***
Саундтрек: Wild Side - Not Your Dope, Oly Первые месяцы на своей должности в Министерстве магии Дафна занималась в основном бумажной работой в секторе по борьбе с домашними вредителями. Она уже начала жалеть, что устроилась сюда лишь бы насолить матери и жениху. Им пришлось смириться и много Дафна от этого не выиграла. Дафне начало казаться, что ее мать через свои связи с заместительницей министра, Джозиан Робер, посодействовала, чтобы ей доставалась самая нудная и неинтересная работа в отделе. Однажды в офисе, за своим рабочим местом, Дафна, как и весь штаб сотрудников, стала свидетелем того, как их глава отдела сделала замечание Шэрон Говард, работающей здесь уже как двадцать лет. Шэрон, следуя старому протоколу, допустила серьезную ошибку в отчёте по учету оборотней, и Гермиона справедливо и вежливо ей на это указала, чтобы впредь избежать этого. Всё бы ничего, Шэрон принесла свои извинения и даже учтиво улыбнулась новой начальнице. Только вот, стоило Гермионе вернуться в свой кабинет, как Шэрон стала возмущаться: — Вот, значит, как оно теперь в Министерстве. Какая-то выскочка будет указывать мне, как работать! Дафне порядком поднадоело лицемерие министерских коллег, которые за спиной Гермионы — на ее взгляд, всегда предельно справедливой — перемывали начальнице косточки только за ее юный возраст. Поэтому на этот раз Дафна не смогла промолчать: — Благодаря этой «выскочке» вы, Шэрон, вообще сейчас можете работать. Думаете, допустили бы маглорожденных к вашей нынешней должности при том строе, который именно этой «выскочке» удалось подавить? На что Шэрон сощурилась, не оценив аргумент Дафны, вместо этого принявшись пуритански оценивать щелочками вместо глаз ее внешний вид. — Думаете, Дафна, ваш статус крови даёт вам право указывать мне на мой?! Дафна покачала головой. — Вы знаете, я не это имела в виду. Завязались своего рода дебаты, в которых Дафне пришлось отбиваться чуть ли не от всего штаба. Ее начали обвинять в высокомерном отношении из-за статуса крови. А когда Дафна указала на абсурдность подобных выводов — ведь стала бы она тогда вступаться за такую же маглорожденную Грейнджер, будь она хоть каплю за предубеждения по статусу крови — Шэрон предпочла проигнорировать логику сказанных ею вещей, лишь бы отстоять свое ложное мнение, и попросту переключилась на нападки в сторону юного возраста Дафны. Прямо как и Гермионы. Просто чтобы не чувствовать себя ущербной в своем невежестве. У старичков отдела не стояла в приоритете высокая эффективность работы с магическими существами, которая пришла с новой системой героини войны. Их заботило лишь то, что ими руководит молодая девушка с большими амбициями, которыми они — в ущерб своего эго — не обладают. Гермиона всерьез взялась за права домовых эльфов, узаконив свою организацию «Г.А.В.Н.Э». Название громкое, так что кто только о нем не говорил. В Пророке Скитер публиковала нелестные статьи о движении за свободу эльфов. И многие ее поддерживали, смеясь над Гермионой у нее за спиной. Даже ее парень, Рон Уизли, не относился серьезно к ее стремлению освободить домовиков. Его больше заботило то, что Гермиона не уделяет ему должного внимания, с головой погрузившись в работу. Спустя какое-то время Гермиона выбрала Дафну в напарницы за ее успехи в деле по расследованию массовой миграции дементоров. Дафна взялась за это дело инициативно, в разрез указаниям мадам Робер, которая будто нарочно саботировала ее попытки к повышению в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними. Как-то посреди бурного расследования недавнего нападения на маглов вампиров в офис Грейнджер ворвался новоиспеченный рыжеволосый аврор, и Дафна стала свидетельницей ссоры героев войны. Уизли начал жаловаться, что Гермиона засиживается на работе до поздна в его выходной, что их графики и без того не совпадают, из-за чего они почти не видятся. — Твои домовики тебе важнее меня, Гермиона! — вспылил Рон, схватив со стола стопку листовок, агитирующих сделать труд эльфов оплачиваемым, и выбросив их на воздух. Гермиона сердито свела брови на его выходку. Заметив, как Дафна собралась неловко ретироваться, Гермиона заверила напарницу, чтобы она оставалась, дабы не потерять нить расследования, за которую они с ней ухватились, прежде чем ворвался ее парень. Прошагав к Рону, Гермиона схватила его за локоть и повела в коридор. Тем не менее до Дафны все равно доходили обрывки их громкой ссоры: — Ты ведь не ожидал, что я брошу все свои идеи в пользу отношений, Рон? Не говори, что так плохо меня знаешь! — Я ожидал, что моя девушка будет хоть немного любить меня, чтобы оторваться от работы и уделить мне время. — Рон... Мы видимся каждый день. — На обеде, Гермиона! На обеде. Вечером ты вечно такая уставшая, что... ни на что другое у тебя сил нет. А если и есть, то ты приносишь свою работу домой! Гермиона протяжно вздохнула. — Как ты не понимаешь, Рон. От того, что я делаю, зависит... — Качество жизней целых популяций, да, я в курсе, Гермиона, — проворчал он. — И знаешь что? Я это уже слушать устал! За отдаляющимися шагами последовала продолжительная тишина, после которой Гермиона вернулась в кабинет расстроенной, но ещё более усерднее вовлеклась в их расследование. А после на днях, Дафна и Гермиона, выходя из министерского лифта на миссию по ликвидации последствий несанкционированного таинственного перелета драконов, увидели, как Рональд флиртует со своей коллегой по Аврорату. Саундтрек: Sealed with a Kiss - Bobby Vinton Ближе к Рождеству Дафна была в числе самых лучших сотрудников отдела. Гермиона включила ее в специальный отряд сотрудников, имеющих прямые контакты с представителями магических популяций. Они с Дафной отлично сработались, но друзьями близкими пока не были. Гермиона непредвзято относилась к Дафне, как чистокровной слизеринке, и не пожалела. У них часто были совместные проекты, поэтому Дафна часто пребывала в ее личном офисе. В последние рабочие дни перед зимними праздниками Гермиона была не в лучшем настроении из-за провального благотворительного вечера в пользу своего фонда «Г.А.В.Н.Э.» Помимо этого у нее явно не ладились отношения с Роном. Поэтому под конец рабочего дня она завела с Дафной в своем офисе разговор на многострадальную тему освобождения эльфов от добровольного рабства. — Не все чистокровные семьи плохо обращаются с домовиками, — в утешение находит Дафна, располагаясь за длинным столом переговоров Гермионы. — В моей семье к ним относятся достойно. У наших домовиков есть собственные апартаменты, а моя эльфийка Труди для меня почти как родная. Не знаю, что там с Добби... Не замечала, чтобы Драко, к примеру, был настроен садистски к своей эльфийке. Вот у семейства Забини вообще очень тепло относятся к своим домовикам. Они у них вроде дворецких. Может быть, разве что только мистер Нотт держал домовиков в железной руке. Но теперь он сидит за решеткой, а Тео не имеет привычку наказывать их ни за что. Подписывая свитки, Гермиона слушает и откладывает перо. — Они ведь сами могут себя наказывать. К тому же это все равно эксплуатация неоплачиваемого труда... — Она устало вздыхает, взявшись за виски. — У меня такое чувство, будто я одна вижу зло там, где его никто упорно видеть не хочет. — Тебе было бы легче, если бы эльфы нуждались в освобождении, — подмечает Дафна, пролистывая неутешительную картотеку эльфов, уже отвергнувших идеи Гермионы. — Если бы они понимали, что не обязаны жить как рабы. Но это их культура и воспитание испокон веков. Она въелась им в гены. Если домовики откажутся от своих устоев и взглядов на мир, они все равно что отрекутся от самих себя. И им ничего не останется. Эльфы маленькие и беззащитные, чтобы противостоять волшебникам у них просто не хватит сил. А служа волшебникам, они принимают наше покровительство как благо. — Но Добби... — Сдув с лица выбившуюся из пучка кудряшку, Гермиона с болью вспоминает этого героя, которого пыталась сделать символом своего движения. А Скитер же нарекла то «попыткой вовлечения эльфов в культ поклонения Добби». — Он смелый и отважный, — не отрицает Дафна. — А это редкость, когда твое окружение идеализирует противоположное. Социальный инстинкт мешает открыть глаза на возможности, которые у них могли бы быть. Гермиона задумывается, соглашаясь с рассуждениями Дафны. — Добби мог бы быть мятежником, — досадно находит она, — будь у него достаточно ресурсов и доступа к образованию... Дафна кивает, потянувшись в своем кресле. — В идеале для освобождения эльфам нужен бы дух мятежа, которым их заразил бы авторитет. — Кто бы это мог быть? — выпустив пар, недоумевает Гермиона, потерпевшая одну неудачу за другой в попытках просветить эльфов. — Где мне найти нового авторитетного Добби? — Эльфы преданы своим хозяевам, увы, их не вдохновит никакой Добби, каким бы авторитетным он ни был... Для них он что-то вроде фрика. У Гермионы не остаётся вариантов, но она не сдается: — Тогда я буду и дальше добиваться принятия закона против рабского содержания эльфов-домовиков. Хотят они этого или нет, возможно, они когда-нибудь поймут, что вовсе не обязаны бесплатным трудом волшебникам и вполне достойны жить не хуже всех остальных магических популяций. Дафне была интересна позиция Гермионы насчёт такого гиблого дела. Казалось, ничто не способно остановить ее в своих стремлениях. От Гермионы исходила неиссякаемая энергетика, которой было любопытно заразиться. Неудивительно, что Гермиона не ставила на первый план свои романтические отношения, когда в ней бушевали такие бешеные амбиции. Иначе это было бы ужасным расточительством блестящего потенциала. Это заставляло Дафну ещё раз переосмыслить приоритеты, которые перед ней расставляли догмы чистокровного сообщества. Она не могла быть счастлива с ними, но и не могла противиться им, почти как домовики не могли заглянуть за пределы своего замкнутого мышления. Как им сыскать свободы, когда они даже не знают ее вкуса? За разговором и планированием стратегии по освобождению эльфов-домовиков девушки не заметили как пролетело время. В последний рабочий день перед праздничными выходными, вероятно, они одни засиделись в Министерстве допоздна. Саундтрек: MonsterMash - BONES & Lyson В одночасье в кабинет главы Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними наглым образом заявляется высокий своенравный слизеринский аристократ с зачесанными назад густыми каштановыми волосами, коим является Теодор Нотт. — Вечер добрый трудоголикам в юбках, — совсем нелестно приветствует он, отвешивая неискренний поклон. И без всякого намека на стеснение проходит внутрь, окидывая офисную обстановку, которую ему предпочитает Дафна, ненавистным взглядом. Если приглядеться, то, помимо фасада неприкрытой дерзости в манерах, можно увидеть, как в его изумрудных глазах плавают крупицы одержимости. Тео давно не устраивает, что Дафна пропадает в Министерстве, и сегодняшняя ее задержка перед праздниками окончательно взрывает его терпение. Гермиона прокашливается, несколько возмущенная вторжением постороннего на свое рабочее место. Девушки обмениваются взглядами; одним своим видом Дафна говорила Гермионе: «да, эта бессовестная сволочь и есть мой жених». Но вместо того, чтобы озвучить это, приносит за него ей свои извинения и сконфуженно поднимается из-за стола, отводя враждебно настроенного Тео в сторону двери. Но он явно не торопится просто так уходить. — Напомни-ка мне, зачем ты околачиваешься здесь целыми днями? — язвительно спрашивает он, стряхнув ее руку со своего предплечья и шагнув обратно в центр кабинета. Дафна одними глазами умоляет его не устраивать сцену. — А что? Я правда не понимаю, — Тео разводит руками, непринужденно пожимая плечами. — Чего тебе не хватает? Явно не денег и влияния. Так что же это может быть? Может, госпожа начальница знает? — с деланным любопытством указывает он на Грейнджер. — Потому что я не понимаю, зачем такой ведьме, как ты, работать на такую... ведьму, как она. Гермиона и бровью не ведёт на явный выпад по статусу крови в свой адрес, стараясь не отвлекаться от просмотра документов. Дафна одними губами велит ему умолкнуть, но Тео не унимается паясничать: — Неужели тебе так нравится унижение, а? Дафна захлёбывается воздухом. — Убирайся! Гермиона невозмутимо пролистывает документы. Непременно она могла бы в пух и прах разнести этого очевидного мерзавца, но ей интересно, как поведет себя Дафна. — Только с твоим документом об увольнении, дорогая. — Я не хочу ругаться, не вынуждай меня... Лучше убирайся, пока я не попросила охрану тебя вывести. Она сурово указывает ему на выход. И Тео будто вынужденно меняется в лице, уже заговорив всерьез: — Ты что же это, не собираешься домой? Ночевать здесь решила? Палец Дафны, указывающий ему в сторону выхода, немного колеблется. Собрав волю в кулак, она проговаривает: — Я приду, когда сама посчитаю нужным. Тебе не нужно было приходить сюда. Потупив взгляд и шагнув к ней, Тео говорит на тон тише: — А я хочу, чтобы ты пошла со мной домой сейчас. — А я хочу перед этим ещё зайти к Блейзу, — парирует Дафна. Если его это и удивляет, Тео не выказывает эмоций, лишь нахмурившись. — Неужели? Я-то думал, вы больше не общаетесь... Их с Блейзом секрет оставался секретом. Их чувства были крепко запечатаны в письмах. Переписка была их отдушиной. Италию они если упоминали между собой, то только завуалированно. Держась, будто ничего не было, и придумывая кодовые слова. К примеру, на следующий день по возвращении из Италии, Блейз в письме поинтересовался в порядке ли его «ангел смерти» с тем, что унес «грязные души». И Дафна ответила, что «ангел смерти» для своего «ангела хранителя» тогда родился и умер. Но всегда готов воскреснуть, чтобы вновь его спасти. И всякий раз, ссылаясь на Италию, они в шутку называли себя парой партизан. Помимо писем Блейз после Италии послал Дафне пластинку с песнью Бобби Винтона «Sealed with a Kiss». Слова которой, проникнув в самое сердце, при прослушивании заставили Дафну расплакаться. И слушать потом пластинку на повторе, как бы сентиментально та на нее не действовала. Потому что только так Дафна могла держать с Блейзом связь. Сегодня же вопреки всему она хотела увидеться с ним. Но, видимо, не судьба. — Я скрывала. — Дафна испытывающе на него смотрит и провоцирует: — Ненавидишь меня? Она не думала это говорить, но сейчас ей хочется по меньшей мере дать ему оплеуху за то, что ставит ее в неловкое положение перед Гермионой. Обдумывая ее вопрос, Тео расфокусирует взгляд, ставший размытым и каким-то грустным. Потянувшись к ее все ещё вытянутой, но немного опавшей руке, указывающей ему на дверь, он берет вздрогнувшую от прикосновения ладонь Дафны в свою и почти так же испытывающе заглядывает ей в глаза. Потирая большим пальцем тыльную сторону ее ладони, Тео касается губами изумруда на ее кольце в их всепрощающем жесте и нежно полушепчет на французском языке: — Нет. Я люблю тебя. Пойдем домой. Гермиона видит, как действуют на Дафну его слова и манипуляции с поцелуем кольца. Словно бы попав под заклятие, она на глазах меняется, теряет уверенность, явно больше не в состоянии сердиться на него. Дафна ещё раз приносит ей извинения за своего жениха и больше на работе не задерживается. Принимая извинения, которые непонятно почему ей приносит Дафна, Гермиона анализирует увиденное. Теодора же раздражает то, что Дафна это вообще за него делает. Но его раздражение отходит на второй план, ведь Нотт явно своего добился. О чем говорит победное выражение на его лице, когда он тянет свою невесту за руку к выходу. За то время, что они с Дафной работают вместе, слизеринка производила впечатление независимой, гордой и даже несколько циничной молодой леди. Но сейчас это впечатление полностью пошатнул Теодор Нотт. Стоило ему только проворковать слова любви, как она тут же растаяла, будто эти слова имели над ней магическую силу, подобно заклинанию. Дафна предстала уже в совсем ином облике. Казалось, ум и амбиции Дафны теряли свой вес в сравнении с той властью, что имел над ней ее жених. Чтобы Гермиона позволила Рону собой так помыкать? В жизни такому не бывать! Проводя параллели, Гермиона не понимала, почему в приоритете для кого-то стоят потребности других себе во вред. Что это? Любовь ли? Может, преданность? Если да, то к черту такую любовь и преданность. Гермиона складывает руки на столе и делает заметку у себя в голове, чтобы лучше присмотреться к Дафне Гринграсс.Мы должны попрощаться на лето. Детка, я обещаю тебе, Я буду слать тебе всю свою любовь,
Каждый день в письме, Запечатанном с поцелуем. Да, это будет холодное одинокое лето. Но я заполню пустоту. Я буду слать тебе все свои мечты, Каждый день в письме, Запечатанном с поцелуем. Увидимся на солнце. Мне слышится твой голос повсюду. Я побегу, чтобы нежно обнять тебя. Но, детка, тебя там не будет. Я не хочу прощаться на лето, Зная любовь, которую мы пропустим. Поэтому давай сделаем обещание встретиться в сентябре, И запечатаем его поцелуем. — Bobby Vinton «Sealed with a Kiss»
***
Тео ненавидел, что Дафна работает с Грейнджер. Он полагал, что она устроилась в этот треклятый отдел только назло ему. Но вот уже почти полгода его показного равнодушия к такому положению вещей ничего не изменило. Дафна продолжала работать, а на вопросы, зачем оно ей надо, она отвечала, что ей там, видите ли, нравится. В тайне пользуясь своими связями, он через родителей Дафны, а те в свою очередь через Джозиан Робер — пытались переманить Дафну в Отдел тайн. Но Дафна упорно и даже враждебно не поддавалась на любые провокации заместительницы министра саботировать ее деятельность в отделе магических популяций. Как устроилась к Грейнджер, Дафна стала вести себя странно. Она вдруг вновь стала общаться с Забини с этой их чертовой перепиской, которую она тщательно скрывала, не оставляя Тео шансов прочитать хоть одно письмо. Даже после их с Тео очередного примирения Дафна чаще всего оставалась нейтральной к нему. Она охладела к нему в постели. Даже на Рождество она находила причины, чтобы увильнуть от секса. В одно праздничное утро, стоило ему разбудить ее поцелуем, накрыть ее тело своим и ущипнуть за соски, Дафна заявила, что у нее эти дни, хотя он прекрасно помнил, что ещё рано, зная ее цикл. Вместо того, чтобы уличать ее во лжи, он забрался на ее грудь, откровенно намекая на то, чтобы она ублажила его ртом. Сперва Дафна растерялась, но потом нашла новую отговорку, что она ещё не успела выпить свои зелья и ей нездоровится. Они поругались. В ответ на его обвинения во лжи Дафна убедительно парировала, мол, цикл ее сдвинулся и вообще у нее впереди ещё много дел с праздничными приготовлениями. А в конце ссоры ещё язвительно посоветовала ему подрочить, если так неймётся. Тео старался быть паинькой. Он не хотел больше врать и изменять. За что она его так наказывала? За то злосчастное Рождество на пятом курсе? Тео мог поклясться, это всё королева грязнокровок дурно влияет на Дафну.***
Выкуриваешь меня до конца, словно сигарету, Забираешь мой последний вдох, словно дым с моих губ. Я врала ради тебя, и мне это даже нравилось. Но я так долго стояла перед тобой на коленях, что на них появились синяки. С меня уже хватит, но от тебя трудно отказаться. Мы хорошо повеселились, но теперь меня тошнит от твоей сладости. Моё сердце дало сбой, теперь оно не будет биться для тебя, Ты уже посмеялся, я не буду изображать из себя дурочку. Я врала ради тебя, и мне это даже нравилось, Но теперь я вся в синяках от того, что ради тебя истекаю кровью. Ты зажёг спичку и быстро спалил меня дотла. Посмотри: всё, что у нас было, превратилось в пепел. Я врала ради тебя, и мне это даже нравилось, Но мой макияж испорчен... И теперь я смеюсь сквозь слёзы, Я плачу, мне страшно. Но, дорогой, если бы пришлось выбирать, Ты бы остался в дураках. Бог знает, я пыталась быть хорошей, Но сейчас я просто лягу и умру, Притворно улыбаясь. Ты остался в дураках. — Charlotte Lawrence «Joke's On You»
. Саундтрек: Joke's On You - Charlotte Lawrence Январь 1999 года. Жуткое событие потрясло Министерство в начале года. На Гермиону Грейнджер и ее сотрудников при мирных переговорах напали кентавры. Магические существа последнее время ведут себя нестабильно, но такой откровенный бунт привлек внимание самого министра. Со слов Гермионы ситуация была настолько серьезной, что не прояви должной храбрости ее коллега Дафна Гринграсс, ее жизнь могла оказаться под большой угрозой. При том сама Дафна пострадала больше всех на этих вышедших из под контроля переговорах со стадом кентавров. Гермиона, поддерживая на себе раненую, истекающую кровью Дафну, аппарировала их в Министерство, куда прибыли колдомедики, оказав им медицинскую помощь. Дафна отказывалась госпитализироваться в больницу Святого Мунго. Ее повреждённые ткани и кости на руке удалось частично вылечить. И, дав дальнейшие рекомендации по уходу за повреждением локтевого сустава, колдомедики оставили пострадавшую под расписку. Гермиона просто не могла отпустить свою лучшую сотрудницу в таком состоянии под действием обезболивающих зелий одну. Она отправила сову жениху Дафны с кратким описанием случившегося. Но тут же пожалела о своем решении, когда сообщила об этом Дафне: та заметно разнервничалась и даже запаниковала. Присев в своем кабинете на край дивана, на котором расположили Дафну, Гермиона пыталась ее успокоить и выяснить причины ее безрассудного поведения: — Почему ты это сделала, Дафна? Тот озверевший кентавр чуть не столкнул меня с обрыва, а ты отвлекла его на себя. Мерлин, о чем ты думала? Ты могла погибнуть, ещё чуть-чуть и ты бы сама сорвалась с обрыва! Зачем же ты так рисковала собой ради меня? Дафна прячет свое лицо в ладонях. Все это время после Италии она словно проживала свою жизнь на автопилоте. Вроде бы она жила, а вроде бы и нет. Она не испытывала ни счастья, ни горя. Ее путь держал в никуда. А сейчас ее вновь обуревают чувства. Они накрывают ее с головой, как если бы Дафна проснулась от затяжного сна, в котором она неосознанно делала вид, будто все происходящее с ней в порядке вещей и вообще замечательно. Все эти тайны, притворство, отказ от принятия действительности, которая заключалась в том, что она застряла в отношениях, с каждым разом всё больше оборачивающихся чертовой катастрофой. И хуже всего — отвержение на этой почве лучшего человека в ее жизни, который делал ее счастливой. Отняв руки от лица, она находит ответ: — Мой... друг тоже недавно был в опасной ситуации, и я тоже рисковала ради него. В тот момент я чувствовала себя свободной и живой. И с тех пор я больше не ощущала себя такой... Наверное, мне хотелось снова побыть... чуточку дикой, — Дафна пожимает плечами, отрывает меланхоличный взгляд от потолка и, встречаясь с чуткими глазами Гермионы, отшучивается: — К тому же уж кто-кто, а Гермиона Грейнджер не должна была сегодня погибнуть. Иначе кто бы менял этот мир к лучшему, а? Гермиона покачивает головой и, сморгнув навернувшиеся слезы, касается плеча теперь уже не просто хорошей коллеги, но и новой лучшей подруги. — Теперь-то я точно не сомневаюсь, что ты безумна, Дафна. Интуиция подсказывает ей, что Дафна привирает. Наблюдая за Дафной, Гермиона проследила, что с ней что-то не так. Порой Дафна могла смотреть долгое время в одну точку, будто выпадала из реального мира, погружаясь в свой внутренний. Задаваясь вопросом — каков он мир Дафны Гринграсс? — у Гермионы складывалось впечатление, что он отнюдь не такой радужный, как могло показаться на первый взгляд. Ведь Дафна старалась поддержать эту иллюзию: ей удавалось закрасить ореол тьмы вокруг себя яркими остротами и иронией. Мерлин, да она острила как богиня. Любое совместное дело с Дафной обретало эксцентричные сатирические нотки, придавая бесформенным образам, вертящимся на языке, красноречивые очертания. Гермиона могла затрагивать с ней самые различные темы, всегда получая в ответ пищу для размышлений, благодаря уникальному мнению собеседницы. Что встречалось Гермионе, с ее блестящим умом, крайне редко. Они с Дафной говорили на общем языке. И сейчас Гермиона могла тонко различить то, как она пытается сокрыть в себе трагедию, разбавив ее своим остроумием. — Я видела тебя там на скале... — поясняет Гермиона. — В тебе не было страха перед смертью. Ты не боялась умереть... — проникновенно добавляет она. — Ты этого хотела. Почему, Дафна? Слабая улыбка на лице Дафны меркнет. Она понимает, что пришла к той точке, где у нее не остаётся сил лгать. Она сама не осознает, как её прорывает, и она уже изливает душу Гермионе. Дафна делится с ней самым главным секретом своей жизни, о котором ни под каким предлогом не должна была говорить даже самым близким друзьям. И Гермиона, уложив расплакавшуюся Дафну макушкой к себе на колени, выслушивает ее с пониманием и сочувствием, в которых она так долго нуждалась. Ни на секунду не заставив Дафну пожалеть о том, что раскрыла темную тайну, уже годами отравляющую ее жизнь. — ...И нет никакого выхода, нет никакой надежды разорвать эту проклятую связь между мной и ним, — подытоживает Дафна, пока эта удивительной доброты девушка гладит ее по макушке с такой искренней заботой, какой она едва ли получала от матери. — Я в ловушке. И это еще не самое страшное... Я к этому привыкла. Привыкла любить его... Привыкла надеяться, что он исправится. Для Гермионы кажется немыслимым и жестоким, что люди способны так поступать с собственными детьми. — Мерлин, что же ещё может быть страшней? — Самое страшное, — тихо произносит Дафна, — то, что я не могу быть честной с тем, кого люблю по-настоящему и без боли. Выдохнув собравшуюся внутри печаль, Гермиона пытается переварить ещё большее разочарование в чистокровных ценностях. Она всем сердцем хочет помочь Дафне. Рука Гермионы замирает поверх волос блондинки. Как-то она читала в одной редкой темномагической книге о древних ритуалах, проводимых давным давно среди так называемых «Священных двадцати восьми», но и подумать не могла, что их всё ещё практикуют, несмотря на запрет, караемый законом. И, если Гермионе не изменяет память, магические обряды всегда можно обернуть вспять. Просто у всего есть своя цена. Хотя по словам Дафны это необратимо, ей все равно не верится, что магию заложенную в проведенный ритуал нельзя решить, как математическое уравнение, и обратить. Глядя на страдания Дафны, Гермиона не может не заинтересоваться этой темой и оптимистично обещает Дафне, как бы пессимистично та не была настроена, разузнать об этом больше информации. Взяв с Гермионы обещание хранить эту тайну, Дафне все ещё не верится, что она так просто ей обо всем рассказала. Она не хотела подвергать свою семью риску понести наказание за содеянное, но отчего-то была уверена в Гермионе. За время работы с ней в одном отделе, Грейнджер внушала Дафне доверие и уважение. А еще, может, обезболивающие зелья и отчаянное желание быть хоть кем-то понятой развязали ей язык. И Дафна об этом не пожалела. Гермиона Грейнджер ее поняла и поддержала, положив начало прочной женской дружбе, которой Дафне так не хватало после предательства Пэнси. — И почему только тебя определили на Слизерин? — улыбается Гермиона. — Ты же храбрая. Ты спасла мне жизнь... И совсем не такая грубая, как все эти змеи. Дафна прыскает, утирая с щек подсыхающие дорожки слез. — Это все из-за Драко у тебя, вероятно, сложилось такое впечатление, Грейнджер. Но даже он не такой ужасный, как может показаться на первый взгляд. — Хочешь сказать, не все парни на Слизерине такие грубые? — с иронией интересуется Гермиона. — Нет... не все, — с какой-то мечтательной улыбкой отвечает Дафна, вспоминая Блейза. А потом ей в голову приходят воспоминания о другой его темной стороне, которая в той или иной степени имеется у каждого из них. — Хотя... — протягивает Дафна, — это как посмотреть. Мы, слизеринцы, многогранные. — А ещё скромные, — добро поддевает Гермиона. И Дафна шутливо стряхивает со своего плеча пыль. Саундтрек: Barbie & Ken - Jesse Их дружной беседе мешает без стука отворившаяся дверь. Вместе с вновь взыгравшими опасениями Дафны появляется Теодор. Как по сценарию, что она себе уже мысленно представила, его реакция не оставляет желать лучшего. Нотт проходит внутрь и останавливается, замерев при виде Дафны. Ее левая рука обмотана бинтами, а голова покоится у Грейнджер на коленях. Его лицо из поначалу просто злого превращается в зловещую маску. Дафна спешно поднимается с дивана, невооружённым глазом проследив его переход к худшей стороне своей личности. Тео не моргает, вперив в них свой стекленеющий взгляд, отдающий кристальными оттенками зелены. Расстегнув свое чёрное пальто, он нервно усмехается, покачав пальцем в сторону девушек, потом резко перестает и лениво засовывает руки в карманы брюк. С его появлением в кабинете воздух кажется сгущается, и Гермиона хмуро наблюдает за сменой настроений Нотта и за застывшей в растерянности Дафной. По-свойски пройдя в офис главы отдела, в котором работает его невеста, Теодор вальяжно усаживается на край стола, устремив в пространство какой-то безмятежный взгляд сумасшедшего. С минуту молчит, уставившись в пустоту, а потом будто кому-то невидимому кричит в сторону: — Гребаная жизнь! Всплеснув одной рукой в пустоту, как если бы там кто-то был, Тео убирает упавшую ему на лоб темно-русую прядь волос, пригладив ее назад пальцами, и, осунувшись, уставляется в пол. Гермиона и Дафна переглядываются, и вторая с извиняющимся видом взмахом палочки удручённо призывает свои вещи, желая как можно скорее увести Нотта отсюда. А Тео быстро бегает глазами по полу, стараясь изгнать из своей головы навязчивый голос, к которому он пускай и привык, но никак уж не привык видеть образ этого голоса наяву. Вот уж гребаная жизнь... — Ты так это и оставишь? — насмешливым и укоризненным тоном у Тео в голове произносит его собственный облик. — Пэнси, похоже, пристрастила ее к кискам. Кажись, затея с их лесби потрахушками была не такой уж хорошей... Упс. — Его доппельгангер с самоиронией поглядывает на Дафну, которой Гермиона помогает продеть через здоровую руку пальто, поправляя волосы... Тео ощущает его присутствие, будто он отдельная личность. В то же время фантом озвучивает все то, что он пытался в себе подавить. Только вот, посадив демона на привязь, Тео не учел, что тот, заточив клыки, сорвётся с цепей и выйдет из под контроля. Это плохо, очень плохо. Куда лучше было лишь слышать, действуя относительно заодно, а не видеть расщепленную теневую версию себя. — Ты же тоже об этом подумал, так ведь? — Доппельгангер участливо присаживается рядом. — Она изменилась, как стала работать на королеву грязнокровок. Она больше тебя не хочет, дурень, — нагнетает он и, желая достучаться до самого себя, приближается и остервенело кричит прямо Тео в ухо: — ЭЙ, ТЫ! Слышишь?! Твоя девочка тебя не хочет, не любит и ты ей не нужен! И из-за кого? — смеётся он, указывая поднявшему голову Тео пальцем на Грейнджер, что-то напутственно говорящей Дафне, положив ладонь ей на плечо. Пока она то и дело поглядывает на него, будто в курсе, что его терзает. А ее штормовые глаза просят: «не сходи с ума, не сходи с ума». — Более того, — продолжает нагнетать его альтер-эго, обняв Тео одной рукой за плечо, — королева грязнокровок подвергает жизнь твоей девочки опасности... Тео измученно встречается с обликом самого себя глазами — как в отражении кристально-зелеными, только с безумным проблеском — и тот ему подстрекающе улыбается. Сказанные слова расстраивают его ещё больше, чем новость о передряге, в которую угодила Дафна; он чувствует себя ненужным и уступает, вновь позволяя доппельгангеру занять ведущую роль, а самому сесть в кресло пассажира. За исключением того, что галлюцинация ещё никогда не была такой реальной, обычно звуча лишь отдаленным внутренним голосом в голове. — Я заберу твою боль и разберусь с ней сам, — обещает ему фантом, ободряюще похлопывая Тео по плечу. Мышцы на его лице расслабляются, и двойник, расплываясь улыбкой от уха до уха, заходит Тео за спину, сливаясь с ним самим. В тот же миг Тео чувствует, но не контролирует, как руки тянутся к чему-то на столе, и со злостью швыряет пресс-папье в стеклянную вазу над камином. Осколки разлетаются во все стороны, а жёлтые хризантемы рассыпаются по полу. Дафна в шоке смотрит сначала на осколки, а потом на Теодора. — Ты что?! Совсем спятил?! Гермиона быстро достает палочку и предупреждающе наставляет ее на взбесившегося Нотта. Если до этого он казался ей лишь хладнокровным и немногословным манипулятором, то сейчас, судя по тому, каким взглядом он сверлит Дафну, он больше смахивает на непредсказуемого маньяка. Только вот уже секундой позже Гермиона теряется в догадках, как назвать его поведение, потому что Теодор вдруг заходится нездоровым смехом, вновь забираясь на стол. Его смех постепенно сбавляет обороты, когда он, опустив ноги на два разных стула, опирается локтями на свои расставленные колени, и награждает их самым отъявленным взглядом из своего арсенала. Точно сам Сатана. — Ха! — указывает он пальцем на сконфуженную и озадаченную Дафну, переводит палец на неспускаюшую его с прицела своей палочки Грейнджер и также издает короткое: — Ха! Потом его лицо обретает расчетливое выражение; Тео изображает из пальцев пистолет, сощуриваясь, будто целится. И «выстреливает» в Грейнджер с драматичным: — Пуф! Гермиона обводит Нотта надменным взглядом и презрительно ему сообщает: — Я позабочусь, чтобы охрана тебя больше в мой отдел никогда не пустила. Это возмутительно! Удивительно, как Дафна тебя только терпит. Расстроенная, усталая, но не удивленная, Дафна робко — опасаясь, что он начнет ещё больше психовать при Гермионе — дотрагивается до предплечья Тео в попытке стащить его со стола. А он, стряхивая ее руку, начинает гаденько посмеиваться, словно задумал нечто гениально-недоброе, и спрыгивает со стола сам. Тео незатейливо осматривается по сторонам, наклоняется вперёд к Дафне, берет ее за ладонь, как будто она маленькая и сама не знает куда идти, и тянет за собой к двери. Будто ничего из ряда вон выходящего до этого и не было. Но тут он останавливается на самом выходе вместе с Дафной, уже было бы вздохнувшей с облегчением тому, что он наконец решил уйти и не позорить ее больше. Тео перестает хихикать, как злой гений или того хуже — маньяк, и поворачивает голову к нетерпимо поджавшей губы Гермионе, чтобы загадочно и почти шепотом перед выходом оставить: — Берегись, не то я натравлю на тебя диких пчел... Бз-з! Бровь Гермионы выразительно изгибается, а руки бесстрашно упираются в бока. Более странной угрозы она ещё в жизни не получала. Но угрозами Гермиону так просто не напугаешь, так что она ставит себе целью сделать все возможное, чтобы освободить Дафну от этого психа. Она ещё не знает, к чему это приведет. И самым безобидным станет то, что по вине «диких пчел» Гермиону однажды уволят.***
Я растратил всё впустую, потерял тебя.
Я всё держал внутри себя и, несмотря на все усилия, потерпел неудачу. Для меня это много значило, но в итоге всё останется лишь воспоминанием. Вспоминая каждый раз, когда ты воевала со мной, Я поражаюсь тому, насколько далеко всё зашло. Сейчас всё уже не так, как прежде, И ты вряд ли узнаешь меня: Я не такой как раньше. Но воспоминания ко мне всё возвращаются. Ты всё держала внутри себя и, несмотря на все усилия, я потерпел неудачу. Для меня это много значило, но в итоге всё останется лишь воспоминанием. Я доверял тебе, Настойчиво шёл к своей цели. Поэтому я хочу, Чтобы ты знала только одно. Я так старался И сделал так много, Но, в конце концов… Это не важно. Я вдруг упал И всё потерял. И, в конце концов... Но это не важно. — Linkin Park «In the End»
Саундтрек: In The End — Tommee Profitt feat. Fleurie, Jung Youth В атриуме Министерства Тео не повел Дафну к каминам; из-за травмы ей не рекомендовалось перемещаться по каминной сети, а будучи под действием обезболивающих зелий самостоятельно аппарировать, поэтому он вызвал красную министерскую телефонную будку. Всю дорогу Дафна молчала, позволяя Тео вести себя за собой, только бы он не выкинул ещё чего-нибудь. Теодор Нотт никогда не был нормальным. Дафна знала, что он таит в себе тьму. Как тихий омут, в котором порой давали знать о себе черти. И, сколько бы она не купалась в этом омуте, Дафна никак не могла научиться плавать, чтобы всплыть на поверхность. Сколько бы не пытался ее вытащить Блейз, помогая вынырнуть ненадолго, ее вновь и вновь засасывало обратно. И она тонула в нем. Накрепко повязанная веревками проклятия, не позволяющими Дафне надеяться, что она ещё может выбраться. Ей оставалось пытаться уживаться с его чертями, возлагая надежды на любовь, что с каждым разом умирала и возрождалась в ее сердце. Когда телефонная будка поднимается на поверхность, Тео не спешит открывать красную решетчатую дверцу перед собой и медленно разворачивается лицом к Дафне. Вдруг припечатав ее к стенке будки, он наставляет ей палочку в висок и невербально применяет заклинание. Ощутив на себе его чары Легилименции, как он пытается пробраться к ней в голову, Дафна собирается с мыслями и блокирует его, используя Окклюменцию. После нескольких попыток побороть ее щит, Тео сдается и опускает палочку, поминая лихом Драко за то, что научил ее Оклюменции. — У тебя появились секреты от меня, — мрачно констатирует он. — Ты не подпускаешь меня к себе... Его ладонь опускается Дафне на грудь — указывая на сердце, потом перемещается на лоб — указывая на голову. А заскользив глазами по ее телу, Тео пробирается через ее пальто и накрывает Дафну ладонью между ног. Они оба шумно выдыхают, когда он это делает. Проследив за его погладившей ее сквозь брюки рукой, Дафна бесстрастно поднимает глаза на его лицо: — И тебя это удивляет? Тео убирает руку, отпрянув назад. Его мысли — загадка, но Дафна чутко замечает едва уловимую обиду в его потускневших глазах. — Ну да, — вздыхает она обнадеживающе, — я и забыла, какой ты самонадеянный сукин сын, Тео. Ты не думаешь обо мне как об отдельной от тебя личности. И я даже не могу обвинить тебя в этом. В этом виноваты наши родители, они позволили нам думать так сколько мы себя помним. Но ты должен понять... — вкрадчиво пытается достучаться до него Дафна, но Тео, помотав головой, пренебрежительно перебивает ее: — Не продолжай, нет, не надо. Я и без того знаю, милая, какая ты... любвеобильная. — Он хмуро касается ее подбородка большим пальцем и прискорбно хмыкает: — Твое сердце так легко заполучить... Снимая его руку со своего лица, Дафна не может поверить, что он так говорит. — Это же неправда, — произносит она с обидой. — Я любила тебя всю свою жизнь и ни разу не отвернулась. Что бы ты ни делал. — Не-ет, Даф, это я люблю тебя, что бы ты ни делала. А ты... сбегаешь, как трусиха, испугавшись сложностей. От несправедливости его слов Дафне спирает дыхание. — Неужели, и что же я сделала, чтобы заслужить быть преданной, хм? У тебя, милый, похоже, что-то с памятью не так. — Ох-ох, осторожней. — Тео игриво покачивает пальцем у нее перед носом, каверзно заулыбавшись. — Я бы мог уничтожить тебя, — проговаривает он беззлобно, но красочно. — Я бы взял твой маленький сказочный мир и отравил бы его тем знанием, коим я имею несчастье обладать, родная моя. Но я никогда в жизни не сделаю этого, так что подумай ещё раз, прежде чем рассуждать на тему, о которой не имеешь ни малейшего понятия. Единственное, что Дафна не может сейчас понять, это манипулируют ли он ей таким способом, или же действительно она когда-то была в чем-то виновата. Чтобы скрывать от нее свои мотивы. И мучать этим уже достаточно, чтобы у нее начала развиваться паранойя на свой счёт. Где она оступилась? Слезы наворачиваются Дафне на глаза, когда на некие неведомые собственные повинности перед ним ещё прибавляются очевидные новые. — Что я такого сделала? — Взглянув ему в глаза, Дафна моргает и по ее щекам стекают слезы. — Я не хотела тебя обидеть никогда. Натянутая улыбка резко спадает с его лица. Дафна выглядит такой потерянной, беззащитной и грустной. И это все из-за него. Тео сглатывает и накрывает лицо ладонью, отшатываясь спиной к дверце будки. — Ты убиваешь меня... Убиваешь! — вскрикивает он и, убрав руку от лица, видит ее небесные глаза, полные слез и боли. — Не смотри на меня так... Проклятье, не надо, не плачь! — Возьми себя в руки, слабак, — обращается сам к себе Тео внезапно огрубевшим голосом. Дафна в полном смятении смотрит на него и с ужасом не понимает, что с ним творится. Эмоции на его лице быстро сменяются с жалобных на жестокие и наоборот. Накрыв лицо Дафны по обе стороны своими ладонями, Тео ищет в ее глазах любовь и не может найти. Ему приходится бороться с самим собой, чтобы, срывающимся голосом, скачущим от предложения к предложению, выпалить: — Я бы мог рассказать тебе о той пустоте у меня внутри... Но что это изменит?! — Тео пытается выдержать натиск подступающей боли в груди и не расплакаться. — Я доверял тебе! А теперь... ты другая. Ты думаешь, я предал тебя?! Я оберегаю тебя от правды, которая сломала бы тебя так же, как сломала меня. — Слезы начинают жечь ему глаза, и он не может сдержать их, горько заплакав. — Да я не мог дальше жить с этим! Я не мог позволить, чтобы и ты испытала это. Я хотел поступить правильно, чтобы ты поняла, что я и ты — мы не должны были быть вместе. Но со временем я понял... — выдыхает он в ее судорожно хватающие воздух губы, — что уж лучше я откажусь от жизни, чем откажусь от тебя, Дафна. Знаешь ли ты, как больно держать всё внутри себя в тайне, только чтобы уберечь тебя?! Голос внутри него насмехается над ним: «Ну, молодец. Ты озадачил девчонку ещё больше. Посмотри на нее, она же не ведает и малой доли того, что ты на нее вывалил. Может, еще поведаешь то, что окончательно добьет ее? Может, расскажешь, что скрывается на самом деле за смертью Патриции Нотт? А может, что скрывается под вашим проклятием? Ну вперёд. Открывай тайник со всеми страшными семейными секретами. А я посмеюсь над тем, как она пойдет и спрыгнет после этого с башни. Уж после такого можно будет смело прыгать следом.» Тео замолкает, замерев в парах сантиметрах от Дафны, до кончиков дрожащих пальцев прочувствовавшей его боль, но безуспешно пытающейся понять ее суть. Он вновь разочаровывается и уступает роль. — Тео... объясни мне, черт возьми, что это значит? От чего уберечь меня? Он отклоняется на дверцу, прижавшись к ней затылком. Больше нет слез и сожалений. Тео вновь скрывается за своей эффектной зловещей маской. Пробежавшись по ее напряженному телу помутневшим взглядом, Тео внезапно и просто спрашивает: — Ты меня любишь? Дафна теряется, окончательно сбившись с толку. Она переводит взгляд на улицу, где шумят проезжие машины. Ей не хватает сил, чтобы дальше с ним разговаривать. Она отключает все эмоции, стараясь не задумываться над этим его вопросом. — Пошли домой. Хватит уже драмы. — Мы никуда не пойдем, пока ты не ответишь. Дафна обречённо выдыхает, посмотрев на него исподлобья. Его губы снова расползаются в странной улыбке, будто не он только что, расплакавшись, вывалил на нее всю ту душераздирающую тираду. — Итак, ты меня любишь? Она вскидывает подбородок и упрямо молчит. — Ответь мне честно... А я взамен не стану добиваться твоего ухода из этого долбанного отдела, в котором ты подвергаешься опасности и водишься с грязнокровками. Уверен, первое очень остро воспримут твои родители. Дафна фыркает. И снова его чертовы манипуляции. — Я не знаю. — Да или нет, Дафна. — Я тебя ненавижу. Он смиренно улыбается, поудобней облокачиваясь на дверцу и скрещивая руки на груди. — Я не об этом спрашивал... — Если бы только у меня был выбор... Поверь, я бы давно ушла от тебя. И не вернулась, — проговаривает она. — И снова не об этом, — Тео демонстративно зевает. — Что ты за сволочь? Он бессовестно хмыкает. — Сволочь, которую ты любишь. Разве нет? — Нет. Поцокав языком и покачав на нее пальцем, Тео почти нараспев протягивает: — Вре-е-шь. Дафна ухмыляется. Тео ухмыляется ей в ответ. — А знаешь что?.. Мы с тобой... — насмешливо покачивает он головой, — мы с тобой отличные лжецы, не считаешь, Даф? Тео закусывает губу и, уставившись в пустоту, язвительно рассуждает вслух: — О, какая ирония. В нашем чертовом спектакле новый сценарий, а меня никто не предупредил! — Хватит нести чушь... — Ты трахаешься с кем-то на стороне, не так ли? — пытливо предполагает он. — С Грейнджер? Дафна возмутительно отстраняется. Нелепость его предложения выводит ее из себя. Из-за того раза с Пэнси он теперь будет ревновать ее ещё и к девушкам? Не будь его прихоти, она бы никогда не решилась переспать с Пэнси. Теперь же он ещё смеет делать такие предложения. — Кто я, по-твоему? Та, кто может без проблем спать со своими друзьями? Как ты? — Ну, с Забини ты же вроде хотела трахнуться? Жар на ее щеках чуть не выдает Дафну. Она снова отводит взгляд в сторону, и Тео через мгновение манит ее к себе пальцем: — Иди сюда. Увидев ее колебания, он притягивает Дафну к себе вплотную за отворот пальто и, найдя губами ее ушко, обдает его повелительным шепотом: — Докажи мне, что я ошибаюсь... Встань на колени и отсоси. Дернувшись от него, Дафна вскидывает брови, поражаясь не сколько его наглости, сколько тому, как он перескакивает от одной темы к другой. Меняясь так резко, что она не успевает угнаться за ним. Не успевает она среагировать на один его выпад, как Теодор выбрасывает нечто такое, о чем секунду назад она и не допускала мысли, что может зайти речь. Его непредсказуемость выматывает. Саундтрек: So Far - Ólafur Arnalds feat. Arnór Dan Тео берет Дафну за руку, перебирая ее пальцы. Всхлипнув, она мотает головой. Ее ладонь выскальзывает из его. Дафна не представляет, как ей выбраться из этого. Как перестать чувствовать себя предательницей. В обоих случаях. — Я так и знал. Так и знал... — бормочет он, вперив в нее маниакально-озлобленный взгляд, и, потянувшись руками к ее затылку, вплетает свои пальцы в ее шелковистые пряди. — Что дальше, м? Будем спать в разных постелях? Дафна бессильно оглядывается по сторонам, чтобы не смотреть в эти его отдающие ядом зелёные глаза. — Почему бы тебе не пойти и не переспать с кем-то другим? — дрожащим голосом предлагает Дафна. — Как ты привык. И отстать уже от меня. У Тео язык не поворачивается сказать, что уже давно не спал с другой. Что стоять здесь перед ней... Видеть ее по утрам. Есть с ней. Спать с ней в одной постели. Но не быть вместе, не чувствуя ее тепла и нежности... Самая настоящая пытка. Пытка, которую он сам же на себя навлек, все эти годы отдаляясь от нее. И вот она Дафна. Как он того и добивался. Такая недосягаемая. Что нужно в кровь биться головой об ледяную глыбу между ними, чтобы донести крохотную часть настоящего себя. А всё потому, что изначально он не учел, что без Дафны его расколотая на части душа окончательно распадалась. — Ты знаешь... здесь, — Тео выпутывает одну руку из ее волос и прикладывает ладошку Дафны к своей груди, — я ничего не чувствую, — выдыхает он опустощенно. — И только ты заставляешь меня чувствовать. Дафна со вздохом прикрывает веки, уперевшись ладонью Тео в грудь, под которой стучит это его чертово жалкое сердце. Она бы впилась в него когтями и вырвала из грудной клетки. Лишь бы он почувствовал то же самое, что она. Только вот что-то внутри ей подсказывало, что он уже это чувствовал. Может, даже вдвойне. И она не знала, как перестать видеть в нем свое отражение. Подняв на Тео глаза, Дафна встречает на себе его разбитый взгляд. Он подносит свою ладонь к ее щеке и любовно заправляет светлую прядь ей за ухо. Она вздрагивает. Как бы не поглощали его безумие и тьма, в конце концов Тео не забудет света в ее глазах. Пускай их обоих поглотит тьма. Пускай свет останется лишь воспоминанием. Он всегда будет держаться за Дафну... Чтобы царствовать с ней во тьме. Оторвавшись от дверцы будки, Тео обхватывает шею Дафны с тенью одержимой улыбки на подрагивающих губах. Кончиками длинных пальцев ласково поглаживая ее нежную кожу. Дафна растерянно смотрит на него. Улица снаружи безлюдна, но она все равно не ожидала от себя, что станет делать это здесь. Что вообще вновь пойдет у него на поводу. Но Тео со смесью мольбы в своем взгляде, не разрывая с Дафной зрительного контакта, настойчиво склоняет ее к своим ногам. Она всё ещё не могла отделаться от мысли, что предает его. Ей больно видеть, как Тео разваливается на части перед ней, сходя с ума и обвиняя в измене. На протяжении всей жизни Дафна часть за частью отдавала ему себя и теперь не могла так просто взять и забрать. Как бы сильно ее душа не рвалась к другому. На своих ватных от обезболивающих зелий ногах Дафна покорно опускается на колени. Вместе со звуком расстегиваемой молнии на его брюках в ее немного кружащейся голове теряются последние мысли. Расставив ноги, Тео достает правой рукой свой затвердевший член, и она чувствует, как по телу пробегает дрожь волнения. Губы сами тянутся к нему; дыхание становится поверхностным, когда Тео, склонив голову набок, встречается с ней пронзительным взглядом и направляет рукой свою возбуждённую горячую плоть ей в рот. Тяжёлая головка ложится Дафне на язык, посылая по ее телу дрожь трепета. — Смотри на меня, — придыханно просит он. И она смотрит. Тео упоенно стонет и сильнее зарывается левой рукой блондинке в волосы, запрокидывая ей голову. Жар и влага ее рта блаженно окутывают его напряжённый, налившийся ствол. И Тео проталкивает член глубже, притянув Дафну к себе за волосы. Она не противится и податливо шире раскрывает свой маленький ротик. Мимо проезжают машины, но увидеть пассажиры могут только разве что его спину. Страсть заглушает боль и накрывает Тео с головы до ног, концентрируясь между обнимающими и скользящими от его крайней плоти до самого основания пухлыми губами Дафны. В моменты, когда она поднимает на него свои до одури красивые небесные глаза, он готов без устали повторять: — Я твой... Дафна, я только твой. Я всегда твой. В телефонной будке раздается его хриплое учащенное дыхание, сливаясь с ее размеренным, лишь изредка постанывающим. Дафна не может унять собственное нарастающее возбуждение, особенно когда упругая головка его члена начинает подтекать у нее во рту. Она выпускает его пульсирующий орган и, поглаживая пальцами у основания, ласково целует конец. То, как она при этом чувственно посматривает на него снизу вверх, вызывает у Тео желание потрепать ее по головке. Его губы трогает вожделенная улыбка, когда она снова берет его в рот. И он-таки треплет ее по макушке. Языком Дафна начинает ласкать уздечку. А Тео, не отводя от нее пристального обожающего взгляда, срывается на рычание, когда она вбирает его член так глубоко, что он касается стенок ее горла. Ее глаза слезятся, Дафна начинает задыхаться. И Тео, как обычно, ждёт, когда она привыкнет. Она кажется себе пьяной. Как если бы совершала глупость, но не могла остановиться, точно зная, что потом будет жалеть. Его слова опьяняют ее. «Я твой»... Тео всегда знал, что сказать, чтобы склонить ее к себе. Те звуки, что он издает, подбивают ее доставить ему ещё больше удовольствия. Взять глубже к себе в горло. И все это под страхом быть замеченными. С влажными трусиками. Вскоре Тео, обняв рукой ее затылок, со стоном кончает, проливаясь Дафне в горло. А услышав, как голосят им снаружи, ругается себе под нос. Его член, пульсируя у нее во рту, не перестает извергать семя. В панике Дафна скорее проглатывает, ощущая себя самой развратной ведьмой. У приличных-то леди по пищеводу на публике не стекает сперма, а из пустого сжимающегося мокрого влагалища не переставая не течет смазка. Тео же, несмотря на прохожих в далеке, остается более чем довольным и с нежностью гладит Дафну по волосам, бормоча что-то невнятное на французском. Пока она, беспорядочно и в страхе быть пойманной, в спешке убирает его обмякший член обратно в брюки, застегивая молнию. Проследив за ее действиями, Тео подхватывает ее под локти и помогает подняться на негнущихся ногах. Дафна сразу же прячет лицо у Тео на плече, прильнув к нему всем телом. — Трансгрессируй нас... прошу, Тео, быстрее, — хнычет она, боясь взглянуть на приближающихся маглов. Выровняв дыхание, Тео приобнимает содрогающееся тело Дафны и, закутав ее отворотами своего пальто, нащупывает в кармане палочку. Маглы-подростки не перестают гудеть им. И у Тео на губах появляется пакостная улыбка. Чмокнув Дафну в макушку, он на прощание показывает незнакомцам средний палец — и аппарирует прямо на месте. В красной телефонной будке в самом центре Лондона раздается вспышка, после которой пара волшебников без следа исчезает. Оставляя маглов, чье увиденное потом спишут на галлюциногены, в полном недоумении. В то время доппельгангер Теодора не дремлет. Раньше в такие моменты, когда она ласкала его, стоя на коленях перед ним, ему особенно казалось, что это она — его. Но теперь он прозрел. И его с ещё большей силой напугало то, как он одинок без нее. Что готов на всё, чтобы удержать ее. Он чувствовал, Дафна уже отдалилась. И почти ненавидел ее за это. Ведь стоит Дафне только осознать свою власть над ним, и она уничтожит Теодора Нотта всего целиком одним щелчком своих изящных пальцев. Всякий раз она пробуждала в нем уязвимые черты личности того, кого он пытался в себе усыпить — маленького Тео. Поэтому он должен будет вернуть власть в свои руки.Так далек от того, кем я был, От того, кого я любил, Кем хотел быть. Так далек от наших мечт, От смысла любви, От тебя рядом со мной. Так далек от надежды на горизонте, Стою в одиночестве. Разве я прошу многого? Так далек от свободы, Прошлое преследует меня, Будущее не в моей власти. Но если ты возьмешь меня за руку, Прошу, вытащи меня из темноты И вновь зажги огонек надежды... Мы побежим рядом, Не скрывая ничего, Защищены от боли. — Ólafur Arnalds feat. Arnór Dan «So Far»