Любит

— Можно я скажу, как горжусь тобой? — спрашивает Фиона, смотря в глаза младшего брата. Она видит там страх, грусть и долю отчаяния, от того вздрагивает — слишком уж пацан мал, чтобы чувствовать разочарование в жизни. Но потом сестра вспоминает, что он недавно вышел из колонии, и он в прошлом наркодиллер, поэтому мысленно усмехается. Карл смотрит на Фи с неким презрением. Он не считает, что старшая поймет, что сможет дать дельный совет, которого он точно не хочет (а Фиона даст — в этом ее суть). Галлагер думает, что сейчас его начнут упрекать в том, что нужно быть лучше и жить обычной жизнью, которая ему не особо доступна. Но когда в глазах сестры читается только любовь и забота, то Карл вздыхает и молча, но не уверенно кивает. Фиона сжимает его в теплых объятиях, а в нос ударяет запах — тот самый, такой теплый и родной. Брюнет вспоминает, что не обнимал ее слишком уж долго, да и жизнью никогда особо не интересовался — а какое дело до этого, если в комнате есть более увлекающие занятия? Но девушка никогда не сердилась, она понимала, что Карл, он обычный пацан, который просто хочет забавляться и жить своей жизнью. Она никогда не лезла к нему с ласками, но не упускала момента обнять брата, когда такой выпадал. Фиона любит Карла, знает, что он в курсе этого — другого не нужно. А Галлагера совесть терзает, когда он ненароком замечает слезы на щеках кудрявой в четыре ранних утра. Она сидит на крыльце дома, закуривая сигарету, бесшумно всхлипывая — не дай бог кого разбудит. Внутри что-то сжимается и кричит, что надо подойти, только вот почему-то он просто уходит обратно в комнату, надеясь, что сестра сама придет, если нужно будет поговорить. Но Фиона не придет, потому что это она, как порядочная старшая сестра, должна успокаивать и крепко держать за плечи, говоря, что «все будет хорошо, к черту проблемы», но явно не её. Девушка привыкла постоянно сидеть у двери младших, стуча по пятнадцать минут, надеясь, что особо страшного-то не произошло, а так, какой-нибудь пустяк. Карлу тошно от того, что все в доме говорят, как хорошо жить без Фионы, ведь она ушла — просто не выдержала того, что ее послали, когда девушка попросила о помощи. Галлагер стоит минут десять около ее спальни, где уже разлегся Фрэнк, думая о том, что это все чертовски не правильно, и спать здесь должна только лишь их Фи. — Ну, что, легче стало без нее? — спрашивает Карл, смотря на Липа, который возмущался на сестру громче всех, а потом переводит взгляд на Йена, что предлагал десять тысяч за то, чтобы избавится от кудрявой (может и в шутку, но то, что он говорил, подколом явно не считалось). — Фиона ведь нас на ноги поставила, а мы с ней, блять, вот так. Карл помнит, как она усидчиво терпела, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не сорваться на крик, когда он ненароком опрокинул кастрюлю с супом, а потом убежал. Или когда его опять поймали за избиение, легкое правда, но старшую снова вызвали в школу. А придя, она не сказала ни слова, лишь крепко обняла, дав затем подзатыльник и сказала, «Прекращай так делать, ладно? Люблю тебя». Сколько бы херни Галлагер не творил, Фиона никогда не ругалась, не срывалась, и не дай бог, поднимала руку. Она просто печально улыбалась и говорила, чтобы он заканчивал. Но он никогда не слушал. А потом видел в глазах сестры грусть и молчание, пробегая мимо. Ни разу не остановившись. И единственный максимум, на который способна девушка, так это просто молчать, но продолжать смотреть взглядом, полным любви. — Ты куда? — спрашивает семья, когда Карл подскакивает посреди ночи и одевает куртку. Его терзают и томят мысли, он не может сомкнуть глаза, зная, что почему-то никогда не показывал свою любовь. Единственный раз, когда думал, что у него рак — на грани, якобы смерти. — Я за Фионой, за сестрой нашей. Хочу сказать, как сильно ее люблю. Галлагер любит ее, просто не знал, как это показать. Не думал, что это важно, думал она знает. Она-то знает, но грустная улыбка все равно каждый раз выходила на лице. Карл, наверное, любит ее гораздо больше чем Монику, ведь Фиона что всегда заботиться о каждом, но никогда не заботиться о себе.

Карл любит ее, как родную мать.