В тени Рюджина

      30 сентября 45 года от начала Эпохи Какурезато       Аккуратно опустив на расчерченную линиями доску небольшую линзу из черного стекла, Кизаши скептически осмотрел получившуюся комбинацию и, признав ее сносной, с чувством выполненного долга потянулся к чашке чая. Правила игры го Харуно выучил еще в академии, но по-настоящему научился играть только под наставничеством Орочимару. Змеиный саннин считал полезным развивать с помощью этой игры у своих учеников ум, способности к стратегическому и тактическому мышлению и умение концентрировать внимание.       Наверное, го — это то немногое, что Кизаши мог вспоминать со времен своего обучения без содрогания. Поэтому с удовольствием согласился сыграть партию с Микото, ожидая, пока она закончит с тренировкой Охеми. Этому шкету предстояло завершить еще с пару десятков упражнений на физическое укрепление тела, если он, конечно, не сможет сбросить с себя гендзюцу шарингана.       Так как справиться с гендзюцу парню было нереально, ему предстояло еще минут двадцать-тридцать заниматься на улице. Где, несмотря на близкий обед, все еще было довольно прохладно, между прочим. В этом году зима в Коноху, похоже, придет пораньше.       Несколько секунд понаблюдав через широкое панорамное окно, как мальчишка остервенело повторяет упражнения во внутреннем дворе дома, Кизаши перевел взгляд на сидящую перед ним Микото. Женщина почти не обращала внимания на го, больше с любопытством наблюдая за пыхтящим от усталости Охеми.       Пока ее навязавшийся ученик вкалывал до седьмого пота, Учиха расслабленно сидела за котацу, кутаясь в белое хаори и баюкая на руках своего сына. Похоже, она даже не пыталась сделать вид, что занимается со своим учеником. Он, конечно, приблуда и та еще заноза в заднице, которой Микото вообще ничего не должна, но Кизаши все равно возмущало такое отношение. На его взгляд, наставнику можно было бы хотя бы выйти на улицу, чтобы в случае необходимости быстро помочь своему подопечному, а не сидеть в тепле. Да еще и с этим дурацким венком из крупных синих цветов на голове!       — Я не против, что ты смотришь на нашу игру только краем глаза, — наконец не выдержал Харуно, недовольно выговорив бывшей напарнице, — но когда ты начинаешь думать краем мозга — это уже выводит меня из себя.       — Смысл стараться? Ты все равно выиграешь, — безразлично отмахнулась Микото. — У тебя странный талант — быть идиотом по жизни, но постоянно выигрывать в го и ежесекундно выдумывать каламбуры.       — Да причем тут го? — пропустив привычную колкость подруги мимо ушей, сердито сказал Харуно. — Я про Охеми! Мы с тобой, Микото, вместе учились у Орочимару. Ты помнишь, каково это. Ты знаешь все не на словах, а на личном примере. Так зачем ты теперь сама ведешь себя с этим мальчишкой, как Орочимару с нами?!       Харуно был ирьенином и прекрасно понимал, что при нынешней интенсивности тренировок жизнь Охеми должна походить на бесконечную пытку. Кизаши сам знал, каково это, когда от перенапряжения крошатся кости и рвутся связки и мышцы. Знал, как обжигают болью яды. На собственном опыте чувствовал, как смерть дышит в спину, когда ты сознательно выжимаешь из собственного тела последние капли чакры. И теперь он видел, как через все то же самое проходит кто-то другой. И ведь кто неформальный наставник Охеми? Микото!       — Не кричи, Кизаши, — хмуро и с обидой попросила Учиха, снимая венок с головы и аккуратно положив его на стол, возле чаши с белыми камнями для го. — Если бы он сам не попросил меня об этом, я бы никогда так не поступила. Посмотри на Анко — над ней же я не издеваюсь.       — Не думаю, что он просил тебя мучать его, — снова глотнув горячий чай, недовольно буркнул Кизаши. — И вообще мало ли что там попросил этот дурень малолетний. Для того наставники и нужны, чтобы из идиотов людей делать, а не монстров выращивать. Ты ему помогай человеком стать, а не обрести могучую стать.       — Одно другого не исключает, — недовольно ответила Микото. — И не суди о нем по себе. И об Анко тоже. Они оба сильные. Сильнее, чем я или даже ты в их возрасте.       — Даже я? — удивился такой формулировке Кизаши. — Тебя послушать, так обычно все было наоборот.       — Я говорю не о чакре или боевом потенциале, — переведя взгляд с тренирующегося мальчишки на венок из синих цветов на столе, уточнила Учиха. — Они сильны духом. Ты понимаешь, что должен был пережить не имеющий никакого отношения к шиноби ребенок, потеряв на войне родителей? Он выжил, преодолел половину Страны Огня и оказался здесь. А Митараши? Ты ведь помнишь ее родителей? Мы сражались вместе на северном фронте. И они оба погибли от рук нукенинов, наших же дезертиров. И она знает об этом, но не обозлилась. Они сироты, дети войны. Будь они слабыми, то давно бы погибли уже.       — Говоришь, жизнь их закалила? — задумчиво уточнил Харуно. — Я бы сказал, что она их надломила. Хорошенько пожевала и выплюнула.       — Пусть так, — легко согласилась Учиха. — Может, они с рождения были ей не по зубам. В любом случае, Анко… и Охеми, конечно, тоже уже знают то, что мне давно нужно было усвоить из уроков учителя. Не техники, не метод дыхания, а просто запомнить то, что он говорил: чувства позволяют преодолеть свой предел и взрастить силу, но поддавшись им, ты уже побежден. Они готовы пострадать ради достижения своих целей.       — Кажется, Орочимару просто говорил, что нам бы стоило чаще думать головой, а не седалищем, — неодобрительно посмотрев на собеседницу, прокомментировал ее слова Кизаши. — И еще мне кажется, что ты в этих детях видишь только то, что сама хочешь. Не перегибай палку. Охеми повезло с генами, но не повезло с судьбой. Если уж жизнь на нем оторвалась, как ты говоришь, то лучше успокойся и перестань его пытать. С его наследственностью он станет хорошим шиноби в любом случае. Или хотя бы будь с ним помягче, как с Анко.       — Обязательно так поступлю, если он об этом попросит, — кивнув, согласилась Микото.       — Вспомни себя в прошлом, — устало покачав головой, посоветовал Харуно. — Амбиции и желание силы, тщеславие и чужая зависть связали нам языки. Напомни, смогла ли ты сказать «нет» Орочимару? Будь умнее.       — Да прекрати ты мне читать нотации, — поморщилась Микото. — Ну, пришлось нам пострадать, а что в итоге? Посмотри на себя, Кизаши Харуно. Кем бы ты стал, не будь ты учеником Орочимару? Вечным генином. А сейчас один из лучших ирьенинов Конохи, джонин, глядишь, повезет если, и Хокаге станешь.       — О, да! Уж не знаю, стоили ли мои мучения того, чтобы променять тихую и спокойную жизнь на то, что я имею сейчас, — язвительно ответил Учиха Кизаши. — Но я ладно, а ты? Мать-одиночка. Сильно ли тебе помогли в жизни наставления Орочимару?       — Будь я поумнее, помогли бы больше, — на удивление спокойно ответила Микото, подхватив венок со стола и снова надев его на голову. — И, если думать головой, а не седалищем, как ты сказал, то и отца Итачи можно понять. Мне бы, может, и хотелось быть рядом с ним, но он задал себе слишком высокую планку и все лезет к ней. Но чем выше лезть, тем больнее падать. Одна ошибка — и его сметут все пять держав. Может, сам он и выживет, но я с Итачи лучше пережду этот период в Конохе.       Посмотрев на довольно ухмыляющуюся женщину, Кизаши удрученно покачал головой и начал неторопливо собирать камни с доски для го. Игра сегодня явно не задалась, Микото и раньше была ненормальной, а теперь и вовсе головой тронулась. Ей сейчас не в го играть надо, а, наоборот, мозги расслабить. Может, все из-за рождения ребенка. Если так, то очень не хотелось бы, чтобы собственная избранница Харуно так же головой повредилась в будущем.       — Знаешь, — складывая камни, начал говорить проникновенную речь Кизаши, — я б посоветовал тебе…       Но ничего посоветовать Харуно не успел, потому что в дом ввалился Охеми. Именно ввалился, потому что ноги его уже не держали. После пережитых им тренировок с утяжелителями он наверняка повредил не только мышцы, но и суставы, если не кости. Потому, дыша, как загнанный конь, мальчишка просто вполз в теплое помещение, дрожа всем телом.       Бросив так до конца и не собранные камни, Кизаши подскочил с места, торопясь на помощь Охеми. Мальчишка для своего возраста был крепким, за три месяца, как его начала натаскивать Микото и подкармливать Нами, он успел здорово прибавить в весе, но все же оставался ребенком — затащить его в комнату для Харуно было делом пары секунд.       Уже укладывая парнишку на татами, Кизаши по привычке провел его диагностику с помощью ирьениндзюцу и невольно поморщился. Микото все-таки зверь. Охеми она загоняла до того, что у него не только мышцы и связки рвались, от напряжения его сухожилия отрывались с мест прикрепления к скелету, вырывая кусочки костей. Такое Харуно видеть приходилось редко.       — Да не напрягайся ты так, — тем временем спокойно посоветовала Микото. — У него еще хватает чакры, чтобы исцелиться.       На самом деле, это Кизаши и так прекрасно видел. Повреждения на теле мальчишки уже исчезали, за считаные секунды рассасывались кровоподтеки и срастались разорванные ткани. Чудовищная регенерация! Тут только учитель и Цунаде могли бы этого шкета переплюнуть. Вот только Охеми не было еще и десяти.       — Всякий раз, когда вижу это, удивляюсь, — заинтересованно изучая процесс восстановления, произнес Кизаши. — Сила Хаширамы в каком-то никому неизвестном мальчишке.       — Что в этом удивительного? — пренебрежительно спросила Микото. — Даже кеккей генкай Хьюга появляется вне деревни, а Сенджу никогда не старались сохранить свои родовые способности в рамках клана с тем же рвением, что и белоглазые.       — У Сенджу Мокутон появлялся настолько редко, что стараться ограничить его распространение было бесполезно — он сам по себе не распространялся.       — Значит, мальчишке повезло, что у него была красивая бабка и что от неизвестного деда ему передались нужные гены. И я бы не сказала, что он владеет Стихией Дерева. Скорее «Стихией Травы». Ничего лучше цветов или арбуза он вырастить не может.       Неодобрительно покосившись на Микото, Кизаши снова обратил внимание на венок на ее голове. Живые цветы аконита в преддверии осени достать проблематично. Цветочные магазины ядовитыми растениями не промышляют, оружейные продают только готовые концентраты, а в Лесу смерти в это время уже все отцвело.       — Ни один другой шиноби в Конохе не может вырастить даже травинку, — заметил Кизаши, отвернувшись от Учиха и помогая ошалело глядящему по сторонам Охеми сесть.       Судя по хриплому дыханию, парню сейчас не помешает промочить горло. Чай в чашке Кизаши как раз успел остыть, так что, не долго думая, он ее отдал Охеми. Мальчишка до сих пор не мог отдышаться, но к чашке с питьем присосался, едва не захлебнувшись.       — Ну как, жив? — поинтересовался у парнишки Кизаши, когда Охеми оторвался от чая.       — Да… вроде, — с трудом ответил мальчик. — Кизаши-сан? А вы тут чего делаете-то?       — За тобой пришел, шкет, — возвращаясь за стол к Микото, ответил Харуно. — Переоденься или обсохни, нас с тобой Цунаде ждет.       — Цунаде?! — удивленно воскликнул Охеми. — О! А чего это? Это из-за моей регенерации, да?       — И из-за нее тоже. Собирайся давай. Цунаде сейчас нервная, может тебя похлеще Микото оттренировать.       Немного задумавшись, Охеми вяло заворочался на полу, пытаясь подняться на ноги, и выдал:       — Не, я сейчас… Не надо меня оттренировывать.       Еле встав, мальчишка пошатываясь направился в прихожую, чтобы сменить промокший от пота костюм на нормальную одежду.       — Я же говорила, что все нормально с ним, — гордо заявила Микото, когда мальчишка скрылся за углом. — Ни слезинки, ни стонов — сжал зубы и идет вперед.       — Иногда выжать из себя пару капелек влаги полезно не только в туалете, — фыркнув, заявил в ответ Кизаши. — Сама попробуй, если еще получается.       — Да иди-ка ты… — возмущенно начала было говорить Микото, но заворочавшийся в ее руках малыш остановил готовые сорваться с уст слова, поэтому она только коротко посоветовала: — К Цунаде иди!       — Да-да, пора уже, — довольный тем, что собеседница не смогла ему достойно ответить, сказал Харуно, поднимаясь. — Мир этому дому, пойду к другому.       Правда, прежде чем уйти, Кизаши пришлось все-таки еще подождать, пока переоденется Охеми, поэтому дом покинул он только через минуту, напоследок еще раз обменявшись привычными колкостями с Микото и получив от нее на дорогу пару горячих тайяки.       — Ты, вообще, как - способен сейчас хоть на что-то, кроме как сладости уминать? — поинтересовался Харуно у торопливо поглощающего тоже перепавшее ему от Микото печенье в виде рыбок Охеми.       Быстро прожевав тесто и слизав с губ сладкую бобовую пасту, мальчишка с любопытством посмотрел на Кизаши.       — А чего делать-то надо? — спросил он и, подумав, добавил: — И что мне за это будет?       — Ну, ты, шкет, даешь! — посмеиваясь, восхитился пронырливостью парня Кизаши. — Да я не знаю, что именно от тебя Цунаде надо будет. Наверное, расспросить тебя о предках хочет.       — Понятно. Ну, я расскажу, что знаю, — согласился Охеми, словно Цунаде могло интересовать его желание или нежелание говорить о родне. — Только я ничего странного и не знаю о них. Не было шиноби у меня в роду. Или мне про них не говорили.       Да, уж навряд ли его бабушка горела желанием признаваться в измене. Или трубить на каждом шагу о насилии над собой, что тоже не исключено. Но, может, что-то о возможном источнике своих способностей Охеми все-таки может поведать, сам того не подозревая.       — А что, мой этот… Ну, геном, да? Он такой важный? — умяв уже второй тайяки, поинтересовался Охеми, не сводя при этом взгляда с рыбок в руках Кизаши.       — Кеккей генкай, — поправил мальчишку Харуно, поделившись с ним печеньем. — Да, Мокутон важен. Слышал про Первого Хокаге?       — В Академии рассказывали, — кивнул Охеми. — Великий шиноби, Стихия Дерева, победил всех биджу, основал деревню, пропал без вести.       — Не много вам там рассказали, — с сомнением заметил Кизаши.       — Не, говорили про историю очень много, — отмахнулся Охеми. — Но там такая нудятина. Я запомнил только то, что на тестах должно было быть.       — Ну уж про Бога Шиноби-то ты должен знать побольше и без Академии.       — Так он же Бог Шиноби, а я еще не шиноби. И даже не планировал им быть еще пару лет назад, — честно ответил Охеми и, загибая пальцы, начал перечислять: — Раньше меня учили арифметике, чтению, письму, географии, игре на кото и логике. А про шиноби так, больше слухи знаю. Единственное, отец велел научиться быть вежливым с ниндзя и выучить все знаки деревень и кланов, чтобы знать, кому на кого заказы выдавать. Еще нужно было запомнить лица из Книг розыска, а там мертвецов быстро вычеркивают. Так что из всех богов я знаю только Рикудо но Шинсен и О-Инари, больше мне и не надо было.       — Все с тобой понятно, — поморщившись, заключил Кизаши.       Эти крестьяне-поселяне всегда одинаковы. Про шиноби им нужно знать только то, как их выгоднее использовать и как от них избавиться с помощью других шиноби. Ну и Книги розыска выучить, чтоб самых опасных типов в лицо знать и с кем дел лучше вообще не иметь, тоже важно. А вот людей, которые за них умирают, которые начали новую эпоху, прекратив бесконечные войны, знать уже не важно.       — Сенджу Хаширама — сильнейший шиноби своего времени, — назидательно произнес Кизаши. — И сейчас нет никого, кто бы с ним мог сравниться. И вряд ли скоро кто-то родится такой. И, похоже, как раз благодаря Мокутону он был таким сильным. Например, Стихия Дерева позволяла подавлять силу биджу и джинчурики. Пусть сейчас Монстры Чакры уже не такая большая проблема, как всего пятьдесят лет назад, но все равно это очень важная способность. Еще Первый Хокаге мог изменять ландшафт на огромной площади. С помощью Мокутона он, говорят, вырастил Лес смерти, и его чакра до сих пор там живет.       — Похоже, Первый тогда был сильно не в духе, когда этот лес выращивал, — проворчал Охеми, и Кизаши готов был с ним согласиться.       — Как Инузука по следам, хворь находит после дам, — философски заметил Харуно. — Не знаю, правда это или нет, но есть легенда, что тогда он сильно повздорил с Мито Узумаки.       — Похоже, Узумаки все такие — довести могут, — со смесью уважения и насмешки сказал Охеми. — Я тут из них только Кушину знаю, но она надоедливее сотни обычных девчонок.       — Она первая почувствовала в тебе чакру Стихии Дерева, вот и приставала к тебе.       — Да мне от этого не легче, — со вздохом признался Охеми. — Я ее давно не видел, кстати? Она на миссии?       — Уже нет, — коротко ответил Кизаши. — Скоро снова сможешь с ней увидеться.       — Уж лучше не стоит, — торопливо ответил Охеми. — Пусть лучше снова поработает где-нибудь подальше от деревни. И так редко ее на миссии отправляют. А то она с Цунаде-сан живет, а мне с ней, похоже, теперь придется часто видеться.       — Радуйся, что с Цунаде, — невесело улыбнулся Кизаши.       — В смысле?       — Да ничего, ерунда.       Про Корень Харуно знал не много, фактически только то, что он существует. Благодаря своему положению он еще знал, что в этом отделении Анбу занимаются не самыми чистыми делами, о которых Хокаге не желает распространяться. Раньше Корнем управлял Данзо, и из-за внутренней деятельности организации у него случился конфликт с Орочимару, результат которого видела вся деревня. Сейчас там новый руководитель, но деятельность у них все та же, работники все те же, и методы не изменились.       Из того немногого, что знал о Корне Кизаши, там очень интересовались Мокутоном. И если бы о способностях Охеми там узнали раньше, чем, например, Микото и Цунаде, то парень мог просто тихонько исчезнуть. Никому не известный приблуда, без родственников и связей — это просто идеальный кандидат, чтобы на добровольно-принудительной основе стать частью Корня. И даже Хокаге бы не была известна его судьба, потому что она ему не была бы интересна от слова совсем. Только результат.       Работая с Цунаде, Кизаши знал побольше прочих. Сенджу частенько расходилась во мнениях со своим учителем, и Корень был одной из спорных тем. На взгляд внучки Первого, Корень давно пора распустить, тем более повод хороший появился — Данзо больше нет. Но для Третьего эта организация по-прежнему полезна, и Кизаши сильно сомневался, что Хирузен от нее откажется. Не сейчас уж точно, когда в мире так неспокойно и у Конохи нет подавляющего преимущества перед противниками.       Пусть сейчас Кизаши, как часть отряда ирьенинов, во многом поддерживал свое руководство, то есть Цунаде, но он все-таки был учеником Орочимару. Как правильно сказала Микото, учитель не раз в разных вариациях напоминал своим ученикам, что слушать нужно сердце, но думать все же головой. И Харуно, как бы ему самому ни были неприятны известные факты о Корне, понимал необходимость в нем.       Обстановка в Конохе сейчас далека от стабильной, она понесла слишком большие потери в последней войне. Узушиогакуре пало, Югакуре перестало быть деревней шиноби — большая территория открылась для заказов других поселений. Но в нынешних условиях Коноха просто не в силах конкурировать там с Кири, Кумо и даже Ото. Да и Страны Деревьев и Водопада могут выйти из зоны влияния Листа. Кизаши не знал, как относятся к текущему процессу передела мира дайме, но конкретно для Конохи, как это ни парадоксально, новая мировая война была бы выгодна. Несмотря на понесенные ранее потери именно при активных военных действиях, а не в условиях медленной и мирной экспансии, Лист имеет больше шансов сохранить свое влияние и силу. Естественно, решение своих проблем с помощью очередной войны потребует от Конохи соответствующих жертв, и, чтобы их свести к минимуму, нужно, во-первых, начать ее на своих условиях, во-вторых, любыми способами снизить ущерб для самой деревни. Абсолютно любыми. Это задачи как раз для Корня.       Поэтому Корень сейчас необходим, что бы ни думала об этом Цунаде. Пусть погиб Данзо, пусть его люди не всегда и не во всем подчиняются Хокаге, но их просто некем заменить. Специалисты такого рода требуют особого воспитания и мировоззрения, даже при всем желании с нуля их за пару месяцев не взрастить и всех имеющихся не перевербовать. Проще использовать их в нынешнем виде, после чего при случае избавиться под благовидным предлогом.       Впрочем, Харуно не был Хокаге и никогда не метил на этот пост, так что не мог быть уверен в правильности своих размышлений. И не был знаком с деятельностью Корня так же, как и Цунаде. Возможно, знай он об организации, которой управлял Данзо, больше, то предпочел бы послушать сердце, отключив голову.       — Всякому беспределу должен быть свой предел, — пробормотал в ответ на свои мысли Харуно.       — Что? О чем это вы? — услышал он в ответ.       Задумавшись на непростые темы, Кизаши позабыл о мальчишке, да и вообще не заметил, как они успели дойти до госпиталя, где сейчас должна быть Цунаде.       — Да просто мысли вслух, Охеми. Пошли, нечего стоять на пороге.       — Так пошли, — согласился мальчишка. — А почему в больницу? Цунаде-сан и сейчас работает, что ли?       — Это же Цунаде, — ответил Харуно, отворяя двери госпиталя Конохи и входя в пропахшее насквозь медицинскими препаратами здание, — больше, чем ирьениндзюцу, она любит только азартные игры. Но лечить у нее получается лучше, а нервничать ей сейчас нельзя, так что здесь она отдыхает. Ну… Что-то вроде того. А еще недавно сюда попала Кушина, так что точно Цунаде должна быть здесь.       — О… — понятливо покивав головой, протянул Охеми. — Значит, миссия этой Узумаки не задалась. Надеюсь, с ней все хорошо? Она хоть и ненормальная, но все-таки веселая девчонка. Жалко будет, если помрет.       — Ты этого только при Цунаде не ляпни, — хмыкнув, посоветовал Харуно.       — Хорошо, — прилежно согласился парнишка, — не буду. Я еще хочу ирьенином стать, поэтому лучше с ней ругаться не стану.       — Ты? Ирьенином? — удивленно посмотрел на мальчишку Кизаши.       — А что? Думаете, не подхожу? — набычился тот.       — Не знаю, не знаю… Сейчас еще рано судить. Микото вымуштровала тебя так, что за три месяца ты достиг отличных результатов, но все-таки поздновато ты начал заниматься. Пока контроль чакры - так себе. Она даже сама по себе еще плохо циркулирует, из-за чего и регенерация твоя хоть и быстрая, но не такая, какую Первому Хокаге приписывают, — высказал свою оценку Харуно и, подумав, добавил: — Учти, убийственные методы Микото позволяют быстро увеличить выносливость, выработать рефлексы и укрепить тело, но с контролем такая методика не пройдет. Тут нужен талант и кропотливые тренировки.       — А у меня ручные печати хорошо получается складывать, это разве не контроль? — удивленно спросил Охеми.       — Н-да… — скептически посмотрел на паренька Кизаши. — Может, тело у тебя и окрепло, но умишком ты так и не блещешь. Знаниями профильными уж точно. Ручные печати помогают контролировать чакру, но сами по себе они ей не управляют. Ты сейчас даже по воде толком ходить не умеешь, а из элементарных преобразований лишь Суйтоном и Дотоном благодаря геному овладел. И то так себе, раз только цветочки выращивать умеешь.       — А Микото говорит, что я сильный, — уныло промямлил Охеми, опустив взгляд к полу.       — Для ученика Академии — да, хоть и не хватает теоретических знаний о чакре. Может, и генином готов стать, раз уж Микото тебя поднатаскала, и в детстве родители позаботились об обучении. Но, чтобы стать ирьенином, этого мало. Хотя само желание похвально, немногие хотят быть ирьенинами. Сложно это, смотри, сам не передумай.       — Не передумаю, — не слишком-то уверенно заявил Охеми. — Инари Оками учит, что убивать нельзя, так что мне лучше всего ирьенином стать.       — Ха? — от удивления вскинув брови, посмотрел на мальчишку Кизаши. — Инари Оками, значит? А чего ты тогда в шиноби-то подался?       — Так выбора не было, вроде как, — развел руками Охеми. — Если я хочу уметь защитить себя, то мне нужно стать шиноби.       — Гм… Ну-ну, — еще посверлив взглядом мальчишку, неопределенно пробормотал Кизаши.       — А как думаете, Цунаде научит меня своему призыву? — тем временем спросил Охеми. — Говорят, он для ирьенинов полезен. Или, может, вы умеете слизней призывать, Кизаши-сан?       — Не умею, — отмахнулся Харуно, не став признаваться, что с его резервом чакры техника Призыва не слишком эффективна. — Ты, парень, подожди пока здесь. Я поищу Цунаде.       Оставив Охеми на лавочке в коридоре, Кизаши направился по коридору госпиталя к палате, где разместили Кушину. Наверняка Цунаде сейчас там.       Но этот парень с его Инари Оками... Может, это всего лишь следование вдолбленным в детстве правилам, но не обращать на это внимания нельзя. Культ Инари на севере Страны Огня тесно связан с Орочимару, лучше бы будущего шиноби Конохи от него отучить. Куда вообще эти ниндзя-монахи смотрят? Эдак перспективный шиноби и в самом деле будет обречен ирьенином стать, так как до боевых миссий его банально не допустят из-за идеологической неблагонадежности.       Цунаде нашлась не в палате, куда должны были перевести Кушину, а в коридоре перед ней. Сенджу было видно и слышно издали, так что ее и искать-то не пришлось. Экспрессивно размахивая руками и быстро расхаживая поперек коридора, она распугивала ирьенинов своим злым видом и недобрым взглядом.       — … и мать его сына! — успел уловить краем уха обрывок брошенной Цунаде фразы Кизаши. — Как они вообще додумались до этого?! И они еще затянули переговоры на пять дней!       — Спокойнее, Цуна, — сдержанно попросил женщину сидящий здесь же на скамье Джирайя. — Все обошлось, не стоит нервничать.       — Обошлось?! — наоборот еще больше взвилась Сенджу. — Я повторяю: они похитили сына Орочимару, при этом убив мать ребенка! Мы с тобой оба знаем его хорошо. И ты должен понимать, что он этого так не оставит. Эти никчемные ублюдки не смогли даже спланировать нормально операцию. Не окончив разведку, не узнав ничего о возможностях Звука, они просто обделались на ровном месте! И этот дегенерат еще посмел обвинить Кушину в провале их недомиссии!!!       — Просто отводил гнев Хокаге в сторону от себя, — все еще спокойно ответил Джирайя. — Учитель не глуп и тоже это поймет.       — Не глуп? Вот уж в чем я начинаю сильно сомневаться. Он на пять дней затянул переговоры по обмену! И он-то знает, как Орочимару относится к своим детям. Даже приемным, не то что родным. Ему было мало того, что была убита мать этого ребенка? Уж не знаю, кем она была для Орочимару, но зачем его лишний раз злить?       — Пока ребенок был у нас, он бы ничего не сделал.       — Пока ребенок был здесь, Кушина была ТАМ! — зло прошипела Сенджу. — В неизвестном состоянии! Она попала в эпицентр взрыва, была почти мертва, раз заметили вырвавшегося Кьюби…       — Орочимару не позволил бы ей погибнуть на своей земле, — уверенно и твердо заявил Джирайя. — И не позволил. Перезапечатал в нее биджу и даже вернул Ключ.       — Зато поставил джуиндзюцу, — недовольно буркнула Цунаде. — А что, если бы там был не Орочимару? Корень нужно расформировать. Мы не должны были ссориться со Звуком. А теперь я уверена, что одного потенциального союзника на востоке мы точно лишились.       Лично Кизаши с этими словами Цунаде мог бы поспорить, так как вряд ли из Орочимару даже в лучшем из возможных вариантов мог бы получиться союзник Конохи. Но в остальном, несмотря на предвзятость, Сенджу права. Насколько Харуно было известно все от той же Цунаде, затянув переговоры, Третий вынудил Орочимару пойти на обмен пленными почти без всяких условий и компенсаций. Наверное, тоже знал своего ученика и не сомневался, что Кушине в Звуке ничего не грозит, а сына своего Рюсей попытается вернуть как можно скорее. Хотя, может, ему что-то и выдали в обмен. Головы непосредственных похитителей, например, или еще каких-нибудь подарков дали, о которых Хокаге просто не хочет распространяться, чтобы не повредить собственной репутации. Об этом Кизаши не знал.       Зато он точно знал, что всю операцию в Ото Хирузен постарается предавать минимальной огласке. Вышла она неказистой. Наверное, стратеги Конохи рассчитывали, что более сотни Инузука, Учиха, Хьюга, Абураме и прочих сенсоров смогут на месте провести комплексную разведку, оценив силы нового соседа Страны Огня, но вышло все совсем не так, как планировалось.       — Цунаде, — решил все же вмешаться в разговор двух саннинов Кизаши, видя, что Джирайе все с большим трудом удается подавлять гнев женщины, — не мне же тебе объяснять, что девушкам в твоем положении нужно воздержаться от нервотрепки.       Через миг Харуно почувствовал себя не в своей тарелке под пристальным взором двух устремленных к нему взглядов. К счастью, мечущая молнии Цунаде быстро успокоилась и не начала рвать подвернувшегося под руку ирьенина в клочья. Кажется, она только сейчас вспомнила, что вообще-то находится на восьмом месяце беременности.       Видя, что Сенджу быстро остыла, Джирайя одобрительно поднял большой палец вверх, а в его взгляде едва скрываемая обреченность быстро сменилась облегчением. Как ни странно, сам он напомнить Цунаде о ее положении не мог, так как это вызвало бы с ее стороны только новый виток гнева. Уже проверено, что в таких случаях Цунаде начинает ставить Жабьему отшельнику в вину это самое ее положение, в котором он был всецело виноват и за что должен был беспрерывно платить и каяться.       Женщины поистине удивительные создания, что тут еще скажешь.       — Я привел Охеми, Цунаде-сан, — напомнил Кизаши, так как Сенджу могла и забыть в своем состоянии о собственной просьбе.       — А! Парнишка со Стихией Дерева! — запустив руку в и без того потрепанную прическу, женщина несколько секунд массировала голову, видимо, раздумывая, как поступить. — Ладно, давай посмотрим на него. Генетический анализ готов?       — Да, я положил тебе его на стол еще вчера.       — Прости, не заметила. Тогда приведи его в кабинет, я пока посмотрю, что там у него с родством.       — Хорошо.       Цунаде, еще раз бросив взгляд на дверь, за которой находилась палата Кушины, уверенно зашагала по коридору в сторону своего рабочего кабинета в больнице.       — Давай-ка я с тобой прогуляюсь, — не последовав за Сенджу, сказал Джирайя. — Хоть ты, может, наконец, расскажешь, что с Кушиной такого случилось, что Цуна готова загрызть с потрохами Анбу. Цуна только сказала что-то о темной медицине, даже не подумав объяснить, что это вообще такое.       — Я сам не много знаю об этом искусстве, только то, что рассказал мне учитель, а тому — его мать. Темная медицина распространена на восточном континенте, в Стране Болот, — отправившись обратно к Охеми, пояснил Кизаши, вспоминая то, чему когда-то учил его Орочимару. — Ее техники от обычных ирьенинедзюцу отличаются тем, что в процессе операций сплетается физическое тело и духовная основа человека. Обычно чакра и душа заключены в теле, энергия выходит наружу только через тенкецу с помощью кейракукей. Хотя есть места, обычно вдоль Хачимон, в которых внутренняя чакра сливается с плотью, порождая стабильные аномалии, место, которое можно назвать внутренним миром, естественным фуиндзюцу в теле. Когда змеи Орочимару проглатывают его Кусанаги, то они помещают клинок именно в это пространство.       — Да-да, жабы так же могут. Некоторые из них гораздо больше внутри, чем снаружи, — поддакнул Джирайя. — Только к чему ты это говоришь-то?       — В темной медицине используется этот эффект, когда чакра смешивается с плотью, — почесав затылок, попытался объяснить Харуно. — Ирьенины восточного континента как бы повторяют в обратном порядке биджу. Хвостатые состоят из чакры, их тела — это чакра, обращенная в плоть. Медики делают наоборот, плоть превращают в чакру. Такого можно вскрыть по белой линии живота и увидеть не потроха под кожей и мышечным прессом, а чистую чакру. Так они могут и исцелить тяжелые раны — превратить в чакру участок тела, а потом собрать его неповрежденным.       — Так это же… Здорово, нет? — неуверенно поскреб гладко выбритый подбородок Жабий отшельник.       — Для тела — да, отлично просто. Но ничто не берется из ничего. Излечивая телесные травмы, медики наносят ущерб душе. Ну, той штуке, которую выпускал из своего тела с помощью ниндзюцу Като Дан.       — О как. И это опасно?       — Наверняка, — пожав плечами ответил Харуно. — Говорят, что после такого лечения снижается продолжительность жизни, с чакрой бывают проблемы, но точно я сказать не могу. Тут Цунаде все-таки больше меня должна знать.       — Она-то знает, только говорить не хочет, — с досадой произнес Джирайя.       — А Кушине повезло, — заметил Кизаши. — Похоже, те шиноби, которые гоняли взвод Сакумо, позаботились, чтобы собрать нашего джинчурики по частям. Иначе не уверен, смогли бы даже Орочимару и Цунаде вместе исцелить ее полностью, после тех травм, о которых докладывали участвовавшие в миссии Хьюга.       — Да уж. Повезло, — кривовато усмехнувшись, произнес Джирайя, явно готовый поспорить с этим утверждением, но решивший этого не делать, так как кое-кого увидел. — О, а это и есть Охеми?       За время разговора мужчины успели вернуться к той лавке, на которой Кизаши оставил мальчишку.       — Он самый, — кивнув, подтвердил Кизаши. — Охеми! Пошли, у принцессы нашлось на тебя время!       До этого спокойно сидя на скамейке и болтая ногами в воздухе, парнишка посмотрел на Харуно недовольным взглядом. Спрыгнув со скамейки, он с неохотой поплелся к старшим шиноби.       — Ну, пойдем… — буркнул Охеми, подойдя.       — Ты чего? — удивленно спросил Кизаши, отметив странную реакцию парнишки.       — Да ничего, — все так же недовольно сказал Охеми. — Просто все так расписывали этот мой геном раньше, а теперь мне ждать приходится в коридоре, а потом еще и принять могли не соизволить. Как будто это мне надо!       — Поверь, парень, это именно тебе и нужно, — рассмеявшись и уперев руки в бока, заявил Жабий отшельник, не дав и слова вставить Кизаши.       — Знакомься, это Джирайя, — махнув рукой в сторону спутника, представил его Харуно.       — Эй! — возмущенно воскликнул Джирайя. — Святой отшельник с горы Мьебоку, великий сеннин Страны Жаб - и никак иначе!       — Ну… Я так и сказал.       — Нет, ты сказал… А, неважно. Ты, Охеми, на Цунаде не обижайся, она дама занятая. А ценность человека не в геноме, а в том, что здесь, в сердце, — Джирайя, наклонившись, постучал пальцем по груди мальчишки, после чего ткнул его этим же пальцем в лоб, — и здесь, в голове. В Конохе ценен каждый шиноби. Ты же для Цунаде важен не тем, что у тебя уникальный кеккей генкай, а тем, что он такой же, как и у ее дедушки.       — Тем более можно было бы сразу меня встретить, — уже не так уверенно ответил Охеми.       — Наверное, ты не поймешь, но память — она не всегда несет с собой что-то хорошее. Тем более память Цунаде о родственниках, — с небольшой тоской заметил Жабий мудрец. — Только ты ей об этом не говори, ладно?       Удивленно посмотрев на Джирайю, мальчишка через секунду опустил голову.       — Я понимаю… — негромко произнес он и, поклонившись, сдержанно попросил: — Простите, Джирайя-сан.       — Ничего, парень! — похлопав по плечу Охеми, сказал Джирайя с теплотой в голосе. — Пойдем уж, раз ты ждать устал, то чего мы еще на месте стоим?