***
Саундтрек: Doja Cat - Boss Bitch Возвращаясь в свою комнату из душевых, чтобы собрать вещи, Драко был одновременно подавлен и воодушевлен возвращением в мэнор. С одной стороны, там ему придётся столкнуться с Темным Лордом и отчитываться перед ним, почему попытки убить Дамблдора еще не увенчались успехом. С другой же стороны, он увидит маму. Еще никогда возвращение домой не было для него дилеммой. По пути в коридоре ему встречается Тео. — Ты домой едешь? — интересуется Драко, зная, что Нотта там никто не ждёт. И Дафна его на этот раз утешать не станет. Не сбавляя шага, чтобы ответить ему, Нотт лишь на мгновение скользит по блондину ледяным и острым, как лезвие ножа, взглядом — и, уже отдаляясь, бросает: — Еще раз увижу ее у тебя в постели — подорву тебя к чертям нафиг, Малфой. Вот псих долбанный. Его угроза вызывает у Драко лишь надменную насмешку. Тоже не сбавляя шага, он разворачивается и, едва не пожелав Нотту вставать в очередь за его убийством, сардонически разводит руками: — И тебе счастливого Рождества. На этих рождественских каникулах Блейз пригласил Дафну на прием в своем поместье. Со скандалом с мамой и с хлопком парадной двери Дафне удалось погостить у Диллинджеров-Забини. Ей нравилась семья Блейза. Их традиции. Она выпустила пар с Блейзом в домашнем тире его дяди, с раскатами автоматных очередей обстреливая мишени, на которых наколдовала карикатурные изображения Пэнси. — Эта сучка выглядит куда лучше с пробитой башкой, — колко заметила Дафна, перезаряжая магазин автомата, и с нешуточным вовлечением в процесс вновь открыла огонь. Стоит ли говорить, что она расстреляла их все? Блейз был восхищен меткостью Дафны и, поаплодировав ей, пошутил, что для нее двери в мафиозный клан Диллинджер-Забини всегда открыты. Также не преминул закинуть монетку в копилку заигрываний с ней: — Круче тебя с пушкой, детка, никого не видел. На что губы Дафны тронула польщенная улыбка. Блейз Забини был своего рода наркотиком для неё. Она знала, с ним ее непременно ждёт безграничная эйфория. Но еще она знала, что после эйфории последует неизбежное падение об реальность. Суровую реальность, которой для неё был Теодор Нотт. В то утро Дафна не могла даже поцеловать его, как бы ей не хотелось... Ведь поцелуем бы не обошлось. У нее бы появилась зависимость, и она бы больше никогда не смогла остановиться. С Теодором же, к слову, она так и не говорила, как бы ее мама не просила проведать его. Донателла призвала домовиков Ноттов тщательно следить, чтобы Нотт-младший не натворил чего, а если и натворил, то немедленно сообщать. Дафна внутренне готовилась никак не реагировать, когда подобное произойдёт. Только вот ничего подобного не произошло... И это порядком удивило, даже насторожило.***
По прошествии каникул в конце первой учебной недели семестра Дафна решила выбраться из общей спальни девочек и посетить рядовую вечеринку в гостиной Слизерина. О чем потом еще страшно пожалела... Саундтрек: Megan Thee Stallion, Normani - Diamonds Сначала ей по пути попадается Пэнси, которая во всю отрывается с Парвати как на танцполе — среди прочих слизеринцев и их гостей. Никого не смущало, что в сердце змей пробрался один из львов. Сплетни разлетались быстро. И близняшки Патил заимели соответствующую репутацию со своей подпольной страстью к змеям. Тем более, что факультетной гадюке, учитывая последние знатно поджигающие ее фитиль стервозности события, возражать никто не рисковал. И — раз уж сегодня день гостей — против хорошего лесбийского шоу никто на Слизерине не был. А уж Пэнси Паркинсон устраивать шоу умела... Зацепив Дафну своим эйфорическим взглядом, Пэнси перестает тискаться со своей партнершей по пусканиям в полутрезвые эротические танцы, переплетает с той пальцы и, подняв их соединенные руки над головами, пританцовывает в ее сторону. — Да-аф! А Даф, — свободной рукой Пэнси подхватывает кисть подозрительно уставившейся на нее Дафны в попытке втянуть в танец, — я тут подумала, ну их этих мальчишек, давай к на-а-ам! От долгого провождения в комнате за увлекательным чтением у Дафны немного снижается восприимчивость к окружающему миру, так что действия Пэнси, когда та закручивает ее вокруг оси, как будто они снова закадычные подружки — а может даже и больше — не вызывают особых реакций. С пьяной Пэнси Дафне настолько не хочется иметь сейчас дело, что даже остро реагировать на ее повадки сил нет. От книжного похмелья Дафна блуждает в своих собственных мыслях, почти не придавая значения, что к ней в танце пристает Пэнси, а рядом извивается Парвати. До того, что внезапно в какой-то момент Дафна чувствует губы Пэнси на своих, и тогда все же решает это прекратить. Да, нужно это прекратить... Губы Пэнси обволакивают ее, будто перечные лакричные конфеты. Ее длинные пальцы с острыми ногтями заправляют белокурые локоны Дафны за уши и ложатся по обе стороны висков. Пэнси в ритм с музыкой льнет к ней всем телом, прижимаясь своей грудью к ее. В зоне декольте на своей коже Дафна ощущает выпирающий через тонюсенькую полупрозрачную серебристую кофточку сосок Пэнси. Почему ее это не злит? На стрельбище у Диллинджеров-Забини Дафна мечтала всадить пулю ей в голову. Но точно не сейчас, когда вкус черничной помады Пэнси смешивается с ее жасминовым блеском. Оборвав поцелуй, Пэнси гладит Дафну по лицу и соприкасается с ней лбами. — Я хотела тебя обидеть разве что только немножко... — Если ты так извиняешься, то можешь даже не пытаться, — не может поверить своим ушам Дафна. Наглость однозначно родилась вперед Пэнси. — Я тебя не прощу, — отрезает она. Пэнси поникше опускает глаза, в последний раз проводит рукой по ее щеке и печально вздыхает, чмокнув напоследок в губы: — Я знаю. Дафна снисходительно снимает с себя ее руки, и Пэнси отстраняется. — О, моя любимая песня! — уже через секунду восторгается она и, принявшись напевать, снова переключается на Парвати. Их мигом затягивает в гущу танцев. Пара шагов даётся Дафне в легком замешательстве. И как по нарастающей замешательство обуревает все глубже, когда она останавливается поодаль ото всех. Может, ее правда влекла Пэнси. А может, ей просто не хватает ласки. Она не знает, зачем позволила ей целовать себя. Вновь. Еще и наслаждаясь поцелуем... Тоже вновь. По крайней мере, одно Дафна знала точно. Пусть катится к черту со своим пьяным бредом... Что это вообще было? Извинениями язык не поворачивается назвать. Саундтрек: Ramsey - Pay А потом Дафна натыкается на Тео. В, казалось бы, светской расслабленной позе привалившимся спиной к дальней стене со стаканом огневиски в руках. Но если приглядеться, то можно увидеть, как он пристально смотрит прямо на нее, да так, будто сдерживает внутри себя целый ад. Лучше бы ей развернуться и уйти. Желательно с поднятым вверх средним пальцем. Да, это было бы непременно лучше. Но Дафна так не сделает, как бы не кричал ей об этом здравый смысл. Голос которого сильно подавляло одиночество. Пару минут назад с Пэнси, а теперь с ним... — Что с тобой? — Дафна размеренно подходит к Нотту, и с каждым ее шагом его дыхание становится все тяжелее. — Даже не скажешь какую-нибудь мерзость? — заискивает она. Впервые с тех пор, как она его увидела, он моргает. — Воздержусь. Дафна вскидывает подбородок, с подозрением оглядывая его неподвижную фигуру. — Как провел каникулы? — натянуто спрашивает она, так, что не разберешь — яд ли это в ее голосе или же подчеркнутая вежливость. Он напряженно ее рассматривает, непроницаемо отводит взгляд в сторону и только тогда отвечает: — Дома был. — ...Один? — Да. Дафну начинают раздражать его односложные ответы, и она хмыкает: — А что так? — А решил себя наказать, — в тон ей отвечает Тео с нарисовавшейся на губах фальшивой учтивой улыбочкой. — Ничто другое мне больше не вставляет. С зельями, думаю, уже перебор. И ты распугала всех сучек, приструнив Паркинсон. Что мне еще делать? Помучаться — самое то. Сквозь стену воздвигнутого сарказма, его голос отдается надсадным эхом. Дафна это прекрасно видит, но думает, что лучше бы не видела. — Ты ведь несерьёзно... — Почему же, дорогая, серьёзнее некуда... — На лице Тео подрагивает улыбка, но в глубине его остекленевших изумрудных глаз зияет мертвецкая пустота. — Страдать — так страдать вместе, да? Раздвоение характера. Ты — улыбающийся заложник, к затылку которого приставил орудие убийства злодей... Злодей, которым являешься ты сам. — Да ты издеваешься?! — вспыхивает она. — Ничуть, Дафна. Я подумал... зачем пытаться скрасить действительность, когда исход нас ждёт один? Просто позволяю себя добить... По сценарию играть не интересно. Остаётся импровизировать и надеяться, что из всего этого что-то да выйдет. Все понятно. Если Пэнси, чтобы нести чушь, еще нужно хорошенько налакаться... Тео же и без того отлично справляется. — Ты... псих. — Ну, не надо, — ухмыляется он. — Не притворяйся, что не понимаешь меня. Ты меня всегда понимаешь, родная... Так что оставь это. — Ладно. Хочешь знать, что я думаю? — зло выговаривает Дафна. — Ты прячешься от самого себя! А когда не удаётся — ты горишь... Чего ты так боишься в себе, а, Тео?.. — она тыкает ему в грудь пальцем и на секунду допускает мысль: — Или, может, во мне? Его глазницы быстро бегают по ее лицу. Тайны по кусочкам съедают его изнутри, в конце концов он не выдерживает: — В нас, Дафна. В нас! Разве ты сама не видишь? Наша кровь отравлена! От того ты мучаешься каждый месяц... — Тео отталкивается от стены и, забегав страдающим взглядом по ее лицу, как одержимый, пытается втолковать ей: — Мы должны наказать их. Она не может свободно сделать глоток воздуха, когда его лицо так близко. Одно его присутствие отравляет ее. — Ценою того, чтобы самим быть наказанными? — выдавливает из себя Дафна. Он же наоборот дышит глубоко, прикрывает глаза и, словно превозмогая что-то, выдыхает: — Да. Анализируя его слова, Дафна не успевает оглянуться, как Тео уже исчезает из поля зрения. Ноги как в тумане ведут ее на второй этаж гостиной, где не так людно. Там, остановившись у ограждения и схватившись за перила, она пытается сдержать боль в груди, не дать ей разраститься и выплеснуться в слезы. Ни спонтанная близость с Пэнси, ни разговор с Тео не делают ее менее одинокой. Ни даже дружба с Блейзом, которой она отказывалась злоупотреблять... Где «злоупотреблять» — значит чрезмерно сближаться, заставляя и его, и себя надеяться, что у них есть будущее. Опустив расплывчатый взгляд вниз на проходящую в самом разгаре вечеринку, Дафна прикусывает губу и пытается дышать ровно. Какое-то время ей это удается, но вскоре поток эмоций все же овладевает ею, и Дафне остаётся лишь заглушать свой плач. Она чувствует себя беспомощной в понимании, насколько все-таки она зависит от воли других по отношению к себе. И это делает ее несчастной. Дафна бы все отдала, чтобы уметь справляться со всем в жизни самой. Не ждать утешения, не рассчитывать на чье-то плечо. Быть свободной в своих амбициях и мечтаниях. Но все, что ей остаётся, это полагаться на милость близких людей, которую либо ждать не приходится... либо нельзя слишком близко принимать к сердцу. — Я уже говорил, как ты красива в печали? — К Дафне снова подходит Майлз Блетчли, семикурсник и охотник их сборной по квиддичу. В легком раздражении от того, что он потревожил ее уединение, Дафна скрывает лицо за волосами и быстро утирает с щек слезы. После чего порицательно выговаривает, стирая с лица парня флиртующую улыбку с ямочками на впалых щеках: — Разве не видно, что я сейчас не желаю компании, Блетчли? — А по-моему, наоборот... Ты кажешься грустной, — замечает он. — Я видел, что ты говорила с Ноттом... и как до этого зажгла с Пэнси... — Майлз недвусмысленно поигрывает бровями. — Вы с ней то ласкаетесь, то дерётесь... Должен признать, ничего горячее вас, девочки, я не видел. Вы как отменное лесбийское порно наяву... — Он смущенно склоняет голову и опирается локтем об ограду, искоса на нее поглядывая. — В общем... так сразу не угадаешь, в каком наша мадам староста расположении духа. — Мадам староста? — Дафна неоднозначно хмурится, предпочитая проигнорировать упоминания эпизодов с Пэнси и Тео. — Где-то это я уже слышала... Майлз ей старательно мило улыбается и протягивает стакан с выпивкой. — Выпей, прелесть. Как бы печаль тебе не была к лицу... как там... улыбка — краше. Многие заглядываются на нее, но никто не подкатывал всерьез, прекрасно зная, что у Дафны и без них есть из кого выбирать. Слишком высокая конкуренция. «Смотрите, но не трогайте», — все время собственничал Нотт. А из-за прочной френдзоны с Блейзом за Дафной закрепилась репутация недотроги. И раз уж у самого Блейза Забини не выпало с ней, то у остальных руки опустились, не рискнув даже особо подняться. Так чего же от нее хочет Блетчли? Внимание Дафны внизу зацепляет Блейз, который едва успевает появиться на вечеринке, как за ним тут же увивается пара особо ушлых семикурсниц. Он их не сильно замечает, оглядываясь по сторонам. Но и этого хватает Дафне, чтобы вспомнить о самопожертвенном решении не давать Блейзу ложных надежд. В голове в который раз всплывает его образ из душа... и Дафне становится одновременно невыносимо жарко и тоскливо. Чтобы не ринуться к нему, она старается чем-то отвлечься, принимает с рук Блетчли стакан с какой-то выпивкой и опрокидывает его в себя залпом. И под выжидающим чего-то взглядом Блетчли немеет. В голове что-то переключается, точно по щелчку. Дафна разворачивается лицом к Блетчли, затуманенно разглядывает его и — как гром среди ясного неба — понимает, что по уши в него влюблена... Майлз весь лучится в коварстве от триумфа.Ты заплатишь за то, что я больше не твоя. Твое поражение только начинается. Господи помилуй. — Ramsey «Pay»
***
Саундтрек: Eminem feat. Royce Da 5'9", White Gold - You Gon’ Learn — Куда мы так спешим, милый? — С безмятежной улыбкой и игристым блеском в глазах Дафна поспевает за Блетчли, торопливо ведущего ее за руку по коридорам мужских общежитий. — Прелесть, мы идем ко мне. — Он тормозит и, хватаясь за ручку одной из дверей, уточняет: — Ты же сделаешь все, как я скажу, правда ведь? Она часто кивает, зачарованная его голосом, но не внимающая смыслу. И он, с довольством облизав свои губы, заводит ее внутрь. Где их встречает Грэхэм Монтегю. Он встает с кровати во весь свой большой рост и приближается к ним, кривя губы в оскале. Рассматривая льнущую к Блетчли Гринграсс, он удовлетворенно хрипит. — Тебе реально это удалось? Майлз самодовольно кивает в предвкушении. — Сам на нее посмотри... Скажи, прелесть, ты ведь от меня без ума? — Аха... — сладострастно мычит Дафна, прижимаясь щекой к плечу Блетчли и обласкав его взглядом влюбленной дурочки. — Клади ее на кровать. — Что он такое говорит, Майлз? — возмущается Дафна. Монтегю выглядит недовольным ее непокорностью, и Блетчли учтиво тянет ее за собой к кровати за плечи. — Ты же не против, если Грэхэм к нам присоединиться? — А ты что... этого хочешь? Он азартно оголяет зубы. — О-о-очень. — Тогда да, я на все ради тебя готова... Не проходит и минуты, жадные поцелуи и две пары мужских рук накрывают Дафну и исследуют ее тело. Прикосновения одурманивают и подпитывают помешательство в ее голове, будто она хочет этого. Майлз опускается вместе с ней на кровать, посадив Дафну к себе верхом на колени, и покрывает ее шею вожделенными поцелуями. Матрас позади них проседает: нависая, Монтегю стягивает с нее блузку, и Дафна с хихиканьем поднимает руки, помогая ему в этом. Его щетинистый подбородок колет кожу на ее лопатках, когда он с животной похотью принимается облизывать ее, наматывая ее светлые волосы себе на кулак и поднимаясь языком к шее. Неприятная дрожь возникает внутри, и она ёрзает на коленях Блетчли, ближе прижимаясь к нему в попытке отпрянуть от Монтегю. Что капитан слизеринской сборной улавливает и с рыком вцепляется своими лапищами ей в бедра. А потом, пока Майлз восторженно что-то лепечет в ее грудь, копошится и подносит к ее губам какой-то флакон с исходящей из горлышка дымкой приятного аромата. — Давай, открой ротик, принцесса. Разомкнув губы, Дафна с интересом принюхивается. — Что ты делаешь? — отрывается от ее груди Блетчли. — А на что это похоже? — Монтегю упрямо подносит флакон к раскрытым губам Дафны. — Думал единолично завладеть ее вниманием? Я же вижу, блондиночка только к тебе липнет... Давай, прелесть, сделай глоточек... — Грэхэм наклоняет флакон. Но Майлз спешит придержать его за руку. — Не уверен, что можно давать двойную порцию... — Вот мы и проверим, да? — Мы так не договаривались, Грэхэм. Нельзя, чтобы что-то пошло не так. А если ей плохо станет... Что будем делать? — Он понижает голос, поглядывая на Дафну, вновь опустившую макушку на его плечо в влюбленной прострации, и шепотом трусовато проговаривает: — Не дай Мерлин, Забини узнает... — Да чего ты паришься? Не узнает! — с пылом продолжает настаивать Монтегю, хватая Дафну пальцами за подбородок. — Как договаривались, сотрем ей память, она ничего и не вспомнит. Дафна хлопает ресницами, не в восторге, но и не сопротивляясь, раз уж Блетчли на авось махает рукой, когда Монтегю вливает ей в рот вторую за вечер порцию Амортенции. И Дафну по волшебству окутывают два аромата. Первый с одной стороны острый, как лесной пожар, а с другой, если принюхаться, — домашний, как тепло от камина с рождественской елью. Второй же глубокий и мужской, как мускус, обволакивающий и бархатистый, как кедр; его хочется полной грудью вдыхать еще и еще. Смесь этих запахов оглушает ее. Все перед глазами Дафны ходит кругом то от пьянящего вожделения, то от дикой путаницы в своих мыслях. Происходящее видится обрывками, в которых она то с непреодолимым желанием ластится к Блетчли, прижимая его руку к губам, со стонами подделанной страсти прижимает голову Монтегю к своей груди, то задыхается от подступающего к горлу кома острого чувства, что что-то не так. В один из таких перепадов Дафну резко отрезвляет паника, инстинкты в мозгу позывают вырываться, но тело не слушается, как у заведенной куклы. Под нестабильным влиянием передозировки любовного зелья Дафне рывками удается взять контроль над речью. Она просит их перестать, и только со второй попытки оба озадаченно переглядываются. — Ребята, я не шучу! Пожалуйста, хватит! — Я говорил тебе, не давать ей вторую дозу, — Блетчли обеспокоенно наблюдает за тем, как Дафну то отпускает Амортенция, то вновь накрывает. В один их таких скачков до Дафны доходит суть его слов. И ее до слез потрясает смесь шока, ярости и навязанной похоти. Расплакавшись навзрыд, она вцепляется ногтями Грэхэму в бицепс и, хватая ртом воздух, через всхлипы пытается пригрозить: — Вы... поплатитесь... Так нельзя... — Но чары Амортенции захлестывают ее вновь, вынуждая прильнуть к чужому телу над собой, обнять за массивные плечи и застонать. — Какая наивная девочка... — с ответным гортанным стоном Монтегю похотливо скалится от ее отзывчивости и с большим пылом толкается в нее бедрами. — Мы все продумали. Никто не видел, как Майлз ведет тебя сюда под дезалюминационными чарами, принцесса. Так что никто из твоих мальчиков не придет тебя искать... — Может, не стоит, а? — заметно трусит Блетчли, оценивая ее состояние. — Мы же не насильники. — Ты идиот? По-твоему, уложить девчонку в койку с помощью любовного зелья — не считается? — Это другое, она же не сопротивлялась. А теперь — сопротивляется... — Блетчли мучают сомнения от вида того, как Дафна хнычет, отвернувшись от них лицом в подушку. — И я не хочу потом проблем с Забини, Грэхэм. — У нас же есть антидот, забыл? И мы сотрем ей память. Никто ничего не узнает и не будет никаких проблем... Гринграсс и не вспомнит. Или... ты веришь в эти сказки, будто справедливость всегда торжествует? — насмехается Грэхэм и, облюбовав Дафну плотоядным взглядом, убирает с ее залитого слезами лица пряди волос. — ...В конце концов, не должна такая прелесть доставаться одному Нотту... Или еще Малфою? Кто там сейчас из них ее трахает? Ах, да, сейчас ее трахаем мы, — по-скотски оскаливается он. — Уж точно не Забини... И у Майлза развеиваются все сомнения.***
Саундтрек: Billie Eilish - when the party's over Позднее Дафна брела по каменным коридорам подземелий и не помнила, откуда она идёт и куда. Пространство и время размылись. Сердце билось так неспокойно, а в голове было так пусто, что казалось пугающе контрастным. Сознание плыло от похмелья, но ведь она совсем не пила... Но больше всего беспокоило то, как ныло внизу живота... то, что привело ее к догадке. Догадке, что подкосила ей ноги, вынудив пошатнувшись забрести к ближайшему подводному окну и скатиться по нему на пол. От неизвестности, с кем была и где, Дафна сжимается в комок — не в силах унять это обострившееся чувство, когда хочется просто покинуть собственное тело, внутри которого так бренно. Обрести без него свободу. И, как бы не хотелось спрятаться в объятиях друга... лучше уж она сама переболеет, чем заразит его своей болью. — Дафна? Тео тормозит на своем пути, замечая ее на полу в холоде болотного света Черного озера за окном — уткнувшуюся лицом в поджатые колени, со спутанными белокурыми волосами, помятой одеждой и подрагивающими руками. Дафна ему не отвечает и даже не реагирует, и он в пару шагов сокращает расстояние, ощутив, как по спине поднимается дрожь волнения. Убирая завесу из жемчужного каскада длинных волос, Тео встречает сопротивление, когда пытается поднять ее голову: Дафна шипит и отмахивается от него. — Да что с тобой? Перестань брыкаться! — Он хватает ее за оба запястья и пытается заглянуть ей в лицо, которое она от него прячет. Но тут что-то в Дафне кажется иным, и Тео не понимает что, пока до него не доходит, что не может уловить нити ее аромата, вместо него чувствуя чей-то посторонний. — С кем... — глухо проговаривает он, — с кем ты была? А? Отвечай! — Я не помню! — вскрикивает она, подняв на него свои заплаканные глаза цвета дождя. — ...Ясно тебе?! Его стеклянные глаза переливаются в зеленую сталь. — Что, блядь, значит... не помнишь?! — Не помню, не помню, не помню! — истошно мотает головой Дафна, заливаясь слезами и хватаясь за голову. Тео весь холодеет, сглатывает и, еще раз оглядев ее, все понимает. — Пойдем. Давай, — подхватывает он Дафну под локоть, помогая ей подняться, и спешно ведет за собой. Было бы самообманом отвергать его. Было бы саморазрушительно пытаться справиться одной с этой пустотой внутри, как если бы способность выражать эмоции в один миг попросту выключили... казалось, что их нет вовсе. В попытках отыскать в своей голове хоть что-то похожее на воспоминания последней пары часов, Дафна позволяет Теодору отвести себя в его общую комнату, а там завести в ванную. Ведь куда хуже было бы остаться наедине с пустотой. Не став искать помощи, с мыслями о себе как о ядовитой обузе для друга, которая может лишь разбить ему сердце... она находит естественным поддаться инстинкту быть рядом с тем, кто в родстве разделяет этот яд в их крови. Трещина в черной мраморной плите не отпускает ее внимания, когда Тео что-то пытается из нее вытянуть, узнать. Эта трещина не отпускает даже когда он, бросив попытки допроса, переходит от слов к действиям и начинает снимать с неё одежду. Подрагивающими пальцами на ее коже, Тео снимает с нее блузку, разворачивает Дафну к себе спиной и с замиранием отмечает, что ее бюстгальтер, который, как он помнит, она обычно застёгивает на последний крючок, сейчас застегнут... на первый. Его действия становятся лихорадочней, не с первой и не со второй попытки ему удаётся расстегнуть ее джинсы. Он мимоходом находит ее глаза, по прежнему смотрящие в никуда, и понимает, что не дышит. Тео не может глотнуть воздуха, нетвердой рукой протиснувшись ей между бедер, где она, как он и предполагал, посткоитально налита кровью. Одернув руку, будто обжегшись, он отшатывается, хватается за голову и совершенно по-звериному скулит. Дафна наконец обращает на него рассеянное внимание, и ее эмоции частично к ней возвращаются. Истощенные и тягостные. Она наблюдает за ним, как он отнимает руки от себя и обрушает на нее свой взгляд. По-настоящему свой. Как после комы очнувшемуся, Тео кажется, будто это он овладел ее телом и разумом. Он допустил... И это осознание рухнуло на него в полной мере. Придавливая непосильным камнем. Смотреть на него такого слишком невыносимо, и Дафна отворачивается к зеркалу. Хватаясь за раковину, она задаётся вопросом: разве не этого она хотела? Чтобы он избавился от своего разрушительного альтер эго? Что ж, сейчас Тео сделал это — она по глазам видит. Но в действительности оказалось, что смотреть в его настоящее лицо после всего — все равно что увидеть призрака любимого. Волоски на теле встают дыбом, когда он растеряно подступает к ней и останавливается в шаге за ее спиной. — Это я, — произносит он. — Сейчас это я, слышишь? — Я вижу. Дафна пытается отвлечься, разглядывая себя в зеркале, через которое ей удаётся заметить у себя на шее плохо замаскированный чарами засос. Откинув волосы с плеча, она взмахом палочки удаляет эти чары. И, глядя на свое безразличное отражение, никак не может разобраться в своих чувствах. Их попросту нет. Она ничего не чувствует, хотя тело говорит, что вроде бы что-то не так, но в голове пробел. И от этого хуже всего. Ей не плохо и не хорошо. Ей никак. Темная дыра в груди оглушает сильнее всего, от нее хочется выдрать себе волосы, да что угодно, лишь бы хоть что-то почувствовать. Дафна открывает кран и полощет себе рот, обливает лицо водой, трет мылом шею, руки, локти... А Тео не может ее остановить, отобрать из ее ледяных от неотрегулированной воды рук кусок мыла. — Это я виноват. Я виноват! Перестань... Иди сюда... — Ему удается оттащить ее от раковины и, не переставая бормотать, что это его вина, затащить в душ, включить кран и промокнуть с ней под напором воды насквозь. — Я ненавижу... ненавижу тебя! — вскрикивает Дафна, и Тео резко смолкает, а его ноги подкашиваются. Он бессильно падает перед ней на колени. С самым отчаянным всхлипом, который ей приходилось когда-либо слышать. Взмокший под тяжестью одежды, Тео упирается лбом ей в живот и содрогается в душащих рыданиях, ухватываясь рукой за ее ногу под коленкой. Дафна больше не может ни пошевелиться, ни вымолвить из себя хоть слово, только ее нижняя губа начинает дрожать. Она вновь чувствует. Ненависть. Боль. Потрясение. Трепет... И она наконец может заплакать.Разве ты не понимаешь, что я не подхожу тебе? Я уже много раз тебя теряла, больше не могу. Я разорвала футболку, чтобы остановить твоё кровотечение, Но ничто не остановит тебя, если ты решишь уйти. Разве ты не знаешь уже достаточно? Я лишь сделаю тебе больно, если ты подпустишь меня, Называй меня своим другом, только держи ближе, И я позвоню тебе, когда вечеринка закончится. Дома тишина, я в полном одиночестве, Я бы солгала, сказав, что мне так и хотелось, что мне нравится. Но иногда лучше этого ничего нет, Однажды мы уже сказали друг другу последние слова, Давай же оставим всё, Позволь мне отпустить тебя. — Billie Eilish «when the party's over»
***
Саундтрек: Raving George feat. Oscar and the Wolf - You're Mine — Я не хочу помнить этого... я хочу совсем забыть. Мне не нужно возмездие, понятно? Мне не нужно, чтобы об этом знали... Я устала быть жертвой, ладно?! И не хочу быть ей еще больше... чем я уже есть. Душ смыл ощущение опустошенности, слезы стали крохотной отрадой и, кажется, не только для неё... Тео набрал для нее ванну и, сидя на стульчике подле Дафны, лежащей в ванне, предлагал варианты расплаты. От приемлемых, вроде донесения декану, дабы провели расследование, до выходящих за рамки и безумных, вроде массовых пыток без разбора. Он даже предлагал подключить Забини для более эффективных выпытываний виновника. — Это пустяк... — Она лжет. — Блейзу не нужно знать. Он воспримет близко к сердцу... Боюсь представить, что он сделает... — Хочешь сказать, ты не воспринимаешь? — Я ничего не помню! И не вспомню, если ты не будешь раздувать и напоминать мне об этом. — А я? — В тоне Тео появляются ревнивые нотки. — Хочешь сказать, ты для меня менее важна, чем для него? Ей хочется сказать, что да. Но она бы соврала. Она видела его на коленях перед собой убитым тем, как с ней поступили... тем, как сам с ней поступал. Это снова был он, не его альтер эго, которое проедает его изнутри, как яд, и отравляет их жизни. Ведь что-то расщепило Тео надвое. И Дафна не может бросить попытки собрать его, пока есть хотя бы просвет его настоящего. Пока причины спрятаны в нем так глубоко, что она не может перестать искать их в себе. — Раньше ты всегда говорил мне, что я нужна тебе... — вспоминает Дафна. — Теперь же ты делаешь все, чтобы доказать мне обратное. Не знаю... что я сделала. Может, я заставила тебя чувствовать, будто нуждаюсь в тебе не так, как ты во мне? Но это не правда... — Она старается смотреть перед собой на воду, чтобы было легче выговориться дальше: — И, даже когда ты вынуждаешь меня ненавидеть тебя, я все равно нуждаюсь в тебе... Я нуждаюсь в тебе, Тео. Вероятно, больше, чем ты во мне.. — Не надо... — болезненно хрипит он, так, словно ее слова впиваются в него ножами. — Но так и есть. — Дафна поднимает на него подавленный взгляд. — И то, как ты вычеркнул меня... Я бы так не смогла. Не могу... не получается. — Неправда! — Он вскакивает со стула, опрокидывая его, и не находит себе места. — Это неправда, черт возьми... Не говори так! Я не вычеркнул тебя. Никогда, — рычит он и, склонившись над ванной, проговаривает: — Ты — моя. Она рассматривает его лицо и видит в глазах почти безумный блеск. — Но ты справляешься в одиночку, — полушепотом произносит она. — Я же... я так больше не могу. — Справляюсь? — выплевывает он, отпрянув от нее. — Я ни черта, мать его, не справляюсь, Дафна. Мерлин... думаешь, мне нравится причинять тебе боль? — Его голос обретает припадочные нотки. — Поверь, это отражается на мне вдвойне... Ты ведь все поняла: я действительно горю, — признает Тео. — Я вру себе, чаще чем тебе, Дафна. И делать это у меня выходит так просто... — мучительная гримаса искажает его лицо, и его тон с аффективного быстро перескакивает на шепот, и наоборот, — что я уже почти забыл, кто я есть на самом деле... Я сам себя, блядь, ненавижу! — Зачем тогда? — Дафна не может вообразить, что с ним стало, что сделало с ним это. — Зачем тогда ты мучаешь себя? Меня? Нас... Его рот открывается и тут же закрывается. На его исповедь выливается ведро ледяной реальности. Тео выглядит скованным в собственном теле. Его растерянные бледно-зелёные глаза блуждают по ее лицу, будто он боится и себя, и ее. — Не спрашивай... — отрешается он. — Я не поступлю так с тобой. Нет-нет... — Тео повторяет это так, будто убеждает самого себя, между чем хватает полотенце и передает его ей, вынимая пробку из ванны, — ты никогда не узнаешь, — твердо напоминает он себе и выходит за дверь. На этот раз в нем говорят не внутренние демоны. Он изо всех сил что-то скрывает, изо всех сил хочет защитить ее от этого, изо всех сил подавляет свою созависимость с ней, создавая поверхностный образ, чтобы отдалиться. — Тео... — Дафна крепко хватается руками о края ванны, внутри нее мгновенно нарастает страх вновь оказаться одной. — Вернись... Тео! — Она судорожно дышит, в одиночестве поток мыслей обуревает так, словно обретает явственный голос. Кто это сделал? Как ей теперь смотреть сокурсникам в глаза без подозрения, что это именно он опоил ее и воспользовался? — Тео... Тео! — зовет она, впадая в панику. На глазах вновь выступают слезы. — Вернись! Прошу... вернись. Дверь все же открывается, и Тео появляется на пороге, встревоженно закрывая ее за собой. — Что случилось? — паникует он, глядя на нее. — Не оставляй меня... одну, — шмыгает носом Дафна, заливаясь слезами и потянувшись к нему руками. — Не бросай, пожалуйста, только не бросай меня больше! Тео замирает на месте. В этот миг Дафна навсегда запечатляется у него в памяти. Она раскалывается перед ним на части... и его мир вместе с ней. Внутри него все кричит: Посмотри на нее. Посмотри на нее! Ты сделал с ней это... Ты оставил ее. Ты привел ее к этому. Ты должен быть доволен, больной проклятый ублюдок. Ведь это ТЫ оставил ее!.. — Я не оставлял тебя, нет же... — отрицает он, метнувшись к Дафне на подогнувшихся ногах и закутывая ее в полотенце. — Я ходил тебе за вещами... — Тео показывает ей свою свежую черную футболку в руках, а также ее белье, что она раньше оставляла в его комоде на случай ночёвок. Она облегченно вздыхает и утыкается щекой в его черную рубашку. И Тео, придерживая Дафну, принимается вытирать ее тело полотенцем. А высушив заклинанием ее волосы, помогает выбраться из ванны. Этот процесс успокаивает их обоих. Их дыхание выравнивается. Напоследок Тео опускается перед ней, чтобы продеть через ноги трусики и, поднявшись, натянуть их девушке на бедра. И уже после того, как одевает Дафну в свою футболку, доходящую ей ниже пояса, он ведет ее за руку в постель. Там, взяв ее в охапку, Тео опускает Дафну на матрас и, устроившись у нее между ног, прижимается щекой к ее животу. — Я не оставлю тебя больше одну, — через какое-то время шепчет он и, кажется, вновь плачет. Капли слез стекают с его глаз на ее кожу. И Дафна накрывает лоб тыльной стороной ладони, ловя себя на том, что вот она снова здесь с ним — как в замкнутом круге надеется на очередное его обещание, подкрепленное лишь минутными проявлениями искренних чувств. Выжимая из своего доверия жалкие исчерпывающиеся соки. — Тогда скажи мне всю правду, — просит она, но без особого оптимизма ту услышать. И не зря — тишина в наглухо задернутой пологом кровати раздирает ей сердце. Вместо ответа Тео в полузабвении водит носом по ее животу, обжигает кожу губами и задушенным голосом начинает клятвенно шептать, как он виноват и как ее любит. — Даже когда пытаешься быть честным, ты все равно прячешься во лжи... — перебивает она. — Если хочешь стать Пожирателем Смерти, я бы все равно узнала. Тео поднимает голову в смятении. — С чего ты взяла? — удивляется он. — Кто тебе это сказал? — Драко. Воспоминания не без усилия проплывают у него перед глазами, как будто те были во сне. — Ну, порой, я говорю всякое... — признает он, возвращаясь в прежнее положение. — Но это не значит, что я это имею в виду. Неужели людям так легко поверить всему, что им говорят? — Он извиняющееся покрывает низ ее живота кроткими поцелуями. На его губах натягивается измученная улыбка. — Я ведь просто шучу... Его нежность действует на нее умиротворяще, почти опьяняюще. А то, как он все оборачивает в шутку, размывает границы серьезной и суровой картины реальности. — Ты шутишь зло, — выдыхает она, от изнеможения стремительно погружаясь в сон. — Я знаю, — с сожалением вздыхает он, — но это выходит само собой. И не значит, что я злой или злюсь на тебя... Я злюсь на всех вокруг. Но только не на тебя, Дафна.Поскольку — ты моя милая, Зови меня «милый». Я знаю, что сейчас тебе лучше проиграть. Ты поднимаешь меня на небеса, Продолжаешь напирать, но лучше этого не делай. Тсс... а теперь клянусь тебе, Признание брошено в пламя и обжигает меня, так что решай, Дома ли ты со мной. Ты одинока И посылаешь сигнал бедствия Все потому, что ты моя. Так поднимайся, Наше поражение должно стать нашей победой. — Raving George feat. Oscar and the Wolf «You're Mine»