Вестница

      Очередная большая капля воды сорвалась с грязного крана и полетела вниз, звонко ударяясь о дно раковины. Этот звук эхом отдавался у неё в голове, а глаза без устали вновь и вновь водили каким-то странным, задумчивым взглядом по серому потолку, каждый раз заново изучая на нём все трещинки и разводы. Кошка уже в который раз прокручивала в голове всё, что рассказал в дневнике её… отец. Представляла каждое событие с его слов до малейшей детали и ни то чтобы не верила написанному, скорее просто не могла в полной мере всего этого осознать, поэтому и обдумывала в подробностях, стараясь свыкнуться с той самой ненаглядной правдой, за которой так гналась.       «Как он мог? Родного брата, его жену… За что?», — не в первый раз проносилось у неё в голове, когда перед глазами, как наяву, всплывало хорошо знакомое и ей самой, искажённое гримасой ненависти лицо Германа. Он нередко злился, бил о пол каблуком высокого военного сапога, орал, что есть мочи, без какой-либо особой на то причины на смотрящую в ответ с не меньшей ненавистью девчонку, удерживаемую ублюдком в плену: «За что, чёрт тебя дери?!»       Она была обязана найти его, чтобы понять произошедшее, взглянуть иначе, зная всё. И теперь появился шанс. Та база, на которой девушка родилась, была ей незнакома, прочитанные в дневнике координаты не всплывали в памяти — именно её она ещё не проверяла, — а значит, Герман Вайтс мог засесть именно там.       Эрвин, конечно же, как и обещал, увязался за ней. Постоянно раздражающе трещал о чём-то своём, видимо, полагая, что так отвлекает её от невесёлых мыслей, на протяжении всего длинного пути в Нью-Мексико, до которого только без передышек и на полном ходу ехать пришлось бы с сутки, а так, не несясь сломя голову, несколько дней. И дорога эта угнетала, как минимум потому, что, каким бы классным мужиком Герц не был, он совсем не спасал своим бубнежом, больше вгоняя им кошку в уныние, а замолкал вообще только куда-то отходя, как, например, сейчас — прошвырнуться до магазина…       — Всё ещё мимикрируешь? — поинтересовался учёный, просочившись в номер мотеля с доверху набитым едой пакетом в руках.       — И откуда, интересно, у тебя на всё это деньги? — ответила девушка вопросом на вопрос, полностью игнорируя тот, что был задан самим мужчиной, и наигранно подозрительно прищурившись.       — Не только ты, леди, знаешь ли, нуждаешься в разного рода информации, и в приличном обществе люди за неё вообще-то платят, не то, что некоторые… — заворчал Вайтс, потихоньку запихивая всё принесённое из магазина в свою сумку.       — Что ты, Эрвин?.. Ты же у нас весь из себя энтузиаст, трудящийся — как ты там говорил? — ради "вклада в общее дело", — хмыкнула кошка, спрыгивая с застеленной кровати и подхватывая с пола собственный рюкзак, пока её собеседник уже почти закончил ныкать вкусняшки по всевозможным карманам.       — Вот же ж, зараза… — лишь буркнул он недовольно, уже стоя в коридоре и закрывая за ними дверь в номер, а обращена эта фраза была то ли к девушке, то ли к той стопке шоколадок, которые в сумку к нему так и не влезли, и мужчине пришлось тащить их до парковки в руках, чтобы лишь тогда сунуть в стоящую там машину.       — И как в тебя столько влезает?.. Понимаю — я. Жру, как не в себя, но так меня и человеком-то назвать сложно… — забурчала себе под нос девушка, заводя припаркованный рядом с машиной байк, а недовольно фыркнувший учёный только хлопнул дверью машины, вдавливая по газам, и она весело усмехнулась ему в след, — показушник…       Когда они добрались до места — секретной военной базы, запрятанной в нагорье Карлсбадских пещер, недалеко от маленького городка Уайтс Сити, примостившегося на границе Нью-Мексико с Техасом, — солнце уже закатывалось за горизонт, скрываясь за голыми холмами, а воздух потихоньку холодел, напоминая о приближении зимы.       — Холодрыга, чувствую себя голой… — прошипела девушка, слезая с транспорта, ёжась и окидывая быстрым взглядом совсем невысокий утёс в десятке метров от дороги, в отвесной стене которого виднелась широкая металлическая дверь, а Эрвин пока полез в багажник угнанной им когда-то машины и в итоге вытащил оттуда штурмовую винтовку, пистолет и пару коробок с патронами. — Ну, и куда ты со всем этим собрался?       — Внутрь, полагаю, — ответил он, как ни в чём не бывало, и принялся заряжать оружие, расположившись прямо на голой земле.       — Ты хоть знаешь, что там? — недовольно поинтересовалась кошка, вставая перед ним и складывая руки на груди, сверля мужчину у её ног скептичным взглядом.       — Может ничего — я же тебе всё-таки не какой-то прям дикий оптимист, — а может и…       — …Пара сотен вооружённых агентов, — прервала его девушка, и мужчина вскинулся, недоверчиво её рассматривая, — ну, там, конечно, полно звукоизоляции и бронированных стёкол, так что, возможно, я немного погорячилась в своих расчётах, да и слух у меня всё же несовершенный… Но пусть даже пятьдесят. Если внутри также засел и Герман, то они все до единого будут вооружены, как на войну, и более чем готовы даже к неожиданной атаке.       — И?.. Я всё ещё вкладываюсь в общее дело и просто надеюсь, что, в конце концов, ты найдёшь клад, из которого мне достанется небольшая долечка, — оскалился учёный, смешливо щурясь.       — Подохнешь — оплакивать не буду, — отрезала девушка, хмурясь и отходя к байку, не уверенная в том, что сможет переспорить упрямца — не наручниками же его к машине приковывать, — и уж точно не веря фальшивой улыбке, совсем не понимая его стремления поймать за кошку пулю в лоб. Может, Герц считал, что откупит так свои грехи…       — Есть ли вообще какой-то смысл в секретности? — недовольно прошипел мужчина, когда его заставили взламывать ту самую дверь, а точнее систему безопасности, проведенную к небольшому электронному замку, установленному сбоку от неё, — сама же сказала, леди, что их там куча, всё равно придётся устраиваться долбанное побоище, так какая тогда разница: вломимся мы или проникнем на цыпочках…       — На мой взгляд, взломать дверь проще, чем выломать, — ответила та с тем же недовольством, выпустив длинные когти.       — Ну, да, только первое приводить в исполнение приходится мне…       — А с чего ты вообще взял, что я смогу её выдрать? Это тебе не квартиру вскрывать, это "долбанный" военный бункер, и… — договорить ей не дал утвердительный сигнал и гостеприимный щелчок поддавшегося замка. — Ну, вот, а ты выкобенивался.       — Ой, всё, с тобой спорить невозможно, — фыркнул мужчина, протискиваясь в тёмный коридор, открывшийся перед ними за тяжёлой бронированной дверью.       — А не надо со мной… — и тут её снова бесцеремонно прервали, но на этот раз уже выстрелы из-за угла, — надо было отыскать тебе очки ночного видения, — только и успела шепнуть кошка прежде, чем они оба разбежались к противоположным стенам, скрываясь от обстрела.       И ведь на счёт кучи вооружённых агентов она оказалась совершенно права, их, конечно, было далеко не двести, но, когда, из-за, как оказалось, полного отсутствия у её напарника навыков в стрельбе, буквально каждого противника приходилось выносить самостоятельно в ближнем бою, при этом ещё периодически проверяя, не скопытился ли там этот самый напарник, даже несколько десятков бойцов не казались мелочью. Но опыт в зачистке многочисленных баз, да и вообще небольшое обучение военному делу от самого Кэпа, которое она когда-то давно получила, в очередной раз, как и на протяжении всех прошедших полутора лет, давали о себе знать, очень даже пригождаясь в этой немалой заварушке.       Оснащены к слову их противники, и, правда, были хорошо, например, теми же самыми приборами ночного видения, так как в лабораториях и кабинетах, попадавшихся им по пути на каждом этаже, свет в большинстве своём горел, но вот коридоры почти полностью были погружены во мрак. Может такая боевая тактика, кто же их поймёт. И пусть для кошки это помехой не было, то специально для Эрвина, болтающегося в темноте с зачастую сомнительным пониманием всего происходящего, она постоянно, естественно, учитывая обстоятельства, по мере возможности, старалась включать свет. В каждом пролёте, на каждом этаже. Отдельным выключателем.       Отчего их своеобразный, немного самоубийственный для бывшего гидровца "штурм" становился лишь проблематичнее и занимал только больше времени, по ходу которого, как боялась девушка, Вайтс… Герман банально сбежит, как поступал и раньше. Но они пробивались всё ниже и ниже, сопровождаемые постоянной огнестрельной пальбой и этими бесящими выкриками во имя "лучшей на свете" подпольной организации, а его запах, который она постепенно начала улавливать, лишь становился сильнее, и источник даже почти не перемещался, застряв где-то на самых нижних этажах. К сожалению, она не могла вычленить его точное местонахождение по звуку, потому что даже банальных ритмов бьющихся сердец вокруг оставалось ещё немало: попрятавшиеся учёные на всех этажах, военные, которых они по большей части не добивали, торопясь, и те, до кого ещё вообще не успели добраться; даже пробравшись на самый нижний этаж она всё равно будет слишком дезориентирована на слух. Не смотря на сраную звукоизоляцию во всех стенах, когда она ступила внутрь базы, то сразу поняла, что шум тут просто повсюду, от него не спрятаться, и это, пусть и было далеко не ново, но всё равно напрягало. Ведь против своего злейшего врага весьма логично было желать оставаться во всеоружии…       В итоге, когда они, наконец, добрались до самого нижнего этажа, дверь на который находилась прямо рядом с лестницей, у Герца почти вышли патроны, учитывая ещё те, что он подбирал у некоторых поверженных противников, а кошка банально запыхалась, потому что вся эта возня заняла уж точно не меньше часа.       Толкнув очередную тяжёлую бронированную дверь и стараясь максимально навострить испачканные и сильно взлохмаченные в прошедшей только что драке уши, не смотря на то, как сложно сейчас было это сделать, она ожидала увидеть всё, что угодно: засаду суперагентов, умеющих контролировать биение своего сердца, одиноко стоящего в тёмном коридоре Германа с, например, огнемётом в руках, ну или для разнообразия просто пустой, неприветливый коридор и эпично-провальный конец "банкета". Но, войдя в неожиданно не предполагаемый ею ранее "коридор", как было на остальных этажах, а, видимо, ту самую большую бывшую лабораторию с высокими потолками, которая появлялась в рассказах отца, наткнулась кошка на безлюдную библиотеку. Точнее, это был самый обычный архив, под который вероятно со временем это помещение и переделали, уставленный жмущимися друг к другу стройными рядами простенькими металлическими стеллажами, заваленными в свою очередь разной многочисленной макулатурой. Правда, видела это только кошка, а вот Эрвин неуверенно замер в дверях, ожидая её помощи, но найти выключатель та так и не смогла, поэтому шепнула мужчине, чтобы тот оставался на месте, а сама двинулась вперёд по одному из узеньких проходов меж высокими стеллажами, вновь прислушиваясь.       Кто-то был в паре десятках метров впереди, но стук его сердца слышался плохо, будто человек стоял за одним из тех самых бронебойных стёкол, так что, пытаясь на нём сфокусироваться и медленно двигаясь вперёд, она слишком поздно уловила звуки шагов на лестнице. Даже Эрвин среагировал быстрее — девушка заметила, как он вздёрнул ствол винтовки, резко разворачиваясь к проходу, до которого сверху еле доставал слабенький свет, и с силой дёрнулась назад, к нему, чтобы защитить, — но спустить курок первым мужчина всё равно не успел. Прогремела пара выстрелов, от которых его тело неестественно содрогнулось, и, подкосившись, он упал на колени, выронив винтовку из рук.       Девушка даже добежать до Эрвина не успела, когда уловила где-то на фоне странный щелчок, а потом голову будто бы начало разрывать на части от невыносимого громкого шума, быстро перешедшего в напоминающий ультразвук писк. Она, ошеломленно распахнувшая глаза, упала на колени подобно своему напарнику, хватаясь за голову, прижимая к ней задрожавшие уши и чувствуя влагу на пальцах.       «Прости, чудик», — было её последней осознанной мыслью прежде, чем глаза закатились, и, обмякнув, она повалилась на холодный пол; и первой, когда, очнувшись уже, бог знает где, смогла, только спустя пару минут, открыть слипавшиеся глаза, а по ним резанул яркий белый свет. Лабораторная лампа. Её даже на ностальгию пробило…       — Очнулась? — послышался откуда-то сбоку до боли знакомый голос, и девушка инстинктивно дёрнула руками, обнаружив, что они накрепко скручены ремнями и прикреплены к кушетке, на которую её положили, — не пытайся высвободиться, даже ты не в силах бороться с такой дозой фенобарбитала в крови, пусть он тебя и не усыпил…       — Да ладно… Я к нему за время нашего продолжительного знакомства уже привыкла, придумал бы что-нибудь новенькое… — отшутилась кошка, еле ворочая языком и стараясь вдохнуть побольше кислорода, которого в небольшой лаборатории явно не хватало.       — О, не волнуйся, дорогая, "новенькое" ты сегодня ещё испробуешь, — он, кажется, самодовольно хмыкнул.       — Что? Снова будешь колоть меня какой-то дрянью, как в старые добрые?.. А, дядь? — она тихо закашлялась и повернула к нему голову, заметив даже расфокусированным взглядом, как на последнем слове дрогнули на секунду его плечи. Мужчина стоял в нескольких метрах от кушетки, колдуя с чем-то за столиком у стены.       — Я смотрю, ты от кого-то понабралась разного… — недовольно заметил мужчина, спустя пару минут.       — Как видишь, — согласилась с его предположением девушка, с трудом разминая затёкшее тело, насколько это позволяли ремни. — С чем там "химичишь", Герман? Поделись с племянницей, а то она сейчас со скуки подохнет.       — Моя девочка открыла в себе интерес к науке? Как мило. Но тут уже всё придумано до нас, точнее, до того, как ты сломала хребет моему учёному, создавшему этот препарат с устройством, — на этих словах он приподнял правую руку, будто бы хвастаясь, и помотал зажатым в ладони странным пистолетом, вместо дула у которого была какая-то колба с иглой на конце.       — О, чудная… хреновина, — выдохнула кошка, отворачиваясь обратно к свету, — и каков эффект?       — Тебе понравится, — лишь заверил мужчина, мерзко хохотнув, а она закатила глаза, поражаясь безумству своего родственника…       — Где Эрвин? — нарушила девушка спустя какое-то время гнетущую тишину.       — Эрвин?.. А, этот. Мёртв. Избавился за ненадобностью, — прошелестел тот, как ни в чём не бывало.       Она промолчала, только зажмурив слипавшиеся от химии в крови глаза, и медленно с оттяжкой выдохнула, загоняя по глубже, под кожу, бурлящую во всём теле ненависть.       — А… от отца… — родного брата, — от матери моей — его жены, — …тоже "за ненадобностью"? — спросила девушка после минутной паузы холодным, пробирающим до глубины души, хриплым голосом, а Герман вдруг взорвался…       — Эдуард сам виноват, что упустил столько возможностей! Я возлагал на его гениальный ум такие надежды, защищал от чужого недоверия и любопытства, я был ему братом! А он меня предал… — мужчина, всё ещё стоя к ней спиной, вцепился в натужно заскрипевший металлический стол, сгорбившись над ним и буквально трясясь от гнева, — …связался с этой дьяволицей! С этой фурией, играющей в любовь! Монстром, которому не место среди нормальных людей!.. Я не мог это терпеть… не мог… — она слушала и слушала его срывающийся голос, иногда переходящий в едва различимый шепчущий бред, а по щеке скатилась одинокая слеза. — Я был обязан избавиться от этого чудовища, раз оно не хотело сотрудничать! Но мой брат её защищал! Демона, защищал этого демона… демона… Я был обязан её!..       Он вмиг замолк, удивлённо распахнув глаза, вцепившись взглядом в отражающуюся в стоящем перед ним грязном стекле пару зелёных огней, выделяющихся даже в свете яркой лампы, когда вдруг расслышал за собственным криком, будто оглушивший мужчину, треск ремней. Ремней удерживающих её.       — Она была… Моя мама была… — треск повторился, и один из крепежей резко оторванного ею ремня отлетел в стену, пока девушка пугающе медленно садилась на кушетке, дёргая ещё закованными ногами, и не сводила с его спины горящих глаз.       — Нет, она не могла, я же всё просчитал… — зашептал мужчина самому себе, быстрее запихивая в карман странный маленький пистолет и в страхе ища взглядом настоящий.       — Она была богиней! — послышался сзади переходящий в пробирающий до глубины души рык, истошный крик кошки, полностью высвободившейся из своих оков, — ублюдок…       Герман, испуганно дёрнувшись в сторону двери, так и не найдя пистолет, выбежал из лаборатории, успев увидеть лишь то, как слезающая с кушетки девушка повалилась на грязный пол, грозно рыча. Он бежал вперёд по заваленным телами мёртвых агентов коридорам, гонимый преследовавшими его звериными воплями и приводящим ужас, стоящим в ушах треском рвущейся одежды.       Однако, до выхода мужчина добежать всё же сумел, толкнул незапертую дверь, выбрался на пустую, освещённую яркой луной дорогу, рядом с которой всё ещё стоял чужой транспорт, и судорожно выдохнул, держась за собственный колени. Он помнил её гневные крики, помнил, как однажды они чуть не потеряли над ней контроль, слишком сильно натянули "поводья", и те почти что порвались под силой взбешённой кошки. Он тогда единственный раз в жизни увидел, как её худые скулы, будто волной, окатывает частый слой короткой серой шерсти, а когти становятся острее, чем когда-либо. Но, благодаря их стараниям, "демон" не вырвался наружу, как он всегда предпочитал думать.       А сейчас, стоя практически безоружный посреди дикой саванны, всем телом ощущая невыносимый животный страх, как добыча уже загнанная хищником в угол и совершенно бессмысленно пытающаяся трепыхаться, он понял, что проиграл. С тяжестью передвигая одеревеневшие ноги, залез в чужую машину и, заведя её оставленными там ключами, на всей скорости рванул вперёд по тёмной дороге. Он отъехал всего метров на сто, когда сзади его уже догнал злой рёв, а после что-то на всей скорости протаранило машину с правого боку, она слетела с дороги, пару раз перевернувшись, и вся помятая упала на обочину. Герман, ещё остававшийся в сознании, отплёвывая собравшуюся во рту кровь, с трудом вылез наружу, повалившись лицом на холодную землю и боясь поднять глаза в ту сторону, откуда доносились уже тихие, раздражённые и медленно приближающиеся порыкивания.       Когда же перед его лицом остановилась пара когтистых лап, и, не дожидаясь, пока мужчина встанет сам, его с лёгкостью, как какую-то пушинку, подняли над землёй за шею, сдавливая её длинными пальцами одной руки, он, хватайся за держащую его руку, в полной мере смог разглядеть её. Кошку.       Теперь она, правда, была ею. Вытянувшееся в росте тело, достигавшее пары с лишним метров, всё было покрыто в большинстве своём тёмно-серой шерстью; на груди, чуть выше запястий вплоть до локтя и на кончике длинного хвоста она была белоснежной, и лишь в редких местах чёрным были выкрашены полосы на бёдрах и лбу. Не потерявшая человеческих черт и силуэта, она стояла на настоящих звериных ногах с по животному вытянутой областью стопы и размахивала из стороны в сторону длиннющим, более чем настоящим хвостом…       — Ты столкнулся с тем, чего не мог объяснить, испугался… — заговорила девушка немного странным, рычащим голосом, — и своей глупостью разрушил жизнь собственной семьи! — Герман попытался достать из кармана тот самый пистолет, но девушка выдрала его из рук мужчины, бросая на землю и раздавливая одной лапой, а её пальцы сжались чуть сильнее, отчего ответить ему было лишь сложней, но он всё равно, хрипя, заговорил.       — Ты такая же, как она. Монстр, — он закашлялся, судорожно цепляясь за держащую его руку. — Давай же, убей меня… разочаруй своего папочку… — она сверкнула зеленью глаз, внимательно рассматривая чужое лицо, ему на секунду показалось, будто с насмешкой.       — Может, я и монстр… — послышался спустя минуту холодный, как сталь, голос, и он вскинул испуганный взгляд, — …но уж точно не хуже тебя.       Раздался хруст костей, когда сильные пальцы с лёгкостью сжали чужую шею, сломав, и к её кошачьим лапам упало бездыханное тело дяди, на которое она даже не опустила взгляда, развернулась и медленно побрела назад, ступив на дорогу и холодный асфальт уже голой человеческой ногой. Обхватив себя дрожащими руками и смаргивая редкие слёзы, она добралась до своего байка и начала скорее вытаскивать из рюкзака первые попавшиеся вещи. А после, одевшись и в последний раз окинув тяжёлым взглядом окрестности, вжала по газам и рванула прочь от этого места по пустой ночной дороге.