Flaming Eyes

Одной секунды хватило, чтобы понять — нужно срочно убираться. Но ноги Гэвина как будто бы приросли к земле, как и всё его тело. Люди, стоявшие вокруг неплотным кольцом, казалось, ни за что не выпустят его из этой ловушки, куда он сам себя загнал в погоне за несчастной булочкой с сосиской. Взгляд судорожно метнулся туда-сюда. Никакого выхода. Они переключили своё внимание на человека в пальто, знакомого Риду до боли, и он может бежать прямо сейчас, но где гарантия, что за спиной этого типа нет заряженного пистолета? Агенту ФБР наверняка уже давно дали право пользоваться оружием в любых ситуациях, требующих этого, и он мог счесть, что прострелить Гэвину ногу было бы эффективнее, чем гоняться за ним по кварталам, как Том и Джерри. Если это правда, почему бы ему не поступить так прямо сейчас? Легкие резко сжались. Головокружение усиливалось, высокие и низкие тени плясали в причудливом танце, запахи смешались в единый — какой-то неясный, настоящий аромат страха, леденящего ужаса, потому что страшная перспектива в виде вечного заточения в камере для подопытных… Она была здесь, совсем близко. Она шла, постукивая низкими каблуками форменных туфель, она трепала полы черного пальто нараспашку, она блестела в пряжке ремня на брюках и в холодных, серо-голубы глазах, хранящий настороженное выражение. Гэвин присмотрелся. Человек тоже заметил его — снова, казалось бы, потеряв в первый раз зрительный контакт с мальчишкой, развалившимся на асфальте. Собравшиеся зеваки стали свидетелями сцены охоты. Хищник приближался, оценивая шансы на победу или возможность успешного преследования добычи. Оленёнок на неокрепших ногах замер, и кишки у него превратились в студень. Он еще не слышал рычания, свидетельствовавшего о готовности напасть, но уже знал, что не сдвинется с места, что собственные кошмары притянут его к земле, обвяжутся неподъемными цепями вокруг лодыжек и никуда не отпустят, ведь он — жертва, часть пищевой цепочки, которая не прервется и через тысячу лет. Бывают моменты, когда ты глохнешь от наваливающейся на тебя мертвой тишины. Когда к тебе оборачиваются, пялятся, но молчат. Люди страшны в такие моменты. Ты не представляешь, чего ожидать от них, что за мысли крутятся сейчас в головах этих незнакомцев и незнакомок, однако, так или иначе, ты — подросток, не по собственной воле ставший обладателем разрушительной силы, которую хотят контролировать. И, что вполне вероятно, лавры достанутся тому, кто так близко от тебя, кто чует твоё отчаяние и уверенно идет на след. Что ты будешь делать? — Простите, сэр, — выдавил из себя Гэвин. — Произошло маленькое недоразумение… — Недоразумение? — выпалил продавец хот-догов, складывая руки на груди. — Этот мальчишка собирался обворовать меня! Я вызову полицию и… — У вас есть какие-то доказательства? — спросил мужчина в пальто, наклонив голову набок. Мужчина в кепке разом как-то стушевался, но боевого настроя не потерял и стиснул багровые кулаки еще сильнее — так, что они стали похожи на огромные, причудливой формы помидоры. Он видел, что толпа ожидала его реакции, и лихорадочно перебирал в уме все возможные ответы, чтобы не ударить лицом в грязь. Гэвин, успев отдышаться, продолжал сидеть на земле. — А кто вы вообще такой? — вдруг прищурился продавец хот-догов. — Не ваше дело, мистер, что здесь происходит. Вы не торгуете на этой улице каждый день, отгоняя малолетних бродяг метлой. — Агент Ричард Декарт, ФБР. Рид проследил за рукой человека, которая скользнула к внутреннему карману пальто и выудила оттуда удостоверение. Его взгляд был невозмутимым, и при всем желании Гэвину не удавалось понять — возьмут ли его сейчас? Может быть, новая одежда сбила давнего преследователя с толку? Но он смотрел так, что сомнений не оставалось — они оба узнали друг друга. Остальное было лишь вопросом времени. Если продавец хот-догов отступит, а он непременно так и поступит, не желая терять свой ничтожный бизнес, то шанса на побег больше не останется — с актерством главное не переборщить. Если же Гэвин пустится наутек раньше времени, раскрывая себя и подтверждая свою вину, это не принесет ему ничего, кроме проблем. Он ощущал себя загнанным в узкую клетушку с голодным львом. Тот пока не торопился его есть, обходил вокруг и изучал, однако, как ни крути, участь тебе известна — быть разорванным этими острыми когтями и зубами, зажеванным и переваренным в утробе хищника. Твой удел. Удел трусливого кролика, который не заставит себя бороться за жизнь. Продавец хот-догов несколько секунд внимательно изучал удостоверение глазами, а потом цокнул языком, кивая на Гэвина: — Этот малолетний вор должен понести наказание. Мне плевать, что это будет — штраф или отсидка, да и он не первый и не последний. Толпа зароптала, мужчина в пальто приподнял брови и посмотрел Риду в глаза. И было в его взгляде что-то такое, какая-то частичка, искорка, породившая кипучую обиду, которая поднялась комом в горле и подступившими слезами стыда. Он не имел права на немую мольбу, но сцепил руки в молитвенном жесте, которого, слава Богу, никто не понял — люди подумали, что мальчик просто пытается согреть замерзшие ладони. Гэвин медленно качал головой. Я не крал, надрывались мысли внутри него, я не украл даже капельки масла с этих проклятых сосисок, ни крошки с булочки, но я хочу есть, я не виновен, я не виновен! Словно бы в подтверждение его молчаливому рыданию живот отозвался громким бурчанием. Гэвину почудилось, что в лице продавца промелькнуло что-то жалостливое. — Мы во всем разберемся, — сказал агент в пальто. — Я лично провожу его в участок и мы попробуем выйти на его родителей. — Выходите, — мужчина махнул красной волосатой рукой, отходя к тележке. Он снова помрачнел. — Я отдам за ремонт этой дрянной «полевой кухни» долларов двести, так что мне уже плевать, что вы с ним сделаете. — Вставай. Тело подчинилось само. В многолюдной толпе любой схватил бы Гэвина за ворот куртки, если бы он попытался бежать. Он медленно поднялся с асфальта, отряхивая руки и одежду. Мужчина в пальто не торопил его. Толпа стояла вокруг них в слабой уверенности, что сцена еще не окончена, но увидев, что продавец хот-догов потерял интерес к происходящему, стала рассасываться небольшими группками кто куда. Через несколько секунд широкая улица уже жила своей жизнью, и никому не было дела до подростка и агента ФБР, который шагал рядом с ним к машине, придерживая за плечо, однако в этом жесте холодной руки не угадывалось ничего родительского или мягкого. Сильные пальцы сдавили покрепче, и над ухом прозвучало: — Иди вперёд. И не вздумай снова применять свои штучки. Ричард усадил его рядом с собой, на переднее сиденье, и надавил на газ, уверенно выворачивая руль. Он настроил все свои рефлексы, все органы чувств на малейший подозрительный шум или действие, а пистолет лежал у него на коленях. Не очень удобно, учитывая, что в движущейся тачке вообще опасно забывать об управлении, но он надеялся на благоразумие пойманного потеряшки. Так Декарт окрестил парня про себя. Заковывать его в наручники так же было бесполезно, да их у Ричарда и не было. Юный Рид поджигал любые предметы на расстоянии силой мысли, и ограничение свободы тут бы не помогло. Он сидел, глядя перед собой пустыми глазами — слишком худой даже для своего невысокого роста и уж тем более лет. — Меня теперь не выпустят на улицу? — спросил вдруг он. Так дети робко интересуются у родителей, оценивая степень наказания в виде домашнего ареста. Гэвину предстояло нечто худшее, чем домашний арест. Вероятно, теперь ему грозило вечное заточение в лаборатории Центра по подготовке или отправка в горячие точки в составе особых подразделений, где он умрет, как умирают многие из них, потому что никакая сила не убережет тебя от случайных обстоятельств, а их в этих маленьких, локальных войнах хоть отбавляй. От него могли просто избавиться, как от бракованного элемента, или повторно сделать подопытной крысой. Может быть, это зависело от его вины? Кто знает… — Ты понимаешь, что натворил за всё это время? — Ричард не отрывал бесстрастного взгляда от дороги. — Как мы можем оставить тебя на свободе? — Если бы вы не гнались за мной и дали бы мне самому выбирать свой путь, ничего этого бы не было, — огрызнулся Рид. — Я столько раз просил оставить меня в покое… — Ты — ценная стратегическая единица для… — Я хотя бы еще имею статус человека? Еще один почти детский вопрос. Ричард помолчал и сделал музыку потише, почти убрав её. — Нет, — ответил он мягко, не замечая в голосе жалости. — Ты не можешь быть простым человеком. Я отвезу тебя в Центр подготовки, к мистеру Камски. Там мы всё решим. Мальчик заплакал. Он делал это беззвучно, а Декарт не смотрел на него, но чувствовал это в глубине души, знал, что по бледным худым щекам бегут мокрые дорожки слез, а скрюченные и побелевшие от напряжения пальцы с грязью под ногтями вцепились в ткань украденных штанов. Ему казалось, что он мог уловить влажный блеск чужих глаз — изумрудно-зеленых, больших и наполненных страхом. Ричард напряг бедра, где покоилась тяжесть табельного оружия. — Не нужно плакать, — сказал он. — Ты и сам понимаешь, что выхода нет. Это не детская шалость, не невинное воровство, даже не… нечто похуже. Это опасность для всех. Ты опасен. И самое лучшее, что мы можем сделать для тебя, это обеспечить тебе отсутствие мук совести. Ты слышал, сколько людей было в том торговом центре, где ты устроил поджог? — Нет… — голос Рида так же не выдавал его слез. — Там было двести человек. Из погибших двое и пострадавших десять. Большинству из них повезло. Очень повезло. Но у кого-то ты отнял отца, сына, брата. Кого угодно. Ричард замолчал. За окном проносились неоновые вывески и люди, но он прокручивал в голове все сказанное и почему-то не ощущал себя победителем. Рядом с ним сидел и плакал ребёнок, которого он вез навстречу неизвестности и, возможно, смерти, как ненужного котёнка — в ветклинику для усыпления. Мальчик перевел взгляд на улицы за окном. Его мокрые ресницы дрожали. — В этом мире одни убийцы, — прошептал он. Ричард увидел его зажмуренные глаза и мелкую дрожь сцепленных в молитвенном жесте рук, и закушенные губы, не дающие всхлипу сорваться. Слезы медленно, подрагивая, испарялись с кожи его белого как снег лица. — Почему? — спросил Гэвин, неуверенно присаживая за столик, накрытый клеенчатой скатертью в бело-красный мелкий квадратик. Мужчина в пальто сидел напротив, изучая маленькое меню придорожной забегаловки. Храня молчание, он выехал каких-то полчаса назад на дорогу №9, оставив Центр по подготовке на противоположном конце города, и остановился около маленького кафе с горевшей в вечернем мраке стрелочкой, гостеприимно указывавшей на автопарковку. Мужчина и мальчишка вышли из машины и, поднявшись на маленькое крыльцо, окунулись в тепло, налитое запахами бельгийских вафель и яичницы с беконом. — Что ты предпочитаешь на ужин? — поинтересовался агент ФБР, переворачивая страницу. — Сэндвичи, м? Стейк с нарезкой из овощей? Выбирай, что понравится. Гэвин даже не посмотрел на меню. Его тело утопало в кожаном диванчике кабинки, где они устроились, но он не мог расслабиться и сидел как на иголках. За окном уже давно стемнело, и Детройт мерцал огнями где-то там, немного в стороне. Вся городская жизнь, все движение происходило там, а не здесь, на пути к развилке, каждое ответвление которое отходило к спальным райончикам с тихими коттеджами. Более мирной обстановки не найти, казалось бы — в кафе почти не было посетителей и некому здесь было узнать Рида, чтобы ткнуть в него пальцем и поднять тревогу. Официантка жевала жвачку, примостившись около стойки, и лениво подбрасывала четвертак, чтобы проверить, какой стороной он ляжет. С кухни шел пар и что-то шипело, хотя Гэвин не заметил, чтобы у кого-то здесь принимали даже маленькие заказы. Двое водителей тяжелых грузовиков, едва уместившихся на стоянке, пили пиво и тихо переговаривались. Мужчина и женщина сидели поодаль, наматывая робко спагетти на вилку — семейная чета, у которой всё не так уж и радужно, судя по отрешенным и усталым лицам. Больше клиентов не появлялось. — Я не голоден, — соврал Гэвин, глядя в окно. — Еще скажи, что это не твой живот бурчит, — усмехнулся невесело Декарт. — Если ты не желаешь ничего заказывать, то я займусь этим сам. — Валяй, — бросил Рид, скрестив руки на груди и немного съезжая спиной со скользкого диванчика. — Всё равно помирать. Им принесли два сэндвича — поистине огромных, с ветчиной, свежим салатом, помидорами и соусом из горчицы с кетчупом. И если мужчина, не особо раздумывая, с легкостью надкусил толстый слой из начинки и поджаренного хлеба, то Гэвин, как ни старался, не мог раскрыть рот так широко, чтобы даже попробовать. Сэндвич потихоньку разваливался в его руках и капал соусом на тарелку, и Рид стал безжалостно разделывать его вилкой и ножом. Официантка наблюдала за ними, не переставая жевать, словно у неё накопились к ним какие-то претензии, которые она пока держала при себе. — Я давно не ел вкусных сэндвичей, — признался он с набитым ртом, заработав вилкой гораздо быстрее и проглатывая куски, почти не разжевывая, будто бы еду эту могли отобрать в любой момент. — А чем ты питался? — спросил Ричард Декарт, краем глаза замечая, что им несут стейки. — Ну… — Гэвин дергал ногой в воздухе, задумавшись. — Чем придется. Покупал дешевую еду в сети «Всё за один доллар», если было хоть немножко денег, лазал по помойкам ресторанов и кафе… Он умолк, разглядывая кусок мяса на тарелке, и поднял взгляд на мужчину. — Ты откармливаешь меня, как свинью на убой? Почему ты вообще поехал в обратную сторону? На пути к Центру тоже есть много забегаловок. — Мы не поедем в Центр. Рид медленно отложил вилку. — Но тогда… — Мы не поедем. Я не собираюсь становиться детоубийцей. — Ты врешь, — насупился Гэвин. — Пытаешься втереться ко мне в доверие? — И для чего же? — приподнял Ричард брови. — Чтобы убедить меня сотрудничать с вами, потому что вы хотите решить дело мирно, так? — Я хотел бы, чтобы всё было так легко. Но Перкинс… Человек, с которым мне приходится работать… Он не пощадил бы тебя. Он бы убил тебя, а перед этим вдоволь бы поразвлекся. Я знаю, на что он способен. — Ерунда, — фыркнул Гэвин. — Надо мной уже развлеклись, когда облучили каким-то дерьмом и сделали из меня монстра, а мои родители… — Наркоманы, да. Я читал твоё дело. — Надо же, какое спокойствие. Ах да, тебя ведь не подвергали экспериментам, ты не жил в обстановке казармы, ты не жрал еду из мусорных контейнеров, ты не знаешь, что это! Гэвин стиснул красно-белую клеенку в пальцах. Дымившийся на тарелке стейк вспыхнул коротко, как спичка — в считанные секунды от мяса остались лишь черные угольки, и тарелка с тихим звоном раскололась на две неровные половины, как будто кто-то с недюжинной силой перестарался с ножом, разрезая не только стейк, но и ни в чем не повинную керамику. Супружеская пара уже давно ушла, а водители грузовиков по-прежнему переговаривались, сидя спинами к ним. Официантка удалилась за чем-то на кухню. Мужчина в пальто с облегчением выдохнул. — Ты хоть понимаешь, — прошептал он, — что сейчас было бы, если бы тебя кто-то увидел? В такие минуты я начинаю опасаться, что мое решение неверно. Ты мог поджечь весь зал и… — Не поджег, — отрезал Гэвин. — Кстати, ты вполне можешь передумать и отдать меня Перкинсу, если вдруг пожалеешь. Он угрюмо глянул на рассыпающиеся угольки и вздохнул, потирая наполовину пустой желудок. Оставалось только, наверное, бросить деньги на стол и убраться отсюда, пока официантка не заметила порчу посуды. Но в зале ее не было, и поэтому Гэвин чувствовал себя спокойнее. Забитый народом зал заставил бы его паниковать. Впрочем, что с народом, что без него — количество проблем от этого не уменьшалось. Он все ещё был в руках агента. В руках человека непредсказуемого, который успел доказать это, когда ожидаемому окончанию дела и премии от начальства предпочел игру в благородного спасителя. Гэвина это не утешало. Брать подачки от врагов — что могло быть унизительнее? — Ты сказал, что я опасен, — вспомнил он, пододвинув к себе стакан с апельсиновым соком и причудливой трубочкой. — Что таким, как я, место только в заточении. А потом везёшь в кафе и кормишь вкусной едой. Ведёшь себя как папочка и всячески пытаешься заботиться обо мне, что выглядит совсем неправдоподобно, учитывая, сколько уловок вы придумывали, чтобы меня поймать. Сейчас в чем подвох? Ричард с тяжёлым вздохом отложил вилку. Гэвин наблюдал за ним, держа руки на груди, совершенно бесстрастно. Уличная жизнь научила его странной жестокости, добавила стального блеска в его зелёные глаза и заставила забыть о том, что такое сочувствие. Не сейчас. Он желал лишь голых фактов, хотя бы одну причину, по которой агент резко передумал — логичность чьих бы то ни было действий странно успокаивала, но эту логичность Рид искал в зачастую намертво запутанных ходах. Милосердие агента — один из таких. — Кое-что произошло, — сказал он, глядя на Гэвина. — Не впервые, со мной было подобное и до этого, но я никогда не думал… — Что именно? Ричард медленно дотронулся до рубца на щеке, и Рид, к своему удивлению, обнаружил, что ему неудобно. И даже стыдно. — Знаю, что ты защищал себя, — сказал тихо агент. — Знаю и не виню. Я поступил бы так же, будь я на твоём месте. Но в момент, когда в лицо мне ударило пламя и я подумал, что умру… Я услышал свои воспоминания из раннего детства. Услышал свой голос у себя в голове. Страшный момент, который я никак не могу забыть — игру с камином, когда я обжёгся и с тех пор боюсь огня в любом проявлении. Костер на пикнике, пламя спички и прочее — это страх. А страх породил то, что у меня язык не поворачивается назвать телепатией или чем-то вроде… Он помолчал, тщательно прожевывая кусочек стейка. — Ты пришел, потому что… — осторожно рассудил Рид. — Потому что услышал? — И увидел, Гэвин. Табличку с названием улицы, уловил запах хот-догов, уловил мысли. Твои мысли. Я как бы… был тобой. — Врешь, — нервно усмехнулся он. — Ты сочиняешь сказочки прямо на ходу, поздравляю. — Тогда как я столь точно узнал твое местонахождение? Ты знаешь, что за тобой не следили. — Может быть, и следили. Может быть, у вас на каждой улице соглядатай. — Гэвин, это правда. Мне нет смысла придумывать это, пытаясь втереться к тебе в доверие. Я лишь… — Ричард умолк, подбирая слова. — Я хочу разобраться, что со мной происходит, и логично, что, если это связано с тобой, ты можешь мне помочь. Это необходимо. — И ты… — Гэвин прищурил глаза, затаив дыхание. — Не выдашь меня ФБР? Не дашь Перкинсу схватить меня? — Не дам. Мужчина в пальто решительно выпрямился, сидя на кожаном диванчике, и сложил пальцы в замок. Гэвин почувствовал, как от волнения засосало под ложечкой. — Как ты сделаешь это? — спросил он дрогнувшим голосом. — Насколько я могу доверять тебе? — При желании ты можешь заживо сжечь меня в случае предательства, — невесело усмехнулся Ричард. — Я спрячу тебя и скормлю Перкинсу с Камски ложную наводку. У нас будет время. Он легонько сжал руку Гэвина. Юноша посмотрел на него. — Ты боишься? — спросил Ричард. — Да, — ответил Рид.