***
Спустя неделю проживания у Питера, меня стали беспокоить «отголоски прошлого». Джошуа снился почти каждую ночь, а днём, по радио, почти на всех станциях, крутили его выступления не только по поводу «травмы Николь», но и из-за расширения влияния Мэдисон Электроникс. Все только и обсуждали этого человека, вызывая у меня нервное напряжение. — Гвинет, ты совсем к еде не притронулась, — сказал Питер однажды, — Мне казалось, что каша уже достаточно остыла. Хм, может добавить щепотку сахара или масла… Не знаю, с чем это связано, но его слова скорее вызывали рвотный порыв, нежели желание есть. Это странно, ведь раньше я могла ее прожевать и проглотить, даже если она мне не нравилась. — Ничего не болит? — Розмари с беспокойством посмотрел мне прямо в глаза, — Я заметил, что ты почти не спишь ночью, а если и засыпаешь, то просыпаешься в слезах. Тебя настолько сильно испугали те насекомые? Его рука тихонько легла мне на плечо, будто желая успокоить. Но, увы, ему не удалось добиться желаемого эффекта: рвотные позывы лишь усилились. — Т-тазик… — прошептала я и слегка дернула руку Питера. — Тошнит? — юноша испуганно стал оглядываться вокруг, — Я сейчас! Убедившись, что я не упаду со своего места, он бросился в ванну. Но было уже поздно… «Я всегда заботился о ней, когда она болела… Моя бедная Николь, пока была маленькой, не могла спать без светильника или няни, когда я уезжал в деловые поездки…» Даже сейчас, когда меня нет рядом с тобой, ты продолжаешь использовать «Николь Мэдисон» в своих целях. И ты до сих пор… Преследуешь меня, где бы я не пряталась… — Угх… Я больше не могла сдерживаться. Каша была испорчена окончательно. — Гвинет! — Питер подбежал ко мне с платком и тазиком, — Вот, если чувствуешь, что ещё не всё… Но ему и говорить не надо было. Я быстро наклонилась и продолжила начатое. — Кха, изви-, кха… — давно не ощущала себя настолько униженной. Это чертовски больно, даже слезы невольно наворачиваются. — Все хорошо, тише, — юноша аккуратно заколол мои волосы, — В этом нет ничего постыдного. …разве? Ты не заставишь меня убирать это и не станешь обвинять в переводе продуктов? — Я съем эту кашу позже… Не выбрасывай… Эй, почему я говорю такую нелепицу? Зачем мне есть то, что уже непригодно и может стать причиной отправления?! — Гвинет, такое кушать нельзя. Я смогу ещё приготовить, мне не сложно. — Я должна есть то, что дают, — монотонно пробормотала я, — Даже если оно ужасное на вкус, я обязана это съесть, ведь на это потратили время и деньги. -…Прости, — внезапно на лице Питера возникла печаль, — Я совсем не учитывал твои вкусы. А? Почему мы резко поменялись ролями? — Гвинет, как бы порой ты не желала угодить человеку, молчать о чувствах плохо. В один день ты просто не выдержишь. Ох, Розмари, я прекрасно все понимаю. Но если ты узнаешь, какими блюдами Николь питалась в доме Мэдисонов, то в семейном бюджете появится ещё одно дно. Хотя, признаюсь честно, редко перепадало то, что я действительно могла съесть. — Кого волнует мое мнение? — тихий упрек был направлен не столько на моего опекуна, сколько на весь мир в целом. Даже Бог проигнорировал мою мольбу об уничтожении «Николь Мэдисон». Она всё ещё дышит, а ее отец продолжает получать выгоду от всей шумихи. Я была права: все ему поверят и никто не подумает, почему ребенок бросился в объятия смерти, которая, будто насмехаясь над птицей в золотой клетке, заперла пернатое создание в более суровых условиях, но с напоминанием, что прошлое никуда не делось и ждёт шанса вернуть все на круги своя. Если «попытка самоубийства» не являлась преднамеренной, быть может, за такое тоже попадают в ад? — Я правда не вижу смысла в этой жизни… Ведь старые проблемы не исчезли. Боль и страх продолжают душить, как кожаный ремень Джошуа. Пусть я и в другом теле, с незнакомыми ему людьми, за чертой высшего общества… Что делать, когда «Гвинет» вернётся? Отправиться к человеку, который использует меня как дойную корову? И зачем тогда эта иллюзия обретенной свободы?! Почему бы просто не стереть воспоминания и дать мне шанс на новую жизнь, хоть и временную? Ты действительно отвратителен, Создатель! — Это они тебе такое сказали? — голос Питера пробудил меня от душевных терзаний, — Я не предполагал, что все настолько серьезно. В этот момент, юноша будто прочёл мои мысли. Негодование, печаль, желание кричать от бессилия… Его лицо словно открытая книга. Пусть Розмари чужак для меня, но для этого тела… Он ещё что-то значил, поскольку его реакция заставила бешено биться сердце. — Гвинет, ты не должна обвинять себя в том, что родилась, — успокаивал меня юноша и платочком вытирал «грязь» с моего рта: — В будущем, ты узнаешь столько всего о нашем мире, найдешь много друзей и поймёшь, что твоя жизнь бесценна. Какой же ты… Зачем эта ложь? Разве может человек, вынужденный экономить на многих вещах, вечно подвергающийся давлению со стороны и воспитывающий в одиночку своего незапланированного отпрыска, быть счастливым? Да черт тебя дери, твои условия проживания желают лучшего, однако ты продолжаешь терпеть! — Дурак, — прошептала я, когда Розмари взял меня на руки и нежно погладил по спине. Это помогло немного расслабиться — интервью с Джошуа уже прекратили крутить по радио, сменив его на классическую музыку. То ли от недосыпа, то ли от спокойной обстановки, но мне наконец-то удалось заснуть. Это был последний день перед отправкой в больницу, который я провела у него. Уже на следующее утро меня окружили медсестры и звук ненавистного радио сменился на гудение медицинского оборудования. Без понятия, что произошло. Даже не сразу поняла, проснулась ли. Головная боль словно парализовала мозг, а тело ощущалось как не своё. Дико тошнило от одной мысли о еде. Переведя взгляд на Лизу, которую удалось распознать, я передала ей послание без слов:«Это не его вина».
Думаю, она не поняла моих намерений, но попытка не пытка. Просто не хотелось, чтобы из-за моего здоровья мучили других. А учитывая репутацию Питера… Его не оставят в покое ближайшее время.***
Когда мне стало лучше и я уже могла нормально есть некоторые блюда, в мою палату пригласили психотерапевта для некого обследования. Присутствие этого человека вызывало страх, но я сомневалась в его проницательности, которой обладала Лукерия. Скорее всего, психотерапевт вынужден провести со мной несколько сеансов, дабы выяснить, не подвергалась ли я домашнему или психологическому насилию. Естественно, главным подозреваемым являлся Питер Розмари. — Привет, малышка, — мужчина улыбнулся и протянул мне две игрушки: — Ты не против поговорить со мной? — Здравствуйте, сэр, — холодно ответила я и кивнула в знак благодарности, когда взяла «подарки». Кукла и кубик рубик. Хм, интересное разнообразие. Но если учитывать, что доступ к мягким игрушкам и куклам имелся, то головоломку я до сих пор не держала в руках. Да, кубик собирать интереснее, чем заниматься бессмысленным переодеванием кукол. Ну, по крайней мере, если ты не учишься на модельера. — О, тебе нравится эта игрушка? — сказал психотерапевт и что-то отметил в своем журнале. — Да. Она интересная. И ещё развивает логику. И…расслабляет, — ответила я, пока двигала стороны, чтобы они совпали по цветам. Ух, всё ещё трудно говорить сложные предложения. — Ты собираешь его довольно быстро… — Угу. Просто стороны одного цвета. Та-дам! Я протянула кубик любопытному мужчине, который осмотрел его со всех сторон. Никаких ошибок! — Папа покупал тебе такую игрушку? — Неа, дома только мягкие игрушки, — заверила я с невинным лицом, — Мисс Ауф когда-то пригласила в гости, а там передача с кубиком! Вот я и запомнила. На самом деле, я научилась собирать головоломки, когда стала дружить с Германом. Поскольку Джошуа считал такие игры бесполезными, даже речи не шло о «не нужных нам вещах». Но вот Эйб был другого мнения, потому позволял сыну тайно приносить игрушки «не для девочек». Мы вместе играли в моей комнате или кабинете охранника, пока Мэдисон отсутствовал. — Понятненько, — врач снова сделал заметку, — Пока ты жила с папой, он не вытворял ничего плохого? Не грозился оставить тебя без обеда, если ты шкодничала? — Нет, ко мне относились хорошо. И еда вкусная. Но я такое не ем. Живот болит. — Папа пробовал еду, прежде чем покормить тебя? — Да, мисс Ауф тоже. Она следила. — Тебя запирали в темной-темной комнате, если плакала и капризничала? Бадум. Он спрашивает Гвинет, а не Николь. — Никогда. Питер и мисс Ауф так не делали. И Саня тоже. — Саня? Кто это? — Сестра мисс Ауф. Мои ответы удовлетворили психотерапевта. Он ещё поспрашивал о друзьях Питера, его увлечениях и т.п. Мой первый сеанс закончился без проблем. На втором сеансе уже вопросы не затрагивали Розмари. — Доброе утро, малышка! Вижу, тебе уже лучше, — сказал мужчина и улыбнулся во все 32 зуба. — Здравствуйте, сэр, — поздоровалась я и морально настроилась на общение. Но в этот раз я была не одна: Лиза осталась в палате. — Сегодня я пришел без игрушек, но у меня для тебя есть конверты с картинками. Тебе нравится подобное? — Там нет насекомых? — спросила я и немного прищурилась. — Нет-нет, твой папа предупредил, что ты боишься их. Я бы не стал пугать ребенка подобным. Слава богу. Тот случай с тараканом забыть невозможно. — Можешь описать свои чувства? — сказал мужчина и протянул первый, фиолетовый конверт. — Угу. Раскрыв его, не повредив «упаковку», я увидела мужчину и женщину средних лет. Дама смотрела несколько тяжёлым взглядом, но выглядела вполне опрятно. Скорее всего, она типичный офисный работник: выраженная сутулость и большие бедра выдают ее. Мужчина был значительно худее её, я бы даже назвала его тощим. Работа связана с починкой машин, ведь вся форма забрызгана каплями масла. — Эта тетя работает с бумагами, мужчина чинит машины. Обычная пара. Не знаю, на что надеялся врач, но ответ для него оказался неожиданным. — Они не вызывают у тебя положительных эмоций? — Нет, это просто люди с картинки. Я искренне взглянула на психотерапевта, чтобы он не сомневался в моем ответе. -… хорошо, вот конверт зелёного цвета. Я вернула ему то, что уже распаковала и занялась изучением новой фотографии. На ней можно разглядеть невысокую девочку, у которой волосы были заплетены в хвост. На ней, как на вешалке, свисала длинная мужская футболка, под которую она носила юбку ниже колен. Максимальная безвкусица. — Она их дочь? Если это так, то понятно, почему футболки идентичны. Вполне возможно, что они тоже стали жертвами экономического кризиса, как и многие люди. — Да, ты впервые видишь ее? Заданный вопрос вызвал у меня внутреннее напряжение. Как понимаю, я должна была ее знать. Но откуда? Меня окружало всего пару человек в эти дни. Если только девочка на фото… — Наоми, — прошептала я и отложила картинку. Да, это она. Тело подало сигнал: мое сердце почувствовало лёгкую боль, словно от обиды. — Ты можешь что-то рассказать о «Наоми», малышка? Она твой друг? — Нет, у меня нет друзей с таким именем. Ее упоминали Мисс Ауф и Лиза. Да и Питер тоже. — Все верно, — медсестра впервые подала голос, — Гвинет больше не контактировала с семьёй с тех событий. В последний раз их встреча состоялась перед заседанием. — Спасибо за пояснение, Лиза. Можешь ответить на один из моих вопросов? — Конечно. — Много ли времени мать и дочь оставались наедине? Теперь уже Лиза была как на иголках, но врать не решилась. — Мне известно, что Гвинет заболела из-за Наоми. У девушки были проблемы с кормлением грудью, потому использовались смеси. Когда Гвинет перевели в реанимацию, Наоми то плакала, то смеялась, но все ещё не отходила от ребенка. Когда она отличалась хоть на пару минут, ребенок начинал истерить и задыхаться. — Лиза, я просил конкретный ответ. Голос психотерапевта впервые звучал настолько серьезно. — Да, Наоми больше всех контактировала с ней. Это было до того, как ей диагностировали послеродовую депрессию. Видимо этот человек не знал, насколько серьезна ситуация с Гвинет. Да и я тоже. — Малышка, — врач перевел свой взгляд на меня, — тебе не страшно? Я отрицательно покачала головой. — Нет, совсем не помню… Маму. Да, Наоми для меня ничего не значит. Ее, как и Ники, нужно лишь помнить за то, что она «подарила мне жизнь». Сомневаюсь, что ей хотелось бы услышать «мама» от меня. — Ясно… Значит, с папой тебе лучше? А? Ну, с «папой» — нет, а вот с Питером… — Он неплохой. Честно говоря, пусть я и боюсь, что он обманывает меня и вскоре проявит свою истинную сущность, с ним куда более безопасно, чем с другими. Кроме того, рядом есть сестры Ауфган, которые могут приютить меня, если Розмари занят. Не знаю, смогу ли я принять Питера как члена семьи до возвращения Гвинет, однако… Он единственный, на кого я сейчас могу положиться. И если мы сможем ужиться, то сможем быть полезны друг другу в будущем. Но роль его настоящего ребенка присваивать себе не собираюсь. — Не хочешь открыть ещё конверты? Тест ещё не окончен? Хех, лааадно. — Хочу! В других лежали фотографии знакомых мне людей. Однако Розмари выглядел несколько моложе. Ещё школьник, который не знает, что в 19 лет придется стать отцом-одиночкой. Эх, вот это я понимаю, «бурная молодость». Хотя… Джошуа был не лучше. — А, кто это? Среди фотографий, я нашла женщину вместе с, предположительно, маленьким Питером. — Эта миссис… Бывшая миссис Розмари. Сейчас она замужем за другим человеком. Мама твоего папы. Смотря на них, я не видела счастливую семью. Мальчик с потухшими глазами, а мать — статная, держала ребенка за плечо. Совсем как… — Николь с Джошуа… — прошептала я, но меня услышали. — Ты слышала о семье Мэдисонов? — психотерапевт решил развить тему для разговора, — Тебе жаль их? — Только девочку. Джошуа плохой. — Почему ты так думаешь? Разве он не призывает общество больше любить своих деток и проводить с ними время? — Этот ме… человек — лжец. Он знает правду. Люби он дочь, не раздавал бы интервью направо и налево. Я подавляла агрессию, которая норовила вырваться наружу гигантской волной. — Хм, ты очень наблюдательна, — после этих слов, психотерапевт как-то иронично усмехнулся, — Впервые вижу, чтобы ребенок открыто выражал свою неприязнь к нему. Не просто «неприязнь», сэр. Это чистая ненависть, пропитанная страхом стать вновь жертвой психопата. Иногда, когда мне становилось невыносимо жить с ним, я рисовала его и разрывала на части. Зимой удавалось сжигать эти листы в камине. Иногда красным маркером я «наносила удары», где только возможно. Однажды, когда Джошуа увидел, что я «трачу попросту бумагу», меня попросили показать рисунок. От страха быть пойманной, я скомкала лист и поглотила его, предварительно пожевав. За неповиновение получила смачный шлепок и кличку «мышь» на весь месяц. — Но, как говорится, «устами младенца глаголет истина», — высказавшись, мужчина начал собирать вещи, — До встречи, Малышка! — До свидания. Лизу несколько поразили наши высказывания о главе Мэдисон Электроникс, но вмешиваться не стала, за что ей безусловно благодарна. Думаю, она вскоре сама заметит «странности» этого благодетеля, но пока нужно пройти несколько стадий принятия.***
Вскоре наша встреча с Питером состоялась. И, если честно, мешки под глазами у него стали куда заметнее. — Привет, — губы Розмари образовали небольшую дугу, напоминающую улыбку, — Как твое самочувствие? Ну, кажется, ты выглядишь хуже меня: волосы стали длиннее и более запутанными, немного похудел, лицо стало ещё бледнее, а в глазах с трудом удавалось найти живой блеск. Будто местами поменялись. — Привет, я потолстела, — сказала я и ущипнула себя за живот: — А ещё стала спать больше. — Это хорошо. Ты выходишь на улицу или доктор не разрешает? — Пока нет, но окна часто открывают, и витаминки дают. — Рад, что о тебе заботятся, — с облегчением выдохнул юноша и сел на стул рядом с моей койкой. — Тебе надо тоже поспать, — прошептала я, когда заметила, что он закрыл глаза и долгое время их не открывал. -… возможно. Но я привык. — Я болею не из-за тебя. Они не должны тебя трогать. Питер резко повернулся в мою сторону. — Тебе всё рассказали? — Нет, догадалась. В прошлом, я изучала законы Кенери и узнала, какое наказание полагается опекуну за физическое и психологическое насилие над ребенком. Законы о правах ребенка были приняты ещё до экономического кризиса, однако, из-за непростого периода в Кенери, им не особо уделяли внимание, что привело к росту «детей-сирот с живыми родителями». Чаще всего родители отправляли свое чадо на воспитание к бабушке и дедушке, если таковые имелись, на неопределенный срок. Порой семьи не воссоединялись вплоть до совершеннолетия своего отпрыска, когда тот становился дееспособным и мог помочь семье с финансами. — Ха… Какая ты смышлёная, — устало вздохнул Питер, — Я смог доказать, что причина твоего плохого самочувствия не во мне, однако… Юноша посмотрел мне прямо в глаза. — Твое здоровье ухудшилось из-за каких-то внешних возбудителей. И из-за того, что ты вечно была в напряжении, у тебя, предположительно, начала развиваться анорексия. Пока он говорил, мне казалось, что ему едва удается подавлять свой гнев. Поэтому манера речи заметно отличалась. Обычно голос Розмари более мягкий и он не использует слишком сложные слова, но, видимо, юноша все ещё пребывал под впечатлением от полученной информации. — Ещё обследования показали, что твое умственное развитие значительно отличается от результатов, полученных в период твоего проживания с матерью. Ты стала откликаться на своё имя, начала разговаривать разборчиво и осознанно, играешь с игрушками, а не просто кидаешь и ломаешь их… Пока Питер описывал «предыдущую» Гвинет, я неосознанно стала представлять, какой она была. Получается, девочка проявляла все черты асоциального поведения… — Это чудо, что теперь у тебя не наблюдается всего этого. Словно другой человек стал тобой. Я проглотила слюну от напряжения. Ты ещё никогда не был так близок к истине, Шерлок. Ладно, срочно бросаем пыль в глаза и вешаем лапшу на уши. — Я не глупая, — обиженно воскликнула я и повернулась к юноше спиной: — Мисс Ауф говорила, что я умная. На самом деле мне просто стало страшно и хотелось спрятать лицо. Что же ты пережила, Гвинет Розмари, раз проявляла столь «непритязательное» поведение? — И она права. Гвинет, теперь твое поведение признано не «наследственным проявлением», а психологической травмой. И это значит, что тебя можно вылечить и спокойно социализировать с обществом. Разрешение на посещение детского сада теперь не кажется заоблачной мечтой. Значит, я смогу больше взаимодействовать с людьми без какого-либо контроля? — Я… смогу найти друзей, учиться, гулять и все… сама? Последовал утвердительный кивок. И в этот момент… — Я сделаю столько всего! У меня по лицу пробежали пару слез от счастья. — Я… Куплю себе любимые вещи! Скушаю то, что нравится! Чувство эйфории переполняло с головы до пят. Я даже не заметила, как встала на кровать и подпрыгнула. — Ура! Мои руки направлены вверх, будто ветви деревьев, тянущиеся к солнцу. — Гвинет! — Розмари удивился моей реакции, однако на его лице не появилось возмущение, а даже некая радость. — Я стану высокой и умной, буду лучшей из лучших! По крайней мере, пока это тело будет моим. — Не хуже Николь Мэдисон! Да, я утру нос этому человеку и превзойду прошлую себя. Нет прекраснее мести, чем отнять у обидчика самое ценное, что у него есть. И этой ценностью являлся разум Николь. — Тебе будет непросто, Гвинет, но я постараюсь помочь. Таким образом, Питер Розмари, даже без моего предложения, согласился поучаствовать в проложении пути к светлому будущему. Хех, тебя никто за язык не тянул! — Гвинет, пожалуйста, не прыгай на кровати, — промолвила Лиза, когда зашла в палату с подносом, где стояла моя еда и две кружки чая. — Прости… — я неловко улыбнулась. — А вы, Питер Розмари, оставляйте верхнюю одежду в гардеробе! — цыкнула на юношу медсестра. Питер лишь покачал головой, после чего принялся меня кормить. Эй, я неплохо овладела моторикой, однако… Ладно-ладно, так уж и быть, буду есть с ложки. Таким образом, до самого вечера, я провела этот день в компании человека, который, как оказалось, проявлял искреннюю заботу к своему ребенку.Спасибо тебе, Питер.