17 октября 2001 года
Заметно помятая неаккуратным водителем иномарка мчалась по погружённой в сумрак позднего вечера трассе, освещаемой лишь слабым светом фар этой самой машины. За окном проплывали горбы невысоких гор, покрытых редким кустарником — типичный пейзаж нагорья саванны на самом юге страны, где территория повсюду была усеяна заповедниками, а крупные города стали настоящей редкостью.
— Ещё пару миль до базы, потерпи, любимая, — приговаривал сидящий за рулём автомобиля мужчина лет тридцати с ранней сединой в тёмных волосах, он нервно цеплялся за руль и явно еле сдерживался от того, чтобы с силой вжать ногу в педаль, превышая все возможные правила, — там врач, он поможет. Ещё чуть-чуть, потерпи…
На заднем сиденье его машины, скрючившись на боку, лежала беременная женщина, тихо постанывая, хватаясь за живот и тяжело дыша.
— Я… в порядке, — прошипела она еле слышно, попытавшись встать, но сжав зубы от боли, опустилась обратно, утыкаясь покрывшимся испариной лбом в жёсткую обивку сиденья.
— Лежи-лежи, — сразу попросил её, возможно, муж и сильно выкрутил руль на очередном крутом повороте.
— А если он уже там?.. — вновь послышался слабый голос женщины с какой-то ноткой отчаяния в нём.
— Нет, я хорошо замёл следы, его там быть не может, — сразу отрезал мужчина в ответ, но всё равно зачем-то нервно глянул в зеркало заднего вида, будто бы ожидая кого-то там разглядеть, однако за машиной следовала лишь сгущающаяся ночная тьма.
— Но… если он всё же найдёт нас… — не унималась женщина.
— Милая, прошу… — прервал её муж.
— Нет, послушай меня… — она закашлялась, подавившись вздохом, — …ты должен защитить её, слышишь? Не меня.
— Не надо…
— Пообещай, Эдд! — потребовала женщина, блеснув зеленью устремлённых на собеседника глаз.
— Ты же знаешь: я всё для неё сделаю, но не проси бросать тебя… — он поморщился, сдерживая непрошенные слёзы и сильнее вцепившись в руль.
— Пожалуйста… — взмолилась она, а после, зажмурившись, закричала, откидываясь назад, отчего её чёрные, как смоль, длинные волосы разметались по всему сиденью, путаясь.
— Хорошо, — всё же произнёс мужчина твёрдым голосом, когда они уже подъехали к неприметной базе, вход в которую был проделан когда-то в невысокой горе, — я обещаю.
Бронированные металлические двери поддались после верного ввода пароля, и, поддерживая жену под руку, он шагнул в тёмный коридор, пытаясь хоть что-то разглядеть. Идя по памяти, спустившись на этаж ниже и завернув куда-то на третьем попавшемся повороте, мужчина увидел вдали слабый свет, пробивавшийся сквозь узкую щель приоткрытой двери, из которой уже спустя мгновение вынырнула седая голова ожидавшего их приезда врача, облегчённо выдохнувшего и убравшего обратно за пояс пистолет.
Они в четыре руки уложили роженицу на заранее укрытый покрывалом и парой пелёнок стол, и, забрав из дрожащих рук врача уже упомянутое оружие, её муж прислонился к стене просторного помещения, когда-то в прошлом явно служившего лабораторией, а после, на всякий случай, окинул внимательным взглядом запасной выход напротив, лишь тогда немного успокоившись и скатившись вниз по стене, наблюдая за тем, как врач, приподняв подол платья роженицы, что-то снова и снова ей повторял.
— Вас, Алисия зовут, верно?.. — уточнил он, — Томми говорил, что Вы очень тяжело переносили беременность, другие врачи не давали каких-то рекомендаций относительно родов?
— Мы не обращались к другим, — ответил за жену, сидящий на полу мужчина, а врач лишь неодобрительно на него покосился, стараясь вложить в этот взгляд всё недовольство, на которое вообще был способен.
И роженица, будто бы соглашаясь со специалистом, так надрывно закричала, что её муж вскочил, хватая женщину за руку и целуя в дрожащее запястье, начал тихо успокаивать, шепча что-то малопонятное. А она всё кричала, билась в агонии, плакала, кажется, не слыша ни его, ни врача. Он никогда не видел её такой, привык к непреклонному характеру, серьёзному взгляду и железной выдержке, даже, когда большой живот не позволял подняться, она оставалась такой же богоподобной, будто и не была слабой женщиной, которую он всегда старался защитить. Однако сейчас она трепыхалась, как маленькая бабочка, пригвождённая к стене, и как ей помочь, как поддержать, он не знал.
Поэтому, когда услышал тихий детский плач, не веря, поднял взгляд на малышку, всхлипывающую у врача на руках, пока тот укутывал её в пушистое покрывальце и не в первый раз внимательно рассматривал, чтобы убедиться, что девочка здорова, а после подозвал молча наблюдавшего за этим мужа, передавая ему лишь сильнее разревевшуюся дочку.
— Смотри, Ал, — он, смаргивая слёзы, поднёс малышку к лицу жены, пытающейся коснуться её ослабшей рукой, пока врач, прокашлявшись и вытянув из кармана рубашки полупустую пачку сигарет, вышел, скрипнув тяжёлой дверью.
— Она чудная, — прошептала женщина, аккуратно проводя пальцами по маленькой румяной щёчке, которая от этого прикосновения всего на мгновение еле заметно заблестела странным золотым узором, а после вмиг стала прежней, и её мама, слабо улыбнувшись, перевела благодарный взгляд на мужа.
Но он нахмурился, задумавшись о чём-то, оглянулся, отдал девочку маме и, попросив подождать его секунду, выскочил в коридор. Он быстро шёл вперёд, прислушиваясь к каждому шороху и боязливо замер, когда откуда-то сверху по всем этажам базы эхом разнеслись глухие выстрелы, а после Эдд, что было мочи, кинулся назад, почему-то вдруг испугавшись, что потеряется в лабиринте навсегда въевшихся в память запутанных коридоров. Но всё же, уже спустя мгновение, он влетел в освещённую лабораторию, подбегая к еле дышащей жене, несмотря на это всё равно взволновано прижимающей к себе притихшую дочку, которая только тихонько всхлипывала, также отчаянно за неё хватаясь.
Эдд снял пистолет с предохранителя и протянул жене руку.
— Давай, мы справимся… Хочешь, я тебя понесу?
— Нет… Возьми, — она на секунду смолкла и передала ему свёрток с ребёнком, — возьми её и беги.
— Ни за что! — он надрывно прошептал, но так же, как и Алисия до этого, осторожно прижал девочку к себе, — ты сейчас слаба, как никогда прежде. Он убьёт тебя!..
— Ты обещал… — лишь напомнила та слабым голосом, когда он поцеловал её, касаясь дрожащей рукой мокрой от слёз, бледной щеки любимой, а после, зажмурившись и, наконец, решившись, бросился к запасному выходу, покидая лабораторию.
Выход с базы был один, поэтому, недолго думая, он завернул к одной из лестниц, направляясь на самый нижний этаж, и лишь, добравшись туда, услышал два слабо различимых тихих выстрела, которые заставили мужчину болезненно всхлипнуть. Толкнув тяжёлую дверь в большое, покрытое мраком помещение с высоким потолком, он дёрнул рубильник, и зажёгшийся свет дал возможность разглядеть огромное количество приборов с экранами, каких-то механизмов, а в центре комнаты находилось странное сооружение увитое проводами и мигающее парой маленьких датчиков. Их с братом старый секретный проект.
Он забаррикадировал дверь первыми попавшимися на глаза стеллажами, а после неуверенно уложил дочь в середину этого чудного устройства, получше её укутав, и отошёл к приборным панелям, дрожащими пальцами что-то там вводя и активируя, пока одновременно с шумом заработавшей железной махины за дверью послышались шаги, а после нетерпеливые удары и гневные выкрики. Устройство загудело громче прежнего, будто разгоняя где-то глубоко внутри какую-то энергию, а уже спустя пару секунду, всё вокруг начало сотрясаться, одна из дальних стен пошла заметной трещиной, с потолка крошкой посыпалась побелка, а приборы заискрились. И всё это прямо перед тем, как за спиной учёного, так и не нашедшего в себе силы на то, чтобы обернуться, прогремел оглушающий взрыв, откинувший мужчину к стене, больше напомнивший выброс какой-то не подконтрольной энергии.
Лишь тогда, как раз благодаря этому "взрыву", и когда пыль осела на грязный пол, а вся лаборатория погрузилась в гробовую тишину, туда, наконец, смог прорваться высокий мужчина с оружием в руках. Он медленно подошёл к лежащему без сознания брату, недоверчиво щурясь, и был прав. Как только между ними осталась всего пара шагов, младший вскинул руку с направленным на него пистолетом, открывая подёрнутые гневом глаза, а второй, убедившись в его живости, решил подать голос.
— Ну, и что ты натворил? — поинтересовался он, демонстративно покрутив в руке оружие, а после откинул в сторону, не отводя горящего не меньшей ненавистью взгляда, — поддался на россказни этой дьяволицы и…
— Заткнись! — Эдд медленно встал, отходя к двери и не опуская пистолет в дрожащей руке, кажется, еле сдерживаясь от того, чтобы спустить курок.
— Думаешь, я не доберусь до неё? Не ты один работал над этим проектом…
— Без меня и верных координат ты никогда не сможешь достичь такого результата, так что, не серчай, но я позаимствую… — сказав это, он приподнял вторую руку, показав зажатую в ладони небольшую карту памяти.
— Ты не один единственный учёный на всей планете, — заметил Герман, всё же нахмурившись и на секунду обернувшись, чтобы окинуть взглядом раскуроченную технику.
— Не важно, это тебе не новая модель кофеварки. Мне самому понадобился не один десяток лет, чтобы разобраться лишь только с наработками по энергии тессеракта.
— Не волнуйся, Эдуард, у меня теперь отличная мотивация! — оскалился собеседник и вдруг дёрнулся вперёд прямо на брата, не ожидавшего такой глупой атаки в лоб, когда он уже почти добрался до двери и, поняв, что тот творит, всё же выстрелил, вот только промазал, лишь задев плечо, и даже не обративший на это какого-либо внимания Герман, всё же достигнув цели, повалил Эдда на пол, где завязалась драка.
Они перекатывались, валяясь в пыли и пытаясь то придушить соперника, то борясь сначала за пистолет, потом за карту памяти, в которую младший вцепился мёртвой хваткой, готовый сделать всё, что угодно, лишь бы не дать врагу информацию о том, куда именно он отправил дочь. Но, если сам Эдд был человеком науки, никогда не уделявшим достаточного внимания чему-то другому, то его брат за всю свою длинную жизнь прошёл не одну битву и всегда предпочитал решать вопросы грубой силой, так что пусть и не желавший этого признавать учёный всё равно прекрасно знал, что, как бы зол он сейчас ни был, один на один у него не было против Германа шансов.
Старший, спустя пару минут остервенелой возни, смог всё же выдрать из рук брата несчастную флешку, и когда, поняв это, тот тяжело выдохнул, замерев на секунду, вмазал ему с локтя по лицу, кажется, не вырубив, однако всё равно быстрее поднимаясь на ноги и, пошатываясь, двинулся к выходу под хлюпающий кашель отплёвывающего кровь Эдда.
— До встречи, братишка, — прошептал Герман, когда уже ступил в тёмный коридор, но безуспешно пытавшийся подняться на ноги младший брат его всё же услышал и лишь вымученно взвыл в ответ, утыкаясь лбом в грязный пол, наконец, позволяя себе ронять на него горькие слёзы.
🕷🕷🕷
Наши дни
Она сильнее прижимала к телу дрожащие от холода — конечно же, от холода, — колени и, кусая губы, водила глазами по обрывистым строкам.
"Если ты сейчас это читаешь, значит, я полностью и безвозвратно провалился, особенно, как отец…"
Пальцы, держащие дневник в замёрзших руках, задеревенели, а Эрвин обернулся к девушке, на которой лица не было.
"Позволил ему, не остановил, хотя должен был, я ведь дал твоей маме обещание… и не сдержал его"
Она шумно сглотнула, медленно ведя длинным когтем по скачущим буквам, складывающимся в самые важные на свете слова, пару из которых разобрать получилось не сразу, потому что чернила были размазаны несколькими увековеченными в бумаге, когда-то уроненными на неё писавшим это, солёными каплями.
"Прости… прошу, прости меня. За то, что нас с мамой не было рядом, и за то, что… не один раз подверг тебя такой опасности. Заставил пройти через ад…"
— Эй, леди… — перед ней на колени, пытаясь заглянуть в налившиеся слезами глаза, опустился Эрвин, положивший на плечо холодную ладонь.
"Я не смог убить его. Но ты должна знать, что какое бы решение, ты не приняла сама, мы с мамой всегда будем любить тебя и гордиться. Это лишь твой выбор"
По коридору сначала прокатился тихий всхлип, и бывший учёный нахмурился, сильнее сжимая пальцами кожу чёрной куртки, но девушка на это только в голос разревелась, пытаясь прочитать ещё одну, последнюю строчку, расплывающуюся перед глазами…
"С любовью, папа"
