В тени Рюджина

      13 января 46 года от начала Эпохи Какурезато       Звук вспарываемого ударом кулака воздуха домчался до моих ушей позже, чем, собственно, сам кулак. Сам по себе этот факт не особо расстраивал, так как на слух я в своем оригинальном теле редко рассчитываю. Кецурьюган позволил заметить направление удара и приближение узкого женского кулачка. Вот только волна сжимаемого воздуха и достигнувший слуха звук хлопка явно говорили о том, что удар был произведен на скорости, превосходящей скорость распространения звука в атмосфере.       Увернуться мне это не помешало, но неприятный холодок по хребту все-таки пробежал: еще бы немного — и такой удар просто превратил бы пол моего тела в фарш. Мало того, противник на нем не остановился. Худощавое женское тело, провалившись вперед, должно было устремиться вслед за промахнувшимся по цели кулаком, но, нечеловечески извернувшись, оно словно врезалось в невидимую стенку. Моя противница стремительно погасила инерцию неудачного выпада, ударив ногой о землю и впившись в грунт пятью рыжими хвостами, и вновь атаковала. На этот раз скорость удара была ниже, положение было не очень удобным, но, кроме острого нацелившегося мне в печень кулачка, на мое тело грозили обрушиться еще четыре хвоста.       Увернуться от подобного было сложновато, проще контратаковать, что я и сделал. Одежда на противнице из-за ее сверхзвуковых кульбитов знатно истрепалась и держалась на честном слове, так что пришлось захват делать за шею и стремительно приближающееся запястье. Аккуратно подставив ногу, мне оставалось лишь немного потянуть девушку, закрутив свое тело, чтобы она смачно врезалась в землю.       Инерцию броска противница снова погасила, грамотно совершив страховку: ударив всеми девятью хвостами о землю. Тучи грунта разлетелись во все стороны, а девушка вновь совершенно не по-человечески извернувшись, едва не врезала мне с ноги в подбородок. Этот удар был совершен из крайне неудобной позиции, так что его я рискнул принять на блок, применив Гэмбу. Черное марево водяного тумана в сиянии активированного Шичи Тенкохо было заметно слабо, но сработало безупречно. Краем глаза успеваю заметить, как капельки воды сформировали некое подобие черепашьего панциря вокруг моего предплечья за доли секунды до столкновения с босой девчачьей стопой. От мощного удара водяная пленочка деформировалась и пошла волнами, поглощая вложенную в атаку силу.       До моего тела женская ножка все же добралась, но сила удара была совершенно никакой, так что мне не составило труда перехватить голень и, используя ногу в качестве рычага, просто кинуть девичье тело, в очередной раз впечатав его в землю. И, пока Курама вновь не пришел… Или, сейчас уже, пришла? Не важно. Пока Кьюби не ринулся снова в бой, добил его ударом в солнечное сплетение.       — Курама! — раздраженно прохрипел я, пытаясь отдышаться. — Демоны б тебя драли! Мы развиваем твое тайдзюцу, понимаешь?! Тайдзюцу твоего человеческого тела! Если печать не сдерживает твою чакру, а ты сам на это не способен, то я тебе эти хвосты просто повыдергиваю в следующий раз, понятно?       Ответить мне ничего Кьюби не мог, отчаянно пытаясь заглотнуть хоть немного воздуха и скрючившись на изрытой ударами земле. Ударил я его несильно, корежило его сейчас больше от заблокированных моей чакрой тенкецу.       — Это тело ущербное, — кое-как прохрипел в ответ Курама, через силу разогнувшись и распластавшись на земле.       Хвосты за его спиной медленно обратились в чакру и пропали. Похоже, чтобы прийти в себя, ему пришлось подавить чакру. Надо будет запомнить и при следующих уроках чаще запечатывать его тенкецу с помощью Джукена Хьюга.       — У тебя отличный организм, — наставительно произнес я, нависнув над Кьюби. — Уже полгода прошло с его рождения, а он не разваливается после всех твоих попыток его уничтожить.       — Оно человеческое. Поэтому насколько хорошим бы не было — все равно ущербное.       — Тебя сколько раз надо мордой по земле проволочь, чтоб дошло, что это не тело ущербное, а просто ты им пользоваться не умеешь? И желания такого вообще мало проявляешь.       В ответ Курама презрительно фыркнул, раздраженно дернув руками, из тенкецу в которых пытался вывести мою чакру.       — Не будь я в этой мясной котлете, твои приемы с тенкецу бы не прошли.       — Думаешь? А когда я по твоему хребту пробежался при первой встрече, думаешь, мне было сложно попасть в тенкецу?       Кьюби на мгновение нахмурился, пытаясь вспомнить события, произошедшие в канун Цукими. После чего скорчил недовольную гримасу, пробормотав себе под нос что-то невразумительное и не очень цензурное. Тогда я и в самом деле смог пару раз заблокировать меридианы в теле биджу. Хотя с его запасами чакры это, в принципе, сделать затруднительно, все равно что реку зубочисткой пробовать остановить. К счастью, моя чакра способна блокировать чакру биджу.       — Ладно, ты неплохо справляешься, — усевшись на землю возле Курамы, я все-таки признал его труды. — Гораздо лучше, чем в первые дни.       Проводили тренировочные поединки мы с Кьюби уже далеко не в первый раз. Мне приходилось уделять на это время в связи с тем, что в Отогакуре, кроме меня, Юко Учиха и некоторых из клана Ибури, никто просто не в состоянии пережить возможные накладки во время обучения биджу в человеческом теле тайдзюцу. Но так как сами Ибури за счет кеккей генкай просто могут избежать травм, но не в состоянии составить конкуренцию Кураме, а Юко выигрывает только за счет гендзюцу и шарингана, то приходилось заниматься с Кьюби все же мне лично.       Сама идея обучить Кураму тайдзюцу появилась из-за необходимости научить биджу пользоваться его новым вместилищем и жить в нем с комфортом. Тело Кьюби живое, вместе с самим Хвостатым внутри оно вообще мало чем отличается от обычного шиноби. То есть организм имел физическую энергию. Не так много и не настолько… агрессивную, что ли, как если бы он был мужским, но все же достаточно, чтобы повлиять на жизнь Курамы в новом своем сосуде.       Биджу всегда запечатывали в людях, которые имели собственную чакру. Получалась вполне обыденная для этого мира система из двух кейракукей и чакр, работа которой во многом была понятной. Я сам попал в этот мир в виде души, которая потом присоединилась к телу, только тогда соединились духовная и физическая энергии и появилась возможность производить чакру. А Курама — полноценный биджу, состоящий из чакры со всеми ее компонентами, к которым с появлением нового исключительно биологического тела примешалась новая же физическая энергия.       Случай уникальный и требующий изучения, из-за чего я и гоняю Кураму, чтобы с помощью тайдзюцу увеличить выработку физической энергии. Ну, и чтобы он быстрее адаптировался жить и двигаться в человеческом теле тоже. Пока, вроде, никаких негативных явлений не наблюдалось, физическая энергия тела словно существовала параллельно с чакрой Кьюби, никак с ней не взаимодействуя, но погонять в стрессовом режиме новый организм стоило. Может, начнет формироваться вторая система циркуляции чакры? Или тело начнет разрушаться, подавляемое чакрой Курамы? Нужно быть готовым к самым разным последствиям. Тем более, если получится подбить других биджу последовать пути Курамы.       — На сегодня все, — решил я. — Мне нужно подготовиться к празднику. Да и тебе тоже. В следующий раз сначала закрепим мягкий стиль контактного боя. Он больше подходит твоему телу и плохо совместим с твоей хвостатой сутью. А то с коноховского Гокена ты срываешься на привычные для себя движения. Не скажу, что это плохо, но сейчас у нас не та задача.       Я получил в ответ от Курамы только невразумительный взмах рукой. Биджу все еще не привык к тому, что тело может испытывать усталость. Для него поначалу это вообще было чем-то сродни шоку. Кьюби, конечно, понимал и знал, что люди устают, но на себе прочувствовать это ощущение он до недавних пор не мог. И, как мне кажется, был не очень-то рад этому новшеству.       Ему, вообще, было сложно жить по-человечески. А мне, в свою очередь, было сложно объяснить, как жить по-человечески. Потому что, чтобы объяснить биджу, что такое человеческое бытие, желательно было понять, что из себя представляет жизнь Хвостатого. А это было сложнее, чем казалось на первый взгляд. Биджу может вести себя почти по-человечески, но нет-нет — да и промелькнет в нем что-то не то. Психика у него все-таки иная.       С одной стороны, это неплохо. Я, например, не представляю человека, да и вообще животное с хоть какими-то зачатками высшей нервной деятельности, которое могло бы прожить в одиночной камере десятки лет и не повредиться умом. Какие-нибудь декабристы и за меньший срок умудрялись доходить до копрофагии, а животные в клетках без должного обогащения окружающей среды и за год могут свихнуться. А Кьюби, да и прочие биджу, в печатях сидят уже больше сорока лет. Буйствуют иногда, конечно, но это для них нормально, они и на воле буйствовали.       С другой стороны, мне сложно понять причины иногда проявляющегося у биджу того же буйства. Или их отношение ко времени. Их способ запоминания. Их эмоции. Хотя не скажу, что с людьми намного проще.       — Кстати, Курама, пока мы в барьере, скажи-ка мне одну вещь.       С Кьюби я сражался в многослойном барьере, часть которого защищала полигон от возможных физических повреждений, а часть маскировала чакру от вероятных вражеских сенсоров. Она же помогала избавиться от возможного подслушивания. Пока очень немногие знали об истинной природе Курамы, и я постараюсь, чтобы впредь все так и оставалось.       — Ну?       — Когда вы, биджу, находитесь внутри джинчурики, вы можете воздействовать на его разум. Это же не техника какая-нибудь?       — Техника? — взгляд желтых глаз биджу упал на меня, а тон голоса явно намекал, что я сморозил нечто не очень умное. — Конечно, нет. Поглощая нашу чакру, люди не способны ее усвоить. Она разрушает и тела, и души. Воля ничтожеств сама по себе ничтожна.       Проигнорировав на этот раз уничижительный комментарий Кьюби о людях, я присел возле биджу и уточнил:       — То есть ваша воля проникает в людей вместе с чакрой, — этот эффект мне хорошо знаком: при любом поглощении чакры вместе с ней получаешь и духовную ее составляющую, которую нужно подавить для усвоения чужой энергии. — А изъятие биджу позволит исцелить джинчурики, воля которого уже сломлена?       — Не знаю. Никто не выживал после подобного, чтобы поделиться опытом, — Курама, пыхтя от боли в теле, тоже приняла сидячее положение. — Ты спрашиваешь об этом, потому что джинчурики Шукаку поддался его воле?       — Именно. Сунагакуре полунамеками интересуется, могу ли я помочь Яшиме. Если такая возможность есть, то это может быть выгодно нам.       Поджав губы, склонив голову на бок и просверлив меня проницательным взглядом, Курама все-таки снизошел до объяснений и поделился своими мыслями:       — Не знаю, можно ли помочь восстановить поглощенное тьмой сердце. С этим должен справиться сам джинчурики, хотя блокировка чакры биджу в нем может упростить процесс. Бороться с собственной тьмой проще, когда ее не поддерживает чужая ненависть.       Я задумчиво кивнул в ответ на слова биджу, который продолжал рассказывать свое видение ситуации. Я примерно даже представляю, к чему он клонит. По местным представлениям, душа человека, его духовная энергия включает в себя: кокоро — чувства и эмоции, сейшин — духовное тело и вместилище разума, ишики — само сознание, ишши — воля, и тамаши — корень и основной стержень души. Мне лично не совсем понятна данная система, которая к тому же не включает саму душу в моем ее понимании. Но Курама сейчас как раз в рамках этой общепринятой системы объясняется.       Судя по его словам, сердце, оно же кокоро, джинчурики оказалось поглощено ишши, волей, биджу, которая наполнила собственные негативные эмоции Яшимы силой. Подточив чужую волю, сделав ее подобной своей, Ичиби подчинил разум, ишики, человека. После этого Шукаку смог подавить сейшин, чакро-душу, джинчурики, и сам занял ее место, по сути повторив техники Яманака, с помощью которых они завладевают чужими телами.       И в рамках местной науки это все выглядит вполне правдоподобным. Я сам этому аспекту чакры придавал немного значения, так как сам лично в нее вписываюсь слабо. Мои память и сознание объединены с душой, которая к чакре отношения никакого не имеет и в этом мире появилась не так давно. Но местные — это совсем иное дело. У них реально имеются духовные тела, которые в зависимости от тренировок и различных духовных практик могут быть как просто придатками из духовной энергии к физическому телу, как у гражданских, так и вполне функциональными частями организма, как, например, у Сасори, у которого от тела остался лишь кусок живой плоти. В рамках моей теории все это именуется рэй — нематериальной проекцией своего физического тела, созданной с помощью Интона. И чакры, так или иначе.       У меня эта штука также имеется, пусть и не совсем правильная по местным меркам. Кое-какие техники клана Яманака мне изучить удалось, в том числе и те, которые касаются сейшина, так что, может, получится с их помощью попробовать помочь Казекаге с его братом-джинчурики? Если рассуждать логически, то подавления чакры биджу и пробуждения разума джинчурики должно быть достаточно для исцеления Яшимы. Не доверяю я местным поверьям про все эти кокоро, ишши и ишики. Сознание включает в себя и волю, и разум, и эмоции, и пусть они могут отражаться и сохраняться в духовном теле, но оно-то все-таки основывается на теле вполне материальном. Даже если сейшин джинчурики был поврежден биджу, пока есть его родное тело, его можно восстановить. Без влияния посторонней духовной энергии и чакры на то, что в моей терминологии называется шин, разум, и кон, эмоции, психическое состояние болезного должно вернуться к норме, и возможные сбои в гуморальной системе регуляции также должны быть исправлены.       В теории все логично, но прежде, чем начать воплощать все на практике, неплохо было бы опыты провести. Только где б на это все время-то выкроить? Или, еще лучше, где б компетентных людей найти, чтобы уже им все перепоручить?       — Ладно, наверняка переговоры с Суной насчет их джинчурики будут долгими и не факт, что мы с Песком вообще договоримся, — вставая, высказался я. — Оптимальным вариантом было бы выторговать у них половину чакры Шукаку, но это практически нереально. Добровольно на такое шиноби не пойдут, да и сам Шукаку без предварительной договоренности вряд ли будет гореть желанием отдавать свою чакру.       — С ним можно поговорить…       — Тебе с помощью вашей связи? Ну уж нет, Шукаку о тебе лучше не знать. Ты его со своим хвостомерством порядком достал, так что в роли переговорщика не годишься, — произнес я, протягивая руку, чтобы помочь Кураме встать на ноги. — Вы, биджу, иногда совсем как люди. Вас всего девять на планете, но даже так вы не смогли не перессориться.       Курама несколько секунд недоуменно разглядывал протянутую ладонь, прежде чем догадался, что с ней делать, и немного неуверенным движением принял помощь.       — Мы не ссорились, — естественно, Кьюби не устроило сравнение с людьми.       — Может быть, — не стал настаивать я, помогая Кураме подняться. — Только, когда вас начали одного за другим запечатывать, вы почему-то не объединились. Хаширама — монстр, ками шиноби, у него была поддержка всей Конохи и Узушио, но вы даже не попытались объединиться и противостоять ему вместе, хотя все возможности для этого у вас были.       — Это не принято, — невольно скорчил недовольную гримасу Кьюби. — Каждый из нас жил на своей территории и не заходил на чужие земли. Так повелось.       — Может, вам Хагоромо еще запретил пересекаться?       — Не знаю. Может быть, и так, — пожав плечами, ответил биджу.       Вот о чем я и говорил, память у Хвостатых избирательная. Мало того, что у них так же имеется процесс забывания, как и у простых смертных, так они еще и живут без малого тысячу лет. За это время, похоже, часть воспоминаний не просто забылась, а оказалась переврана. При детальном рассмотрении, как выяснилось, Курама не всегда уверен, были ли известные ему факты из прошлого действительно реальными и такими, какими он их помнил, или они замещены, частично или полностью, его фантазией. При этом признаваться в пробелах в своих воспоминаниях или их недостоверности Кьюби упрямо не желал, старательно уходя от любой неудобной ему темы. Это, например, часто происходит, когда речь заходит о Хагоромо, его матери или Десятихвостом.       — Ладно, разберемся по ходу дела. Посмотрим, как пойдут переговоры с Песком, может, у меня найдутся аргументы, чтобы склонить Суну к более тесному сотрудничеству, хотя я сам в это слабо верю, но надежда умирает последней. А пока идем, нужно подготовиться к церемонии.       — Мне в самом деле нужно на ней присутствовать? — недовольно поинтересовался Кьюби.       — Лишним не будет, — коротко ответил я ему, хлопком в ладоши разрушив барьеры.       Со странным звуком, напоминающим звон разбитого стекла, пространство вокруг нас исказилось и рассыпалось. На месте остались деревья полигона и изрытая сражениями земля, но за невидимой ранее чертой ограждающей техники обнаружился десяток людей из клана Ямада, которые поддержанием барьеров и занимались. Здесь же была Юко Учиха в качестве страховки на случай незапланированного буйства Курамы. Еще сегодня она же выполняла функции моего адъютанта или секретаря.       — Рюджин-сама, вы как раз вовремя, — с поклоном обратилась ко мне Юко. — Вам пора готовиться к церемонии. И вам тоже, Курама-сан.       — Да, пойдем.       На сегодня намечены большие праздничные мероприятия по случаю моего воцарения, если можно так выразиться. Год и три месяца назад мне пришлось покинуть Коноху, и ровно год назад мной было принято решение официально заявить о себе в Стране Звука. Такую годовщину стоило отметить. Тем более, ситуация в мире складывается так, что праздник придется как нельзя кстати. Пора донести до народа, как в собственной стране, так и за ее границами, определенные мысли.       Мир сейчас нестабилен: война в восточных морях началась, ее участники активно пытаются привлечь на свою сторону другие большие какурезато. Угроза новой Мировой войны уже не кажется чем-то нереальным, людей это беспокоит. А меня конкретно беспокоит переброска подразделений Ивагакуре на южных границах Страны Земли. Переговоры в Санро для Оноки не многого стоят, меня об этом не предупреждал только ленивый. Да и сам я не рассчитывал на реальные выгоды от тех переговоров.       Оноки делает только то, что выгодно его государству. И сейчас неплохо было бы ему намекнуть, что нападение на Страну Звука не очень-то выгодно. Но для начала стоит сбить с себя пыль и переодеться. Уважение уважением, но даже ками встречают по одежке. И тут обычным моим тряпьем, созданным с помощью чакры, не отделаться.       Возвращались мы с полигона с помощью Юко. Из-за передвижений Ивагакуре Котоширо пока пришлось перевести на границу, для контроля за недружественными силами и передачи информации в случае непредвиденных обстоятельств. В качестве личного телепорта Учиха была не хуже Узумаки с Хирайшином. Только на перемещение у нее уходило больше чакры, так как для этого приходилось использовать обе способности ее Мангекье Шарингана: связать сознание оригинального тела с теневым клоном с помощью Омойкане и переместить себя и меня с Курамой с помощью Конджина.       Даже с Вечным Мангекье Шаринганом это не простая задача. Когда окруженный деревьями и скалами полигон сменился деревянными интерьерами построек храма Отомуры, я с легким чувством сожаления заметил кровавые дорожки от глаз Юко. К сожалению, в моем распоряжении нет идеальных техник телепортации. Хотя помню, Учиха во время нападения на летающую крепость Страны Неба без особых проблем соединила наши с ней сознания и несколько раз перемещалась в пространстве. Но тогда дальность была все же невелика.       — Проследи, чтобы от Курамы не было проблем, — попросил я Юко, прикоснувшись ко лбу женщины.       Исцелять ее глаза сейчас не обязательно, но если есть возможность снизить ей дискомфорт при минимальных усилиях с моей стороны, то почему бы это не сделать? Поток медицинской чакры хотя бы снизит болевые ощущения.       — Конечно, Рюджин-сама, — благодарно поклонившись, с почтением ответила Юко, когда я отнял руку от ее лба.       — Курама, если будешь артачиться — скормлю Роену.       — Эй, почему к нам такое разное отношение?!       — Хочешь, чтоб я и тебя по голове погладил? — скорчив удивленно-брезгливую гримасу, поинтересовался в ответ.       — Нет! Но постоянные угрозы раздражают.       — Тяжко бремя любимого старшего чада, — философски заметил я, — от него многого ждут и требуют. И разве ты не получаешь всего, что требуешь?       — Я получаю слишком много того, что не требую, — недовольно буркнул биджу, не желая быстро соглашаться со мной.       — Наличие прав и свобод подразумевают наличие обязанностей. И с сильных больший спрос. Тем более, от тебя пока требуется всего лишь посветить лицом на публику, не ударив при этом тем самым лицом в грязь. Все, идите, мне нужно еще с ответственными за охрану праздника шиноби переговорить.       На самом деле, не скажу, что Кураму я постоянно только лишь стращаю. С биджу вообще такой номер, как мне кажется, не пройдет. Просто, Кьюби, вроде, не против, что я ему именно таким образом очерчиваю рамки дозволенного.       Заслушивал доклады ответственных за безопасность праздника я уже во время облачения в парадные одежды. Ничего экстраординарного не услышал: количество предполагаемых осведомителей других какурезато, мелкие происшествия в столице без участия шиноби, спокойная обстановка на границах. Я не зря выбрал для своего выхода из тени именно январь, в этом месяце вообще мир на восточном побережье обычно не склонен ко всяким происшествиям. Сейчас даже война между Кумо и Кири идет очень условно. Силы шиноби скованы погодой — бури, шторма, снега на горных перевалах усложняют логистику. Небольшие группы ниндзя способны с этим справиться, но в борьбе со стихией они тратят чакру, чем в значительной мере снижают свой боевой потенциал.       В большинстве случаев выносливости на войне всегда найдется более полезное применение, чем для транспортировки грузов или простого перемещения из одного пункта в другой. Например, часто случается, что шиноби на миссиях во время боевых действий сутками приходится бодрствовать, защищая какие-нибудь важные позиции или те же самые пути снабжения.       Так что пусть на улице погода даже в Стране Звука, славящейся своим аномально мягким климатом для своей широты, не очень праздничная — переменная облачность и температура около ноля — зато рисков диверсий меньше.       Разобравшись с этим вопросом, перешел к другому — к последней вычитке своей речи. Этот мир пока не дошел в своем развитии до появления профессиональных спичрайтеров, так что сочинять мне ее пришлось в основном самому. И в своих ораторских качествах я уверен не был. Никогда раньше у меня не было таких задач, чтобы несколькими фразами закрепить некоторую идеологию в обществе, утвердить ряд морально-этических положений, направить послание дружественным и не очень правительствам и организациям. Ну, и заодно побудить к трудовым подвигам население своей страны, так как зима зимой, а в условиях ухудшающегося из-за скорой войны качества жизни, мне нужно страну к той самой войне подготовить.       Не скажу, что речь получилась выдающейся, вполне себе типичное выступление на несколько минут. Длинновато, но, надеюсь, прием с голосовыми гендзюцу меня не подведет.       — Зачем нужно было давать мне женское тело? — полюбопытствовала Курама, недоуменно разглядывая облачение мико на себе и сравнивая его с моим.       — Тебе же было без разницы. Тебе было неприятно находиться в любом человеческом теле.       — Ну…       — И мне так спокойнее.       — Спокойнее?       — Ссориться я с тобой не хочу, а женщине хвосты отрывать даже в горячке боя я все же не стану. Поэтому да, так мне спокойнее.       Пока Курама пытливо рассматривала меня, пытаясь переварить выданный мною перл, я с как можно более серьезным выражением лица наблюдал с помощью додзюцу за последними приготовлениями к празднику. Не улыбнуться при этом оказалось достаточно сложно. Все-таки есть какое-то особое удовольствие в подначивании Кьюби. Все равно, что дергать тигра за усы. Это глупо, опасно, но при возможности сложно не попробовать.       Естественно, просто серьезным выражением лица Кьюби не обмануть.       — Раз не хочешь ссориться, то почему я сейчас здесь? — сложив руки на груди, спросила Курама. — Почему я принимаю участие в ваших странных ритуалах?       — А на что, на твой взгляд, их стоит поменять? — в свою очередь поинтересовался я у Кьюби. — Я, знаешь ли, как-то пропустил в перечне твоих требований ко мне четкую позицию насчет твоего дальнейшего жизненного пути. Только не надо за планы на будущее выдавать желание лежать на свободе пузом кверху, в промежутках мимоходом неся справедливость нуждающимся.       — А что, по-моему, звучит достаточно неплохо.       — Знаешь, по-моему, тоже, но мир слишком жесток. Приходится делать совсем не то, что нам хочется, в надежде на то, что однажды наши труды принесут нам желаемое счастье.       На самом деле, как это ни странно, но у Курамы реально не было никаких долгосрочных планов на жизнь. Все они ограничивались желанием вырваться из печати, а что делать дальше — он особо не планировал. Может, он просто не видел всех происходящих на континенте изменений, может, игнорировал их, но факт осознания, что мир уже давно не тот, к которому привыкли все биджу, прошел мимо сознания Кьюби. В нынешних условиях жить как встарь у Хвостатых бы не вышло. Даже в человеческих телах.       — Но ты не переживай. Я надеюсь, что в этом мире задержусь не дольше, чем лет на триста. За это время ты можешь научиться управлять людьми и приобрести все инструменты для этого. Я тебе даже в этом помогу. И делай после этого, что хочешь. Это уже будут не мои проблемы. И даже, скорее всего, не людей, а твои. А пока иди и займись своим делом.       Кураме предстояло маячить среди лиц особого статуса в Стране Звука. То есть в одном ряду с Отохиме, дайме Кейдзаном и Мицуко, которая являлась формальным главой Отогакуре. Ну, и еще с главами кланов шиноби, чиновниками высшего ранга и крупными торговцами. Биджу я решил прятать на самом видном месте, представив его большой и влиятельной шишкой. На тот случай, если в ближайшей войне все же я буду вынужден воспользоваться его силами и придется как-то объясняться перед Шиноби Годайкоку. Представлю Кьюби как члена клана Ибури, сумевшего в свое время получить силу Курамы по типу Кинкаку и Гинкаку.       Сам же я вышел на публику позже. Когда отзвучали гимны, замолкли звуки барабанов и звон бронзовых колокольчиков. Во внезапно наступившей тишине, когда на большой площади Отомуры, на которой собралась масса людей, не было слышно почти ничего, кроме хлопающих на порывистом зимнем ветру флагов и красно-синих стягов с гербом клана Рюсей.       Стоя на влажных после ночного дождя ступенях храма, на которые до сих пор изредка срывались капли влаги с ярко-алых торий, я мог словно с трибуны видеть человеческое море. Люди смотрели с ожиданием и восхищением. Некоторые с недоверием. Наверняка были те, кто относился ко мне недоброжелательно. У всех собравшихся на площади, близлежащих улочках и домах, было свое видение мира, сами они были абсолютно разными, большинство видело во мне Рюджина, но точно знаю, что имелись и те, кто помнили о моем прошлом в Конохе.       Все люди были разными, с отличными друг от друга мнениями и взглядами, однако все они не сводили с меня взглядов, в эмоциональном молчании ожидая моих слов.       — Народ Страны Звука, верные наши подданные и принявшие Бога-Дракона! — с помощью ниндзюцу мой голос разносился на многие сотни метров вокруг. — Поздравляю вас с Тайги-мацури!       

***

      Кейдзан, первый дайме Страны Звука, выслушивал послание Рюджина в первых рядах, но был уверен, что даже за пределами Отомуры многие могли слышать его голос.       — … богатства нашей Родины вселяют соблазн в недружественные сердца. Растущее величие вызывает страх и беспокойство. Уверен, что это не станет помехой ни сейчас, ни в будущем, потому что народ Страны Звука принял меня, и именно здесь зародилось Рюджинкё. И только здесь учение и могло появиться. Народ Страны Рисовых Полей был народом воинов. Он сражался на фронтах материальных, но, главное, он побеждал на фронтах духовных. Ни гнет клана Кагуя, ни давление Великих держав — ничто не сломило волю людей, стремящихся к справедливости и миру. Наша вечная война — это война со злом, война в своих и чужих душах. Всякая баталия в материальном мире — лишь отражение настоящей войны. Следуя Воле Дракона и победив собственную тьму, можно побороть зло извне…       Дайме слушал речь Орочимару вполуха, так как был уже знаком с ней, но все равно невольно чувствовал легкую дрожь от растущего в душе воодушевления. Рюджин может хвалить силу людей, но Кейдзану, как никому иному, было известно, благодаря кому и чему Страна Рисовых полей превратилась в Страну Звука.       Дракон — это сила, объединяющая землю и небеса. Это мост, по которому никому неизвестное, затерянное в горах княжество получило высшую благодать и стало влиять на жизнь Великих держав. И главная задача Кейдзана — не дать никому этого забыть.                     Та, кого ныне знали как Мейро Чиноике, тоже почти не вслушивалась в речь того, кого когда-то привела в этот мир. На губах женщины играла мягкая улыбка, а ее сияющие счастьем глаза не сводили взора с Рюджина.       — … в любых испытаниях только верность Воле Дракона и своей бессмертной душе, жаждущей света, любви и справедливости, принесет вам спасение. Каждая преодоленная трудность — это победа над собственными слабостями, это ступень к небесам. Когда вы покинете этот мир, когда душа оставит тлен мирского бытия и уйдет из Чистого Мира, тогда вы оглянетесь на себя и либо в ужасе отшатнетесь, либо с верой и терпением вглядитесь во тьму, чтобы узреть свет, зажженный Волей Дракона.       С легкой грустью отведя взгляд от Орочимару, Мейро посмотрела в серые небеса. Этот мир принес ей слишком много боли. Преодолела ли она испытания с честью? Очень сомнительно. Но изменить себя еще не поздно.                     Отохиме, Юко Учиха и Курама стояли в одной группе, окруженные стайкой мико, среди которых тихо пряталась в тени восхищенно озирающаяся по сторонам Фуен. Лицо первой было, как обычно, безупречно гладким и спокойным, вторая внимала каждому слову с благоговейным трепетом, на третьем же девичьем лице можно было заметить нахмуренные брови.       — И цель всякого разумного бытия, его смысл — в достижении счастья, стремлении к единению своей души. Пять незыблемых правил, пять добродетелей, пять заповедей, пять истин и пять принципов помогут найти путь к счастью, проложат путь к божественности, первые шаги которого начинаются здесь, на земле, и простираются далеко за пределами Чистого Мира. Создание справедливого государства — это тоже шаг к достижению цели. Это способ не только проложить путь к счастью себе, но и помочь в этом другим.                     На расположенной в получасе пути от Отомуры и скрытой в непроходимых лесах горе также был слышен голос Орочимару. Крепкий смуглый мужчина со светлыми глазами, почти белыми растрепанными волосами и бородой, замер с черным камнем для игры в го в единственной руке. На Кумотори его передвижение было ограничено несколькими зданиями и подземными комнатами. Всего несколько минут назад он начинал привычную игру с одним из охраняющих его стражников, когда по спине внезапно словно пробежала волна электричества.       Ощущение знакомой чакры и слабого, отдаленного давления сакки заставили Третьего Райкаге замереть на месте и вслушаться в приглушенные расстоянием слова. Вкрадчивый голос Орочимару вновь настойчиво проникал в уши, напоминая о единственной схватке с ним.       — И нет в этом мире для разумного существа врага в лице другого разумного существа. Главная война идет в душах. За взаимное понимание, за шанс на спасение погрязшего во тьме страстей сознания. Каждый способен к покаянию и принятию Воли Дракона. Неидеальный мир вынуждает проливать кровь и плодить несчастья телесные, но с верой каждый сможет их преодолеть. Простить причиненное зло, помочь измениться принесшему его и наставить его на путь правды и совести.       Первые отблески молний и раскаты грома заставили Райкаге вздрогнуть. Недоуменно посмотрев на зажатый в пальцах и уже растрескавшийся от силы Эя камень, мужчина с досадой отложил его в сторону, потянувшись к новому.       — Снова этот Орочимару за свое, — пробормотал Райкаге, поставив камень на доску. — Война за души, свет, совесть… Аж тошно.                     И минутой позже, наблюдая, как сверкают в небесах нетипичные для зимы молнии, и как сопровождаемый косыми лучами солнца, пробившимися в прорехи в тучах, Орочимару поднимается к храму Инари сквозь сонм алых торий, старый монах храма Огня задумчиво постукивал дорожным посохом по влажной брусчатке площади. Народ вокруг начал постепенно выходить из странного оцепенения, возбужденно переговариваясь, глядя в разбушевавшиеся, но стремительно очищающиеся небеса, напоследок одарившие Отомуру редким здесь снегом.       Бансай еще раз окинул взглядом одетую в шелковые алые одежды фигуру, мелькающую под сенью торий, после чего решительно отвернулся и неспешно направился на запад, проталкиваясь сквозь толпу. Увиденное и услышанное сегодня стоило обдумать, путь к храму Огня займет несколько дней, подходящий период для размышлений.       Сегодня, кроме патетических высказываний, Орочимару успел намекнуть о многом, что будет интересно Конохе. Хотя самому монаху не меньше была интересна и та часть речи Белого Змея, которая касалась Рюджинкё и Воли Дракона. Но сейчас нужно думать о задании.       Война — о ней он говорил давно, и она пришла — очередное напоминание о ней уже не так интересно. Наверняка Орочимару к ней готовился. И не побоялся перед ней показать Юко Учиха, за которой Бансай следил уже долгое время. Прозревшую Юко Учиха. И это помимо прочих могущественных людей. Та же Отохиме. Неизвестная девушка рядом с ней. Мейро Чиноике и несколько мужчин за ее спиной — явно шиноби высокого ранга. Может, это намек упомянутым в речи ниндзя из Страны Земли, что им не стоит приближаться к границам Страны Звука?..       И все-таки его слова про Волю Дракона… интересны не меньше, чем все остальное.