен. Он дотронулся пальцем пятен копоти — только руку запачкал. И почувствовал тот самый неимоверный, ледянящий кровь страх перед огнем. Страх загореться и не погасить пламя, и видеть, как пузырится волдырями кожа, как слезает она с поверхности тела, скукоживаясь, как брошенная в костер пластиковая бутылка. На очереди — мясо и кости. Всё в пепел. Шестьдесят процентов ожогов и мучительная, болезненная смерть — ожидание конца, пока дышишь разлагающимся собой. Тлеешь. Мертвец с присыпанными раскаленными добела углями глазами печально улыбнулся ему. Он узнал в мертвеце себя. — Черт! Глоток воздуха напоминал оазис среди пустыни. Холод обжёг Ричарду рот, но он радостно продолжал хватать его с жадностью, пытаясь прийти в себя и глядя в бледное небо. Кончиком пальца он наткнулся на невесть откуда взявшийся гвоздь и зашипел от боли. Выступившей капли крови было достаточно, чтобы написать одну целую букву. Он и написал — вывел четкое «Р» на почерневшем дереве, преодолевая отвращение. Возможно, старуха, получив такую маленькую жертву, уймется. Если она здесь. За домом было тихо и пусто. Здесь еще никто не успел потоптаться, уничтожив бы тем самым возможные следы, но Ричард остановился не потому, что что-то нашел. Молодые дубки стояли трое в ряд, шумя пожелтевшей листвой. Непохоже было, что они пострадали от огня — росли и росли себе дальше, возможно, своим особым сознанием сейчас радуясь тому, что хоть теперь ни у кого из новых хозяев участка не появится мысль о том, чтобы их срубить. Потому что хозяев не будет. — Где мальчишка? — спрашивал Декарт себя, но как будто бы обращался к ним. — Где же?.. Под окном, которое по идее выходило из маленькой уютной кухоньки, ему вдруг улыбнулась удача. Он что-то нашел. Он поднял этот маленький предмет, отряхнув от пыли и хорошенько расправив. Сверху были навалены крупные осколки стекла — то ли разбилось при пожаре, то ли стало жертвой беспощадного вандализма. Ричард рассмотрел их внимательно. Чистые, без пятнышка крови — не представляли интереса. Зато вещица очень даже представляла — она не могла здесь просто заваляться. — Вот ты и попался, мой одичавший Куджо. Агент усмехнулся, пряча вещицу в карман.