Новые узы

Сон не требуется Хранителям в той же мере, что и людям. Благодаря силе колец и посещению особых мест, расположенных в Беловодье, те, что некогда были служителями Изначальных, могут бодрствовать неделю, почти не теряя магической мощи. Однако после проведения целого ряда ритуалов, забирающих энергию, телу необходим отдых, а душе – посещение высших миров, где она вновь наполняется силами. Тем более если вскоре предстоит непростой бой с опасным противником. Завтра полнолуние, завтра наступит переломный момент в судьбах и Земли, и Беловодья. Или Хранители остановят предводительницу Умбры, защитив жизни миллионов, сохранив планету и доказав, что способны еще на что-то, помимо бесконечных интриг, или же начнется долгая, изнурительная война, в которой еще неизвестно, кто одержит победу. Для Беловодья поражение в битве с той, что известна под именем Агапа, будет означать, что называющие себя наследниками Изначальных не справились с возложенной на них задачей. Даже те, кто думал не только о себе, но и о вверенных ему людях. Задача предстояла крайне серьезная, было отчего заволноваться и своими беспокойными мыслями отпугнуть Морфея. И если бы это было единственной причиной… Когда Кирилл ушел, Наира вновь попробовала уснуть, в чем потерпела неудачу. Мысли Хранительницы вертелись вокруг Умбры, в голове призраками проносились картины прошлого. «Демоны», как их называли земные маги, были страшны не только тем, что убивали простых людей или же превращали их в рабов. Вибрации их мира были разрушительными, и в тех местах, где умбриты начинали возводить свой новый дом, Земля испытывала удар, сравнимый разве что с радиоактивным заражением. Там постепенно умирала природа, а то, что оставалось, подвергалось почти необратимым изменениям. Леса, будто иссушенные зноем, а затем опаленные пожаром, перерождались в новом качестве, становясь черными, точно высеченными из обсидиана – красивыми как произведения искусства, но внушающими безотчетный страх, точно сошедшими со страниц какого-нибудь готического романа. Менялась вода, превращаясь в темную субстанцию, от которой часто исходил туман. На смену земным животным – погибшим или бежавшим из тех краев – приходили иномирные, внешне напоминающие обычных птиц и зверей, но на деле совершенно другие, живущие по своим законам и подчиняющиеся только умбритам. Множество сказаний и легенд о демонических созданиях, о проклятых местах, в которых людям становится плохо – всё это было создано народной памятью, описывающей реальные события. Благодаря особым амулетам, люди Земли могли жить в покоренных умбритами регионах, однако, лишенные магической защиты, умирали в течение нескольких минут. Это было очень удобно для захватчиков – кто из рабов сможет поднять бунт, если его жизнь зависит от маленького колечка, браслета, ожерелья, подозрительно напоминающего ошейник? Достаточно оборвать питающую оберег магию – и жертва будет корчиться в страшных муках, моля о пощаде… Наире приходилось видеть всё это, и ни за что на свете она не хотела, чтобы кошмар повторился. От враждебных вибраций Хранителей защищала сила колец, но даже с ней долго находиться в местах, где Умбра оставила свой след, было непросто. Наира помнила, как чуждая ее миру энергия давила на виски, впиваясь в них раскаленным обручем, как воздух точно резал легкие ножом, как было тяжело сделать лишний вдох, как быстро таяли силы, с каким трудом давалось каждое примененное заклинание, как издаваемые йоронами – так окрестили маги Беловодья летучих слуг умбритов – крики кинжалами вонзались в мозг, порождая страх и неуверенность в себе. И ведь это были только битвы на границах двух миров, в зоне «прорех», откуда постепенно расползалась по Земле умбрийская зараза, меняющая мир себе под стать. Наира и не ведала, каково было бы сражаться с такими противниками на их территории. Но именно это испытал на себе небольшой отряд воинов и магов Беловодья, отправившихся туда под предводительством Клавдия и Хродмара. Закрыть врата только со стороны Земли не представлялось возможным, умбриты силой магии удерживали двери открытыми в своем мире, требовалось запечатать их еще там. На двух Хранителей и два десятка их помощников смотрели как на смертников, но тогда забота о людях еще многое значила для бывших служителей Изначальных. Пронзая столетия, память о том долгом, бесконечно долгом вечере вновь воскрешала перед взором Наиры минувшие события. Дворец Хранителей замер, окаменел, точно его коснулся взгляд Медузы-Горгоны. На площади перед ним стоят люди. Мужья, жены и дети ушедших с Клавдием и Хродмаром магов и воинов. На лице каждого из них – надежда, что родной им человек вернется, хотя все понимают, что это поход в один конец. Отчаянные храбрецы знали, на что идут… но невозможно заставить их близких перестать верить в их возвращение. Наира завидует тем из Хранителей, кто занят сейчас делом и может не думать о том, что творится в параллельном мире. Верона через Алтарь Единства установила контакт с отрядом и ворожит, даря ему дополнительные силы. Эдмон и Расмус на Земле, они готовятся запечатать Врата там, как только дождутся условного знака, а пока сторожат, чтобы никто не помешал этому важному ритуалу. Стефания, на лице которой нет ни кровинки, разрывается между тем, чтобы отправиться туда же, и необходимостью давать силы через обряд. Даже обычно невозмутимый Вигус хмурится – он готовится к худшему. Наира и Трэвис стоят здесь же, у алтаря, и раз в пять минут каждый из них подходит к лазурному столпу, поднимающемуся из жертвенника, и подносит к нему свое кольцо. Силы Хранителей убывают – они преобразуются в энергию и уходят в Умбру, к отправленным туда воинам и магам. Сияние пока не потеряло свой цвет – значит, кто-то из ушедших за завесу еще жив и ему требуется поддержка. Но по уносящемуся ввысь столпу то и дело пробегают багровые змейки – это пролилась чья-то кровь и кому-то вернуться уже не суждено. – Не трать слишком много сил, – Трэвис мягко, но решительно удерживает Наиру, когда она, повинуясь порыву, пытается подойти к алтарю два раза подряд. – Если у них не получится, вся надежда на нас. Мы не имеем права остаться обескровленными. Это понимает и Стефания, которая предельно четко следует обряду, несмотря на то, что там, в Умбре, возможно, погибает ее любимый мужчина. И лишь черные круги вокруг глаз говорят о том, чего стоят ей эти усилия. Вынужденное бездействие и томительное ожидание – худшие из пыток. Наира сама не замечает, как губы начинают шептать молитву Изначальным. Трэвис, чувствуя ее состояние, обнимает ее за плечи. В другое время она не позволила бы это делать при всех, хотя об их отношениях знают в Беловодье все – от обитателей дворца до держателей пригородных таверн. Но сейчас всё кажется неважным, мелочным – всё, кроме судьбы двадцати двух человек, ушедших в Умбру. И судьбы Земли, для которой Хранители – единственная надежда, потому что прореха слишком велика, потому что земным магам одним не справиться, потому что уже и так было слишком много жертв. По лазурному столпу разливается красное сияние, будто в стакан с кристально-чистой водой плеснули вина. На мгновение Наире кажется, что он весь окрашен кровью, но затем Хранительница видит, что центр остался нетронутым. Кто-то еще остается в живых, кто-то еще борется. Вырвавшись из объятий Трэвиса, она бросается к столпу и касается красного потока своим кольцом. Его свет слишком слаб, чтобы растопить это кровавое месиво, однако тоненькому лучику всё же удается пронзить его и дотянуться до лазурной сердцевины. На долю секунды возникает ощущение прикосновения к чьему-то сознанию – замутненному, медленно ускользающему, и вслед за этим Наира сама чувствует слабость. Она выплеснула слишком много энергии. Трэвису приходится поддержать ее, когда она отходит от столпа, уступая место Стефании. В ее взгляде Наира читает благодарность. В последнюю сотню веков отношения между Хранителями стали напряженными, они разбились на группы, сотрудничающие лишь по необходимости. Но перед угрозой Умбры сплотились все, даже Хродмар и Клавдий, ненавидящие друг друга с тех пор, как под натиском северных орд пало любимое детище последнего – Западная Римская империя. Но сейчас даже это не важно. Какая разница, под чьей властью будет Средиземное море, если вскоре земных цивилизаций может не стать вообще? – Ты с ума сошла, – шепчет Трэвис, но в его голосе звучит не упрек и тем более не гневное обвинение, а беспокойство и забота. – Кто присмотрит за твоими славянами, если ты погибнешь? Он знает, как Наира печется об одном из земных народов, в котором видит будущую силу и которому передает не только знания – это другие Хранители уже не раз преподносили своим воспитанникам, – но и те законы, благодаря которым процветает Беловодье. Возразить нечего, поэтому Наира закрывает глаза, чтобы не видеть окутанный красной каймой столп, и, опираясь на плечо Трэвиса, продолжает шептать молитву. Они все почти одновременно чувствуют, как в одной из башен открывается портал, и один за другим устремляются туда, оставив лишь Верону, которой нельзя слишком резко обрывать обряд. Зрелище, которое открывается перед ними, заставляет сердце сжаться. На вершине башни они видят Клавдия – живого, но точно вернувшегося с того света. Он бледен, как полотно, волосы, еще недавно темные, с редкими проблесками седины, теперь все побелели, на теле кровоточащие раны, доспех изорван так, будто сделан из бумаги, на закрепленном на груди зерцале, призванном отражать магические удары, трещины. А ведь над этой броней корпели талантливые кузнецы, ее зачаровывали лучшие маги – и менее чем за полчаса она была превращена в решето. Клавдий роняет на каменный пол дымящийся меч и, напрягая последние силы, уже не телекинезом, а руками, точно обычный смертный, выволакивает из портала раненого Хродмара, на которого и вовсе не хочется смотреть. Доспех залит кровью, в районе живота сквозная рана, которую Хранитель тщетно пытается зажимать руками, чтобы удержать собственные внутренности. На левой ноге открытый перелом, правая неестественно вывернута, будто у куклы, с которой позабавился злой ребенок. Но страшнее всего выглядят лицо и кисти Хродмара – они сплошь покрыты черной сеткой и, кажется, вот-вот готовы рассыпаться, будто сделаны из песка. Это – характерная печать разрушительной магии Умбры, после которой крайне трудно восстановиться даже магу. Портал захлопывается, и все понимают, что больше некому возвращаться. – Врата… запечатаны… Но больше никто… мертвы… все… – с трудом выговаривая слова, бормочет Клавдий, в изнеможении опускаясь на землю. Его взгляд становится отсутствующим, лишь усилием воли он остается в сознании. Хродмар едва дышит, огонек в его кольце слабо мерцает. Ему требуется срочная помощь, иначе на следующем закате его тело предадут огню в Храме Прощания, а душа уйдет в высшие миры. Клавдий оправится от ран, в этом нет сомнения, но Наира уверена, что последствия посещения Умбры еще долго будут давать о себе знать. Из портала появляется Верона и, спешно отдав приказания замершим у парапета стражникам, опускается рядом с Хродмаром на колени. Хранительница начинает борьбу за его жизнь, не менее отчаянную, чем та, которую он вел с умбритами. Наира помогает своей наставнице: с ее рук слетают целительские заклятия, что останавливают и восполняют кровь, сращивают сосуды и ткани, ставят на место суставы, склеивают сломанные кости. Как странно и горько – спустя несколько веков она обратит в сторону Хродмара уже смертельные сгустки энергии – испепеляя его, пронзая молниями. Он был приговорен, и у нее были свои мотивы, но до сих пор страшно и больно вспоминать о том, как вшестером они убивали одного… Пока они заняты Хродмаром, Стефания помогает измученному Клавдию. Четверть часа спустя вернувшиеся Расмус и Эдмон подтверждают, что со стороны Земли Врата запечатаны тоже. Хродмара, чья жизнь наконец не висит на волоске, уносят слуги. Верона и Вигус идут с ними, а на уставшую Наиру ложится очередная непростая задача – выйти к собравшемуся люду и сообщить сразу две вести. Одну – окрыляющую сердце: угрозы Умбры больше нет, война совсем скоро закончится. Вторую – ужасающую: никто из двадцати помощников Хранителей не вернулся, их тела остались в чужом краю, а за души придется долго молиться, чтобы они, выбравшись из враждебного им мира, нашли путь домой, к сонму своих предков. На глазах Наиры уходили цивилизации, она была свидетелем гибели тысяч, сотен тысяч людей. Еще прислуживая Изначальным, она сталкивалась с порождениями иных миров и уже тогда привыкла к мысли, что эти столкновения всегда будут требовать жертв. Что по сравнению с минувшими трагедиями и с тем, скольких потерь удалось им сегодня избежать, два десятка защитников Беловодья, не вернувшихся домой? Но ведь для каждого из близких – это целый мир, безвозвратно утраченный. Как бы она чувствовала себя, если бы погибли Верона или Трэвис? Слова звучат искренне, но Наира понимает, что заверения в необходимости жертвы, в мужестве тех, кто отдал свои жизни за Землю, – слабое утешение. И от того, что люди благодарят ее – да за что? – на сердце становится еще тяжелее. А потому Хранительница чувствует облегчение, когда все расходятся и она может наконец вернуться во дворец. Спустя сутки, когда Клавдий более или менее приходит в себя, они расспрашивают его. Никто, кроме него с Хродмаром, не возвращался живым из Умбры. Как там? – Лучше вам не знать, – говорит Хранитель, чьи волосы теперь всегда будут хранить память о посещении чужого мира. – Он по-своему красив, но эта красота убивает. Всё равно что смерть явилась бы в облике прекрасной женщины и, закружив тебя в страстном танце, обратила в прах... – он на какое-то время умолкает, словно собираясь с мыслями. – Их женщины-маги могут быть опаснее мужчин. Хорошо, если у тебя есть оберег… – на мгновенье его взгляд останавливается на Стефании, и на губах появляется слабая улыбка. Клавдий крайне редко улыбается, поэтому не заметить этого попросту нельзя. – Так понимаю, у Хродмара его не было, – в свою очередь улыбается Эдмон, однако его улыбка никогда не свидетельствовала о том, что он искренен. – И он в полной мере вкусил плоды запретной любви. Поэтому и пострадал. – Почему бы тебе не расспросить об этом его? – довольно грубовато отвечает Клавдий. – Но правда в том, что гипнотическое воздействие умбритов велико. По сравнению с ними мы сильно зависимы от эмоций. А для них это что шахматные фигурки, которые они умело расставляют на доске, чтобы поставить нам шах и мат. – Весьма любопытно, – Вигус проявляет особенную заинтересованность по отношению к ментальным умениям умбритов, по крупице собирая целостную картину. Как казалось всем тогда – ради защиты Беловодья и Земли. Как оказалось впоследствии – для своих личных нужд. Хродмара, конечно, тоже будут расспрашивать, но он так и не расскажет ничего, стоящего внимания, повторяя то же, что и его спутник. Но Наира до сих пор уверена, что Хранитель не был до конца честен. Тень Умбры наложила свой отпечаток на жизнь Хродмара, что-то навсегда изменив в нем. Возможно, именно с той войны начался его путь к собственной погибели… – Умбриты в своем мире страшно сильны, воевать на их территории – безумие, – Клавдий делает неутешительный приговор. – Без знаний Изначальных даже кольца – слабая подмога. Мы выжили с Хродмаром только потому, что остальные принесли себя в жертву. Клавдий и Хродмар – сильнейшие боевые маги, но даже они оказались не готовы к тому, с чем столкнулись. Один за другим все Хранители понимают, как уязвимы стали без поддержки Изначальных. И, возможно, именно в тот момент мысли об Источнике Познания с новой силой привлекают их. Рожденная осознанием своей слабости и впоследствии закрепленная желанием единоличного могущества идея получить знания во что бы то ни стало вскоре толкнет их на страшное преступление. На создание первого имаго. У них было хорошее оправдание – защищать Беловодье и Землю от умбритов и порождений других враждебных миров. Взять знания, не убивая имаго, а наоборот, воспитать его так, чтобы он стал заменой ушедшим из жизни Хранителям. Наира сама не заметила, как некогда благородный повод сделался почти для всех ее соратников не более, чем красивыми словами, и как из защитников они стали превращаться в убийц. А Земля… В XV веке ее ждало новое вторжение, но на этот раз оно было не таким масштабным. Как ни странно, но умбриты тоже потеряли часть своей силы. Возможно, в их мире имела место борьба за власть, приведшая к утрате знаний, возможно, произошла какая-то катастрофа – как бы там ни было, прореха оказалась небольшой и не поддерживалась с другой стороны. Ее достаточно было запечатать с Земли. Это, наверное, и спасло планету, потому что Хранители уже не рвались защищать ее. – Им пора самим решать свои заботы! – отмахивался Клавдий. Тот самый Клавдий, который когда-то, не раздумывая ни секунды, решился на опасную вылазку, который похоронил на первой войне своего сына. – Мы дали им знания, так пусть наконец применят! Хродмар был давно мертв, Верона давно ушла, давно покинул Совет и Расмус. Наира и Трэвис отдалились друг от друга. Вигус, Эдмон и Стефания были озабочены своими проблемами. Нельзя сказать, что помощи не было совсем – Клавдий всё-таки снабдил землян оружием, остальные давали советы магам Алтая, Наира оказывала поддержку целителям. Никто не препятствовал отрядам добровольцев, среди которых были и воспитанники Хранителей, перемещаться через Врата на Землю и воевать. Наира подозревала, что и Муасынкх появился не без подсказок беловодцев – слишком большая сила была в нем заключена, слишком уж много знал о нем Совет, столетия спустя испытав им нового имаго – Кирилла. Однако ничего уже не напоминало о прошлой кампании против Умбры, о былом единстве, что присутствовало между Хранителями и теми, кого они были призваны защищать. Наира почти тосковала о трудных и тяжелых годах той первой войны, когда общая беда сплотила их всех. Но поделать ничего уже не могла… тогда. Сможет ли теперь? Ей иногда казалось, что Изначальные не ушли насовсем, что они, быть может, из других миров наблюдают за слабыми попытками бывших слуг получить знания и стать новыми богами. Наблюдают – и то и дело подкидывают свои карты, смешивая Хранителям весь расклад. Ведь не странно ли, что порожденная угрозой Умбры идея создать имаго, который получил бы необходимые для такой борьбы знания, осуществилась именно тогда, когда снова на Земле вот-вот могли открыться новые врата? Свиток Аргона – мощная сила, она создаст не слабую прореху, это будут стабильные двери, которые так просто не закрыть. И кто знает, как за прошедшие века изменились умбриты, может, они возродили потерянные знания и снова сделают систему «двойных врат»? И, самое главное, что ожидать от Кирилла, от бывшего имаго, получившего знания и занявшего пост Хранителя? В нем кровь его истинных родителей, в нем память о тех искушениях, перед которыми они когда-то не устояли. Кирилл запечатал Зеркальщика, он однажды уже закрыл врата, но не решит ли, что ему достаточно и своих сил, чтобы бороться с врагами Земли и Беловодья? Не решит ли устранить возможных соперников – так, как когда-то устраняли их сами Хранители? Они ему никто, ему незачем их жалеть. А еще Кирилл невольно, как и Хродмар, связан особыми отношениями с жительницей Умбры. Эта связь может дать знать о себе в будущем. Она должна дать о себе знать! Наира никогда не стремилась к единоличной власти, однако у нее были свои слабости, которые однажды уже привели к трагическим для нее самой и Земли последствиям. Ее чрезмерное доверие. Ее чрезмерное желание возродить Беловодье, вернуть его таким, каким оно было при Изначальных. Именно эти стремления толкнули ее шестьсот лет назад на необдуманные и опасные решения. Как не повторить ошибок? Трэвис предупреждал ее о том же, однако тогда, в Храме Прощания, Хранительница решила, что всему виной его личная неприязнь к Кириллу. Но ведь он предостерегал ее и шестьсот лет назад, и она так же думала, что в нем всего лишь говорит ревность. Вот только Трэвис оказался прав, до боли прав… Мысли Хранительницы, против ее желания, от воспоминаний о стародавней войне с Умброй переместились к посещению Кирилла, от которого ее до сих пор пробивала дрожь. *** Гладь воды приходит в движение, и Наире требуется всё ее самообладание, чтобы не отшатнуться. То ли время невероятным образом повернуло вспять, то ли с ней решило поговорить далекое прошлое, иначе как объяснить, что из воды на нее пристально смотрит белокурый юноша? На первый взгляд он не старше Кирилла, но испытующий взгляд зеленых глаз, волевой подбородок, резкие, будто высеченные из камня черты лица выдают в нем человека, который знает, чего ищет, чего ждет от жизни, который привык добиваться своего. Его не сломило даже пережитое унижение, когда все Хранители, кроме Расмуса и Вероны, устроили ему проверку, на деле желая просто растоптать, указав на его истинное, по их мнению, место. Он не пал духом, даже потеряв возможность получить желанное кольцо, которое, как считала когда-то Наира, он по праву заслужил. И она верила всей душой, что однажды он сможет надеть его на палец, что восторжествует справедливость. Может ли вода устанавливать связь с мирами по ту сторону бытия? Могут ли через нее говорить призраки? В следующий миг лицо преображается, и на Наиру глядит Кирилл. Он совсем другой, нежели его призрачный собрат из прошлого. Несмотря на все испытания, на пройденный Источник, на меньше чем за день повзрослевшие глаза, в Кирилле всё еще видится мальчишка. Не озлобившийся, искренний и в радости, и в злости, колеблющийся. Но не обман ли это? Что ему нужно? И так поздно, в момент, когда Наира уже отправилась спать и ее защита ослаблена? – Мы можем поговорить? – спрашивает Кирилл. – Наира, нам надо поговорить! Это срочно! – вторит ему призрак, снова появляясь на водной глади. Какое-то наваждение! Более всего хочется махнуть рукой, обрывая контакт – с миром Земли, с миром мертвых. Боязно открывать портал, впуская неизвестность к себе в кабинет. Переборов себя, Хранительница принимает решение. Она должна понять, что с ней творится, почему этот призрак внезапно решил ожить. – Ладно, приходи… Простые слова, но рука, вычерчивающая кольцом знаки двери, невольно вздрагивает. Кто явится Наире оттуда? Едва открыв портал, она спешит отойти, внутренне готовясь к обороне. Видят Изначальные, ей не страшен обычный призрак – сгусток энергии, оставшийся от живого человека. С помощью кольца его нетрудно одолеть. Но если призрак связан с тобою нитями эмоций – боли, сожаления, предательства, – то поединок предстоит непростой. Кольцо направлено прямо на портал, однако Наира отводит руку, когда видит, что в кабинете появляется Кирилл. Не с кем сражаться. Наверное, всему виной усталость и проклятый хрономираж Каффы. Они являют облик того, кого давно уже нет, но с кем душа, против собственного желания, сохранила связь. – Садись, – Наира всё же не спешит приближаться и располагается у окна. Кирилл не принимает приглашения или даже не слышит его – он с почти детским интересом разглядывает кабинет, отчего непроизвольная улыбка касается губ Хранительницы. Она ловит его взгляд, устремленный на фантом Антея. Когда-то, много-много веков тому назад, ее тоже изумили повисшие в небе Беловодья светила. Теперь Наира уже привыкла к ним, даже странно не видеть их на Земле. Повинуясь внезапному порыву, она рассказывает о той из сфер, что видна за витражным стеклом, оборачивается к Кириллу, чтобы увидеть его реакцию… – Смотри, как сияет Антей! Точно хочет дотянуться из Беловодья до своей матери… Призрак, в его глазах беспокойство. Он волнуется о судьбе Земле в той же мере, что и его наставница. И пришел потому, что знал, что она откликнется на его зов. Но стоит моргнуть, и на его месте опять стоит Кирилл. Пальцы Наиры сжимают шерстяной плед, по телу пробегает холодная волна. Приходится сделать над собой усилие, чтобы голос звучал ровно и Кирилл не заметил, как она дрожит. – Так о чем ты хотел поговорить? Наивно прятаться от того, кто прошел Источник. Расмус говорил, что через прикосновение Зеркальщик увидел мысли своих родителей – и потому взбунтовался. Но взгляд Кирилла таков, словно ему и не нужен тактильный контакт, словно он и без него видит всё. И от этого Наире становится не по себе. Теперь она понимает, что чувствовал юный имаго, узнав, что за ним долгие годы наблюдали… – Я всего лишь на пару минут… – Я не займу у тебя много времени… Это становится невыносимым. Кирилл просит прощения за свое поведение на Совете, и вслед за ним говорит призрак, занимая его место, сливаясь с ним в сознании Хранительницы. Умоляет простить, что ушел тогда, не попрощавшись, не поблагодарив за излечение, что прятался от нее, потому что она видела его боль и унижение. – Я хотел быть сильным. Ради тебя, Наира. Чтобы ты гордилась мной! Но сбежал… оказавшись слабаком… – он стискивает зубы, опускает взгляд. Такая искренняя скорбь, такое неподдельное сожаление. И она поверила, и кинулась поддержать, и распахнула сердце... Больше такой ошибки она не совершит. Если еще раньше не сойдет с ума. – Ты пришел только ради того, чтобы извиниться? – Ты ведь не только за этим пришел? – звучат в голове ее собственные слова, сказанные когда-то. – А разве это не важно? – Нам важно прояснить всё между нами. Все недомолвки, обиды. Ты ведь сама учила меня этому, – на лице юноши грустная улыбка. – А я не слушал, думал – зачем? Как это поможет мне стать лучшим из магов? Теперь я понимаю, как ты была права. Ты всегда была права. Как она могла поверить ему?! Воистину сердце верит тому, что хочет услышать. Особенно от того, кто небезразличен. Наире всегда хотелось, чтобы любимый ученик понял, как важно сотрудничество, что один в поле не воин. И он понял – понял, как ей манипулировать, говоря правильные слова! И вот Кирилл тоже говорит правильные слова, которые так хотелось услышать от него с тех пор, как у замороженного Источника он мрачно посмотрел на нее как на чужую, будто дал пощечину. Слишком быстро он понял, слишком быстро пришел извиняться… Сердце хочет верить, а разум предостерегает. Ведь так уже было. Кирилл протягивает ей руку – и его движение повторяет призрак. Первый серьезен, точно совершает важный ритуал, второй улыбается. Тепло, участливо… лживо. Протянутая рука – старый, как и все человеческие миры, жест, когда-то означавший не просто формальное пожатие, как это принято теперь у смертных, но доверие. Через прикосновение можно подарить энергию, но можно и убить. Или же… прочитать мысли. Изначальные умели это делать, их служители потеряли этот дар и разучились распознавать своих врагов. Вот и Наира тогда не смогла разгадать, кто стоит перед ней. И сейчас, столетия спустя, она вновь ощущает, как ее ладони касаются холодные пальцы, как ее руку подносят к губам и запечатлевают поцелуй, от которого когда-то по сердцу разлилось тепло, а теперь тяжело вдохнуть. И даже кольцо не подает никакого знака, излучая спокойный оранжевый свет. Вместо того, чтобы протянуть руку Кириллу, Наира едва удерживается от того, чтобы не спрятать ее за спину. В глазах Кирилла отражается непонимание, ведь он не знает, что его образ двоится в глазах у Хранительницы. Может, рассказать ему всё, может, вместе они смогут прогнать призрака прошлого? Но если Кирилл узнает, что, вернее, кого Наира невольно сотворила шестьсот лет назад, не разочаруется ли в ней? Не скажет ли – я думал, ты другая, а ты такая же, как они! Их дружба может оборваться, так и не начавшись… Нет, нельзя этого делать, только не сейчас, когда их союз так нужен Земле и Беловодью. Внезапная догадка заставляет сердце Наиры сжаться. Рассказывать даже не требуется, Кирилл всё может прочитать, коснувшись ее руки! Ее тревогу, смятение, чувства! – Я никогда не сделаю это без твоего согласия, – уверяет он ее. – Я клянусь. – Я буду с тобой до конца, чем бы всё ни закончилось. Я клянусь, – обещает призрак, по-прежнему сжимая ее руку. Пальцы начинают деревенеть, будто на тридцатиградусном морозе. И ведь он не солгал! Действительно был с ней до конца, равнодушно наблюдая. А она и не предполагала, что всё могло так закончиться. Нет, она не коснется руки Кирилла, но не станет и дальше томить его ожиданием – его взгляд и без того напряжен и растерян. Если бы только она была уверена в нем… В том, что ему можно доверить свою историю, доверить свою жизнь. – Я согласна, начнем всё сначала… Его рука безвольно падает вниз. Призрак разжимает пальцы, отпуская руку Наиры, и остывшую кожу словно покалывают иголки. Так бывает, когда с холода вошел в теплую избу. А Кирилл… он видит, что собеседница отгораживается от него. Видит и не понимает. Уйди же, сейчас не время говорить! Но он делает именно то, чего Наира опасается. – Что случилось? Какие-то проблемы? – Ты сомневаешься? В чем? Что мы не справимся? Или же… во мне? Если бы она могла ответить Кириллу! Если бы в комнате не было третьего лишнего, который непрошенным вторгается в разговор, каждый раз становясь между ними. Наира отводит взгляд. Она не хочет смотреть в глаза призрака, такие взволнованные, такие живые. Не хочет отвечать Кириллу. Да и не может. Озябшие пальцы хочется засунуть под плед, чтобы отогреть. Но как согреться самой, когда от всего происходящего ее бьет озноб? Кирилл почему-то молчит, чего-то ждет. – Я думаю, тебе пора… – совсем не это сказала бы она ему, не преследуй ее призрак. Наира так искала доверия Кирилла, а теперь гонит его прочь, будто он ей совсем не нужен, своими руками разрушая то, что этот юноша пытается выстроить. Больно и грустно. – Я могу как-то помочь? «Да! – кричит внутренний голос. – Кирилл, я устала быть преданной, я не понимаю, почему близкие, самые дорогие мне люди пользуются моей любовью – и убивают меня, убивают всё то, о чем я забочусь… Просто поговори со мной, может, мудрость Источника даст мне ответ?» – Я хочу помочь, я всё сделаю, чтобы помочь… Земля не справится без нас, Наира… Люди уже сейчас погибают, и этот кошмар будет длиться годами, если не закрыть прорехи… Призрак вновь говорит – и вновь напоминает о том, чего стоило ее доверие. Боязнь ошибиться и привычка защищаться заставляет Наиру отвечать Кириллу совсем по-другому. Действительно, почему он желает ей помочь, хотя всего лишь пару дней назад отталкивал? – Помочь? Я не понимаю… И Наира не обманывает. Она в самом деле не понимает, что движет им. – Совету всё равно… они всё забыли… – ее голос предательски вздрагивает. – Я чувствую себя одним в поле воином… Я ведь даже не воин, – тогда, шестьсот лет назад, она позволила себе открыться. Сломалась, устала бороться в одиночку. – Ты не одна. Я вернулся, – юноша приближается к ней. – Всполохи в твоей ауре… – Кирилл делает шаг вперед. Наира знает, что последует за этим – она окажется в объятиях того, кого сама же и воспитала, кого учила долгие годы. Она запрещала думать об этих отношениях себе, запретила и ему, но даже у Хранителя есть свои пределы. Вот только это станет началом конца. Нельзя допустить этого! – Ты же обещал! – срывается с ее губ крик – обращение к своему прошлому, которое вновь утягивает ее к себе. Призыв к настоящему, что стоит перед ней. Ты обещал держать дистанцию, обещал быть просто учеником… обещал быть другом, обещал помогать… а не бить в спину! Ты обещал не лезть насильно в душу, которая сейчас словно вскрывшаяся рана. С руки срывается защитное заклинание, ставя перед Наирой невидимую стену. Точно можно отгородиться от собственного прошлого, точно можно его исправить! Точно это спасет ее от пронзительных глаз Кирилла. Образ юноши расплывается перед глазами, то и дело меняя свой облик, пока у Наиры не начинает кругом идти голова. Она уже не понимает, с кем ведет беседу, потому что прошлое и настоящее перемешались в ее сознании, став единым целым. У нее одна мысль в голове – только бы не упасть, окончательно выдав себя. Наконец на нее снова смотрит Кирилл, и словно издалека доносятся его слова о веритах, о Дантовой воде – слова, проделавшие долгий путь через прошлое, прежде чем дойти до ее сознания. По тону Кирилла кажется, что он действительно волнуется. Она на его месте сама бы заволновалась. Стараясь, чтобы голос звучал сурово, Наира начинает выговаривать ему. Она хочет, чтобы он не заглядывал ей в душу, хочет, чтобы держал обещания. На деле это ее уже мало тревожит – для волнений просто не остается сил. Кирилл в свою очередь что-то отвечает ей. То его тон холоден и резок, то в его словах проскальзывает теплота. Наире всё равно – его присутствие становится невыносимым, пока он рядом, с нею находится и призрак. Она сквозь века чувствует его объятия. Чувствует, как он пытается ее успокоить, крепко прижимая к себе, чувствует, как его губы касаются ее виска… От этого становится еще холоднее, и плед уже не спасает. Попытка отступить, вжаться в стену ни к чему не приводит. От собственных ошибок и чувств не убежишь. Тогда надо прогнать – не призрака, но Кирилла, его невольного «брата» из настоящего. И Наира опять говорит – о Трэвисе и веритах, об опасности, грозящей Земле. Тысячи лет, оставленные за спиной, и взращенное за них умение оставаться невозмутимой в любой ситуации дают свои плоды – ее голос звучит уверенно, во взгляде нет паники, манеры, как всегда, безукоризненны. Наира надеется, что хотя бы теперь Кирилл поймет, что ему действительно пора уйти. Желая помочь, он не помогает, лишь делает хуже. – Хорошо… В его взгляде – таком еще мальчишеском – печаль и разочарование. Когда Кирилл рисует в воздухе знаки двери, ей хочется его остановить, и она делает было шаг вперед… – Значит, встречаемся у Каффы. Береги себя, – призрак снова притягивает Наиру к себе, в прощальное объятие, и она в первый и единственный раз позволяет себя поцеловать… Хранительница закрывает глаза, слыша, как закрывается портал. Ощущение чужих рук на плечах, чужих губ на лице наконец пропадает, но холод остается. Наира медленно открывает глаза. Кабинет пуст, точно, уйдя на Землю, Кирилл забрал всех призраков с собой. Антей всё так же сияет за окном, его слабый свет проникает сквозь витражные стекла, сливаясь с мягким излучением кристалла-лазурита. Наира чувствует, что смертельно устала от всего этого, прошлое слишком невовремя решило напомнить о себе. Но сил идти куда-то – даже к Вероне – нет никаких, хочется лечь и просто уснуть. Метки в самом деле отняли у нее слишком много энергии. Но так бывает, что тело измучено, разум просит покоя, а эмоции не дают душе отправиться в странствия по миру сновидений. Мысли перебегают на Умбру, с Умбры на Кирилла, с Кирилла на призрака, с призрака – вновь на Умбру, с колдуньей из которой Наире придется бороться в любом случае – даже если в прошлом разверзнется бездна, откуда явятся в настоящее сотни забытых душ. И только пару часов спустя усталость наконец берет свое, и Хранительница засыпает – плотно закутавшись в меховое одеяло, хотя за окном лето и по мокрой от росе траве можно бегать босиком без боязни простудиться и заболеть. Наира не ведает, что рядом с окном, незримый, стоит призрак и, вглядываясь в ее лицо, будто чего-то ждет… *** От зависшего над Ситром фантома Антея протянулась по воде серебристая дорожка. Ночи в первой половине лета очень светлые, но огни на Башне Смотрителей зажигают всё равно. Нужно всегда быть готовыми к тому, что какой-нибудь смельчак предпримет попытку попасть в Беловодье. В некоторые ночи над озером загорались и другие огни – они меняли свой цвет от пурпурного к синему, от зеленого к оранжевому. Старшие маги говорили, что так Ситр провожает души тех, кто не смог пересечь его и чьи тела навеки забрали его глубины. Вот и сейчас над водой тут и там вспыхивали эти огоньки – озеро прощалось с несчастливыми искателями колыбели цивилизаций. Быть может, однажды их души вновь придут на Землю и на этот раз им больше повезет. Однако огней было больше, чем обычно, и Радиму внезапно подумалось, что Ситр одаривает своим прощальным благословением и двоих смотрителей, чьи жизни оборвались четыре дня назад. На закате прошлого вечера были похороны, и на берегу озера разожгли погребальные костры. Однако башню еще никто не очищал от энергии смерти и разрушения, привнесенных ведьмой из Умбры – все, кто мог бы это осуществить, были заняты тем, что расставляли водные метки на Земле. Радим кожей чувствовал покалывание чужой, враждебной магии, сердце то и дело щемило, душу же охватывала такая тоска, что порой хотелось завыть волком. Кто бы сюда ни заходил – неуютно становилось всем. Но Радиму было особенно тяжело. Он не был слишком уж опытным заклинателем, хотя Клавдий, его наставник, и говорил, что при должном усердии из него со временем может получиться неплохой боевой маг. Возможно, всё дело было в том, что погибшая здесь девушка была его невестой, и, стоя на месте, где она испустила свой последний вздох, он не мог не ощущать ее мучений. Юноша поднес к губам сигарету и сделал затяжку, тут же закашлявшись. Он только день назад начал курить и никак не мог к этому привыкнуть. Радим чувствовал на спине осуждающий взгляд Озара, своего напарника и близкого друга. В Беловодье иногда прибегали к раскуриванию особых трав, позволяющих погрузиться в транс, это было частью ряда старинных обрядов. Но это были смеси, состав которых строго контролировался, и никто не стал бы их использовать вне ритуалов. Бездумное же курение, да еще и земного табака, негативно сказывалось на магических способностях, именно поэтому оно и было запрещено в Беловодье, хотя эта зараза всё равно пустила здесь корни около полувека назад. Посланники втайне проносили с Земли пачки с сигаретами и распространяли в столице по достаточно внушительной цене. Хранители сначала пытались бороться с этим, но, потерпев неудачу, махнули рукой. Каждый сам должен делать свой выбор, сказали они. И Радим, искренне желающий развить свои способности, никогда бы не взял в руки сигарету… но теперь ему было всё равно. Четыре дня назад он напился так, что не мог стоять на ногах. Спасибо Озару – дотащил его до спальни и скрыл происшествие от старших магов. Алкоголь не помог, боль никуда не ушла. Очнувшись от забытья, которое лишь с большой натяжкой можно было назвать сном, Радим напился снова. Бесполезно, он не мог залить свое горе ни виной, ни более крепкими напитками. Тогда он расспросил нужных людей и достал сигареты. Курение тоже мало помогало, но хотя бы временно его ощущения притуплялись. Он ждал, что и теперь перестанет раз за разом переживать произошедшее на Башне. Были моменты, когда он видел это во отчую, будто стоял здесь четыре дня назад. Видел, как открылся портал, точно готовясь впустить кого-то из Хранителей или их слуг, как оттуда появилась женщина невиданной красоты, чей взгляд, тем не менее, внушал необъяснимый страх. Она взмахнула рукой, и с нее сорвался черный сгусток, попав прямиком в обернувшихся к ней Алиму и Карислава… Та часть магического снаряда, что не нашла свою цель, с шипением и треском врезалась в стену, кроша каменную кладку – и страшно было смотреть на то, что она сделала с человеческим телом. Радим видел, как Алима упала, издав отчаянный крик, как по полу расползлись кровавые пятна… Карислав, которого задело меньше, несмотря на рану в боку, попытался атаковать непрошенную гостью боевым заклинанием… Но второй черный сгусток настиг его, и юноша осел на пол, отчаянно вцепившись в него пальцами, будто это могло спасти от жуткой боли из-за страшной раны на животе. Ему повезло меньше, он не умер мгновенно, как Алима, пробовал ползти, бормотал бессмысленные уже слова. Третий черный сгусток покончил с его мучениями навсегда. Радим едва не стонал, видя всё это, испытывая боль своих товарищей, их страх, их гнев и непонимание – как так случилось, почему через портал, откуда всегда приходили помощники, прорвался враг? Видят Изначальные, если бы он только знал! Радим как сейчас помнил, что не взбежал – взлетел по лестнице на Башню, чтобы увидеться со Алимой перед вылазкой в недавно обнаруженный лагерь веритов. Девушка волновалась за него, просила быть осторожным и не лезть в самое пекло, а он смеялся, говоря, что слабо этим трусам, прикрывающимся Дантовой водой, подстрелить его, что настала пора извести это осиное гнездо и отомстить за раны, нанесенные Наире – хотя Совет и старался скрыть недавние события, о вероломном нападении на нее в лесу знали в столице Беловодья уже все и многие пылали праведным гневом. Радим хорошо относился к Хранительнице, но куда как больше ему хотелось проявить себя на настоящем боевом задании, а потому, хотя за его спиной и болтался на перевязи автомат, юноша прежде всего рассчитывал на изученные заклинания. Оружие – всё равно сторонний предмет, оно может дать осечку, а собственные умения всегда при тебе. Но где же было его чутье, почему Радим сердцем не ощутил, что нельзя уходить, что главная опасность притаилась не в лагере веритов, который посланники Совета без особых потерь захватили, – а здесь, в безопасном Беловодье… которое в один миг перестало быть безопасным. Один миг – и нет двух жизней! Нет мечтаний, надежд, нет будущего у двух молодых людей. Миг – и мать Карислава осталась без сына, которого воспитала одна, который был ее единственной радостью, потому что муж двадцать лет назад погиб в одной из стычек с веритами. Миг – и Радим потерял свою невесту, которой сделал предложение всего месяц назад, и они потихоньку готовились к свадьбе. Алима многим могла показаться не такой уж красивой девушкой – ну, конечно, по сравнению с начальницей Архива Иоантой, в которую были влюблены немало юношей из столичной академии магов Беловодья, она была намного скромнее и незаметнее. Однако Радим смотрел не на внешность, он чувствовал родство душ, слышал созвучие сердец. И у них должна была получиться крепкая семья. Была – ключевое слово. Радим умом понимал, что, даже останься он на Башне, мало что мог бы противопоставить ведьме из Умбры. Против нее выстоит только Хранитель или очень сильный боевой маг, но не желторотый юнец, еще даже не прошедший Испытания – Клавдий всё говорил, что ученик к этому не готов, что нужен еще год-два, чтобы отточить умения. Но пусть бы лучше Радим погиб вместе с невестой и товарищем – хотя бы не было этого жгучего чувства вины, от которого он места себе не находил, не было бы сводящей с ума чужой боли, отпечатавшейся в его душе. Он втайне желал, чтобы вновь открылся портал и ведьма появилась на Башне. Нет, он не стал бы сражаться с ней на равных, он рванул бы из кобуры трофейный пистолет, заряженный тремя пулями из бирюзита – единственного металла, оружие из которого было опасно для умбритов. Не без труда он достал их и теперь берег как зеницу ока. Он всадил бы все три в сердце ведьмы и со злорадством наблюдал, как она корчилась бы в мучениях на каменном полу. Раз люди для нее – лишь пешки, которые можно даже не взять на шахматной доске по всем правилам, а просто смахнуть как досадное недоразумение, ей нужно отвечать тем же. Ведьма, разумеется, здесь больше не появится. Все уже знали, что Беловодье предал Хранитель Вигус – это он впустил умбрийку, это он помог веритам сотворить Дантову воду, это он устранял подобных себе ради власти. Его постигла закономерная кара от руки нового Хранителя – Кирилла, и имя изменника навсегда будет предано проклятию. Но именно из-за него теперь умбриты угрожали Земле, и Радим в числе многих начинающих магов и воинов подал уже прошение о зачислении его в отряды, которые должны помогать Хранителям. Но прошение, к его немалой досаде, отклонили. Он до позднего вечера дожидался в приемной Наиры, хотя ее секретарь упрямо твердил, что она занята и ей не до аудиенций. Тогда Радим рискнул и принялся караулить в парке, окружавшем дворец и являвшимся излюбленным местом для прогулок Хранителей. Днем там было разрешено находиться ученикам из академии, но с наступлением сумерек всем посторонним предписывалось покинуть это место. Но Радим намеревался ждать до последнего и принялся играть в прятки с охраной. Дважды юношу ловили и вытаскивали за шиворот. Пойманный в третий раз, он уже рисковал провести ночь в карцере, и тут ему наконец посчастливилось увидеть Наиру – она в задумчивости шла по дорожке мимо фонтана, но, услышав истошный крик, повернулась и подошла узнать, что происходит. Выглядела Хранительница, как всегда, великолепно, а вела себя истинно по-королевски – многие молодые маги и ученики испытывали рядом с ней невольную робость, больше они побаивались разве что Стефанию. В другое время Радим не решился бы вот так беспокоить Наиру – но его жизнь сделала слишком крутой поворот, чтобы следовать по ней прежним шагом и придерживаться старых рамок. – Простите за дерзость, но мне нужно с вами поговорить! – взмолился юноша, хотя внутри и ожидал заряда молнии в свою сторону. Наира, на удивление, терпеливо выслушала его – и это несмотря на то, что она явно устала и была чем-то сильно озабочена, Радим ясно это почувствовал. Однако в ответ на его просьбу Хранительница отрицательно покачала головой. – Это исключено, – сказала она. – Мы приняли решение не рисковать рядовыми воинами и начинающими магами. Слишком много потерь. В поединке с умбритами у вас нет шансов. Однако нам всё еще нужна помощь в борьбе с веритами. Обратись к секретарю канцелярии… – Вы не понимаете! – отчаяние заставило юношу забыть о манерах. – Эта тварь убила моего друга! Мою невесту! Я хочу отомстить. – Я как раз хорошо тебя понимаю, – Наира почему-то снова не рассердилась, наоборот, в ее взгляде, устремленном на Радима, чувствовались сочувствие и грусть. – Но на войну надо идти, чтобы защитить свой дом. Ради жизни. А не ради мести, потому что это – предвестник смерти. Если ты хочешь отомстить ведьме – она уже выиграла. – Мне всё равно… – прошептал Радим. – Просто позвольте мне сопровождать вас! Клянусь, если я погибну, то потому что сам пожелал этого! – Желать надо жизни, – повторила Наира и легонько коснулась плеча юноши. – Не смерти. Сейчас ты не слышишь меня, но, надеюсь, однажды поймешь… От ее прикосновения по телу Радима впервые за прошедшие дни разлилась теплота, будто Наира подарила ему частичку своей уверенности. Он знал, что Хранительница поделилась с ним своей энергией, чтобы поддержать – очень редкая ныне милость, оказываемая служителями Изначальных. Ему стало и горько, и стыдно, глаза щипало, хотелось плакать – ведь даже на похоронах он не проронил ни слезинки. Наира, всё понимая, оставила его одного, не смущая, не тревожа. А Радим бросился прочь – в располагающееся рядом с дворцом здание академии. Он вбежал в крыло, служащее жильем для учеников, ворвался в комнату, которую делил с Озаром, и рухнул на кровать, сотрясаясь от рыданий. Он проплакал где-то с час, и ему стало чуточку легче. К сожалению, ненадолго. Однако Радим принял окончательное решение – любой ценой попасть к Наире в помощники, к тому же ее прежний недавно погиб, убитый веритами. Наставник юноши, Клавдий, пропал без вести, было объявлено, что его смертельно отравили Дантовой водой, а потому Радим имел полное право попроситься к другому учителю и, не теряя времени, написал прошение. Оставалось завтра с утра отнести его в канцелярию. Только бы Наира не отказала ему – а там он найдет способ сопровождать ее. – Да не примет она тебя, ты еще слишком неопытен, – заметил Озар. – И к тому же после вашего с ней разговора… – Посмотрим, – мрачно ответил Радим. – Скажу, что просто хочу охранять ее от веритов. Она брала с собой немало воинов, когда расставляла водяные метки. Озар вздохнул и поднялся – наступала пора их вахты. Находящихся в послушании учеников нередко нагружали дополнительными обязанностями, одной из них было еженедельное дежурство на Башне Смотрителей. Не самое обременительное задание, но, как считали наставники, весьма полезное: наблюдать за Ситром и его настроением, пытаясь даже не понять, но почувствовать причины его решений, было для будущих магов совсем не лишним. Наблюдали не все, некоторые просто отдыхали в свое удовольствие от учебных будней. Вот только в свете недавних событий об отдыхе на Башне придется надолго забыть. – Может, не стоит тебе идти? Отпросись, все поймут, – посоветовал Озар. – Нет. Я должен победить память об этом месте. – Смотри… Башню еще не очистили, там энергия смерти. – Справлюсь, – упрямо заявил Радим. И вот, как он храбро «побеждал свою память». Стоял у парапета и курил, то и дело кашляя, вынудив Озара отойти на противоположный конец площадки и морщиться от долетавшего до него дыма. «Слабак, – сам себе сказал Радим. – Наира никогда не возьмет тебя к себе, она почувствует». Его охватила злость. Не докурив сигарету, Радим бросил ее на каменный пол, туда же отправилась вынутая из висевшей на поясе сумки пачка. Сосредоточившись, юноша вызвал из кончиков пальцев маленькие язычки пламени, дал им разгореться, перекинул на ладонь. Обычно это получалось быстрее, однако бушующие эмоции сильно мешали. Пожалуй, Наира была права, злость – плохой помощник в делах магии. Юноша опустился на колени и поднес огонь к пачке, медленно наблюдая, как она начала сморщиваться, будто таять в пламени. Радим дал себе зарок больше не пытаться убежать от боли, а бороться с нею. Он должен был сделать что-то достойное в память об Алиме, а не тонуть в тоске и жалости к самому себе. Радим настолько ушел в свои мысли, что не услышал шаги на лестнице, и поэтому увидел, что на площадке появился некто третий, только когда Озар потряс его за плечо. А когда увидел, то с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Дориан, только его здесь не хватало! В прошлом лучший ученик Эдмона, порвавший со своим наставником около века назад, ныне опальный маг Беловодья. За ним не числилось каких-то серьезных прегрешений, однако он позволял себе в открытую выражать недовольство политикой Хранителей. Этим он нажил себе как немало недоброжелателей, так и последователей. Дориан был редким гостем в столице, он приходил сюда где-то раз в полгода: формально – чтобы прикупить что-нибудь, на деле – чтобы посеять очередную смуту в сердцах и умах ее жителей, вновь попытавшись настроить их против служителей Изначальных. Несмотря на некоторую поддержку, последнее ему никогда не удавалось осуществить, однако это не отменяло того, что его приход всегда был не к добру. Радим не удивлялся, что Дориан вернулся сюда именно теперь, на пару месяцев раньше обычного срока. Еще бы – погибли целых пять Хранителей. Наверняка он торжествовал и искал возможности свергнуть остальных. Пусть только попробует! И Радим, и Озар относились к нему с неприязнью, однако себе дороже кидаться на одного из сильнейших магов Беловодья, а потому они лишь молча наблюдали за его действиями. Дориан же не счел унизительным для себя поприветствовать молодых людей, приложив руку к сердцу – знак того, что пришел с миром. – Да озарят Изначальные ваш путь, юные маги, – торжественно произнес он, но Радим едва не скривился от того, насколько лживо прозвучали эти слова. – Да пребудут светила над вами, Дориан, – проговорил Озар, понимая, что промолчать будет неучтиво. – Долгих лет, – Радима же словно кто-то тянул за язык. Несмотря на то, что выкуренная сигарета должна была притупить его чувства, он нутром чувствовал исходящую от посетителя фальшь. Высказать такое пожелание Дориану, который, как знали все в Беловодье, втайне мечтал о кольце Хранителя, вечной жизни и молодости, – значило неприкрыто бросить ему вызов. И раньше бы юноша на такое не решился. Но эти несколько дней сильно изменили его. Дориан скользнул по нему взглядом, который на этот раз трудно было прочитать, но ничего не ответил. Он обошел площадку по кругу, провел рукой над водным экраном, от которого исходило слабое свечение. – Значит, всё случилось здесь… – прошептал он. – Да, я чувствую черную магию Умбры. – Какая проницательность, – Радим решительно отбросил в сторону всю свою учтивость, вызвав Дориана на словесный поединок, который рисковал закончиться обменом магическими ударами – и весьма неутешительным для юного мага результатом. – Особенно учитывая то, что это и так всем известно. – Известно со слов Хранителя Кирилла? Ведь больше свидетелей не было? Радим промолчал, он не собирался рассказывать о своих видениях. Дориан же медленно продолжил свой странный обход площадки. Юноше начинало казаться, что он что-то здесь искал. – Мне приходилось видеть магию умбритов в действии. Ее ни с чем не спутать, – внезапно заявил маг. – И где же? – нарочито насмешливо поинтересовался Радим. – Вы имеете обыкновение на праздниках навещать знакомых в Умбре? – Имел обыкновение посещать Землю, где жили уцелевшие после вторжения в XV веке умбриты, – Дориана совершенно не смутила эта ирония. – Присматриваться к ним, изучать их искусство колдовать. Об их присутствии знали и Хранители, но, конечно, же, ничего не сделали, едва не доведя дело до очередного открытия врат. – А вы будто сделали? – на этот раз не удержался и Озар. Началось, Дориан запел свою извечную песню о недовольстве Хранителями. Опальный маг наконец одарил молодых людей своим взглядом, перестав бродить по площадке. – В одиночку я был бессилен, а потому мог только изучать, набираться знаний, надеясь, что однажды они пригодятся. И вот, – он испытующе посмотрел Озара, – этот момент настал. Но меня никто не спешит звать, не правда ли? – И правильно. Я бы тоже вас не позвал, – невольно вырвалось у Радима, а затем слова будто сами собой начали слетать у него с языка. – Потому что вы насквозь лживый. Вы всегда приходите туда, где прошлась смерть. Точно ее верный приспешник! Дориан перевел свой взгляд на юношу и будто когтями впился ему в глаза. Хотелось отвернуться, разорвать этот контакт, постепенно начинавший причинять поистине физическую боль. Но Радим держался, хотя для этого потребовалось сжать пальцы в кулак. Сам не понимая почему, юноша не мог остановиться, прекратить обличать Дориана, хотя каждое слово теперь давалось ему с трудом. – Вы как ворон, что прилетает полакомиться падалью – туда, где кого-то убили, где кого-то смертельно ранили. Вы будто упитываетесь смертью, энергией разрушения… Вы даже пахнете ею! Юноша чувствовал, что Озар вцепился ему в плечо, призывая замолчать, но Радиму было не до него. Ноги охватила противная слабость, к горлу подкатила тошнота. Радим знал, что ментальная сила некоторых магов такова, что они могут убить взглядом. Возможно, Дориан владеет чем-то подобным. И всё-таки юный смотритель упрямо не сводил с опального мага взгляда, сам толком не понимая, откуда взялись эти слова, но внутренне радуясь, что наконец-то может высказать всё это ему в лицо. – Наши потери для вас – праздник… – выдохнул Радим, еле держась на ногах. Озару пришлось подхватить друга под руки, иначе бы он рухнул на пол. – Дориан, – голос Озара вздрагивал, будто ниточка паутины на ветру, – пожалуйста, покиньте Башню Смотрителей, вам нельзя здесь находиться. Опальный маг усмехнулся и наконец-то отвел взгляд. Радим судорожно вдохнул прохладный ночной воздух и, разжав пальцы, вытер тыльной стороной руки взмокший лоб. Он внезапно ощутил, как холодно наверху, как свободно здесь гуляет долетающий с Ситра, наполненный влагой ветер. Захотелось поплотнее закутаться в плащ, накидка уже мало помогала. Но хотя бы ушла из ног слабость, и юноша мог самостоятельно стоять. – Можешь отпустить, я в порядке, – прошептал он Озару. – Я, конечно же, уйду, – послышался голос Дориана. Однако, судя по тому, как маг лениво привалился к зубцу Башни, никуда он особо не спешил. – Но не хочу уходить непонятым. Ты ошибаешься в своих оценках, мальчик, – он снова мельком посмотрел на Радима, но, к вящему облегчению последнего, не стал задерживать на нем свой взгляд. – Я прихожу туда, где вашими Хранителями были разбросаны камни. Камни, которые пришло время собирать. Я сочувствую вашим потерям, но не собираюсь плакать вместе с вами. Слезы, попытки вырвать из сердца горе, – он кивнул на кучку пепла, – бесполезны. Полезны только мысли. А затем – действия. – Вот только не надо делать вид, что вам кого-то жалко, что вы кому-то сочувствуете! – снова не сдержался Радим. Он всё еще чувствовал себя неважно, пришлось даже отойти к окружавшим площадку стенам и прислониться к одной из них. Тем не менее, поведение Дориана, его показная забота о Беловодье подняла в сердце юноши бурю негодования. Страсть как захотелось поставить на место этого лицемера, не останавливала даже исходящая от него поистине смертельная опасность, которую Радим только что прочувствовал на своей шкуре. Юноша не лгал Наире, когда заявлял, что ему всё равно – погибнуть или остаться жить. Озар встревоженно смотрел на друга, точно не понимая, что на него нашло. Сказать по правде, Радим и сам не понимал. – Вы сочувствуете только самому себе и добиваетесь всего только для себя! – проговорил он, снова поднимая голову, однако взгляд вперил в старинную фибулу – диск с драгоценными каменьями, которой был застегнут черный плащ Дориана. – Вам плевать на то, что здесь произошло. Плевать на тех, кого здесь убили, плевать на трупы, что вериты оставляют за собой. Вы просто собираете всё это, чтобы потом использовать против Хранителей. Чтобы доказать нам, какие они лживые и себялюбивые! – А разве это не так? – Дориан пожал плечами – казалось, чем сильнее злился Радим, тем спокойнее становился маг. – Разве умбрийская ведьма сама нашла лазейку в Беловодье? Разве ей не открыл двери Хранитель? Разве ему было не наплевать на жизни ваших товарищей, которые он использовал как разменную монету? – Радим снова почувствовал его взгляд на себе. – Ты можешь ненавидеть порождение Умбры, мальчик, но это глупо. Ведьма – лишь орудие, это всё равно что ненавидеть нож, которым нанесли удар. Истинного внимания, истинной ненависти заслуживает тот, кто его держит в руках и сознательно направляет лезвие, неся смерть. – Вигус мертв, – вмешался Озар, видимо, желая перетянуть внимание Дориана на себя. – Он получил заслуженное наказание. Хранители понесли много потерь, если они и были в чем-то виноваты – то заплатили сполна. – «Были в чем-то виноваты». Вот именно, мальчик, – повторил Дориан. – Ровно то, что я всегда говорил. Но разве меня кто-нибудь слушал? А теперь оказывается, что я был прав. – Сейчас нам нужно думать о будущем, а не ворошить старое, – упрямо заявил Озар, не давая смутить себя. – Хранители озабочены ситуацией на Земле, они готовы ее защищать… Дориан усмехнулся. – Попытка доказать всем вам, что они еще не окончательно прогнили. Не потерять лицо. Меньше всего они думают о жизнях землян. – А Кирилл? – Озар привел новый аргумент, всё еще пытаясь спорить. Однако, похоже, не случайно в столице говорили, что словесном поединке Дориан всегда выйдет победителем. У него на всё находились отговорки, и это приводило юношу в бешенство. – У нас есть новый Хранитель – Кирилл. Он запечатал Зеркальщика, он из простых людей и не избалован могуществом. – Я даже не буду вам рассказывать, что Зеркальщик был творением нескольких из Хранителей, – Дориан небрежно скрестил руки на груди. – Они сами создали его – и не удержали под контролем, а поплатились, как всегда, обычные люди. Это уже даже не удивляет, правда? Что до Кирилла, то не стоит обольщаться на его счет. Он в первую очередь думал о себе и защищал себя. А вот его путь в Беловодье весьма интересен – он весь усыпан трупами тех, кто пытался ему помочь. Хорошее знамение, доброе начало служения. Ваши товарищи – одни из тех, кто погиб из-за него. Ведь ждали они как раз его прибытия, и, чтобы они не сообщили остальным Хранителям – Вигус и послал ведьму убить их. – Зря льете свой яд, Дориан, – сквозь зубы проговорил Радим, с усилием отрываясь от стены и делая шаг вперед. – И стараетесь привить нам ненависть к Кириллу. Законы Изначальных таковы, что лишь достойный может пройти Источник. Если Кирилл стал Хранителем, значит, он это заслужил. Как заслужил свою смерть Вигус, а Хранители Наира и Трэвис – жизнь. – Мудрая мысль, – кивнул Дориан, конечно же, ничуть не смутившись. – Законы Изначальных предусматривают всё, в мире нет случайностей. Выходит, смерть ваших друзей тоже неслучайна? Кто знает, может, это было платой? Платой за равнодушие, с которым вы годами взирали на попытки землян пройти Ситр? А в этот раз на соискателей путей в Беловодье и вовсе устроили охоту вериты, на том берегу нашли не меньше десятка тел тех, кто даже не дошел до лодки. Ваши друзья не вмешивались, давая им умирать. И потому никто не вмешался, когда уже убивали их… До Дориана было не меньше пяти с лишним аршинов, которые Радим не успевал преодолеть. Зато их в мгновенье ока преодолел выпущенный им сгусток энергии. Однако еще раньше опальный маг вскинул свою руку в защитном заклинании... которое всё-таки не смогло до конца погасить заряд. Клавдий всегда говорил, что Радим тратит слишком много сил, быстро изнуряя себя, но замечал, что выпущенные учеником заклинания непросто парировать. Дориан чуть покачнулся, по его губе потекла кровь. Озар, чьи глаза были сейчас величиной с блюдца, кинулся между противниками, понимая, что если опальный маг ответит на атаку, то ничем хорошим это не окончится. – Хватит! Ты что творишь?! – он вцепился Радиму в плечи и с силой встряхнул, одновременно загораживая его собой от Дориана. В другое время Радим прислушался бы, но сейчас его просто колотило от гнева. Этот гад посмел сказать, что Алима и Карислав были сами виноваты в своей гибели? Что они заплатили смертью за равнодушие? Смотрители не имели права вмешиваться в происходящее у Ситра и на Ситре! Это было незыблемое правило! Руки Радима дрожали, пальцы сжали рукоять пистолета. – Не стоит, – послышался голос Дориана. Через плечо Озара юноша увидел, как маг провел рукой по губе, и она тут же исцелилась. – Я прощаю тебя, мальчик, потому что ты делаешь это не со зла, а из-за того, что тебе больно. Ты ищешь причину для драки, чтобы выплеснуть свою злость наружу, иначе она разъест тебя изнутри. – Уходите! – оглянувшись, крикнул Озар, а затем ухватил Радима за руку, не давая ему вытащить пистолет. – Если всё понимаете – то уходите! Видите же – вам здесь не рады. – Я к этому привык, – Дориан махнул перед собой рукой, выставив вперед, а затем резко собрав в кулак пальцы, будто ухватил что-то невидимое. – Но вы подумайте над моими словами… – Если вы сейчас не уберетесь… – юноша рванулся из рук Озара. Дориан резко развернулся, так что черный плащ взметнулся за его спиной, и стал спускаться по лестнице. Только когда его шаги стихли, хватка Озара ослабла. – Ты в своем уме! – он смотрел на Радима как на полоумного. – Ты не понимаешь, что он мог испепелить тебя?! Ты от одного его взгляда едва не свалился ничком. Если бы он захотел… – Ну и пусть бы испепелил. Пусти! Радим высвободился и, вновь отойдя к стене, уселся на парапет. Он чувствовал себя полностью опустошенным, будто с этим магическим зарядом ушла вся его сила. Злость, впрочем, тоже пропала, на ее место пришло равнодушие ко всему. Радим поплотнее закутался в плащ и прикрыл глаза. Почему-то больше всего он сейчас жалел о том, что сжег сигареты. Они бы не помешали. – Ты как? – Радим ощутил, как рука Озара мягко легла ему на плечо. – Выглядишь неважно. – Чувствую тоже, – пробормотал юноша. – Может, всё-таки вернешься… – Озар осекся, видно, подумал о том, что не стоит отпускать Радима одного. Но и оставлять пост тоже нельзя. – Всё хорошо, просто истратил слишком много силы на заряд. Посижу немного, отдохну, всё хорошо будет, – пробормотал Радим. – Ты глянь, что там с лодкой? – Говорил же, не стоит тебе сюда идти! – в голосе Озара звучала неприкрытая досада. – И про лодку совершенно забыли. А если?.. Послышался звук удаляющихся шагов. Судя по тому, что за этим не последовало никаких взволнованных криков, на водном экране ничего не поменялось. Должно быть, в эту ночь никто не пожелает пересечь Ситр. – Ты что это наговорил Дориану? – снова послышался рядом голос неугомонного Озара. Радим предпочел бы сейчас, чтобы друг помолчал. – Вещал так, будто в трансе находился, я даже струхнул немного. – Если бы я сам знал… С трудом преодолевая желание сидеть и ни о чем не думать, Радим принялся вспоминать то, что говорил, пытаясь собрать из разрозненных кусков цельную картину. И внезапно осознал, что слова эти родились не на пустом месте. Ни для кого не было секретом, что на протяжении нескольких десятков лет Дориана видели в местах, где случалось что-то плохое – и в Беловодье, и, как утверждали посланники, на Земле, пока еще действовали Врата Канцелярии и сообщение между двумя мирами не было прервано. Конечно, такие визиты без разрешения на то Хранителей были запрещены, но Дориану было не привыкать идти против их повелений. Маг его уровня вполне мог изготовить свой ключ Януса. По академии также ходила байка, что лет двадцать назад Клавдий, взбешенный этим своевольством, а более всего – постоянной критикой действий Хранителей, явился с охранниками в жилище Дориана на другом материке Беловодья и приказал перевернуть там всё верх дном в поисках запретных артефактов. Они не нашли ничего существенного, и опального мага пришлось оставить в покое. Но затем его снова видели на Земле – и, конечно же, не где-нибудь, а в зоне военного конфликта. Активизировавшихся примерно в то же время веритов, придерживающихся схожих с Дорианом взглядов, разве что более агрессивных и радикальных, сначала тоже пытались связать с ним. Но, как ни искали, никаких доказательств опять не нашли. Дориан на это только усмехался и говорил, что если бы и впрямь хотел доставить Хранителям неприятности, то не действовал бы столь топорно: «Вместе с сорняками они выкашивают все посевы, не забыв еще присыпать землю солью, чтобы на ней уже точно ничего не выросло». В конце концов, на похождения опального мага махнули рукой. Вреда от него никакого не было, больше шуму. И вот, теперь Дориан явился и сюда – на Башню, где несколько дней назад тоже побывала смерть. Только сейчас юноша наконец ощутил связь между всеми этими событиями. Важную связь, которую он не мог объяснить сознательно, но которая вызывала у него отвращение – гораздо большее, нежели не так давно охватывавшая его физическая тошнота. Действительно ли потому, что Дориан был «верным приспешником смерти»? Но ведь он никого не убил, ничего не разрушил… по крайней мере, об этом было ничего не известно. Может, он в самом деле собирает сведения о промахах Хранителей, чтобы доказать, как мало они заботятся о Беловодье, как совсем забросили Землю? Может, Радим просто сгоряча наговорил всего этого Дориану, может, на него так повлияла энергия неочищенной Башни и пережитые потери? Юноша вновь ощутил усталость – он, так и не дав себе восстановиться, стал думать о сложных вещах. Нет уж, пусть этим Дорианом занимаются старшие маги и Хранители, у них есть и мудрость, и знания. Вот чего Радиму сейчас точно не хотелось, так это разгадывать какие-то загадки. – Я не знаю, Озар, – пробормотал он наконец. – Дай уже отдохнуть… К его превеликому счастью, друг отстал. На Башне воцарилась тишина, только ветер пел свои заунывные песни, будто оплакивал погибших смотрителей. Кажется, молчать было не лучшим выбором. – Завтра подам прошение о моем переводе к Наире, – зачем-то снова сообщил Радим о своих планах и добавил, словно желая как-то оправдать свою настырность: – Мне нужно что-то делать, иначе я свихнусь. Озар ничего не ответил, но Радим и так догадывался, о чем подумал друг. Разве Хранительнице нужен такой несдержанный слуга? Сказать по правде, Радим и самому себе казался не нужным. *** Дориан покидал Башню Смотрителей в задумчивости. Сначала всё шло как нельзя лучше – ее еще не успели зачистить от энергии смерти, и, порожденная магией Умбры, она была здесь особенно сильна, толкая находящихся там мальчишек на слишком бурное проявление своих эмоций, на желание дерзить и даже драться. Всё это было предсказуемо – как и попытки юнцов возражать ему. Глупые дети, верные щенки Хранителей, не очень-то и нужные своим хозяевам. И тут внезапно этот мальчишка – кажется, его звали Радим – заметил то, что не на шутку встревожило Дориана. Заметил некоторую закономерность в посещении им мест, отмеченных болью и смертью. Никто прежде не задумывался над этим – ни старшие маги, занятые своими делами, ни Хранители, с головой ушедшие в борьбу за власть. Дориана знали как мятежного и слегка даже безумного заклинателя, помешанного на поисках вечной молодости и извечной критике служителей Изначальных. И это было отличное прикрытие для его настоящих замыслов. Когда ты поднял шум, никто не услышит щелчка в замке, который ты пытаешься незаметно открыть. Но мальчишка почувствовал… Неужели Дориан недостаточно очистился от энергии смерти? Но ведь второй паренек ничего не ощутил, он явно не понимал, о чем говорил его друг. Нет, дело в самом Радиме. Должно быть, из-за трагичной гибели невесты, из-за пережитого потрясения у него открылся дар ясновиденья. Такое бывает. Радим сам пока не осознает своих новых способностей, и они больше вредят ему, бросая из крайности в крайность. Он ищет смерти – Дориан отчетливо это увидел. Что ж, тем лучше. Надо избавиться от мальчишки, пока он не начал задавать вопросы или пока его прозрения не привлекли внимание кого-нибудь другого, более мудрого и опытного. Не для того Дориан годами вынашивал планы, чтобы их испортил какой-то юнец. Будто мало Кирилла с его умением через прикосновение читать мысли! Но если последнего Дориан уже включил в свои расчеты, то Радим явился новой неожиданностью. Неприятной неожиданностью. В последнее время их становилось всё больше и больше, хотя и удачных стечений обстоятельств тоже было достаточно – к примеру, смерть сразу пятерых Хранителей. О мальчишке же надо узнать побольше, и осведомители, как всегда, найдутся. Но вначале Дориана ждало еще одно важное дело, и он направился к Дворцу Хранителей. Конечно, ночь – не лучшее время для посещения, кругом полно охраны, однако магические умения позволяли ему легко обводить простых стражников вокруг пальца. Хранители, разумеется, не надеялись на своих слуг, поэтому окружали свои комнаты особыми защитными заклинаниями, взломать которые Дориану было не под силу. Да это было и не нужно, он не собирался устраивать покушения. Это было бы слишком грубо – и пока что бессмысленно. Стражники у ворот парка даже не почувствовали его появления. Перемахнуть через ограду было для крепкого молодого мага делом минуты, примятая трава услужливо поднималась вслед за ним, так что невозможно было догадаться, что здесь только что кто-то прошел. Неслышными были и его шаги по вымощенной каменной плиткой дорожке. Путь Дориана лежал в левое крыло, где жили приближенные Хранителей, среди которых – и это было неудивительно – нашлось место и для предателей. Внезапно маг замер. В последнюю минуту левая рука начала ощутимо ныть, и с каждым шагом боль всё усиливалась. Сейчас же и вовсе возникло ощущение, что в запястье кто-то вцепился, сдавив его железной хваткой. Дориан отошел к садовому кустарнику, чтобы лишний раз не маячить на дорожке. Заклинания делали его невидимым, но их требовалось постоянно поддерживать, а сейчас его внимания требовало кое-что другое. Он приподнял рукав своего одеяния, и его глазам, освещаемый слабым светом расположенного неподалеку фонаря, предстал браслет, сложенный из черных камней. Свет не отражался от них, они точно его поглощали. Камни были на ощупь ледяными, что не являлось их нормальным состоянием. Чуть сдвинув браслет, Дориан обнаружил их следы на коже. Увиденное ничуть не смутило его, он привык терпеть боль и прочие неудобства, которые нередко испытывал из-за используемой им магии. Его интересовало, что именно почувствовал браслет и что ускользнуло от внимания его хозяина. Дориан положил пальцы правой руки на черные камни, прикрыл глаза, погружаясь в состояние легкого транса. Спустя полминуты на его лице промелькнуло легкое удивление. Чуть помедлив, он повернулся в сторону дворца, а затем прошел чуть дальше, остановившись напротив окон, за которыми располагались покои одного из Хранителей. Браслет снова запульсировал, точно живой, обжег холодом, подтверждая догадку хозяина. Значит, из комнаты исходит очень слабое – такое, что Дориан не смог самостоятельно его уловить, – но от этого не становящееся менее значимым излучение чужой для мира Беловодья, да и вообще для мира живых энергии. Опальный маг не удивился бы, если бы обнаружил нечто подобное в комнате любого другого из Хранителей. Но откуда энергия смерти взялась в покоях богини любви?! Глядя на окна, ведущие в комнаты Наиры, Дориан чувствовал легкое раздражение, что не может дотянуться до них – ни магическим способом, ни физически. Ему очень хотелось узнать, что же именно там происходит. Но пока что ему оставалось только поставить зарубку в своей памяти – и при первом же удобном случае попробовать прояснить ситуацию. Решив наконец продолжить свой путь, он усмехнулся про себя. Если печать смерти нависла даже над Наирой, значит, дела в Беловодье действительно плохи. Кризис продолжался – и скоро придет время действовать. Как же долго Дориан этого ждал, сколько готовился… Теперь ждать оставалось недолго. *** Мягкий серебристый звон кристаллов горного хрусталя, собранных в причудливую, довольно сложную композицию и подвешенных к стене, позвал Наиру из царства снов назад в мир яви. Подобные вещи, сделанные магами, заменяли в Беловодье будильники и позволяли душе неспешно возвратиться в тело. Каждый, кто имел дело с тонкими энергиями, знал, что резкое пробуждение неблагоприятно для человека, оно может вызвать боль или негативно сказаться на умении колдовать. Конечно, опытному магу всё это несложно исправить, вновь погрузившись в быстрый сон, но зачем лечить, если можно предотвратить? Наира, открыв глаза, с минуту смотрела на расписной потолок своей спальни, изображавший чудесных крылатых созданий: фениксов и жар-птиц, парящих в райском саду. Дворец Хранителей делали талантливые архитекторы, его украшали мастера живописи и лепки. Благодаря магии, удалось сделать росписи двойными – роскошные птицы, наполненные энергией огня, служили предвестниками дня, помогали пробудиться, а вечером их место занимал ночной лес, полный загадочных огней и тайн. Он был не чета земному – каждое дерево с трудом удавалось обхватить дюжине человек, стволы уносились ввысь подобно гигантским колоннам, на них можно было строить целые усадьбы. Такие леса сохранились лишь на одном из континентов Беловодья, на остальных местах они, к сожалению, были безвозвратно утрачены. У каждого из Хранителей были свои любимые картины. Стефания, помнится, рассказывала, что потолок Клавдия украшала сцена какого-то древнего сражения, а она сама любила просыпаться, глядя на изображение несущихся по морскому берегу красавцев-коней, из-под копыт которых взлетали вверх соленые брызги. Трэвис выбрал себе сцену пиршества олимпийских богов, возлежавших в роскошных нарядах вокруг столов, между которыми сновали слуги, разнося еду и напитки. Что и говорить, он и сам был завсегдатай подобных празднеств. У Вероны можно было наблюдать внутреннее убранство ее любимой бревенчатой избушки: со старинной печью, с украшенными резными узорами окнами, с протянутыми под потолком веревочками, увешанными сушеными грибами и пучками трав, с лубочными картинками и тарелками, исписанными изображениями котов. Пожилая Хранительница никогда не любила роскоши дворцов и пыталась даже свою комнату превратить в домик, оставленный на Земле. Утром эту картину сменяло изображение залитого солнцем луга, усеянного цветами и разнообразными травами, которые пожилая Хранительница просто обожала собирать, чтобы потом приготовлять из них чаи и особые снадобья. Обычно вид райских птиц, которые, благодаря бликам кристаллов на потолке, отражающим сквозь оконные стекла лучи солнца, казались живыми, быстро пробуждал Наиру, но сегодня даже они не оказывали ожидаемого эффекта. Хранительница очень плохо выспалась, времени для восстановления сил не хватило. Но до Совета оставалось менее двух часов… для женщины, привыкшей к безукоризненному внешнему виду, этого едва хватит, чтобы привести себя в порядок. Со вздохом Наира поднялась и приступила к ежедневному ритуалу превращения в богиню. Спустя полтора часа священнодействие подходило к концу. Пришедшая служанка помогла Наире уложить волосы в сложную прическу и облачиться в одно из платьев, надеваемых для особо торжественных случаев, коим, к слову, являлись Советы. Правда, в последнее время они происходили так часто, что перестали быть чем-то особенным. Тем не менее, это не отменяло обязанности являться на них во всеоружии. – Я вам еще нужна? – спросила служанка, поправляя на плечах Наиры плащ. – Нет, спасибо. Ты свободна до вечера, – улыбнулась ей Хранительница. Когда девушка скрылась за дверью кабинета, Наира подошла к зеркалу, поправила ожерелье и критически оглядела себя. При внимательном взгляде можно было различить следы усталости на лице, но это если очень сильно присмотреться. Конечно, Верона наверняка заметит что-то неладное, от нее так просто не скрыться. Но Наира и сама хотела посоветоваться с ней. Кирилл же обещал держать свои способности при себе. Кирилл… Хранительница вздохнула. Произошедшее прошлой ночью казалось дурным сном, но, вспомнив о его посещении и о потустороннем госте, она даже теперь ощутила легкую дрожь. Наира догадывалась о возможной причине, и необходимо было прояснить всё, пока еще оставалось время до схватки с ведьмой из Умбры. Полнолуние только сегодня ночью… Внезапно Наира, чей взгляд по-прежнему был устремлен на зеркало, уловила в нем какое-то движение. У окна мелькнула чья-то тень – и сердце пропустило удар. Неужели Зеркальщик? Ведь он здесь, в их мире! Он запечатан, но что если сумел пробиться через покров своей тюрьмы? Преодолевая невольный трепет, Наира вгляделась в зеркало. Движения там больше не было, но, тем не менее, Хранительница была более чем уверена, что у окна кто-то есть. Она медленно повернулась, бегло осмотрев кабинет и остановив свой взгляд на витражном стекле. Никого. Реальная комната была пуста. Но ведь зеркало показывает намного больше, через него лежат выходы в другие миры, только не всякий может ими воспользоваться. Наире недоставало для этого знаний, но ей было известно достаточно, чтобы принять предупреждение всерьез. Кто-то пытается пробиться к ней в комнату через зеркало или же оно отражает близкое присутствие чужеродного создания. Например, призрачного. Наире захотелось как можно скорее посетить библиотеку, однако она сомневалась, что успеет управиться за полчаса, остававшиеся до Совета. Придется отложить это на потом. Но в ее силах было проверить кое-что прямо сейчас. Наира вернулась в спальню и оглядела связку горного хрусталя. Увиденное совсем ей не понравилось – чистые, как слеза, кристаллы чуть помутнели. Обычный смертный вряд ли бы придал этому значение, но магу это говорило многое. На хрусталь воздействовала чья-то энергия. Негативная энергия. Наира поднесла к связке кристаллов руку с кольцом, послала в их сторону слабый магический импульс, прислушалась к своим ощущениям… и отшатнулась. У нее возникло чувство, будто кто-то обнял ее сзади, обхватив за плечи. Знакомое холодное объятие… Хранительница обернулась – разумеется, сзади не было никого. Но ее догадка подтвердилась. Вчерашние видения, зеркало, хрусталь. Всё доказывало одно – она принесла с собой из Каффы призрака. И, видят Изначальные, от него непросто будет избавиться, слишком сильно он связан с ней. Радовало одно – пока что он очень слаб и не сможет навредить напрямую. Если он действительно захочет навредить. Наира, как оказалось, не понимала его при жизни, что же осталось в нем теперь от человека, и вовсе было ей неведомо. Оставаться одной в собственных покоях желания не возникало, наоборот, Наире хотелось поскорее уйти отсюда. Но прежде ей требовалась одна вещь, которая должна была на какое-то время стать постоянной деталью ее наряда. Возвратившись в кабинет и подойдя к одному из шкафов, Хранительница поднесла к дверцам, на первый взгляд лишенным замка, свое кольцо. Подчиняясь магии, они отворились, явив глазам несколько полок, уставленных ящичками различных размеров. Также здесь лежал завернутый в кусок зеленой ткани некий предмет. Его и взяла в руки Наира, прежде чем снова запечатать засов. Ткань легко соскользнула, открывая взору небольшой кинжал в ножнах, украшенных серебряными узорами. Здесь же нашлась и перевязь. Наира медленно потянула клинок наружу. Стоило на него упасть солнечному свету, как лезвие окрасилось в цвет морской волны, но едва Хранительница сделала шаг в тень, как оно вновь обрело обычный стальной оттенок. Бирюзит, редкий даже для Беловодья металл, из которого изготовляли смертельные для умбритов виды оружия, способные пробить даже их магическую защиту. Тысячу с лишним лет назад, а затем в XV веке это были мечи, кинжалы, наконечники для копий и стрел. Теперь – пули. Металл назвали по имени драгоценного камня из-за схожего цвета, а также по причине того, что по мере использования он терял свою силу, что отражалось на его внешнем виде. Каждый пуд бирюзита был дороже золота, потому что его месторождений почти не осталось. Оружие хранили веками, обычные воины и маги передавали его от отца к сыну. Кинжал Наиры лежал без использования вот уже пять веков, с тех пор как она в последний раз выходила к землянам, переживающим атаки умбритов. В Беловодье же в нем не было нужды, она доставала его лишь время от времени, чтобы убедиться, что он в хорошем состоянии. Но теперь, похоже, настала пора вновь повесить его на пояс. Если откажет магия, кинжал может стать оружием последней надежды. Пока Наира держала оружие в руках, любуясь узорами на клинке, обладающими, помимо декоративного, еще и магическими свойствами, в ее мыслях снова проносились картины первой на ее памяти войны с умбритами за Землю. – Он выживет? – раздается глухой женский голос, точно доносящийся из-за тумана. – Мне сказали, ему сломали грудную клетку… – Тихо! Не отвлекай Хранительницу глупыми вопросами, – Наира узнает суровый бас Ингмара, своего телохранителя. – Лучше помолись Изначальным! Несложно догадаться, кто справляется об одном из воинов Беловодья, – наверное, подруга или сестра. Его состоянии в самом деле неважное – он попал под одно из самых страшных боевых заклятий умбритов – Костолом. Черный сгусток, вонзающийся во врага, на этот раз не опрокидывал его наземь и не наносил открытых ран. Человек вообще мог даже не пошатнуться – просто его кости в месте попадания магического снаряда разламывались, будто лучина. Даже бедренные кости, которые тверже стали, что уж говорить о хрупких ребрах. У этого молодого воина сломано пять ребер, и осколки нескольких из них вонзились в легкие. Наире приходится тратить часть силы, чтобы поддерживать его в состоянии, отдаленно похожем на летаргический сон – когда воздух почти не требуется, и нет необходимости часто дышать. Кусочек за кусочком при помощи телекинеза она извлекает обломки костей из легких и залечивает раны. Магическое зрение дает ей возможность видеть мельчайшие повреждения. Но работа эта требует повышенного внимания, поэтому Ингмар и отгоняет от своей госпожи всех любопытных. Мало кто решится спорить с этим русоволосым широкоплечим красавцем, облаченным в пластинчатый доспех и, помимо секиры и пары метательных ножей, вооруженным длинным копьем. Сын воина и внук воина, он посвятил боевому искусству немало лет, однако присущая ему способность предчувствовать опасность, угрожающую определенным людям, видеть печать возможной смерти в их ауре – достаточно, надобно сказать, редкая даже для беловодцев – и сделала его телохранителем Наиры. На этой войне он уже не раз спасал своей госпоже жизнь. Если бы была возможность, для лекарских операций поставили отдельную палатку. Но раненых, к сожалению, слишком много. Беловодцы и земляне несут большие потери, целители выбились из сил, поэтому приходится подключаться и некоторым из Хранителей. Наира знает, что в палатке ее ждет еще много страждущих. Она их видела – парень, чья рука висит буквально на лоскуте, от страшного шока он уже не чувствует боли. Двое с переломом позвоночника – если Наира им не поможет, они больше никогда не смогут ходить. Несколько слепых, с обезображенными лицами. И еще много, очень много с открытыми ранами, с вывихнутыми и сломанными конечностями, с обожженной под Оловянным дождем кожей… Наконец из легких извлечен последний осколок, и они благополучно залечены. Но работы еще предстоит много: Наира склеивает магией кусочки костей, соединяя их друг с другом, точно мозаику. После этого воину придется полежать еще пару дней, погруженному в сон, чтобы ребра полностью срослись – после этого будут как новенькие. Магия Беловодья творит чудеса, но отнимает много сил. Который это уже раненый за сегодня? Десятый, пятнадцатый? А ведь нет еще и полудня… и вчера тоже было много раненых, и позавчера. Земляне смотрят на Хранительницу, как на явившуюся им богиню, но беловодские маги знают, что даже боги устают. Наира не спала уже трое суток, ее магические силы на исходе. Сегодня ночью придется дать себе отдых, иначе она будет вконец истощена. Первое ребро готово, теперь второе. С остальными будет легче, они разломились лишь в одном месте. Наира не жалеет, что оставила ряды боевых магов. Излечивая раны, что несут порождения Умбры, она тоже ведет с ними своеобразную войну – создает заново разрушенное ими. Это дарит ей гордость, а взгляды, исполненные благодарности и поклонения, придают сил. Возможно, без этого – без отданной добровольно людьми энергии – она бы уже была не в состоянии лечить. Третье ребро готово… и в этот момент где-то в отдалении, за толщей тумана, раздается стук… такой странно знакомый, хотя, сосредоточенная на лечении, Наира не в состоянии сейчас что-то сопоставлять или вспоминать. Но раздавшиеся следом крики трудно не узнать, как и стрелами прорывающиеся сквозь туман эмоции страха и боли. И чуждую магию – враждебную, смертоносную. Умбриты. Они рядом, они атакуют. Как они сумели пробить защиту?! Всё эти мысли появляются у Наиры одновременно, но некогда искать на них ответы. Из полутранса нежелательно выходить столь резко, но выбора у Хранительницы нет. – Ингмар! Что там? – Наира невольно жмурится, преодолевая приступ головокружения. Раздавшийся снаружи вой йоронов – верных спутников умбритов – ударяет сейчас по слуху особенно болезненно. – Оловянный дождь! Наира и сама видит, как на белой холщовой ткани, покрывающей палатку, появляются пятна. Капельки серого облака, которое умбриты коротким дождем опрокидывают на противников, получили название оловянных – потому что похожи по цвету на расплавленное олово, потому что так же обжигают, оставляя на коже похожие шрамы. Это – ответ иноземных колдунов водным магам Земли, наделяющих дождь губительной для иноземных захватчиков силой. Сотворить воздушный купол, защищающий ее и Ингмара от Оловянного дождя, – всего пара мгновений, но и умбриты не теряют времени даром. Палатка вздрагивает и угрожающе начинает крениться, грозя опрокинуться на находящихся в ней людей. Ингмар, резко вытянув правую руку вперед, посылает импульс в сторону центральной балки, выравнивая ее, задерживая падение. Лазарет построили на опушке, оставив вокруг лишь кустики и молоденькие березки не выше трех с половиной аршинов. Все знают об излюбленном приеме воителей Умбры приводить противников в замешательство, обрушивая на них лавины из камней, опрокидывая деревья, разрушая дома. И вот сейчас они решили сразу начать с палаток, чтобы помешать выйти находящимся внутри, чтобы вначале расправиться с теми, кто снаружи… – Держи палатку! – кричит Наира одному из молодых целителей, который, оторвавшись от своего раненого, ошарашенно стоит, не зная, что предпринять. – Ингмар, за мной! Хранительница при помощи кольца открывает дверь в пространство. Телохранитель, сжимая обеими руками копье с наконечником из бирюзита, ступает в него первым. Наира делает шаг – и ее голова едва не лопается от столь близких криков йоронов, которые кружат над поляной, вселяя в сердца бойцов безотчетный ужас. Открывшаяся взору Хранительницы картина удручает. Всего лишь минуту назад залитая солнцем поляна погружена во мрак, над ней медленно тает серое облако. Оловянный дождь стучит по натянутым палаткам, по деревянным столам и скамьям, терзает землю, огнем жжет оголенные руки и лица людей, имевших несчастье попасть под него. Несколько человек уже катаются с дикими воплями по траве. Над Наирой и Ингмаром сияет магический купол, и капли, проделав странный для несведущих глаз путь, скатываются вниз, уже не причиняя никакого вреда. Чуть поодаль видны еще несколько таких же, сотворенных волшебниками Беловодья. Но с земли грозит другая опасность – извиваясь, по ней стремительно ползут огромные черные змеи – вдвое больше земных. На глазах Наиры одна из них совершает молниеносный бросок – и впивается в ногу одного из воинов, который тщетно пытался отбиться от нее мечом, другая взвивается в воздух – и обвивает тело юного лучника, стреляющего по йоронам. Три змеи движутся к Хранительнице, но она не тратит свое внимание на них. Ингмар знает свое дело: точный выпад копьем – и одна из умбрийских тварей уже пригвождена к земле наконечником. Во все стороны летят черные брызги, а когда копье поднимается, на земле лежит только сморщенное, иссушенное тело. Секунду спустя та же участь постигает и вторую змею. Третья пытается достать воина в прыжке, но Ингмар не менее быстр – выхваченная из-за пояса секира разрубает тварь надвое прямо в воздухе. Наира отчаянно ищет виновника всего этого, хозяина йоронов и гадюк, творца Оловянного дождя, чьи последние капли сейчас падают на землю. Он должен быть где-то поблизости, но из-за сумасшедшей пляски йоронов, от резкого выхода из полутранса ей сложно сосредоточиться. Подняв руку с кольцом вверх, Хранительница посылает в воздух сверкающую лазурную полусферу, которая ширится, как волны от упавшего в воду камня. Она нависает над поляной, охватив ее почти целиком, а затем взрывается миллиардами брызг, окатывающих йоронов. Их визг, в котором даже слышится нечто, похожее на боль, ударяет по ушам в последний раз – и черные тени исчезают. Над поляной становится немного светлее. Копье Ингмара прознает птицу, похожую на крупного ворона, который летит прямо на Наиру. Не менее двух десятков его собратьев атакуют людей, пытаясь добраться до их глаз. С дальнего конца поляны слышится волчий вой – идет вторая волна атаки, в дело вступают новые умбрийские твари. Но с ними несложно справиться. Где же умбрийский заклинатель? Или он тоже ищет Наиру? А может, уже нашел и нарочно медлит, отвлекает других магов верными ему животными? – Наира, сзади! – кричит Ингмар и загораживает ее собой, поспешно создавая магический щит, способный выдержать удар небольшой силы. Хранительница не ощущает ничего, но доверяет чутью своего телохранителя больше, нежели себе самой. Она успевает выбросить руки вверх, заключая себя и Ингмара в прочный кокон. Вовремя – несколько десятков черных лезвий-жал, прорвав малую защиту, тут же ударяются в него – и звенящим дождем осыпаются на землю. Наира резко разворачивается, посылая в сторону атакующего магический шар – и видит, как он с легким хлопком разбивается о броню умбрита. Сердце Наиры делает в груди несколько кульбитов, когда она видит своего противника. Он больше не прячется, ему и незачем. Он и вначале вряд ли скрывался, просто йороны не давали его почувствовать. Один из опаснейших воинов Умбры, его настоящее имя никому не известно, все называют Игольчатым – из-за доспеха. Его тело покрывает кольчато-пластинчатая броня, голову закрывает шлем, отдаленно напоминающий земной коринфский, с Y-образным вырезом для рта и горящих зеленым огнем глаз. Каждая пластинка на груди и спине увенчана острым, заряженным колдовской энергией шипом – иглой, о которую рассыпаются все магические заряды, пущенные в него. Его почти невозможно одолеть при помощи колдовства, уже два десятка опытных волшебников погибли, пытаясь справиться с ним. А в прошлой битве он ранил и Хродмара… Правой рукой Игольчатый атакует магией, в левой сжимает свой неизменный полуторный меч из какого-то черного металла, управляясь с ним как с одноручным. Еще бы – воин Умбры на две головы выше самых рослых мужчин Земли и Беловодья, настоящий великан. Уже немало людей нашли свою гибель от ударов безжалостного лезвия… В Наире закипает гнев – один из лучших бойцов Умбры опустился до того, чтобы напасть на лазарет?! Но Хранительница быстро гасит в себе эмоции. Бесполезно пытаться судить создания иных миров человеческой моралью. Их логику трудно усвоить, война идет уже третий год, а ни земляне, ни беловодцы так и не смогли понять своих врагов. Наверное, для умбритов противники остаются такой же загадкой. Игольчатый атакует Наиру, но она успевает поставить магический блок. Следующий удар еще сильнее – Хранительнице не удается полностью погасить его, и черный сгусток бурным потоком бьет о ее щит, стремясь преодолеть сопротивление. Остальной мир: покрытые темными пятнами палатки, обожженные люди, ведущие бой с волками, змеями и воронами, – всё это исчезает для Наиры, остаются только она и Игольчатый. Горящие зеленым огнем глаза встречаются с голубыми, черная магия Умбры вступает в поединок с обережным волшебством Беловодья. Будь Наира не так вымотана за минувшие дни, она бы могла попытаться что-то противопоставить своему врагу. Но сейчас всё, на что у Хранительницы хватает сил, это держать удар, отвлекать на себя Игольчатого, молясь о том, чтобы кто-то из ее соратников или старших магов почувствовал, что лазарет атаковали, и прислал подмогу. Сбоку раздается угрожающий вой, но Наира снова не дает себе отвлечься, всецело полагаясь на верного Ингмара. Краем глаза она видит, как всего лишь в нескольких аршинах от нее падает и бьется в агонии огромный черный волк. Как и змеи, он крупнее земных сородичей и гораздо живучее. Но ни размеры, ни выносливость не в силах спасти его от метательного ножа с лезвием из бирюзита, который торчит сбоку у него из шеи. Обрывая мучения зверя, Ингмар пронзает его копьем. Умбрит внезапно исчезает, а черный поток, бьющий в щит Наиры, рассеивается. Но, предчувствуя, откуда придет его госпоже новый удар, Ингмар оборачивается на секунду раньше, нежели Игольчатый снова принимает материальную форму, – и в то же мгновение в воздухе мелькает лезвие метательного ножа. Мимо! Клинок со стуком ударяется в массивный наплечник, но заминка дает возможность Наире вновь сотворить щит, и черный дым не находит своей жертвы. Так проходят долгие мгновения боя – умбрит старается пробить защиту Хранительницы, его твари – атаковать ее сбоку, однако пока ей удается сдерживать его напор, а Ингмару – оберегать свою госпожу. Сгустки черного дыма, поднимающиеся из-за одной из палаток, говорят о том, что Игольчатый пришел не один – его помощник ведет борьбу с остальными магами лазарета. Воинов умбритов почти всегда сопровождают верные оруженосцы. Наконец наступает момент, когда Игольчатому надоедает перетягивать канат – он не намерен больше ждать. Шаг за шагом умбрийский воин приближается к Наире, острие его меча, направленное на нее, уже сейчас болезненно покалывает ее в сердце, посылая импульсы смертоносной энергии, которые щиту пока удается гасить. Черный клинок точно предрекает участь своей новой жертвы – она не сможет защититься одновременно и от магического, и от физического ударов! Ингмар тоже это знает, чувствует. Наира не видит, но ощущает, как он собирает свои силы в единый комок – кошка, готовящаяся к прыжку. Госпожа и телохранитель слишком долго пробыли вместе, они умеют чувствовать друг друга, работать как единая связка. Вместе у них должно получиться – благородство здесь уже ни к чему, у Хранительницы нет для него сил. Наира кидает в противника магический шар – без особой надежды на успех, просто отвлекая. Тут же Ингмар бросается в отчаянную атаку – внезапную, призванную застать умбрита врасплох. Копье имеет преимущество перед мечом, а Игольчатый сейчас весь сосредоточен на Наире… Но умбрит не был бы столь опасным противником, если бы в бою не удерживал в своем внимании сразу все стороны, не умел читать по глазам возможные намерения своих врагов. А может, в его силах чувствовать изменения их вибраций и предугадывать атаки… Причина его ошеломляющих побед в ряде поединков до сих пор окутана тайной, но и в этот раз умения не подводят его. Шар разбивается о его доспех, и за пару мгновений до того, как копье вонзилось бы ему в подмышку – незащищенное броней место, Игольчатый выпускает из левой руки бесполезный сейчас меч – и с его ладони срывается черный заряд магии. Костолом. Древко копья с треском лопается, осыпаясь щепками. Ингмар замирает прямо на бегу… а потом, издав жуткий крик, оседает на землю. Наире кажется, что она даже слышит хруст его костей, и сердце отдает болью. Обратная сторона долгой связи – неизбежность ощущать чужие страдания. Наире так хочется ответить Игольчатому, метнуть в него даже не шар – они бесполезны, но попытаться достать хотя бы молнией! Однако понимает, что противник только этого и ждет – что она ослабит защиту. Тогда ей конец. Впрочем, он и так недалек. Магический щит истончается, будто ткань на заношенном платье, а холст на оказавшейся рядом с Хранительницей палатке начинает чернеть, будто опаленный костром. Наира ощущает, как всё ее тело точно стягивает узлом. Нет, она долго не продержится. Где остальные боевые маги, остававшиеся в лазарете, – неизвестно. Возможно, мертвы, возможно – заняты борьбой с оруженосцем Игольчатого и их тварями, а может, страшатся примера Ингмара, который, потеряв сознание от боли, лежит на земле, а из открытых переломов обильно течет кровь, пропитывая стеганый поддоспешник. На помощь извне надеяться бессмысленно, значит, нужно рисковать. Наира внезапно смещается в сторону, пропуская мимо себя смертоносный сгусток черного дыма, понижает защиту, отдавая силы на боевое колдовство – и тут же из ее кольца вылетает молния. Заряд такой силы способен вызвать сильнейшие ожоги, заставить лопнуть сосуды и даже остановить сердце – но и он с легким шипением гасится о броню Игольчатого. С тем же успехом Наира могла послать в его сторону струю воды. Ответ не заставляет себя ждать. Черный дым, с легкостью пробив ослабленный щит, отрывает Наиру от земли, поднимая в воздух, – и с размаху швыряет на землю. Будь Хранительница обычным человеком, от такого удара у нее вышибло бы дух. Но кольцо помогает, а потому у Наиры лишь на мгновение темнеет в глазах и сбивается дыхание. И вот она снова видит небо – почти ясное, почти очистившееся от серых облаков. Видит ветки склонившейся над ней тоненькой березки, покрытые пятнами от Оловянного дождя. Неведомо почему Наира чувствует родство с этой березкой – деревце такое же хрупкое, его так же легко сломать, и, тем не менее, оно сумело пережить атаку на лазарет, хотя и было изранено. Но что будет с ним в следующую секунду – неизвестно… Игольчатый не теряет времени даром. Наира отчаянно пытается блокировать несущийся к ней очередной темный сгусток – тщетно. Грудная клетка отдает болью, а пальцы невольно дернувшейся к ней левой руки ощущают, как ткань платья быстро пропитывается кровью. Это действительно конец. Можно метнуть в Игольчатого ответный заряд, но это будет бесполезно. Магия его не берет… Игольчатый сам совершает ошибку. Приподняв голову, Наира видит, как он, не опасаясь магических атак, пару мгновений медлит, заставляя меч взмыть ему в руку. Хочет убить противницу красиво? Или же исполнить какой-то ритуал, ведь он убивает не обычного человека, а Хранительницу. Меч… оружие… кинжал… умбрийский волк… нож Ингмара в шее зверя… Собрав последние силы, разрывая темную пелену, в которую погружается гаснущее сознание, Наира мыслью тянется к своем кинжалу, который висит у нее на поясе. Ей даже нет необходимости видеть его, она его чувствует. Кинжал выскальзывает из ножен – и молнией летит к врагу своей владелицы. В этот же момент Игольчатый, почувствовав опасность, забыв про меч, бросает в Наиру черный сгусток – Костолом. Лезвие кинжала, пронзая дым, рассекает его надвое, вынудив уклониться в сторону от цели, и в следующее мгновение вонзается Игольчатому в горло – чуть выше кольчужной брони, чуть ниже завязок, удерживающих на голове шлем. Место, чьей защитой умбрит пренебрег, полагаясь на свою магию и боевые умения. Осколок черного сгустка ударяет в левую руку Наиры – оставшиеся поражают березку. Крик боли Хранительницы, ощущающей, как лопаются кости, сливается с нечеловеческим воплем, который издает Игольчатый. Обломки дерева летят во все стороны, изодранный ствол повисает черной плетью, но Наира этого уже не видит, как не видит, что исполин, которого страшились воины обоих миров, падает на землю, как из его шеи, откуда он инстинктивно выдернул кинжал, идет черный дым. Не видит его последних мучений, его поражения. Где-то вдали надрывно, словно плача, кричит уцелевший йорон. На лицо падают мягкие, прохладные капли земного дождя. Хранительницу наконец принимает в свои объятия спасительная темнота… *** – Как она? – прорывается сквозь небытие знакомый, дорогой голос. – Ты всё еще здесь! Нет, скажу по-другому, ты всё это время БЫЛ здесь? Ох Клавдий-то разгневается… Приятные запахи сушеных трав и сосновых поленьев, потрескивающих в печи. Тепло и обнимающий уставшую душу уют родного очага. Трудно не почувствовать, что Наира в избушке, которую Верона попросила построить для себя на окраине одного из лесов Беловодья. Здесь главная целительница излечила уже немало раненых, щедро принимая к себе и землян, и их союзников. Сама атмосфера этого места оказывает благотворное воздействие, закрывая энергетические пробои на душе, помогая лечению ран на теле. Наира знает, что спасена, что будет жить. Более того – она полностью исцелится. Иначе и быть не может. Встревоженный Трэвис, однако, в этом не так уверен и продолжает мучить Верону вопросами. – Клавдий подождет, – раздраженно заявляет он. – Они всё равно ругаются, пытаясь выяснить, кто виноват, что защиту лазарета прорвали. Скажите, ее жизнь вне опасности? – А то сам не видишь? Лежит спокойно, ровно дышит, спит. – А рука? – Трэвиса так просто не выдворить, если он сам того не захочет. Наира улыбнулась бы, если бы на это были силы. – Вы видели, что было с ее рукой? Это же Костолом! Хвала Изначальным, что задело лишь краем заклинания… – Послушай, будешь надоедать мне, тебя тоже Костоломом заденет. Прямо сейчас и уже не краем! – судя по голосу Вероны, она теряет терпение. – Собрала я ей руку, неужто бы допустила, чтобы калекой она осталась, девочка моя? Только покой ей теперь нужен, а где ж его добьешься, пока ты здесь! – Хорошо, я уйду, – Трэвис смиряется, но Наира знает – это только из-за беспокойства о ней. – Но как только она проснется… – Она прямо сейчас проснется, если не прекратишь шуметь! А ей отдых ой как необходим… Всё, уйди с глаз моих долой, окаянный! Удаляющиеся шаги и скрип двери говорят о том, что наказ Вероны наконец возымел свое действие. – Ну, глаза-то открывай, – ее голос снова слышится совсем рядом. – Это ж своего друга сердечного обмануть можешь, но не меня. Наира с трудом разлепляет веки и смотрит на склонившуюся над ней Верону. – Разбудил-таки тебя, несносный, и причем уже пару минут назад! Вот я всегда недоумевала, что ты в нем нашла! На лицо-то красавчик, да стержня в нем нет. Поведет в сторону – только так прогнется. Слабая улыбка всё-таки касается губ Наиры. Трэвис и Верона никогда не привечали друг друга, что не мешало им быть двумя самыми дорогими для нее людьми, которые никогда ее не покидали. Иногда и кому-нибудь из беловодцев удавалось занять место в ее сердце… но река времени неизменно уносила Наиру дальше по жизни, прочь от прежде дорогих берегов. Даже в колыбели цивилизаций обычные люди не живут вечно. – Что улыбаешься-то? Ох, голубушка моя, нагнала ты на меня страху, когда Трэвис тебя сюда притащил! Вся в крови, руку вдребезги разбили. Час целый корпела над тобой. Наира с некоторым трудом разворачивает голову и бросает взгляд налево – ее рука вся в лубках, туго забинтована. – Но будь спокойна теперь – отлежишься денек, кости новее новых станут. И следа не останется, что Костоломом тебя потчевали. А остальных ран уже сейчас след простыл, неглубоко тебя задел умбрит, чтоб ему на том, умбрийском свете, пусто было! – Так Игольчатый… – произносит Наира одними губами, но Верона понимает ее. – Отвоевался ваш Игольчатый, – бормочет целительница. – Неисповедимы пути Изначальных, кто же знал, что погибелью такого воина станет не сильнейший боевой маг али воин, но девушка, что больше целительством занималась? Непробиваемую броню себе сделал, маги были бессильны, но и у него нашлась Ахиллесова пята… Сейчас не время говорить об этом, но Наира знает, что о подробностях смерти Игольчатого ей придется рассказать еще не раз, и с годами это обрастет домыслами, превратившись в мало связанную с реальными событиями легенду. Игольчатого погубил не кинжал из бирюзита и даже не открытое горло. Скорее – собственное высокомерие. Он промедлил с ударом, слишком рано праздновал победу, решив провести свой ритуал. А на войне это непростительно, за малейшую ошибку здесь дорого платят. Вот и Ингмар... Ингмар! – А мой Ингмар… – шепчет Наира едва слышно. Взгляд Вероны становится печальным, брови сдвигаются над переносицей. – Когда наши маги прибыли в лазарет, его душа уже отлетела от тела. Сильные, слишком тяжелые раны. Игольчатый его всего изломал. Сколько же всего потерь – скажут на Совете. Но лазарет спасен, благодаря тебе прежде всего. А еще ты оказала неоценимую услугу всем нашим воинам. Наира прикрывает глаза. Радость от победы над врагом – которой она, впрочем, не заслужила, – омрачается болью от потери верного телохранителя. Даже не так – друга, за пятьдесят лет он ей стал больше, чем просто личным охранником. Ингмар-Ингмар, ну как же так? Что же ты не предусмотрел, где ты ошибся, опытный воин? Но ты сражался до конца, исполняя свой долг, ты подарил лишние мгновенья жизни своей госпоже – и, как знать, не это ли придало излишней уверенности Игольчатому – и тем самым помогло ей сковать свою победу? Неизвестно, оплакивают ли сейчас свою потерю умбриты, но Наира долго не забудет Ингмара – его веселый нрав, умение всегда поднять настроение, его поразительную чуткость, его отвагу. Ему бы еще жить да жить – жениться, растить детей. И ведь была та, что ждала его в Беловодье. Наира собиралась после окончания войны отпустить его со службы, дать возможность найти себя уже в семье, не только на ратном поле. Этому теперь не бывать никогда… – Печалью горю не поможешь, – вздыхает Верона, ласково проводя рукой по волосам Наиры. – Понимаю, привязалась ты к парню за столько лет. А что поделать? Это, девочка моя, война… Наира молча кивает, ощущая, как глаза пощипывают предательские слезы. Столько веков – и не научилась отпускать! – Лучшее, что сейчас можно сделать, – продолжает Верона, помогая воспитаннице приподняться и поднося к ее губам чашу с горячим настоем, – это дать себе отдых. И телу, и душе, и мыслям. Потерю ты свою не воротишь, но можешь помочь другим вернуться живыми с войны. Ты нужна всем им, нужна очень сильно. И чем быстрее – тем лучше. Пей – и спи. Верона, как всегда, всё верно говорит. Мертвых остается только проводить, а вот живых еще предстоит поддерживать. Для этого нужно держаться самой. И когда Наира вновь проваливается в сон – на этот раз легкий, исцеляющий, – она уже почти полностью спокойна. *** – Кто бы мог подумать, – слегка задумчиво произносит Клавдий, вертя в руках кинжал. – Я дарил его тебе для самообороны, на самый крайний случай. А ты им убила Игольчатого. На щеке Клавдия еще не совсем зажил шрам, нанесенный покойным ныне умбритом. Из чего бы ни был сделан его меч, даже для Хранителей наносимые им раны очень опасны. Сейчас алхимики Беловодья воодушевленно заняты исследованием умбрийского оружия. Правда, пока только качают головами – с таким металлом встречаются впервые. – Это и был «самый крайний случай», – отвечает Наира. – Простая самооборона. – Как всегда, скромна и искренна, праведница на молитве, – усмехается Хродмар. Он уже полностью оправился от своей раны и привычно язвителен. – Кажешься такой же бесхитростной и простой, как вода в ручье. Вот и умбрит попался на крючок. Я восхищен, Наира, ты смогла удивить меня, – и он дарит ей лукавую улыбку. – Некоторые из нас и не сомневались никогда в ней, – Трэвис кладет руку Наире на плечо. Это не только знак поддержки – Хранитель четко дает понять, кто именно является избранником ее сердца. Наира последние десять лет постоянно ловит на себе заинтересованные взгляды Хродмара, даже несколько раз отклоняла попытки его настойчивого ухаживания. Не то чтобы ему приходились по нраву эти отказы, он слишком сильно стал увлекаться радикальной идеей о том, что женщине следует быть покорной желаниям мужчины. Идея, которую он передал земному Востоку, своим любимым арабам. Трэвиса тоже не радует, что на Наиру претендует кто-то еще и, возможно, только это останавливает Хродмара от более решительных действий. Он не хочет связываться с покровителем меровингских франков. – Давайте не будем отвлекаться, – Клавдий, как всегда, слегка грубоват. – Наира, твой кинжал попробовал крови умбритов и запомнил ее. Теперь он сам будет тебе помогать. – Надеюсь, этого будет довольно, – добавляет Стефания, и между ней и Клавдием следует быстрый обмен взглядами. Наира догадывается, какие мысли могли посетить двух Хранителей. Марк, их общий сын, погиб две недели назад в одной из вылазок к Вратам. У него был даже не кинжал, а целый меч, подарок отца. Но это юноше не помогло. Череда прожитых тысячелетий, в течение которых рождались – и неизбежно уходили дети, закалила сердца этих двух Хранителей. Ни один из них не проронил на похоронах ни слезинки. Только рука Клавдия, поджигающего погребальный костер, дрогнула, и факел чуть не выпал из нее. Только Стефания, глядя, как огонь забирает тело ее сына, стиснула пальцами запястье своего мужчины, словно ища у него поддержки. Поддержки, которой она никогда ни у кого не искала, привыкнув со всем справляться сама. Кто знает… может, спустя еще несколько сотен лет их сердца настолько закалились, что стали бесчувственными – и дети сделались им безразличны. Так проще – не больно их терять. Наира осуждает Клавдия и Стефанию за Зеркальщика, их заточенного на шестьсот лет сына – чудовищно поступить так с собственным ребенком. Но в то же время, прожив бесчисленное множество лет, в омуте которых утонули воспоминания о первой любви, первой дружбе, первой потере – она не может не понимать остальных Хранителей. Потому что видела бледное лицо Марка на погребальном костре. Видела лица других детей Стефании и Клавдия, забранных войнами или унесенных безжалостным временем. Как странно и иронично – человеку не хватает жизни, чтобы познать мудрость, он слишком рано уходит. А Хранитель, которому даны тысячелетия на познание себя и мира, однажды теряет то, что ведомо обычным людям. Теряет часто не из-за злобы или алчности, а из-за непонимания того, что делать с подаренной ему вечностью – и потерями, что неумолимо сопровождают этот дар. Клавдий наконец протягивает ей кинжал, и, принимая его, Хранительница чувствует, как изменились окутывающие лезвие вибрации. В них вплелись нити смерти и разрушения. – Дай-то Изначальные, чтобы больше ему не пришлось пробовать ничьей крови, – чуть слышно говорит Наира. Ей не нравится держать в руках собственное же оружие, спасшее ей жизнь. Всё ее существо противится убийству. Она богиня созидания – любви, семьи, рождения детей. Но даже ей приходится воевать. – Сожалею, моя дорогая, но у тебя нет выбора, – Эдмон протягивает ей развернутый свиток. – Ворон умбритов принес сегодня утром. Не волнуйся, мы уже проверили его на магию и возможные яды. Наира кладет кинжал на стол и берет в руки свиток – пальцы обжигает, будто в руках кусок льда, – и скользит взглядом по словам. Их всего пять: ее имя и надпись sacer hostis sanguine conjuntus. Она недоуменно сдвигает брови. – Священный враг по крови? – Скорее тут стоит переводить буквально, – вмешивается Вигус. – Кровью соединенный. Ты пролила кровь великого воина умбритов, тем самым связав себя с ними. Родство наоборот. – Я также полагаю, что и выбор слова hostis – враг-иноземец – вместо личного inimicus не случаен, – подхватывает Эдмон. – В конце концов, мы враги умбритам только потому, что защищаем свою землю. Однако, если вспомнить остальные оттенки слова, то получается поистине «национальный» враг. – Иными словами, священный кровный враг – вот кто ты для них теперь, – подводит итог Клавдий, слегка нетерпеливо выслушав мнения двух эрудитов. – Даже не знаю, поздравлять тебя или нет, Наира. Только несколько наших магов и воинов удостоились подобной «чести». Из Хранителей – ты первая. – И что же это значит? – Наира сворачивает свиток и откладывает его подальше. Чутье подсказывает – ничего хорошего. Она чувствует, как Трэвис сжимает ей руку – он тоже ощущает ее смятение и хочет поддержать. – Каждый умбрит теперь жаждет моей смерти? – В общем и целом – да. Им надо отомстить за смерть сородича, – мрачно говорит Клавдий. – Но сделать это красиво. Ты заслуживаешь отдельного поединка, в который не имеет права вмешиваться никто. Тебя нельзя ударять в спину или травить. Можно убить только в открытом и честном бою. – Однако, – улыбается Хродмар, проводя по Наире нарочито ласковым взглядом, – двое наших воинов, награжденных этим званием, уже нашли свою смерть. Да, это были честные поединки – но безжалостные. От его слов невольная дрожь пробегает по телу Наиры. Ей хочется прижаться к Трэвису, ощутить себя в безопасности в его крепких объятиях. Но не сейчас, только не на Совете, под взглядами других. Хранители должны видеть ее силу, быть в ней уверенной. – Если умбриты хотят поединка – они его получат, – мягко освобождая свою руку, произносит Наира. Ее голос тверд и спокоен. – Но я сама не буду искать его, у меня другие обязанности. Много раненых, после налета на лазарет – вдвое больше. Правда, – она пожимает плечами, – я не знаю, чем удостоилась подобной чести. Многие бы сочли мой удар предательским. – Нам сложно понять умбритов, – говорит Вигус, хотя все знают, что из всех Хранителей он более всего жаждет изучить иномирцев. – Их мораль, логику их решений. Возможно, всё дело в том, что ты боролась до последнего. Или потому что приняла вызов того, кто был намного сильнее тебя. Как бы то ни было, умбритам было от кого получить вести и сделать выводы – вороны или, возможно, уцелевшие йороны. – Так что держи кинжал поближе к себе, – снова напоминает Хродмар. – Умбриты иначе, нежели мы, относятся к смертям собратьев, но ничего не забывают. Никогда. Сложно понять, о ком он сейчас говорит – о жителях Умбры или о себе, отвергнутом богиней любви. – В этом мы с ними похожи, – сквозь зубы добавляет Трэвис, сверля Хродмара убийственным взглядом и выдвигаясь чуть вперед, загораживая собой Наиру. – Тоже не забываем… – Может, вы закончите выяснять свои отношения и мы наконец перейдем к другим делам? – раздраженно говорит Стефания. – Мы так и не смогли понять, как умбриты пробили защиту лазарета, а значит, наши раненые, наши схроны с оружием и многое другое в опасности… Под ее взглядом даже Хродмар не находит, что сказать, и Клавдий быстро переводит обсуждение на вопросы защиты лагерей беловодцев и землян. Совет продолжается, а Наира убирает кинжал в ножны и вешает на пояс. В одном Хродмар прав – отныне оружие должно быть при ней неотлучно. На той войне ей больше не довелось сразиться ни в одном поединке – только пару раз в общих схватках. Спустя два месяца наконец удалось закрыть врата на Земле и в Умбре, после чего поражение оставшихся вне своего мира противников стало лишь вопросом времени. Некоторые из них, впрочем, избежали смерти – рассеялись по Европе и потерялись в веках. Их след, однако, при желании можно было обнаружить – они тоже оказали свое влияние на западную культуру. Как бы то ни было, никто из них не отыскал Наиру во время ее последующих посещений Земли. Наверное, им было уже не до этого – они боролись за выживание во враждебном им мире. В XV веке во время вторжения умбритов на Алтай Наира лишь несколько раз выходила из Беловодья, чтобы помочь земным магам. В сражениях ни она, ни другие Хранители не участвовали. Тем не менее, кинжал был постоянно при ней. И только в последние несколько веков ждал своего часа на полке, завернутый в ткань. Дождался. Возможно, удастся избежать новой войны – Наира верила и надеялась в это всей душой. Но поединок с колдуньей чем дальше, тем больше виделся Хранительнице неизбежным. Продолжительность жизни умбритов до сих пор оставалась загадкой, но даже если Агапа была новым поколением – тем, кто пришел на смену участникам первого вторжения на Землю, – наверняка она знала обо всех событиях минувшей войны. И тоже помнила о священном враге по крови. «Умбриты не забывают», – говорил Хродмар. Наира уже заканчивала укреплять на поясе перевязь с ножнами, как вдруг что-то дернуло ее за правую руку. Безболезненно, легко – но настойчиво, раз за разом обращая внимание. Глаза Наиры расширились. Она поняла, что это значит – ее звала одна из водных меток. Посланный из кольца сноп энергии коснулся карты на стене, она ожила, на материках загорелись оранжевые точки. Одна из них слабо пульсировала, переливаясь зеленым цветом. Северная Америка, Долина звенящих камней… Так скоро? До полнолуния еще полдня, сейчас врата не открыть! Но метка звала, передавала, что в ее пределы вторглись непрошенные гости. Нужно было действовать. Водная гладь заколыхалась, отразив лицо Кирилла – Наира сама не понимала, почему именно он первым мелькнул в ее мыслях. Парень, по всей видимости, только что оторвался ото сна – без рубашки, лицо заспанное, взъерошенные волосы торчат во все стороны, взгляд отсутствующий. А ведь до Совета всего полчаса – и когда юноша собирался приводить себя в порядок? – Кирилл, метка в Северной Америке, штат Пенсильвания, в Долине звенящих камней, ожила, – сообщила Наира. – Надо проверить, жду тебя там. Передай, пожалуйста, Вероне, я оповещу Трэвиса. – Да… я… Наира, осторожно, не иди к метке одна!.. Но она уже оборвала контакт. Дорога каждая минута. Трэвис, конечно, был уже готов к предстоящему Совету – как всегда элегантный, одетый с иголочки, волосы уложены. Однако и он был, казалось, слегка удивлен, хотя и рад. – Наира? Вот уж не ожидал… – Некогда, Трэвис, – Наира кратно передала ему то же, что и Кириллу. – Быстрее, я уже иду туда. – Сообщила остальным? – Да. – Подожди меня, отправимся туда вместе… Когда-то она послушалась бы его. Но не теперь. Наира не доверяла ни Трэвису, ни Кириллу, хотя и поставила в известность обоих. К тому же она нутром чувствовала – это ее бой. Sacer hostis sanguine conjuntus. Время пришло.