Его ночной кошмар. Часть 1
11 августа 2019 г. в 03:48
— Нет! Умоляю, не надо! Умоляю! Мне больно! А-а-а-а-а!
С криком, полным ужаса и боли, Се Лянь резко распахнул заплаканные глаза и сел на постели. По всему телу мужчины стекал холодный пот, а руки и ноги тряслись от страха. Се Лянь жадно пытался сделать хоть один вздох, но словно невидимая рука схватила его за горло, не позволяя дышать. Мужчина не мог разобрать, находится ли он всё ещё во сне или уже в реальности: из-за застилающих глаза слёз сложно было что-либо разобрать.
Его плеча мягко коснулась чья-то рука, и Се Лянь вскрикнул, тут же смахивая с себя чужое запястье и пытаясь отодвинуться в сторону. Мужчина напротив Се Ляня вновь аккуратно положил одну руку на его хрупкое плечо, а другой нежно коснулся затылка и прижал Се Ляня к себе. От этого слёзы из глаз мужчины потекли ещё сильнее, и он упёрся ладонями в обнажённую крепкую грудь, стараясь оттолкнуть человека от себя.
— Прошу, отпусти! — взмолился Се Лянь, срывая голос на крик. Его хрупкое тело задрожало ещё сильнее.
— Гэгэ, всё хорошо, это я, — взволнованным, но при этом тихим голосом сказал другой мужчина, ласково гладя Се Ляня по голове и успокаивающе перебирая его волосы. — Посмотри на меня! — попросил мужчина и, осторожно взяв Се Ляня за щёки, заставил того поднять голову. — Это был только сон. Это не по-настоящему.
Взгляд Се Ляня стал более осмысленным, и мужчина прекратил вырываться и кричать. Однако его тело по-прежнему потряхивало, а из глаз текли солёные ручьи, которые Се Лянь был не в силах сдержать.
— Сань Лан… — тихо прошептал Се Лянь и уткнулся лбом в плечо мужчины, крепко сжимая на его талии объятья — так, будто видел спасение только в нём; будто, если отпустить, все кошмары вернутся вновь.
Хуа Чэн не менее крепко обнял его в ответ, словно Се Лянь — самое драгоценное сокровище в мире. Он продолжал гладить Се Ляня по спине, чувствуя, как его ночная футболка промокла от холодного пота насквозь. И хотя в помещении было достаточно тепло, Хуа Чэн всё же потянулся за одеялом и накрыл им плечи мужчины, чтобы тот случайно не простудился.
Сердце Хуа Чэна было готово разорваться на части от боли, когда он видел Се Ляня таким — напуганным, мертвенно-бледным, отчаявшимся. Его надломленный голос, молящий отпустить, заставлял Хуа Чэна нервно сглатывать и самому едва сдерживать слёзы.
— Гэгэ больше нечего бояться, — шепнул Хуа Чэн и снова взял лицо Се Ляня двумя ладонями.
Мужчина нежно и трепетно поцеловал Се Ляня в лоб и большими пальцами вытер влажные дорожки с щёк. С каждой минутой Се Лянь всё больше приходил в себя. Он уже осознавал, что находится не в том страшном подвале, пропитанном запахом крови и отчаянья, а в спальне в своём доме. На стенах и потолке висели десятки бабочек-светильников, и от них исходило небольшое серебристое свечение, прогоняющее темноту, которой так боялся Се Лянь.
Хуа Чэн по-прежнему внимательно изучал его лицо, желая убедиться, что всё в порядке. Се Лянь взял любимого за запястья и слабым голосом смущённо сказал:
— Прости, что разбудил тебя, Сань Лан. Тебе сегодня рано вставать, а из-за меня ты опять не выспишься.
Хуа Чэн покачал головой и улыбнулся:
— Гэгэ, тебе не стоит волноваться из-за таких мелочей. Главное, чтобы с тобой всё было хорошо.
Се Ляню было до одури стыдно перед Хуа Чэном: за то, что он постоянно будил его по ночам своими криками; за то, что Хуа Чэну приходилось видеть его таким слабым и уязвимым. Прошло уже пять лет, и за это время, как считал сам Се Лянь, ему следовало уже прийти в себя, перестать тревожить его Сань Лана и вернуться к обычному образу жизни.
Однако, он не мог. За эти пять лет, что он без конца и края принимал бесчисленные лекарства и ходил к психотерапевту, его состояние, безусловно, значительно улучшилось. Но этого было недостаточно. Тень прошлого преследовала Се Ляня по пятам, не желая отпускать. Ночные кошмары теперь приходили не каждый день, как раньше, но два-четыре раза в месяц уж точно. И всё же самым страшным было даже не это.
Несмотря на все заверения Хуа Чэна, что больше нечего опасаться, Се Лянь всё равно чувствовал: это ещё не конец. Его кошмар не остался в прошлом — он всегда рядом, прячется в тени и ждёт подходящего момента для атаки. Се Лянь готовился и ждал этого нападения каждый день, но при этом отчётливо понимал, что не сможет вынести новой встречи со своим мучителем. На фоне этого всего он просто-напросто не мог вернуться к обычному образу жизни.
— Но твоё здоровье — это не мелочи, — ответил Се Лянь, чуть нахмурив брови.
Се Ляню уже исполнилось тридцать три года, но внешне он больше походил на старшеклассника, а если распускал свои волосы длиной до плеч, то его и вовсе можно было бы спутать с молоденькой очень красивой девушкой. Хуа Чэн мог часами любоваться своим возлюбленным, даже если тот вот так недовольно хмурил брови. Единственное, что ему не нравилось, — это длинный уже зарубцевавшийся шрам, тянущийся поперёк тонкой шеи Се Ляня. Такой шрам никому нельзя было показывать, поэтому мужчина всегда на улице надевал либо одежду с длинным воротом, либо шарф. Хуа Чэну не было противно — ему было больно. Его Се Лянь так сильно страдал в то время, а он сам оказался настолько беспомощным, что совершенно ничего не мог сделать.
Хуа Чэн вместо ответа снова поцеловал Се Ляня в лоб и встал с постели. Се Лянь окинул взглядом, полным обожания, идеальное полуобнажённое тело Хуа Чэна. У этого мужчины всё во внешности было прекрасно: и мужественное лицо с уверенным взглядом и нахальной улыбкой, которую он дарил всем окружающим (делая исключение лишь Се Ляню, одаривая его своей самой нежной улыбкой), и фигура. Высокий юноша с великолепной мускулатурой всегда привлекал внимание как девушек, так и юношей. Не грех было заявить, что Хуа Чэна можно назвать главным красавчиком страны. А по мнению Се Ляня — и вовсе планеты.
Мужчина подошёл к шкафу-купе и достал оттуда белоснежную длинную футболку, после чего вернулся к кровати и помог Се Ляню переодеться в сухую одежду. А потом вдруг завернул возлюбленного в одеяло и с лёгкостью взял на руки, будто Се Лянь весил не больше, чем пушинка. Прижимая мужчину к своей груди, Хуа Чэн уверенным шагом спустился со второго этажа их дома на первый, и весь их путь освещали многочисленные бабочки, которыми были увешаны все стены дома, чтобы Се Лянь не боялся по вечерам и ночам передвигаться по помещению.
Мужчины оказались на кухне. Хуа Чэн аккуратно посадил Се Ляня на мягкий стул и хлопнул в ладоши, и в тот же миг в кухне загорелся свет. Се Лянь подобрал к себе колени и поплотнее укутался в одеяло. Он как заворожённый смотрел на то, как Хуа Чэн ставит на плиту миску с молоком. Все его движения были плавными, неторопливыми.
Пока молоко грелось, Хуа Чэн сел напротив Се Ляня и, подперев голову руками, с улыбкой смотрел на него. Се Лянь в ответ тоже счастливо улыбался, и ему хотелось, чтобы этот момент длился как можно дольше: так спокойно, тихо и совсем-совсем нестрашно.
Через несколько минут Хуа Чэн поставил перед ними обоими две кружки с горячим шоколадом и тарелку с пирожками с повидлом — любимым лакомством Се Ляня. Он мог запросто съесть чуть ли не десять пирожков за раз, но, несмотря на количество съеденного, мужчина никогда не толстел, хотя Хуа Чэн хотел бы, чтобы Се Лянь прибавил хотя бы несколько килограмм — таким худым он был, особенно спустя несколько лет заточения и пыток. Хуа Чэн радовался, как ребёнок, которому дали конфетку, когда смотрел, как Се Лянь с аппетитом ест один пирожок за другим. А Се Лянь удивлялся, откуда у его возлюбленного такой большой запас свежей выпечки.
Се Лянь обратил внимание, что Хуа Чэн не пьёт свой горячий шоколад, а вместо этого смотрит на него, Се Ляня. Мужчина улыбнулся и протянул пирожок Хуа Чэну.
— Сань Лан, попробуй, — попросил он, и Хуа Чэн тут же, не раздумывая, откусил небольшой кусочек пирожка, который держал Се Лянь. А потом вдруг ткнул в уголок своего рта. Се Лянь забавно повёл бровями, не понимая, что имел в виду Хуа Чэн.
Тогда мужчина потянулся к Се Ляну и поцеловал его в уголок губ, который, как оказалось, испачкался в повидле.
— М-м, сладко, — облизнув свои губы, сказал Хуа Чэн.
— Что сладко? — переспросил покрасневший Се Лянь, который за все эти годы так и не смог привыкнуть к таким внезапным поцелуям и смущающим словам, которые говорил его Сань Лан.
— Губы гэгэ сладкие, — улыбнулся Хуа Чэн, выглядя довольным, как подросток, сотворивший шалость, а не как взрослый мужчина, отметивший свой двадцать седьмой день рождения.
— Сань Лан… — протянул Се Лянь, смущаясь ещё больше.
Они ещё некоторое время посидели на кухне, а потом Хуа Чэн отнёс Се Ляня обратно в спальню и лёг рядом, укрывая их обоих одеялом. Се Лянь положил голову на руку Хуа Чэна и, свернувшись калачиком, быстро уснул. Рядом с Хуа Чэном он всегда засыпал в мгновение ока. Хуа Чэн же каждую ночь некоторое время смотрел на спящего Се Ляня, прежде чем сам закрывал глаза. Он искал его шесть долгих лет.
Шесть долгих лет сходил с ума, не зная, жив Се Лянь или нет.
Шесть долгих лет кошмара. Хуа Чэн боялся отвечать на все звонки, опасаясь услышать новости, после которых он сам не сможет жить.
Шесть долгих лет ожидания.
Теперь они уже пять лет прожили вместе. За это время произошло слишком много всего, многое поменялось. Но одно осталось неизменным — он по-прежнему смотрел на своего гэгэ с восхищением и обожанием, относился к нему, как к самому важному сокровищу. После стольких страданий Хуа Чэн был готов сделать всё ради Се Ляня: осушить все моря и океаны, сдвинуть горы и даже уничтожить Небесное царство. Лишь бы только гэгэ окончательно оправился и больше никогда не знал, что такое боль.
В пять часов утра Хуа Чэн проснулся от звонка мобильного телефона, номер от которого был только у определённого количества людей. Подозревая, что что-то случилось, Хуа Чэн всё же поднял с неохотой трубку и шёпотом, чтобы не разбудить Се Ляня, поздоровался.
— Председатель Хуа, простите за ранний звонок, но я должен был сообщить вам, что тот человек сбежал из тюрьмы сегодня ночью.
Хуа Чэн давно забыл, что такое страх. Но в этот раз его сердце пропустило удар, и он с тревогой посмотрел на Се Ляня. Тот всё же проснулся и, потирая кулаком заспанные глаза, спросил:
— Сань Лан, что-то случилось?