Сестрёнка 2. Полукровки и Прародители

      Тем временем в особняке Сакамаки все стихло. Волки, что напали, уже убежали в лес, а вампиры остались в разрушенной гостиной и приходили в себя после жаркого боя. — Чёрт! — Ругнулся Аято, оглядывая помещение и братьев. — Что им было нужно?! — Хороший вопрос… — Произнёс Рейджи, поднимая с пола свои очки. — Я предполагаю, что им тоже нужна Юи. — Им-то она зачем? — Спросил Райто, с любопытством взглянув на учёного. — Вероятно, у них на неё свои планы. — Асэми! — Спохватился Канато и убежал прочь, таща с собой за лапу своего плюшевого медведя. Но через пару минут он вернулся, недоумённо пожимая плечами и моргая. — Кажется, сестрёнка пропала… — Выдал он приговор, а у братьев глаза округлились от его заявления. — Как?! — Крикнул Райто, внимательно вглядываясь в большие аметистовые глаза мальчика. — Только не это… — Прошипел Аято, уже поняв, что произошло, и громко выдохнул, закрыв лицо руками, посидел так немного на полу, а после встал на ноги, поправил пиджак, чуть спавший с плеча, невнятно что-то буркнул и ушёл из гостиной, даже не закрыв за собой дверь, как обычно принято по уходу.       Войдя в свою комнату, он подошёл к окну и хмуро воззрился на полумесяц в небе, освещающий серебристым холодным светом его лицо. Было как-то неуютно, страшно, что даже удивляло: ведь после ужасающих пыток матери, Аято казалось, что он уже ничего не боится, но теперь ясно, что это ошибочное утверждение… На самом деле сейчас он боится, но не за себя, нет. Он боится за Комори, которую полюбил, он боится за то, что она может умереть из-за любой неосторожности со стороны Муками, ведь она сейчас в их руках, такая наивная и невинная, хрупкая и беззащитная; он боится за Асэми, ведь они значат больше друг для друга, чем просто кровные брат и сестра: они опора и поддержка друг друга, они лучи света друг для друга в непроглядной тьме суровой действительности, жестокой жизни вокруг них, и он боится её потерять, боится в один момент понять, что её, его маленькой девочки, его единственной радости всех этих лет, больше нет.       Юноша почувствовал, как будто он сейчас находится в безвыходном положении. Он не знает, что ему делать: куда бежать, кому что сказать и зачем всё это надо. Он сидит сейчас перед окном на холодном полу, смотрит на полумесяц и корит себя за то, что не может ничего предпринять, не может понять сути всей этой игры и жалуется на эту жизнь за то, что она так жестоко обходится с ним и с его близкими. Он думает… Думает, что нужно сделать, чтобы избежать этого чувства безысходности, что нужно предпринять, чтобы всё в семье стало как раньше. Он уже готов объединиться с Руки, хоть он считается неприятелем, ради того, чтобы обеспечить безопасность Комори, он готов уже пойти на смерть, конфликтуя с заклятыми врагами — Прародителями — чтобы спасти Асэми из когтистых лап этих ненормальных. Но что-то останавливает его… Страх? Возможно… Только это страх не за собственную шкуру, а за то, что все планы, которые он сейчас строит, рухнут, как карточный домик и пострадает не только он, но и другие… Близкие ему…       Ему хочется плакать… Хочется как в детстве прильнуть к груди кухарки, которая была для тройняшек как вторая мать, которая умела любить и всегда подбадривала их, прижимая к сердцу, шепча, что всё будет хорошо, всё трудности пройдут и жизнь вновь станет красочной, весёлой, нужно только проявить терпение, стойкость и упорство, чтобы эти невзгоды прошли быстрее. Ему хочется рассказать ей обо всём этом, попросить её о помощи, как раньше, но увы… Добрая кухарка умерла в силу того, что была простой смертной и матушка с лёгкостью избавилась от неё под предлогом: «Чтобы не мешала воспитанию детей.» А плакать хочется. Колет в носу, а на глаза наворачиваются слёзы, которые Аято с трудом сдерживает. Ему это удаётся и встав, он последний раз взглянул на полумесяц, что-то невнятно прорычал и вышел из своей комнаты прочь, громко хлопнув дверью…       А Райто… А что Райто? Он только сейчас понял, как же всё-таки ему нужна Асэми… Он понял, что она для него важнее жизни и теперь корит себя за то, что так поступил с ней: променял, бросил, не защитил. Он ругает сам себя за то, что поступил так, сетовал на свою грешную жизнь за то, что не может повернуть время вспять и всё изменить, избежать той ошибки. Но прошлого не вернуть… Ему остаётся только найти любимую и бросится к её ногам, вымаливая прощения, за то что совершил. Он был готов сделать это даже прямо сейчас, но понимал, что как было раньше уже не будет. Она простит, но её отношение к нему станет только сестринской заботой и теплотой, более ничего. Её любовь к нему, как к мужчине, умерла, и вряд ли он сможет возродить её в сестринском сердце. И он готов смириться… Лишь бы она простила его и вновь посмотрела в глаза, как раньше, лишь бы она улыбнулась и сказала бы: «Всё хорошо, ты мой брат и я тебя всё равно люблю.»       Оглядев гостиную туманным взглядом, он поднялся на ноги с пола и медленно поковылял прочь под недоумённые взгляды остальных братьев. И только Рейджи понял его и не стал ничего говорить, что других удивило, ведь он обычно спрашивает, кто куда пошёл и всегда даёт напутствие, а тут он лишь занялся распоряжениями по восстановлению убранства особняка, удачно разрушенного во время сражения.       Райто тяжело выдохнул, выйдя в сад и осмотрелся вокруг. Всё казалось ему тусклым, старым и печальным, что невыносимо больно напоминало о том, как было в саду всё ярко и весело, когда Асэми была здесь, с ним. Но её нет… — И что ты стоишь, придурок? — Послышался голос сзади, заставив его нервно дёрнуть плечами и повернуться к источнику звука лицом. В паре метров от него стоял Аято, держа за узду молодого Клейдесталя (порода лошадей), готового к долгому пути. — А что мне делать? — Язвительно бросил Райто, смотря прямо в глаза старшему брату. — Ты не собираешься спасать Асэми? — Покачал старший из тройняшек головой от досады, а после сел в седло. — И какой ты после этого брат и муж? Тряпка! — Надменно посмотрел он на рыжего. — Но! — Лошадь тронулась с места и поскакала прочь со двора, провожаемая долгим печальным взглядом пятого Сакамаки, а после скрылась в лесу…

***

— Уйди! — Крикнула вампирша, мотнув головой, тем самым убирая руку прародителя со своей щеки. Шин недовольно цокнул, но промолчал и уставился холодным неподвижным взглядом ей в лицо, улавливая этим взглядом каждое движение: как она хмурит брови, как часто моргает и жмурится, как плотно сжала губы, ожидая его очередной реплики и как ёрзает на месте, не оставляя попыток высвободить тонкие ручки, запястья которых покраснели от постоянного трения о холодный металл наручников. Она тяжело дышала и старалась не смотреть на волка, постоянно отворачивая голову в сторону, с поддельным интересом осматривая тёмный угол. — Ну и чего ты уставился! Уйди, оставь меня одну! — Ты не имеешь права приказывать мне, глупая девчонка! — Зарычал Шин, схватив её рукой за волосы и притянув лицо к своему настолько близко, что их губы чуть не соприкоснулись друг с другом. — Только я имею право это делать! — Он дёрнул её за волосы, оголяя белую тонкую шею и прильнув к ней губами, оставил яркую отметину на нежной коже. Другие два пятна, оставленные им на ключице, заманчиво выглядывали из-за прикрывшей их лёгкой кофточки. Этот вид заставил его довольно оскалиться и отметить про себя, что сейчас это тело принадлежит ему и будет принадлежать до тех пор, пока эти бордовые следы не побледнеют и не исчезнут. А тогда он будет обновлять их снова и снова. Эта вампирша будет принадлежать ему.       Он начал покрывать шею мокрыми поцелуями, оставляя засосы цепью друг за другом по всей нежной коже. Асэми боялась пошевелиться, боялась издать даже самого тихого стона, этот чёрт делал приятно, но она не хотела так просто сдаться и начала дёргаться назад, отстраняясь от него, пытаясь высвободить руки из наручников ещё усерднее, но он повалил её на холодный пол, придавливая всем своим весом, что ей было тяжело дышать, продолжая начатое. Как раз в этот момент в подвал через небольшое окошко под потолком проскользнул лунный свет, освещая пространство рядом и что-то блестнуло. Вампирша пригляделась, пытаясь рассмотреть светящийся предмет, и в то же время пыталась оказать сопротивление, пихаясь, как только может, руками и ногами. Этим предметом окзался небольшой металлический гвоздик и, вытянув руки в стороны, она попыталась подхватить его пальцами, но из-за Шина это было очень трудно. Наконец она подцепила гвоздь и покрутив его в руках, засунула в замочную скважину, пытаясь взловать замок. Щелчок. Получилось! Руки свободны и она, с трудом отпихнув Прародителя, вскочила на ноги и рванула к двери, но не успела и коснуться дверной ручки, как мужские крепкие руки грубо схватили за талию со спины, развернули на все сто восемьдесят градусов, и вот она прижата к каменной стене спиной. — Я тебя никуда не отпускал! — Звонкая сильная пощёчина вновь причинила сильную боль, заставив закусить губы, чтобы не вскрикнуть, а следы его пальцев вновь окрасили щёку. Она скатилась по стене вниз и осела на пол. На глаза навернулись слёзы. — Т-ты что, плачешь? — Шин недоумённо взглянул на неё сверху-вниз и помолчал, наблюдая за тем, как Асэми, приложив свою маленькую нежную ладонь к щеке, сдерживает тихие всхлипы, а слёзы уже начинают катиться из глаз, оставляя мокрые, поблёскивающие дорожки за собой. Непривыкший к такому Шин начал нервничать. Обычно девушки кричат, но даже ни одной слезинки при нём не проронят, как бы жесток он не был. А тут эта девчонка откровенно плачет, сидя перед ним на холодном каменном полу, еле сдерживает всхлипы, но не смотрит на него, а всё отводит взгляд. — Ну… Это… Ты… Хватит ныть! — Он почесал затылок, смотря куда-то на стену. «Блин, что же делать?!» — Думал он, стоя над Асэми, но затем вновь присел рядом и приподнял её голову за подбородок длинными тонкими пальцами. — Хватит… Ныть… — Он медленно приблизился к её лицу и заглянул в лаймовые глаза, поглаживая её нежную щеку большим пальцем. В её глазах отчётливо читались боль и надежда на спасение, что не осталось незамеченным молодым прародителем. Подавшись вперёд, он мягко прикоснулся к её губам, вовлекая в нежный поцелуй, что вампиршу удивило и она перестала плакать. Ведь ещё минуту назад он был так груб, жесток… Что с ним случилось за такое короткое время? Поцелуй был какой-то робкий, чувственный, было так приятно, что мурашки пробежали по спине, а бабочки запорхали в животе. Совсем новое чувство, непонятное ей. Поддавшись этому чувству, она обвила его шею руками и зарылась в светлые и такие мягкие волосы юноши пальцами, а тот довольно проскулил в её губы, ведь ему нравилось, когда кто-то гладит его по голове, путаясь пальцами в волосах. Это действие стало для него зелёным сигналом и он углубил поцелуй, крепче прижимая к себе девушку. — Я-я так не могу… — Прошептала Асэми, когда они разорвали поцелуй. — Отпусти меня, прошу. — Отпущу, когда скажешь, где Комори Юи. — Я не скажу… — Тогда тебе придётся терпеть меня, а может даже умереть прямо здесь, глупышка Асэми… — Он усмехнулся, вновь вовлекая её в поцелуй, но уже более страстный и властный, грубый и в то же время чувственный. Его руки блуждают по её телу, изучая каждый изгиб, а она выдыхает в поцелуй, отвечая на ласку. Очень тяжело сопротивляться, сдерживать приятные чувства, возникающие при каждом прикосновении его сильных красивых рук к податливому телу. Он спускается поцелуями к шее, вдыхая запах карамели, проводит влажную дорожку языком, пробуя её тело на вкус и что-то невнятно шепчет в плечо.       Он резко встаёт, подхватывая вампиршу на руки и переносится с ней в свою спальню, кидает на постель и наваливается сверху, закрывая одним взглядом дверь в комнату на замок. Затем рвёт блузку в клочья, попутно целуя и прикусывая каждый сантиметр светлой кожи, заставляя выгибаться навстречу его ласкам. Асэми слышит щелчок и вдруг замечает, что её руки вновь сковал металл наручников и уже нет поблизости ничего того, что могло бы взломать замок. Волк нагло усмехается, удобнее располагая её на кровати, так что она головой чуть не утопает в подушку, и пробравшись пальцами под её спину, расстёгивает лифчик и рвёт лямки на нём, чтобы поскорее избавиться от такого ненужного сейчас элемента нижнего белья. Он рвано выдыхает, увидев девичью грудь и нежно прикасается губами к уже давно твёрдому соску, обводит полушария груди руками, сминая в холодных ладонях и с наслаждением слушает её стоны, раздающиеся над ухом. Вновь коснувшись её губ своими, он оставляет невесомый поцелуй, затем целует ушко, щекоча его горячим дыханием. — А ты такая красивая… — Шепчет Шин, прикусывая мочку её уха, чем вызывает томный выдох Асэми и дрожь по всему её телу, которую он чувствует под пальцами. Она оставляет свою отметину на его шее, пока он не успел отстраниться и хитро улыбается, замечая его недоумённый взгляд. — Ну ты… Какая плохая… Девочка… — Он улыбается в ответ и снимает жилет, а следом и рубашку, оголяя подкаченный торс и сильные плечи. Одежда летит за пределы кровати, а прародитель целует её, уже стягивая юбку и последний элемент нижнего белья со стройных ножек.       Она сдвигает ноги и пытается высвободить руки из наручников, но всё тщетно: как только пряжка его ремня звенит, соприкаясь с полом, а руки надавливают на колени, раздвигая их, она перестала сопротивляться и только вскрикнула от неожиданного и грубого проникновения в её тело. По телу разливается ещё большее возбуждение и желание, а Шин начинает двигаться в бешенном темпе, шепча ей на ухо комплименты всякого рода. От красноречия парня на душе стало приятно, а от его резких и частых толчков мысли сбивались, путались, тело, вышедшее из-под контроля, кричало от желания, двигая бёдрами навстречу и выгибаясь в спине до хруста в позвоночнике. Холодный металл наручников ещё больнее начал врезаться в нежную кожу на запястьях, что придавало ещё больше чувствительности и что ещё больше возбуждало и призывало к действию потерявшего всякий контроль над собой прародителя. Им уже двигали самые настоящие животные инстинкты, инстинкты голодного хищника, который всё никак не насытится своей жертвой. Наступает долгожданный момент разрядки. Прорычав, Шин изливается прямо в тело девушки, совсем позабыв о предосторожности, а она бурно изливается следом, выкрикивая его имя и обмякает на постели. Он падает рядом на кровать и, заключив вампиршу в свои обьятия, довольно улыбается и зарывается носом в её волосах. — Это было восхитительно! — Шепчет он над ухом. — Ты невероятна, Асэми… Теперь… Я понимаю, почему они за тобой так бегают. То братья, то те полукровки… — Никто за мной не бегает! — Какая же ты глупенькая. Ничего не замечаешь… — Он садится на постели и начинает одеваться. — Слишком наивна и слишком доверчива, раз поддалась мне так скоро… — Эй, отпусти меня! Сними наручники! — И не подумаю. Жди меня, я скоро вернусь. — Одевшись он испаряется, оставив вампиршу одну. — Ну почему я позволила это сделать с собой?! — Прорычала Асэми, прижимая колени к груди и кое-как натягивая сверху одеяло. — И правда! Я глупая! Как я могу отдаться каждому встречному?! Какая же я дура… — Зарывшись носом в одеяло, она закрыла глаза. Усталость дала о себе знать и она заснула крепким сном…