От внешнего - к внутреннему

      Звонкая и хлёсткая пощёчина пришлась Реджису точно по скуле: –Возьми себя, блять, в руки! — крикнул Том — Если ты продолжишь вести себя, как тряпка, я убью тебя раньше, чем это сделают они! –Нам нужно найти отца — несмотря на быстро наливающийся красным след на щеке, Лестрейндж продолжал сверлить друга упёртым, но бессмысленным взглядом, будто мыслями сейчас он был не с нами, а где-то очень далеко. –И где он, мать твою, всё это время шатается?! Ты его до второго пришествия ждать собрался, когда мы тут от старости все передохнем?. Сейчас ТЫ выходишь к ним и берёшь всё в свои руки, тебе ясно?!       Я металась сочувственным взглядом от одного красного лица к другому. Том, несомненно, был прав — в отсутствие лорда, вассалы, спешащие ко входу в поместье, ждали именно приказа наследника. Но сейчас, как никогда остро стояла главная проблема — они действительно собираются вручать свою судьбу ему, подростку, без капли боевого опыта? Не окончившему даже пяти курсов Хогвартса? Кажется, каждый, и в особенности сам Реджис, понимал, какой это абсурд.       Решившись, я подошла к ним ближе и положила руку Лестрейнджу на плечо: –Я тоже не знаю, что делать, но мы не можем молча стоять и смотреть, пока они идут сюда. Надо придумывать план, и без тебя он не получиться. Никто другой не знает о ковене столько и никого другого они слушать не станут. –Я не справлюсь — он отчаянно замотал головой, переходя на сдавленный шёпот. –Надо хотя бы попытаться.       Мы с Реджисом встретились глазами. Мерлин, я надеюсь, что в моих тогда не плескалось такое же безбрежное, всепоглощающее отчаяние, как в его. Хотя оно и зарождалось где-то в глубине души, я знала, что сейчас не время для страха и жалости к себе. Тем не менее, мне было страшно до трясущихся коленок и жалко себя до рези в глазах. –П-попытаться — повторил он, поднимая заострившийся подбородок в гордом, но очень наигранном жесте. –Да неужели! Теперь, слушай внимательно: у тебя минута, чтобы их успокоить, а потом я подскажу тебе, что говорить. Постарайся не забыть все слова.       От Тома исходили такие волны гнева, которые едва не сбивали окружающих с ног. Тем, кто не был знаком с ним, могло показаться, что он абсолютно уверен в нашей победе и единственная помеха на его пути — это молодой и нерадивый лорд. Но мне было хорошо знакомо это чувство, порождённое животным страхом. Страхом смерти. Случилось худшее из того, что вообще могло с нами случиться — у Тома не было плана. За всё то время, что мы бежали сюда из кабинета, стояли, ругаясь друг на друга, и уговаривали Реджиса собраться, он не нашёл даже малейшей лазейки, которая могла дать нам преимущество, и это выводило его из себя.       Всё происходящее казалось нереалистичным, будто ещё одна запись в омуте памяти. Не прошло и получаса, как я вынырнула из одного из своих страшных кошмаров, чтобы тут же погрузиться в другой. Нет, такое я себе даже вообразить не могла! На Долохова жалко было посмотреть — какой для него это раз? Третий? Где-то нужно было очень сильно проколоться, чтобы заработать такую карму.       Снаружи нас ждали боевики, живущие в ближайших к поместью домах. Со всех сторон спешили другие — с жёнами, детьми, вещами. Спешили в самое укреплённое место, чтобы спасти своих родных, но сами, кажется, бежать не собирались. Вилы, ножи, луки — всё это блестело в свете луны, как и десятки горящих праведным гневом глаз. Это были взрослые люди, опытные, умные, готовые отдать жизнь за свой дом — ох, не нам нужно было отдавать им приказы, но, по какой-то нелепой случайности, именно мы вчетвером стояли перед ними, готовясь вести в бой. –Мы дадим им бой! — голос Реджиса почти не дрожал — Не бросим наш дом и нашу землю! Вы согласны?       Одобрительный гул голосов стал ему ответом. Среди кричащих были и дети, которые бесстрашно махали в воздухе игрушечными деревянными мечами. Засмотревшись, я упустила тот момент, когда Том склонился к плечу юного лорда и что-то ему зашептал. –Блэкшир! Возьми детей, тех кто не может или не хочет сражаться и проведи в безопасное место. Для этого открыт камин в гостиной. Хилл, перенеси карту и стол из кабинета отца к лестнице, там будет главный штаб. Пол, пересчитай всех, кто останется и проверь, чтобы они были вооружены. «Ба-бах!»       По земле прокатилась настоящая ударная волна, заставив нас пошатнуться. Затем, словно глас божий, зазвучал мягкий и насмешливый мужской голос: –Доброй ночи, господа и дамы. Позвольте представиться, генерал армии лорда Геллерта Грин-де-Вальда, Исаак Ольбрехт. Я и мои люди здесь не для того, чтобы причинить вам вред. Напротив, мы даём вам шанс быть первыми, кто добровольно примкнёт к нам и начнёт войну против Министерства магии. Если вы согласны, у вас есть десять минут, чтобы наследник пришёл к барьеру и заключил с нами сделку, в противном случае уже к рассвету и он, и лорд Корвус Лестрейндж, находящийся у нас в плену, будут украшать своими головами ворота. Надеюсь, вы примите верное решение.       Нет. Неправда. Быть не может. Я огляделась вокруг, но, кажется, никто кроме меня не застыл, чтобы послушать этот голос. Все неслись исполнять отданные Реджисом приказы, словно не им только что так старательно угрожали ужасной расправой и не их лорд оказался в плену. Я обернулась, и увидела, что внутри поместья уже вовсю кипит работа. На принесённом столе была расстелена карта ковена, отражающая в точности его нынешнее состояние. Вокруг неё, с пером в руках, носился Том, указывая Долохову и седому боевику в коричневой куртке на отмеченные точки и рваными жестами изображая что-то в воздухе. Рядом Реджис, заслушивающий отчёт от паренька в очках, точной копии маленького Гарри Хилла, но лет на десять старше.       Гаденькое чувство узнавания загорелось внутри меня — Мерлин, это так похоже на дом. На привычный мне «угол», трущобы, которые каждый звал, как хотел. Дело было не в суете, не в предвкушении битвы, а в витающем в воздухе запахе крови, которая вот-вот должна пролиться. Сладкий, сладкий запах жестокости. Это действовало на меня необъяснимо успокаивающим образом — закрыть глаза и это просто работа, ещё одно задание от Маркуса, которое нужно выполнить, а потом, словно ничего не было, смеяться и пить с Геллой и Лу, рассказывая им о Хогвартсе. За последний месяц я обнаружила, что нечто внутри меня было сломано, вывернуто наизнанку, распотрошено — и нельзя было сказать, сделал это Маркус, или я сама. Но это нечто сейчас ощущало себя на своём месте, в знакомой стихии, и яростный холод, сковавший тело, больше не был врагом, он стал лучшим оружием.       Я подошла к Тому и сделала неглубокий поклон, как делала перед Маркусом. –Что мне делать?       Он уже отпустил прежних собеседников и мы, несмотря на царивший вокруг хаос, оказались наедине — неслышимые и невидимые за общим гулом голосов и грохотом инструментов. –У нас нет шансов — пожал плечами Реддл, так спокойно, будто сообщал что-то очень обыденное — Не в столкновении лицом к лицу. Барьер Лестрейнджей под их напором простоит ещё минут десять, но в нём уже есть бреши. К тому же, их явно больше, они подготовлены, знают территорию и имеют в запасе время и силы, которых у нас нет. –На авроров нет надежды? –Нет. Лорд отказался поддерживать Министерство, так что если они и придут, то только в конце, чтоб поглядеть на наши трупы.       Я выжидательно склонила голову на бок. Со стороны это смотрелось комично: безумно улыбающийся Реддл и бесстрастная и надменная я, словно мы вдруг поменялись местами. –Есть один шанс, крайне призрачный — признал он — И твои профессиональные навыки очень нам помогут. Нужно обезглавить эту гидру, внести хаос в их ряды, вызвать панику. Возле трансгрессионной площадки как раз видели их разведывательный отряд из пяти магов, ты можешь взять несколько человек, чтобы избавиться от них, и войти в лагерь, использовав оборотное зелье. Уверен, ты сумеешь убедить их рассказать тебе всё, что может помочь. Потом — присмотри за лордом Лестрейнджем. Они могут попытаться убить его для устрашения, а этого допускать не хотелось бы. –Сколько у нас будет времени? –Если наш с Долоховым план с ловушками сработает, то мы выиграем ещё двадцать минут. –Тогда я беру двоих — больше не нужно. Необязательно хорошие маги, но те, кто сможет талантливо сыграть боевиков. –Будут — пообещал он и приблизился к моему уху — Остальные пусть считают, что ты идёшь на разведку. Если дело выгорит, они должны считать это исключительно заслугой Реджиса и не задавать о тебе лишних вопросов. Я отстранилась, глядя на него серьёзно, как никогда. –Спасибо за доверие. –Если честно — он оглянулся — Ты тут единственная в ком я могу быть уверен. Это не армия, а чёрт и что. ***       Оглядев присланных Томом парней я невольно вздохнула и отмахнулась от их попыток представиться. Время бежало слишком быстро, а у нас впереди были сотни футов, за которые мне необходимо было изложить им хотя бы намётки плана. –Что вам приказали? — требовательно спросила я. –Слушать тебя. Во всём — отозвался тот из них, что был выше. Его кожа, несмотря на золотистые кудряшки, была насыщенного оттенка меди. –Тогда вот вам первый приказ: обмотайте чем-то рот и нос. Плотнее, чтобы не было щелей.       Делать это набегу, согнувшись в три погибели в тенях кустов было сложно. Я проигнорировала их жалобы, и велела, если нет ничего с собой, оторвать кусок ткани от одежды. Сама же я благодарила Мерлина, что в поясе с оружием был карман, куда поместились несколько прозрачных склянок и шёлковый платок. Всё это я бережно хранила с прошлого раза, который, казалось, был в прошлой жизни, а вовсе не несколько дней назад.       Спрятав под чёрную ткань не только часть лица, но и горящие огнём среди сплошной тьмы волосы, я велела им остановиться и прислушалась. Ветер доносил до меня звуки взрывов с одной из стороны — это маги пробивали бреши в барьере. Стоило предположить, что именно оттуда вышел отряд, который мы должны найти. В таком случае, логичнее всего было бы двигаться в противоположную…шурх-шурх-шурх. –Вы можете заткнуться? Я вообще-то пытаюсь думать!       Глаза из тьмы недовольно сверкнули. Белая, обмотанная вокруг лица рубашка не делала их менее заметными — скорее наоборот, теперь оба светились, как фонарики среди колючего кустарника. В любом случае, это лучше, чем если бы они задохнулись от паров зелья. –Нам нужно двигаться на звук — изрёк один из них умную мысль. –Нет, мы идём в другую сторону. –Это не похоже на разведку! –А я не похожа на разведчика! — вздрогнув от собственного ледяного тона (когда я стала говорить как Граф?) я смягчилась. На их дом напали, они ничего не понимают и имеют право задавать вопросы. Парням было не больше девятнадцать — вряд ли они застали на своём веку что-то, крупнее уличной драки. –Вам приходилось убивать людей?       Белые повязки отрицательно заболтались в воздухе, пока остальные тела тонули в ночи. –Тогда с почином. В той стороне должна быть группа из пяти человек, но в живых нужно оставить только двух или трёх. Лучше, если сможете вычислить, кто из них главный, в таком случае мы справимся быстрее. Сейчас я капну на ткань вот это — я показала им крохотную бутылочку с сиреневой жидкостью — И у нас будет несколько минут, в которые никто посторонний не сможет нас увидеть или услышать. Сразу скажу, что эта хрень токсична для человека, потому, как только она перестанет действовать, отбросьте повязки как можно дальше. –А что потом? –Потом — посмотрим, кто из нас останется.       Я откупорила бутылочку и разделила вонючую жидкость на три части. В прошлый раз, когда я пользовалась ей, рядом был целый отряд убийц. Они смеялись, кидались друг в друга тряпками и жаловались, что эта смесь воняет такими вещами, которые я бы не решилась повторять даже мысленно. Конечно, потом Оскар дал одному из них затрещину, но эта лёгкость, азарт, страсть — никуда не делись. «Это просто игра». Я старалась напоминать себе об этом чаще.       Велев им следовать по моим следам, я взмахнула плащом, выскочила из кустов и побежала. Прямо по опушке, слыша за спиной тяжёлое дыхание и шелест травы. Они не могли далеко уйти.       Кубарем скатившись по холму, я продолжала перескакивать из тени в тень, не сбавляя скорости. Эх, вот достать бы мантию невидимку! Но едва ли я пробежала бы в ней так далеко. Вы когда-то пробовали бегать в длинном платье? Ноги путаются в ткани, да так, что на первых же десяти футах я бы расчертила носом холм, вместо того, чтобы резво скакать по корягам и камням, ориентируясь лишь на интуицию и едва заметное движение, которое привиделось мне среди деревьев.       Пятеро, как говорил Том. Трое в одинаковой серо-синей форме, один с золотыми шевронами и один седобородый бугай, половину лица и лысый череп которого покрывала татуировка. Сложно было разобрать, где среди всех обмотанных вокруг него тряпок песчаного цвета начиналась одна и заканчивалась другая — никогда прежде мне не доводилось видеть такого странного наряда.       Пользуясь эффектом неожиданности, я выбросила палочку вперёд: –Секо!       Брызнула первая кровь, один из одинаковых солдат упал, хватаясь за горло. Мы бросились в рассыпную, сгорбившись под шквалом заклятий. Стараясь укрыться от них, я рискнула, и, зацепившись за ветку дерева, оказалась наверху. Заклятья продолжали биться то о ствол, то о землю, но их стало гораздо меньше. Поняв, что с этой стороны нападения нет, оставшиеся четверо магов переключились на парней. Их вспышки мелькали то тут, то там, и одна из них задела мага с золотыми шевронами. Тот пошатнулся, но двое других помогли ему подняться. Ах, если бы заклятие было смертельным!       Я подтянулась, забралась выше. Одна из гигантских веток была настолько длинной, что сплеталась с веткой дерева напротив. Пройдя по ней, я могла бы оказаться точно над сражающимися, и несколькими заклинаниями оглушить всех разом.       В воздух поднялся запах крови. На ходу я бросила взгляд на первого солдата — тот, несомненно, был мёртв. Он проиграл. Ещё один был серьёзно ранен — я видела алое пятно на его плече, которое расплывалось с каждой секундой. Но остальные были пока целы, а вот вспышек вассалов не было нигде видно. Хрусть!       Я не поняла, как полетела на землю, цепляясь за падающую вместе со мной гигантскую ветвь. Где-то раздавались крики, но я заботилась только о том, чтобы не сломать себе шею в полёте с семнадцатифутовой высоты. Сгруппировавшись, я смогла оттолкнуться и смягчить своё падение, перекатившись по траве. Поднялась ужасная пыль и прозвучал последний душераздирающий вопль. Раненый солдат оказался не просто придавлен — один из длинных отростков прошёл сквозь его живот и приковал к земле. Их осталось всего трое, но это лишь усложняло нашу задачу, ведь остальных нужно было оставить в живых. –У тебя всё ещё есть тень — сказал голос позади меня, а потом я ощутила резкой удар сапога по рёбрам. Повязка слетела с моей головы, свет луны сразу стал ярче, и только так я разглядела нависшего надо мной мужчину в странном наряде. Его слова доходили до меня несколько мгновений, а потом я поняла: он сбил ветку, увидев на ней мою тень. Вот почему я не видела, как он сражался.       Уперевшись в землю пятками, я постаралась отползти, но его нога больно придавила моё предплечье. Разобрать выражение лица при таком освещении было невозможно, но моя татуировка, если судить по сдавленному смешку, его явно позабавила. –С каких пор лорд нанимает наёмников?       Из-за сильного акцента слова было почти не разобрать. Чем-то он напоминал индийский — я слышала подобный у нескольких студентов — но этот был грубее и резче, явно восточный. Внешность при более длительном рассмотрении казалась соответствующей. Его татуировка, нанесённая будто специально, чтобы скрыть то, что под ней, была безобразной вязью линий и точек, не создававших никакого ритма, но значительно уродующих его лицо. И тем не менее именно он точно знал, что значит рисунок на моей руке. Я догадывалась, что он точно такой же наёмник, но теперь это казалось очевидным.       Не дожидаясь, пока мне вспорют горло, я нащупала пальцами упавшую повязку и бросила её ему в лицо. Как только зелье перестало действовать, мерзкий запах возрос стократно: от него резало глаза и начинали болеть легкие. Улучив момент, пока мужчина закашлялся, я выскользнула из-под его ноги.       Здесь должен был быть захватывающий бой! Он был сильнее, опытнее, крупнее, а я едва могла ходить, потирая ушибленные рёбра. Но вышло прозаично и быстро, так, как в историях обо мне никогда не напишут. Потому что так поступают только плохие ребята. Я вскинула палочку, и мужчина согнулся, поражённый запрещённым заклятием.       Я держала его достаточно долго, чтобы он успел дважды вывернуть наружу содержимое своих внутренностей. С двух концов. Заклятье тишины не давало ему кричать, тело дёргалось в конвульсиях. Несколько раз то ли сострадание, то ли жестокость подталкивали меня просто добить его, но я помнила, что делать этого нельзя, хотя им и было так сложно сопротивляться. Наконец, я опустила палочку, сперва позволив путам связать его по рукам и ногам.       Позади всё было тихо. Два мага лежали на земле — несомненно дышащие, но без сознания, а два других смотрели на меня глазами, полными неописуемого ужаса. Интересно, сколько же они видели? –Снимите с тех двоих одежду и бросьте волосы в оборотное зелье — я швырнула в них две склянки — Ну! Быстро!       Вновь склонившись над наёмником, я поймала его взгляд. –Повторить или ты ответишь на вопросы? –С…У…К…А –Хм. Обычно люди, лежащие в собственной блевотине, говорят иначе. Последний раз спрашиваю: мне повторить, или ты ответишь на вопросы?       Он молчал. Пытать его было бы слишком долго, обыскивать –того сложнее. Я решила всё-таки попытать счастье с ним, прежде, чем перейти к допросу кого-то из оставшихся магов. Собрав мысли в кучу, я уставилась ему в глаза.       Мужчина пытался бороться. Пытались бороться и артефакты — я чувствовала их, но была сильнее. Это и неудивительно — если каждому наёмнику покупать дорогие, работающие приспособления, никаких денег не хватит. Тот же Оскар не носил ничего вовсе, кроме очень грозной и вечно недовольной рожи, так, что желание смотреть ему в глаза мигом отпадало у всякого, кто ещё был в своём уме.       Наконец, его взгляд помутнел достаточно, чтобы я могла отойти и отдышаться. –Назови имена всех, кто был в отряде, их должности и обязанности. Кратко и чётко. Затем пароль, или что угодно, что необходимо, чтобы пройти через барьер в лагерь, и имена тех, кто будет нас там ждать.       Чтобы разобрать его речь пришлось приложить немало усилий. Но я уловила смысл — маг с шевронами Унтер-офицер второго класса (как я поняла, это что-то очень значительное) Милош Бойчев. Выживший солдат — его помощник Остин. Их пятерых отправили сюда, чтобы пробить барьер изнутри там, где делать это снаружи было бы неудобно и забрать «нечто», о чём было известно только начальнику. Так они хотели открыть прямой путь к поместью. Сам наёмник пользовался только прозвищем и уже много лет жил в общине на севере острова, произнести название которой мне было не под силу. –Где находится ваш главарь, Исаак? –В палатке посреди лагеря. Этот кретин любит роскошь, её не проглядишь. –У кого-то из вас есть к нему личным доступ? Вас оставляют с ним наедине? –Там всегда много людей, он не остаётся один. –А к лорду Лестрейнджу? –Охрана дежурит постоянно. –Хреново — я потёрла пальцами переносицу, вместе с тем теряя контроль над чужим сознанием, но наёмник продолжал сверлить меня странным задумчивым взглядом, словно сам процесс осознавания чего-то причинял ему боль. –Когда пошёл слух, что Треверса в последний раз видели с рыжей девицей, я думал, что речь об очередной шлюхе. –Не думай. У тебя плохо получается.       Я подняла с земли тряпку и накрыла ей его лицо. Сзади, как два призрака, появились парни, держа в руках скомканные солдатские одежды. Очевидных повреждений на них не было, но второй, тот что был пониже, тяжело дышал и прихрамывал, держась за рёбра. Так даже лучше — наряда всего два (одежду наёмника в расчёт брать не стоит — её бы постирать для начала, да и он наверняка уже задохнулся). –Ты — я ткнула в хромающего парня — Оттащи тела в кусты, чтобы их не было видно, и помоги другу надеть одежду Бойчева. Потом иди к поместью и передай лично Реддлу, что всё, пока, идёт как надо.       Я выдернула у него из рук форму и вещевой мешок и тут же, не уходя в лес, стала стаскивать с плащ. Ещё пару секунд они недоверчиво гипнотизировали меня, но когда дело дошло до снятия штанов, почему-то быстро отвернулись и заторопились прочь. В глубине души я надеялась, что дело в стеснении. С другой стороны, от спины до бёдер я была сплошь покрыта одним большим синяком, который, после падения с дерева стал нещадно саднить даже сильнее, чем в тот момент, когда я его получила — неприятное зрелище.       Форма армии Грин-де-Вальда состояла из рубашки, тёмного жилета с высоким воротником, серых брюк и короткой накидки, закреплённой на плечах ремнём. Я и несчастный парнишка, чью одежду пришлось надевать, не сильно отличались по размеру: разве что рукава и штанины были слегка длинноваты, но мне было грех на это жаловаться. К тому же, под его накидкой легко уместилось всё моё оружие, да так, что со стороны его нельзя было разглядеть. Кроме того, мальчик носил за плечами мешок с аптечкой и тёплой мантией, какими-то мелкими личными вещами и парой бутербродов. Я высыпала всё на землю и запихнула внутрь только свой плащ. Не хотелось бы быть убитой просто потому, что меня примут за одну из них.       Закончив с этим я подошла к спящим на земле магам. Наёмник ясно дал понять: нас впустят только после того, как заставят порезать руку и капнуть кровью на дощечку. Это уберегает их от разного рода самоубийц, как мы, например, которые хотят проникнуть в лагерь под чужой личиной. Но на всякого мудреца довольно простоты, верно?       Наклонившись, я взяла руку Остина и сделала на ней глубокий надрез. Кровь хлынула мне в ладонь, я старалась удержать её, и, в то же время, вспомнить заклятье. Том, однажды, уже делала это — во время допросов по поводу смерти Миртл, поместил противоядие от сыворотки правды в прозрачную капсулу с тонкой плёнкой, которую легко можно было бы скрыть между пальцев. С того дня он доработал это заклятье, но пробовал его, пока что, только на зельях. С другой стороны — жидкость есть жидкость. Закончив с кровью Остина я пошла дальше, и сделала то же самое с Бойчевым. Вассал Лестрейнджей, к тому моменту, уже переоделся в мантию и недовольно кривился от каждого движения — она была ему очень тесной, а ремни и вовсе не застегнулись. Мы молча распили оборотное зелье — он выпил свою порцию целиком, я — только половину, после чего спрятала остатки в карман. –А что нам с этим делать? — он удивлённо уставился на протянутую кровь, которая скатилась с моей ладони на его, не оставив следов. –Внимательно смотреть и повторять за мной, вассал — фыркнула я в ответ. –Вообще-то меня зовут Бл… –Тщщщ! Не хочу знать! Поговорим, если выберемся оттуда. Пока мы вновь бежали, я думала, что время с Маркусом плохо сказывалось на мне — это однозначно. «Если ты не знаешь чьего-то имени — тебе сложнее ему сочувствовать — говорил он, закидывая ноги на стол и закуривая — Но, боюсь, твои тупые решения убьют тебя раньше, чем ты это поймёшь». Он больно ткнул меня в обожжённую в пожаре руку, которая, по словам целителя, должна была зажить за пару дней и десяток флаконов зелий. К сожалению, запах жареного мяса потом держался в моём носу ещё неделю. И Маркус был прав хотя бы в том, что, не полезь я вытаскивать оставшуюся в доме, который мы сами же и подожгли, хозяйскую дочь, осталась бы цела. Девчонка каким-то чудом скрылась от нас, даже во время погрома и «разговора» с её родителями, но, почуяв запах гари, высунулась в окно. Прямого приказа избавится от неё не было, и я сочла, что не успею сильно обгореть. Я ошиблась.       Отвлекшись на свои мысли, я не заметила, как рука автоматически скользнула в карман за сигаретами, но, так как это была чужая мантия, их там, конечно, не оказалось. Да и нельзя было выдать себя запахом, однако курить захотелось резко и до цветных звёздочек перед глазами. Я остановилась, стараясь дышать ровнее, и тогда, в темноте, увидела несколько светящихся огоньков. –Эй! Остин, какого чёрта вы вернулись? — раздался крик из пустоты. Конечно, полагать, что они оставят проход неприкрытым было глупой идеей. –Нам нужно к генералу! — прокричала я в ответ — Это срочно! –Где наёмник? — вновь крик из пустоты, но мы, несмотря на это, продолжали идти на звук. –Погиб. Не тормози, давай, если не доложим вовремя — будем отчитываться на том свете!       Место, к которому мы подходили, наконец-то пошло мелкой рябью, и, прямо там, где должен был заканчиваться барьер, в паре шагов от полосы леса, появились трое рослых мужчин. За ними, в совсем не дисциплинированном шуме и полной суматохе носились другие, ничуть не менее крупные и взрослые. Кто-то на кого-то кричал, где-то что-то гремело, вспышки заклятий появлялись и тут же тухли под недовольный гомон остальных. Я обогнала вассала, первой становясь перед пограничным постом. Надо было отдать должное: не-Бойчев топал ногой и фыркал так, что сложно было не поверить. Чистейшее недовольство человека, наделённого властью, когда его опускают на один уровень с простыми смертными.       Нарочито наглядно надрезав ладонь у мизинца предоставленным мне оружием, да так глубоко, чтобы сомнений не могло возникнуть, я перевернула руку и раздавила зажатую между пальцев капсулу, делая вид, будто поток кровь достаточно силён, чтобы сочиться насквозь. Охранник брезгливо отодвинулся, вытирая собственные забрызганные перчатки. –Можно было бы и аккуратней — фыркнул он, когда руна на табличке загорелась зелёным — Дальше! –Можно было бы и побыстрее — бросила я почти неслышно, оказываясь по ту сторону границы. Хорошо, если вассал Лестрейнджей внимательно следил за моими действиями, но оборачиваться на него было нельзя. Я шагала мимо суетящихся магов с высоко поднятой головой, когда на меня едва не налетел один из них. Разразившись отборной руганью, он полетел дальше, отдавая приказы кому-то позади. Что-то о ловушке, засаде и бешеных животных — кто их разберёт, эти европейские акценты, но если я правильно всё поняла, то у Долохова получилось ЧТО-ТО, что должно дать нам время. ***       Действительно — тот ещё скот. Среди десятка серых и зелёных палаток, как бельмо на глазу, стояла одна изумрудная. Она была больше, выше, вход охраняли четверо солдат, но ни один из них не рискнул преграждать путь руководству. Я нырнула внутрь вслед за Бойчевым, с видом чрезвычайной собственной важности. Внутри всё было ещё более неуместным. Ровно половину палатки занимал огромный стол с картой ковена, точь-в-точь как у противника, на котором шестеро взрослых мужчин двигали волшебных солдатиков. Трое, все в золоте и медальках, с зачёсанной сединой, сидели справа от Исаака. Слева, по-видимому, находились картограф и начальник разведки (перед ними лежали соответствующие папочки с документацией, текст на которых был написан большими красными буквами: «КАРТЫ МЕСТНОСТИ» и «ДАННЫЕ РАЗВЕДКИ») — они были моложе и форма на них была скромнее, а у второго на щеке красовалось треугольное клеймо — наказание за прошлые промахи. В центре, закинув ногу на ногу, со скучающим видом сидел совсем молодой мальчик. Русые кудри, серые глаза и игривая улыбка — детское лицо, с ещё не спавшей припухлостью щёк и длинными чёрными ресницами. Каким-то невообразимым образом он напомнил мне корову. Наверняка, потому, что смотря на него в голову приходила лишь одна мысль: ещё молоко на губах не обсохло. Но при всём этом, опуская взгляд ниже, я видела множество шрамов, покрывающих розовую кожу мозолистых рук. «Мальчик» заслужил своё место здесь не за красивые глаза и нельзя было позволить сбивать нас с толку своей наивной красотой. Позади него стояло два адъютанта — они казались старше Исаака лет на пятнадцать, но, по сравнению с остальными присутствующими, казались немного блёклыми. Сравниться с ними, пожалуй, могла только служанка, в противоположном конце шатра, за отодвинутой полой занавески, убирающая его постель. Надо признать, что мой план не предполагал СТОЛЬКО людей. –Милорд… Сэр… Я — замешкался вассал Лестрейнджей. Я толкнула его локтем и потянула вниз, заставляя замолчать и поклониться — Я командовал вылазкой на территорию ковена. Там… Там случилась непредвиденная ситуация. Трое наших погибли, в том числе наёмник. –Ловушка? Ещё одна? –Хуже, генерал. Кажется, они знали, что мы придём. Я увидел кое-что… –Что?       Аккуратный взгляд на столпившихся за столом военоначальников, интригующий и красноречивый, затем, виноватый, в сторону Исаака и неловкий кивок головой — я не могла требовать от фермера и скотовода лучшей актёрской игры. Да и не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что имелось в виду.       Напряжение резко возросло — все переглянулись, гадая, к кому же могла относиться невысказанная вслух догадка. Один из стариков выразительно глянул на заклеймлённого начальника разведки, да так, что мне того практически стало жаль.       Другие два в этот момент переглядывались через спину первого, а картограф косил глазом на адъютантов. И только те оказались достаточно прозорливы, чтобы с подозрением смотреть на самого лже-Бойчева. На лице Исаака, впрочем, не дёрнулся ни один мускул. –Предательство? — уточнил он буднично — И ты в этом уверен? –Мы расскажем, что видели, генерал. Вам делать выводы. Но я боюсь, что это… непубличная информация. –Как пожелаете.       Пятеро медленно и важно поднялись из-за стола, как и служанка, почуяв, что дело пахнет жареным, засеменила на выход, но вот адъютанты не сдвинулись со своих мест. Просить их уйти? Подозрительно. Трое на двоих? Бесполезно. –Подождите! — вскрикнула я, перебирая в голове умные мысли, которые ещё не поглотил адреналин — Группа прорыва. Их командующий просил уточнить у вас план последующих действий, когда дело будет сделано. –Мы обсуждали это тысячу раз. –Мне кажется, он выпил, сэр. –Ясно. Гриф, сбегай туда и оцени обстановку. Если он действительно пьян, найди замену.       Один из адъютантов сорвался с места и, обогнав медленных, словно черепахи, военноначальников, поспешил исполнять поручение. Два на два — подытожила я. Всё ещё очень плохо. Охрана снаружи прибежит на малейший писк, а потому шанс напасть у нас будет только один. Первую идею, попробовать заглянуть Исааку в глаза, я сразу отмела — он богат и наверняка хорошо защищён. Адъютант, как человек, посвящённый в его тайны, тоже должен заботится от своей безопасности лучше наёмника.       Дальше — нож. Подойти и перерезать ему глотку, будет почти бесшумно, но слишком долго. Это смерть небыстрая и грязная, а в это время второй неизменно вступит в бой с вассалом или позовёт на помощь. Использовать палочку — та же песня. Я не владею заклятием, которое бы убило их мгновенно. И даже эти провальные планы предполагали, что они не успеют защититься. Что, на мой взгляд, было самым большим допущением — это ведь не беспомощные магглы, и не застанные врасплох солдаты. Они готовы, защищены, опытны и пока неизвестно, насколько они опасны. –П-простите, сэр — всхлипнула я, падая на колени — Я подвёл вас! Но прошу, позвольте мне искупить свою вину! У меня не было другого выхода, понимаете?! Я…я так перед вами виноват!       Те несчастные ошмётки моей гордости, что ещё оставались целы, уже начали паковать чемоданы. Видит Мерлин, это воспоминание я никогда не покажу Тому.       Исаак перевёл вопрошающий взгляд с меня на моего компаньона и обратно. Избегая неловкой паузы, вассал Лестрейнджей уже, было, открыл рот, но я перебила его очередным завыванием: –Я всё скажу! Они показали мне тайный ход, который может привести их к лагерю, но я дал клятву, понимаете?! Я не смогу сказать ничего … совсем ничего сам! –Он нас предал? — уточнил Исаак, сменяя отстранённое выражение лица на более серьёзное. –Да, генерал. Я сам видел вход на территории Лестрейнджей к тому ээээ…. тайному ходу, но только Остин сможет нарисовать его на карте. Он надеется, что так сможет искупить свою вину, и вы позволите ему избежать публичного позора хотя бы при жизни. Простите мне мою самодеятельность, сэр, но он служил мне хорошую службу и я посчитал, что эти сведения обеспечат нам быструю победу. –То есть он просит, чтобы я его пытал? –Да, сэ…. –Конечно! — я залилась ещё более пронзительным криком. Занавесь входа в палатку дёрнулась, когда один из охранников заглянул внутрь — Принять смерть от вашей руки, а не от руки грязного наёмника, будет лучшей наградой! Я совершил ужасный, непростительный, мерзкий…       Я поползла в сторону Исаака, словно желая ухватиться за его ноги и продолжить рыдания, но адъютант поспешно остановил меня, закрыв генерала собой. Тот устало закатил глаза. –Псих. Мал, иди и скажи охране, что всё в порядке. И проследи, чтобы никто, включая их, не совал сюда свои длинные носы ближайшие пять минут, пока я не разберусь с этим.       Один –два в нашу пользу. Если я, конечно, это переживу. Из последних сил я поднялась и встала на колени, опустив голову и прикрывая рот порезанной рукой. Сорвав языком только-только образовавшуюся корочку я вновь пустила тонкую струйку крови, и та начала медленно наполнять мой рот.        В этот момент Исаак наконец поднялся со стула. Его красивые блестящие сапоги появились в поле моего зрения лишь на секунду, а затем он встал у меня за спиной. Зато я прекрасно видела вассала Лестрейнджей — его страх, такой, который нельзя было бы сыграть, был именно тем, что заставляло генерала убеждаться в безобидности своего подчинённого и терять бдительность. Это, и та ошеломляющая власть, которую палач имеет над приговорённым.       Только одно могло за такой короткий срок продвинуть молодого мальчишку на вершину пищевой цепочки в мире, где правит насилие- его исключительная жестокость. Мы, если подумать, были во многом похожи, но если я боролась с этой своей чертой, то Исаак наслаждался ей. Он гордился тем, что мог держать в своих руках человеческие жизни. Самодовольный кретин. Гордость ведь, кошку сгубила. Или это было что-то другое? Нет, я почти уверена, что оно звучало иначе! –Круцио!       Ох, как Маркус будет ревновать. Это была единственная мысль, проскочившая у меня в голове, прежде чем под действием ошеломляющей, неописуемой боли я выблевала на пол всё, что могла, включая целую стопку крови, одновременно крича, плача и задыхаясь. Прошла всего секунда или две.       На моё счастье, вид красной рвоты (выпитое вино сделало картину ещё хуже) и перспектива умертвить меня раньше времени всё-таки заставили его остановиться. В ином случае, без сомнения, Исаак развлекался бы со мной гораздо дольше. О, от него уже разило разгорающимся азартом!       Сильная рука подняла моё болтающееся тело за короткие волосы и поставила на колени перед картой. –Помоги мне! — прикрикнул он на Бойчева, забившегося в угол, а потом обратился ко мне — Ну? –П-перо — простонала я.       Он сделал несколько шагов к своему месту, пока мои руки шарились в ремне, производя манипуляции с последним закрытым пузырьком и тряпкой. Нож в правую, палочка в левую, дышать ровнее. Если бы в тот момент меня никто не придерживал за спину, я бы наверняка повалилась на землю и заплакала.       Исаак шлёпнул передо мной на стол перо и чернила и велел начинать, требовательно дёргая за волосы. Я молчала, опустив голову. Он ударил меня по щеке — я продолжала молчать. Потом издала неразборчивый шёпот. –Повтори! — приказал он, наклоняясь ближе.       Я повторила. –Ещё раз!       Его красивое лицо оказалось передо мной на пару мгновений, прежде чем шея, от уха до уха окрасилась красным, а заклятье тишины не дало издать ни звука. Отталкивая руку не-Бойчева, я пошатнулась, встала и принялась стаскивать одежду с ещё бьющегося в конвульсиях тела. –Он мёртв, это не поможет! — запротестовал вассал сдавленным шёпотом, будто сам готов был вот-вот вырвать на пол — Ты не можешь принять личину мёртвого! –Посмотри на его шею и начинай помогать. Мне ещё самой раздеваться.       Исаак действительно казался мёртвым. Но порез на шее, недостаточно глубокий, чтобы убить его моментально, затягивался. Говорить снова он вряд ли когда-либо сможет, однако жить будет. Даже потеря крови, от которой он в конце концов потерял сознание, не лишила генерала жизни — вена на его лбу пульсировала ровно и быстро, а, значит, сердце билось. Пока.       Менять рубашку на более грязную было глупо: под мантией ведь всё равно ничего не видно. И, хотя в тело генерала было значительно больше и сильнее, я готова была мириться с некоторой теснотой в плечах. Сверху ему полагалась мантия морского оттенка, золотые аксельбанты, значки и запонки. Выделяться из серой массы помогали парадные белые брюки, которые теперь, к моему сожалению, приобрели розоватый оттенок. И так, бросив мешок со своими вещами за занавеску, я оказалась под личиной генерала Ольбрехта, тогда как он без сознания валялся в луже крови на полу, получив вторую половину оборотного зелья с волосами бедного Остина.       В действительности, сперва я планировала скрыться до того момента, как кто-то обнаружит труп, и самой обратиться в одного из охранников лорда Лестрейнджа. Однако на деле ситуация оказалась страшнее: в шатре не было ни единого окна или двери, кроме той, что охранялась четырьмя стражниками, а бежать от них по хорошо освещённому и охраняемому лагерю идея ниже среднего. В то же время, на место убитого генерала сразу пришёл бы один из советников, и тогда все мои усилия превратились бы в «пшик».       Притянув вассала за руку я шепнула ему на ухо последние слова: –Присмотри за лордом. После чего наотмашь ударила его по щеке и прокричала: –Охрана! ***       Без точки зрения охранников описание событий, пожалуй, было бы неполным. Эти несчастные замученные многочасовым дежурством люди последние пять минут провели относительно спокойно — фронт далеко, кругом тишина и никакого напряжения. Адъютант поделился сигаретами и травил свои скучные байки, как вдруг раздался пронзительный крик начальника.       Генерал, судя по красному от прилившей крови лицу, держал за шиворот, без всякого сомнения, предателя. Второй лежал на полу, замученный и грязный.       По крайней мере, мне это представлялось именно так. Взмахнув рукой, я оттолкнула мужчину на пол и припомнила, как пару минут назад стоял Исаак: безэмоциональное лицо, расслабленная поза, но угрожающий тон. –Предательство в наших рядах — прошипела я — И где! На самом верху!       В проёме показались и ушедшие советники, и черноволосая служанка. –Бросить этого в канаву — я указала на бессознательное тело на полу, потом перевела палец на не-Бойчева — А этого в камеру к лорду. Позже с ним поговорю. –Сэр, у нас есть ещё одна пустая камера в другой па… –У вас проблемы со слухом? Выполняйте приказ. –Да, сэр.       Охранники подхватили их и утащили прочь.       Я замерла, не двигаясь с места, в ожидании, пока вошедшие советники рассядутся по местам. Уловив витающее в воздухе настроение, даже алая лужа, кажется, стала растекаться как-то тише и скромнее, что уж говорить о пяти взрослых мужчинах. Наигранно медленно я развернулась к ним на пятках и сложила руки на груди. У меня есть несколько минут прежде, чем они поймут, что я вожу их за нос. –Это с самого начала казалось подозрительным, сэр — первым подал голос молодой мужчина со следом клейма на щеке. Я выдержала взгляд его пронзительных черных глаз — почти таких же тёмных, как у Тома — и капризно приподняла бровь. –Казалось? Это была очевидная ловушка. Жаль, если вам не удалось этого распознать. Зато я получил всю необходимую нам информацию. –Что вы узнали? — заговорил другой. –А чем вы поручитесь, что каждый здесь заслуживает доверия? Я не желаю снова принимать участие в этом фарсе, тем более, что дело почти сделано. Мал! Гриф! Всем отрядам передайте приказ: оттягиваем силы сюда — я наугад ткнула пальцем в карту — для предстоящего наступления. Велите ждать следующих распоряжений. –Это неразумно, барьер почти упал, половина всех людей внутри — мы побеждаем. Общее возмущение советников выразилось в одном, обиженно старческом голосе. Хотя волосы на себе рвать следовало только картографу — указывая куда попало, я вполне могла промахнуться и попасть в озеро. Они явно не были довольны такой резкой сменой курса и мне быстро стало ясно: пора делать ноги. Пусть считают, что генерал сошёл с ума! –Но несём потери. Если бы этот ход не стоил того, я бы не стал отдавать приказ. Теперь прочь, я хочу взглянуть на барьер.       Я выскочила наружу, желая убедиться в правдивости доклада. Последний рубеж, не дающий силам Грин-де-Вальда окружить поместье, держался поразительно долго, но и ему рано или поздно должен был настать конец. Магия более старая, чем та, что окружала школу колдовства рассыпалась, плавилась и испарялась, не оставляя за собой ничего кроме характерного, ни с чем несравнимого запаха и серой пыли.        Чудо, пережившее пожары, войны и восстания гоблинов на моих глазах превращалось в решето: всё больше взлетающих в воздух вспышек не разбивались о невидимую преграду, а достигали своей цели. Проходя через эти бреши ветер завывал, горьким и жалобным тоном. Казалось будто сам барьер был огромным древним существом, бьющимся в предсмертных конвульсиях. Это было страшно. Я вспоминала фотографии ковена Ноттов: выжженная земля, окрашенная кровью погибших, разбитые и разграбленные дома, верхние этажи которых ещё несколько суток после нападения продолжало пожирать пламя, и тела. Много — чужих и своих, старых и молодых, детей, женщин, мужчин. И лорда Нотта. Казалось, барьер был единственным рубежом, оставшимся между нами и этой жуткой картиной. И он умирал.       Но вместо него рождалось что-то новое. Не видя самого поместья, я догадывалась, что короткая вспышка, разом озарившая всё небо, исходила оттуда. Затем ещё одна. Через несколько секунд они слились в один ослепляюще-яркий белый луч, пронзивший ночную тьму. От него по воздуху расходились волны силы. Я попятилась, быстро смахивая с глаз выступившие слёзы, и увидела, как бреши барьера зарастают, переливаясь цветными бликами в ночной темноте. –Смотрите! — раздался чей-то голос из глубины лагеря, и все, кто ещё не смотрел на небо, подняли головы. Советники тоже выскочили наружу. Их армия отрезана в момент отступления. Если я не скроюсь сейчас, от меня потребуют конкретных действий. Нырнув в палатку, я прихватила вещевой мешок и пару карт со стола и завернула за ближайший угол, спрятавшись между развивающимися на ветру тканями. Два шатра находились практически стена к стене, между ними — высокая трава, невытоптанная солдатами. Присев на корточки, я заметалась, стараясь придумать, что делать дальше. Создать хаос и заставить их растеряться — но как? Я кинулась, было, поджигать один из шатров, приятная ткань которого так мягко обнимала меня, но он, как и стены в доме Лестрейнджей, был защищён от пожаров. Я выругалась, но тут же мой взгляд упал на траву.       Она зажглась легко. Я дула на пламя, распаляя его всё больше, и добавляя новые очаги вокруг себя, после чего разрезала ткань соседней палатки и нырнула внутрь. К счастью, помещение пустовало. Я смела со стола бумаги и, бросив их на землю, подожгла тоже, за ними последовал и стол, и стулья, и постельное бельё. Чёрный дым повалил наружу, и я выбежала вслед за ним, матом крича на тех магов, что пытались потушить траву, и требуя, чтоб они немедленно начали тушить вещи. Идти против воли генерала — это грех больший, чем идти против законов логики, и потому они бросились внутрь, оставляя этот очаг полыхать. На моих глазах огонь расползался всё сильнее, постепенно пожирая всё вокруг палатки Исаака и переходя на корни стоящих рядом одиноких деревьев. Когда рядом появились ещё несколько солдат я накричала и на них, веля срочно тушить палатку. Они так и не поняли, что она не может сгореть, когда принялись поливать стенки водой, а когда до них всё-таки дошло, что должно было случиться рано или поздно, я была уже достаточно далеко.       Единственное, что помогло мне вычислить, где держали заключённых, была куча охраны. Нигде больше люди не стояли так спокойно, как здесь. В отличие от остальных, у них был понятный приказ. До того момента, конечно, как я налетела на них с душераздирающими криками: –Что стоите?! Если лорд сгорит вместе с лагерем — шкуру с вас спущу! А ну быстро начинайте тушить!       Как же всё-таки приятно иметь власть. Испуганные, эти маги испарились быстрее, чем наши с Реджисом зелья на уроке, когда мы пытаемся сварить что-то сложнее Болтушки. Хихикнув про себя, я забежала внутрь.       Лорд Лестрейндж лежал внутри, окружённый, как клеткой, железной решёткой, одно прикосновение к которой оставило на руке краснеющий ожог. Мужчина выглядел плохо: его грудь едва вздымалась, один глаз не открывался из-за отёка, по лбу и изо рта бежали струйки крови, а ноги и пальцы рук были вывернуты в неестественных направлениях. Если он и был в сознании, то ничего не смог бы сказать: в паре футов от него лежал отрезанный язык.       Склонившись над патроном на коленях стоял мой напарник, оборотное зелье которого уже перестало действовать. Он тоже был сильно избит, часть золотых кудряшек выдернута, часть растрёпана и покрыта грязью, на лице кровоточил порез, одна нога была сломана. Однако, живой. –Финита!       Я с облегчением сбросила с себя как чужую личину, так и чужую мантию. Не хотелось бы, чтобы, когда сюда ворвутся выжившие вассалы (а они непременно это сделают, потому что никого, кроме них, без боя я впускать не планировала), меня приняли за одного из солдат. Натянув на плечи кожаный плащ, я обернулась к парню за решёткой. –Как её открыть? –У них был пароль — отозвался тот, старательно удерживаю самодельную повязку вокруг кровоточащей груди лорда — Я не слышал его.       Я тяжело вздохнула — справляться с неизвестными чарами не моя сильная сторона, и, вооружившись палочкой, стала раз за разом повторять одно и то же заклинания. –Бомбарда! Бомбарда! Бомбарда!       Каждый раз от одного прутика откалывался небольшой кусочек, но я продолжала упорно долбить их. Когда первый прут всё же переломился пополам, я смогла взять обломок руками и, превозмогая боль от ожогов, отколоть оставшиеся части несколькими ударами. За ним последовал следующий прут. За ним — ещё.       Затерявшись в нарастающей суете снаружи, о нас словно все забыли. Только один стражник неудачно забрёл внутрь, с явным намерением забрать лорда, но я сбила его с ног заклятием, а затем добила уже без магии. Наконец, дыра в решётке стала достаточно широкой, чтобы я могла пролезть внутрь, но для того, чтобы вынести лорда, потребовалось бы сломать ещё несколько прутов. Прошло, кажется, минут десять, но я, поглощённая своим занятием и усиливающимися звуками бойни снаружи была слишком занята, что сверить время. Знала только, что нужно торопится — с каждой минутой жизнь из отца Реджиса уходила, а я не могла ему ничем помочь. Нужно было, всё-таки, уделить больше внимания целительской магии, и тогда, быть может, я бы смогла остановить кровь и сохранить отрезанный язык, чтобы позже его смогли вернуть на место. Но забирать жизни легче, чем спасать их. –Сзади! — крикнул вассал. От неожиданности я вскочила на ноги.       Резкая вспышка боли оглушила меня. Затылок тут же стал мокрым и липким: я поднесла руку к глазам и удивилась: эта кровь темнее обычной. И пахла совсем иначе. Будучи не в силах ориентироваться в пространстве, я не сразу осознала, что лежу наполовину в клетке с лордом, а наполовину снаружи. Один из обломков прутьев прошёл сквозь мышцу икры, пригвоздив меня к месту, но эту боль я пока, слава Мерлину, не успела ощутить. Голова звенела и раскалывалась, перед глазами плыли цветные круги и звезды. Только крик вассала Лестрейнджей заставил меня поднять глаза на нападавшего. –Ты? — выдохнула я, ощущая привкус крови на языке. Наёмник лишь ухмыльнулся, позволяя уродливой татуировке ещё больше искривить его лицо. Ну и урод. А можно мне другого убийцу?       Он покачал головой, но, вопреки ожиданиям, следующим ударом не рассёк мне голову. Схватив края плаща сильной рукой, наёмник оторвал меня от земли. Прут вышел из ноги с самым мерзким хлюпаньем, которое я когда-либо слышала, и рану тут же заполнил воздух, а я приземлилась на спину в противоположном конце палатки, кровью начертив на ткани тёмную линию.       Неуклюже барахтаясь, я попыталась подняться, но этим только усугубила своё положение. Ещё один удар пришёлся в живот и сопровождался хрустом одного из рёбер. Где-то около входа в палатку раздались шаги. На входе показался очередной солдат Грин-де-Вальда — грязный и раненый, он ворвался внутрь с приказом, который не успел произнести. Я изумлённо уставилась на наёмника, равнодушно убившего одного из своих. –За твою голову мне дадут больше — пожал плечами он. Со звоном в ушах акцент разбирать стало в тысячу раз сложнее — А принеси я тебя живой — меня озолотят.       Ясно, мне не следовало болтать кому попало о том, что я сделала. Учту этот урок. –Но живой не значит целой — он присел на колени, вновь всматриваясь в мой лицо — Тебе нужно было меня добить, девочка. Это было глупое решение. –Если ты пришёл давать умные советы, то встань в очередь. У меня таких, как ты, много — не выдержала я. И без него было тошно, унизительно, больно, а самое главное страшно. Вместе со звуком наружу вырвались несколько унций крови, и судорожный кашель, которые совсем не делали мне чести.       Получив оглушающий удар по щеке я окончательно перестала разбирать его слова. Впрочем, намёк был понятен. Наёмник указал на лорда, кивнул на лежащий рядом язык и многозначительно достал нож. Одной рукой он надавил мне на щёки, заставляя открыть рот, а когда это не помогло, зажал нос. Его грязные пальцы не позволили моему рту закрыться вновь. Сколько бы попыток сбежать я не предпринимала, всё было бесполезно: палочка и ножи были отброшены слишком далеко. Я закрыла глаза, приготовилась, и ощутила, как кровь заливает мне рот. Но боли не было.       Видит Мордред, в первые мгновения я подумала, что это действительно произошло, но открыв глаза я увидела только тело, голова которого катилась по земле возле меня. Оно пошатнулось, роняя сжатый нож, и рухнуло на бок. За спиной у него стоял Реджис. «Теперь всё хорошо. Ты жива, лорд жив, Реджис тоже — вдруг, откуда ни возьмись заговорила внутренняя Вальбурга — Давай, надо помочь ему дотащить отца» «Где же ты была всё это время, сука ты трусливая?!» — мысленно закричала я, но, кажется, в пустоту. У меня не было сил тащить кого-то. Не было сил даже держать себя в сознании. Я прикрыла глаза, начиная медленно уплывать из реальности, вместе с вытекающей на пол кровью.       Тут моего лица коснулись руки. –Пожалуйста, потерпи — ласково сказал Реджис — Не умирай. Сейчас всё будет хорошо. Сейчас!       Я потянулась ему навстречу, обхватывая за шею. Хотелось почувствовать его — убедится, что он здесь, живой, настоящий, а не плод моего гаснущего сознания. Лестрейндж ответил мне тем же. Не обращая внимания ни на кого вокруг он принялся быстро целовать меня в макушку и лоб. У него по щекам катились слёзы — я это чувствовала, потому что они капали на меня, а потом поняла, что и сама плачу. Мы прижались лбами, разглядывая друг друга так жадно, будто никогда до этого не виделись. –Т-ты точно в порядке? — всхлипнула я — А-а остальные? –Точно. Долохов помогает с пленными, Том сделал настоящее чудо и лежит без сознания. Он едва успел сказать, где ты. Мерлин, если бы я знал, что этот засранец придумал, убил бы его. Я боялся, что не успею.       Я всем весом повисла у Реджиса на плече, вытирая слёзы о его мантию. Тот только бережно придерживал мою голову, не давая ей снова упасть на землю. Мы справились. Справились. И страшно было закрывать глаза — вдруг всё это окажется иллюзией? Но Реджис был тут, прижимал меня к себе, и я почти готова была поверить, что это действительно произошло. Только с этой мыслью, я позволила себе наконец закрыть глаза и раствориться в темноте тревожного сна. ***       Я отчётливо помню, что несколько раз приходила в себя, и несколько раз снова засыпала. Сперва какой-то ворчливый целитель зашивал мне ногу, тыкая иголкой на живую, а когда я, очнувшись и взвыв от боли, назвала его падлой — приложил к губам склянку с горьким зельем и заставил меня его проглотить. К слову, болеть меньше не стало, но рта я уже раскрыть не смогла. В следующий раз в себя меня заставил прийти удар затылком о что-то твёрдое. Затем последовало жёсткое: «У вас откуда растут руки?! Несите аккуратнее!»       И только потом я оказалась здесь. Где, собственно, здесь, мне было до того момента неизвестно — я не решалась открыть глаза, но ощущала пальцами мягкость простыни и мех пледа в ногах. Потянувшись, я опустила руку к ноге и нащупала там повязку. Она была мокрой. Понюхав пальцы я узнала запах не только крови, но и лечебной антисептической мази.       Чуть осмелев, я приоткрыла один глаз. Действительно, нога от лодыжки до колена была перемотана, а всё тело чуть выше покрывал один сплошной фиолетово-жёлтый синяк. Он был больше, чем когда я вернулась из поездки на лошадях с Графом и Лу, и приобрёл пару свежих, бордовых кровоподтёков. Одета я была только в длинную белую рубашку, ткань которой хоть и дотягивалась до колен, всё равно просвечивала.       Время от времени попискивая от боли (не такой сильной, как следовало бы ожидать) я перевернулась на живот и подползла к краю кровати. Медленно и осторожно я поставила на пол сначала одну ступню, затем вторую и, пошатнувшись, приобрела вертикальное положение. Нет, теперь я была уверена совершенно точно — прошёл не один день, иначе стоять я бы не смогла. Рана всё ещё болела, но это можно было пережить. Накинув на кроваво-красное покрывало на плечи, я похромала к выходу из спальни. В коридоре было светло и безлюдно. Сперва я открыла дверь напротив своей — в комнату Антонина, но там никого не было. Тогда я прошла дальше, к той комнате, где, как я помнила, должен был остановиться Том.       Впервые увидев Реддла я была совершенно убеждена, что он мёртв. Любой бы решил так на моём месте. Кожа его, и без того бледная как лист бумаги, будто бы лишилась последних капель крови: он весь был какого-то неприятного сине-серого оттенка; на щеках выступила сетка фиолетовых сосудов, губы посинели совершенно и яркостью могли бы поспорить с моим Когтевранским галстуком, а щёки и глаза ввалились так, что под истончившейся кожей, казалось, можно видеть всё, что находится внутри. К счастью, он дёргался. В противном случае меня тут же хватил бы сердечный приступ.       Под изменившими цвет веками, глаза Тома бегали из стороны в сторону, он жмурился, будто вот-вот проснётся, но потом вновь расслаблялся и всё начиналось заново. Руки при этом у него, словно от судорог, сжимались и разжимались, пытаясь схватить нечто невидимое. Я догадывалась, что за кошмары ему снятся и была благодарна, что проспала всё это время без сновидений.       Я потянулась к его лбу, аккуратно проверяя температуру. Он наверняка был бы рад узнать, что в тот момент своей жизни как никогда был близок к змее — холодный и скользкий от пота. Но живой! Не удержавшись, я погладила его по голове: –Всё хорошо… — голос у меня был хриплый и незнакомый, будто я не говорила много недель к ряду. Будто услышав меня, Том задёргался медленнее, и я продолжила гладить его по волосам.       Дверь распахнулась, и я, ослеплённая светом, недовольно зашипела. –Так и знал, что ты тут — Антонин бросился ко мне, вместо объятий толкая обратно на кровать поперёк Реддла. К счастью, она была бы достаточно большой и для пяти человек — Тебе нельзя вставать! Лежи! –Не хочу! — запротестовала я, снова садясь. –В тебе обезболивающих едва ли не больше, чем ты весишь. Поэтому ты будешь лежать! –А ты заставь меня! Будешь драться с человеком с вот этим? — я подняла забинтованную ногу и с вызовом посмотрела на него. –Я просто тебя усыплю. Целитель дал нам достаточно зелий. –Рискни!       Я прокатилась по кровати, и спрыгнула на пол с другой стороны, очевидно, переоценив свои возможности. Боль пронзила икру с новой силой и я, пискнув, села обратно. Антонин подбежал ко мне. Выражение гнева тут же сменилось испугом, и он принялся осматривать повязку. Затем столь же придирчиво перевернул мои ладони, на которых, к удивлению, я обнаружила лишь слегка зажившие ожоги. То, что я не ощутила их раньше, говорило лишь о том, что обезболивающих было действительно много. Но и руки самого Антонина были перемотаны. –Ты в порядке? — наконец спросила я. –Да. Больше, чем многие. Мне помогли почти сразу.       Он поднял забинтованную руку, и, присмотревшись, я поняла, что на левом безымянном пальце повязка лежит не просто так — одной фаланги не хватало. Я с ужасом схватила Долохова за предплечье, но тот только издал тихий смешок. –Видела бы ты свои раны, так бы не бегала. –А что со мной? –Кроме очевидного? — он указал на ногу — Серьёзная инфекция, ожог, потеря крови, несколько переломов и пробитое ребром лёгкое. Тебя надо было везти в Мунго, но они бы сняли кольцо и тогда никакое лечение уже бы не пригодилось. Пришлось разбираться на месте. А учитывая то, что нам рассказал Блейк… –Тот парень, с которым мы были в лагере? Он в порядке? –Жить будет, но ты бы поговорила с ним. У мальчика теперь моральная травма. Мы захихикали, словно весь разговор был чем-то весёлым. Нам, впрочем, и вправду было весело. –…от вас и на том свете не спрячешься. И там шуметь будете.       Антонин и я резко обернулись на тихий, шепчущий голос. Он был сдавленным, и я не сразу разобрала, что половина слов была на Парселтанге. –Ипси! — вскочил с постели Долохов, домовушка явилась в ту же секунду — Ты — за целителем, я — за Реджисом. Быстро! А вы двое — только попробуйте сдвинуться с места! Привяжу обоих!       Он выбежал из комнаты быстрее, чем домовушка, и оставил дверь открытой. Яркий солнечный свет залил мрачные зелёные покои, и Том недовольно застонал, не в силах ни закрыть лицо, ни перевернуться, чтобы спрятать его.       Я вновь перелезла через друга, теперь уже садясь перед ним для того, чтобы прикрыть от яростных лучей, и дать возможность открыть глаза, не испытывая жуткой боли. Почувствовав это, Реддл с видимым усилием разлепил веки. Глаза у него были красные, и совсем не в том смысле, в каком они краснели у него обычно: из-за полопавшихся сосудов, белок был сплошь залит одним багрово-алым цветом, почти таким же тёмным, как радужка глаз. Я с трудом могла представить себе, насколько плохим должно было быть его состояние, когда его положили сюда, если даже сейчас он всё ещё выглядит так. Наверное, нам следует благодарить Мерлина за то, что он не умер.       А ведь подумать только — он не умер! Он сделал нечто настолько фантастическое, настолько масштабное, что это не укладывалось в голове. Он в одиночку, без всякого опыта, на моих глазах сотворил такую древнюю и сложную магию, какую, в подобном положении, вне всякого сомнения, не осилил бы ни директор Диппет, ни Поллукс Блэк, ни лорд Прюэтт, ни чёрт знает, кто ещё. Может, она подвластна Грин-де-Вальду, но разве можно сравнивать их? Вполне возможно, что я сижу на постели у самого великого волшебника, со времён Мерлина и Мордреда.       Я поборола желание порывисто обнять его, вызванное переполнявшими меня эмоциями, но с желанием вновь погладить его по волосам не справилась. Такая возможность вряд ли представится вновь — чтоб Реддл, да позволял себя трогать! Обычно это он хватал людей. Так, в какой-то момент я ощутила лёгкий холод на запястье — это Том пытался прилечь моё внимание, но силы сжать руку хоть сколько-нибудь ощутимо ему не хватало. –Л-лорд ж-жив? — прошипел Реддл, шире распахнув казавшиеся совершенно чёрными глаза. –Был, когда я его нашла. Но даже если так — едва ли он оправится. –И-исаак? –Я перерезала ему глотку и велела бросить в канаву. Возможно, жив.       Том недовольно забурчал — слишком тихо, чтобы я могла разобрать его слова, но достаточно, чтобы уловить посыл. Мельком в голове проскочила ехидная мысль, что выжил Реддл исключительно из любопытства и желание подтвердить свою очередную теорию. В противном случае его беспокойный дух так бы и ходил по коридорам поместья, выпытывая у окружающих их тёмные секреты. Кто ещё, проснувшись в подобном состоянии будет первым делом интересоваться такими вещами? –С-спроси у лорда, з-зачем он это с-сделал. С-сейчас ж-же. –Сделал что? –З-заключил с-сделку с Г-грин-де-В-вальдом.       Прежде, чем я успела переварить слова Реддла, в коридоре раздались торопливые шаги, вскоре перешедшие в бег. Целитель, такой жёлтый в своей мантии, что у меня самой от него мигом заболела голова, бросился к Тому, не церемонясь с препятствием, в виде меня. Единственным, что предотвратило падение, были руки Реджиса. Он поймал меня, и, прижав к своему плечу, оттащил в сторону. Вновь накатило желание расплакаться, но в этот раз я сдержалась, крепче вцепляясь в друга. А потом, словно удары тока, передо мной возникли картинки: Наёмник, с ножом в дюйме от моего лица, затем его голова, катящаяся по земле, и в нескольких шагах единственный человек, которого я ни за что не могла бы представить убийцей. Я отстранилась от него, желая взглянуть в лицо, но оно было всё тем же — чуть исхудавшим, с несколькими глубокими порезами на щеках, но таким же добрым и мягким, каким было всегда. Осознание, что я могла потерять и его вдруг свалилось мне на плечи.       И тогда внутри вновь вспыхнула эта первобытная, кровавая потребность: найти того, по чьей вине всё это произошло и всадить ему нож в сердце. И если Том прав — а он редко ошибается — эти поиски не будут слишком долгими. –Редж, нам нужно поговорить с твоим отцом. ***       У него не было выбора. Эта мысль причиняла ему боль с того момента, как брат ушёл из дома. Кто, если не он? Отец, казалось, предпочёл бы видеть на этом месте кого-угодно: хоть ребёнка, хоть коня, хоть мантикору. Впрочем, Реджис и сам был бы не прочь отказаться от этой роли.       А вот у них выбор был. Никто не просил их рисковать ради него. И, если Нагини и Тома никогда нельзя было ни в чём переубедить, то можно было попробовать хотя бы Антонина отговорить от этой затеи. Реджис умолял его, практически валяясь в ногах, уйти вместе с теми, кто эвакуировался. Долохов как никто другой должен был боятся всего произошедшего, в третий раз оказываясь в одной и той же ситуации, и только чудом выходя из неё живым. Но тот только посмеялся: «Ты правда думаешь, что я позволю этому говнюку забрать у меня последнее, что осталось? Я не буду сидеть и ждать, пока вы тут подохнете. Понятно?».       Никто их них ни на секунду не задумался, прежде чем вступиться за него, и, если уж они справились со своим страхом, то и он должен был. Бросаясь между вспышками заклинаний и бренчащими друг о друга лезвиями (которыми магам пришлось поражать выпущенных Долоховым из загона пятиногов, не реагирующих на любые заклятья) он вытаскивал оттуда раненых, останавливал кровь и накладывал шины, но не решался на убийство. Хотя зелёные вспышки запрещённого заклятия мелькали тут и там, он не мог сделать этого сам. Он ненавидел себя за эту слабость, за неспособность даже ради своих людей и своего дома перешагнуть через страх, но окружающие словно этого не замечали! Разве не видят они, что он не подходит для этой роли? Почему идут за ним? Почему благодарят?       Окружающий мир превратился в хаос, в котором всё растворилось. Он сосредоточился только на своём деле, стараясь не смотреть на лица тех, по чьим трупам ему приходилось бежать. Где-то там были люди, которые вырастили его, едва совершеннолетние ребята, с которыми он купался и нырял в речке, но Реджис видел перед собой лишь живых: тех, кому нужна была помощь, и кого он ещё мог спасти. Реджис бился, но не на смерть, а ради жизни.       Затем, весь бардак вдруг стих. Вспышек становилось всё меньше, армия врага начала пятится назад. По крайней мере те, кто смог преодолеть желание задрать голову и смотреть на крышу одной из башен, где стояла высокая и худая фигура с палочкой в руке. Том починил щит — это было больше, чем чудом — а потом пошатнулся и полетел вниз. Его падение успели замедлить как раз вовремя, чтобы Реджис, пробежав через всю территорию, застал его ещё в сознании, хотя и потерявшего возможность даже сидеть без поддержки. Он говорил и вёл себя нормально, но кровь стремительно отливала от его лица, губы синели, а дыхание становилось всё более прерывистым. –Окружите лагерь — напоследок деловито распоряжался он — Но не торопитесь с его уничтожением, нам понадобятся пленные. Лучше из командующего состава, если захватим Исаака — будет совсем хорошо. –Он сбежит и прихватит с собой отца, нам нужно спасти его. –Ничего ему не будет — за ним присматривает Аркур — Том фыркнул, словно не замечая, что его зубы покраснели от крови, начинающей наполнять рот — Впрочем, а может и поделом ему. –Что значит… куда ты её отправил?!       Том на этот вопрос уже не ответил. Он закрыл глаза, откинул голову, и, как бы Реджис не старался, он не мог нащупать его пульс. Грудь Реддла тоже, казалось, не вздымалась вовсе. Реджис был зол и напуган ещё больше, чем раньше. Но, если Тому он помочь ничем не мог, то вытащить Нагини должен был успеть. Как Реддл, Мордред его дери, вообще решил, что это отличная идея?! Не сказать ему не слова, отправив её в стан врага! Выбирая между жизнью лорда и её, Реджис принимал решение, недостойное наследника своей семьи.       Потому, когда Реджис увидел их обоих на грани смерти, он не задумываясь бросился в бой, чтобы спасти подругу. Никому и никогда он так не желал смерти, как тому человеку, что держал её. И это желание само собой обрело форму и вырвалось из его палочки без всяких слов. Кровь, забрызгавшая их обоих, немного привела его в чувство и эмоции сами собой вырвались наружу.       Чтобы не дать девочке истечь кровью до прихода целителей, Реджис не только перевязал ей ногу, но и, сделав надрезы у них обоих, поделился с ней своей. Этому трюку Лестрейнджа много лет назад научил астроном, потому что он, как и многие ритуалы, связанные с кровью, лежал в «серой зоне» магии, но Блэкшир бы наверняка разочаровался, узнай он, что у Реджиса даже на секунду не промелькнула мысль о том, чтобы сперва помочь отцу.       Всё произошло слишком быстро. С появления знака Грин-де-Вальда на деревьях и до того момента, как был найден и убран последний труп прошло ровно три часа. Уже светало. Реджис, не чувствуя усталости, грязный и хромающий стоял на том месте, где ещё совсем недавно был лагерь нападавших, и глядел, как вассалы убирают последнюю палатку и на том же месте копают яму для тел погибших врагов, которые теперь, одно на другом, были аккуратно разложены в канаве. В этот момент, в десятке футов перед ним появился один из совсем недавно вступивших на пост в Аврорате магов — Флимонт Поттер и несколько десятков авроров за его спиной. –Прочь — немедля бросил Реджис, при этом не делая даже попытки приблизится — Убирайтесь с нашей территории, или, клянусь Мерлином, вы отправитесь туда же, куда они.       Он красноречиво указал на канаву. –Лорд… — заикнулся представитель Министерства. –Я — Лорд! — прикрикнул он — И вы сейчас без разрешения находитесь на принадлежащих МНЕ землях. Передайте Министру Магии, что я желаю ему подавиться своей гордостью и с радостью посещу его похороны.       Не желая оставаться там ни минутой дольше, Реджис подал вассалам знак и все они, молча развернувшись, побрели в сторону щита. Лестрейндж шёл последним, чувствуя, как кровь, стучащая в висках, заглушала любые слова, которые могли бы до него долететь.       С того дня ковен закрыл свои территории на замок. Нельзя было ни войти, не выйти, совы бились о непроходимую стену и вынужденно оставляли все письма на земле, вне пределов досягаемости. Раз в день Антонин ходил собирать их и возвращался с кипой более увесистой, чем приходила первокурсникам в первый месяц учёбы. Там были все: от знатных представителей благородных семей, которым срочно понадобилось восстановить утраченные связи, до самых захудалых журналистов из самых бесполезных газет про спорт или уборку. Конечно, там были и официальные бумаги, но ничего из этого Реджис не читал.       А вот Долохов, напротив, находил очень терапевтичным каждый день в самых красочных выражениях строчить ответные послания. Он утверждал, что ему надо разрабатывать покалеченную руку, хотя и писал другой. В таком общении тот, надо полагать, находил отдушину. Потому что никого, кроме вечно занятого делами восстановления ковена Реджиса, у того не осталось. Том и Нагини, не очнулись ни на второй день, ни на третий, а их состояние не показывало никаких улучшений.       По долгу своей новой службы, Реджис обязан был подвести черту под потерями, точно сосчитав количество погибших. Кто-то умер на поле боя, кто-то позже, от полученных ран, но только трое человек так и остались без сознания: двое его друзей и сам лорд. И, если прибавить к страшному числу жизнь отца Лестрейндж мог, пусть и с трудом, то добавить в список погибших имена Нагини и Тома рука не поднималась. В самом буквальном смысле: он несколько раз в день брал в руки перо, чтобы записать их хоть куда-нибудь, пусть даже на пустой лист, но каждый раз бросал его, будто сама мысль об их смерти причиняла ему физическую боль. Он почти не спал те дни и с трудом глотал горький кофе, чтобы продолжать двигаться. Окружающим нужна была его поддержка. Они смотрели на него, и гордились и благодарили так, словно победа была его единоличной заслугой. Впрочем, до наступления четвёртого дня Реджис сам не знал, можно ли считать это победой.       Большого труда им с Долоховым стоило загнать Нагини обратно в кровать: она не успокоилась, пока не убедилась, что лорд Лестрейндж действительно без сознания. Антонин таскал её туда обратно, после чего снова заставил уснуть, чтобы снять эффект от обезболивающих, который, по его словам, «сделал её характер ещё более невыносимым». А вот Том быстро шёл на поправку. К вечеру того же дня он смог сесть сам и съесть половину тарелки супа, а к утру обрёл способность говорить в полный голос, хотя внешний вид его до сих пор оставлял желать лучшего.       Нагини тоже пришла в себя и, борясь с жуткой головной болью, потребовала сигареты и шоколадный кекс. Домовушка, обрадованная её выздоровлением, притащила целый торт, который девочка сидела и с удовольствием уплетала, когда все четверо наконец собрались в кабинете, принадлежавшем лорду. –Сколько у нас пленных? — осведомился Том, которому наконец позволили дорваться до дел. –Семеро, включая Исаака. Двое занимали важные посты, один был картографом, остальные не слишком важны. –А что начальник разведки? Такой молодой и черноволосый, с клеймом на щеке. Я его видела. –Среди трупов я не видел никого с клеймом на щеке, только на руках. Он мог бежать. –Плохо — хмыкнул Том — Что Министерство? –Пишет письма, говорят, что мы не можем держать пленных и должны их передать аврорам, но мы пока молчим — отрапортовал Долохов, вручая Тому одно из подобных писем. –Хер им, а не пленные — пробурчал Реджис себе под нос. –Конечно. Воооооот такой — подтвердила Нагини. — Но мы же не можем сидеть вечно взаперти, рано или поздно придётся поговорить с ними. Лучше сделать это до того, как что-то из произошедшего утечёт в массы. Ты должен дать комментарий для Ежедневного Пророка как можно скорее, чтобы мы могли обрисовать тебя там как героя и победителя зла, и тогда у нас будет преимущество в переговорах с аврорами. –Почему только меня? Вы тоже много для этого сделали. Люди упадут, когда узнают, какое чудо ты сотворил. –Пусть падают, а я ещё пожить хочу. Ты должен понимать: у каждого, кто в этом участвовал, теперь на спине висит мишень. Грин-де-Вальд отомстит за это унижение, и не стоит лишний раз подставляться. У тебя, я боюсь, нет выбора. –Жаль — искренне вздохнул Реджис, и съел ещё одну ложку торта, которым его угощала Нагини. –В ближайшие дни, нам нужно будет написать в Министерство, что ты собираешься воспользоваться своим правом собрать Визенгамот по этому вопросу. Отправимся туда вместе, и постараемся продавить какие-нибудь привилегии для ковена. Они нарушили закон, когда не явились вовремя, нам нужно извлечь из этого максимальную выгоду. –Я, конечно, извиняюсь, но хотелось бы вернуться к вопросу о лорде — подала голос Аркур — Как это всё вообще вышло?       Том замялся. Он бросил взгляд в сторону Реджиса, удостоверяясь, что эта тема для него не будет слишком чувствительной и прочистил горло, прежде чем начать. –Я думал над этим вопросом: как лорд оказался в плену, и никто не узнал об этом? Он не выходит за пределы ковена один. Я не видел для этого разумных причин, потому обратился к тому вассалу, который чаще всего взаимодействовал с отцом Реджиса, и тогда картинка стала складываться. Непонятная болезнь матери, диагноз которой не поставили даже в Мунго, но лечить которую в других странах её муж даже не пытался, как бы меня не убеждали в их сильной привязанности друг к другу, отказ лорда сотрудничать с Министерством, да такой резкий и скандальный, что попал во все газеты, его постоянные исчезновения на протяжении последних месяцев и, конечно, то, что нападавшие точно знали внутреннее устройство ковена, хотя никто из жителей не был похищен и допрошен, чтобы рассказать им об этом. Так что я, заранее извиняюсь перед Реджисом, по пути на крышу заглянул в покои леди Лестрейндж —даже Том понимал, как плохо это должно было звучать со стороны, и одарил друга ещё одним извиняющимся взглядом — Давно у неё эта рана на запястье? –Она поранилась ещё до того, как слегла. –И рана не затягивается, что бы вы не делали? Ничего не напоминает?       Он кивнул на перебинтованную ногу Аркур, повязка на которой вновь пропиталась кровью. Девочка только хмыкнула, и, вместо испуга, потянулась за ещё одной сигаретой. А вот Реджис приготовился к худшим новостям. –Я предполагаю, что металл, которым они пользовались, проклят. Он не только не даёт ране затянуться, но и медленно распространяет яд по организму. Отравив твою мать обманным путём, как спящую красавицу прялкой, они стали шантажировать твоего отца. Лояльность в обмен на лечение. Сперва он, конечно, пытался ей помочь, но ему наверняка дали понять, что снять это проклятье, как и многие другие, можно только двумя способами: тот, кто наложил его, должен сделать это сам, или придётся убить наложившего. Идти войной на Грин-де-Вальда он, конечно, не решился, но это объясняет, почему единственными лекарствами, которые я нашёл, были всевозможные сорта противоядий — это была его последняя попытка спасти её без помощи со стороны. Думаю, что, когда он всё-таки решился на переговоры, они и схватили его. Тут ведь всё сходится: умирающая жена, похороны любимого сына… АЙ!       Аркур зло зыркнула на него, угрожающе поднимая вторую подушку с кресла. –Я хотел сказать СТАРШЕГО сына. Это плодородная почва, чтобы воспользоваться им и получить всё необходимое силой. –Значит, теперь нам тоже нужно противоядие, пока Нагини, ну… Хотя я бы предпочёл убийство Грин-де-Вальда, просто чтоб вы знали — вмешался Долохов. –Не нужно — отмахнулся Том — Вряд ли проклятье подействует на животное. –Спасибо за комплимент. –Я имел в виду, что ты скорее змея, чем человек. А такие сложные проклятья очень специфичны и не действуют на любую живность без разбора. Новолуние уже завтра — немного пострадаешь, превратишься и будешь как новенькая. Теоретически. –Не люблю теорию — фыркнула она — А лорд? Он теперь тоже отравлен? –Полагаю, что так. Следует узнать подробности об этом яде у Исаака. Если он вёл переговоры с ним, то, скорее всего, осведомлён о другой возможности лечения, если она есть. Вы уже допрашивали его? –Нет ещё. Я должен, но пока не готов. –Тебе и не нужно, когда есть профессионалы. Аркур? –С садистским удовольствием — засмеялась Нагини, расплываясь в зловещей улыбке — Сначала он меня пытал, теперь моя очередь. Око за око и всё такое. –Решено. Хромай туда прямо сейчас. Тогда Реджис пока займётся делами ковена, Долохов напишет письма в Пророк и Министерство, а я подготовлю нашу легенду для обоих. Видит Мордред, я буду чертовски рад, когда полетят головы тех, кто бросил нас здесь.