«Приглашаем Вас на прием в честь помолвки Теодора и Дафны, который состоится 4 мая 1999 года в уилтширском поместье Гринграссов. Торжество начнется в 3 часа по полудню.»
Тео по-мальчишески улыбается от уха до уха, наблюдая, как у Забини сжимается челюсть и играют желваки на скулах. — Свадьбу, думаю, сыграем этим летом, — воркует Тео, умалчивая тот факт, что Дафна даже не в курсе его ранних планов на официальный прием и свадьбу. — Ты мог бы быть ша́фером... Как тебе такое, старина? Под глазурью хорошо сыгранного дружелюбия Блейз не может не проглядеть насмешку. Приглашение мнется в его ладонях. Блейз поднимает на Нотта потемневший взгляд, в котором плескается смертная злоба. А потом вдруг затаивается такая же скрытая насмешка. Ему так хочется сказать, чтобы увидеть поражение на его клоунском лице: «Я был с ней. Твоя без пяти минут жена была со мной. И ещё будет. Потому что она хочет меня. Любит меня. Уверен, мечтает обо мне. Может, даже трогает себя, думая обо мне. Потому что что-то мне подсказывает, ты не способен довести ее до такого экстаза, до которого ее довел я. Как и не способен сделать её такой счастливой, какой ее делаю я. Ее улыбка, ее смех — чистые и искренние — принадлежат мне. Рано или поздно она поймет, что нет ничего важнее этого.» Уголок губ Блейза изгибается в дерзкой ухмылке. Смяв приглашение, он небрежно отправляет его в полет. — Я бы на твоём месте был начеку... — Блейз картинно оглядывается по сторонам и прикладывает ладонь ко рту, будто бы хочет поведать секрет. — Если бы моя невеста имела что-то общее с таким парнем, как я... — приглушённым голосом «предостерегает» он. — Я бы точно был. Так ведь, не успеешь оглянуться... И твоя невеста — уже не твоя. На секунду между ними воцаряется неслабое напряжение. Но тут гробовое молчание разрушает наигранный смех, пробравший Тео, будто Блейз сказал нечто забавное. Покачав пальцем, обернутым белой перчаткой, как бы говоря «ай-да-сукин-сын», он прячет руки в карманы брюк и пятится спиной в сторону выхода, чтобы загадочно уйти.***
Я была заточена в клетке. Печаль твердила, что мне нужно остаться. Но я нашла прекрасное в этой боли. И она дала мне силу разорвать эти невидимые цепи. Я не верю твоим сказкам и целям. У меня в голове ещё полно демонов. В постели меня бросает в холодный пот. Я не хочу свыкаться с этим. Почти каждую ночь я кричу во сне. Моля о том, чтобы настал тот день, когда я увижу свет. Я на глубине сотни миль, но мне кажется, будто Моё время на исходе. Я прошла сквозь пламя и темноту. Позволяла пользоваться собой и быть ведомой. Но я больше не вернусь. Продолжаю бежать навстречу свету, я его уже вижу. Осталась сотня миль, и мне кажется, Что у меня есть шанс остаться в живых. — Lauren Jauregui «Invisible Chains»
Саундтрек: Lauren Jauregui «Invisible Chains» Десятки или сотни книг. Самые крупные библиотеки магической Великобритании подверглись изучению Дафны и Гермионы. Им удалось достать самые редкие экземпляры по традиционным древним темномагическим ритуалам «Священных двадцати восьми», заручившись Гермиониным орденом Мерлина первой степени и принадлежностью Дафны к данной чистокровной династии. И даже с тем багажом информации, что девочкам удалось насобирать, ничего конкретного сказать точно было нельзя. Если контрзаклятие и есть, то знает его только заклинатель, так как здесь была замешана родовая магия. Но на контрзаклятие надеяться не приходилось, иначе — Дафна была в этом больше чем уверена — ее отец давно бы разрушил чары, связывающие ее с Ноттом-младшим. И, как бы Дафна не уверяла в этом Гермиону, та не собиралась сдаваться, твердо убежденная в том, что необратимых проклятий не бывает. Гермиона бросала вызов законам родовой магии. Она была уверена, что ей удастся разгадать любую темномагическую тайну так же, как ей удалось разобраться с крестражами и с тайной Даров Смерти. В этом Гермионе не было равных. Она словно безумный гений пыталась внушить Дафне свои идеи и теории. Но после парочки проведенных магических опытов, которые завели их обеих в тупик, Гермионе пришлось занять другую тактику. Она считала, что если Дафна поставит своей матери ультиматум, то та в конечном итоге примет капитуляцию. Дафна не сильно надеялась на такой исход. Но не могла не признать, что в союзе между семьями Гринграссов и Ноттов было слишком много подводных камней, которые им никак не удавалось достать. До сих пор оставалась загадкой смерть Патриции Нотт. Что она знала? И почему решила свести счеты с жизнью? Тео что-то знал обо всём этом. После его странной исповеди о том, что он бережёт ее от чего-то, Дафна не сомневалась, что ему известно гораздо больше неё. Тем не менее он молчал. Ни слова более Дафне не удалось выудить из него о том разговоре в телефонной будке. А она хотела хоть немного понять его. Чтобы он рассказал ей всё. И, может быть, лишь может быть, всё стало бы как прежде. Но он не оставлял ей такую надежду. Вместо того у Дафны зарождалась пусть и крохотная, но до чего же сладкая надежда, что Гермиона права. И она сможет быть свободной. Чтобы быть с Блейзом. Одним теплым апрельским днем Гермиона пригласила Дафну за компанию с Роном Уизли, Гарри Поттером и его девушкой Джинни Уизли в парк аттракционов. — Ты со своим Уизли? А Поттер со своей? — с озорным прищуром уточняет Дафна, сидя на диване у Гермионы дома. — По-моему, очень смахивает на двойное гриффиндорское свидание... Не считаешь, что я буду лишним пятым слизеринским колесом? Гермиона, покачав своей кудрявой головой, насыпает Живоглоту в миску корм и спешит заверить: — Нет, что ты! Это не двойное свидание. Мы с Роном... — бормочет она, замявшись, — так сказать, не совсем вместе. — А-а, — смекает Дафна, положив подбородок на свои скрещенные на спинке дивана ладони, — с моей помощью ты так хочешь саботировать всякие намеки на двойное свидание... Хитро. — Она мысленно добавляет хитрость, помимо дерзких амбиций и дара убеждения, в список слизеринских качеств Грейнджер и иронизирует: — Удивительно, как это тебя определили не на Слизерин, Гермиона. Гермиона заливисто смеётся и прихватывает с трюмо ключи от своего красного Кадиллака. — Увы, помимо того, что мы бы стали подругами гораздо раньше... Я Слизерин как-то не особо жалую. Пойдем, это будет весело! Мы с Гарри давно планировали показать вам, чистокровкам, магловские развлечения. Горизонт окрашивается оранжевыми красками, предвещая веселье... Вечерние огни. Сладкую вату. Крики радости. Горячие поцелуи Гарри и Джинни. Освежающий весенний ветер, бьющий на скорости в лицо. Развивающиеся каштановые кудри, блондинистые локоны и огненные пряди. Взлохмаченного Гарри, одолжившего замёрзшей Гермионе куртку. Комнату страха. Пауков. Неловко взявшего Гермиону за руку Рона. Кафе-мороженое. Аврорские разговоры по работе. Раздраженную по этому поводу Джинни, сменившую тему на заметно преобразившийся гардероб Гермионы. Хвалебные оды Дафне. И обращения за модным советом к провозглашенной гуру стиля. Поездку по домам с открытым верхом на Гермионином Кадиллаке, что называется, с ветерком. И кто бы знал, что Грейнджер — лихачка. Уже ночью они с Дафной едут одни по пустой дороге. Ранняя луна освещает им путь. Гермиона постукивает пальцами по рулю в такт песни, играющей по радио. Сидя впереди на пассажирском сидении, Дафна расправляет руки по сторонам, словно птица, навстречу попутному ветру, ласкающему ее лицо. Жизнь казалась такой простой и радостной, что Дафна почти позабыла, что та такой может быть. В этот миг она ощущала себя свободной. С лучшей подругой, обещающей ей счастливый конец. В этот миг ей так не хватало Блейза, что она позволила одинокой слезе скатиться по щеке. Ведь ей так хотелось вживую услышать его голос, не запечатанный чернилами в письмах. Так хотелось закутаться в его крепких надёжных объятиях. Так хотелось быть такой же уверенной в счастливом конце... Поэтому Дафна позволила себе решиться. Гермиона воспевала, чествуя решение Дафны предъявить матери ультиматум и порвать с женихом. Только успела жизнь вскипеть у Дафны в крови, как так же резко и остывает, стоило ей вернуться домой и узнать, что Теодор задумал скорее на ней жениться, уже договорившись об официальной помолвке, и к тому же вступил в мафию. И Дафне придется оставить мысли о счастливом конце. Саундтрек: Travis Scott feat. Young Thug, M.I.A. - FRANCHISE Нотт-мэнор, ставший Дафне практически домом, встречает ее тишиной. Бросив свою черную сумочку с бахромой на трюмо, она задерживает взгляд на своем отражении в зеркале, обрамленном массивной рамой. После парка аттракционов у Дафны на голове творится бардак из взъерошенных и разбросанных по плечам белокурых прядей. Блестящие тёмно-синие тени размазались, подчёркивая проблески голубизны в ее серых глазах. На плечах кожаной куртки Дафны сверкают шипованные эполеты со свисающими цепями, а длинные ноги обтягивают черные джинсы. Глухой стук каблуков ее черных полусапог эхом разносится по холлу викторианского поместья. Темный силуэт потенциальной новой хозяйки поместья, одетой по мотивам панковской моды, разнится со здешней архитектурой в стиле старой английской готики. Подправив слегка макияж, Дафна лёгким жестом кисти зачесывает спадающие на скулы прядки к себе на макушку и, тревожно закусив губу, призывает домовика. Чтобы выяснить, где сейчас Теодор. Дафне не нравится, что его домовики обращаются к ней как к своей госпоже. Она в который раз просит не делать этого, но, видимо, ее просьба разнится с приказом их молодого лорда. Потому что эльфы так и продолжают считать Дафну Гринграсс за новую хозяйку дома. Узнав, что Теодор сейчас в артефактном зале, Дафна если и удивляется, то не подает виду. Она спускается вниз по лестнице в подземельные этажи поместья и стремительно движется по запутанным коридорам, в которых, не зная дороги, можно заблудиться. Но Дафна удачно добирается до намеченного места. Вход в артефактный зал оказывается не запертым. Так что ей не придется распечатывать его кольцом леди Нотт, что сидит на ее безымянном пальце — единственным ключом, после кольца лорда Нотт, открывающим сюда вход. Через отъехавшую в сторону каменную стену просачивается свет и доносятся мужские голоса. Дафна заходит внутрь со смятенным чувством, что по крайней мере пара голосов звучит отдаленно знакомо. Первый ожидаемо принадлежит Тео, который стоит у дубового круглого стола в середине большого зала и колдует над неким артефактом, произнося заклинания на латыни. А второй — заставивший ее сердце пропустить удар — Блейзу. Забини сидит за тем же столом — как и Дафна, весь в черном — в крутой байкерской куртке и массивных ботинках под его бунтарский стиль. А по обе стороны от гангстера тенью стоит пара подельников в черных костюмах, по-брутальному скрестивших руки на поясе. Метаморфомаг с металлическим цветом волос, кличущий себя малышом Нельсоном, и парень азиатской внешности — Йоко. Их внимание сосредоточено на артефакте, что с вибрацией поддается заклинателю в лице Нотта, облаченного в мантию. Собравшиеся не сразу замечают, как в зале появляется Дафна, которая в замешательстве замирает у дверей. Высокие колонны визуально вытягивают и без того высокий потолок, но Дафне кажется, что зал, уставленный стеклянными витринами, как на музейной выставке, сужается, и пространства становится катастрофически меньше. Может быть, это из-за магических вибраций, что издает артефакт. Но скорее всего дело в том, что она видит здесь Блейза. После долгих месяцев переписки и редкой связи по камину, без возможности увидеться наяву, Дафна никак не ожидала увидеться с ним здесь. В такой обстановке. В момент, когда она вроде бы решилась порвать с Тео. Все мысли Дафны путаются, когда Блейз замечает ее. Его взгляд становится глубже и пронзительнее, почти устанавливая с Дафной ментальную связь. За секунду вихрь самых разных эмоций сбивает их обоих с толку. Им так много нужно друг другу сказать. Так много наверстать. Коснуться, обнять, поцеловать... ощутить близость. Чувство вожделения перебивает все остальные. Пространство сгущается, а ее вселенная сужается до него одного. Под взглядом Блейза кожа Дафны становится эрогенной. Ее накрывают собственные сокровенные фантазии. Где она, не скрывая своей сексуальности, отдается в его чуткую власть. Дафна чувствует, как обостряется ее почти болезненное желание. Ей это так нужно... В той будке публичный минет завел не только Тео. Он обожал, когда Дафна ласкает его своим ротиком, стоя на коленях. И ей в том числе приносило это особое удовольствие. Дафна видела его открытым и чувствительным. Чего стоило то, как он твердил, что он — ее... В такие моменты Дафна без сомнений знала, что любима. И ещё, что немаловажно, в противовес своему пылкому нраву, она не могла отрицать свою склонность быть сексуально покорной. После аппарации из телефонной будки домой они ещё долго не могли оторваться друг от друга. Тео продолжительное время целовал и ласкал ее бедра... и между них. Снова — на сей раз грубо — взяв ее в рот. Минет всегда был их излюбленной практикой секса, но в последнее время Тео особенно увлекся. В процессе то ласково перебирая пальцами светлые волосы Дафны, то оттягивая и сжимая их в кулаке, чтобы сильнее засадить ей свой член в горло. Дафна ему это позволяла, потому что не хотела заниматься с женихом любовью. Не позволяя стереть воспоминания, что хранили ее разум и тело о близости с Блейзом. Фантастической, умопомрачительной, исключительной, сказочной близости. С этим парнем, который смотрит на нее истосковавшимся взглядом и украдкой улыбается. Не оставляя Дафне никаких сомнений, что их мысли сходятся, сплетаясь в один конкретный особенный заветный тайный эпизод. Рим. Заброшенный храм. Самый страстный секс. Как чугунный якорь с небес на землю ее возвращает низкий голос Теодора. Он подходит к ней, обнимает за талию и, чмокнув в губы, окончательно развеивает фантазии в ее голове. Дафна вспоминает что к чему и, прочистив горло, задаёт первый волнующий вопрос по прибытию здесь. «Что это такое. Что все это значит. И вообще какого черта вы делаете тут оба!» Тогда же Тео провозглашает себя членом мафии. Дафна прослеживает недовольство Блейза этим фактом, но возражений он не предъявляет. Он странно смотрит на нее, с какой-то скрытой тоской и густым темным желанием, так что Дафне немедленно хочется заявить Тео о своем решении. Но судя по всему заявлять сегодня что-то будет он. Потому что, не успевает Дафна и рта раскрыть, как Тео ставит ее в известность об официальной помолвке и приеме в ее честь. — Я не... Стоп, что? — Дафна пытается осмыслить, как ему удалось скрыть тот факт, что ее мать, оказывается, уже рассылает приглашения. — Сю-ю-юрприз! — провозглашает Тео, вкушая подавленность на хмуром лице Блейза и полное поражение на прекрасном личике Дафны. Он отлично знал, что Грейнджер на что-то подбивает Дафну, пару раз проследив за девушками и застав в одной из британских библиотек за весьма нестандартными для их министерской деятельности книгами. Так что Тео решил ускорить события. — Разве ты не счастлива? — глумится он. — Кто не любит воссоединение старых друзей? Он сделал свой ход, полагая, что поставил Дафне шах и мат. Заодно и Забини тоже. И сперва Дафне так и казалось. Ее вновь накрывает бессилие. Дафна точно не повлияет на свою мать теперь, когда та уже вовсю готовит пышный прием, тем более разослав приглашения. Она ее только разозлит. Чем только Теодор повлиял на Донателлу? Как убедил сделать все в тайне и раньше срока? Ее охватывает злость. Схватив Тео пальцами за подбородок, Дафна вглядывается в его помутившиеся коварством глаза. — Ты что? Под чем-то? Дафна видит, что его зрачки расширены настолько, что почти не видно зелёной радужки. Он снова под кайфом. Снова творит сумасшедшие вещи. Эти зелья так влияют на него? И кто их ему даёт? Пройдя вперёд, Дафна говорит то, что должна была сказать давно: — Я не хочу, чтобы ты снабжал его этим дерьмом. — Под ее затянувшийся тучами взгляд попадает свита мафиозного принца. — Или кто-то из твоих ребят... Не знаю, кто это делает. Но это надо прекратить. В задумчивости низко прохрипев, Блейз какое-то время изучает разозленную Дафну и Тео, закатившего на слова своей невесты глаза. Затем его губы трогает дьявольская ухмылка, представляющая собой прямое доказательство, что Блейз Забини — всецело являлся сыном своей матери. Сложив руки на столе, Блейз подаётся вперёд, чтобы ближе рассмотреть это опекающее выражение на ее лице и чарующим голосом в полтона сардонически поведать свои мысли на этот счет: — Ты прям как его мамочка, Дафна. У него свои мозги должны быть, ты так не думаешь? Не так она себе представляла их первую встречу после того, что между ними было в Италии. Но реальность оказывается обнадеживающей; Дафна не может игнорировать существенные проблемы. Она склоняется над столом, оказываясь с Блейзом почти лицом к лицу и понизив голос до полушепота: — Он не в порядке, разве ты не видишь? Блейз... Они с Дафной совсем не заметили, как потянулись к друг другу. В темных, как горький кофе, глазах Блейза плескается первобытная тьма, которая обволакивает ее своей пронзительной глубиной. Блейз опускает свой хищный взгляд на ее перламутровые бледно-лиловые губки и облизывает свои... Из губ Дафны вырывается приглушенный вздох. Как же чертовски он хорош... Злиться на него просто невозможно. Их тянуло к другу другу так естественно, что никто вокруг не был помехой. — Только вот не надо там шушукаться! — вмешивается Нотт, взмахом палочки отправляя артефакт в кейс. — Секретов между друзьями быть не должно, разве нет? — ехидничает он и, щёлкнув защелками на кейсе, перекатывает по столу прямо Забини в руки. Поймав кейс, Блейз одаривает Тео пассивно-враждебным взглядом и передаёт артефакт Йоко. Он поднимается с места и, останавливаясь рядом с Дафной, приобнимает девушку одной рукой за талию. От места его прикосновения у Дафны мгновенно по всему телу бегут предательские мурашки. Она так долго этого ждала, так долго. Столько раз в мечтах и жарких снах. И не может сделать ровно ничего — под пристальным вниманием Тео — кроме как глубоко вдыхать в себя мускусный аромат Блейза, смешанный с запахом пороха и холодного лондонского ветра — того, что обдает тебя от скоростной езды. Блейз наклоняется к ее ушку, чтобы шепнуть: — Не злись на меня, детка, я скучаю... Его бархатистый успокаивающий голос погружает ее в утопию, где только она и он. Всякий раз, когда Блейз нежно зовёт ее «деткой», Дафна мурчит внутри от удовольствия. Мерлин, он станет ее погибелью... Когда Блейз незаметно сжимает запястье Дафны и продолжает путь к выходу, она незамедлительно поворачивается ему в след, прижав ладонь к груди. Одним лишь жестом он говорит так много: «я все ещё люблю тебя», «я все ещё хочу тебя», «я все ещё помню, что ты сделала для меня» и «я все ещё жду тебя». Пока его подельники проходят вперёд на выход, Блейз оборачивается, чтобы напоследок взглянуть на Дафну. Его красивые глаза горят от всепоглощающей жажды и грусти расставания, находя ответный огонь в ее. У нее чуть ли не кружится голова от стойкого порыва впиться в его полные губы своими, обхватить его мужественный торс ногами и слиться с ним воедино, вобрав его член как можно глубже в себя. Ее волнует собственная нужда очутиться у него на коленях и ощутить на себе его сильные руки, а с ними и — шлепки. Она бы встала на колени перед ним прямо сейчас и умоляла его об этом. Она бы полностью покорилась ему. Попросила бы наказать ее за то, что позволяет Нотту делать с собой. Сделала бы всё, что он пожелал. Всё. И получила бы от его господства над собой самый чистый экстаз. Только потому, что, — помимо того, что любит, — доверяет ему как никому другому. Блейз всё это чувствует и видит. Как ее тело излучает почти магнетические волны, сдерживая в себе целую галактику неутолимой сексуальности. При том смотрит Дафна на него так, словно Блейз уносит с собой ее сердце. И у него самого сводит скулы от внутреннего порыва забрать ее с собой. Но он не в силах ее спасти, пока она не позволит. Да поможет ему Мерлин! Всё это до тех пор пока Теодор, заметив их интимный зрительный контакт, собственнически не обнимет ее со спины, уткнется подбородком Дафне в плечо и сцепит ладони у нее на животе. И у нее не останется выбора, кроме как прикрыть глаза и погрузиться в печаль. Потому что Блейз, понурив голову и с шипящим рыком стукнув сжатым кулаком о каменную дверь, уйдет от греха подальше. Чтобы не достать пистолет из кобуры и не продырявить Нотту голову. А Тео продолжит свое безумие, грядуще напевая Дафне на ухо мотив свадебного марша.***
Я думала, что ты поведешь меня к алтарю. Ты считал, что я буду бегать за тобой как изнывающая от жажды собака. Признай, ты хотел, чтобы я была таковой. Если бы ты позволил мне быть сильнее, наша любовь бы жила. — BANKS «Gemini Feed»
Саундтрек: BANKS - Gemini Feed Ее жизнь — спектакль. А она — актриса, которую заставили играть уготованную роль, не спросив желания ту на себя брать. Ее заставили поверить в сказку, которая разбилась на мириад осколков. Но что же она будет за актриса, если перестанет играть, даже когда декорации пали? Шоу-то ведь должно продолжаться... И это шоу — длиною в жизнь. Поместье Гринграссов. День приема в честь помолвки. Зеркало в примерочной невесты показывает ее обладательнице потрясающую прическу с заплетенными у висков полувенком жемчужными прядями и опухшие от слез, затянутые тучами глаза. Макияж не спасал, как бы не старалась замаскировать печаль Дафны ее младшая сестра. Немудрено, ведь она проплакала всю ночь. Подушка Дафны впитала самые горькие слезы отчаяния, сожаления и одиночества. Все две недели, будучи одной с тех пор, как ушла из поместья Ноттов, почти сразу вслед за Блейзом, устроив Тео скандал за его выходки, что он учинил в тайне от нее. Дафна взяла отпуск в Министерстве магии и провела время за запертой дверью своей комнаты. Оставив его одного, она и сама оставалась одна. Словно хотела наказать себя. Словно она одна виновата во всем. Астория крутится вокруг сестры, втыкая ей в волосы по бокам шпильки с белым жемчугом. А Дафна мечтает не видеть Тео ещё как минимум столько же, а лучше вообще никогда. Она не хотела за него замуж. Не хотела вообще замуж в свои восемнадцать. Как бы не пыталась вспомнить все хорошее, что у них было. Чтобы убедить саму себя, что все же она не так несчастна. Так же, как много раз пыталась напомнить ему, но Тео был далек не только от нее, но и от самого себя. И теперь она, кажется, тоже. Гермиона пыталась поддержать Дафну, советуя подать на свою мать в суд. Но она не могла рассматривать этот вариант. Как бы то не было, Дафна все же не хотела, чтобы Донателлу посадили в Азкабан, чтобы ее возненавидела за такой поступок Астория, которая маму очень любила. Гермиона же считала, что Донателле Гринграсс там самое и место — на пару с отцом Нотта. Дафна видит перед собой в зеркале живую статую. Она не узнает саму себя. Фарфоровая кожа. Красные губы. Стеклянные глаза, в которых плавают осколки ее разбитого сердца. Теодор прислал ей винтажное фамильное платье викторианской эпохи, которое традиционно надевали на помолвку будущие леди Нотт. Астория как можно слабее затянула Дафне средневековый корсет, но все равно в нем невозможно было нормально ни вздохнуть, ни согнуться. Платье пшеничного цвета было нацелено на то, чтобы максимально выпятить девичью грудь в открытом декольте и сузить талию, создав неестественный кукольный и, к слову, болезненный образ. Хотя бы из-за сжатых ребер уже не грех всплакнуть. В отражении Дафна замечает Тео. В безупречном черном смокинге. Он стоит в дверях, оперевшись плечом о косяк и положив руки в карманы брюк. И пристально смотрит на нее через зеркало. Она знает этот его взгляд. Когда он чем-то одержим. В данном случае ей. И их официальной помолвкой. Когда они встречаются глазами, у Дафны застревает ком в горле, потому что у Тео такой вид, будто она застала его в расплох. Потому что он разглядывал ее. В фамильном платье, которое на помолвку надевали из поколения в поколение все женщины его рода. С обручальным кольцом на пальце. Его невеста... И он уже примерял к ее имени свою фамилию. Дафна Нотт. Его так ослепляют мечты, что он не придает значение ее покрасневшим глазам. Астория заканчивает с прической Дафны и, наложив на глаза сестры маскирующие красноту чары, собирается уходить. Но перед самым выходом останавливается, чтобы, тряся пальцем Тео у лица, пригрозить: — Заставишь мою сестру снова плакать, макияж будешь переделывать сам! Так и знайте. После чего Астория с задранным кверху носом и взмахом шлейфа своего светло-голубого платья выходит из примерочной комнаты. Тео надменно хмыкает, запамятав, когда малявка успела вымахать, чтобы ему что-то возражать. Отперев плечо от косяка, он проходит в комнату и останавливается позади Дафны. Глаз от неё не отрывая. Порой Тео забывал, насколько же она красива. Подобно небу, чьей красоте не придаешь значения, а потом вдруг смотришь на густые облака, многоцветные горизонты, ночные звёзды, радугу... И красота настолько ослепляет, пробуждая все воспоминания о нем... О небе. О ней. О Дафне. И ты не понимаешь, как мог игнорировать такую красоту, которая всегда рядом. Дафна, которая всегда была рядом... Стоит только поднять глаза от земли. Тео тянется к внутреннему карману своего пиджака и достает оттуда колье с фамильными изумрудами. Он убирает длинные шелковистые волосы Дафны ей на одно плечо и надевает невесте колье, застегивая сзади застёжку. Его внимание недолго удерживает фамильная драгоценность на ее шее. Его завороженный взгляд больше приковывают ее полные груди, выглядывающие из-под корсета. И Тео тянется губами к ее голому плечу. Вдыхая сладкий аромат ее кожи, он не замечает, как Дафна ещё больше напрягается в своем узком корсете. — Ты прекрасна, ma cheri, — шепчет он, слыша от Дафны слабый, но все же чувственный выдох, когда, проделав от ее плеча дорожку из поцелуев, трепетно целует свою невесту в шею. Тео не беспокоил Дафну эти недели, давая время ее гневу, подобно буре, стихнуть. И теперь рядом с ней — образовавшаяся внутри него пустота затягивается. Оставив пару кротких поцелуев на шее Дафны, он выпрямляется и, положив руки на ее обнаженные плечи, наконец замечает, что ее гнев сменило отнюдь не смирение. А пустота. Пустота, столь знакомая и близкая ему. Когда чувства покрываются внутри льдом. И ты ничего не чувствуешь. Ненавидеть. Обижаться. Злиться. Даже испытывать боль. Или прикидываться кем-то другим. Куда заманчивее этой внутренней пустоты, которая медленно и мучительно разрастается, поедая душу и ничего взамен тебе не оставляя. Заставляя чувствовать себя ничтожным, несчастным, ненужным. Как это называют? Меланхолия. Депрессия. Фрустрация. Когда смерть кажется союзником. Единственным спасением. Гребаным счастливым концом. Тео никогда не хотел довести Дафну до края. Он хотел, чтобы она разделила его злобу, ненависть, обиду... Его боль. Не полностью, лишь какую-то ее часть. Но чтобы до опустошения? Никогда. Но довел.Я знаю, что это был я. Сделал это с самим собой. Просто хотел быть замеченным. Раньше у меня была мечта Поделиться с кем-то еще. Но я больше в это не верю. Все эти эмоции как яд внутри меня. И вся моя преданность, Кабум, Нагасаки. На тротуаре кровь. На моих руках кровь. Я просто хотел потанцевать. Но мне следовало бы быть разумней. Следовало быть разумней. Я сделал прыжок веры. У меня не осталось терпения. Не хотел долго ждать. А теперь стою на своих ошибках. Я знаю, что причинил тебе боль. Но ты причинила боль мне. А теперь мы оба проиграли. Мы оба проиграли. — XOV «Nagasaki»
Саундтрек: XOV - Nagasaki Повернув Дафну к себе лицом на пуфике, Тео осторожно поднимает ее лицо ладонью за подбородок и, сглотнув, с огорчением спрашивает: — Неужели ты так несчастна, что выходишь за меня? Она смотрит на него своими большими искусственно-ясными глазами, в которых сгущаются самые мрачные тучи. — А ты счастлив? — не своим безжизненным голосом отзывается Дафна. — Так ты себе это представлял?.. Чувствуешь себя победителем? Отняв дрогнувшую руку от ее лица, Тео задумывается. Счастлив ли он? Черт возьми, да. Пусть это счастье было не таким, каким они оба представляли себе в детстве. Так уж сложилось. Это самый приемлемый вариант, который он вообще мог получить от жизни. После всего того дерьма, что на него вылила эта жизнь. Дафна — единственная, кто делал его счастливым. Тео скорее умрет, чем отпустит ее. Он опускается, присев перед Дафной и вглядываясь в ее безэмоциональное лицо. Чувствует ли он себя победителем? Когда смотрел на поражение на лице Забини — черт возьми, ещё раз да! Сейчас... Глядя на нее такую — словно мертвую внутри — призрачную оболочку самой себя. Какой Тео видел Дафну лишь однажды. И не мог поверить, что теперь всецело из-за него она впадает в... эмоциональную кому? Она не знала, как воззвать о помощи. Когда всякая помощь оказывается бесполезной. Когда никто не в силах помочь. Ее руки, обтянутые от костяшек длинных пальцев до локтей бежевыми перчатками, тянутся к его лицу. И Дафна окунается в глубину его ядовитых кристально-зеленых глаз. Едва шевеля губами, она говорит так тихо, словно днями не подавала голоса: — Раньше я думала, что мы особенные. Казалось, ни у кого не было такой связи, как у нас с тобой. И я думала... думала, ты всё для меня сделаешь... По крайней мере, я для тебя — делала. Тео безмолвно слушает, внешне никак не реагируя. — Я всегда приходила тебе на помощь. Но когда помощь была нужна мне... Тебя не было рядом, когда я нуждалась в тебе... — задушенно вспоминает она, и Тео сглатывает, понимая о чем она. — Когда тебе было плохо, я танцевала для тебя, помнишь? Сейчас... как бы я тебя не просила, ты все равно не отступишься, так ведь, Тео. Ты для меня «танцевать» не станешь... И, знаешь, что я чувствую, когда смотрю на тебя сейчас? — Не надо... — мучительно выдыхает он, снимая ее ладошки со своего лица и сжимая их в своих ладонях. Ему не нужен был ответ. Ему не нужно подтверждение. Но Дафна не моргая обречённо договаривает: — Ничего. Я снова ничего не чувствую. Дверь в примерочную вдруг отворяется. В проеме появляется Донателла Гринграсс — вся при параде: с подрумяненными щеками, завитыми белокурыми волосами и в пышном кроваво-красном бальном платье. Завидев жениха, облаченного в элегантный черный смокинг, — у ног невесты, наряженной в фамильное платье Ноттов, которое невольно навевает миссис Гринграсс не самые приятные воспоминания, аристократка подгоняет виновников торжества, что она неделями планировала и самолично организовывала: — Чего вы тут расселись? Бал уже начался! Все только вас и ждут! Ее раздраженный голос, словно ледяная вода, заставляет Теодора и Дафну подорваться с места. Донателла снисходительно подходит к ним, пытаясь отыскать недостатки в их внешнем виде и между тем рассуждая вслух: — Замечательно, все идеально. Астория постаралась, ты хоть поблагодарила сестру, а, Дафна? — Проследив отсутствующий взгляд дочери, что-то в смятении пробубнившей себе под нос, Донателла переводит внимание на Тео. Весь его энтузиазм, с каким он потребовал скорой помолвки, куда-то улетучился. Впрочем миссис Гринграсс предпочитает игнорировать уничтоженное выражение на его лице, с каким он в прострации смотрит на Дафну. Критично поправив оборки на шифоновом подоле платья дочери, она рассказывает им зачем-то, будто разговаривая сама с собой, какие гости собрались внизу и кому им стоит уделить особое внимание. — Малфоев не будет, — упоминает она. — В газетах пишут, что Нарцисса пропала без вести, Люциус по слухам проворачивает некие дела во Франции, а их сына, я думаю, приглашать смысла уже нет... — заключает Донателла, с учётом того, что Астория начала встречаться с Эдрианом Пьюси, неофициально с ним обручившись. Тут-то Тео омраченно перебивает ее: — Отменяйте всё. Дафна и Донателла замирают, непонимающе уставившись на него. Им обеим сперва и мысли не приходит в голову, что он имеет в виду. Гнетущая тяжесть в его взгляде прибавляет Тео десяток лет и схожа с произнесенными со страданием словами. Дафна вдруг отчётливо понимает, что в этот миг в нем зеркально отражается — она сама. Они оба опустошены. — Что, прости? — с надрывом спрашивает миссис Гринграсс, выразительно вздернув тонкую светлую бровь. — Мне сейчас не до шуток, Теодор, — сверкнув глазами, натянуто улыбается она и тут же спешит сменить тему: — Ну, что ж... Дафна, дорогая, ты отлично выглядишь. Всё-таки это платье создано, чтобы подчеркнуть красоту благородной женщины, а не неуклюжей чудачки. Что-то переключается в блеснувших яростью зелёных глазах Тео. И он с расстановкой проговаривает дающееся ему с трудом решение: — Отменяйте. Гребаную. Помолвку.***
Закрылся, охладел. Никогда не чувствовал себя в безопасности. Попробуй сломать эту клетку. Но куда я подамся? Я застрял, проживая жизнь, полную ничего не окупающих неудач. Двери захлопнулись, я остался один в своей голове. Я не контролирую себя. Неужели я теряю рассудок? Я облажался. Я нахожусь в темном сне. И эта тьма никогда меня не отпустит. Ты уже теряешь контроль надо мной. Я уже на грани. Я воплю и кричу. Я — пленник. Приди за мной и освободи. Сделай мне больно, делай что хочешь. Я в ловушке и погружаюсь все глубже. В холодном поту от лихорадки. Меня держат взаперти в ящике. И никого это не волнует. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу, как они настигают меня. Это темные сны. Каждый раз, когда я закрываю глаза, демоны преследуют меня. Я устал, пожалуйста. Каждый раз, когда я закрываю глаза, я вижу, как они настигают меня. Неужели я теряю рассудок? — «Prisoner» Raphael Lake, Aaron Levy, Daniel Murphy
Саундтрек: Raphael Lake, Aaron Levy, Daniel Murphy «Prisoner» Собрав всю магическую элиту Британии, родственников из Франции, влиятельных иностранных коллег Гилберта Гринграсса, Донателла Гринграсс никак не могла просто выйти в главный зал поместья и сказать, что помолвка — ради которой они все тут собрались — отменяется. Она бы не пережила подобного позора. Поэтому Донателла долго и на повышенных тонах внушала (угрожала) Дафне и Теодору, что, если они не выйдут к гостям... им лучше не знать, что она с ними сделает. Миссис Гринграсс завуалированно предупредила, что пошла Теодору навстречу с ранней помолвкой, и если он не хочет, чтобы Дафна узнала лишнего, то сейчас же возьмёт невесту под локоть и поведёт ее к гостям. Ему пришлось так и сделать. Но перед этим Тео так бесновато оскалился, что у Дафны зародилось стойкое чувство тревоги. Ее мать считала, что не было большей катастрофы, чем спуститься вниз и объявить гостям, что торжество отменяется. Дафна и так не ждала от этого вечера ничего хорошего. Но теперь она точно знала, что вся эта помолвка обернется такой чертовой катастрофой, что Донателла потом ещё горько пожалеет, что не променяла больший конфуз на меньший. Появление жениха и невесты на лестнице сопровождается аплодисментами гостей, через которые собравшиеся блюстители чистой крови отдают им свое одобрение. Сияние хрусталя и обилие белых роз тут и там ослепляют Дафну своей красотой — не в самом хорошем смысле. Держась под локоть Теодора, она спускается с ним и старается не думать ни о чем. У нее это неплохо выходит. Реальность становится какой-то размытой — дереализованной. Дафна будто видит себя со стороны. Как шлейф тянется за ней по ступенькам. Ноги сами собой переступают каждую ступень, ведущую ее в мир фальшивых улыбок и династических бредней. Мама спускается следом, вновь гордая помпезности устроенного ей празднества. А гости поднимают бокалы за их чистокровный союз. Вечер вполне мог бы пройти таким кинематографичным для Дафны чередом. Если бы Тео не задумал... Что бы он там не задумал. Она не желает в этом участвовать. Но, сойдя первым с лестницы, он протягивает Дафне свою ладонь в галантном жесте и, когда она ее машинально принимает, резко притягивает к себе для поцелуя на публику. Не просто сдержанного английского поцелуя. Тео целует Дафну по-французски. Жадно. Страстно. С языком. Заставив ее прогнуться назад в спине и приглушённо застонать от неожиданного напора настойчивых губ и нехватки воздуха. Так, что Дафне приходится схватиться за его плечи, а Тео придержать невесту за талию. Он словно собрался выпить ее до дна. Настолько поглощающе непристойным высшего общества был его поцелуй. После которого Тео склоняется к ее уху и сбивчивым низким полушепотом маниакально выдыхает: — Давай сыграем, ладно? Потягаем веревки кукловодов... Я буду плохишом, а ты просто будь красавицей. Больше он и слова не обраняет, отстраняясь и оставляя Дафну, замеревшей в замешательстве с распухшими губами. Донателле приходится, поджав губы в сдержанную линию, сглаживать момент его бесстыдного поведения: сославшись вовсеуслышанье на пылкую молодежь и пригрозив Теодору самым строгим взглядом из своего арсенала. В ответ он лишь подленько оголяет зубы, ничуть не пристыдившись, а скорее возрадовавшись принесенному неудобству. А потом им приходится танцевать. Начался торжественный бал. Сколько себя знала, Дафна мечтала об этом дне. Теперь же она словно больше не знала, кто она. Ей больше не хотелось кружить с Тео в танце, будучи облаченной в помолвочное платье, которым любовалась ещё с детства, зная, что в один прекрасный день наденет его. Только вот день этот прекрасным отнюдь не оказался. Ее сказка давно обернулась кошмаром. И Дафна давно смирилась с этим. С тем, что разбились все ее прошлые детские мечты. Хуже всего было то, что сейчас разбивались мечты ее настоящего... Дафне почти всё равно, что Тео после танца с ней, меняя партнёрш одну за другой, откровенно флиртует с каждой молоденькой девушкой из соседних графств, что попадаются ему в танце. Больше раздражает то, как люди, замечая распутное поведение жениха, с сожалением смотрят на нее. Неохотно и машинально танцуя с лордами и их сыновьями, Дафне приходится выслушивать всякие любезности и негодования по поводу Теодора. Который начинает переключаться и на леди постарше, раз его старый трюк не приносит желанные плоды скандальной ревности. — Странный у тебя жених, Гринграсс... — говорит один из гостей в танце с Дафной. — Грех заглядываться на кого-то ещё, когда у тебя такая... — Исполнив танцевальную поддержку, партнёр ставит девушку на пол, задерживает взгляд на ее декольте и заканчивает: — ...прелестная невеста. — Ага, да, — бормочет Дафна, не вникая в суть слов собеседника. В конце концов, как она может, когда ее так называемый жених прямо у нее на глазах заигрывает с подругами ее матери. Те, бедные, даже не знают, как на такое безобразие реагировать. Казалось бы, она уже столько раз разочаровывалась в нем, но вот Тео превосходит сам себя по шкале от сволочи классической до просто клоунской. Без изощрений и изяществ. Он выставляет Дафну, ее семью — как полное ничто. Донателле Гринграсс больше никогда не скажут, какую великолепную пару она сосватала. Ведь что может быть идеальней династического брака, скрепленного любовью? Но их уж точно больше не станут называть самой красивой парой со времён Нарциссы и Люциуса Малфоев. Потому что любовь, какой бы она не была между Дафной и Теодором прежде, больше некрасива. Она искажена и побочна. Дафна отворачивается, не желая больше смотреть на то, как он унижает их обоих. И слышит от того, с кем сейчас танцует: — Все же никогда не видел никого, кому бы печаль была так к лицу... Саундтрек: Toydrum feat. Alex Maas - How Do You Know Что-то в этих словах кажется ей пугающе знакомым. Дежавю. Такое яркое, что у Дафны замирает сердце. Живая музыка оркестра вдруг набатом стучит по ее ушам. Пальцы Дафны соскальзывают с плеча партнёра. Ее пробирает мелкая дрожь, когда она поднимает глаза на человека перед собой, чью личность не опознала с начала танца. Майлз Блетчли улыбается ей, будто она его старая подруга. Нет, не так. Будто она его старая влюбленность. И почему-то Дафне становится необъяснимо жутко. Она не знает точно почему. Но что-то в его скользкой улыбке настораживает. Больше всего на свете Дафна не желала заглядывать за тот занавес, к которому ее подталкивает собственная интуиция. И делает это она совсем не аккуратно. Сговорившись с внутренним голосом разума, интуиция достает из ящика Пандоры, который она погребла в себе очень и очень глубоко, намек на догадку. И швыряет ей в лицо. Дафна, ужаснувшись, отшатывается. У нее перед глазами мелькают все те разы, когда Блетчли предлагал ей выпить, делая сомнительные комплименты. Как сейчас. С горящими азартом глазами, словно перед ним добыча. Как сейчас. Ей противно это чувство дежавю. За пределами ее сознания есть какие-то ещё моменты, какие-то события. Которые она не помнит. Но человек перед ней навевает об этом. О том, с чем она не желает себя олицетворять. Знать, думать, понимать. А теперь земля уходит у нее из под ног. Ей вдруг становится больно дышать. Грудная клетка Дафны сотрясается в спазмах от нехватки воздуха. Блетчли что-то говорит ей, но она, как оглушенная, выпадает из мира. Вокруг нее что-то происходит, но она не слышит. Дафне хочется спрятаться где-нибудь от этих поедающих ее глаз. Она лишь хотела никогда об этом не вспоминать. Неужели это так много? Дафна начинает беспомощно оглядываться по сторонам в поисках Тео. Не заботясь о том, что выглядит, вероятно, как потерявшаяся в толпе маленькая девочка. Позабыв о его дурном поведении. Потому что он нужен Дафне сейчас так сильно... хотя бы для того, чтобы просто сделать вдох. Не говоря уже о том страхе, сковавшем цепями и душащем ее изнутри. Тем временем непринужденной походкой Тео прогуливается по залу, пока за ним, причитая, следует пассивно-разъяренная Донателла. Будучи на грани нервного срыва, миссис Гринграсс отчитывает жениха дочери. Но эффекта от этого ноль, уходя в минус. Поднося к своим губам, растянутым в бессовестной улыбочке, бокал шампанского, Тео останавливается посреди зала. Он вытягивает руки по сторонам на манер фокусника, привлекающего аудиторию, и в наглую, на показ разглагольствует: — Я — щепотка перца на этом скучном сборище, которое вы, женщина, называете помолвкой! Хотя... — он с пренебрежением осматривается по сторонам, не придавая значения беспокойно попятившейся к нему Дафне, — на что я собственно рассчитывал, доверив все организовать матери, которой безразлично, чего хочет ее дочь... — После драматичной паузы Тео, похоже, воображает себя шутом, споясничав: — Она-то хотела помолвку под открытым небом! Не так ли, Даф? Было бы куда живее и интересней, чем в этой мраморно-хрустальной коробке... Пока гости перешептываются между собой и осуждающе косятся на Теодора, Дафна опасливо не отрывает глаз от оставшегося в дали и так же неспускающего с нее глаз Блетчли. И робко касается локтя Тео. — Тео... — выдавливает она из себя осевшим голосом. Сама того не осознавая, она слегка заходит за его спину, в попытке спрятаться. — Мне надо кое-что тебе сказать... Но Донателла заглушает Дафну своим скребущим ушные перепонки железной строгостью голосом: — В первую очередь ты унижаешь не меня. Ты унижаешь себя. И хуже всего — унижаешь мою дочь. Тео сжимает челюсти. Его шутовская улыбка резко сникает, обращаюсь в жестокий оскал. — Я? Унижаю ее? Вашу дочь... — выплёвывает он, повернув голову, чтобы на секунду задержать свирепый взгляд на Дафне. — Эту? — Тео оборачивается к Дафне лицом, слишком ослеплённый глубоко засевшей внутри него яростью, чтобы заметить страх в ее глазах, немигающе устремленных куда-то в гущу гостей. Поэтому коротко оглядев ее, он стряхивает со своего локтя ее крепко вцепившуюся ему в пиджак ладонь, как в последний оплот посреди открытого океана, и беспощадно усмехается. — Разуйте глаза, мадам. Ей уже всё равно. Она же у нас ничего не чувствует! Театрально прокричав последнюю фразу на весь зал, Тео привлекает ещё больше внимания. Теперь все гости без исключения, притихнув, пристально наблюдают за виновниками торжества. — Совсем заледенела, бедняжка, — издевательски покачивает он головой. Возведя цель — довести Донателлу до полного фиаско перед ее драгоценными гостями — до патологической одержимости, Теодор полностью разворачивается лицом к Дафне. Лицом, далёким от самого себя, но уже въевшимся в плоть и кожу так глубоко, что уже не отличишь, где грань между ним настоящим и темным образом. Его реплики проходят мимо ушей Дафны. Она не сводит глаз с Блетчли, стараясь не потерять его из виду, чтобы, когда Тео прекратит издеваться над авторитетом ее матери в светском обществе, рассказать ему всё. И тогда этот урод заплатит. В этот миг, когда безликий злодей из ее стертых воспоминаний обрел черты, явившись сюда, к ней в дом, на ее помолвку, Дафна не может не желать этого. Потому что боится. Когда Тео стряхнул ее руку и повернулся лицом, она полагала, что он наконец ее выслушает. Но он делает иное. Не успевает Дафна набрать в лёгкие не хватающего ей воздуха, чтобы заговорить, как Тео с безразличным выражением на своем лице струёй проливает на ее платье, в ложбинку между грудей, бокал шампанского. Медленно. Нарочно. И показательно. Дафна так и не делает вдоха, в оцепенении ощущая, как намокает грудь и корсет платья. — О чем я и говорю. Смотрите-ка, прям окаменела, — злостно заключает Теодор, непренужденно допив остаток шампанского на дне бокала и демонстративно бросив его прямо на пол. Стекло разбивается об мрамор в абсолютной тишине, воцарившейся в поместье. Гости в шоке совсем смолкают. Даже музыканты перестают играть. Один Теодор, оглядываясь по сторонам, разводит руками и с деланным равнодушием отмечает: — Как и все вы. Потрясение немного спадает, когда до Дафны начинают доходить возобновившиеся приглушённые голоса. Кто-то несколько раз прокомментировал: «ах, бедная девочка». Кто-то: «Нотт-младший весь пошел в отца». А кто-то и вовсе бранился. Служа подтверждением, что ей все это не померещилось. Что он действительно это сделал. Сердце Дафны словно перестает биться. Ее надежды на то, что он защитит ее, или хотя бы посочувствует — канули в лету. На мгновение она позволила себе забыть, что так происходит из раза в раз, поэтому не стоило бы даже удивляться. Но на сей раз его поступок что-то убивает внутри нее. Тео забивает последний гвоздь в гроб их разлагающейся любви. И Дафна чувствует себя мертвее мертвых. Оглядев своё мокрое платье, она не хочет поднимать глаза, чтобы даже смотреть на него. Почему так больно дышать? Грудь Дафны лихорадочно поднимается и опадает. — Где... где папа? — глухо спрашивает она у матери, которая с такой силой сжимает свой бокал, что удивительно, стекло ещё не треснуло в ее руках. Донателла выглядит так, словно это на нее сейчас вылили бокал шампанского, но тем не менее не выказывает ни единой эмоции. Разве что глаз ее начинает нервно подергиваться. — Астория должна была тебе сказать, что он все ещё не вернулся из командировки, — отрешённо отвечает она, судорожно оглядев зал, полный судачащих гостей. Наверняка, думая, как теперь уладить инцидент перед ними. Совсем не думая о том, чтобы вступиться за дочь. Неужели папе тоже все равно? Дафна не может в это поверить. Он не пришел, потому что против, чтобы она выходила за Нотта. Но тем не менее никак повлиять не может. Дафне не удаётся себя этим утешить, потому что нуждается в отце. Когда мать волнует только то, что подумают люди. Когда Тео — больше не союзник, а жестокий враг. Когда по дому свободно ходит подозреваемый злодей... И ей страшно. А единственный человек после отца, кто ещё не отвернулся от нее и мог защитить, был так далек, что казалось их разделяют целые вселенные. Она совершенно одна. Дафна не сразу замечает, что заплакала. Пара слезинок падают на ее и без того мокрую грудь, выводя из оцепенения. Ее доводят собственные беспомощность и обида, с которыми она поднимает глаза на Тео, даже не смотрящего на нее, вместо того с энтузиазмом гурмана распробывающего позор Донателлы. А заметив ее состояние, лишь равнодушно пожавшего плечами. Она не слышит, как мать велит ей идти высушиваться. Весь ее мир распадается на части. Сколько бы она не пыталась его склеить. Создавая видимость целостности. Один бокал шампанского — казалось бы, одна крошечная трещина — разбивает его вдребезги. Ее лёгкие сжимаются, будто бы воздух отравлен. Дафна не может глотнуть воздуха, как не пытается. Она чувствует, что вот-вот совсем разрыдается, и сбегает из зала.***
Дафна давится слезами и вбегает на лестницу, подобрав полы платья. Стук каблуков хаотично раздается от ее неровных торопливых шагов. Скорей добраться до своей комнаты и остаться там навсегда, как в склепе. Это все, чего она хочет сейчас. Но на середине лестницы до Дафны доносятся звуки собственного имени. И паника побуждает ее ускориться. Дафна бежит вверх по лестнице, в ужасе от преследующего мужского голоса, обладателя которого она не может разобрать, потому что захлёбывается рыданиями и рваным дыханием. — Стой! Мысленно проклиная себя за то, что побежала в пустые коридоры, когда в доме, возможно, маньяк, Дафна не может отделаться от панической атаки. — Я сказал, остановись! Не оборачиваясь, она выше поднимает полы платья, чтобы взбираться по лестнице быстрей. Слезы застилают ей глаза. Сердце вырывается из груди. Взбегая по ступенькам, преследователь настигает ее и хватает за подол юбки. Дафна вырывается, и ткань рвется по швам. Только не это. Только не снова. Она не переживет этого снова. Она вся дрожит, продолжая бежать вверх по лестнице. Порванный подол попадается под подкашивающиеся ноги. И она спотыкается, подворачивая ногу. С жалобным всхлипом растянувшись на ступеньках и ощутив сильную боль в своей лодыжке, Дафна из последних сил пытается позвать на помощь. Но в горле встаёт тяжёлый ком, и голос пропадает. Дафну начинает трясти, когда ее хватают за талию и переворачивают на лестнице, укладывая на переход между ступеньками. Никто не придет ее спасти. И в ожидании насилия она закрывает глаза, уходя в себя. Проходят одни из самых пугающих секунд в ее жизни. Одна. Две. Три. Четыре. Пять... Десять. Она чувствует только то, как пальцы ощупывают лодыжку. Распахнув глаза, Дафна вытирает руками с глаз слезы и видит перед собой согнувшегося над ее ногой парня. Его каштановую шевелюру и черный смокинг. Саундтрек: JVLA - Such a Whore (Potato Remix) У нее спирает дыхание. Она думала... Она думала, что это Блетчли. И, несмотря на облегчение при виде Нотта, ощутив в себе силы, Дафна яростно пинает его здоровой ногой каблуком в грудь. Ведь это из-за него она испытала весь этот ужас. Выслушай он ее и не издевайся на публике. Она была бы в себе и могла трезво мыслить. Теодор валится назад, грязно выругавшись и чуть не покатившись кубарем с лестницы. Кажется, он назвал ее сукой. И Дафна не остается в долгу, обретя возможность дышать. Он ловко поднимается на ноги, глядя на ее жалкие попытки подняться и доковылять до своей комнаты. Игнорируя французские ругательства, обозленно льющиеся из ее маленького ротика, Тео закидывает Дафну к себе на плечо и переступает последние ступеньки этой злосчастной лестницы. В ярости она начинает колотить его своими кулачками по спине, а он насмехается над ней, мол, хороший массаж. — Отпусти меня на землю, ты, козел сраный! — Ай, как не культурно, юная леди! — подражая тону Донателлы, потешается он и отвешивает Дафне смачный шлепок по заднице, чем просто вываливает на себя весь ее богатый нецензурный лексикон. Заставляя Тео сожалеть лишь о том, что не шокировала раньше им сборище аристократишек внизу. — Бей-бей, посильней, не отвлекайся... Она не заплачет. Только не снова. И не перед ним. Проглотив рыдания, Дафна пытается взять себя в руки. Ее питает стойкое желание вышибить ему мозги. Пинком открыв дверь в примерочную, Тео невозмутимо заносит брыкающуюся девушку внутрь и сажает на пуфик. У Дафны искры сыпятся из глаз, а он, как будто не замечая, берется за ее вывихнутую лодыжку. Не тут-то было, она пытается снова лягнуть его здоровой ногой. Но Тео ловко уворачивается, словив одной рукой ее каблук. Смерив Дафну тяжёлым порицающим взглядом, он снимает с ее ног опасную обувь и отшвыривает в сторону. Затем достает палочку и также хладнокровно вправляет ей лодыжку. Дафна злобно смотрит, как он поднимается и отходит в сторону. Нога больше не болит, хотя она и не обращала внимания на эту боль. Всё перекрывала боль в груди. Он мог вылечить ее тело, но не душу. Она знала, что после сегодняшнего ничего не будет прежним. Сколько могла, Дафна держалась за легенду, что они придумали в детстве. О вечной любви. Но больше она не чувствует ее. Не было поддержки. Не было доверия. Из всех людей только ему Дафна могла доверить то, что открыло внутри глубокую рану. По крайней мере, она так думала. Но, как оказалось, нет. Вместо поддержки она получила ещё один осколок в своё израненное сердце, которым он добил ее окончательно. Дафна не хочет больше слез. Не хочет скандалить. Она просто встаёт с места. Берет первую попавшуюся обувь, которой оказывается пара черных ботфорт до самой середины бедра. Но не важно. Она просто должна уйти. Снять это адское платье. Корсет которого никак не хочет сниматься. Какое-то время Тео молча наблюдает, как она психует, пытаясь выбраться из корсета, сковавшего ее, как в клетке. Потом Дафна начинает метаться по комнате в поисках своей палочки. А когда он лениво интересуется, чем это она занята, то Дафна заявляет, что уходит от него. — Да что ты, родная? — Да. Он скрещивает ноги, поудобней опираясь о туалетный столик и складывая руки на груди. — И к кому ты пойдешь, м? К Забини? Дафна находит палочку и останавливается, чтобы стереть с его лица выражение превосходства. — Тебе какое дело? Иди дальше развлекайся, подкатывай к каждой юбке. Или тебе надо вылить на меня ещё пару бокалов? Нет уж, хватит с меня! Он покачивает головой, будто она обвинила его безосновательно. — Ты глупышка... Это же была игра. Дафна вспыхивает, яростно срывая со своей шеи колье и швыряя фамильную драгоценность в Нотта. — А ты — моральный урод! Иди к черту со своими играми! Словив его, он аккуратно откладывает колье и самонадеянно стоит на своем: — Ты никуда от меня не уйдешь. — В этот раз я уйду навсегда, не сомневайся. Она снимает серьги и дышит так, словно готовится спрыгнуть со скалы в обрыв. Что впрочем не очень то и отличается от ее решения уйти. Тео замечает, как трясутся ее руки, и до него отдаленно доходит, что она серьезно. Он надвигается на нее, резко посуровев. — И что ты ему скажешь, а? Ты ведь не разобьёшь ему сердечко всей правдой, так ведь? Иначе он сам не позволит тебе уйти от меня. Она его игнорирует, пытаясь дрожащими пальцами застегнуть молнии на ботфортах. Дафне это не удаётся, и ей приходится воспользоваться палочкой для такого простецкого дела. Когда она выпрямляется, то видит Тео перед собой. Он явно не собирается мириться с тем, что она пытается отделаться от него, поэтому хватает за подбородок, заставляя смотреть на себя. — А ты в курсе, что Забини садист похуже меня будет? Думаешь, он забавы ради тебя тогда выпорол? Знаю-знаю, тебе понравилось... Но это лишь цветочки из того, на что он способен. Небось, считаешь, он такой хороший парень, а?.. Ты, милая, явно не знаешь, в какие игры он любит играть. Дафна замирает. О, она знает. Только ему не скажет. Едкая ухмылка расползается на его губах. Тео склоняется к ее уху и обжигает своим ядовитым полушепотом: — А знаешь, я тебе сейчас покажу. Взявшись за бюст ее платья, не предусматривающего лиф, он рвет его по шву так, что оголяется грудь. Дафна задыхается от ощущения незащищённости и пятится назад, наткнувшись на туалетный столик. Тео идёт за ней, схватив за обнаженную грудь, чуть влажную от пролитого шампанского, и грубо сминает в ладони. Он сильно выкручивает обеими руками ее соски, так, что Дафна вскрикивает. — Ну как тебе, а? — Тео рассматривает красные следы от своих пальцев на ее молочной коже и сжавшиеся покрасневшие соски. Дафна пытается осмыслить, что ее отпускает дрожь. Она ни за что не признается, но ее тело отзывается на его грубые прикосновения самым нежеланным для нее сейчас образом. Ей нужно собраться с мыслями, как тут на ее грудь обрушается шлепок. И Дафна шумно выдыхает, подавив стон. А он, поглядывая на ее реакцию, гадко ухмыляется и, оттянув соски, похлопывает по груди. — Ах, ну да, тебе же такое нравится. Опираясь позади себя на туалетный столик, Дафна не понимает, почему стоит, как загипнотизированная, и смотрит, как он издевается над ее грудью. Почему надлом внутри нее перекрывает ложное чувство близости. Ее пугает то, как она спокойна. Как её это расслабляет. Заставляя гадать, почему телесная боль отвлекает ее от душевной? Почему приносит облегчение? Настолько пьянящее, что ей хочется сказать, чтобы он бил посильней. Ей хочется закричать, когда Тео наклоняется над ее грудью и кусает соски, оттягивая их зубами. Больно. Грудь горит от жестокого обращения, а спина предательски выгибается. Пристально рассмотрев истерзанные соски, он подхватывает Дафну под бедра и сажает ее на столик. Головой она понимает, что им нужно остановиться, но телом овладевает такая мощная похоть, затмевая все остальное и выталкивая сознание куда-то за грань гордости. Дафна содрогается внутри, пытаясь побороть это чувство и выйти из транса. Тео раздвигает ей ноги и сдвигает трусики в сторону, деловито склонив голову, чтобы как следует ее разглядеть. Небрежно проведя пальцами по ее нагой плоти, он обводит Дафну плотоядным взглядом. — Никогда не видел настолько мокрой киски, — глумится он, демонстративно потерев свои пальцы, окутанные ее влагой, перед лицом Дафны. — Ты течешь похлеще Паркинсон, а она, как ты наверное заметила, та ещё нимфетка... — гнусно лепечет он и тут же дергает за сосок, вынуждая Дафну не отводить от себя глаз. А потом, следя за ее реакцией, шлепает по лобку. Заглушенный вскрик вырывается из ее горла. И по мере того, как он начинает осыпать ее беспощадными шлепками между ног — с каждым разом всё ощутимей — она больше не может сдерживаться и стонет в голос. — Тебе этого не хватает, правда? — низко хрипит Тео ей на ухо, размашисто растерев вытекшую из нее смазку по распухшим складкам, нарочно не задевая изнывающий клитор. — Ты ведь только и мечтаешь, что потереться своей вечно мокрой зудящей вагиной о член Забини, да? К ее глазам подступают слезы. Дафна ненавидит свои трепещущие бедра, не в силах унять возбуждение. Его голос, зловеще излагающий скабрёзности, ещё больше подталкивает ее к нестерпимому желанию кончить. Заставляя чувствовать себя грязной шлюхой, готовой молить о большем унижении. В его понимании, вероятно, она такой и выглядит. Потому что его уничижительный взгляд говорит громче самых жестоких слов. Его ладонь на мгновение исчезает, чтобы дотянуться до чего-то на туалетном столике. Дафна не может свести ног, захлебываясь слезами и чувствуя, как всё тело ноет от нехватки контакта. Она хотела бы не быть такой восприимчивой к нему. К боли. Чтобы не испытывать угрызения совести за то, что вскрикнет от мучительного наслаждения, когда Тео, нащупав что-то в ящике, зажимает ей этим нечто соски. Опустив заплаканные глаза на свою грудь, Дафна видит на заалевших вершинах своих ареол маленькие жемчужные заколки. Не успевает опомниться от шока и адреналина, взыгравшего в крови, как новая волна болезненных ощущений пронзает тело в самом чувствительном месте. Он ставит третью заколку на клитор. Ее ноги начинают дрожать, и Дафна опадает на зеркало позади себя. Учащенное дыхание перемешивается со всхлипывающими стонами, заполонившими комнату. Она готова одновременно стенать, плакать и умолять. Контроль полностью покидает ее. Ей уже всё равно, что он ещё сделает. Она превращается в сгусток нервов, ощущая себя секс-куклой. Все, на чем концентрируется ее мир, это оргазм. Животная потребность оргазма. Прямо перед тем, как начать умолять его сжалиться, Дафна открывает глаза и видит, как мутнеют его изумрудные глаза. Она не представляла, как извращенно сейчас выглядит... С раскинутыми по сторонам ногами в высоких черных ботфортах. Затянутая в корсет изорванного помолвочного платья, оголяющего ее грудь. С жемчужинами на покрасневших сосках и пульсирующем клиторе... Но стоит увидеть взгляд, с каким Тео на нее смотрит, сразу становится понятно, почему он теряет рассудок, молниеносно расстегивает штаны и, нависнув над Дафной, с силой входит в ее распухшую, раздраженную и разгоряченную шлепками смазанную вагину. Она не придает значения боли в клиторе, когда он задевает заколку на нем, и полностью отдается ощущению растянутости и полноты внутри. Он трахает ее без разогрева быстро и сильно, скользя туда и обратно. — Так тебя надо трахать, да? Так ты хочешь, чтобы Забини тебя трахал?! — Заткнись... — шипит она, желая только, чтобы это скорей закончилось. — Не смей говорить о нем. Схватив Дафну за лицо, он впивается в ее губы грубым поглощающим поцелуем, проталкивая свой язык так же глубоко, как загоняет ей между ног свой член. Потом вдруг резко выходит, переворачивает хнычущую Дафну, нагибает ее над туалетным столиком и толкается обратно. Заколки на сосках и клиторе сводят ее с ума, а грубые толчки возносят на вершину безотрадного блаженства. Потому что она ненавидит себя за то, что наслаждается. Оргазм даётся ей мучительно и приводит к опустошению. Ещё долго лежа, прижатая лицом к столешнице, Дафна плачет и ждёт, когда он кончит. Ему это плохо удаётся. Так что вскоре Тео сдается и выходит из нее, доведя себя до разрядки парой яростных движений рукой. А она так и продолжает лежать, пока наплакавшись не поймет, что слез просто больше не осталось. Ей приходится встать, чтобы снять с себя заколки. Стиснув зубы, Дафна сдерживает болезненный стон, когда снимает заколки сначала с онемевших сосков. Но не может сдержаться, когда снимает украшение для волос с опухшего ноющего клитора. И тишина в комнате нарушается. Тео замечает гримасу боли на ее лице и, привалившись к дальней стенке, — с ног до головы взъерошенный — хмыкает: — Будешь прикидываться, что тебе не нравится подобное обращение? Что тебе не нравится, когда с тобой обращаются как со шлюхой? Саундтрек: IC3PEAK - Плак-Плак Дафна выпрямляется, опустив порванный подол платья. Ее разум быстро трезвеет. Она вдруг понимает, что зря ненавидела себя. Единственный, кто здесь заслуживает ее ненависти, это он. Ведь ее такую знает Блейз. И он бы никогда не стал стыдить ее за то, что ей нравится. Блейз бы не заставил ее чувствовать себя такой грязной и жалкой, какой заставил ее чувствовать он. — Да, мне это нравится, — с вызовом признает она. — Я этого хочу. Но не с тобой. Я не желаю ничего подобного с тобой. Я хочу этого только с ним. А знаешь, почему? Потому что я ему доверяю. Я знаю, что это будет лишь игра. Унижение, боль, подчинение... После которых он не высмеет меня, не обернется врагом и не воткнет мне нож в сердце. Как это делаешь ты. Блейз знает цену доверию. Он уважает меня, бережёт меня... Он любит меня, а я люблю его. И именно поэтому я хочу подчиниться ему. Хочу угодить ему. Не тебе... Не знаю, может, я и мазохистка... но я не желаю ничего подобного в реальной жизни! Чтобы на меня выливали шампанское на моей же помолвке! Чтобы мне изменяли. Чтобы меня не ценили... Не уважали. И без разницы на твою любовь, если таковая вообще есть... Ты просто одержим, Тео. Любовь не должна быть такой. После всего что было. После всего, что она пережила. Дафна чувствует кристальную ясность. Она больше не станет мешкать. Что на это повлияло? Шампанское? Пренебрежение? Секс? Все навалилось одно на другое. Но больше всего подтолкнуло ее к обрыву то, что Тео в очередной раз доказал, каким предателем является. Не просто повернувшись спиной, когда нужен ей был больше всего. Снова оставив ее. Когда она умирала внутри, но никак не могла подать сигнал бедствия — и теперь уж точно не сможет, позволив открывшейся душевной ране поглотить себя. Он просто добил ее. А теперь стоит тут и странно улыбается. Глаза Дафны наполняются слезами утраты и освобождения. — А знаешь что? Ты победил. Чего бы там не добивался, ты победил. Я отдала тебе всю себя! Мою душу... моё тело. А ты пренебрег и растоптал меня. И теперь я ухожу. Если это означает в скором времени конец этой проклятой жизни, то так тому и быть. Потому что я не хочу больше так жить. Ты разрушил все, так что разрушать уже просто нечего! Лучше не жить вовсе, чем так... как живём с тобой мы. Корсет слетает с ее талии с взмахом палочки. Дафна отшвыривает лохмотья, в которые превратилось помолвочное платье Ноттов, призывает нижнее белье и второпях накидывает сверху бежевый плащ. На самом выходе Дафна, сняв обручальное кольцо со своего пальца, швыряет его в Тео. А он, глядя на нее с пытливым любопытством, как на свою подопытную, ловит кольцо и лишь беспощадно и убеждённо изрекает: — Ты вернёшься. В одном Тео мог согласиться с ней. Он победил. Проиграв. Она снова чувствует.***
Стук тяжёлых каблуков Дафны о мраморную лестницу эхом отражается от высоких потолков вестибюля. Запахнув плащ, она стирает остатки слез и с решимостью быстро спускается вниз. Ботфорты и длинный плащ скрывают отсутствие одежды. Причёска испорчена: вытащив шпильки, Дафна полностью расплела свои взлохмаченные волосы. Тушь потекла. Нервы натянуты до предела, и Дафна не собирается оставаться в этом доме ни минуты больше, тратя время на сбор вещей. Она попросит Асторию передать их ей, если, конечно, та не встанет на сторону матери и не будет препятствовать ее уходу. Торопливые шаги Дафны привлекают внимание Донателлы. Она появляется из главного зала и, оглядев неподобающий приему внешний вид дочери, начинает было причитать: — Что за вид, юная леди.. Но Дафна перебивает мать, объявляя ей свое окончательное решение: — Я ухожу. Ухожу совсем. С меня хватит, мама! Донателла ахает, всплеснув руками. Ещё немного и ей понадобится успокоительное. — Вы решили сегодня надо мной поиздеваться?! Мне только удалось сгладить тот вопиющий инцидент, а ты мне теперь такое заявляешь?! Дафна истерически усмехается. — Да мне все равно! Ты больше не будешь решать, что мне делать и с кем быть. Донателла обеспокоенно оглядывается за спину, где за аркой на крики стали оборачиваться собравшиеся гости, и понижает голос до грозного полушепота: — Что за несносная девчонка... Сколько раз мне тебе объяснить, что сделанного назад не обратишь? — Сколько раз мне тебе объяснить, что я так больше жить не могу?! Разворачиваясь к дверям, Дафна собирается уйти. — Если ты сейчас уйдешь... — злобным тоном угрожает Донателла. — Можешь больше не возвращаться. Дафна останавливается и медленно оборачивается, не веря собственным ушам. Ей на глаза попадается сборище людей, ставшее свидетелями за спиной Донателлы. Значит, она ставит ей условие? Значит, общественное мнение важнее ей родной дочери? — Вот как? Выгоняешь меня? На лестнице раздаются шаги. Теодор неторопливо спускается, с каким-то особым наслаждением лицезрея представшую ему картину. — Вернись к жениху, Дафна, — сдержанно проговаривает Донателла. — И мы забудем этот разговор. Покачав головой, она пытается не заплакать. — Я не вернусь. Голос Дафны звучит в тон Донателле непреклонно. Они обе неистово смотрят друг на друга, держась за свои принципы, как за жизнь. Или... в случае Дафны — смерть. Если она не может жить по зову сердца, то так тому и быть. Впервые за все время она ясно понимает, что важнее этого ничего нет. Что жизнь по чужой указке — ничего не стоит. Ей не нужен этот дом. Не нужна семья, которая думает только о себе. И не нужен — он. Дафна поднимает глаза на Тео, сложившего руки на груди у подножия лестницы в такой расслабленной позе, с такой пылающей мстительностью в глазах, что не остаётся сомнений — он помешался. Больной ублюдок. Тео замечает на себе ее взгляд и вздергивает уголок своих грешных губ, с которых слетает очередная гадость: — Даже не обнимешь на прощание?.. В любом случае удачно повеселись там с Забини. — На этих его едких словах Донателла просто приходит в бешенство. — Потому что... когда придет время возвращаться — уверен, ему будет так больно... так больно, что ты возненавидишь себя. Уж я-то знаю. Его слова острым лезвием вонзаются ей в сердце, заставляя ещё больше истекать кровью. Дафна дышит так, словно у нее лихорадка. Внутри закипает такая ярость. Она так его ненавидит! Так ненавидит, что лучше умрет, чем вернётся. — Я — не — вернусь! Сила ее слов заставляет сотрястись стены. Буквально. Выброс магии волнами исходит от Дафны. Ее волосы отбрасывает за спину. Люстры начинают трястись. Люди коллективно ахают, когда бокалы с шампанским в их руках и на столах начинают взрываться. Донателла в шоке оборачивается за спину, чтобы увидеть, как огромная люстра срывается с цепи и с грохотом обрушивается на пол. Благо, никого поблизости не оказалось. Тео выглядывает за арку в зал, полный хаоса из гостей и битых осколков. Лицо Донателлы выражает полный крах. Он снова оборачивается к Дафне, которую саму повергает в шок собственная магия, вышедшая из под контроля. И, пока она пытается выровнять дыхание, чтобы справиться с буйством чувств, истерзавших ее изнутри настолько, что они вылились в стихийную магию, — Тео начинает смеяться. Он в восторге или зол? Потому что его злой восторженный смех выражает и то и другое. Смех безумца. Дафна больше не может здесь находиться. Погром в доме стихает. Осколки рассыпаны по полу. А его смех режет ей слух. Она хочет проклясть его, чтобы он замолчал. Потому что для нее это похороны. Она похоронила его. Похоронила мать. Похоронила любовь. И похоронила себя. Как он может смеяться? Она не пойдет сейчас к Блейзу. Потому что уже мертва. Трясущимися руками схватившись за ручку парадной двери, Дафна выходит наружу. И его безумный смех стихает. Яростный крик матери, чтобы она не смела возвращаться в этом дом, пока не образумится, пронзает до самых костей. Ей самой вдруг хочется смеяться. И Дафна смеётся, привалившись спиной к дверям. Почти так же безумно, но недолго. Просто короткий надсадный измученный смешок. Она больше не заплачет. Раньше она хотела любить, а теперь хотела умереть. Иначе как ей выжить, будучи собой? У нее не осталось сил притворяться, что этот мир не ранит ее. Эти люди. Заставляли забыть, кто она настоящая. Ранимая? Сломленная? Она уже не знала толком, кто такая Дафна Гринграсс. Но больше она не поддастся. Больше не будет примерной дочерью и жертвенной невестой. Дафна будет собой до конца своих дней, кем бы она ни была. Устремив отрешенный взгляд в звёздное небо, Дафна начинает тихонько напевать. Похоже, безумие заразно. Похороны ведь надо отметить. Нет, отпраздновать! По такому поводу не грех чутка сойти с ума. И она будет творить все, что душа пожелает! Ведь сильнее желания смерти была только невозможная любовь. Был ли у нее этот шанс на исцеление? Неважно. Ей не жалко умереть, следуя зову сердца. А сейчас заявиться к лучшей подруге праздновать, прикупив огневиски и шоколадный торт.КОНЕЦ I ТОМА